Текст книги "Кто бы мог подумать?"

Автор книги: Аделаида Котовщикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Всем затеям затея

Неожиданно мечта Иры Сергеевой осуществилась: стали клеить альбом. Но какой! Такого ни у кого ещё не было. Третья звёздочка ликовала.

А вышло всё из-за Тольки. Вернее, не из-за самого Тольки, а из-за Шарика.

Сидели ребята у Кости дома. Обсуждали только что прочитанный рассказ «Честное слово» писателя Пантелеева. Смогли бы сами-то они не уйти с поста, как тот мальчик? А если метель лютая и ни зги не видать? А если дождь с градом? Или гроза и молнии сверкают, вот-вот в тебя вопьются?

Танька призналась, что от молний она убежала бы. Ира в раздумье качала головой, – мол, трудное дело. Алла сказала: «Ой, не знаю…». Мухин неопределённо шевельнул толстыми плечами.

Слава Курков всех удивил. Молчал-молчал, как обычно, да вдруг и выпалил:

– А я бы простоял… если очень надо! – Взглянул на Костю и опустил глаза.

Костя хмыкнул, нахмурился. Почему-то он не раз и как-то по-особенному присматривался к Славке. Толька это заметил и подумал: что такое? Сердится Костя на Славку? Нет, разговаривает с ним ровно, даже ласково – так с больными разговаривают. Доволен Славкой? Не похоже. А чего-то между ними есть…

Про самого себя Толька не сомневался: уж он-то в самую свирепую бурю не покинул бы пост! Но он лишь подмигнул Косте, а вслух говорить о своей уверенности не стал. Чтобы не вышло – хвастается. Хвастовства Костя терпеть не мог, все ребята об этом знали.

Шарик сидел у Толькиных ног, положив голову ему на колени, постукивал хвостом по полу и засматривал в глаза, будто хотел сказать: «Я бы тоже вместе с тобой никуда не ушёл!»

Толька погладил мохнатую голову друга:

– Правда, какой он красивый? Вот бы его сфотографировать!

– Да уж красоты твоя дворняга неописуемой! – насмешливо заметил Мухин. И Танька хихикнула.

Но Костя сказал:

– А что? Можно и сфотографировать. А под портретом написать: так, мол, и так, вот Шарик, умный, хороший пёс.

Толька от восторга подскочил – мохнатый любимец в сторону шарахнулся:

– Давай, Костя, так сделаем!

– А почему одного Шарика портрет? – сказала Ира. – Можно ещё какого-нибудь зверя сфотографировать… Про Шарика-то, – добавила она мечтательно, – можно целый рассказик составить. Он ведь очень верный друг.

Вот молодец-то Ирка! Никак Толька от неё не ожидал такой доблести!

– У нас есть кот, – сказал Мухин. – Сибирский. Он красивее этого Шарика.

Толька не замедлил ткнуть Мухина кулаком в бок.

– А наша кошка, наша кошка, – заспешила Таня, – её почему нельзя?

Мухин съехидничал:

– Из помойного ведра если вытащишь, в которое она у тебя сваливается, и отмоешь хорошенько…

Теперь Мухина толкнула Таня:

– Вредина ты, вредина!

– А у Серафимы три курицы есть в сарае! – завопил Толька. – Я про них позабыл!

– А что про куриц написать? – презрительно сказала Алла. – Они же совсем глупые.

Мелодичным своим голоском Ира сообщила:

– Волнистые попугайчики у Кати Чичаговой из нашего класса. Знаете, какие они интересные? Я могу про них написать рассказик.

– Катя не из нашей звёздочки, ты что? – сказала Таня.

Ира спокойно возразила:

– Можно сделать исключение. Попугайчики, они – неразлучники. А мы про верных друзей альбом сделаем.

– Обсудим всё по порядку! – сказал Костя. – Альбом «Наши животные» – затея, по-моему, интересная. И в отдельных случаях можно, я думаю, и из другой звёздочки взять зверя. Это как вы решите. Особенно если про это животное хороший рассказик кто-нибудь напишет.

