Текст книги "В большой семье"

Автор книги: Аделаида Котовщикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Глава шестая. Кто ищет, тот всегда найдет

Не надо терять надежды…

– Пока, к сожалению, ничем не могу вас порадовать, – сказала Ксения Семеновна Вихрова.

Лицо Сахарова помрачнело. Он облокотился на стол и тяжело вздохнул.

Раз в полторы недели, а то и чаще Иван Антонович заходил после работы в отдел розыска Гороно.

Всегда приветливая и ласковая, инспектор Ксения Семеновна подробно рассказывала ему о том, что делается, чтобы отыскать его сына. Но ничего утешительного сказать она до сих пор не могла. Казалось, Алеша Сахаров пропал бесследно.

Ксения Семеновна с теплым сочувствием взглянула на своего собеседника.

– Пока, – она сделала ударение на этом слове, – ничего определенного еще нет. Но мне кажется, что скоро мы будем иметь данные…

– Почему вы так думаете? – оживился Сахаров.

– Поиски сейчас идут по линии отдела опеки. Вы это знаете. Я вам говорила, что мы запросили те районные отделы народного образования, где происходило усыновление маленьких ленинградцев. Нам прислали огромный список таких детей. Из этого списка мы выбрали Сахаровых Алексеев…

– Так, значит, не один Алеша Сахаров из Ленинграда остался без родных и был отправлен на «Большую землю»?

– Конечно, не один, – улыбнулась Ксения Семеновна. – Алексеев Сахаровых, вывезенных из Ленинграда и впоследствии усыновленных или взятых на опекунство, оказалось девять человек.

– Как много! – удивился Сахаров.

Ксения Семеновна кивнула и продолжала:

– Из них пять Алексеев Ивановичей. У четверых отчество другое, но, на всякий случай, мы их тоже приняли во внимание. Относительно всех девяти Алешей мы послали запросы на места. Нас особенно интересовало, где, когда и при каких обстоятельствах усыновили этих мальчиков. Мы просим возможно точнее выяснить все подробности…

– Ответа еще не было? – взволнованно спросил Сахаров.

– Из трех, самых ближних мест, уже поступили ответы. Но данные не подходят. А вот из дальних мест еще придется подождать ответ.

– Как всё это длительно!.. И как сложно!

– Разумеется, не быстро. Ведь расстояние значительное. И, кроме того, всюду надо поднимать архивы, устанавливать точные данные…

– Иной раз мне кажется: так мы никогда ничего и не узнаем, – грустно признался Иван Антонович.

– Вот это уж совсем напрасно! – воскликнула Ксения Семеновна. – Ни в коем случае не надо терять надежды. Да знаете ли вы, товарищ дорогой, какие труднейшие, запутанные случаи удавалось нам распутывать? Только на-днях мы нашли девочку. Разыскивал ее старший брат, теперь курсант. Приходит ко мне такой парень, грудь в орденах, и говорит: «Найдите мою сестренку. Одна она у меня осталась, самая наша младшенькая. Семья была большая и вся во время войны погибла». А обстоятельства были такие: дом разбомбило, погибли там многие… – Ксения Семеновна вздохнула. – Двухлетнюю девочку вытащили из-под развалин и отнесли в ближайший госпиталь. Документов при девочке, разумеется, не было никаких. Ребенок был испуган, ошеломлен бомбежкой. И что может знать и помнить двухлетняя крошка?

– И все-таки ее нашли через четыре с лишним года? – поразился Сахаров. – Но как? Каким образом?

– Единственной путеводной ниточкой, связывавшей девочку с прошлым, была вышивка на платье. Девочку, очевидно, собирались отправить на дачу с детским садом или с яслями. Но не успели… И вот на всей одежде ребенка – на платьице, на рубашке, на переднике, на чулках – было заботливо вышито: «Гусева Оля». Это было записано при поступлении девочки в госпиталь. И, само собой разумеется, был записан адрес того разбомбленного дома, из которого девочку принесли.

– И потом, когда девочку отправили в «Дом малютки», всё это взяли на заметку, – подсказал Сахаров.

