Текст книги "Черный Легион: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: Аарон Дембски-Боуден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

Разговор на эту тему вновь вернул все это. Последние ночи возле ее постели, омывание ее тела, над функциями которого она утратила контроль. Непрекращающийся плач наших родителей, которые винили черепных хирургов за слишком плохую работу и меня за слишком позднее возвращение на Тизку. Занимавшие всю ночь глубокие прощупывания сознания Итзары, поиски какой-нибудь ее части, оставшейся незатронутой прожорливыми тварями и последующей выдалбливающей хирургией.

Я отдал младшую сестру на аванпост Механикума на Просперо, зная, что в их экспериментах нужен живой психически развитый человек для преобразования в Анамнезис. Мне было известно, что это рискованно и что все предшествующие попытки создать искусственную совокупную сущность потерпели крах. Но рискнуть стоило, и я бы поступил так снова. Это был единственный выбор, который стоило сделать.

Леор с Телемахоном смотрели на меня в новом свете. Абаддон смотрел на меня так, словно видел и слышал все, о чем я думаю.

Он постучал кончиками пальцев поверх сердца, три раза.

– Прости меня, брат. Эта рана свежее, чем я думал. Я не хотел обидеть или оскорбить.

Я разжал зубы, но напряжение не отпускало.

– Все в порядке, – солгал я. – Я… оберегаю ее.

– Твоя преданность делает тебе честь, – заметил Абаддон. – Это одна из причин, по которым я тебя призвал.

– Призвал нас? – до Леора дошло в тот же момент, что и до меня. – Саргон… Несущий Слово был не пророком. Ты послал его к Фальку, чтобы заманить нас сюда.

Абаддон распростер руки и отвесил учтивый поклон. Собранная из разношерстных частей броня издала визг при движении.

– Он совершенно точно пророк, но да, он послужил приманкой. Едва ли это можно назвать искусным манипулированием. Вы не единственные, кого я позвал, однако вам принадлежит честь быть первыми. Я положился на отчаяние Фалька и его желание отомстить за осквернение наследия своего Легиона. Я положился на то, как Ашур-Кай жаждет любых обрывочных прозрений. Положился на сочувствие Хайона по отношению к уничтоженному Легиону и его верность Фальку, а также на веру, что он сможет захватить «Мстительный дух», сделав свою сестру его машинным духом. Что же касается тебя, Огненный Кулак, я положился на твое желание поисков чего-то большего, чем жизнь обезумевшего от крови налетчика, и на твою жажду обрести цель. Короче говоря, я положился на воинов, которым хотелось быть большим, нежели наследием своих ослабевших Легионов. Все с легкостью вставало на свои места. Саргон был лишь первым дуновением, с которого начался воющий ветер.

На покрытом швами лице Леора застыло хмурое выражение. Я думал, что он еще что-нибудь прокомментирует, однако вместо этого он прорычал:

– Не называй меня Огненным Кулаком.

Легионер Сынов Гора рассмеялся в ответ. Грязные волосы липли к его бледным щекам.

– Хорошо, брат мой. Как пожелаешь.

Мы продолжили разговор, а Леор прошелся по помещению, изучая аппаратуру и вникая в назначение каждой из машин. Дольше всего его взгляд задерживался на оружии.

– Не трогай это, – в какой-то момент предостерег Абаддон. Леор положил роторную пушку. Многочисленные стволы взвизгнули и остановились.

Я задал вопрос, который уже целую вечность задавали воины Девяти Легионов.

– Почему ты бросил свой Легион?

Абаддон, отвернувшись, трудился над лежавшим на верстаке болтером, смазывая механизмы и промывая снятые детали чистящим раствором.

– Война Гора кончилась. Та война имела значение, эта же – нет. От подлинного противостояния остался лишь пепел, так с чего меня должны заботить эти бессмысленные и бесконечные стычки между Девятью Легионами?

У меня бурлила кровь, и дело было не только в последствиях открытия Когтя. Непринужденность бесконечных познаний Абаддона обо мне и моих братьях, безусловно, не смягчала чувства настороженности, а от того, как безмятежно он отмахнулся от жизней, потерянных в Оке с начала Войн Легионов, у моей слюны появился кислый привкус.

