Текст книги "Цареубийство 11 марта 1801 года"

Автор книги: Адам Чарторыйский

Соавторы: Адам Чарторыйский,Леонтий Беннигсен,Август Коцебу,Николай Саблуков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

Вопрос о французском преобладании в Индии, как он стоял при Людовиках XV и XVI, выяснен в книге Эмиля Барбэ «Le nabab Rene Madec», содержащей дипломатическую историю проектов Франции относительно Бенгала и Пенджаба с 1772 по 1808 г., на основании документов архива Пондишери и других. В этом замечательном исследовании приведены многочисленные проекты, представленные версальскому кабинету, относительно атаки Англии в Бенгал и официальные планы восстановления французского могущества на Востоке. Автор затем выясняет прямую связь этих старых проектов с замыслами Наполеона Бонапарта и, в частности, с миссией генерала Гарданна в Персию (1807—1808 гг.), составлявшей часть проекта Наполеона потрясти английское влияние в Индии через соответственные выступления в Турции, Персии и Дели. Этими попытками кончается история азиатской авантюры Франции. Реставрация была в слишком большой зависимости от Англии, чтобы заниматься индийской политикой.

Ещё в 1774 г. версальский кабинет получал проекты и настояния действовать в Индии, где возможно было создать ещё более прочную французскую торговлю, чем тогдашняя английская. Но грубый отказ министра Неккера в субсидии показывает, в какие руки попали национальные интересы Франции в конце царствования Людовика XV. Составлялись дипломатические мемуары, в которых высоким слогом говорилось о французском великодушии, о том, что Франция может прибегать лишь к достойным, честным и умиротворяющим средствам для подъёма своей кампании в Индии. Между тем английская кампания ничем не брезговала. Империя Могола представляла труп, разделённая и разодранная на множество независимых частей, во главе которых стояли владетели, думавшие о своих интересах и враждовавшие. Великий Могол имел лишь тень старой власти и престижа. Политика европейцев в Индии состояла в привлечении на свою сторону владетелей. Ничего не стоило поднять их против английского гнёта. Но правительство Людовика XV отписывалось и не давало денег. После смерти старого короля настал момент, когда версальский кабинет стал с большим вниманием относиться к интересам Франции на Востоке. Уроженец Бретани, авантюрист Мадек, делается набобом и приобретает огромное влияние в Индии. Но ещё в 1773 г. положение английской кампании было подобно тому, в какое она стала двадцать лет спустя в Америке. Возможно было отложение индийских владетелей от Англии под протекторатом Франции. Версаль ничего не делал. С воцарением Людовика XVI картина меняется. В своём исследовании Барбэ приводит подписанную Людовиком XVI инструкцию 1782 г. Этот документ, составленный, вероятно, одним из министров в кабинете и на глазах короля, показывает, что Людовик XVI и его министры говорили языком «non de I’égoisme absolutiste, mais du patriotisme le plus élevé»; тут излагается план кампании на северо-восток от Пондишери и даётся инструкция разрушить Бомбей. Кроме того, в руках версальского кабинета имелся ряд проектов и мемуаров о положении англичан в Бенгале, проект атаки Калькутты и т. п., кончая мемуаром 1789 года. Указывалось, что в Бенгале силы Англии состоят всего из 2000 европейцев (1500 пехоты, 300 артиллерии, 200 кавалеристов), но они нанимают 30 000 сипаев. Мадек предлагал опустошить Бенгал. Он собирался двинуться на английские укрепления по обоим берегам Ганга. «А за собою, – уверял он, – я подниму только разбойников и грабителей, «gui feront un désert de ce beau pays de Bengale», сжигая поселения, уничтожая жатвы, угоняя скот, а я тем временем буду сбирать контрибуции с городов, всегда готовых откупиться, лишь бы не подвергаться осаде, приступу и грабежу». «Всё это, – докладывал Мадек, – я учиню своими силами и на свои средства», пусть только Франция порвёт сношения с Англией. Но Мадек просил министерство хранить его проекты в глубочайшей тайне: англичане столь ловки и ревнивы, что если они осведомятся о начале сей корреспонденции, они ему причинят всякое зло, какое только будет для них возможно. Министерский «план атаки, с целью покорить Бенгал и уничтожить в Индиях английское могущество», положительно утверждает, что, несмотря на могущество и силы англичан в Бенгале, легко взять город и форты Калькутты и создать более обширное и более богатое королевство, чем сама Англия. Владетельные принцы здешних стран с трудом переносят главенство Англии. Английские силы здесь не суть силы... Проект их уничтожения далеко не фантазия. А Бенгал – это страна, откуда идут и люди, и деньги, и припасы, и, наконец, самые драгоценные товары Азии. Франция в восточном полушарии прежде всего должна заняться завоеванием Бенгала, ибо раз только англичане оттуда будут выгнаны, они потеряют существенную ветвь своей коммерции и ресурсы их владений в Индии. А чтобы обеспечить этот переворот (pour assurer cette révolution), надо пустить в дело следующие силы и средства.