– Да. Девочку принесли в госпиталь чужие люди. Неверно я сказала. Не чужие, а просто незнакомые. Как в большой семье, живем мы в нашей стране. Каждый готов позаботиться о другом. Вы думаете, Иван Антонович, что детский дом, откуда потерялся ваш сын, хоть на минуту забыл о нем? Конечно, они сразу же дали знать о пропаже мальчика и в детприемники и в угрозыск. Поисками вашего сына заняты многие люди. Так что запаситесь терпением, – добавила она, мягко улыбаясь.

– Спасибо вам, – всегда вы меня подбадриваете… – сказал Сахаров, прощаясь с инспектором.

Я его найду

Ося упрекал себя за то, что в последнее время он ничего не предпринимал для поисков Алика. Уж очень много интересного происходило кругом.

Недавно состоялось очередное комсомольское собрание, посвященное выборам в Верховный Совет СССР. Мальчики делали небольшие доклады. Ося рассказывал о выборах в капиталистических странах. Два вечера он просидел в читальне над газетами и брошюрами.

Немало времени отнимала работа в школьной мастерской наглядных пособий, где мальчики с увлечением вытачивали, клеили, раскрашивали разные приборы и макеты. Руководил мастерской учитель географии, веселый живой старик, организатор многих интересных дел. А Ося всегда был энтузиастом географии.

Экскурсии в музеи и за город! Шахматный кружок!

И ведь почти каждый день мальчики писали контрольную по какому-нибудь предмету: кончалась первая четверть.

Все эти дела и отвлекали Осю от поисков Алика.

Оська и Павлик сидели на диване и разговаривали вполголоса.

За круглым столом Оля занималась с Маней Крючковой, отстававшей по русскому языку.

А за письменным столом, наклонив голову набок, выводил буквы Димка.

Матвей Иванович сидел рядом в кресле и читал, часто приподнимая очки на лоб и издали заглядывая в димкину тетрадку.

– Павлушка, ну, как же быть-то? – понизив голос, взволнованно говорил Ося.

– Ты это о чем?

– Ну, ясно, об Алике. Ты не забываешь спрашивать в ремесленном?

– Своих уж всех спросил. Еще тогда. В соседнем ремесленном учится Сахаров, так он Петр, а не Алексей. Иван Антонович сам уже всюду узнавал. И через Гороно и в других местах. Да вот не находится. А по радио теперь не передают, кто родственников разыскивает. Во время войны, помнишь, передавали около шести часов утра… Да жив ли твой Алик? Ведь мы и этого не знаем.

– Жив, жив! – убежденно ответил Оська. – Мне даже кажется, что он где-то здесь, в Ленинграде.

– Почему? А вдруг в Казахстане?

– А вот почему. Ты ведь тоже уезжал на Урал, а вернулся, правда?

– Конечно, вернулся. Еще бы! Мы ведь ленинградцы. Матери каждую ночь Ленинград снился.

– Вот видишь! А ведь Алик тоже ленинградец. Постоянный… как это говорится? Коренной. Он тут родился. И, главное, отец его из армии сюда должен был вернуться, он же знал об этом. Теперь он большой парень, как мы с тобой. Нет, нет, он непременно должен был сюда стремиться!

Ося порывисто вскочил, потом снова сел верхом на стул и, опершись локтями на спинку, подпер кулаками щеки.

– Заданное условие: он живой. Спрашивается: как его найти? Вот задача! Потруднее всякой геометрии. Как ее решить? А, Павлушка?

Павлик в раздумье покачал головой.

Ося помолчал и зашептал, глядя на друга горящими глазами.

– Знаешь, Павлик, кто его сразу мог бы разыскать? Знаешь?

Павлик кивнул.

– Я понимаю, про кого ты говоришь. Но ведь нельзя же беспокоить. Если все будут к нему обращаться…

– Вот именно! Другого такого занятого человека на всей земле нет. Не понимаю я, что ли? Это уж я на самый-самый крайний случай говорю. Но я уж так и решил: если до весны ничего совсем не узнаем, напишу Сталину письмо. А все-таки его найдем!

Чья это книга?

Второй номер журнала «Пионерская дружба» решили непременно выпустить к Новому году.

