Текст книги "Цареубийство 11 марта 1801 года"
Автор книги: Адам Чарторыйский
Соавторы: Адам Чарторыйский,Леонтий Беннигсен,Август Коцебу,Николай Саблуков
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)
Вечером у меня собралось небольшое общество. Мы стояли кружком посреди комнаты и болтали. Между тем почти совсем стемнело. Нечаянно обернулся я к окну и с ужасом увидел, что город был иллюминирован. Никаких приказаний для иллюминации не было, но она была блистательнее, чем обыкновенно в большие праздники. Один только Зимний дворец стоял тёмной массой передо мной и представлял собой величественный контраст. Грусть овладела всеми нами.
Уже с утра[278]278
Т.е. с утра 12 марта.
[Закрыть] присягали в дворцовой церкви императору. Из императорской фамилии присутствовал один только великий князь Константин. Он первый приложился к евангелию, за ним Нарышкин, потом высшие чины государства, между которыми недоставало только графа Палена и графа Кутайсова: первый стоял внизу между войсками, а второй сказался больным. Достойно замечания, что в присяге упоминалось только о том наследнике престола, который назначен будет впоследствии[279]279
Установленная при императоре Александре форма клятвенного обещания была следующая: «Я, нижепоименованный, обещаюсь и клянусь... что хочу и должен его императорскому величеству... императору Александру Павловичу... и его императорского величества всероссийского престола наследнику, который назначен будет, верно и нелицемерно служить» и т.д.
П.С.З. 12 марта 1801 г. № 19.779 и 18 апреля 1801 г. № 19.841.
[Закрыть]. Стало быть, узаконения Павла поэтому отменялись. На следующий день граф Кутайсов также поехал во дворец и был милостиво принят: Александр, казалось, хотел поступить с ним, как тот французский король, который не помнил обид, сделанных дофину.
Отрадный манифест, изданный Александром, известен[280]280
А. М. Тургенев в своих записках сообщает, что сперва Козицкий написал проект манифеста, но что его редакция признана была неудовлетворительной, и тогда Трощинский взялся за перо и написал тот манифест, который был обнародован.
[Закрыть]. Он написан был Трощинским, который некогда был секретарём императрицы Екатерины. Обольянинов был отставлен; на его место назначен был Беклешов, человек, пользовавшийся всеобщим уважением и бывший губернатором в Риге. Граф Васильев сделан был снова государственным казначеем, граф Воронцов послом в Англии; Беннигсен принят на службу с чином генерал-лейтенанта. Ненавистная тайная экспедиция[281]281
В немецком подлиннике слова «тайная экспедиция» написано по-русски, но латинскими буквами.
[Закрыть], в которой постоянно в последнее время находился палач[282]282
В немецком подлиннике: «ein Knutmeister».
[Закрыть], была уничтожена. Все заключённые были освобождены. На стенах крепости, как на частных домах, читали эти слова: «Свободен от постоя».
Говорили, что великий князь Константин сам отправился в крепость, с ужасом увидел все орудия мучений и приказал их сжечь. Это неверно. Ст. сов. Сутгоф, по обязанности, был в крепости и нашёл в ней только розги; комнаты тайной экспедиции показались ему, впрочем, приличными и с достаточным воздухом, одни только так называемые «cachots»[283]283
В немецком подлиннике по-французски «cachots».
[Закрыть] возбудили его ужас.
Император поехал в сенат[284]284
Император Александр был в общем собрании сената 2 апреля 1801 года. Государь поехал также в синод 23 мая 1801 года.
[Закрыть], чего Павел ни разу не сделал, – снова назвал его «правительствующим», издав много указов о помиловании[285]285
П.С.З. № 19.782, № 19.784, № 19.786, № 19.788, № 19.798, № 19.814.
[Закрыть]; вернул из Сибири невинных, туда сосланных; освободил 152 несчастных, которых слишком ретивый губернатор...[286]286
В немецком подлиннике имя пропущено. Вероятно, слободоукраинский губернатор П. Ф. Сабуров.
[Закрыть] выслал из Харькова в Дюнамюнденскую крепость; отменил, кроме того, много наказаний и восстановил все права народа[287]287
Под именем народа здесь должно подразумевать одно только дворянство. Указы, на которые намекает здесь Коцебу, были следующие: П.С.З. № 19.790 о восстановлении дворянских выборов на точном основании екатерининского учреждения о губерниях. № 19.810 и 19.856 о восстановлении дворянской грамоты.