Следуют пункты... Как видим, этот документ проливает яркий свет на французскую политику при Людовике XVI в Индии. Общий вывод проекта: «lа révolution de Bengale est une expédition maritime». Средства, которые полагались достаточными для этой экспедиции, – три военных корабля, три фрегата, семь транспортных судов, корвет, 2500 солдат и 2000 кафров.

Тогда же Могол пишет письмо Людовику XVI, в котором просит союза и покровительства Франции. Напомним, что император Индии, Великий Могол, хан Алам II, начал царствовать до Людовика XVI, а умер только в, 1803 году. «La prépondérance dans I’lnde, alors, était la prépondérance dans le monde»[1]1
  Перевес в Индии тогда был перевесом в мире.


[Закрыть], – говорит Барбэ. Так было и в 1773 г. Но если Людовик XVI и интересовался проектами, он от бумаг к делу не перешёл. Однако в желании у Людовика XVI создать большое французское предприятие на Востоке не может быть сомнения; чувствуя позднее, что Индия стала английским достоянием навсегда, он вступает в сношения с императором Аннама и приготовляет французам пути в Индокитай. Не может быть сомнения, что, питая намерения атаковать Англию в Азии, Наполеон Бонапарт изучил все государственные бумаги, относящиеся к этому вопросу, и, конечно, те проекты, о которых мы сейчас говорили. Наполеон централизовал в Париже архивы всех стран, куда только проникали его армии, и располагал государственными бумагами всей Европы, изучая их ревностно. Между проектами 1773 г., 1782—1789 гг. и экспедицией 1807—1808 гг. видим ещё важный момент: 1800—1801 гг., когда русский самодержец, вступив в союз с первым консулом французской империи, отдал приказ Орлову: «Имеете вы идти с казаками и завоевать Индию». На фоне изложенных проектов и замыслов этот приказ принимает совсем новое значение. Две тысячи европейских солдат охраняли могущество англичан в Индии в 1782 г. Император Павел в 1800 г. посылает в Индию 40 000 казаков. Спрашивается, было ли это движение уединённым действием или входило, как составная часть, в общий план действий Наполеона и Павла против азиатских владений Англии? План этот существовал, но точных данных о нём не находим. Один прусский агент сообщал министру Гарденбергу набросок плана войны против Индии, указывая, что цель та же, которая заставила предпринять экспедицию в Египет.

Но там была солидная база операций и более лёгкие средства для перевозки армий в английские владения; к тому же та армия состояла из одних французов, а здесь армия комбинированная. Другое письмо, адресованное к тому же министру из Лондона, сообщало о союзе Павла и Бонапарта для завоевания английских владений в Индии. Русские войска должны были идти в Астрахань, переправиться по Каспийскому морю в персидский город Астрабад. В то же время войско первого консула должно было идти с берегов Рейна через Швабию к устью Дуная и потом по Чёрному и Каспийскому морю переправиться в Таганрог, оттуда идти по Дону, потом по Волге в Астрахань и тоже по Каспию в Астрабад, для соединения с войсками Павла.

