Текст книги "Язычник"

Автор книги: А. Веста

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Я проснулся до рассвета, Катерина спала. В неверном утреннем свете я попытался отыскать в ее лице сумеречную жрицу, что кормила из рук адских чудовищ и вела меня по алым лабиринтам жизни, по черным пещерам смерти, удерживала меня над пропастью Элезиума. До этой ночи я знал и помнил только одну любовь, мою неуловимую, переменчивую Ундину, мою безрассудную золотую дождинку – Наю. Катерина подарила мне силу и глубокий земной покой, но этой близостью я разбудил нечто доселе дремлющее, неумолимую логику падения. «Вода, Земля, Огонь…» Мне вдруг ясно представилось, что где-то «на Тропе» меня ждет огненный женский дух, и вздрогнул как от ожога.

Катерина беспокойно зашевелилась, на ее розовой щеке шевелилось от дыхания белое перышко, над верхней губой поблескивала испарина, лицо ее было свежим, ярким и пугающе живым. Я виновато укутал ее простыней и поспешил уйти.

Во дворе с наслаждением облился дождевой водой из полной бочки. Изнутри шло сумасшедшее тепло, и я мгновенно просох на утреннем холодке.

Вытираться после душа меня отучил Антипыч, он не велел стирать «Живу Воды». Быстро одевшись, я вскинул на плечо сумку и пошел к станции. Я был бодр и даже весел, тело приятно горело и просило движения. На полпути к станции я встретил сверкающую колымагу.

Тонированные стекла поползли вниз и из окна выглянула пухлая, лоснящаяся рожа в солнцезащитных очках. Ляга был заспан и по-жлобски небрит. Мы медленно поползли по проселку к станции.

Всю дорогу Ляга разглагольствовал.

– Все мы мечтаем о «темной комнате»… – он немного выждал, чтобы я оценил глубину этого образа. – Я хочу написать об этом мистический триллер. Представь себе темную комнату, в которой всегда душистая, южная ночь. И в этой комнате обитает ночная женщина. Мы можем даже дать ей имя: Великая Блудница, Лилит или Вечная Любовница. Сколько нам, мужикам, приходится терпеть унижений, выносить капризов и женской дури только ради того, чтобы нас пустили в эту комнату. И мечта любого «мачо» иметь золотой ключик от заветной дверцы и проникать туда, минуя неприбранную прихожую дня, пошлость семейной жизни, все эти истерики, измены, бесконечные «праздники женской души», скандалы, «настроения» и откровенную корысть шлюх. Истинных женщин, женщин «ночи», роскошных пантер трагически мало. Посмотри – уже несколько лет вожу с собой, вышло уже после Наташкиной смерти. Прости, но в сравнении с нею все бабы кажутся сработанными топором.

Ляга протянул мне ламинированную вырезку из журнала. Это была великолепная цветная фотография. Голая Ная полулежала верхом на огромном черном звере – пантере или гепарде. Зверь скалился, разевая кроваво-красную пасть. Глаза Наи, бездонные и дикие, были подрисованы чуть вкось, по-кошачьи. Кончики грудей и губы ярко подкрашены кармином. Ослепительно белое тело, золотая корона на темных блестящих волосах и широкий алый ошейник на шее. Мерцающий рубин, вправленный в ошейник, отекал кровью.

По краям площадки стояли два столба, красный и черный. Задник декорации наполовину закрывал синий нарочито разорванный и смятый полог, затканный золотыми звездами. Вероятно, он означал сорванный покров царственной Изиды-Урании. Над головой Наи плыл молодой месяц рожками вверх, так изображали корону Астарты шумеры. Во мраке белел античный жертвенник, на нем – полная до краев золотая чаша.

Ночной пейзаж тоже был по-своему примечателен. Колонны отбрасывали густую тень. В ржавых шандалах пылали факелы. Луна, пальмы, песок, обломки колонн, статуи богов со звериными головами – все было настоящим.

Меня бросило в жар – я не знал, что она снималась обнаженной. Что ей пообещали за этот снимок? Может быть, ее шантажировали или околдовали? Оказывается, я ничего не знал о ее жизни в последние три месяца; о том, что она была в Египте и позировала ночью, голая, посреди древних развалин.

