Текст книги "Черный Легион: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: Аарон Дембски-Боуден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)

Дваждырожденные

– Мы обнаружили обломки, дрейфующие в пустоте. Мои команды утилизаторов уже растаскивали корабль на части, когда мы обнаружили, что есть выжившие.

Выше пояса Правительница Кераксия выглядела легендой, облеченной в металл. Она прохаживалась по своим покоям с полной достоинства неустанностью, сложив четыре руки на груди. Это была обретшая тело древняя индуазийская богиня Кали-Ка, сотворенная из почерневшей от сплавления бронзы, железа и стали. Я сомневался, что она намеренно приняла облик Богини Времени и Разрушения, однако сходство было настолько близким, что навязчиво выходило за рамки простого совпадения. Ее лицо представляло собой выполненную из темного металла маску щерящейся демоницы с раскосыми глазами, которые, похоже, были овалами полированного обсидиана, вставленными в железные глазницы. Она говорила сквозь стиснутые золотые зубы, и в просветах между клыками, покрытыми выгравированными молитвами, слабо поблескивал имплантированный ротовой вокализатор. Ниже пояса она куда меньше напоминала человека – и куда меньше божество.

– Взгляни, что мы нашли, – произнесла она.

На широком экране прикрепленного к стене монитора появилась полная внутренняя сканограмма фрегата «Восход трех светил». Она уставилась на изображение с непоколебимой сосредоточенностью. К моей тревоге, корабль был страшно поврежден, гораздо сильнее, чем до и во время засады среди шторма.

– Все-таки они бежали к Галлиуму, – сказал Леор. – Как они сюда попали?

Правительница все еще не отворачивалась от диаграммы.

– Они не совсем добрались до Галлиума. Мы привели этот остов с края Превратности Берила.

Она указала на отдельный гололит, который демонстрировал скопление напоминающих струпья областей еще более яростной нестабильности в звездных системах вокруг Галлиума. Превратность Берила была всего лишь одной из десятков прорех в варп, испещрявших окрестную область. Великое Око постоянно пребывало в движении, однако потоки и волны закручивались вокруг вихрей более сильных волнений и островков относительно устойчивого покоя.

Что бы ни произошло с «Восходом трех светил» после его исчезновения в сердце бури, он возник на острие особенно бурного региона.

– Что с выжившими? – спросил я. – Где они?

– Они здесь, на борту Ореола Ниобии, заключены в нашем медицинском комплексе.

Это слово заставило меня сделать паузу.

– Вы сказали «заключены». Не восстанавливаются или поправляют здоровье. Заключены в вашем медицинском комплексе.

– Я чрезвычайно точна в выборе слов, – отозвалась она. – Тебе об этом известно. И я забираю обломки их корабля в качестве платы за их лечение. Если они возразят, я их сожгу, а пепел выброшу в пустоту.

– Как… щедро, Правительница.

– Это очень щедро, принимая во внимание, что фрегат полностью разрушен. Теперь он годится исключительно на металлолом. Фальк в числе выживших, и я питаю к нему некоторую привязанность, однако этой выходкой он испытал мое терпение. Чтобы вытащить труп его корабля из глубокой пустоты, потребовались существенные затраты времени и сил. Спасение его жизни обошлось еще дороже. Он передо мной в долгу, Хайон. В долгу перед Галлиумом.

– Где остов теперь?

– Я кажусь тебе склонной к беспечности? – поинтересовалась она, начиная прохаживаться. – Он спрятан.

И, несомненно, его уже разбирают. Нейтральность Галлиума стояла превыше всего. Разумеется, город-государство спрятал бы корабль Легиона, взятый на абордаж, разграбленный и похищенный его рабочими – пусть даже они утверждали, что имеют законное право забрать его.

– Валикар сказал, что выжившие говорили о Луперкалиосе. И обо мне.

Кераксия склонила голову, будто оказывала мне услугу.