Тамара Хлопина, ответственная за сбор статей, уже всех донимала просьбами скорее приносить свои произведения. И она была права: до Нового года осталось всего недели полторы, а ведь и статьи, и стихи, и рисунки надо было еще переправить в Подгорную школу.

Было бы обидно сделать второй номер хуже, чем первый. А первый номер вышел на славу. Особенно всем нравились стихи одной девочки из пятого класса Вали Родионовой. Стихи назывались «Ленинграду».

Свои сочинения для первого номера журнала подгорновцы привезли с собой, когда приехали в Ленинград на ноябрьские праздники. Делегаты от обеих дружин побывали во Дворце пионеров на праздничном костре.

Оля очень любила Дворец пионеров. Но он никогда еще не казался ей таким красивым, как на этот раз. Показывая Ане Дворец, Оля и сама как-то по-новому им любовалась.

Аня притихла, – так ей всё нравилось. Кругленькие щеки ее разгорелись, а темные глаза блестели. Обычно сдержанная, Оля вся сияла, глядя на анину радость.

Они не расставались ни на минуту. Ходили и сидели рука об руку. Таня Чуркина позвала Олю танцовать, но Оля отказалась.

– Ну, еще бы! Ты только свою Аню и видишь! – обиженно сказала Таня.

– Тебя ведь я каждый день вижу, – возразила Оля. – А ее…

Не дослушав, Таня тряхнула белыми косичками-крендельками и убежала.

– Может быть, ты, и правда, хочешь туда пойти? – спросила Аня. – Я танцовать не умею…

– Нет, нет! – воскликнула Оля. – Совсем не хочу. Мне так хорошо с тобой. А танцовать мы тебя научим. – И они продолжали сидеть на диванчике у стенки.

Люстры сверкали ослепительно. Пестрая толпа ребят кружилась посреди громадного зала. Свежо и радостно алели пионерские галстуки.

Стоял веселый шум. То и дело раздавались взрывы смеха. И всё это не мешало, а наоборот, – как-то помогало подругам разговаривать.

Оля была скрытной девочкой, но почему-то Ане она просто и свободно рассказывала о самом сокровенном.

Ни с кем Оля не говорила о маме, даже с Матвеем Ивановичем. А вот Ане она рассказывала о том, как в блокаду представляла себе, что ее мама на фронте, и как от этого ей становилось теплее и есть хотелось гораздо меньше.

Девочки поговорили о том, кем они будут, когда вырастут.

Оля неизменно хотела стать врачом.

Немного помедлив, Аня призналась, что хочет быть… судьей. Оля удивилась: почему обязательно судьей?

– А мне нравился быть справедливым судьей, – сказала Аня. – Оля, знаешь, – вдруг вспомнила она. Один мальчик из нашей школы говорит, что он знает тебя.

– Знает меня?

– Да. Вернее, он знал тебя когда-то. Он услышал твою фамилию и даже… растерялся как-то. Он думал, что ты погибла в блокаду.

– Что же это за мальчик?

– Он говорит, что приходил на то место, где вы прежде жили, и увидел, что вашего дома нет.

– Может быть, это кто-нибудь из нашей школы.

– Он хотел тебе написать на дружину.

– Я не получала письма.

– Значит, он еще собирается написать. Он говорит, что, может, ты его забыла.

– А как его фамилия?

– Петренков. Алеша Петренков. Это тот самый мальчик, с которым я занимаюсь арифметикой. Я тебе говорила.

– Алеша Петренков? – удивилась Оля. – Ой, да что ты! Ведь с Алексеем Петренковым наш Оська играет в шахматы на открытках.

Девочки условились, что на зимние каникулы Аня обязательно приедет к Оле в гости на несколько дней.

* * *

После уроков, перед уходом домой, Оля забежала в пионерскую комнату. Она не могла уйти из школы, не заглянув туда хотя бы на минуту.

Едва Оля появилась на пороге, Вера сказала:

– А я уж хотела девочек за тобой посылать. Прочти-ка!

И Вера протянула Оле распечатанное письмо.

– Вслух, вслух читай! – раздались голоса девочек.