В Астрабаде соединённая армия должна была достигать 70 ООО человек разного рода оружия. Далее двинулись бы в Герат, Кандагар и далее, по следам Александра Македонского, на берега священных вод Индии. Заготовлены были даже прокламации к мусульманскому населению, в которых возвещалось: «армии двух, самых могущественных в мире, народов должны пройти через ваши земли. Единственная цель этой экспедиции – изгнать англичан из Индостана... Два правительства решили соединить свои силы, чтобы освободить индусов от тиранического и варварского ига англичан» и т. п. Исполнение части этой диспозиции мы видим. Донское войско двинулось в поход, но смерть Павла остановила дальнейшее.

Первым действием юного императора Александра была посылка в Лондон курьера с возвещением мира. Затем возникает новая коалиция, в которой принимает участие и Пруссия, стремившаяся в первую коалицию сохранить нейтралитет. После Тильзитского мира Наполеон возобновляет попытку вмешаться в азиатскую гегемонию Англии. Если Павел, перегнув карту Европы, сказал: «Так я разделю Европу с Наполеоном», то Александр на предложение такого же раздела со стороны Наполеона отвечал уклончиво. Но в политике Александра было достаточно перемен и колебаний между Англией и Францией.

Первому периоду царствования Александра I присваивают обыкновенно наименование эпохи преобразований. «Вникая ближе в дух этого периода, – говорит Н. К. Шильдер, – вернее было бы назвать его эпохой колебаний». За это время, то есть с 1801 по 1810 год в государственной жизни России происходят беспрестанные колебания как во внутренней, так и во внешней политике; по всем отраслям управления империей замечается полная неустойчивость взглядов, резкие переходы от одной политической системы к другой. Кроме причин, лежащих в самой жизни, эти колебания объясняются и характером Александра I, теми его свойствами, которые Меттерних называл: «les evolutions périodigues de son esprit». Никто, однако, не находил ничего ненормального в этой умственной и нравственной неустойчивости Александра.

Если мы не имеем пока точных данных, чтобы ответить на вопрос, принимали ли участие в цареубийстве 11 марта английская интрига, английские агенты, английское золото, то на вопрос, какое значение внезапная ужасная гибель Павла Первого имела для Англии и всей Европы, можем ответить совершенно определённо: с гибелью Павла для Англии исчезала огромная опасность, несомненно грозившая и её морскому могуществу, и азиатской её гегемонии; судьбы же всей Европы были бы, несомненно, иные, если бы Павел жил ещё и союз его с Наполеоном укрепился.

Но, оставляя в стороне значение цареубийства И марта 1801 года для всей Европы, скажем последнее слово о том уроке, который это страшное событие даёт нам, русским.

Император Павел Первый – разительный пример монарха, который, будучи от природы наделён многими высокими качествами духа, исполнен честного и благородного стремления к благу своего народа, тем не менее на целое столетие в сознании всех остаётся пугающим образом тирана и безумца; император Павел – пример самодержца, который, будучи неограниченным властелином миллионов подданных и обширнейшей империи, обладая таким могуществом, что решения его могли менять судьбы народов и карту Европы, не мог защитить себя от шайки цареубийц и придворной камарильи, от нескольких низких интриганов, искушённых в подлости и пройдошестве, и погиб ужасно и жалко, не вызвав к своей участи никакого сожаления в европейском обществе. Солдаты и крестьяне были признательны Павлу за многие облегчения и не защитили его, и его имя заглохло в народе, даже не отразившись в какой-нибудь плачевной песне. Убийцы Павла были бесконечно ниже его и умом и характером, а они ославили свою жертву кровожадным сумасшедшим, и никто им не возражал.