[Закрыть].
Не были более обязаны снимать шляпу перед Зимним дворцом; а до того времени было в самом деле крайне тяжело: когда необходимость заставляла идти мимо дворца, нужно было, в стужу и ненастье, проходить несколько сот шагов с обнажённой головой из почтения к безжизненной каменной массе. Не обязаны были выходить из экипажей при встрече с императором; одна только вдовствующая императрица ещё требовала себе этого знака почтения.
Александр ежедневно гулял пешком по набережной в сопровождении одного только лакея; все теснились к нему, все дышали свободно. В Миллионной он однажды застал одного солдата, который дрался с лакеем. «Разойдётесь ли вы? – закричал он им. – Полиция вас увидит и возьмёт обоих под арест». У него спрашивали, нужно ли размещать во дворце пикеты, как при его отце. «Зачем? – ответил он. – Я не хочу понапрасну мучить людей. Вы сами лучше знаете, к чему послужила эта предосторожность моему отцу».
Привоз книг был дозволен[288]288
П.С.З., № 19.807.
[Закрыть] ; издан был образцовый цензурный устав[289]289
Устав о цензуре 9 июля 1804 года. П.С.З. № 21.388.
[Закрыть], который, к несчастью, более не соблюдается. Разрешено было снова носить платья, как кто хотел, со стоячим или с лежачим воротником. Через заставы можно было выезжать без билета от плац-майора[290]290
П.С.З., № 19.801.
[Закрыть]. Все пукли, ко всеобщей радости, были обстрижены[291]291
П.С.З., № 19.826.
[Закрыть]. Эта небольшая вольность принята была всеми, а в особенности солдатами, как величайшее благодеяние.
Круглые шляпы тоже снова появились, и я был свидетелем суматохи, внезапно происшедшей в одно утро в приёмной графа Палена; все бросились к окнам; я не мог понять – зачем: проходила по улице первая круглая шляпа[292]292
То же рассказано в Das merkwurdigste Jahr, t. 2.
[Закрыть]. Обыкновенно народ придаёт подобным мелочам такую цену, что государям никогда бы не следовало стеснять его в этом отношении. Можно без преувеличения сказать, что разрешение носить круглые шляпы произвело в Петербурге больше радости, чем уничтожение отвратительной тайной экспедиции.
Нельзя, однако, умолчать, что это первое опьянение вскоре прошло. Народ стал приходить в себя. Он вспомнил быструю и скорую справедливость, которую ему оказывал император Павел; он начал страшиться высокомерия вельмож, которое должно было снова пробудиться, и почти все говорили: Павел был наш отец. На первом параде, когда солдаты собрались в экзерциргаузе, офицеры пошли между ними ходить, поздравляя их, и говорили: «Радуйтесь, братцы, тиран умер». Тогда они отвечали: «Для нас он был не тиран, а отец».
Много содействовало этому настроению то, что офицеры полка нового императора[293]293
Семёновского полка.
[Закрыть] хвастались, выставляли как великую заслугу своё участие в перевороте и тем раздражали против себя офицеров других полков. Не всё было так, как бы следовало; но и взрыва неудовольствия нельзя было опасаться, хотя суеверие уже разглашало о привидении, появившемся в Михайловском замке и громко требовавшем мщения, и хотя утверждали, что в ночь на 15-е число граф Пален охранял себя несколькими полицейскими солдатами с заряженными ружьями и приказал сказать сменённому генерал-прокурору, чтобы он принимал поменьше посетителей.
13-го числа император в первый раз явился на параде без мальтийского креста; граф Пален также перестал его носить; но на Адмиралтействе всё ещё развевался мальтийский флаг, и только впоследствии решили его снять. Заметили также, что на параде государь взял князя Зубова под руку и дружески прохаживался с ним взад и вперёд.