– Твое имя фигурировало среди того немногого осмысленного, чего нам удалось от них добиться. Я велю Валикару вскоре отвести вас к ним. Для начала перестань задавать мне вопросы. Хайон, мне хотелось бы и самой получить ответы.

Я поглядел на нее и не сказал ни слова. Галлиум являлся одной из предпочтительных для моей группировки гаваней, а Кераксия была одним из наиболее надежных моих союзников. Мне не хотелось провоцировать ее гнев. Сохранение ее симпатии многое для меня значило.

Кераксия заметила мою осторожность. Она не могла улыбнуться. Правительница не так сильно оторвалась от своих биологических корней, как стремятся сделать многие из элиты Механикума, однако ее кованое лицо не позволяло ничего столь простого, как человеческая мимика. Ее смех, в лучшем случае смешок, был неожиданно мягким выдохом, сопровождаемым проблеском вокализатора.

– Ты мне нравишься, Искандар.

Я поклонился.

– Я знаю, Правительница.

– Тактичная осторожность и идиотская отвага уже в следующий миг. Получается прелестное противоречие.

Она продолжала мерить шагами помещение своего секлюзиуса, представлявшее собой платформу с куполом, возвышавшуюся над Ореолом Ниобии со стороны южной секции корпуса. Защитные заслонки были сдвинуты, предоставляя несравненное зрелище всего орбитального кольца, звезд над головой и планеты внизу. В небе сгущались красно-фиолетовые прожилки Пространства Ока, но их было недостаточно, чтобы скрыть из виду далекое светило Галлиума – сферу нездорово-синего цвета, терзаемую солнечными бурями.

Я повернул голову, взглянув на два звездолета без опознавательных знаков, пришвартованные и закрепленные на противоположном краю станции относительно места, где дозаправлялся «Тлалок». Ни на одном из боевых кораблей не было символов их группировки или же Легиона. Не представлялось возможным определить, на чьей именно они стороне.

– Хайон, – произнесла Правительница. – Что вы делали в ходе встречи с Фальком и Леорвином Огненным Кулаком?

– Не называй меня Огненным Кулаком, – проворчал Леор.

Правительница развернулась к Леору и, издавая пощелкивание, приблизилась к нему. Как я уже говорил, ее тело с четырьмя руками внешне походило на человеческое, в коже из черненого металла отражалось ядовитое сияние далекого солнца. На этом видимость человечности заканчивалась.

Полностью уничтожая сходство со статуей, ниже рельефно изваянного живота и груди Правительница Кераксия напоминала чудовище kyntafros из греканских легенд, также известное под именем кентавра. Однако Кераксия переделала нижнюю часть своего тела не в конскую, а в паучью, с многосуставчатыми ногами-ходулями скорпиона или арахнида. Восемь механических лап с когтями и лезвиями лязгали по гладкой палубе, каким-то образом никогда не пробивая и не прогибая усиленный пол.

Огромный скорпион из темного металла с телом богини. Мне никогда не понять механикумов Марса, однако я был вынужден признать, что ее внешность была царственной и величественной в своем, нечеловеческом роде. Сочленения нестрекотали и не скрежетали, как наша боевая броня. Суставы Кераксии издавали мягкое, раскатистое урчание изящной механической силы.

– Что ты сказал?

– Я сказал: не называй меня Огненным Кулаком.

– А почему нет?

Он оскалил на нее свои зубы из усиленной бронзы в неприятной ухмылке.

– Потому что это ранит мои драгоценные чувства.

Она согласилась с этим, издав механический смешок, и снова перевела взгляд на меня.

– По какому поводу была эта встреча? Зачем вы собирались?

– Ничего такого, о чем вам необходимо беспокоиться, Правительница.

