Текст книги "Мастера детектива. Выпуск 1"

Автор книги: Агата Кристи

Соавторы: Жорж Сименон,Себастьян Жапризо,Джон Ле Карре
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 46 страниц)

Глава 15
ДОРОГА К ФИЛДИНГУ

Смайли положил трубку и быстро прошел мимо стола портье к дверям отеля. Надо немедля к Ригби. Уже в дверях его окликнули. Обернувшись, он увидел своего старого недруга – ночного портье. Это исчадие вечной ночи вышло теперь на дневной свет и манило его серой рукой.

– Вас вызывают в полицию, – известил портье с нескрываемым удовольствием. – Мистер Ригби позвонил, инспектор. Сию чтобы минуту шли. Понятно?

– Я и так иду, – сердито огрызнулся Смайли. И, толкая дверь, он слышал, как старик вдогонку повторял: – Сию минуту, поняли? Там ждут.

Шагая по улицам Карна, он в сотый раз думал о том, как темны мотивы человеческих поступков: никакой не выведешь тут истины. Ничего незыблемого, несомненного – ни тебе в чистейшей логике, ни в туманнейшем мистицизме. А всего темней мотивы человека, когда он прибегает к насилию.

Находил ли убийца – столь близкий теперь к разоблачению, – находил ли он приятность в скрупулезном проведении своих планов? Ибо уже не приходилось сомневаться, что убийство разработано было до мельчайших подробностей, и ту деталь включая, что орудие убийства оказалось так необъяснимо далеко от места. Продумано насквозь до ложных нитей и улик, вводящих в заблуждение; рассчитано на впечатление отсутствия расчета – убил, мол, из–за нитки бус. Теперь и загадка следов разрешилась – галоши в посылку, а сам прошел дорожкой к воротам, и следы потом затерлись множеством ступавших ног.

У Ригби был усталый вид.

– Полагаю, вы слыхали новость, сэр?

– Какую?

– Про ученика из филдингова корпуса, что с вечера пропал?

– Нет. – Смайли ощутил вдруг тошнотную слабость. – Нет, ничего не слышал.

– А я–то думал, вы знаете. Вчера вечером, в половине девятого, нам позвонил сюда Филдинг. Староста его корпуса, Перкинс, не вернулся из Лонджимида, с музыкального урока у миссис Харлоу. Мы подняли людей, начали поиск. Патрульную машину послали по дороге, которой Перкинс должен был возвращаться – он на велосипеде ехал. С первого захода они ничего не приметили, но на обратном пути водитель остановил машину у подножия Лонджимидского холма – там, где мочажина. Ему подумалось, что парнишка мог разогнаться сверху и упасть в ложбине с велосипеда. Там его и нашли, в воде наполовину, а велосипед рядом лежит. Мертвого.

– О господи!

– Мы о находке сразу не сообщили прессе. Родители парнишки в Сингапуре. Отец – армейский офицер. Филдинг дал им телеграмму. Мы связались также с военным министерством.

Помолчали, затем Смайли спросил:

– Как же это произошло?

– Мы закрыли там движение, пытаемся восстановить в деталях. У меня там сейчас агент обследует. Беда в том, что до утра мало чего можно было сделать. Плюс к тому, натоптали кругом мои люди, и винить их не будешь. По виду – вроде бы упал внизу в ложбине и ударился о камень головой, правым виском.

– Как принял известие Филдинг?

– Очень потрясло его. До того потрясло, что раньше бы сказали – не поверил бы я, честно говоря. У него прямо руки опустились. Надо было ему всякое там делать – телеграмму родителям, сообщить дяде Перкинса, что в Виндзоре живет, и тому подобное. А он все это на свою экономку, на мисс Трубоди. Если бы не она, не знаю, что б он делал. Я с полчаса побыл там, а потом нервы у него сдали полностью, и он попросил меня уйти.

– Как это – сдали полностью? – быстро спросил Смайли.

– Да так – расплакался. Как ребенок, – сказал бесстрастно Ригби. – И не поверить бы даже.

Смайли протянул инспектору сигареты и сам закурил.