В тот же день граф Пален дал большой обед, на котором, между прочим, князь Куракин всячески унижался перед Зубовыми, полагая, что заговорщики сделаются новыми любимцами. Мнение это было ошибочно, но вначале разделялось многими. Я не сомневаюсь, однако, что, по крайней мере, граф Пален силой и умом удержался бы, если бы не сделал непостижимой для опытного царедворца ошибки, удалившись из Петербурга. Нужно было осмотреть кордон, учреждённый на берегах Балтийского моря против англичан, и он сам вызвался иметь надзор за исполнением этого поручения. Он поехал и более не увидел столицы. До сих пор он живёт в своих курляндских имениях, но совершенно забыт. О нём не вспомнили даже тогда, когда в походах против французов нуждались бы в столь энергичном человеке.
Князь Зубов также должен был удалиться в свои имения. Весьма правдоподобно, что когда кто-то поздравил его с тем, что переворот ограничился одной только жертвой, он, получивший образование при Екатерине, ответил: «Этого недостаточно; нужно ещё, чтобы никто из участников не был наказан». Когда же выразили ему опасения насчёт Обольянинова и Аракчеева (который впоследствии действительно приехал), он только сказал: «C’est de la canaille». Мне самому он сказал на третий день в разговоре, который я имел с ним с глазу на глаз: «Цицерон прав, говоря в одном из своих писем: если бы у него было одним пороком больше, он был бы лучше». И к этому он прибавил: «Отец Павла был пьяница; если бы Павел имел тот же порок, нам пришлось бы менее страдать от него».
Нарышкин и граф Кутайсов получили позволение путешествовать. Последнего государь призвал к себе перед его отъездом и сказал ему милостиво: «Я никогда не забуду, что вы 30 лет служили моему отцу. Если вы когда-либо будете в затруднительном положении, рассчитывайте на меня».
Но не одну только милость, а также прекраснейшую для царей добродетель – справедливость, выказывал Александр в первые дни своего царствования.
Некоторый генерал Арбенев постыдно бежал во время похода в Голландии, и император Павел объявил тогда во всеобщее сведение, что он бежал 40 вёрст, не переводя духу. Между тем у него были сильные друзья, которые за него ходатайствовали, и Трощинский представил новому императору о его помиловании. Александр отказал, сказав: «Может ли моё помилование сделать из него храброго человека?» Трощинский повторил свою просьбу, и государь наконец уступил. Указ был написан и представлен к его подписи. Александр его подписал; но, отдавая его Трощинскому, сказал: «Я тебе сделал удовольствие, теперь твоя очередь: разорви его»[294]294
Иван Иосафович Арбенев, генерал-майор, с 7 декабря 1797 года по 24 октября 1799 года шеф Днепровского мушкетёрского полка, бывшего в голландской экспедиции.
Ростопчин писал 29 октября 1799 года к Суворову: «Какое постыдное поведение войск наших в Голландии! В первом деле бросились грабить, оставили генералов, и оттого разбиты в другом. Не хотели идти; полк лёг на землю. О, проклятые! Генерал-майор Арбенев, штаб-офицер и ещё три офицера бежали, и море их одно могло остановить за 40 вёрст. Арбенев исключён, а те ошельмованы».
[Закрыть].
Мы готовы сердечно радоваться этому восходящему солнцу, не предавая, однако, проклятию отошедшего и не поступая, как тот муж, который на торжественном погребении Павла[295]295
Погребение Павла происходило в страстную субботу 23 марта 1801 года.
[Закрыть] бросился к графу Палену, ехавшему впереди верхом, и поцеловал его сапог.
Многие изощряли свой ум насчёт мёртвого льва. Граф Виельгорский[296]296
Граф Юрий Михайлович Виельгорский (1753—1808), д. т. с., сенатор.
[Закрыть] распространил стихотворение, которое оканчивалось следующими строками:
Que la bonté divine, arbitre de son sort,
Lui donne le repos, que nous rendit sa mort.
Один немец написал:
Das Volk war seiner Laune Spiel;
Er starb gehasst, wie Frankreichs letzter Konig;
Er hatte der Macht uber uns zu viel
Und uber sich selbst zu wenig.[297]297
Народ был игрушкой его каприза; он умер ненавидим, как последний французский король. Над нами он имел слишком много власти, а над собой слишком мало.
[Закрыть]
Другой:
Павел, конечно, заслужил следующую лучшую надгробную надпись. Народ и солдаты говорили:
«Он был наш отец».