– Понятно. Хайон, я ценю то, что ты делаешь. Я не могу позволить себе выделять любимчиков, или выбирать сторону. Да и какую сторону мне выбрать? Девять Легионов ведут войны в собственных рядах столь же часто, как друг против друга. Города-государства и территории Механикума точно так же расколоты расхождениями во взглядах и противоположными философиями. Что же до колоний людей в Пространственном Беспорядке…

– В чем? – перебил ее Леор.

– Она подразумевает Великое Око, – тихо произнес я.

– Да, да, Великое Око, – вмешалась Кераксия. – Я хочу сказать, маленький тизканец, что меня восхищает твоя изящная попытка разыгрывать невинность из уважения к нейтралитету Галлиума. Однако ни ты, ни я не чужды тайных истин. Давай не будем начинать изображать застенчивость. В чем состояла цель этого собрания?

– Правительница, группировки постоянно встречаются. Вопросы союзов. Вопросы противоречий.

Она со вздохом произнесла мое имя и полностью обернулась ко мне.

– Почему тебе было не остаться здесь, когда я впервые предложила? Войны Легионов тебя погубят, а ты так полезен. Для чего тебе необходимо сеять зерна раздора везде, куда ты направляешься? До нас уже доходят вести, что Третий Легион хочет твою голову за какое-то новое прегрешение.

Она ходила перед нами вперед-назад, щелкая восемью остроконечными ногами. Несмотря на нечеловеческий внешний вид, она была стройна и более изящна, чем можно было бы представить, рисуя себе какие угодно чудовищные картины. Между ее паучьими конечностями свисали и раскачивались кабели, образующие промышленное подобие паутины.

– Отведите меня к Фальку, – сказал я.

– Скажи, зачем он созвал вас. Тогда я отведу тебя к нему.

Какой вред будет от правды? Действительно ли она подвергнет мое нейтральное убежище опасности? Возможно, я был чрезмерно осторожен. Кераксия и Валикар уже множество раз переживали конфликты и интриги.

– Фальк обзавелся неимоверно могущественным провидцем. Он полагает, что пророк в состоянии направить его в поисках «Мстительного духа». Мы с Леором согласились помочь ему.

– Зачем вам это делать?

За меня ответил Леор.

– Третий Легион забрал труп Магистра Войны.

– Это слух, – отмахнулась Кераксия тремя из своих рук. – И, скорее всего, ложь.

– Фальк был там, Правительница, – отозвался я. – Я ему верю.

– Фальк не упоминал о подобном.

– Он пытается сохранить нейтралитет Галлиума, – заметил я. – Как и я.

Это была своего рода лесть. Гораздо более вероятно, что Фальк предпочел не раскрывать правду Кераксии, зная, что та все равно никогда не примет чью-либо сторону.

Но в тот момент она замешкалась, не вынеся незамедлительного вердикта. По ту сторону линз, служивших ей глазами, начали разворачиваться возможности, прокручиваемые в ее мыслях. Она с неожиданной серьезностью содрогнулась.

– Это угроза, если правда, – в конце концов, признала она. – Существенная и бестактная угроза.

– Клонирование, – согласился Леор, произнеся слово, будто ругательство.

Кераксия снова нависла надо мной, наклонившись так, что наши лица почти соприкасались. По эпидермальному слою ее черной металлической кожи тянулась проводка из тонких нитей. Окружавший ее химический запах десятикратно усилился.

– Я же говорила тебе держаться в стороне от этой войны, Хайон.

– Да. Говорили.

– Я говорила тебе не вмешиваться и дать Сынам Гора в одиночестве уйти на страницы истории, так как те, кто занимает их сторону, имеют обыкновение гибнуть вместе с ними. Я надеялась, что с падением Луперкалиоса Войны Легионов могут закончиться, но теперь это представляется безнадежным желанием.

Я чувствовал, как Леор сверлит мой висок взглядом. Гира кружила вокруг нас. Правительница не обращала на нее внимания, однако за ней наблюдал Валикар и его вооруженные подручные, стоявшие на подвесной лестнице, которая вела вниз, обратно к кольцу станции.