Раздался жалобный вскрик Тани:

– О-ой! А мы же фотографировать не умеем! Или ты, Костя, можешь? А где же твой фотоаппарат?

– Я тоже не умею, – сказал Костя. – Но найдём фотографа, это уж моя забота. Вы между собой составьте список животных. Кого снимать. И с адресами, слышите? Где этот зверь находится.

– Звери с адресами! – радовались ребята.

Всем стало весело, все смеялись, Таня в ладоши захлопала.

– А сейчас, ребята, ступайте домой, – сказал Костя. – А ты, Слава, останься. У меня к тебе дело.

Толька пропадал от любопытства: что за дело у Кости к этому тихоне Славке? Толька нарочно замешкался в передней, стал искать свои сапоги, будто он – Танька-растеряшка. Но Костя носком тапочки подтолкнул к Тольке его обутки и при этом прищурился. Толька понял: Костя догадался, что Тольке не хочется уходить, но остаться ему не разрешает. Ничего не поделаешь – со вздохом Толька вышел позади других ребят, вывел на лестничную площадку своего Шарика.

Гора с плеч

Вернувшись в комнату, Костя спросил Славу:

– Как поживаешь? Я тебя больше недели не видел. Другие ребята забегали на переменах, а ты нет… Ходил в это время в… церкву, то есть в церковь?

Слава сидел на диване, смирно сложив на коленях руки, этакий пай-мальчик, чем-то на девочку похожий. Он помолчал, сделал лицо скучное-скучное. И вдруг это скучное лицо осветилось улыбкой:

– А ни разику не ходил!

– Ну-у? – Костя не мог скрыть радости, но и удивления тоже. – Ты, значит, понял… это самое… что бога нет?

– А может, всё-таки и есть, – небрежно сказал Слава. – Только… что-то сомнительно. Папа-то у меня не дурак, а тоже говорит, что нипочём нету. А не ходил, потому что папа строго-настрого запретил бабушке водить меня в церковь.

– Вот как? – сказал Костя.

– И не только водить, а вообще говорить мне о боге папа бабушке запретил. Они поссорились с папой. Папа бабушке говорит: «Ты, мамаша дорогая, хоть сутками на коленях перед иконами стой, если тебе своих коленок не жалко. А Славка чтобы и порога церкви не переступал! И про бога, которого всё равно полное отсутствие, ему не толкуй! Уж сделай, мамаша, такую милость, не мути парню голову». Так папа говорил. Бабушка немножко всплакнула: «В церкви благолепие, добру учат». А папа: «Нет уж, пускай он добру в другом месте учится». Теперь бабушка меня иногда перекрестит украдкой, а в церковь не водит. Я ей сам предложил – она же старенькая, мне её жалко. «Хочешь, – говорю, – папу не послушаюсь и с тобой пойду?» А бабушка: «Нет, нет, не надо! Я против своего сына не пойду». Папа же бабушкин сын. А потом бабушка вздохнула так и говорит: «Если умом пораскинуть, то папа твой, Славушка, прав. Тебе вырастать, жить. Вот взойдёшь в разум, пораздумаешься и уж как захочешь». – Слава помолчал. – Одного никак не пойму: как это папа узнал, что я с бабушкой в церковь хожу? Мы ведь об этом ему не говорили.

Костя покачал головой:

– Скрывали, значит? Как и от ребят.

– Не то, что специально скрывали. А бабушка меня попросила: «Не будем папе говорить, что ты меня сопровождаешь. Вдруг ему не понравится». Мама знала, но она не мешалась. Папа и на неё тогда, вот как спорили: «Ты чего молчала?» А мама говорит: «Я нашей бабушке перечить не хотела». И как это папа узнал? – повторил Слава. – Может, сам видел нас с бабушкой у церкви? Наткнулся просто? Вот как ты.