Дополнительные примечания
князя А. Б. Лобанова-Ростовского
записке Коцебу
1
В день своей кончины, т.е. 11 марта 1801 года, император Павел действительно отправил двух курьеров: одного в Берлин, другого в Париж. По этому случаю в архиве министерства иностранных дел в С.-Петербурге сохранилась следующая записка, написанная рукой князя Александра Борисовича Куракина:
«Le 11 mars 1801 S. М. l’Empereur a fait expédier par courrier deux rescripts signés de sa propre main:
1) au baron de Krudener pour lui prescrire d’jnsister auprés de la Cour de Prusse à se décider, dans l’espace de 24 heures, à faire occuper par ses troupes l’Electorat de Hanovre, et de quitter Berlin en cas de répons négative.
2) a M-r de Kolytcheff pour lui enjoindre d’inviter le Premier Counsul à faire entrer les troupes républicaines dans l’Electorat de Hanovre, vu l’indécision de la cour de Berlin de faire occuper ce pays par les siennes.
Le Prince Kourakine».
Курьер, посланный в Берлин, нисколько не был задержан Паленом. Он вручил нашему посланнику барону Криднеру собственноручный рескрипт Павла следующего содержания:
«Cha. Mich, се 11 mars 1801.
Declaré Monsieur au Roi que si il ne veut pas se décidé à occuper Hanovre vous avé à quitter la cour dans les 24 heures.
Paul».
Этот рескрипт находится в архиве нашего посольства в Берлине, где я его списал (с сохранением правописания подлинника). На нём нет той приписки графа Палена, о которой говорит Bignon (Histore de France. Paris, 1829, t. I, p. 440):
«L’empereur ne se porte pas bien aujourd’hui».
Thiers (Histore du Consulat et de I’Empire. Paris, 1847, t. 2, p. 430) передаёт эту приписку (post-scriptum) почти тех же выражениях и прибавляет, что генерал Бёрнонвиль, бывший французским посланником в Берлине, сообщил об ней своему правительству. Нужно полагать, что Пален написал барону Криндеру отдельную записку.
Об этих двух рескриптах Павла сравнить:
«Сборник Русского Исторического общества», II, 12: статья К. К. Злобина – Дипломатические сношения между Россией и Швецией.
Vehse: Geschichte des Prussischen Hofes, V, 189, 190.
2
СПб., января 29, 1801.
Открыл я, граф Иван Петрович, переписку Г. Гр. Панина, в которой титулует он князя Репнина Цинциннатом, пишет о некоторой мнимой тётке своей (которой у него однако же здесь никакой нет), которая одна только из всех нас на свете душу и сердце только и имеет, и тому подобные глупости. А как из всего я вижу, что он всё тот же, то и прошу мне его сократить, отослав подальше, да отвечать, чтобы он впредь ни языком, ни пером не врал. Прочтите ему сие и исполните всё.
Есьмь вашим благосклонным
Павел.
(Получ. 1 февраля 1801).
Мих. Зам., Февр. 7, 1801.
В улику того и тому, о чём и кем дело было, посылаю к вам копии с перлюстрированных Панина писем, которыми извольте его уличить. И, как я уже дал вам и без того над ним волю, то и поступите уже по заслуге и так как со лжецом и обманщиком. Вы можете для прочтения его к себе с надёжным провожатым на то только время привести. В про: сие всё уже ваше дело, и вам за сие и за него и отвечать.
Вам благосклонный
Павел.
(Получ. 9 февр. 1801).
3
Seume (Zwei Briefe uber die neuesten Veranderungen in Russland. Zurich, 1797, c. 74) рассказывает это происшествие следующим образом.
По приказанию государя приготовлена была в Риге торжественная встреча для короля Станислава Понятовского, при проезде его в С.-Петербург. В назначенный день расставлена была на улицах стража из городских жителей (Burger Companion) и приготовлен был большой обед в доме Чёрных голов (auf dem Hause der Schwarzen Haupter). Понятовский в этот день не приехал, а вместо него приехал князь Зубов. Стража отдала ему честь, как русскому генералу, а часть обеда, изго-
товленного для короля, послужила обедом Зубова. Обо всём этом послан был донос к государю, и со следующей почтой получено повеление об исключении графа Палена из службы. Впоследствии, узнав, как это было, государь снова принял Палена на службу.