– Царица Ночи, Иштар, – прошептал Ляга, – я ведь тоже любил ее с той минуты, как увидел. Жаль, не смог отбить… Дарю.

Он протянул мне фотографию.

– Зачем все это, Ляга, весь этот масонский реквизит? Чаши, факелы, колонны, как из колоды Таро?

– Согласен, во всем этом чувствуется режиссура, точнее, злая воля, черная магия или даже порча. Ты правильно заметил. Картинки Таро зовутся арканами. Возможно, кто-то очень хотел накинуть на нее аркан, закабалить ее силу и красоту.

– Так откровенно?

– Какая разница… Кто обратит внимание на детали, когда такая девушка обнимает ногами пантеру. Кстати, сегодня у нас званый вечер в загородном имении Вараксина. Ваш фрак уже заказан, в лацканы не сморкаться, фалды узлом не завязывать.

Глава 3
Сад земных наслаждений

Однажды охотник из рода Пай-я попал на Олений праздник. До глубокой ночи люди плясали вокруг костров и ели мясо. Многие уже спали там, где их настигла дремота, когда высокая, статная женщина улыбнулась охотнику и скрылась в тайге. Охотник из рода Пай-я поспешил догнать ее. Казалось, женщина шла очень медленно, но до самого рассвета он так и не смог настичь красавицу. С первым лучом солнца женщина обратилась в росомаху и исчезла меж камней. Встреча человека с демоном не сулит ничего хорошего и крайне неблагоприятна в пути…

Из рассказов Оэлена

Ветер с залива раскачивал китайские фонарики. Голубые, фиолетовые, розовые и оранжевые, они подрагивали и сухо шелестели, как крылья гигантских бабочек. Ночная прохлада ласкала лица и оголенные плечи женщин. Участь мужчин, запакованных в светские смокинги, была намного тяжелее.

Меланхоличное танго сливалось с плеском волн, приглушенными голосами и звоном богемского хрусталя. Согревая в руке бокал с красным вином, я обходил лужайку, где толпились гости Вараксина. Мужчины обсуждали дела и политику, дамы при виде друг друга исполняли «пляску змей». Между ними балетной походкой скользили изящные фавны и нимфы в коротких алых туниках и венках из подвядших роз: выпускной класс балетного училища был мобилизован на отправление тайного ночного культа, на пир Диониса, роскошный, чумной, с едва заметным духом разложения от изысканных яств.

Женщина, ради которой кипел весь этот карнавал, стояла в окружении двух политиков и популярного оперного певца. Она смеялась и подносила к губам бокал с темным вином. Политические «столпы», разгоряченные хмелем и близостью ее обнаженных плеч, разом подтянули обрюзгшие животики, а жеманный певец поминутно откидывал со лба золотистую челку. Что-то обезоруживающее, притягательное было в ней, и я вновь и вновь, против воли, оборачивался на нее. Она несколько раз скользнула по мне взглядом и, наконец, посмотрела вопросительно, отчего вздрогнули ее темные красивые брови, и улыбка стала немного зловещей.

Я был приглашен сюда как один из участников шоу, «волшебник и алхимик, потомок могущественных магов средневековья», как значилось в аннотации, которую составил для этого вечера маститый прозаик А.С. Ляховицкий. Ближе к полуночи, дабы слегка взбодрить пресыщенных гостей, я должен был показать несколько фокусов.

Весь вечер в гуще тел потерянно слонялась пухлая девочка лет десяти-двенадцати, видимо, дочь хозяина. Одетая в короткую клетчатую юбочку и клубный пиджачок, в наивных белых гольфиках с помпонами, она выглядела заблудившейся на балу гимназисткой. За ней в небольшом отдалении неотступно следовала охрана – сухопарые, мужиковатые тетки в черных униформах. Избалованное дитя поминутно задевало гостей, беззастенчиво висло на давних знакомых, ковырялось в пирожных и несколько скандализировало чинную атмосферу бала.

Мимо меня проплыл Ляга, рассеянно внимая приземистому толстяку в широченных клетчатых брюках. Ляга с достоинством нес и свое объемистое брюхо, и бремя популярности.