Оля стала читать. Письмо было от пионервожатой Подгорной школы. Марья Ивановна просила Веру сообщить, кто подарил для подгорновских школьников книгу А. Гайдара «Военная тайна». «Мне это очень нужно знать, – писала вожатая, – а вам легко будет установить, тем более, что эта книга приметная, на титульном листе есть надпись: «Моему сыну от папы. Вырастай большим и смелым».

– Можно посмотреть по записям, – сказала Оля. – Кто же эту книгу подарил?

– А зачем ей это надо знать? Вот интересно! – громко воскликнула Таня. – Погляди, Верочка, скорее, чья это книга.

– Погляди, погляди! – Вера с досадой посмотрела на Таню. – Точно я не смотрела. В том-то и дело, что эта книга нигде не записана.

Послышались удивленные возгласы:

– Как не записана?

– Почему не записана?

– А вот так не записана. Я уже два раза пересмотрела все записи.

– Фу-у, как глупо получилось! – разочарованно протянула Галя Снеткова. – Кто же это не записал?

Оля пристально посмотрела на подругу, и Таня испуганно подумала: «Неужели это я не записала? Быть не может…» Именно эту мысль Таня прочла в олином взгляде.

«Вот сейчас эта беспощадная Оля скажет: «Это Таня виновата».

Но Оля молчала. Зато Тамара Хлопина прищурила свои близорукие глаза и сказала решительно:

– Больше всех вела записи Чуркина. А она вечно занимается десятью делами сразу. И пишет, и болтает, и даже ест. Она и не записала.

Все глаза были устремлены на Таню.

Еще минуту назад Таня была уверена, что это она не записала книгу и даже почувствовала себя виноватой. Но тамарин тон ее обидел.

– А тебе что, если я пожую? – оскорбленно закричала она. – Да почему это непременно виновата всегда я? Вовсе не я.

Вера огорченно покачала головой.

– Боюсь, Татьяна, что это все-таки ты.

– А самое главное, – сказала Тамара Хлопина, – Марья Ивановна пишет: «Убедительно прошу сообщить». Убедительно. Значит, ей очень надо знать. А мы и ответить не можем. Всех эта Таня подвела.

– Все на меня! Все на меня! – крикнула Таня. – Да я и в глаза такой книги не видела! А все книги, когда записывала, я листала, листала без конца…

Сахаров и Димка

– Я теперь хромой на этот зуб.

Димка открыл рот и показал на белый зубок вдвое ниже остальных. Зуб вырос недавно на месте выпавшего молочного.

Было воскресенье. Морозный день голубел за окном. Матвей Иванович уехал куда-то по делу. Оля с девочками ушла на экскурсию в Русский музей.

Из всей «сборной семейки» Сахаров застал дома только Осю и Димку.

– Вот удача! – обрадовался Ося при виде Сахарова. – Иван Антонович, вы не очень торопитесь?

– А что, Ося? – спросил Сахаров, поглаживая пушистую голову Димки, подбежавшего к нему.

– Все ушли, и мне пришлось с Димкой сидеть. А у меня одно важное дело есть, которое я целый месяц собираюсь сделать.

– Всё понятно, – сказал Сахаров. – Делай свое дело. Мы тут отлично проживем сами. Верно, Димка?

– Вы добрейший человек, Иван Антонович! Никто не видел, где моя шапка? В кухне стоят суп и оладьи. Димка покажет. Разогревайте, питайтесь!

Разыскав за сундуком шапку, Ося усиленно потряс Сахарову руку и умчался.

Иван Антонович и Димка остались вдвоем. Они сидели на диване, и Димка важно говорил:

– Если бы вы пришли позднее, не застали бы меня дома. Оля меня отвела бы к Тане Чуркиной с Петькой и Лариской играть. Хотя нет, нельзя отвести. Таня на Олю сердится.

– За что?

– А за то, что Таня виноватая.

– Как? Сама виновата и сама сердится?

– Да, конечно. Они дружат. А тут случилось такое. Всем стало неудобно из-за Тани, понимаете?

– Пока еще нет.

– Таня не записала книгу, кто какую принес…

– Ну и что же?

– А теперь спрашивают, кто эту книгу подарил, а ответить и нельзя. И всем очень неудобно.