Указ, или, вернее, рескрипт, о котором говорит Коцебу, был следующего содержания:
«Господин генерал-лейтенант Пален. С удивлением уведомился я обо всех подлостях, вами оказанных в проезде князя Зубова через Ригу; из сего и делаю я сродное о свойстве вашем заключение, по коему и поведение моё против вас соразмерно будет.
Сие письмо можете показать генерал-лейт. Бенкендорфу.
(подп.) Павел».
26 февраля 1797 года
(Из дел военной коллегии
в архиве военного министерства)
В тот же день, 26 февраля 1797 года, граф Пален был выключен из службы.
Военные приказы: «С.-Петерб. вед.» 1797 года, № 18.
«Русская старина», XI, с. 189.
20 сентября 1797 года граф Пален приказом, объявленным при пароле, был снова принят на службу, и по этому случаю, во всеподданнейшем письме от 1 октября, он писал к государю, что, «прибыв в Ригу, уведомился он о всемилостивейшем помещении его в высочайшей службе, и просил удостоить принять подобострастное приношение живейшей благодарности и купно всеподданнейшие уверения, что он жизнь свою по гроб посвящает с радостью высочайшей службе и для того пред лицем его, государя, повергает себя к священным стопам его величества».
4
«Вспомнили последние слова графа Палена за ужином: «qu’il faut commencer par casser les oeufs» и привели их буквально в исполнение. Многих называли, которые тут выказали свою грубость и зверство, желая отомстить императору личные обиды, полученные от него; били, топтали, всячески старались изуродовать его несчастное тело».
Саблуков (английский подл., 319, 320).
Санглен (в неизданных записках) рассказывает, что однажды, несколько лет спустя, император Александр спросил его: «Вы знаете, что такое Болговской (Дмитрий Николаевич,
бывший шт.-капитан Измайловского полка)? Il a pris la téte morte de mon pére par les cheveux, l’a heurté contre la terre et a dit: voilà le tyran!»
О Болговском см. «Полярную Звезду» на 1855 год.
Изд. 2-е. Лондон, 1858, с. 133.
5
Нужно полагать, что собрание полков имело целью придать перевороту, до некоторой степени, характер народного движения и устранить нарекание в одной только дворцовой интриге. Из этого можно также заключить, что до последней минуты убийство Павла не было предопределённой и явной целью заговора; иначе собрание полков было бы распоряжением не только излишним, но даже опасным. Совещания, происходившие в самый вечер 11 марта между заговорщиками, доказывают, что главный вопрос: что делать, если Павел не согласится на отречение? оставался между ними неразрешённым и был предоставлен случайности. Сильнее всех, как уверяют, восставал против убийства граф Валериан Александрович Зубов. Санглен (в неизданных записках, с. 48) говорит, что «на дворе Михайловского замка (в ночь 11 марта) стояла карета, готовая на первый случай отвезти Павла в Петропавловскую крепость», но Санглену безусловно верить нельзя.
Для того чтобы совершенно понять подробности рассказа Коцебу, необходимо иметь перед глазами планы Михайловского замка, гравированные И. Колпаковым по рисункам К. Росси, Овсянникова и Канаева, под наблюдением строителя замка, архитектора Бренна (15 листов).
Они существуют в двух или, вернее, в трёх размерах: 1) в 4-ку, 2) в лист, и 3) самые планы в лист, а виды фасадов и разрезов в большой лист.
6
Караул, который наряжался каждый день поочерёдно из всех полков гвардии, помещался на гауптвахте, устроенной в нижнем этаже замка, в углу, тотчас направо при входе во двор через главные (так называемые Воскресенские) ворота. В этот день, 11 марта, в карауле был Семёновский полк, и караулом командовал какой-то капитан, из бывших гатчинских офицеров, понимавший одну только фронтовую службу, но нисколько не подозревавший, для чего она установлена. Саблуков (английский подлинник, с. 313).
В нижнем этаже, в овальном зале, примыкавшем с левой стороны (если идти со двора) к парадной лестнице; парадная же лестница была в углу, тотчас налево при входе на двор через главные ворота. Караул, который находился в этом зале, состоял из 30 человек и постоянно наряжался из одного только Преображенского полка. Das merkwurdigste Jahr, II, 194.
(Русский перевод этого места в «Русском архиве» 1870 года, с 974.)
11 марта этим караулом командовал поручик Преображенского полка Сергей Никифорович Марин, уже давно готовый на содействие заговорщикам.