– Итак? – спросила Кераксия с нетерпением учителя, ожидающего ответа слушателя.

Ее настойчивость оказывала на меня раздражающее воздействие. Я сомневался, что слова Саргона были чем-то иным, нежели ловушкой, и никак не мог узнать, не являются ли поиски «Мстительного духа» дурацкой погоней. Вряд ли я мог не видеть роль моего собственного отчаяния во всем этом деле.

– Я должен атаковать Град Песнопений, Правительница. Нужно ли мне вдаваться в детали того, каким образом переродившийся примарх может сместить равновесие в Войнах Легионов? Когда все наши отцы сгинули и возвысились в Великой Игре Пантеона… Кераксия, не имеет значения, живы Сыны Гора или нет, а также является ли «Мстительный дух» мечтой безумца, или же ждет, когда его вернут назад. Детям Императора нельзя позволить выиграть Войны Легионов.

– Предположение, – с царственной интонацией произнесла она.

– Не предположение. Возможность.

– Хайон, здесь дело не только в идеализме. Не изображай из себя гордого героя в моем присутствии.

Леор хихикнул совсем как ребенок. Я оставил это без ответа, поскольку Кераксия была права.

– Я хочу этот корабль. Хочу «Мстительный дух».

Уверен, это ее почти поколебало. Она со вздохом отказалась от этой идеи, но неохотно.

– Соблазнительно. Так соблазнительно, колдун. Но нет, я не могу принимать чью-либо сторону. Я не стану тебе препятствовать, хотя не стану и помогать.

Здесь совершенно не было ничего неожиданного, и я предпочитал ее неопределенность чтению лекций. Но не мог удержаться от того, чтобы напоследок еще раз провернуть клинок.

– Может настать такой день, когда вам придется выбрать сторону, Правительница.

– Ты так считаешь? – поинтересовалась богиня-чудовище. – Чего ради мне присоединять свои силы к какой-то из сторон? Я ничем не обязана Сынам Гора, и не питаю мучительной злобы по отношению к Детям Императора. Империя Ока будет процветать, пусть даже если вы, глупые постлюди не в силах отложить болтеры и прекратить убивать друг друга. В этом царстве есть тысячи миров, не затронутые Девятью Легионами. Хайон, Великий крестовый поход окончен. Галактика больше не принадлежит Легионес Астартес, а Око никогда им и не принадлежало. Если бы вы все только смогли усвоить этот урок… Но нет. Вместо этого вы сражаетесь, льете кровь, умираете и тянете нас всех за собой вниз. Так расточительно. Очень, очень расточительно.

Я продолжал хранить молчание, позволяя ей высказаться. Говоря, Кераксия сомкнула пальцы – все шестнадцать, считая четыре больших.

– Нейтралитет Галлиума признается многими группировками изо всех Легионов. Это убежище, и оно должно таковым остаться.

– Времена меняются, – произнес Леор. – Войны Легионов…

– Тихо, – она положила руку Леору на голову, словно жрица, совершающая помазание верующего. – Тихо, центурион Укрис. Мои сердце и разум не из тех, что склонятся перед любыми убеждениями, на которые ты способен. Однако ты с Фальком, которым я восхищаюсь, и Хайоном, которым я дорожу. Так что я не стану карать тебя за недостаток почтительных манер.

– Мммм, – неуклюже отозвался Пожиратель Миров. Кераксия подняла руку. Это было мудрое движение, поскольку я подозревал, что еще немного – и она бы лишилась конечности от удара цепного топора.

Леор смотрел прямо на меня.

– Я слыхал, как твое имя произносят в группировках с тем, что сойдет за страх, и слышал, как его проклинали и люди, и демоны. Хайон, мне никогда не приходило в голову, что ты можешь кому-то действительно нравиться.