– А зачем надо знать, кто книгу подарил?

– А как же! Хотят знать. Надо им очень. А в этой книге еще надпись есть: «Моему сыну от папы. Вырастай большим и очень храбрым».

Сахаров вздрогнул.

– Ты не помнишь, какая это книга? – негромко спросил Сахаров. – Не «Военная тайна»?

– Правильно! Как вы хорошо умеете отгадывать.

– А кто спрашивает про эту книгу? Зачем?

– Так ведь всё равно никто не помнит, – откуда ее взяли. Не пойти ли нам в кино?

– Подожди, Дима. Скажи, родной, зачем понадобилось узнать, кто подарил эту книгу? Вспомни. Ведь Оля об этом говорила.

– А пионервожатая просит из той школы, куда девочки возили книги.

– А ей зачем знать, кто подарил книгу?

– Очень надо. А зачем, Оля забыла сказать. Иван Антонович, я что-то есть захотел.

– Сейчас я тебе разогрею суп. У меня в кармане шинели колбаса и конфеты. Я забыл достать. Сейчас, сейчас…

Сахаров спустил Димку с колен, встал и прошелся по комнате.

– Димка, милый, а ты не знаешь, куда отвозили книги?

– За город! В школу… – Димка перевернулся на диване через голову.

– Да я знаю, что за город; но где эта школа?

– А ее все называли Подгорная школа. Значит, и адрес: Подгорная школа.

– Это не адрес. Ну, пойдем на кухню обед греть.

Через некоторое время Димка сидел за столом, ел суп, закусывая его бутербродом с колбасой, и огорчался, что Сахаров не ест.

– Нет у меня аппетита, Димка.

– А если бы вы узнали, где эта школа, у вас бы и аппетит настал? – лукаво спросил Димка.

– Может быть, – ответил Сахаров.

– А я знаю, как узнать, где школа.

– У Оли спросить? Это и я знаю. Так ведь Оля когда еще придет…

– А вот и не у Оли! Нужно на шахматных открытках у Оськи посмотреть. Вот! Я догадался, а вы и нет!

– Ты просто хитрый мальчишка. Наверно, давно догадался, а молчишь. Ну, давай открытки.

Димка вылез из-за стола и с важным видом стал ходить около письменного стола, где лежали учебники Оси.

Наблюдая за ним, Сахаров воскликнул нетерпеливо:

– Димка, ну что ты в самом деле?

Димка почесал кончик носа.

– Не найти открытки… Их Оська в книжки закладывает.

– А где эти книги?

– Оська их в библиотеку сдает.

– Так ты смеешься надо мной, поросенок?

Сахаров схватил Димку и посадил на плечо. В восторге Димка хохотал и дрыгал ногами.

– Вот что, – отпуская Димку, сказал Сахаров серьезно. – Давай искать.

На столе у Оси был хаос. Сахаров перебирал каждую тетрадку и книгу и складывал их в аккуратные стопки. Попадалось много и открыток и писем. Но все они были от осиной матери и не имели никакого отношения к шахматам. Сахаров убедился в этом с первого взгляда.

– Придется ждать Олю, – пробормотал Иван Антонович.

– Есть! Есть! – вдруг закричал Димка пронзительно.

Подскакивая от возбуждения, он пальцем показывал под стол. На полу и в самом деле валялась открытка. Откуда она выпала, неизвестно. Сахаров поднял открытку.

„Лh4 – h8 фc8 – b7…“

Да. Это шахматная. Обратный адрес: Район… Поселок Подгорное. Нижняя улица. Алексею Петренкову.

Рассмотрев открытку, Сахаров переписал адрес в записную книжку.

– У вас настал аппетит? – спросил Димка.

– Вот что, Димушка. Сейчас я напою тебя чаем. Живенько уберем со стола, чтобы был порядок. И… уроки у тебя выучены?

– Конечно, – сказал Димка.

– Тогда почитай что-нибудь. Уже совсем скоро Оля придет…

– Вы уедете? Оставите меня одного? – Надув губы, Димка отвернулся и пробормотал обиженно: – Знал бы, не искал открытку…

– Я сегодня еще к вам приду. А самолет, который мы начали клеить? Забыл про него? Вот ты его и смастери к моему приходу.