7
Сам Коцебу не уверен, Аргамаков ли нанёс первый удар Павлу или Николай Зубов.
«Император говорил громко и размахивал руками. Граф Николай Зубов, полупьяный, человек исполинского роста и необыкновенной силы, ударил государя по руке и сказал ему: «что ты кричишь?» В ответ на это оскорбление император с гневом оттолкнул левую руку Зубова, тогда Зубов правым кулаком, в котором держал массивную золотую табакерку, нанёс Павлу в левый висок сильный удар, от которого государь упал без чувств».
Саблуков (английский подлинник, с. 319).
Почти так же рассказывает и Чичагов:
«Alors le comte Nicolas Zouboff, homme fort et colossal, s’écria: «Messieurs, vous ne pourrez jamais lui faire entendre raison. Nous perdrons notre temps, et nous nous exposons à de grands malheurs par nos hesitations. Voici le langage qu’il faut teniràun homme comme lui». Puis avec une boite d’or qu’il tenait à la main, il lui appliqua sur la tempe un coup qui le renversa».
Memoires de i’amiral Tchichagoff. Leipzig, 1862, p. 42.
8
В бельэтаже к парадной лестнице примыкал, с левой стороны, овальный зал, в котором постоянно находился караул от конной гвардии.
(Das merkwurdigste Jahr, II, 219.
Этот зал был по дороге от парадной лестницы к внутренним покоям государя. Караул состоял из 1 офицера, 3-х унтер-офицеров и 24 солдат; в этот день в карауле был корнет Андреевский.
(Саблуков, с. 313)
9
Саблуков (с. 318) рассказывает, что в конной гвардии солдаты не хотели присягать новому императору, не убедившись сперва в смерти Павла. Посланы были в Михайловский замок за знамёнами унтер-офицер Григорий Иванов и несколько солдат при корнете Филатьеве. Их допустили к телу покойного императора и, когда, по возвращении в казармы, Саблуков спросил Григория Иванова, убедился ли он в смерти государя: «Да, ваше благородие, – отвечал Григорий Иванов, – он крепко умер». – «Будешь ли теперь присягать императору Александру?» – «Буду; хоть он и не лучше, но, так или иначе, кто ни поп, тот и батька».
10
1 ноября 1800 года состоялся указ, коим дозволялось «всем выбывшим из службы... или исключённым... паки вступить в оную» (П.С.З. № 19.625 и 19.626).
23 ноября 1800 года князь Зубов назначен директором 1-го кадетского корпуса.
6 декабря 1800 года граф Валериан Александрович Зубов назначен директором 2-го кадетского корпуса.
1 декабря 1800 года граф Николай Александрович Зубов, бывший прежде шталмейстером, назначен шефом Сумского гусарского полка. (По смерти Павла, 20 марта 1801 года, пожалован в обер-шталмейстеры.)
Леонтий Леонтьевич Беннигсен (1745—1826). Его послужной список напечатан в «Русском архиве» 1874 г., I, с. 826.
Пётр Александрович Талызин (17 января 1767 – 11 мая 1801 года). Генерал-лейтенант, командир Преображенского полка.
Фёдор Петрович Уваров (1769—1824). Генерал-лейтенант с 5 ноября 1800 года. Шеф кавалергардского корпуса с 11 января 1799 года.
Иван Иванович Вильде, генерал-лейтенант, шеф артиллерийского полевого батальона в С.-Петербурге, с 7 февраля 1798 года по 11 апреля 1799 года (и снова с 1 октября 1799 года). Отставлен от службы 27 января 1800 года. В 1801 году присутствовал в артиллерийской экспедиции и 27 февраля уволен в отпуск на две недели.
Князь Пётр Петрович Долгоруков (сын).
Александр Васильевич Аргамаков 1-й, поручик, полковой адъютант Преображенского полка (не адъютант государя) с 29 сентября 1800 года.
Князь Василий Михайлович Яшвиль, из капитанов гвардии артиллерийского батальона произведённый 5 мая 1800 года в полковники с определением в конный батальон Богданова 2-го (20 марта 1801 года, по смерти Павла, переведён в л.-гв. артиллерийский батальон); у него был старший брат, князь Лев Михайлович Яшвиль, из полковников 6-го артиллерийского полка произведённый 13 ноября 1800 года в генерал-майоры с назначением цейхмейстером флота, генерал от артиллерии 1 января 1819 года, (ум. 1836 г.).