– Eshaba, – ответил я на награкали, смешанном наречии его Легиона. Леор встретил было мою учтивую благодарность презрительной улыбкой, но Кераксия протянула одну из своих четырех рук и провела черным кончиком пальца по моему наплечнику. Она проследила мое имя, написанное по-просперски на кобальтово-синем керамите.

На моем ретинальном дисплее со звоном возник целеуказатель, заключивший ее лицо в рамку. От нее пахло фицелином, дымом выстрелов, дыханием дракона.

– Пожиратель Миров, он проявляет уважение и привносит в свои дела дальновидность, – теперь ее голос стал мягче, внимание снова переместилось на Леора. – Хайон является образцом того, чем могли бы стать Легионы, если бы позволили себе роскошь эволюции. Мне нравится, как он держится без притворства и уважает автономию миров-колоний Механикума. Нравится, что его имя эхом разносится по всему Оку – маг, пытавшийся остановить безумие Аримана. Колдун, стоящий рядом с чужой-ангелом. Воин, продающий свой топор и чародейство тому, кто заплатит больше всех.

Затем она вновь посмотрела на меня.

– А они платят хорошо, не правда ли? Все это тяжелое железо и бронированная сталь, постоянно увеличивающие твою Синтагму.

Я подумал о бесценных реликтовых роботах на борту «Тлалока». Собранные за десятки лет сотни, все вплетенные в совокупное сознание Анамнезис. Да будут прокляты все враги, которым хватит глупости взять мой боевой корабль на абордаж.

– Как Анамнезис? – поинтересовалась Правительница.

– Она в порядке.

– Славно. Славно, – Кераксия продолжала пристально глядеть на меня. Я мог, не задумываясь дважды, обращаться с речами к полкам перед битвой, или же приказывать убить тысячу рабов, однако под взглядом Кераксии внезапно ощутил смущение. – Передай ей мои наилучшие пожелания.

– Передам, Правительница.

– Валикар, отведи их к выжившим с «Восхода трех светил». И, Хайон…

– Правительница?

– Не жди ни от кого из них слишком много, мой колдун. Юстаэринцы уже не те, какими когда-то были.

Медицинские помещения Ореола Ниобии больше напоминали мастерские, а не место лечения. Мы шли по ним, а рабы и слуги, кланявшиеся мне и торопившиеся убраться дороги, глядели на Нефертари исключительно с испуганной ненавистью. Отвращение Империума к чужим прикрыто тонким слоем лицемерия, поскольку вольные торговцы, исследователи пустоты и отчаянные генералы заключали сделки с разными породами ксеносов Галактики на фронтирах Империума с тех самых пор, как наш вид впервые покинул Терру. Однако в Империи Ока нелюдей ненавидят по-настоящему, сильнее всего. Это владения людей и демонов, порожденные при гибели империи чужих.

В медицинских камерах находились сотни людей, как того и можно было ожидать на станции размера Ореола Ниобии. В каждой из комнат в нишах и люлька трещали и гудели машины, о функциях которых я мог только догадываться, подключенные к системам поддержания жизни, циркуляторам плазмы, насосам подачи крови и множеству иного оборудования, чье назначение не было столь очевидно. Половина аппаратуры казалась живой, в отформованном подвижном металле вместо кабелей проглядывали вены. Одним Богам было ведомо, какие знания применял здесь Механикум.

Перед нами шел Валикар, и рабочие с прислужниками протирались ниц, когда мы проходили мимо. Мы шли по общим помещениям, минуя комнату за комнатой и направляясь в лежащие за ними охраняемые хранилища. Температура падала, на моем ретинальном дисплее вспыхивали руны. Леор и Нефертари, чьи лица были неприкрыты, выдыхали в холодный воздух облачка тумана.

В тот же миг, когда мы вошли в хранилище, мне пришлось остановиться и ухватиться за железную дверную раму. Меня захлестнул и пронзил голод, настолько яростный, что у меня выступил пот. Рядом со мной низко, с придыханием зарычала Гира.