Вдвоем эта парочка пузатых левиафанов выглядела еще забавнее, чем поодиночке. В фарватере косячком юлили рыбы-прилипалы: эти почитатели талантов на лету хватали крохи, оброненные со стола Платоновых бесед.

– Нет, нет, не уговаривайте меня, – комично капризничал Лягин спутник, – не зануда Платон, и не едкий Сократ, а именно Аристипп, весельчак и умница, – истинная жемчужина греческой философии. Судите сами: как-то тиран Дионисий, изрядно хватив виноградного вина, велел всем своим гостям переодеться в алые одежды и затеять игривые танцы. Платон тут же заявил, что не желает облачаться в одеяние гетер. Чтобы крепче насолить Платону, Аристипп напялил красный плащ и пошел плясать, приговаривая: «Чистая душа никогда не станет развратной, даже с помощью вакханалиевых танцев…» Так что же вы медлите? Пляшите, веселитесь, обнимайте гетер! Такова воля тирана, – толстяк обвел толпу слушателей лукавыми карими глазками.

– Вот ты где, – Ляга вцепился в мой локоть и, жарко дыша, зашептал в ухо. – Поторопись, скоро начнут… Тебе приготовили флигель на берегу.

– Кто это? – спросил я, глазами указывая на высокую даму в длинном бордовом платье, хозяйку бала.

– Знаю только, что у нее мальчишеское имя Денис, она жена Вараксина, и весь этот хоровод он устроил ради нее.

Праздник достиг апогея. Радостно-возбужденные гости разбились на фракции, как алхимический коагулят, и заинтересованно булькали. В ближнем к нам кружке царила рыжеволосая женщина в облегающем «металлическом» платье. Она обернулась и небрежно помахала нам рукой.

– Моя супруга Лина, – смущенно промямлил Ляга.

Он неловко повернулся, загородив свою сногсшибательную женушку. Я успел заметить, что ей лет тридцать. Медно-рыжая челка и огромные стрекозиные очки закрывали верхнюю половину лица. Крупный рот язвительно подрагивал. Тугое платье из серебристой парчи шуршало громко, как хитин. Великолепный бюст немного затруднял ее движения. И все же воинствующая дисгармония, генетический разлад, если и не бросались в глаза, то были заметны. Если считать красоту благословением предков, то здесь наличествовал тысячелетний неоплаченный долг перед эволюцией. Должно быть, поэтому в ней проглядывало что-то от хищного насекомого. Она походила на самку богомола, что, как известно, закусывает избранником с головы, не дожидаясь окончания спаривания.

Чтобы не обидеть Лягу, я изобразил восторг. Ляга лишь виновато улыбнулся. «Цепи Гименея», похоже, порядком натерли его мясистую шею. Ободряюще похлопав его по плечу, я поспешил к флигелю, где мне надлежало переодеться и приготовить реквизит.

Рубена Вараксина я видел лишь мельком. Я так долго копил ненависть против этого человека, сотни раз зачитывая ему список преступлений против Наи, против меня, против развращенных и ограбленных им людей, что когда увидел его – суетливого, потного, – то не нашел в своей душе ничего, кроме холода и пустоты. Моя казнь опоздала на несколько лет, но кто сказал, что для топора необходим молодой побег, а плаха должна быть пропитана вешними соками? Я вернулся, я нашел его! Именно с этой минуты меня начало грызть сомнение: ошибка была бы для меня хуже смерти.

Путь, который привел меня сюда, открылся мне на пределе душевных мук, в минуты глухого отчаяния. Сначала я просто хотел посмотреть ему в глаза, я был уверен, что истина сразу откроется мне. Меня так долго били и таскали по спецпсихушкам, что долгими тюремными ночами я уже сам начинал допрашивать себя: не я ли убил Наю? А, может быть, все-таки я? Вернее, темный демон, сгусток психического мрака, оборотень, гнездящийся в бездне под черепной коробкой?

Во флигеле меня ожидал заказанный реквизит: черный бархатный плащ с капюшоном, античная тренога и саквояж с «фениксами». Все это надлежало перенести на поляну под высокое дерево. Ассистенты из балетной команды притащили огромного ручного ворона на золотой цепи и спрятали за деревом огнетушитель.