– Ты что-то хочешь сказать, Хайон? – вызов в его голосе вовсе не был плодом моего воображения.

– Третий и Двенадцатый потеряли от клинков друг друга больше воинов, чем за все восстание Гора. Ариман уничтожил Пятнадцатый. Мало кто в состоянии вообще иметь дело с проклятым Четырнадцатым с тех пор, как они поддались Богу Жизни и Смерти. Восьмой присутствует здесь по большей части в виде раздробленных групп, а Четвертый правит своими изолированными твердынями, покидая их лишь для того, чтобы торговать и совершать набеги в авангарде орд демонических машин. Про Двадцатый никто не может ничего сказать наверняка, но…

– Они здесь, – с улыбкой прервал Абаддон. – Поверь мне на слово.

– Как ты можешь так все игнорировать? – я чувствовал, как мой голос становился тверже, пока я перечислял постигшие Легионы участи, чтобы открыть Абаддону глаза на войну, на которую он не обращал внимания. – Твой Легион мертв, – добавил я. – Ты бросил их на смерть.

Он посмотрел на меня. Ему не требовалось уделять внимание болтеру, который он чистил. По его взгляду я понял, что не просто не смог его убедить, но еще и сказал именно то, что он ожидал услышать.

– Столь резкие слова, тизканец. Но насколько ты верен собственному роду? Как часто ты возвращаешься на тот заселенный призраками мир, где Магнус Одноглазый рыдает на вершине Башни Циклопа?

Мое молчание все сказало за меня. В его золотистых глазах вспыхнул внутренний свет, и он продолжил.

– Хайон, Войны Легионов никогда не закончатся. Они – неотъемлемая часть жизни в этой Преисподней, и они никогда, никогда не закончатся. Более того, они являются суровой неизбежностью для тех, кто слишком горд и озлоблен, чтобы принять свершившееся поражение. Это не мои сражения. Лить кровь за рабов и территории? Я не варвар, чтобы драться за ничтожные пустяки. Я солдат. Воин. Если Легионы хотят устраивать набеги на охотничьи угодья друг друга ради объедков со стола и кражи чужих игрушек – я не стану им мешать. Я не ощущаю потребности спасать их от посредственной судьбы. Они предпочли сражаться и гибнуть в ничего не значащей войне.

Подал голос Телемахон. Он был единственным из нас, кто не раз сражался рядом с Абаддоном во время Великого крестового похода.

– Ты изменился, – произнес он. Мягкий голос был под стать его безмятежной серебряной маске.

Абаддон кивнул.

– Я ходил по поверхности каждого из миров в этой тюрьме-чистилище. Это было необходимо – чтобы выяснить границы этого царства, увидеть его тайны, – он снова поглядел на болтер и начал заново собирать вычищенное оружие. – Меня больше не интересуют старые распри и союзы. Хотим мы того или нет, но сейчас новая эпоха.

Я выдохнул, хотя не сознавал, что задерживал дыхание. Последняя попытка.

– Это все, что ты можешь сказать – что ты лучше и мудрее тех из нас, кто погряз в Войнах Легионов? Абаддон, твой род практически угас.

Мой пыл лишь повеселил его.

– Послушай себя, брат. Ты все споришь и споришь, будто сам не повинен в тех же самых прегрешениях, которые бросаешь к моим ногам. Ты стоишь передо мной и осуждаешь мои решения потому, что действительно с ними не согласен, или же потому, что пришел сюда как адвокат Фалька?

Стоявший рядом со мной Леор издал лающий смешок. Я чувствовал, что Телемахон улыбается под своим шлемом.

– Ты недооцениваешь серьезность ситуации, – произнес я. – Луперкалиоса больше нет, его стерли с лица земли.

– Я полностью в курсе о том, что произошло у Монумента.

Несколько секунд я не находил слов.

– Я не понимаю, как ты настолько спокойно обходишься с этим.