«А я, кажется, догадываюсь, откуда он узнал», – подумал Костя. И спросил:

– Твой папа на заводе работает?

– Конечно, на заводе. А бабушка у меня всё равно очень хорошая. Знаешь, какая она добрая?

– Хорошая, хорошая, – поспешил согласиться Костя. – Она старый человек, ей уже трудно переделаться. И видишь, папу твоего послушала, ссориться не хочет… Это с её стороны очень хорошо!

Слава вскочил с дивана и попросил:

– Костя, подержи меня за ноги!

Опершись спиной и ногами об стенку, он встал на руки. Костя схватил его за ноги и крепко держал.

Простояв немножко, Слава стал валиться, Костя ноги его опустил.

Поднявшись с пола, Славка, красный и весёлый, сообщил:

– Я, наверно, акробатом стану!

– Прекрасная мысль! – одобрил Костя.

После ухода Куркова он запел от радости. Словно гора с плеч свалилась.

А ведь это, наверно, папа надоумил Славкиного папашу взяться за бабушку. Хитрый до чего – ему, Косте, ни слова. Наверняка – папка! Вот придёт домой, Костя его ошарашит вопросом: «Очень ты наседал на отца Славки Куркова или не очень?»

Папка в беде никого не оставит.

Мама часто сетует:

– До всего тебе дело! Больше всех тебе надо, да?

А папа посмеивается:

– Больше не больше, а очень много мне надо. И то до всего нужного дотянуться не успеваю. Много, Клавдя, мне надо. Так уж меня воспитали!

А кто воспитал-то папу?

И в армии мальчишкой, и потом – на заводе. Костя знает кто. Сколько раз от отца слышал. Самые лучшие люди коммунисты, вот кто!

Хлопот не оберешься

Наделали себе ребята хлопот.

Слух о том, что фотографируют собак, кошек, птиц, – словом, всяких домашних животных, – распространился среди детей со сказочной быстротой.

Зачем это делается, никто толком не знал. Может, на выставку какую? И вдруг твой Барбос или твоя Мурка будут красоваться где-нибудь на стенде для всеобщего обозрения. Событие!

И как было не распространиться слуху?

Многие видели, как мальчишка с фотоаппаратом, висящим через плечо на ремне, зашёл в дом, где живут Мухины и Стрельцовы, да там полно жильцов и у всех дети есть.

Толстяк Серёжка важно и с достоинством на лице показывал дорогу мальчику с фотоаппаратом. На ребят, сбежавшихся со всего двора, Серёжа высокомерно не глядел. А те почтительно смотрели на идущих, не решаясь задавать вопросы.

Потом этот же мальчишка появился в большом жилмассиве, где проживают Печкины. И ещё в других домах…

Аркаша Звягин, по просьбе Кости, охотно снимал указанные ему «объекты». Встречали его как киноартиста какого-нибудь. Усаживали, суетились вокруг, старались чем-нибудь угостить. От угощенья Звягин большею частью отказывался, но вообще такое внимание ему очень нравилось. Торжественно держали перед Аркашей собаку, кота или курицу. Щегла, прыгавшего в клетке, горячо убеждали хоть секундочку не вертеться.

Польщённый хорошим приёмом, Аркаша заодно, случалось, снимал и бабушек и мам. Используя яркий дневной свет, он предпочитал приходить со своим фотоаппаратом по воскресеньям.

Взрослые интересовались:

– А зачем вы эту живность снимаете?

– Увидите! Увидите! – говорили ребята. – Нельзя пока рассказывать! Сюрприз будет!

Иногда случались осечки. Как раз у Тольки, например, вышла нескладица.

Шарика надо было сфотографировать, разумеется, с полным комфортом. А где ему удобнее, чем на диване? Там он и возлежал, когда внезапно вошёл… папка! Было это в будни, сразу после уроков. Куда-то папку послали с завода, и он в обеденный перерыв домой зашёл в самое неподходящее время.