Так император Павел Первый является показателем того, что постигает верховную власть, когда она не опирается на свободный и сознательный народ, на освящённый земский собор излюбленных людей, на широко развитое всесословное представительство местного самоуправления, когда все пути общения царя с народом уничтожены, все связи порваны и вознесённый на недосягаемую высоту монарх уподобляется громовержцу Зевсу, только с завязанными глазами. Монарх, лишённый опоры и совета думы всей земли, думы, в которой проявлялся бы веками воспитанный дух патриотизма, думы, хранящей исторические заветы народа, являющейся хранительницей, защитницей и выполнительницей его идей, его прав, его задач, органом самосознания нации, – такой монарх, при всей безмерности власти, поневоле правит с помощью интриг, и от этих же интриг и гибнет. Император Павел Первый и его злосчастная судьба в русской истории есть роковой и логический вывод петровской реформы, кровавых казней стрельцов, поверстания при Петре и императрицах множества старых дворян московских и духовных в податное сословие. Судьба Павла есть следствие семидесятипятилетнего женского правления через любовников и угодников, следствие возвышения всевозможных авантюристов и проходимцев-иностранцев и унижения коренных русских людей и старослужилых родов честных выходцев с Запада; судьба Павла Петровича есть следствие убийства царевича Алексея Петровича, казнённого ослеплённым родителем; цареубийство 11 марта 1801 года есть прямое следствие сыноубийства 26 июня 1718 года. Если униженный духом народ, в лице высших иерархов церкви и всего русского общества, бездушно и рабски перенёс то сыноубийство, что же удивительного, если после всех последовавших кровавых переворотов века, после крови несчастного Иоанна Антоновича, Петра III, народ устами гренадера так с потрясающим равнодушием высказался о цареубийстве 11 марта, в утро после ужасной ночи: «Умер ли Павел Петрович? Да, крепко умер. Лучше отца Александру не быть. А впрочем, нам что ни поп, то батька».

Над порабощённым, безгласным народом, вознесённый на недосягаемую высоту, император пребывал в трагическом одиночестве. Шайка крепостников-тунеядцев плотной стеной окружала его.

Самовластный, он стал игрушкой в руках коварного царедворца. И великолепный замок, в котором он заперся посреди своей столицы, стал сначала его тюрьмой, а потом и мавзолеем.

ЗАПИСКИ Н. А. САБЛУКОВА

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

В 1865, в лондонском журнале «Fraser’s Magazine for town end country» появилась статья под заглавием: «Reminiscences of the Court and times of the Emperor Paul I of Russia up to the period of his death. From papers of a deceased Russian General Officer[2]2
  «Воспоминания о дворе и временах императора российского Павла I до эпохи его смерти. Из бумаг умершего русского генерала».


[Закрыть], которая уже по самому своему заглавию должна была вызвать интерес русской исторической критики. Тем не менее таинственный русский автор, напечатавший в Англии свои воспоминания, оставался неизвестным до 1869 года[3]3
  Краткое извлечение из воспоминаний Саблукова, в 60-х годах, было сделано также во французском журнале «Revue Modeme».


[Закрыть], когда в ноябрьской книжке издававшегося в то время при Чертковской библиотеке «Русского архива» впервые напечатано на русском языке: «Из записок Н. А. Саблукова о временах императора Павла Петровича. Перевод с английского»[4]4
  Перевод сделан С. А. Рачинским.


[Закрыть]. В виду цензурных условий перевод, естественно, не мог быть полным, так что добрая половина «Записок» осталась неизвестной для русской читающей публики и главным образом последняя часть их, посвящённая описанию заговора и самому событию 11 марта 1801 года. Что касается английского подлинника «Воспоминаний», то последний, в настоящее время, по прошествии почти 40 лет, представляет совершенную библиографическую редкость, так как журнал «Fraser’s Magazine», издавался в ограниченном количестве экземпляров и все нумера 1865 года давно вышли из продажи и не имеются даже у наиболее известных заграничных антиквариев.

Настоящим изданием, исключительно предназначенным для небольшого кружка специалистов-историков и любителей отечественной старины, отчасти пополняется этот пробел в нашей исторической библиографии, до сих пор не имевшей полного перевода «Записок Саблукова», представляющих, по беспристрастности изложения и искренности тона, драгоценнейший материал для будущих историков и бытописателей Павловской эпохи, ещё столь мало исследованной и едва ли беспристрастно оценённой.