– А я должен вопить от ярости, будто ребенок, – парировал Абаддон. – Ярость – это оружие, брат. Клинок, которым пользуются в бою. Вне войны она обычно затуманивает ясность суждений. С чего мне оплакивать Легион, который я предпочел бросить? Я больше не один из них.

Я едва мог поверить, что слышу эти слова от бывшего Первого капитана Сынов Гора. Абаддон расценил мое молчание как капитуляцию и усилил нажим.

– Ответь мне, Хайон – ты все еще легионер Тысячи Сынов? Леорвин, ты еще Пожиратель Миров? Телемахон, имя чьего Легиона звучит наиболее пусто, ты остаешься одним из Детей Императора? Император и его потерпевшие неудачу сыновья дали вашим Легионам эти названия. Отзываются ли они до сих пор гордостью в сердце и душе? Вы все еще дети своих отцов, чтите их и воплощаете собой их неудачи? Вы видите их изъяны и слабости и хотите это повторить? Саргон глядел на пути будущего и говорил мне, что все вы не ограничены зовом никчемных кровных линий. Он ошибался?

Его настойчивые обвинения отрезвили нас троих. Мы вновь погрузились в молчание. Когда у тебя есть тысяча вопросов, становится непросто понять, с чего начинать. Абаддон обращал на нас мало внимания, он вытравливал на гильзах болтерных зарядов хтонийские руны.

Леор снова принялся бродить по залу, разглядывая биологические компоненты, которые Абаддон хранил в разнообразных жидкостях. Глаза, сердца, легкие. Одним Богам было ведомо, где он их достал. Большинство не принадлежало людям, а консервация органов Нерожденных требует особого терпения и квалификации в алхимии. По этому мемориальному залу можно было ходить целую неделю и не увидеть даже половины его чудес.

Вернувшись, Леор осушил еще одну колбу с мерзким варевом хозяина. Его темное лицо расплылось в улыбке.

– Я не изучаю черную магию, но все же – ты включил колдовство в список того, чему научился?

Абаддон вновь развернулся и оглядел нас. Шейные сервоприводы его доспеха издали тихое рычание.

– Брат, я привык к одиночеству, так что могу лишь извиниться, если упускаю какие-то особенности твоего чувства юмора. Что ты имеешь в виду?

– Он имеет в виду гипновопль, – произнес я. – Где твой астропат?

– Ааа. У меня нет астропата. Есть мозги трех астропатов, которые плавают в суспензорной жидкости и подключены к психорезонантным кристаллам, растущим по всему кораблю. Ты по ним бил несколько минут назад, Леорвин.

Он указал на коллекцию органов и разбитых кристаллов, находившуюся в прозрачном цилиндре с тошнотворной серой жидкостью.

– Это маяк, которым я пользуюсь, чтобы отыскивать дорогу назад, возвращаясь из странствий. Один из мозгов принадлежал жрице эльдар. Она неплохо сражалась, скажу я вам. Впрочем, обслуживанием устройства жизнеобеспечения занимается Саргон. Я так и не достиг достаточного мастерства, чтобы самостоятельно поддерживать его функционирование.

– Саргон мертв, – сказал Леор. – Он погиб несколько месяцев назад, когда Дети Императора устроили нашему флоту засаду.

Абаддон вновь вернулся к нанесению надписей.

– Сомневаюсь, поскольку говорил с ним всего три дня назад. Он в Склепах, несколькими палубами ниже нас. Он ходит туда медитировать.

Стало быть, Саргон выжил и был средством, чтобы заманить нас сюда, к Абаддону. Еще на один вопрос появился ответ еще до того, как я успел его задать. Информацию о том, как именно Саргон спасся, я намеревался при необходимости вырвать из мозга Несущего Слово, но на мой разум давило нечто более срочное.

– Какие-нибудь из твоих сервочерепов засекали волка?

Абаддон приподнял покрытую шрамами бровь.

– Одного из воинов Русса? Или ты подразумеваешь млекопитающих Kanas lupis со Старой Земли?

– Второе. Нерожденный, воплощенный в виде фенрисийской волчицы. Я не получал от нее никаких вестей с того момента, как мы зашли на борт.

– Кажется, я припоминаю, что видел одного такого на корабле. Я так понимаю, что это существо твое?