– Значит, надо полагать, несчастный случай? – проговорил он.

– Надо полагать, – деревянно отозвался Ригби.

– Пожалуй, – сказал Смайли, – прежде чем нам дальше действовать, сообщу мою новость. Я как раз шел к вам, когда вы позвонили. Передала только что мисс Бримли. – Ив своей точной, слегка педантичной манере он пересказал все, что сообщила ему Эльса Бримли, и объяснил, как ему пришло на ум поинтересоваться содержимым посылки.

Смайли сидел и ждал, пока Ригби звонил в Лондон. Почти машинально Ригби перечислил в трубку, что требуется сделать: посылку со всем содержимым изъять и подвергнуть немедленно экспертизе; поверхности обследовать на предмет отпечатков пальцев. Он сам привезет в Лондон образцы почерка Перкинса и экзаменационную его работу: потребуется отзыв эксперта по почеркам. Нет, он приедет поездом, что отправляется из Карна в 4.25 и прибывает на вокзал Ватерлоо в 8.05. Как там, машину за ним на вокзал не пришлют? Пауза, а потом Ригби раздраженно сказал: – Шут с ним, возьму такси. – И резко положил трубку. Сердито поглядел на Смайли, усмехнулся, дернул себя за ухо и сказал: – Виноват, сэр. Вскидчив стал немного. – Он кивнул головой на дальнюю стенку кабинета. – Оттого, видно, что приходится воевать на столько фронтов. Я должен буду доложить об этой посылке шефу, только сейчас его нет – на охоте, голубей поехал пострелять с приятелями, так что скоро вернется, но я фактически не говорил ему про вас тут, и если вы ке возражаете, то я и…

– Разумеется, – подхватил Смайли. – Гораздо проще, чтобы я был в стороне.

– Скажу ему, что осмотр посылки входил в обычную общую проверку. Позднее–то нам придется упомянуть о мисс Бримли… Но зачем теперь запутывать и без того запутанное, верно?

– Верно.

– Полагаю, Джейни надо будет отпустить… А ведь она права была – насчет крыльев серебряных в лунном свете.

– Я бы… нет, нет, Ригби, я бы не отпускал ее, – сказал Смайли с необычным для него жаром. – Держите ее у себя как можно долее. Бога ради, никаких больше несчастных случаев. Довольно с нас.

– Вы, значит, не верите, что смерть Перкинса – несчастный случай?

– Ну конечно же, нет, – вырвалось у Смайли, – Да ведь и сами вы не верите?

– Я агента поставил на это дело, – спокойно ответил Ригби. – Сам не могу им заняться – на мне убийство Стеллы Роуд. Не обойтись теперь шефу без Скотланд–Ярда, а зло свое сорвет на нас, конечно. Шеф думал, все уже кончилось, кроме газетного шума.

– А тем временем?

– А тем временем, сэр, душа вон, а найду убийцу Стеллы Роуд.

– Если, – медленно проговорил Смайли, – если найдете на этом плаще отпечатки иальцев, в чем я сомневаюсь, то будет ли у вас… местный материал… для сравнения?

– У нас, само собой, есть отпечатки пальцев Роуда и Джейни.

– А отпечатков пальцев Филдинга нет? Ригби помолчал.

– Фактически они у нас имеются, – сказал он наконец. – Давнишние еще. Никак не связаны с этим делом.

– Знаю, это во время войны, – сказал Смайли. – Брат его рассказывал мне. На севере Англии произошло. Дело замяли вроде бы?

Ригби кивнул.

– Да, насколько я слыхал, об этом знают только Д'Арси с сестрой, ну и ректор, конечно. У Филдинга это в каникулы случилось – с курсантиком из летного училища. Шеф мне тут пошел навстречу…

Простясь пожатием руки, Смайли спустился по знакомой сосновой лестнице. Он снова отметил учрежденческий запашок карболового мыла и пасты для натирания паркетов. Пахло, как в доме у Филдинга.

Он не торопясь направился обратно к «Гербу Солеев». Но на повороте к отелю заколебался и, видимо, передумал. Медленно, почти против желания, он повернул к Аббатству и южной кромкой подворья прошел к дому Филдинга. Вид у Смайли был тревожный, чуть ли не испуганный.