Автор «Записок», Николай Александрович Саблуков, родился в Петербурге в 1776 году. Отец его, Александр Александрович Саблуков[5]5
  Александр Александрович был сыном коллежского советника Александра Ульяновича Саблукова, служившего при дворе Елизаветы Петровны. Службу свою Александр Александрович начал в 1762 году и за время царствования Екатерины II был награждён Владимиром 2 класса, чином тайного советника и аннинской лентой. При Павле I пожалован сенатором. Скончался в Петербурге в 1826 г., будучи членом госуд. совета и действ, тайным советником. Похоронен в Александро-Невской лавре.


[Закрыть], сенатор и впоследствии один из первых членов только что учреждённого Александром I государственного совета, был вице-президентом мануфактур-коллегии в последние годы царствования Екатерины II и в эпоху Павла I. Сыну своему он дал весьма тщательное домашнее образование, причём, благодаря заботам матери автора, Екатерины Андреевны Саблуковой, рождённой Волковой, женщины высокообразованной и гуманной, особенное внимание было обращено на изучение иностранных языков: немецкого, французского и английского. Вскоре затем молодой Саблуков, по обычаю богатых дворян того времени, был отправлен путешествовать за границу, посетил Германию, Италию и, благодаря близким связям с русской знатью, был представлен ко многим иностранным дворам. Вернувшись в Россию в 1792 году, 17-летний юноша Саблуков поступил в блестящий и аристократический, в Екатерининское время, конногвардейский полк, в котором и оставался до самой кончины Павла I, находясь в последнее время в чине полковника и командуя эскадроном.

Не будучи «гатчинцем», как Аракчеев и Ростопчин, не состоял в числе любимцев, как Кутайсов и Уваров, Саблуков, несмотря на это, пользовался благосклонностью и уважением Павла, чувствовавшего в нём неподкупную верность порядочного человека. Этим обстоятельством объясняется тот факт, что автор «Записок» был одним из тех немногих лиц, близко стоящих ко двору, которым удалось удержаться на службе в течение всего четырёхлетнего царствования Павла. Саблуков был джентльмен в полном смысле этого слова: это был рыцарь без страха и упрёка, спокойно смотревший в глаза такому государю, как Павел I, сумевший сдерживать порывы такой взбалмошной натуры, как Константин, вызывавший невольное удивление робкого и запуганного отцовскими строгостями Александра. Вот почему «Записки Саблукова», в которых каждая фраза, каждая строчка дышат правдой и благородством, должны иметь особое значение в глазах историка: в этих качествах автора он увидит несомненное доказательство как правдивости передаваемых им фактов, так и вполне беспристрастной оценки личности императора Павла.

Отдавая полную справедливость высоким душевным качествам, лежавшим в основе характера этого государя, любя его искренно как человека, Саблуков сообщает, однако, целый ряд фактов, указывающих на несомненную ненормальность Павла, резкие выходки которого, доходившие зачастую до непонятной жестокости, могут быть объяснены исключительно душевным расстройством.

Таков, в общих чертах, основной характер «Записок Саблукова», представляющих собою исторический документ первостепенной важности для будущих исследователей этого кратковременного, полного загадочности и противоречий, царствования. Автор их, являющийся образцом искренности и правдивости, в одном только случае впадает в довольно странное противоречие, а именно, когда он упоминает о роли, которую сыграла английская политика в кровавом событии 11 марта 1801 года. Стараясь как будто бы доказать полную неосновательность слухов об участии английского посла, лорда Уитворда, в заговоре против Павла, он в то же время категорически говорит о любовной связи этого дипломата с О. А. Жеребцовой, сестрой Зубовых – главных руководителей заговора. Наконец, в одном месте «Записок» мы находим следующую недвусмысленную фразу, не требующую дальнейших комментариев: «Г-жа Жеребцова предсказала печальное событие 11 марта, в Берлине, за несколько дней до смерти императора и, как только узнала о совершившемся факте, отправилась тотчас в Англию навестить своего старого друга лорда Уитворда». (Гл. III, с. 72).