Я чую Дваждырожденных.

– В чем дело? – спросил Леор. – Во имя Богов, что с тобой не так?

– Ничего, ничего, – мне потребовалась секунда, чтобы закрыть свой разум от любых вторжений, перекрыв самому себе восприятие чужих эмоций. Это было внезапно и резко, будто закрываешь глаза или вдруг глохнешь посреди полной людей комнаты, но все равно лучше, чем отвращение к всеподавляющему чувству голода в помещении. Что бы там ни находилось, оно умирало. Меня поразило, что оно еще не было мертво.

Дваждырожденные, – вновь пришел импульс от Гиры.

Перед нами была длинная и высокая стена вертикально стоящих иммерсионных коконов и стазисных саркофагов. В покрасневшей жидкости внутри каждой из капсул бились существа – гуманоиды, но не люди. Напоминавшие руки придатки бессильно цеплялись за укрепленное и прозрачное заговоренное стекло. Истерзанные размазанные черты, когда-то бывшие лицами, пускали пузыри во мгле, прилипали к передним частям капсул и таращились на нас. Челюсти тщетно шевелились, на стекле оставались пятна нечистот в тех местах, где по нему скребли клыки и хлестали длинные языки.

Дваждырожденные. Гира была права. Все они были Дваждырожденными. Я чувствовал сознания людей, которыми они являлись, и нечеловеческие мысли тварей, облекшихся в их тела. Смесь смертного и варпа, уже не первое, но не вполне второе. Эмоция, обретшая форму во плоти.

Иметь психический дар и находиться среди группы одержимых демонами душ означает слышать противоречащие друг другу желания и потребности бессчетного количества конфликтующих сущностей. Однако здесь я ощущал мало подобного. Демоны, воюющие внутри тел заключенных воинов, были настолько похожи, что напоминали друг друга вплоть до самой глубинной сути, совсем как зеркальные копии. Как будто им всем дали жизнь одни и те же эмоции, одинаковые страсти и влечения. Такая степень симбиоза выходила за рамки просто редкости даже у тесно связанных демонов. От противоестественности у меня по коже поползли мурашки, хотя я и приблизился, очарованный самой возможностью этого.

Я подошел к первой из емкостей, пристально глядя на корчащееся внутри тело. Нечто ударилось об оградительное стекло, напрягая мандибулы. Кости его лица были вытянуты и зазубрены, выйдя далеко за пределы человеческого. Шепчущие следы звериного голода существа оглаживали границы моего разума, но на сей раз я был хорошо подготовлен к сопротивлению.

На нем до сих пор был надет поврежденный в бою доспех, окрашенный в угольно-черный цвет юстаэринцев. В иммерсионной жидкости протянулись недоразвитые крылья, которым не хватало места, чтобы широко раскинуться. Состоящие из грязной кости и кожистых перепонок, они обладали своего рода мрачным величием.

– Скольких вы вытащили из обломков «Трех светил»? – спросил у меня за спиной Леор.

Валикар указал на тянущиеся вдоль стен емкости, каждая из которых была сцеплена с химическими фильтрами и системами поддержания жизнедеятельности.

– Двадцать этих. Еще несколько в двух следующих хранилищах, – сообщая об этом, он сохранял бесстрастность. – Человеческий экипаж был убит. Фальк сказал, что их поглотили, когда воспламенилось варп-ядро.

Так вот что это была за вспышка энергии, которую мы видели в сердце бури. Фальку и его воинам удалось выбраться на «Восход трех светил», но лишь для того, чтобы встретить катастрофу при попытке корабля скрыться. Было совсем не сложно представить изобилие Нерожденных, привлеченных к маяку взрывающегося варп-ядра корабля и тысяч беззащитных человеческих душ на его борту. Был ли Саргон как-то с этим связан? Пытался ли он направить корабль сюда? В подобный час нужды Галлиум являлся для Фалька наиболее очевидной точкой выхода на связь.