Глава 16
ЛЮБИТЕЛЬ МУЗЫКИ

Открыла ему мисс Трубоди. Веки у нее были красные, словно бы от слез.

– Нельзя ли повидать мистера Филдинга? Мне хотелось бы проститься.

– Мистер Филдинг очень расстроен, – замялась мисс Трубоди. – Вряд ли он примет гостей.

Впустив Смайли в холл, она пошла к двери кабинета. Постучала, приблизила ухо, затем тихо повернула ручку и вошла. Вернулась она нескоро.

– Он сейчас выйдет, – сказала она, не глядя на Смайли. Пожалуйте ваше пальто. – Подождала, пока Смайли стягивал с себя пальто, повесила рядом с ван–гоговским стулом. Постояли молча, глядя на двери кабинета.

И вот внезапно в проеме полураскрытой двери возник Филдинг – небритый, без пиджака.

– Ради господа бога, – сказал он хрипловато, – что вам угодно?

– Всего–навсего проститься, Филдинг, и выразить вам соболезнование.

Грузно привалившись к косяку, Филдинг пристально поглядел на Смайли.

– Что ж, прощайте. Благодарю за визит. – Филдинг вяло сделал ручкой. – Вам как будто можно бы и не беспокоиться самому, – прибавил он грубо. – Можно бы и ограничиться присылкой визитной карточки?

– Да, можно бы. Но меня поразила трагичность случившегося. Как раз, когда он был уже так близок к успеху…

– Вы к чему это, черт побери? Что вы хотите сказать?

– Я про его успехи в учебе… Мне рассказал Саймон Сноу. Прямо поразительно, как он преуспел у Роуда.

Длинное молчание. Затем Филдинг проговорил:

– Прощайте, Смайли. Благодарю, что навестили. – И стал было поворачиваться, чтобы уйти в кабинет, но Смайли остановил его словами:

– Не за что… не за что. Вероятно, и беднягу Роуда приободрили результаты письменной работы. Для Перкинса ведь это был в какой–то степени вопрос жизни и смерти. Провал на этом экзамене означал бы оставление на второй год и даже, полагаю, исключение из школы – несмотря на то что он был старостой. А значит, не могло бы и речи быть о военном училище. Бедный Перкинс – ему было–таки за что благодарить Роуда. И вас, конечно, тоже, Филдинг. Вы, надо думать, оказали ему неоценимую помощь… вы вместе с Роудом; Роуд и Филдинг. Надо бы, чтобы его родители об этом знали. Они ведь вовсе не богачи, я слышал. Отец армейский офицер, в Сингапуре служит, не так ли? Немалых им это стоило лишений – содержать сына в Карне. Им будет утешительно узнать, сколько здесь для их мальчика сделали. Не правда ли, Филдинг? До вас, я думаю, дошла последняя новость, – продолжал Смайли, Он был очень бледен. – Об этой несчастной побирушке, убившей Стеллу Роуд. Властями решено, что она вменяема. Пожалуй, и повесят ее. Это уже третья, значит, смерть будет? А знаете, какую я вам странную вещь скажу, Филдинг, сугубо между нами. Не знаю, как вы, а я не верю, что это она убила. Вот нисколько не верю.

Он не глядел на Филдинга. Сцепив свои маленькие руки за спиной, ссутулив плечи, склонив голову набок, Смайли точно прислушивался, ожидая ответа.

Видно было, что слова Смайли причиняют Филдингу физическую боль. Он медленно покачал головой.

– Нет, – сказал он, – нет. Карн их убил. Карн. Только здесь могло это случиться. Это наша вечная игра на устранение. Разделяй и властвуй! – И, глядя на Смайли в упор, он воскликнул: – А теперь, ради господа, ступайте! Вы добыли ведь, что вам требовалось! Прикнопили меня своими кнопочками? Да? – И к смятению Смайли, он зарыдал, заходил весь судорожными всхлипами, зажав глаза рукой и сделавшись сразу гротескно–смешным. Косолапо вывернув громоздкие свои ступни, плакал он по–детски и пытался сдержать слезы подагрической рукой. Мягко уговаривая, Смайли увел его в кабинет, бережно усадил у потухшего камина. И заговорил негромко и с состраданием.