– Да, она моя.

Смех Абаддона напоминал булькающий и урчащий рык медведя.

– Ты называешь его «она». Какая прелестная сентиментальность.

Леор налил себе еще колбу маслянистого пойла. Он сделал большой глоток, и на его сшитом из лоскутов лице появилась мрачная улыбка. Ему и впрямь нравилась эта штука.

– Знаешь, мы все еще собираемся забрать этот корабль, – добродушно сказал он. Абаддон совершенно не выглядел ни удивленным, ни встревоженным.

– Хорошая цель. Это один из самых достойных памятников изобретательности человечества.

Телемахон подошел ко мне и встал рядом. Он был единственным из нас, кто до сих пор оставался в шлеме. Несмотря на это, я ощущал, что он легче всех чувствует себя в обществе Абаддона. Меня занимал вопрос, в том ли дело, что я лишил его мыслей и эмоций. Я переделывал его, чтобы легко добиться повиновения, но до сих пор он вел себя до разочарования бесстрастно. Последнее, чего мне хотелось – создавать новых слуг, подобных моим рубрикаторам. Я уже мог представить, что скажет Ариман: в следующий раз, когда наши пути бы пересекутся, он неизбежно будет рассматривать мои манипуляции с Телемахоном как низкое лицемерие. Больше всего меня раздражало, что он оказался бы прав.

– Ты сказал, что призвал нас, – произнес Телемахон. – Но не сказал, зачем.

Бывший легионер Сынов Гора, наконец, отложил работу.

– Прости, я полагал, что это будет очевидно.

– Потешь нас, – сказал мечник.

Абаддон поочередно посмотрел каждому из нас в глаза. Еще тогда – даже после стольких десятков лет в одиночестве – он умел говорить с совершенно беспощадной откровенностью без тени неловкости. Когда ты встречался глазами с его золотым взглядом, возникало ощущение, будто тебе оказывают честь доверия или делают поверенным лицом. Это был первый признак харизматичного вожака, который командовал элитным подразделением самого знаменитого из Легионов Империума. Проведенное в паломничестве время наложило поверх его былой жестокой властности слой мудрости и широты кругозора. Я задумался, как отреагируют на его перерождение Фальк и прочие Сыны Гора.

– Гор, – произнес он. – Вы слышали, как о нем говорят Нерожденные? Они дают моему отцу имя не по его победам, но по неудачам, называя его Жертвенным Королем.

– Я слышал такое, – признал я.

– Порой, Хайон, я ломаю голову, где заканчивается свобода воли и начинается судьба. Но об этом мы подискутируем в другой раз. Гору нельзя позволить вновь выступить. Не из-за судьбы, рока, или прихотей Пантеона. Первый Примарх умер с позором и неудачей, братья. Последний подарок, который я сделал брошенному мной Легиону – позволил им умереть с достоинством. Дети Императора и их союзники ставят эту достойную кончину под угрозу. Каждый из вас уже готов двигаться в ту же самую сторону. Если хотите, можете называть это манипулированием, или же простым объединением целей. С меня хватит хладнокровных союзов и временных альянсов. Если я возвращаюсь к битвам, бушующим по всему Оку, мне нужно что-то более реальное. Что-то чистое. Война, в которой есть некий смысл. Итак, у меня есть корабль, который вы хотите, есть точно та цель, которой вы желаете достичь, но оба этих факта меркнут перед тем, что у меня есть необходимые вам ответы.

Подвешенную приманку заглотил Леор.

– Что за ответы?

Абаддон улыбнулся, и в его металлических глазах появился мрачный свет.

– У нас здесь воин-колдун с сердцем ученого и мечник с душой поэта, но по-настоящему существенные вопросы задает кровожадный боец на топорах.

Не став тянуться к своему болтеру, он направился к громадным дверям, которые вели обратно вглубь чрева корабля.

– Идемте со мной. Вам нужно кое-что увидеть.

Видение

Было бы весьма приятно утверждать, будто мы, Черный Легион, просто следуем пророчеству, и это убеждает нас в том, что все будет хорошо, что наш путь предначертан, а победа неизбежна.