– Мы держим их в оцепенении при помощи алхимии, – добавил Валикар. – Некоторые из них сгинули, в других еще проявляются признаки тех, кем они были.

Мне не хотелось спрашивать о пророке Несущих Слово. Я доверял Валикару, как доверял и Кераксии, однако не был уверен, что мне хочется, чтобы кто-то из них понял, насколько далеко простираются мои интересы на самом деле. А чем меньше они знали, тем меньше могли рассказать, если бы их к этому принудили.

Мы двинулись дальше. Нескольких Сынов Гора выдернуло из доспехов. Нескольких – нет.

Фальк, – передал я внутрь емкостей с плотью.

Хайон?

Голос моего брата, хотя лишь едва узнаваемый. Он исходил из капсулы у западной стены. Мы приблизились. Нефертари прошептала что-то, что я не расслышал, поскольку отвлекся, а Леор выругался на уродливом, искусственном наречии своего Легиона.

Когда воины Легионес Астартес получают раны, выводящие их из строя, они обычно реагируют двумя путями. Первый – это стыд. Не меланхолия или горе, а искренний и яростный стыд. Стыд, что остался в живых, а твои боевые братья пали. Стыд, что не сможешь снова держать строй, пока твоими ранами не займутся. Это не сентиментальное хныканье, а рана, нанесенная душе в той же степени, что и телу. Когда ты не в силах более исполнять свое единственное предназначение, то самое, ради которого тебя возвысили над смертными людьми, всегда найдется частица стыда. Сомнение врезается в самую твою суть.

Вторая, гораздо более заметная, реакция – это ярость. Порой она искусственная, или же содержит в себе оттенок театральности, чтобы погасить чувство стыда. Чаще это просто злость – злость на самого себя, что позволил такому произойти; злость на свою никудышную удачу; злость на врагов, какой-то коварный выпад которых проскользнул под твою защиту. Ярость может окрашиваться юмором, упрямством, или же обетами возмездия, даваемыми собравшимся у твоей постели братьям. Внутренняя сила проявляется бесконечным количеством способов, но в центре этой эмоции всегда лежит злость.

Когда я заново открыл свои чувства, чтобы вновь связаться с Фальком, то не ощутил никакой из обычных солдатских эмоций, которых ожидал. Вместо них я почувствовал бурную, ожесточенную сущность, делившую с ним тело, и его собственное изнеможение, окутывавшее разум, словно саван.

Он боролся за контроль над собственным телом. И он очень, очень устал.

Хайон?

Я здесь, Фальк. Я приблизился к стеклянной емкости, глядя на когтистое существо, в которое превратился мой брат. Мне хотелось, чтобы он ощутил, что я рядом, если это вообще было возможно.

Фальк скрючился в пузырящейся поддерживающей жидкости, практически приняв позу эмбриона. Он был зафиксирован в центре паутины каналов подачи химикатов и кабелей питания и удаления отходов. На лишенной кожи мускулатуре виднелись нити внутренностей, свисающих с неприкрытого мяса и замутняющих жидкость вокруг. На обнаженном теле были видны признаки порожденной мутацией смертоносности: сквозь суставы и группы мышц пробивались матовые гребни ножей из желтеющей кости.

Нерожденные, Хайон. Тысячи. Когда мы попытались бежать, то попали под обстрел… Варп-ядро… Герметичность корабля нарушилась…

Двойственность его голоса – человеческая искренность и насмешливый шепот демона – привносили в его интонацию злобную нотку.

Я понимаю, Фальк. Что с Саргоном?

Ушел.

Так. Саргон пал. Меняло ли это что-нибудь? Могли ли мы отправиться в неизвестность без указаний? Захотелось бы нам вообще туда идти, направляться в ловушку, построенную на обещании мертвеца?