– Бежи! – крикнул Толька.

Шарик своё дело знал: спрыгнул с дивана и – опрометью в дверь.

А вот Аркаша, избалованный гостеприимством, прямо-таки опешил. И едва не уронил аппарат.

Может, папа и не заметил, что Шарик валялся на диване? Ведь умный пёс смотался на улицу с молниеносной быстротой.

– Фотографии моего Анатолия обучаешь? – приветливо сказал папа Аркаше. – Расчудесное дело! Я и сам-то фотографией здорово увлекался. Это теперь руки не доходят… Не починить ли мне фотоаппарат и не приняться ли сызнова?

– Почини, папа, конечно, почини! – воскликнул Толька. – Я и не знал, что ты снимать умеешь!

– Да у меня и лампа-вспышка где-то на чердаке валяется. Найду и вам отдам. Вникав, Анатолий, мы ещё с тобой вместе поснимаем! – Папа взял что-то из стола и ушёл.

Толька проводил его радостным взглядом: вот, оказывается, какой у него папка молодец!

А Звягин, хоть и обрадовался, что у него лампа-вспышка будет, всё-таки здорово обиделся:

– Из-за тебя чуть аппарат не угробил, кадр испортил. Так ты заорал, будто тебя змея ужалила, просто свинство!

С трудом Толька умолил Звягина снять Шарика ещё раз, во дворе: вдруг, неровен час, папка, хоть он и молодец, опять вернётся.

Поломавшись, Аркашка смилостивился и щёлкнул Шарика вторично. Снимок получился ничего. Правда, за спиной верного Толькиного друга торчали ни к селу, ни к городу головы зазевавшихся дошколят. Но уж с этим пришлось примириться.

Каким-то образом альбомом «Наши домашние животные» стали заниматься ребята не только третьей звёздочки. То Ира, то Алла просили за какую-нибудь девочку: «Её кролика снимите, пожалуйста! Тем более кроликов у нас ещё нет». Или: «Знаете, какой котик у Маши? Не представляете, какой славненький!» Костя разрешал: «Что ж! Если Аркаша не против. Одних наших зверей всё равно мало».

Некоторые второклассники срочно завели щенков. А одному мальчику дядя подарил ласку, которую поймал в лесу. Ласка, правда, удрала из клетки до того, как попала на плёнку, но разговоров о ней было много.

Ребята замучили родителей и учительницу расспросами о повадках разных животных.

А как-то раз в дверь Мухина раздался робкий стук. Даже не стук, а так – скребётся кто-то. Мухин выглянул в коридор. Там стояла младшая сестрёнка Стрельцовой и незнакомая девчонка лет пяти. Девчонка прижимала к животу замурзанного котёнка. Исподлобья глядя на Мухина, спросила:

– Вы, правда, котят фото… фотогра… фи… ру… вы… ваете?

Мухин захохотал:

– Говорить-то сперва научись! Кто тебе сказал?

Девочка показала на младшую Стрельцову:

– Мне Даша сказала.

– Вот пускай Даша твоего заморыша и фотографирует.

Девочки дружно расплакались. Примчавшаяся из кухни Стрельцова обозвала Мухина «тираном бесчувственным» и увела малышек в свою комнату.

– Разохотились! – стал ворчать Аркаша. – А мне некогда. Да и поднадоело.

– Хватит! – решил Костя. – Снимков двадцать набралось. Больше пока не нужно.

И тут выяснилось не столь уж приятное для второклассников обстоятельство: ни одного снимка Костя не позволял поместить в альбом без интересной подписи.

А разве составить подпись так просто? Одна Ира оказалась на высоте. Она уже написала про Катиных волнистых попугайчиков и про черепаху одного мальчика из – вот уж не по правилам! – третьего класса, но живущего в одном с ней дворе, помогла Алле написать про её Мурзика. Но остальные ребята никак не могли раскачаться. Мухин, правда, написал три фразы: «Это кот сибирской породы. Он ловит мышей и любит молоко и сливки. Зовут Барсик». Но Костя сказал: «Мало. И не очень интересно».