Мои дальнейшие действия представлялись мне полным абсурдом, но я заверил Лягу, что постараюсь удержать внимание публики.

Ночное шоу было задумано таким образом, чтобы гости, непринужденно гуляя по старинному парку, в заповедных уголках, в гротах, беседках, на террасах, сбегающих к заливу, встречали удивительных существ и персонажей, наблюдали экзотические танцы и рискованные гимнастические этюды, вперемежку с фокусами, балетными номерами и демонстрацией мод.

Мой номер располагался между варьете и скачущим на батуте черно-красным Арлекином. Мне было хорошо видно, как справа, на сияющей лампами эстраде, упитанные мулатки отплясывали яростную самбу. Наверное, среди гостей «оттягивался» кондитерский магнат. «Шоколадки» шелестели фантиками из золотой фольги и отекали липкой патокой.

Слева за цветником был натянут батут. Полет Арлекина заворожил меня. Так высоко и свободно умеют прыгать северные шаманы, когда на них накатит «менерик». Тонкая кованая цепь, или прочная веревка, обвязанная вокруг пояса, удерживает шамана, иначе он может «улететь». И Арлекин тоже шаманил под ритмичные удары невидимого бубна. Он весь звенел от сотен бубенцов, пришитых к одежде. Он парил и кувыркался в воздухе. А его рогатый колпак был похож и на корону, и на рожки Мефистофеля одновременно.

Гости показались нескоро. Впереди семенил плешивый низкорослый хозяин, рядом с ним величаво ступала Денис. Она была на голову выше Вараксина, но держалась с непринужденной грацией. Рубен подобострастно заглядывал снизу в ее лицо. Девочка дополняла эту чинную семейку своими капризами и кривлянием. На минуту-другую я превратился в невидимку. Рубен с досадой озирался вокруг, не понимая, кто его кинул.

– Тень! – закричала девочка. – Смотрите, вон под деревом тень!

Рой гостей сдержанно, но заинтересованно зашумел и двинулся прямо на меня. На глазах публики я материализовался из синеватой ночной мглы. Невозмутимый помощник по моему знаку разжег спиртовую горелку, замаскированную под античный жертвенник. Жестами приглашая гостей подойти ближе, я высоко поднял колбу с «фениксом», дабы все убедились, что она пуста. Девочка подошла почти вплотную и раскрыв рот наблюдала за опытом.

– Дамы и господа! – загремел в мегафон голос Ляги. – Перед вами удивительный опыт средневековых алхимиков – «явление Феникса».

Гости нетерпеливо захлопали.

– Нет, это не иллюзия. Это истинное чудо! Итак, явление растительного призрака. Демонстрируется впервые… Потише, потише… Прошу внимания:

 
Ар-р-ромат сжигаемых растений
Открывал пространство без границ,
Где носились призрачные тени,
То на рыб похожих, то на птиц…
 

Умница Ляга даже успел выудить где-то подходящие к случаю стихи.

– …Это Николай Гумилев, господа, загадочный рыцарь Серебряного века.

Я поднес колбу к зажженной спиртовке и слегка нагрел донце. Вещество на дне колбы фосфорисцировало в темноте, но после минутного прогрева оно ярко засветилась. Обычно в ходе процесса субстанция принимает разные цвета, поэтому у алхимиков эта стадия «генезии» называется «павлином». Но это было лишь пробуждением вещества, точнее, заключенной в нем силы. Если увеличение силы на этом этапе зайдет слишком далеко, реторта может взорваться в руках алхимика, и все магическое вещество обратится в пыль.

– Человек сумел выделиться из природы, но не сумел проникнуть в ее Волшебную Мастерскую. – Мой верный друг пытался заполнить минутный вакуум, требующийся для «генезии». – Непрерывное насилие над Природой завело нас в тупик технократии. Несколько столетий мы заняты протезированием своих утраченных возможностей, вместо того, чтобы слушать божественную природу и служить ей. Однако наш маг нашел заветную дверцу в тайники жизни…

Колбу заволокло изнутри голубым туманом. Я прекратил нагрев. Зеленоватые искры внутри сосуда перепархивали с места на место, словно светлячки. Проснувшаяся сила жизни жаждала обрести форму. Если при сотворении «феникса» алхимик переливал «эликсира», то привидение могло просочиться сквозь стекло.

