Текст книги "Аркан для букмекера"

Автор книги: А. Савельев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Лунев взял салфетку, в задумчивости потеребил в руках и, опять не сказав ни «да», ни «нет», убрал во внутренний карман пиджака.

От его согласия Тоньке не стало легче, а если бы она узнала обстоятельства убийства начкона, которые удалось раскопать Ольховцевой, то вообще бы очень забеспокоилась.

Помощники Натальи Евгеньевны установили личность каждого из всей компании, взятой на заметку в связи с аферой на ипподроме. Все они сейчас безработные, когда-то работали на «Фазотроне». Но самое интересное, что удалось узнать, – начкон Степного конного завода был с ними связан.

Заезд, ставший вводным для Ольховцевой в расследовании на ипподроме, был, как разузнала она, купленный, то есть некто заплатил ипподромному боссу за строго определенное, известное заранее распределение призовых мест в нем. Однако результат, зарегистрированный судейской бригадой, отличался от того, за который было уплачено. И именно пятый номер, сбоивший на выходе из последнего поворота, смешал все карты, сделав заезд до такой степени «темным», что выигравшими в нем оказались всего несколько человек. Заинтересованным лицам не составило большого труда выявить их всех. И лишь начкон Степного конного завода имел связи с конюшней и мог знать, какой конкретно результат куплен. Дальнейшее – уже из области догадок. Возможно, что он поплатился жизнью за излишнюю осведомленность об ипподромной кухне.

Раскручивая аферу, Ольховцева то и дело ловила себя на мысли, что пытается вспомнить, в связи с чем «Фазотрон» уже когда-то фигурировал в криминальной хронике. Наконец ей удалось отыскать в центральном архиве дело более чем десятилетней давности о неумышленных тяжких телесных повреждениях, полученных на работе сотрудником этого научно-исследовательского института. Как следовало из материалов дела, он, проходя мимо промышленной установки, посмотрел на нее в тот момент, когда оператор, не подозревая, что кто-то находится в опасной зоне, включил генератор импульсов ультразвука. Бедняге выбило глаз. От установки он находился на расстоянии немногим меньше девяти метров.

МЕРТВАЯ ХВАТКА

О смерти туфтового рэкетира начальник ипподромной милиции Шацкий узнал из оперативной сводки. Поехал в морг взглянуть на труп. Увидев одежду, жалкие вещи, обнаруженные в карманах, он вдруг отчетливо понял, как глубоко заблуждался, подозревая покойного в убийстве Кривцова. Об этом красноречивее всего говорил внешний вид покойника и особенно запах, исходивший от него, запах подвалов, вокзальных залов ожидания, свойственный всем бездомным бродягам и нищим. Не мог этот человек совершить такое хитроумное убийство. Птица не того полета. Но Шацкого уже захватил азарт охоты. Поэтому он не отказался от намерения продолжить неофициальное расследование, но не затем, чтобы найти и покарать убийцу, а с единственной целью прижать Антонину к стенке и добиться благосклонности богатенькой вдовы. Теперь он уже не сомневался в том, что убийство Кривцова – дело рук кого-то из ее любовников. Его – за решетку, а ее, как соучастницу преступления, – в койку с половиной банковского счета Игоря. Он не обидится. Ему теперь все до фени. А любовника вычислить будет несложно. Через алиби, психологию, доступ к алкалоидным ядам. Следов взлома на входной двери нет, нет следов насилия на теле покойного. Значит, кто-то его впустил. Или сам открыл, имея ключи. Вот и весь ребус. Мужик – не иголка, его в сене не спрячешь. Доказательства будут. Не проблема. Не признается по-хорошему – придется заставить.

Разговор с Луневым состоялся в пятницу, а в воскресенье Антонина поехала на ипподром. Что толку паниковать? Если убежать от бандита не удастся, то хоть согреется. Решила крупно поставить на Михалкина в Главном призе. В директорскую ложу она не пошла, а предпочла смешаться с толпой и следить за событиями с последнего яруса трибун, с высоты птичьего полета.