Танька ничего не могла настрочить про свою кошку. Плакалась на сборе:

– Ну, кошка и кошка! Что про неё напишешь? Хитрющая. Вчера рыбу хек стянула, мама очень на неё кричала. А в пятницу мышь поймала, задавила и бросила маме под ноги, мама опять кричала. Не стала, есть мышь.

– Кто? – Мухин прикинулся испуганным. – Мама твоя не стала есть мышь?

– Не мама, а Ушка. Видно, уже где-то наелась. Может, у соседей чего скрала.

– Наверно, плохо вы свою Ушку кормите, – сказала Ира. – Потому она такая вороватая.

Вот из-за подписей дело с альбомом приутихло, задержалось. Костя подбадривал ребят:

– Не унывайте! Поможем друг другу и постепенно составим рассказики.

А кто они – октябрята?

Ребята третьей звёздочки ничего не скрывали от Кости: ведь всё, что с ними делается, ему знать интересно!

И о неприятном происшествии в классе они наперебой рассказали, едва прибежали к Косте домой на очередной сбор.

А случилось вот что.

Тамара Георгиевна вызвала к доске Шурика Максимова. В классе его не любили: Шурик частенько ябедничал, а уж «выставляться» для него – первое дело.

Пошёл Максимов к доске, и кто-то незаметно подставил ему подножку. Максимов грохнулся в проходе между партами. Ребята засмеялись. А Максимов заплакал, стал на колени, шарил по полу, искал упавшие с носа очки.

Тамара Георгиевна так рассердилась, что глаза у неё засверкали, а ноздри побелели.

– Какой стыд! – воскликнула она, помогая Максимову подняться и подавая ему очки. – Я даже не интересуюсь, кто этот бездумный, глупый человек, исподтишка поваливший товарища. Очки у Шурика могли разбиться, стёкла попали бы в глаз… Но как вы могли засмеяться? Не ожидала от вас такого бессердечия. Ведь вы – октябрята!

Ребята притихли и опустили головы, им было стыдно смотреть друг на друга. Кто-то пробормотал:

– Мы нечаянно…

Отвечать у доски Шурику не пришлось. Какая уж тут доска – сидит на парте весь зарёванный. Да и звонок прозвенел.

Окинув второклассников негодующим взглядом, Тамара Георгиевна захлопнула журнал:

– Можете идти на перемену!

Девочки кинулись к Максимову и, толкаясь от усердия, повели его умываться.

– Н-да, – сказал Костя. – Плохо вы себя вели, не по-товарищески.

Ира спросила:

– А почему Тамара Георгиевна так сказала с упрёком: «Ведь вы – октябрята»?

– Октябрята – это передовые ребята, – сказал Костя. – Наверно, сто раз слышали.

– Слышали, конечно, – подтвердил Мухин.

Таня закивала.

Алла добавила:

– Октябрята – дружные ребята.

– Слышать-то вы слышали, – задумчиво проговорил Костя. – А понимаете ли это по-настоящему, так вот, положа руку на сердце? – Он прижал руку к груди. – Октябрята называются октябрятами в честь великого Октября. До революции просто не могло быть октябрят! Вот вы звёздочки октябрятские носите, прикалываете их на куртку, на платье. А почему она такая, ваша звёздочка, с портретом Ленина-мальчика посредине? Ну-ка?

– Так уж заведено, – сказал Мухин.

– А почему? Да потому, что эта звёздочка напоминает октябрятам о Красной Звезде Советского Союза. О той Красной Звезде, что на наших знамёнах и орденах. Значит, октябрята – дети своей Советской Родины. И должны стоять за неё! Всё ей на пользу делать. А разве плохой человек может пользу Родине принести?

– А ты, Костя, уже пионер! – с уважением промолвила Ира. – На тебе галстук красный.