– Этот опыт доказывает, что незримые элементы жизни не теряются после физической смерти растения. Они могут быть вновь собраны и проявлены герметическим искусством. Это ступень к бессмертию, – трубил Ляга, воодушевляя публику.

От жара спиртовки вязкая эссенция расплавилась и испарилась. Теперь эликсир жизни был приведен в активное состояние, и возрождение началось. Сквозь слоистое марево тянулся прозрачный, слабо окрашенный зеленью побег. Он вырастал из голубоватого сыпучего пепла на дне сосуда. Через секунду призрачное растение выбросило цепкие боковые ростки. Я почти уверен, что в колбе с эликсиром жизни отсутствует обычная гравитация. Все призраки вели себя так, словно очутились в невесомости. Через полминуты стали видны круглые плоские листья. Бутоны торопливо развернулись, и внутри колбы полыхнуло черно-оранжевое пламя лепестков, им было тесно и они, словно любопытные дети, жались к стеклам. Это была обычная настурция, но в виде «феникса». Нет, она не вырастала на глазах у зрителя, как семечко на ладони Ури Геллера: она проявлялась уже в виде развитого цветущего растения.

Среди гостей прошел сдержанный гул восхищения.

– Дамы и господа, мы с вами стали свидетелями подлинного чуда. Растения прошли долгий путь по мирам восхождения, пока на самой вершине жизненной волны не родились цветы. Там, где волны жизни сливаются с духовным потоком, рождается гармония, и даже самый скромный цветок – это блик космической мудрости и божественного присутствия в мире… И наш мозг не просто цветок эволюции, он и бутон, и плод на гибком стебле. Не значит ли это, что и он может быть восстановлен в магической мастерской?

Грянули аплодисменты.

Я-то знал, что моя «растительная генезия» еще не была полной победой над хаосом смерти, но каждый удачный опыт был укреплением на моем пути. Остывая, видение в колбе начало искрить, меняя цвета. Это было ликование жизни; жизни тонкой, не подверженной старению и смерти.

Гости были в восторге. Денис улыбалась. Рубен платком вытирал вспотевшее лицо, а девчонка рванулась ко мне, пытаясь вырвать из моих рук еще горячую колбу.

– Я тоже так хочу…

– Я подарю тебе этот цветок и научу вызывать его душу.

– А что взамен? – спросила посерьезневшая девочка.

– Ничего…

– Так не бывает! «За все надо платить», так папа говорит.

О, дитя, мудрое не по годам… Хорошо, мы обменяемся чем-нибудь…

Стадо гостей, удивленное краткостью фокуса, быстро рассеялось по парку, черные стражи девочки растворились в ночном мраке.

– Пойдем, поболтаем, – она заговорщицки протянула мне белую сдобную ручонку и с недетской силой потянула к ближайшей ажурной беседке. – Здесь мы спрячемся от Мымры и Горгульи. Они всюду лазают за мной, даже в туалет заходят, тупые… – и дитя произнесло редкое ругательство, знакомое далеко не всякому знатоку. – Раньше за мной следили мужики, это было клево!

Она причмокнула от приятного воспоминания.

– Хочу стать невидимкой, как ты, тогда я целыми днями буду подглядывать за взрослыми, а ночью убегать и гулять, где захочу или наоборот… Научи меня скорей, сейчас же!

– Нет, милая, это невозможно, – бормотал я.

Меня насторожил этот испорченный сахарный поросеночек.

– Так, значит, не научишь? – с угрозой раздувая ноздри, переспросила девочка.

– Нет.

– Тогда…

Она торопясь, вырывая пуговки, принялась расстегивать свою белую блузку с кружевным жабо. Ничего не понимая, я даже не пытался ее остановить.

– Я всем расскажу, что ты меня насиловал! – она резко задрала клетчатую юбчонку, оголяя розовое тельце.