Сахаров говорил ласково, но таким тоном, что Димка смирился.

– Только приходите непременно сегодня!

Убрав со стола и строго-настрого приказав Димке ничего не разрезать на маялку и не устраивать никаких «диверсий», Иван Антонович быстро ушел.

Два Алексея

«Важное дело», о котором Ося сообщил Сахарову, было свидание с Алексеем Петренковым.

Полтора месяца они играли одну шахматную партию. Оба старались послать ответ немедленно. Расстояние было небольшое и почта быстро доставляла открытки. Каждые день-два приходилось раздумывать над следующим ходом.

Сначала на открытках Петренкова значились беспомощные ходы. Ося отвечал смело. Вскоре Петренков потерял коня. Тогда Ося проникся жалостью к своему противнику и, вместо открыток, стал отправлять письма со множеством советов, вычитанных им из «Самоучителя шахматной игры».

И вдруг всё изменилось. Игра Алексея Петренкова стала изобретательной и неожиданной. Казалось, это играет другой человек. Что с ним случилось? Может быть, он достал замечательную книгу по теории шахматной игры? Или ему помогает какой-нибудь опытный шахматист? В таком случае, это свинство. Ведь Осе решительно никто не помогает.

Единственный способ выяснить причину внезапного превосходства Алексея Петренкова был – доиграть партию очно.

И Ося твердо решил без предупреждения нагрянуть к Петренкову.

С поездом Осе очень повезло. Едва он сел в вагон, как поезд тронулся и мимо окна поползли вокзальные здания.

Протаяв на заледеневшем стекле кружок, Ося с любопытством смотрел в окно в надежде увидать следы боев. Но под снегом ничего нельзя было разглядеть.

Тогда Ося вытащил карандаш и клочок бумаги и принялся обдумывать возможные шахматные комбинации. Он так углубился в это занятие, что чуть не проехал нужную станцию, но успел соскочить на ходу.

Обойдя небольшое здание вокзала, Ося вышел на дорогу и сразу пожалел, что не приехал сюда раньше. Перед ним величаво высилась огромная гора. Казалось, она взлетает к белым облакам, плывущим в голубом небе, и только торчащие на горе островерхие елки удерживают ее от взлета.

А под горой виднелись холмы и холмики, на которых раскинулись дома.

Там, где падали на снег солнечные лучи, он был усыпан тонкими вспыхивающими искрами, а в тени прозрачно голубел.

Ося глубоко вдохнул морозный воздух.

– Вот бы где на лыжах-то покататься!

Он пошел по дороге, любуясь природой, и даже забыл на минуту, зачем сюда приехал.

Но вот он услышал смех и оглянулся. По другую сторону дороги шли две девочки лет четырнадцати. Они смотрели на Осю и, смеясь, о чем-то переговаривались. Что девочки нашли в нем смешного?

Сделав безразличное лицо, Ося решительным тоном окликнул их:

– Эй, девчата, где тут у вас Нижняя улица?

Девочки сейчас же перебежали дорогу и остановились перед Осей. Вертя головами в теплых платках, они принялись ему объяснять, как пройти к Нижней улице. Собственно, они могли бы и не объяснять, так как всё равно шли туда же…

– Мы вам покажем – нам в ту сторону.

Они переглянулись и рассмеялись, как будто было сказано что-то смешное.

– Да я бы и сам нашел, – независимо заметил Ося, искоса поглядывая на своих спутниц.

– А вам кого надо на Нижней улице?

– Петренкова.

Девочки обрадованно затараторили:

– Петренков наш агроном. Вы к нему из города, да?

– Он сейчас, должно быть, дома.

– Конечно, дома.

– Вы из Ленинграда приехали?

– Из Месопотамии я приехал, – отозвался Ося.

Девочки раскатились смехом.

– А почему же на вас галстук красный? – живо возразила одна. – В Месопотамии не бывает пионеров.

От смущения, которое Ося старался всячески скрыть, обе девочки казались ему очень похожими одна на другую. Он не смотрел в их розовые лица, а спутницы разглядывали его без всякого стеснения.

– А зачем вам наш агроном нужен?