Несомненно, это было бы чрезвычайно приятно. А еще это было бы ложью.

Я всегда относился к пророчествам с большой неприязнью. Они были мне отвратительны, когда я впервые ступил на палубы «Мстительного духа» вместе с Телемахоном и Леором. Сейчас я ненавижу их еще более страстно – вечность, проведенная в обществе Ашур-Кая, Саргона, Зарафистона и Морианы, совершенно не разожгла внутри меня никакого почтения. Нет больших лицемеров, чем те, кто верит, будто смотрит в будущее.

Самое пылкое отвращение я берегу для Морианы. Далеко не один из помощников Абаддона грозил расправиться с его противоречивой провидицей. Нескольких казнили за попытку претворить угрозу в жизнь. Однажды я сам держал смертоносное копье и забрал жизнь брата по приказу Магистра Войны. Как же жгуче мне хотелось обратить клинок против Морианы, которая с улыбкой наблюдала, стоя возле Эзекиля. Я так и не простил ее за тот день. И никогда не прощу.

Магистр Войны не глуп. Он ставит своих провидцев и прорицателей выше многих прочих из младших командиров, однако редко связывает судьбу Черного Легиона с их пророчествами. Лишь безумец воспринимает посулы Четырех Богов как нечто большее, нежели манящую возможность. Лучший способ выжить, обитая в Оке Ужаса – понять варп. Лучший способ преуспеть – подчинить его. Самый быстрый способ умереть – довериться ему.

Так что мы не претендуем на то, что наши завоевательные войны направляются каким-либо всеохватывающим видением. Провидение – всего лишь еще одно орудие в арсенале Магистра Войны.

В ночь, когда мы встретили Абаддона на «Мстительном духе», спрятанном внутри коры затерянного во времени мира, он отвел нас из музея своего паломничества к Саргону, который молился посреди безмолвного покоя нижних палуб. Чем дальше мы шли, тем сильнее становился запах – висевший на этих палубах острый запах далеко зашедшего разложения, источник которого было не установить. Я чувствовал, как смрад бойни проникает в мою кожу.

Несущий Слово ждал нас в глубинах мрака, медитируя в скромной одиночной комнате, где была только холодная металлическая койка для сна. Он все еще был в багряном облачении своего Легиона, и керамит все так же покрывали ряды колхидских рун. И, как и прежде, его разум был практически непроницаем для моих ищущих чувств.

Вид его лица сам по себе оказался откровением. По наружности большинства воинов Девяти Легионов – и наших кузенов с разбавленной кровью из раздробленных орденов Космического Десанта Империума – нельзя определить возраст. Обычно наши гены сохраняют нас на пике физической и боевой формы, из-за чего мы похожи на аугментированных мужчин между тридцатью и сорока годами. Под шлемом Саргона я ожидал обнаружить лицо закаленного ветерана, жреца-воителя, который с гордостью носит свои годы и шрамы.

Я не ожидал этого бледного юноши, по чертам которого казалось, что он едва достиг совершеннолетия. Он выглядел так, словно его недавно взяли на службу из резервных рот Легиона, и у него за плечами было не более двух десятков лет жизни. Страшные рубцы ожогов тянулись от подбородка вниз по шее и уходили под ворот горжета. Плазменный ожог. Эта рана и лишила его голоса. Ему повезло, что она не отделила его голову от тела.

– Мой пророк, – поприветствовал его Абаддон. – Эти люди хотят получить ответы.

Саргон поднялся с колен и поприветствовал нас знакомым жестом из языка боевых сигналов Легионес Астартес. Кулак лег поверх сердца, а затем кисть разжалась, и он протянул ее в нашу сторону – традиционное приветствие среди верных братьев, демонстрирующее, что в руке нет никакого оружия. К моему удивлению, Телемахон ответил тем же. Леор просто кивнул.

– Саргон, – произнес я. – Должен ли я поблагодарить тебя за спасение Фалька и его братьев?