– Только не это, – едва успел выдохнуть я.

– Сейчас же прекрати, Лера… Извините ее, девочка не совсем здорова.

Денис, опустившись на колени, застегивала жемчужные пуговки на разорванной блузке девочки. Мымра и Горгулья поспешно материализовались из ночного мрака и под руки уволокли упирающуюся и повизгивающую «инфанту» по направлению к усадьбе.

– Не слушайте ее, она ведьма, ее привезли сюда в большом черном гробу, я видела, – на губах девочки выступила желтая пена.

– Диона, – женщина протянула мне руку и слегка наклонила идеально причесанную голову непринужденным жестом королевы, принимающей корону из рук епископа.

– Эрлы Хин, – сорвалось с моих губ шаманское имя, настолько я был растерян и взволнован близостью прекрасной дамы в темно-красном бальном платье. Чувство странного родства влекло меня к ней. Мы оба были здесь чужими и несли неразгаданную тайну в глубине.

– Простите, Демид, – запоздало опомнился я, околдованный ее запахом, голосом и блеском глаз.

– Нет, нет, вы, действительно Керлехин: «Олень-охотник». И ваша татуировка, – она сняла длинную перчатку и слегка коснулась прохладными пальцами моей щеки. – В Англии и Франции до сих пор верят в Рогатого Охотника Харлекина. Он изредка появляется в окрестностях Виндзорского дворца. Когда-то его принимали за дьявола… А теперь дьявол живет среди нас, не привлекая ничьего внимания, – она улыбнулась своему наивному каламбуру.

Двое стражей, буквально избиваемых верткой добычей, были уже далеко. Я искоса наблюдал за Дионой. Ей было лет двадцать пять, не больше… Точеный профиль, длинная белая шея, покатые плечи и узкая талия не оставляли сомнений – в ее жилах текла благородная старинная кровь. Ее речь была абсолютно правильной, без малейшего намека на акцент, но ее мелодичный поток и неуловимые интонации были настолько изысканны и непривычны, что мой интерес к этой женщине неудержимо разгорался. Кто она? Откуда вывез это чудо Вараксин?

– Странный праздник, – Диона улыбнулась мягко, словно извиняясь. – Вокруг столько людей, но я едва знакома с ними. Все они чего-то ждут от меня, а мне тревожно и неловко.

– Да, мы чужие на этом празднике жизни! – не слишком удачно сострил я.

– Вы тоже это почувствовали?! – радостно изумилась Диона. Для нее эта засаленная фраза была свежей и оригинальной. Действительно – инопланетянка…

Мы были одни, хотя рядом, за деревьями, смеялись гости, взлетали шутихи и как огненный змей крутился фейерверк. Я молчал, не зная о чем говорить.

– Госпожа, куда вы пропали?

ИЗ-ЗА кустов вынырнул элегантный блондин. Он или крался за нами, или тоже обладал способностью к внезапной материализации. Стремительно коснувшись губами руки Дионы, он промурлыкал:

– Гости заждались, позвольте, я сам развлеку нашего волшебника…

Его обращение с ней, смесь почтения и фамильярности и грассирующий баритон взбесили меня. Я с неприязнью смотрел на его зачесанные ото лба волнистые волосы. Это был человек неопределенной расы, скорее европеец, чем семит, с довольно изящными, четко прорисованными чертами лица, но с неуловимой отметиной вырождения на этом красивом, наглом лице.

Диона пожала белоснежными плечами и подала мне на прощание руку:

– Благодарю за чудесный иллюзион.

Я невольно оглянулся ей вслед. Чуть покачиваясь на высоких каблуках, она медленно шла меж кустов гортензий.

– Абадор, – деловито представился блондин. – Не удивляйтесь, это скорее прозвище, чем имя. Имя у меня самое обыкновенное: Леон, для друзей Лева. Я работаю у Рубена Яковлевича, и по совместительству являюсь поверенным Дионы, ее менеджером. Но мне больше нравится русское слово «управляющий», оно звучит так красиво, властно, правда немного длинновато и тяжеловесно, как все русское… Ха-ха… А как вас звать-величать?

– Демид, фокусник, – сухо представился я.