Владимир Александрович Мансуров (1766—1806, хол.), полковник Измайловского полка с 3 марта 1801 года (не был выключен из службы).
«II était trés consideré par l’empereur Alexandre. Un jour que j’accompagnai Sa Majesté dans un voyage, Elie daigna prendre des nouvelles de ma famille et me parla de l’oncle Vladimir, comme d’un officier tres distingué et qu’Elle regrettait beaucoup».
Из письма генерал-адъютанта Мансурова, бывшего флигель-адъютанта императора Александра, из Гамбурга от 18 (30) ноября 1877 г., к Н. П. Мансурову.
Александр Иванович Талызин, капитан Измайловского полка.
Алексей Николаевич Мордвинов 1-й, подпоручик Измайловского полка с 24 сентября 1800 года.
Кондратий Иванович Филатов, подпоручик Измайловского полка с 24 сентября 1800 года.
Все трое 4 марта 1801 года отставлены от службы без обшидов, а 6 марта 1801 года снова приняты в тот же полк
У Алексея Николаевича Мордвинова было в Измайловском полку два брата, подпоручики Иван и Дмитрий Николаевичи Мордвиновы. Первый из них (Иван Николаевич) был 27 октября 1800 года исключён из службы за дерзость, а 6 ноября 1800 года снова принят на службу в тот же полк.
В числе заговорщиков были также:
Командир л.-гв. Семёновского полка генерал-майор Леонтий Иванович Депрерадович.
Павел Васильевич Голенищев-Кутузов (впоследствии граф).
Генерал-майор, причисленный 23 декабря 1800 года к лейб-гусарскому полку, полковник кавалергардский Николай Михайлович Бороздин (женатый на дочери О. А. Жеребцовой).
Полковник Измайловского полка Николай Иванович Бибиков (предлагавший на ужине у Талызина убить не только Павла, но и всю императорскую фамилию).
Саблуков называет (с. 318) – полковника (Николая Фёдоровича?) Хитрова, двух генералов Ушаковых, артиллерийского полковника Татаринова и мн. др.
Helbig (Russiche Gunstlinge, р. 306) называет также какого-то генерала Орлова в числе заговорщиков. г
D’Allonville (Mémoires tirés des paopiers d’un homme d’Etat, VIII) причисляет в заговорщикам Муравьёва (с. 84 и 89), «ancien cavalier du grand-due Constantin, devenu le secritaire intime de l’empereur Alexandre», Ивашова (генерал-майора?) и Полторацкого (с. 84).
Коцебу ещё называет: «Suboff’s Oheim Kositzki». Он мне неизвестен. Екатерининский статс-секретарь Григорий Васильевич Козицкий умер в 1775 году, оставив только двух дочерей.
11
Кому принадлежал этот шарф?
Одни говорят (Исторический Сборник Герцена, Лондон, 1859, 1861, I, 57 и II, 48, 131), что взяли шарф Аргамакова, который один был в шарфе; другие, как, например, Саблуков (англ, подл., 319), что Скарятин[299]299
Яков Фёдорович Скарятин. шт.-капитан, с 15 октября 1800 года, Измайловского полка
[Закрыть] (род. 24 октября 17..) взял шарф самого императора, висевший на стене над его кроватью.
Чичагов (с. 42): «Avec une des écharpes dont la chambre était ornée, on mit fin à cette funeste existence».
Кроме Яшвиля, Мансурова и Скарятина, участвовали в этой сцене:
1) Отставной полковник артиллерии Татаринов. Выключен из службы 5 мая 1800 года, снова принят в оную 17 марта 1801 года.
(Ив. Мих. Татаринов, муж известной Екатерины Филипп. Татариновой, рожд. Буксгевден?).
2) Полковник Измайловского полка, князь Иван Григорьевич Вяземский (брат графини М. Г. Разумовской).
3) Корнет Кавалергардского полка Евсей Степанович Гарданов.
Граф де Местр (Blanc. 318) пишет:
«Le premier auteur du complot avait propose de faire declarer l’etat de demence (il aurait pu dire rage) par la simple deposistion et d’agir legalement, si ce mot peut paraitre au milieu de ces horreurs. De parricides polissons s’emparerent du’ projet et l’executerent a leur maniere».