У него были зеленые глаза, что являлось редкостью в пустынных кланах Колхиды, которые почти все имели столь же смуглую кожу, как тизканцы, и такие же темные радужки. Он ответил на мой вопрос одним кивком и слабой, кривой улыбкой. Среди боевых знаков Легионов не было обозначения для слова «колдовство», но он достаточно хорошо передал его смысл посредством сочетания нескольких других жестов.

Еще одна загадка разрешилась. Я не стал упоминать, что Фальк и его воины страдают в муках одержимости. Пока что мне хотелось получать ответы, а не давать их.

В завершение своего объяснения Саргон посмотрел на Абаддона и постучал большим пальцем пониже одного из своих глаз.

– Да, – сказал бывший Первый капитан. – Покажи им.

Саргон прикрыл свои яркие глаза и развел руки в стороны в подражание распятому божеству катериков. Я почувствовал нарастание напряжения, совсем как электризация воздуха в мгновения перед тем, как разразится буря. Какой бы психический контроль он ни устанавливал, я поднял против этого защиту.

– Перестань, – мягко произнес я. Когда он не послушался, я вскинул руку в его сторону и толкнул посредством телекинеза. Саргон отшатнулся на три шага назад и резко открыл глаза. На его молодом лице читалось удивление.

– Что-то не так, Хайон? – поинтересовался Абаддон, у которого мое сопротивление вызвало сухое веселье.

– Я видел будущее, как его наблюдает Ашур-Кай: предсказанное по внутренностям мертвых и брызгам крови умирающих. Вглядывался в гадальные пруды вместе с моим братом Ариманом и слушал бормотание богов, призраков и демонов. Мне нет дела до прорицания и его бесконечно ненадежных путей. Что бы из будущего ты не хотел мне показать, оно не составит для меня никакого интереса, а полезно окажется и того менее.

Саргон снова улыбнулся – все то же едва заметное выражение лица – и сделал рубящее движение, означающее «нет».

– Ты не намереваешься показывать нам будущее, пророк?

Опять тот же жест. Нет.

– Тогда что?

Вместо безмолвного провидца ответил Абаддон.

– Хайон, будущее не написано, поскольку мы еще его не написали. Я не для того тащил вас через все Великое Око, чтобы подкупать посулами варпа касательно того, что может произойти.

– Тогда зачем ты нас сюда заманил?

– Потому что я тебя выбрал, глупец, – он хорошо овладел собой при помощи улыбки, однако в интонацию Абаддона впервые закрался привкус гнева. – Я выбрал всех вас.

– И почему же нас? – поинтересовался я. – Ради какой цели?

Абаддон снова кивнул Саргону.

– Именно это он и пытается тебе показать.

Мы, дети – обладающие амбициями взрослых и знанием о просвещении – смотрим на Город Света глазами, еще не видевшими войны. Стоит жаркая ночь. Ярко светят звезды. Ветер, когда он удосуживается подуть, остужает пот у нас на коже.

– А если они нас отвергнут? – спрашивает меня второй мальчик.

– Тогда я буду исследователем, – говорю я ему. – Отправлюсь в Дикие Земли и стану первым основателем нового города на Просперо.

Его это не убеждает.

– Искандар, есть только Легион. Стать кем-то еще – подвести наш народ.

Я призываю в руку стакан воды с другого конца стола, немного разлив по пути. Мехари приходится тянуться за своим, перегибаясь через стол. Я никак это не комментирую.

Я чувствую его зависть, но ничего не говорю и по этому поводу.

Мы…

…уже не дети. Мы – мужчины, у нас в руках дергается оружие, мечи ревут, и наш долг – поставить мир на колени.

Наш отец – существо такой силы, что на него больно смотреть, шагает через наши ряды. Он направляет меч на каменные стены чужого города.

– Просветите их!

Мехари стоит рядом со мной в боевом строю. Мы шагаем вместе, надевая шлемы в один и тот же миг. Алый Король требует, чтобы к закату город пал. Мы сделаем это. Мы…

…собираемся в зале размером с Колизей и слушаем, как Гор Луперкаль в деталях описывает гибель Терры. Тактическая аналитика закончена. Сейчас мы уже углубились в разговоры.