– Если догадка моя верна, то времени мало, – начал он. – Я хочу, чтобы вы рассказали мне о Тиме Перкинсе, об этом экзамене.

Пряча лицо в ладонях, Филдинг кивнул.

– Его ведь ожидал провал, не так ли? Провал и оставление на второй год – вернее, исключение. (Филдинг молчал.) После экзамена в тот день Роуд вручил ему портфель с работами и велел занести к вам. Роуд оставался дежурить в церкви, оттуда он, не заход я домой, шел в гости к вам, а потом намеревался еще поздно вечером править работы.

Филдинг отнял руки от лица, откинулся в кресле, запрокинув свою большую голову, не открывая глаз. Смайли продолжал:

– Перкинс ушел домой в корпус, занес вам перед вечером портфель, доверенный ему Роудом. Перкинс ведь, в конце концов, был корпусной староста, лицо доверенное… Отдал вам портфель, и вы спросили, справился ли он с работой.

– Он заплакал, – неожиданно проговорил Филдинг. – Навзрыд, как только дети могут.

– И, расплакавшись, признался вам, что сплутовал? Что подглядел дома верные ответы и дописал? А назавтра, узнав об убийстве Стеллы Роуд, он вспомнил, что видел в портфеле еще кое–что?

– Нет! – вскричал Филдинг, резко поднявшись. – Пойми те, Тим не стал бы жульничать даже для спасения своей жизни! В том–то и вся соль и вся проклятая ирония. Жульничал не он еовсе. Дописал за него – я!

– Но это невозможно же! У вас же почерк другой!

– Писано было шариковой ручкой. Там одни формулы и схемы. Когда он отдал мне портфель, ушел, я посмотрел его работу. Полнейший мрак – он сделал только два пункта из семи. И я дописал за него. Списал просто ответы из учебника синей шариковой ручкой. Мы все такими пишем. Они продаются здесь в лавке. Я, как мог, скопировал его почерк. Всего строчки три цифр. А остальное схемы.

– Значит, не он, а вы открыли портфель? Не он, а вы увидели…

– Да, да. Говорю же вам – не Тим, а я! Тим и для спасения жизни не способен обмануть! Но расплачиваться пришлось Тиму… Когда объявили оценки, Тим понял, должно быть, что тут что–то нетак. Ведь он отвечал лишь на два вопроса из семи, а оценили в шестьдесят один балл. Но больше он не знал ничего, ни–че–го!

Долго оба молчали. Филдинг высился над Смайли, торжествуя, что снял с себя тяжесть тайны, а Смайли глядел куда–то мимо, напряженно–сосредоточенно сведя брови. Наконец Смайли проговорил:

– И, услышав об убийстве Стеллы, вы поняли, конечно, чьих это рук дело?

– Да, – ответил Филдинг. – Я понял, что убил ее Роуд.

Филдинг налил себе коньяку и гостю налил. К Филдингу, видимо, вернулось уже самообладание. Он сел, задумчиво глядя на Смайли.

– Я нищ, – сказал он, помолчав. – За душой ни копейки. Никто об этом, кроме ректора, не знает. То есть они знают, что обстоятельства мои стеснены, но сколь безнадежно стеснены – не знают. Много лет тому назад я свалял дурака. Попал в передрягу. Было это во время войны, во времена дикой не хватки персонала. У меня здесь под началом был корпус, и мы вдвоем с Д'Арси заправляли, собственно, всей школой. Мы – школой, а ректор – нами. И тут–то я свалял осла. Это случи лось на вакациях. Я отправился на Север читать цикл бесед в военно–воздушном училище. И там преступил черту дозволенного. Прегрешил весьма серьезно. Меня задержали. А затем является Д'Арси в своем провинциальном пальтеце и привозит условия ректора: возвращайтесь, дорогой мой, в Карн, и забудем случившееся; продолжайте, дорогой коллега, быть наставником корпуса, питать своей мудростью птенцов. Огласки делу не дано. Мы знаем, что это никогда не повторится, дорогой мой, а с персоналом у нас крайиетуго. Возвращайтесь к нам на «временных» началах. И я вернулся и по сей день хожу во временных и каждый декабрь с тех пор низко кланяюсь дражайшему Д'Арси, чтобы возобновили мой контракт. И разумеется, никакой пенсии. Придется доживать век репетитором на подготовительных курсах. Есть такие в Сомерсете, куда меня берут, В четверг мне в Лондоне назначена встреча с их заведующим. Нечто вроде свалки для вышедших в тираж учителей. Ректора пришлось уведомить, поскольку требовалась его рекомендация.