Да. Я желал смерти Гора Перерожденного и желал этот корабль.

Впрочем, без Саргона…

Нет, – настойчиво передал Фальк. Он слышал мои мысли и отвечал на них. Не мертв, Хайон. Ушел.

Я уставился на монстра, плоть которого постоянно менялась.

Ушел? Ты хочешь сказать, он исчез до нападения Нерожденных?

Не могу сказать наверняка. Мы выбрались на «Восход трех светил», хотя это разрушило нашу телепортационную чашу. Корабль начал спасаться бегством. В какой-то момент Саргон находился там, он был готов отвести нас в безопасное место. Варп-ядро вспыхнуло. Был свет, шум, горел металл. А потом пришли Нерожденные.

Я ничего не сказал, давая моим подозрениям оформиться. Ни разу в своей жизни – ни тогда, ни после той ночи – я не встречал пророка-альтруиста. Каждый провидец намеревается отыскать что-то для самого себя, следует собственному плану. Меня занимал лишь вопрос, что задумывал Несущий Слово, и что он сотворил при помощи своей силы.

Фальк, я вытащу тебя отсюда.

Я до сих пор чувствую свои пальцы, – сказал мне восставший мертвец, напряженно хрипя природным голосом Фалька. Его ужасные когти заскребли по стеклу. Я чувствую, как каждый атом моего тела содрогается, изменяется.

За его словами я ощущал то же самое. Демон внутри его тела струился по кровеносной системе, преображая все, с чем соприкасался. Медленный процесс, однако неотвратимый.

Потерпи, брат. Я доставлю тебя на «Тлалок».

Выходец с того света снова дернулся во мгле. Я не мог слышать его скрежещущий голос.

«Мстительный дух», – произнес он. Ты еще поможешь мне его найти?

Тебе повезло, что ты вообще выжил. Эти поиски уже стоили тебе флота, сотен воинов и тысяч рабов.

Создание ударилось о переднюю секцию емкости, протягивая ко мне когти. Щелевидная пасть щелкнула зубами, словно пытаясь полакомиться моей плотью.

Я найду Абаддона я найду Абаддона я най…

Фальк…

Я заберу «Мстительный дух» это надежда моего Легиона я за…

Успокойся, брат. Я тебе помогу. Конечно же, я тебе помогу. Я же здесь, разве не так?

Конвульсии ожившего мертвеца замедлились.

Они держат нас заторможенными при помощи когнитивных подавителей и блокираторов адреналина. Предотвращают побег.

Предосторожности Правительницы, не более того.

Мне уже доводилось иметь дело с Дваждырожденными, бесчисленное множество раз. Я их не сдерживал. У меня не было в этом необходимости.

Освободи меня, Хайон.

Что характерно, даже от его изуродованного и истерзанного тела исходило раздражение выпавшим на его долю заключением. Но от чего освободить? От оков здешнего заточения, или же от демона внутри? Несмотря на всю мою силу, власть человека имеет свои пределы. Изгнать демона из плоти смертного подразумевает не простой экзорцизм вроде жреческой молитвы или шаманских песнопений. В реальности это почти всегда оказывалось смертельно для носителя.

Я освобожу тебя, друг мой. Когда ты окажешься на борту «Тлалока», мы обдумаем, как изгнать демона.

Изуродованный человек забился в жидкости, содрогаясь, истекая кровью и корчась. Сперва я подумал, что его злость наконец-то прорвалась наружу, однако его тело изгибалось мучительными рывками из-за неконтролируемых спазмов. Критический отказ органов? Биологические показатели не подскакивали и не падали, но он продолжал дрожать, разинув вибрирующее клыкастое отверстие рта. Его мутировавшее тело кровоточило, тряслось и билось в поддерживающих путах, сжимая и разжимая когти.

А затем я разобрал, посредством слабой связи между нашими разумами.

Он не умирал. Он смеялся.