Высочайшая гениальность Магистра Войны во взаимодействии с собратьями-воинами отчасти уменьшилась. Когда-то он поощрял словесные баталии своих воинов, давая тем возможность улучшать планы сражений и высказывать свою точку зрения. В эту ночь чрезвычайно мало такого взаимодействия на равных. Гор много говорит и слишком мало слушает – сознает ли он еще, что все мы находимся здесь по своим собственным причинам? Что эта война имеет для каждого из нас совершенно иное значение? Под его кожей бурлит ненависть, и он полагает, будто все мы разделяем его обиды. Он ошибается.

Мехари стоит возле меня, а Ашур-Кай – за моим плечом. Джедхор несет ротное знамя, держа его высоко, среди множества прочих.

Гор Луперкаль говорит голосом бога и с божественной уверенностью. Он говорит о триумфе, о надежде, о том, как вечные стены обрушатся в прах.

Я оборачиваюсь к…

– …Ариман!

Я выкрикивал его имя уже полдюжины раз. Он либо не слышит, либо отказывается слушать. Он поднимает руки к заполненному призраками небу, ликующе крича. Трое из нашего внутреннего круга вспыхнули яростными столпами пламени варпа, не сумев выстоять против призываемых сил. Двое распались, разваливаясь на составляющие частицы, их смертные тела разрушил безответственный психический зов Аримана. Стоять рядом с ним здесь – все равно, что кричать в ураган.

Они поют имена – сотни и сотни имен, но даже остальные уже прерывают мантры и начинают переглядываться.

Я не могу рисковать, призывая губительное пламя на вершину пирамиды. При такой связи эфирной энергии оно убьет всех нас. Сила, которая скапливается вокруг нас под окутанными ореолом небесами, начинает хлестать злыми сверкающими дугами. Я уже пытался застрелить его, но ревущий ветер выхватывает болты из воздуха.

Его ритуал, его Рубрика терпит неудачу. Я подготовился к этому.

Саэрн рассекает воздух справа от меня, пропарывая рану в теле мироздания. Первым проходит Мехари, его болтер нацелен на Аримана. За ним следует Джедхор. Затем Ворос, Тохен и Риохан.

– Прекрати это безумие, – окликает Мехари нашего командира, перекрикивая ветер.

Бьющаяся дуга неуправляемой силы эфира, словно кнут, с треском проходит по боку пирамиды, сотрясая платформу у нас под ногами. Один из колдунов, все еще продолжавших стоять, ослеплен. Другого швырнуло на колени.

– Убейте его! – кричу я своим людям. С каждым ударом сердца по каналу прибывают все новые. – Убейте Аримана!

Их болтеры, словно хор драконов, открывают огонь. Ни одного попадания. Ни один не находит цель.

Ариман кричит в небо. Мехари тянется к нему, пальцы его перчатки не достают до горла нашего командующего едва ли на сантиметр, когда Рубрика вырывается на свободу. Из ауры Аримана бьют копья энергии, и за ними следует его скорбный вопль, когда – наконец-то – он осознает, что утратил контроль.

А затем Мехари умирает. Они все умирают.

Все мои воины на верхней платформе пирамиды, под незнакомыми звездами неба Сортиариуса, внезапно застывают. Мехари стоит молча, протянутая рука опадает, ее суставы утрачивают напряженность. Я вижу, что он стоит передо мной, но больше не чувствую его там. Как будто смотрюсь в зеркало и не узнаю человека, который глядит на меня оттуда. Там что-то есть, но все совершенно не так.

Мои воины падают наземь грудами брони, хельтарские гребни на головах бьются о стеклянный пол, и от них расходятся паутины трещин. Т-образный визор Мехари продолжает светиться, его голова наклонена ко мне.

Я шагаю к Ариману с секирой в руке.

Кто-то откуда-то зовет…

– …Хайон.

В горящем городе не осталось настоящих убежищ. Я прячусь от убийц, как могу, и крадусь, повернувшись спиной к обрушившейся стене уничтоженной звездной обсерватории. Пылающее рядом пламя лижет тепловые датчики в углу моего ретинального дисплея. Единственное оружие в моих руках – боевой нож, который втыкают в сочленения доспеха. Я потерял цепной меч какое-то время назад. Опустошенный и бесполезный болтер остается в магнитном захвате у меня на бедре. Тот же обзорный экран, который отслеживает температуру снаружи, сообщает мне, что у меня нет боеприпасов три минуты и сорок секунд.