– Поэтому вы и не могли открыть имя убийцы? Из–за Перкинса?

– Да. В том смысле, что начались бы всякие дознания. Я ради Тима молчал. Попечительскому совету не понравилась бы такая моя… чрезмерная привязанность… Выглядит она ведь некрасиво… Но это совсем нетого сорта привязанность, Смай ли, совсем уже иного. Вы не слышали, как он играет на виолончели? Он не волшебник, но иногда играл так xopoшo с какой–то прилежной простотой, неописуемо милой. Мальчик он неуклюжий, и тем сильнее удивляла его игра. Жаль, вам не привелось слышать.

– Ивы не хотели впутывать Перкинса. Если бы вы заявили в полицию о том, что увидели в портфеле, то в итоге и на Тима бы легло навечное пятно.

Филдинг кивнул.

– Во всем постылом Карне одного его я любил.

– Любили? – переспросил Смайли.

– Ради господа бога, – изнеможенным голосом проговорил Филдинг. – А что в этом дурного?

– Его родители хотели, – продолжал Филдинг, – чтобы он поступил в Сэндхерстское военное училище, а я, признаться, не хотел. Я думал – продержу его здесь еще семестр–другой, а там смогу добыть ему, возможно, консерваторскую стипендию. Потому и назначил его старостой – авось родители, увидя, на каком он здесь счету, не станут забирать его. – Филдинг сделал паузу и прибавил: – Никудышный был из него староста.

– Что же именно обнаружили в портфеле, когда открыли его, чтобы взять экзаменационную работу Тима? – спросил Смайли.

– Пластиковую прозрачную накидку… из этих, что ли, «карманных» плащиков… пару старых перчаток и самодельные галоши.

– Самодельные?

– Да. Низы, по–моему, резиновых сапог с обрезанными голенищами.

– И больше ничего?

– Нет, еще кое–что. Большой кусок толстого кабеля – я подумал, он ему понадобился как наглядное пособие. А плащ и галоши носить с собой в зимнюю слякоть вполне как будто естественно. Но позже, узнав об убийстве, я понял, как Роуд совершил его. А знаете вы, почему он убил Стеллу? – И Филдинг помолчал, как бы колеблясь. – Роуд у нас – подопытный кролик, – начал он. – Это первый допущенный на пробу в Карне учитель из классической школы. Мы, собственно, почти все карнианцы. С младых ногтей привычны. А Роуд непривычен, и Карн ему ударил в голову. Карнианский – значит светский, знатный, а сии качества Роуда пленяют. Жена–то его других правил, и правила ее ничуть не хуже наших. Я наблю дал иногда за Роудом по утрам в Аббатстве на воскресной службе. Преподаватели садятся с краю скамей, у прохода. Я следил, бывало, за выражением его лица, когда мимо шествует хор в белых и алых одеждах и ректор в докторской мантии, а за ним директорат и попечители. Роуд хмелел – хмелел от карнианской гордости. О, для питомцев классических школ мы – вино хмельное. И то, что Стелла не разделяла его гордости, глубоко, должно быть, уязвляло Роуда. Это было заметно. В тот вечер, что они обедали у меня – в вечер убийства, – у них за столом вышла ссора, хоть я и никому об этом ни гу–гу.