– Уж это разрешите мне знать, – нахмурился Ося.

«Отец у Алексея, видно, агроном», – подумал он и осторожно вздохнул:

– Они, наверно, инспектор из райзо! – И обе прыснули как по команде.

Осе очень захотелось забросать насмешниц снежками, но в этот момент девочки остановились.

– Вот тут наш Федор Петрович проживает. – И они показали рукавичками на небольшой деревянный дом.

– Спасибо. До свиданья, – сказал Ося.

– До свиданьица.

Снова смех, и девочки толкнули перед ним калитку.

Ося почти добежал до крыльца и, ловко перескочив через три ступеньки сразу, тихонько постучал в одностворчатую низкую дверь.

Подождал и постучал еще. Ответа не было…

– Да вы идите себе! Там в избе разве слышно, как вы тут шабаршите? – раздалось от калитки. – Дверь-то ведь не заперта…

Кровь бросилась Осе в щеки: его ревностные проводницы, оказывается, до сих пор не ушли.

Не оглядываясь, он с силой толкнул дверь. Она поддалась с неожиданной для него легкостью, и Ося оказался в сенях.

После яркого света на улице ему показалось здесь совсем темно. Дверь за собой он поспешно закрыл, отрезая себя от бойких спутниц. Куда итти, Ося не знал. Он двинулся наугад в потемках и два-три шага ступил удачно. Потом что-то звякнуло и с грохотом полетело: он сшиб ведро.

«Хоть бы пустое», – подумал Ося.

В глубине сеней распахнулась дверь, и полоса света прорезала темноту. Оказалось, что дверь совсем не в той стороне, где ожидал Ося. В светлом четырехугольнике виднелась чья-то фигура.

– Здесь живет Петренков? – спросил Ося. – Я, кажется, у вас что-то опрокинул.

– Здесь. Проходите сюда…

Пожилой человек в косоворотке, с острой бородкой и в очках, придержал дверь. Ося переступил высокий порог избы.

Он оказался в небольшой теплой, чисто прибранной комнате.

На столе была разостлана вышитая скатерть. Со стены смотрели на Осю портреты Сталина и Калинина. А на другой стене веером расположились фотографии. Всё это Ося увидел мельком.

Человек с бородкой, прихрамывая, простучал от двери к столу. Вместо одной ноги у него была деревяшка. У стола он сел на табурет, оперся руками в расставленные колени и, немного склонив голову набок, смотрел на Осю.

– Видите ли… – Ося снял шапку и мял ее в руках. – Я тут играл в шахматы на открытках с Алексеем Петренковым…

– Э-э, да ты Ося! – воскликнул человек. – Отлично, брат, играешь! Совсем было Леньку загнал в кусты. Ну, давай знакомиться. – И человек протянул Осе руку.

– А вы, наверно, агроном Федор Петрович Петренков? – пожимая жилистую и очень теплую руку, спросил Ося.

– Абсолютно точно. А ты откуда знаешь?

– Мне девочки ваш дом показали.

– Это хорошо, что тебя девочки проводили. Да что же ты не садишься? Садись, будь гостем! Молодец, что приехал! Ленька здорово обрадуется. Да только его сейчас дома нет.

– Вот это обидно, – сказал Ося.

– Придет, наверно, скоро. Он к товарищу пошел. Не так далеко. А мы с тобой, Осип, пока чайку напьемся. И… – агроном с удовольствием потер руки, – и сразимся. Я ведь тоже шахматист заядлый. Последнее-то время мы с Ленькой вместе против тебя сражались, – добавил он, с ласковой и какой-то детской усмешкой поглядывая на Осю из-под седоватых бровей.

– Ну, конечно! – вскричал Ося. – Так я и знал, что кто-то ему помогает.

– А-а, значит, заметил, что игра усилилась? – очень довольный, спросил агроном. – То-то, брат!

– Но ведь это несправедливо! Так не полагается! – горячо сказал Ося. – Он должен был написать, что теперь двое против меня одного. Мне-то никто не помогает.