– Шикарный вечер, шикарные девушки, – Абадор блеснул ровной, великолепно поставленной улыбкой. – Жаль, что все праздники когда-нибудь кончаются. Кстати, при дворах фараонов бытовал интересный обычай. В самый разгар обильных возлияний и огненных плясок наложниц являлся жрец в погребальных одеждах, в руках он держал нечто вроде мумии. «Ешьте, пейте и веселитесь, ибо завтра вы станете подобны сему!» – возглашал этот черный вестник. Memento more! Господа… Время жизни ограничено, надобно спешить…

Он привычно взглянул на светящийся циферблат наручных часов.

– Вот как! А вы знаток египетских обрядов?

– Да-с, не профан. Кстати, «профанами» некогда звали масонов низших степеней… Ну, если уж начистоту, то так масоны зовут всех немасонов. Знаете ли, меня всегда интересовали мистерии, вернее, язык древних символов. Кстати, я режиссер этого бала…

Интимно понизив голос, Абадор продолжал:

– По вашим глазам я вижу, что вы уже готовы меня выслушать и даже немного заинтригованы. Так вот, ваш аттракцион поражает воображение. Это нечто мистическое, запредельное. Душа растения, плененная магом и заключенная в колбу! Я потрясен, и хочу как можно больше узнать о вас.

– Лестный отзыв, но мне больше нечем поразить ваше воображение.

– Скажите, Демид, а кроме опытов с цветами, вы что умеете?

– Я недоучившийся врач, если вы об этом…

– Прекрасно… Это даже больше, чем я ожидал! Поверьте, мое любопытство совсем не праздное. Я могу предложить вам интересную работу. Вы, наверное, уже догадались, что я хочу заполучить вас «с потрошками»? До чего же хорош русский язык… Я в восторге от России! Кстати, мои предки жили здесь.

Его виртуозная болтовня отдавала шулерским приемом. На зоне этот словесный понос называют «баламут», не успеешь моргнуть, как «вся семья Блиновых», все четыре туза, оказываются «в гостях» у кидалы. До отупения заболтанный Абадором, я с идиотическим восторгом соглашался со всем, что он мне предлагал, и даже высказался в том духе, что мечтал бы, как раньше, иметь собственную медицинскую практику.

– Судя по всему, вы любите животных. Я прав? О, здесь прекрасный зоосад. Пойдемте, я покажу вам зверей. Вы сразу понравились мне, Демид…

Мы шли по извилистым дорожкам меж английских газонов и альпийских лужаек к странному сооружению. Что-то вроде Диснейленда или Изумрудного города страны Оз. Трепетали на ветру флажки, помаргивали гирлянды разноцветных фонариков, изнутри доносился тоскливый рев и мычание.

– Им выпала трудная ночь. Звери волнуются. Здесь довольно редкое собрание зоологических уникумов. Как врачу и биологу вам будет очень интересно.

Клетки и вольеры были мягко подсвечены изнутри. Несмотря на глубокую ночь, звери не спали, они беспокойно метались по клеткам. Белый, в дымчатых пятнах гепард-альбинос гневно стучал хвостом. В корале постукивали копытами благородные олени. Вожак вскинул голову-цветок и пристально посмотрел на меня сквозь сетку. Он подошел ближе. Влажный нос его дрожал. Олень тянулся ко мне, с доверием и надеждой вглядываясь в мое лицо. Темные выпуклые глаза под густыми ресницами были печальны и разумны. Он все знал обо мне…

Олень был моим шаманским проводником, вернее, хранителем, но другой – северный олень, он казался бы коньком-горбунком рядом с этим грациозным красавцем. Я вспомнил кривые копыта, разбитые о мерзлую землю, темные мозоли на коленях, отвисшие, изрезанные льдом губы, и тяжелые обомшелые «короны» моих карибу. Но глаза, влажные, мерцающие глаза оленух-важенок были столь глубоки, словно они помнили рай и умели молиться.