На повечерии перед тем ректор прочел проповедь на тему «Прилепитеся к доброму». У Роуда за обедом эта проповедь не сходила сязыка – он, видите ли, не привык пить, и его с рюмки разбирает. Жена его в Аббатство не ходила – она посещала тусклую эту молельню у вокзала. А Роуд все восхищался красноречием ректора, без конца превозносил красоту нашей литургии, величие, благородство. Стелла слушала, слушала, а потом со смехом сказала: «Бедненький мой Стэн. Ты для меня всегда Стэном останешься». Я никогда еще не видел человека настолько разозленного. Он побледнел весь.

Филдинг откинул со лба непокорные седые пряди и продолжал – уже в прежней своей театральной манере:

– Я и за ней, бывало, наблюдал – на званых обедах. Не только у себя здесь, а и в других местах, куда мы бывали званы. Наблюдал, как она делает наипростейшее – скажем, ест яблоко. Не разрежет его прежде начетверо, как мы, а очистит от кожуры все целиком, систематически, по кругу, затем нарежет меленько – приготовит полностью к еде. Ни дать ни взять шахтерская жена чистит яблоко для супруга. И ведь она же видела, как у нас принято, но ей и в голову не приходило, что надо подражать. Я восхищаюсь такой независимостью. Пола гаю, и вы тоже. Но не Карн – и не Роуд. Уж Роуда никак это не восхищало. Он косился на нее, и внутри у Роуда зрела, думаю, ненависть к ней. Зрело убеждение, что она – препятствие к успеху, единственная препона его блестящей карьере. А придя к такому выводу, что мог он предпринять? Развестись нельзя – развод нанес бы ему вред еще больший, чем строптивая жена. Роуд знал, как посмотрят в Карне на развод; Карн, не забывайте, – заведение церковное. И он убил ее. Рассчитал в деталях грязное убийство; пораскинув своим куцым ученым умишком, сфабриковал все требуемые улики, указующие на убийцу, которого не существует.

Но стоп! Тим Перкинс получил шестьдесят один балл – оценку невозможную, – значит, Перкинс сплутовал. Была и возможность у Перклнса – ему доверен был портфель. Снова Роуд пораскинул умишком и решил, что Тим открывал портфель и видел плаш, сапоги, перчатки. Видел кабель. Тогда Роуд и Перкинса убил.

С удивительной энергией Фшщингвскочил, налил, выпил. Лицо его было красно и выражало почти ликование.

Смайли встал.

– Когда вы будете в Лондоне? В четверг?

– Да, я условился с заведующим – мы завтракаем с ним в одном из этих мерзких клубов на Пэл–Мэле. Всегдашнее у меня невезение с клубами, а у вас? Но боюсь, теперь не слишком много смысла в нашей с ним беседе, раз вся эта история выйдет наружу. Даже и в репетиторы меня не возьмут. Смайли помолчал, подумал.

– Вечером в четверг прошу ко мне – отобедать. Если угодно, и переночевать. Я приглашу еще одного–двух знакомых. Компания составится. К четвергу самочувствие ваше улучшится. Поговорим. Возможно, я смогу помочь вам… в память Адриана.

– Благодарю вас. С удовольствием. Помимо той беседы, у меня к тому же в Лондоне разные мелкие дела требуют упорядочения.

– Хорошо. В без четверти восемь. Байуотер–стрит, Челси, дом 9–а.

Филдинг записал адрес в блокнот–календарь. Рука его нимало не дрожала.

– Галстук черный? – осведомился Филдинг с пером в руке, и некий бесенок толкнул Смайли ответить:

– Да, но это не суть важно. Минута молчания.

– Надо полагать, – начал Филдинг нащупывающе, – что на суде непременно получит огласку все связанное со мной и Тимом? Ведь в таком случае я человек конченый. Безвозвратно конченый.

– Не вижу, как можно избежать огласки.

– Но как бы ни было, а я уже гораздо лучше себя чувствую, – сказал Филдинг. – Гораздо.

Кратко простившись, Смайли вышел и быстрым шагом направился обратно в полицию – довольно твердо уверенный в том, что давно не встречал такого законченного лжеца, как Филдинг.