– Да ну? Вот как оно, значит… – Агроном виновато приподнял брови. – Верно, пожалуй! А мы как-то не подумали. Сидим по вечерам и ходы обмозговываем. И советы твои с удовольствием читали. А ты, значит, рассердился? Да ты одного Леньку давно бы побил. Ну, не сердись, брат, – Петренков миролюбиво положил узловатую руку на оськин рукав. – Дело прошлое, теперь не воротишь. Раздевайся живенько, усаживайся. Чай пить будем. И не сердись…

– Да я и не сержусь, – скидывая пальто и вешая его на гвоздик у двери, тихо сказал Ося.

И правда, ни злости, ни досады он уже не испытывал. Наоборот, ему было даже лестно, что против него играли двое, а все-таки не обыграли.

Шумный, веселый, подвижной, несмотря на свою деревянную ногу, Федор Петрович всё больше нравился Осе. На морщинистом сухом лице Петренкова то и дело появлялась веселая усмешка. Что-то детское было в выражении его светлых небольших глаз. Глядя на Федора Петровича, Ося почему-то вспомнил няню, добрую и ласковую ворчунью. И даже то, что Петренков называл его Осипом, как никто никогда не называл, нравилось Осе.

Федор Петрович напоил Осю чаем с какой-то особенного приготовления моченой брусникой и с домашними ржаными ватрушками.

Ося сильно проголодался: пообедать дома он не успел, а взять с собой завтрак забыл. Ватрушки и брусника были необыкновенно вкусны.

Агроном просто сказал:

– Не стесняйся, ешь на здоровье. Теста наготовлено полная квашня, а все разбежались, как нарочно. Жена пошла к соседке, Алексей в город уехал…

– Как в город уехал? – Ося в недоумении захлопал глазами. – Вы же сказали, что он к товарищу недалеко пошел.

– Так то Ленька, а Алексей, старший, в город уехал.

– Подождите я не понимаю… Ведь я в шахматы с Алексеем играю? Он всегда подписывается: Алексей Петренков.

– Что верно, то верно: Ленька у нас Алексей.

– Выходит, что у вас оба сына Алексеи? Так не бывает.

– Почему не бывает? – усмехнулся Петренков. – Раз факт налицо, значит, бывает. Ну, давай, давай сразимся.

Проворно достав с полки шахматную доску и ящичек, он сдвинул тарелки, разложил на столе доску и стал торопливо расставлять на ней фигуры.

В шахматы Федор Петрович играл тоже по-особенному и всё время что-нибудь приговаривал.

– А зачем тут стоит этот белый слон? Не лишний ли этот – белый слон? Н-да. Вроде как лишний. – И он живо снимал своим конем осиного белого слона. – Ой, что-то замышляет этот молодой человек! – говорил он затем с комическим вздохом. – Что же он замышляет, как вы полагаете, граждане? Готовится серьезная атака! Гм! Ваш ходишечка! – ласково обращался он к медлившему Осе. И вдруг вскрикивал с мальчишеским задором: – С-су-дорожная борьба пешек противника приходит к концу!

Ося смеялся. И хотя он проиграл довольно быстро, ему не было обидно.

Федор Петрович свертывал козью ножку.

– Еще, а? Расставляй фигуры.

– Что-то не идет ваш Ленька, – сказал Ося.

– Придет. В крайнем случае у нас заночуешь.

– Ну да! А в школу?

– С первым поездом поедешь. Разбудим.

– Все-таки как вы могли обоих сыновей назвать одинаково? – с любопытством спросил Оська.

– А это вовсе не я.

– Жена ваша?

– И не жена.

– А кто же?

– Видишь ли, Осип, тут история прямо сказать – своеобразная… Один-то Алексей наш, да не совсем.

– Как – не совсем?

– А так. Не родной он нам. Подобрали мы его однажды.

– Где? А который не ваш?

– Алексей, конечно. Ленька-то наш. Он и похож на меня, как вылитый. Ах, да ты его еще не видел.

– Как же вы его подобрали? Расскажите, Федор Петрович. Интересно!

Петренков задумчиво погладил бородку.

– Ты парень, видно, душевный, Осип. Я таких люблю. Сейчас Алексея дома нет, так рассказать можно, а при нем это уж никак бы… Напоминать только… Ну, слушай!