Я зачарованно переходил от клетки к клетке. Здесь, в прозрачных стеклянных террариумах, вольерах, аквариумах и клетках, была собрана редчайшая коллекция фауны. Рептилии, пресмыкающиеся, тропические птицы, австралийские «двуутробки», парнокопытные, хищники, приматы – я словно путешествовал по коридорам дарвинской эволюции. В клетках произрастала роскошная растительность, соответствующая привычной среде обитания экспонатов. И лишь при близком взгляде можно было заметить подмену. Трава, цветы, деревья, папоротники, пальмы, кактусы, коряги и даже камни были мастерски изготовлены из прочной синтетики и тучно пропитаны ароматизаторами.

– Взгляните на эту птицу. Это луговой петушок или Купидон прерий. С середины прошлого века он считается исчезнувшим. Во всех зоологических справочниках он стоит рядом с Дронтом, страусом Моа и стеллеровой коровой. Ну, разве не чудо? Эта парочка была подарена Дионе одним монархом из Европы. Эта птица из королевских садов!

Разноцветный краснобровый петушок гарцевал вокруг своей подруги, скромной золушки-пеструшки. Он кланялся, подпрыгивал и скреб лапками белую пыль вольера, широко раздувая золотисто-оранжевые, похожие на крашеные пасхальные яйца, щеки.

– Курочка скоро сядет на яйца. Если нам удастся получить потомство, то, слегка изменив генетический код братьев и сестер, мы возродим род Купидонов прерий. Диона обожает их, – комментировал Абадор.

В конце зоологической аллеи верещали мелкие приматы. Рыжий предводитель, воспользовавшись замешательством в клетке, тут же вцепился в загривок сожительницы; животные не менее остро, чем люди, ощущают скоротечность праздника бытия.

В соседней клетке огромная мрачная горилла одной ручищей почесывала брюхо, а другой, вполне по-человечьи, поддерживала лысого детеныша-сосунка. Звери усердно выполняли первую божественную заповедь: охотно плодились и с энтузиазмом размножались. И, как показала дальнейшая экскурсия, не они одни…

– А вот и венец творения, – Абадор кивнул в сторону шалаша из пальмовых листьев. – Согласитесь, он по праву завершает эту галерею.

Управляющий похлопал в ладоши, как на детском празднике. По его знаку из шалаша выглянул некто лохматый, заросший рыжей бородищей. Увидев за стеной из прозрачного пластика посетителей, бородач торопливо вылез из своего укрытия и принялся ретиво остругивать дубину осколком кремня. На поясе его болтался обрывок лубяной пеньки с лоскутками меха на чреслах и ягодицах. Следом за самцом выбралась его заспанная подруга. Голая по пояс загорелая бабенка с усердием принялась толочь что-то в каменной ступке. Под юбочкой из пенькового мочала круглился живот. Вероятно, через полгода эта человекообразная чета ожидала пополнение.

– Вот и весь зоосад. Вам понравилось? – улыбка Абадора вышла узкой и кривоватой.

– Это мерзость. Ведь это же люди! Представьте, что вас раздели, вымазали и выставили в прозрачном ящике. Это подлость…

Абадор укоризненно покачал прилизанной головой.

– Клянусь яйцами Купидона, эти троглодиты благодарны тем, кто поместил их сюда; здесь им сытно, тепло и лениво. Через три месяца у них родится детеныш. Посмотрите, они выглядят совершенно счастливыми, у них есть все, включая право в любой момент покинуть зоопарк, но, вот незадача, райское местечко сейчас же займут другие. Поверьте, им здесь очень хорошо! Молодка целыми днями валяется в хижине и пялится в плоский экран спутникового телевизора, а ее супруг пользуется неограниченным кредитом у лучших пивоваров Германии. Даже сердобольная госпожа Денис не нашлась, что возразить, когда мои подопечные на коленях умоляли не выгонять их из пластикового рая.

Я молчал, понимая, что он испытывает меня этой провокацией.

– Простите, я не хотел задеть ваши чувства… Это всего лишь эксперимент. Если считать человека чьим-то неудавшимся экспериментом, то возвращение его на лоно природы к шалашу и первобытному костру будет расплатой за его конечное убожество.

– Хотите, я укажу вам на одну довольно грубую ошибку в проектировке зоопарка: клетки с шимпанзе и гориллами надо расположить после человеческих экземпляров…