Переводя дыхание, я чувствую холодное присутствие некоторой доли тревоги. В этом нет смысла. Это Просперо, мой родной мир, в день своей гибели от клыков и когтей Волков. Это случилось до провалившейся Рубрики Аримана. До того, как мы стояли на военном совете Гора. Все прочие воспоминания следовали в хронологическом порядке, но это выпало из ряда. Я оборачиваюсь и вдруг вижу, почему.

Абаддон со мной. Он стоит неподалеку, наблюдая с терпеливостью командующего. Это он произнес мое имя – бродячий воин, которого я встретил на борту «Мстительного духа» вместе с Телемахоном и Леором, а не солдат-принц из исторической хроники. Собранная по частям броня тускло блестит, отражая свет пламени. При нем нет оружия, однако он не кажется безоружным. Вокруг него витает угроза, проявления которой я не вполне могу различить. У него опасная душа. Это видно по его улыбке и в его золотых глазах.

– Почему ты здесь? – спрашиваю я его, понизив голос на тот случай, если мои слова привлекут Волков.

– Я все время был рядом с тобой, – отвечает он. – Я был свидетелем твоего детства, проведенного с Мехари, и тех лет, которые ты пробыл легионером Тысячи Сынов. Просто ты видишь меня только сейчас.

– Почему?

– Потому, что это воспоминание важно, – он подходит и приседает рядом со мной. Я обращаю внимание, что падающая дождем пыль не оседает на его доспехе, как на моем. – Это воспоминание определяет тебя в большей степени, чем любой другой миг твоей жизни, Хайон.

Не нужно быть пророком, чтобы знать это. Здесь погиб мой родной мир. Здесь Гира впервые приняла облик волка. Здесь я забрал Саэрн из подергивающихся пальцев чемпиона VI Легиона. Здесь предательство вынудило Тысячу Сынов выступить вместе с мятежниками и безумцами против невежества и обмана. Здесь меня отделяли от смерти считанные часы, пока Леор не нашел меня среди пепельных руин.

Утверждение, что этот день определяет меня сильнее, чем какой-либо другой – едва ли откровение.

Возможно, мне должно быть неуютно, что Абаддон идет рядом со мной в моем сознании. На самом деле верно обратное: его присутствие успокаивает, а слабое любопытство заразительно.

Мой хранитель исчез – погиб или пропал, мне этого не узнать. Мы, Тысяча Сынов, держим этих бесплотных духов в качестве фамильяров. Каждый из них был призван из наиболее спокойных волн варпа и не питал к нам никакой враждебности. Они просто плыли неподалеку, наблюдали и безмолвно давали советы. Разумеется, все это было в ту эпоху, когда мы еще не узнали, что в действительности представляют собой демоны.

Мой хранитель называет себя Гирой. Он был лишенным пола созданием, которое состояло из фрактальных узоров, видимых лишь на закате, и говорило музыкой ветра, когда вообще соизволяло заговорить. Я не видел его уже несколько часов с тех пор, как небо вспыхнуло от десантных капсул Космических Волков.

– Ты постоянно смотришь на запад, – замечает Абаддон. – Город там горит точно так же, как и везде.

– Там пропал мой хранитель.

– Ааа, твой фамильяр.

– Нет. Не здесь и не сейчас. До того, как Просперо сгорел, мы называли их хранителями. Мы не знали, кто они на самом деле, – какое-то время я молчу, вновь осматривая свои многочисленные раны. – Почему у тебя золотые глаза? – спрашиваю я Абаддона.

Он на мгновение закрывает их и прикасается к ним кончиками пальцев.

– Я долго, очень долго вглядывался в Астрономикон, слушая его стихи и хоры. Это сделал со мной Свет Императора.

– Больно?

За его ответным кивком таится большее, чем он сообщает.

– Слегка. Никто еще не утверждал, что просвещение далось ему бесплатно, Хайон.