12
Кроме Котлубицкого, Нарышкина и Обольянинова арестованы были в эту ночь:
1) командир Измайловского полка генерал-лейтенант Пётр Фёдорович Малютин, и
2) инспектор кавалерии Литовской и Лифляндской инспекции генерал-лейтенант Андрей Семёнович Кологривов, как бывшие офицеры гатчинских войск и любимцы Павла.
Кологривов арестован был у себя на дому Павлом Васильевичем Кутузовым, который, играя с ним в карты, вынул в половине 12-го часы и объявил ему, что он под арестом (Саблуков, 321).
Кажется, был также арестован Григорий Григорьевич Кушелев, живший в Михайловском замке, в верхнем этаже.
13
Граф Пален, независимо от других должностей, был в то же время генерал-губернатором прибалтийских губерний. Государь повелел ему отправиться туда. Пален хорошо понял, в чём дело, и со станции Кипени послал прошение о полной отставке.
Граф Пален уволен был по прошению от службы 17 июня 1801 года. Он умер 13 февраля 1826 года в Митаве.
До самой кончины своей он сохранил глубокое убеждение, что совершил величайший подвиг гражданского мужества и заслужил признательность своих граждан.
Семейное придание говорит, что на смертном одре он сказал:
«Gott, vergieb mir meine Siinden. Mit dem Paul bin ich schon fertig».
14
Вот как судил об этих конституционных попытках один современник, имя которого осталось неизвестным:
«Трое ходили тогда с конституциями в кармане: речённый Державин, князь Платон Зубов со своим изобретением, и граф Никита Петрович Панин с конституцией английской, переделанной на русские нравы и обычаи. Новосильцову стоило большого труда наблюдать за царём, чтобы он не подписал какого-либо из проектов; который же из проектов был глупее, трудно описать: все три были равно бестолковы. Жалею очень, что в бумагах моих в С.-Петербурге я не нашёл второго мнения Державина, которое известно под названием «Его кортесов». Кажется, что покойный дядюшка мой, испугавшись взятия меня до Karmelitow, изволил истребить всё, что было у меня любопытнейшего и в доме его хранилось»[300]300
Соч. Державина, т. VII, с. 341.
[Закрыть].
Почтенный издатель сочинений Державина (Я. К. Грот), приводя эту заметку, вероятно, по неисправленному списку, напечатал: картонов, вместо кортесов. Я пользовался современным списком, принадлежавшим П. А. Валуеву. Кортесами, как известно, называются представительные собрания в Испании и Португалии.
Граф Никита Петрович Панин, тотчас по вступлении императора Александра на престол, был вызван в С.-Петербург и снова назначен вице-канцлером (21 марта 1801 г.).
В своей записке «О древней и новой России» Карамзин также пишет об этом времени:
«Два мнения были тогда господствующими в умах: одни хотели, чтобы Александр, к вечной славе своей, взял меры для обуздания неограниченного самовластия, столь бедственного при его родителе; другие, сомневаясь в надёжном успехе такого предприятия, хотели единственно, чтобы он восстановил разрушенную систему Екатерининского царствования, столь счастливую и мудрую в сравнении с системою Павла».
15
В 1799 году, при слободо-украинском губернаторе, д. ст. сов. Петре Фёдоровиче Сабурове (27 декабря 1798 – 19 июля 1800), высланы были, по высочайшему повелению, из Слободо-Украинской (Харьковской) губернии на остров Эзель на поселение, а оттуда переведены в Дюнамюнденскую крепость на работы духоборцы с их жёнами и детьми (казаки и однодворцы из селений Салтыковского-Тернового и Больших Проходов), число которых с родившимися после ссылки простиралось до 156 душ.
Император Александр повелел 17 марта 1801 года возвратить их всех на родину, с учреждением наблюдения за их поведением.
(Справка из подлинного дела,
доставленная мне харьковским
губернатором князем Кропоткиным).
В августе того же 1799 года высланы были, по высочайшему повелению, из Новороссийской губернии, духоборцы, числом 31 человек, в Екатеринбург на работу в рудниках, как «отвергающие вышнюю власть на земле, пределом Божиим поставленную» (П.С.З. № 19.097).