– Да, я пионер! – сказал Костя. – Вот буду вас на будущий год готовить в пионеры и расскажу, почему он красный, пионерский галстук, отчего у него три конца…

Слава Курков глянул на Костю по-особенному – быстро и радостно. И смущённо, будто стесняясь этой своей радости.

– Скорей бы стать пионеркой! – мечтательно произнесла Ира.

– А меня примут? – спросила Таня. – Вдруг двоек нахватаю?

И столько тревоги было в ее голосе, что все засмеялись.

Толька тоже засмеялся, но немножко стало ему не по себе, пришло на ум: «А двоечки-то побоку надо! А то, как бы и в самом деле не получилось худое…»

Они стали читать вслух припасённую Костей книгу. Ира читала звонко и отчётливо, но Костя слушал рассеянно.

Не раз папа ему говорил: «А не в отрыве ли от других ты живёшь со своими октябрятами? Ведь и другие звёздочки что-то делают. Сравнил бы их дела со своими. Полюбопытствовал бы, посоветовался…»

Надо, надо, наконец, разузнать, что другие делают. Может, октябрята других звёздочек знают и понимают куда больше, чем эти шестеро, что слушают сейчас «Каштанку» Чехова с таким любопытством.

Но ведь надо ещё решиться и с духом собраться, прежде чем лезть в чужие звёздочки. Он уже расспрашивал Иру, как самую толковую: «Не знаешь ли, что делают в других звёздочках?» – «Стихи учат, – отвечала Ира. – Для общего октябрятского сбора». Какие стихи? Какой общий сбор? Неладно будет, если их звёздочка окажется в стороне, ребятам обидно станет.

И Костя дал себе слово: на следующей неделе, во что бы то ни стало поговорить… хоть с учительницей второго класса, что ли. Она, наверно, в курсе дела.

Но не успел он, ни с кем потолковать. Такое на него свалилось…

Ты ведь мужчина!

Нежданно-негаданно Костю вызвали на совет отряда. В пионерской комнате кроме членов совета отряда сидели учительница второго класса Тамара Георгиевна и старшая пионервожатая, которая недавно вышла на работу: кончила болеть, а потом кончила сдавать экзаменационную сессию в Педагогическом институте, где она училась, и пришла. Костя её едва в лицо знал, подумал: что за девушка? Потом сообразил: это же их старшая пионервожатая.

Генка Круглов поправил очки и сказал:

– Сегодня мы поговорим о работе вожатого октябрят из второго класса Кости Дёмина. У Кольцовой какое-то сообщение, которое она считает очень важным. Тебе слово, Кольцова!

Света встала и зачастила:

– Уже порядочно времени Дёмин работает вожатым, а ни разу не отчитывался в своей работе. Я сколько раз его спрашивала: «Что вы делаете?» А он отмахивается: «Потом расскажу…»

Костя захлопал глазами. Да, Светка, к нему раза два, а может, три, приставала с расспросами, но… как-то не до неё в этот момент было. И разве он обязан перед ней отчитываться?

Света между тем продолжала:

– Он всё держит в секрете, Дёмин. У них там просто есть какая-то тайна, его октябрята перед другими звёздочками хвалятся, что у них тайна, а что такое, не говорят.

На лицах членов совета, двух мальчиков и трёх девочек, промелькнули улыбки. Слегка улыбнулась и учительница.

Света покраснела, голос у неё зазвучал обиженно:

– И они даже страшные истории на своих сборах рассказывают! Малышей пугать – ну куда это годится? Про какого-то Вия, например, рассказывали…

Изумление на лице у вожатой. Учительница прикусила губу.

– Что за Ви-ий такой? – презрительно протянула Света. – Выдумали имя!

– Гоголь выдумал! – Генка поправил очки. – Ты кончила?

– Что ты меня торопишь? – огрызнулась Света. – На поезд опаздываешь? И Дёмин даже сказал своим октябрятам, что двойка – это не смертельно.