Единственным объяснением этого противоречия, которое совсем не вяжется с категорическим и ясным тоном всего повествования, может служить то обстоятельство, что рукопись Саблукова, напечатанная в Лондоне, прошла через горнило английского журнала, редакция которого, естественно, была заинтересована в обелении действий «коварного Альбиона».

Убийство императора Павла произвело на Саблукова удручающее впечатление и было глубоко ненавистно его взглядам на неприкосновенность личности помазанника Божия и самодержца. Он хочет бежать от двора, среди которого ему ежедневно приходится сталкиваться с участниками ужасной драмы, и с радостью принимает на себя охрану императрицы Марии Фёдоровны, удалившейся из Петербурга в своё павловское уединение. Тем не менее он не может примириться с деятелями 11 марта и при первой возможности, в конце 1801 года, подаёт в отставку и едет за границу искать забвения и успокоения в новом путешествии по Европе. В 1803 году, находясь в Англии, он женится, по любви, на англичанке, мисс Юлиане Ангерштин, дочери известного знатока и любителя живописи Эдуарда Ангерштина, имевшего богатую коллекцию картин, завещанную им впоследствии Лондонской национальной галерее. Вернувшись в Россию в 1806 году, Николай Александрович, по совету своего старого знакомого, тогдашнего морского министра, адмирала П. В. Чичагова, поступает на службу в адмиралтейств-коллегию и в следующем же году назначается управляющим счётною экспедицией с утверждением в чине генерал-майора. В 1809 году он выходит в отставку с мундиром (л.-гв. Конного полка) и снова удаляется в Англию, к родственникам жены. Но и здесь, на чужбине, он продолжает горячо любить Россию и при первом известии об опасности, угрожающей отечеству, Саблуков спешит на родину и в рядах армии принимает участие в бессмертной эпопее 1812 года, находясь при особом кавалерийском отряде генерал-майора барона Корфа. Когда народное бедствие, наконец, миновало, когда неприятель был изгнан и Россия уже не нуждалась в жертвах своих сынов, Саблуков окончательно выходит в отставку, снова удаляется в Англию и до самой своей смерти остаётся вдали от государственных дел, то наезжая в Россию, то путешествуя по Европе, причём ведёт деятельную переписку со своими друзьями, живущими в России. К числу таких друзей принадлежал, между прочим, известный учёный и богослов протоиерей Г. П. Павский, духовный наставник цесаревича Александра Николаевича и переводчик библии с еврейского языка на русский. В этих письмах к Павскому Саблуков является горячим сторонником просвещения отечества в смысле нравственного и умственного воспитания и возрождения духа русского народа. Искренний и убеждённый православный, Н. А. тем не менее желает видеть русских служителей церкви, как духовных пастырей народа, более образованными, стоящими на высоте своей великой воспитательной задачи.

Таков нравственный облик автора настоящих «Записок», носящего в себе отличительные черты лучших людей того времени, людей с широким, просвещённым умом, с душою, открытою для всего доброго, великодушного, справедливого. XIX век, в отличие от своего предшественника, постепенно лишал личность её особенностей, нивелируя, так сказать, её индивидуальность под один шаблон, выделяя идеал безличного исполнения; но тем больший интерес, тем большую ценность представляют собою люди критики, в которых жизнь бьёт живым энергичным ключом, те лучшие люди славной Екатерининской эпохи, которые, несмотря на наступившую аракчеевщину, не доведены были до бесцветности общим равнением русской жизни под капральски-бюрократический шаблон того времени. То были люди истинно-русские и притом люди свободной инициативы, что не мешало им, однако, быть искренно и убеждённо преданными самодержавию и всем остальным исконным заветам русской жизни, делать в годину народного бедствия великое патриотическое дело, полагая душу свою за родину. Таков был автор настоящих «Записок». Честь ему и слава и вечная память!

К. Военский