На этот раз засмеялись все – и пионеры, и взрослые. Потом пионервожатая сделала серьёзное лицо, а учительница слегка покачала головой.

– Ничего смешного не вижу! – сказала Света. – А теперь ещё с котятами бегают, как с ума посходили. И вдобавок из других звёздочек к себе перетягивают! Главное, Дёмин ни за что не хотел быть вожатым, а потом согласился и – давай куролесить. И я предлагаю с вожатых Дёмина снять!

Слушая Свету, Костя мучился и недоумевал. Откуда она всё знает? Следил кто-то за ними, что ли? Шпион у них в звёздочке завёлся и обо всём Кольцовой докладывал? Кто же это? Мухин? Алла? Костя терялся в догадках, уши у него пылали.

А последние Светкины слова ударили его как кувалдой. Отнимут у него октябрят? Да как же он без них?

Костя вскочил, пробормотал сдавленно:

– Снимай! Снимай! – И… заплакал.

Это было ужасно. Стыдно, так стыдно, что умри хоть сейчас, перестань существовать на белом свете, сгинь – и ничуть не жалко. Да, он не хотел, верно, не хотел. Но потом… Кто бы мог подумать, что станут для него эти малыши настоящими друзьями?

Глухо, как сквозь воду, донёсся до него возглас Генки:

– Ты с ума сошла, Кольцова?

И потом голос… Чей это? Кажется, учительницы второклассников. Говорит громко, взволнованно:

– Когда мне сказали, что у вас на совете будет обсуждаться октябрятская работа во втором классе, я обрадовалась. Вот, думаю, кстати, Дёмина расспрошу… Ты не права, Света! Разве можно его снимать? Ко мне на днях приходила бабушка Аллы Печкиной, благодарила за внучку. Прежде, говорит, по дому ни к чему не касалась, ручки боялась испачкать, правда, и сама я, говорит, отчасти виновата. А сейчас Алла бабушке постоянно помогает. А Толя-то Акимов… он сильно изменился. А до чего был бесшабашный! Да ведь ребята из третьей звёздочки учиться лучше стали. По чтению особенно хорошо успевают. Это влияние Дёмина, потому что они часто читают вместе…

То доходил до Кости голос учительницы, то пропадал. В голове билось: «Что это я – на ребят? Совсем ошалел! Никто не ябедничал, не наушничал. Просто они же болтают обо всём – что в уме, то и на языке. Тайна с тимуровством дома давно уже не тайна. Привыкли дома помогать, и ладно. Теперь из альбома звериного великий сюрприз строят: „Увидите! Такое увидите!“»

Потом он почувствовал на своих плечах чью-то руку, услышал над ухом шёпот:

– Ты ведь мужчина! Перестань!

Костя сидел, уткнувшись лицом в согнутые руки. Поднял голову. В пионерской комнате только он и Тамара Георгиевна.

– Ничего не будет худого, пойми! – негромко говорила учительница. – Никто тебя не собирается снимать. Света сказала не подумав. Кстати, ушла в слезах… А я, знаешь, почему задержалась? Хотела тебя попросить: вы мою белую лайку не сфотографируете? Красивая. Зовут Румка. Маня Стрельцова про неё хороший рассказик написала. Ира Сергеева ей помогла…

Костя вытер рукавом лицо:

– Что ж, можно, пожалуй. Мы уже кончили снимать, но, если рассказ готов, сделаем исключение. И знаете, рассказики, которые уже составлены… можно мы их вам покажем?

– Пожалуйста! Пожалуйста!

– Спасибо. Мы покажем. До свиданья.

Костя схватил свой портфель и ринулся в раздевалку. Скорей! Скорей! Не попасться бы на глаза знакомым ребятам – с зарёванной-то физиономией. А уж если кто из его звёздочки повстречается… он сразу скажет, что чуть не сломал ногу и ревел от боли.