Необычно голубое для этой поры небо прибавило праздничности ипподрому. На проминочных дорожках крутили карусель наездники, надевшие по случаю Больших призов парадные камзолы и пересевшие в облегченные качалки, не уступающие по красоте линий запряженным в них рысакам. Праздник ощущался и в самой атмосфере ипподрома, наэлектризованной ожиданием волнующего зрелища. Приглушенно пульсирующий гомон трибун напоминал шум морского прибоя и по мере приближения главного заезда нарастал, делался рваным и нервозным. Пагубная страсть многих тысяч ипподромных игроков, взвинченных ожиданием больших денег, прорывалась то там, то здесь истеричными, истошными воплями.

С последнего яруса прекрасно просматривались круг и задворки ипподрома – производственные строения. Возле выезда на дорожки, как всегда, толпился ипподромный народ: конюхи, разнорабочие, ветеринарные врачи… Среди них толкались «жучки», выспрашивающие верную лошадь. Особняком, с другой стороны выезда, стояла группа молодых людей с характерной внешностью нынешних хозяев жизни. Тут же, на скамейке, скучал в одиночестве ипподромный босс и от нечего делать листал программку.

Все это Антонина великолепно видела в полевой бинокль, взятый специально, чтобы выяснить, какие люди вьются возле Лунева. Она обшарила все закоулки. Его нигде не было.

Несмотря на темные очки, ее узнали знакомые мужа. Трое подошли выразить соболезнование. Один из них предостерег:

– Кажется, за вами следят. Женщина в бежевом берете. Полной уверенности нет, но, по-моему, я не ошибаюсь.

Антонина решила проверить. Спустилась в кассовый зал. В буфете купила шоколадный батончик. Пуховый бежевый берет шел за ней по пятам.

«Ты хотела его обхитрить, а сама давно уже на крючке. Сейчас очень пригодился бы Рогалев. Все они – сволочи. Когда нужно, никого рядом нет. Только о себе думают».

Главный приз разыгрывался в пятом заезде. Когда дали старт четвертому и возле окошек касс никого не осталось, она сделала крупную ставку на лошадь Михалкина в наиболее денежных разрядах и, не привлекая к себе внимания, вернулась под козырек трибун.

О внезапном недомогании лучшей лошади основного своего соперника Михалкин догадался по суете, начавшейся со вчерашнего вечера в смежном тренотделении. Тонька рассказала ему о своем условии Луневу. Он тут же все понял. Как человек бывалый и достаточно осторожный, он ни словом не обмолвился о догадке и повел себя так, словно ничего не случилось. Азартный игрок, он тем не менее ни рубля не поставил на свою победу, хотя мог наварить хорошие деньги. Шут с ними, с деньгами. Жизнь дороже. Беготня в конюшне соседа продолжалась до сегодняшнего утра и чем закончилась, он не знал, но если в ход пошел препарат, названный Тонькой, то «приговор обжалованию не подлежит».

На электронном табло перед трибунами отражалась игра в тотализаторе. Играли в основном Пашину лошадь. Михалкин котировался на четвертое место – именно то, что требовалось для больших денег. Антонина то и дело поглядывала на часы и торопила время. Неожиданно она увидела Рогалева. Он стоял, прислонившись спиной к балюстраде, и рыскал взглядом по трибунам.

«Легок на помине. Подойти или нет? Пуховый берет куда-то исчез. Может быть, это и не слежка вовсе. Пока повременю. Но не надо терять его из виду на всякий случай. Интересно, где он все это время пропадал?»

Рогалева освободили по амнистии. Три дня он отъедался, пытаясь вернуть себе прежний вид крутого плейбоя, но, не дождавшись желаемого результата, позвонил Тоньке. Дома ее не оказалось, и он отправился на ипподром.

Судья-информатор объявил: «Лошадей к старту».

Участники заезда, выстраиваясь в две цепочки, потянулись к исходной позиции.

Игроки кинулись к перилам и возбужденно загудели, поедая воспаленными глазами наездников, не упуская ни одного их движения, выискивая в поведении каждого какой-то многозначительный знак.

Стартовая машина раскинула крылья во всю ширину дорожки и, набирая скорость, понеслась, открывая простор стартующим.

– Чего это Паша так вяло принял старт?

– А зачем ему пупок рвать? Его лошади все равно здесь нет равных.

– Смотри, смотри. Его обходят все кому не лень.

– Погоди ноги драть… Это – тактика, дурья башка. Борьба только начинается.

– А по-моему, все – мимо денег.

Михалкин, стартовавший под третьим номером, встал за лидером и поехал в удобную для себя резвость. Сбоку его подстраховывал первый помощник, не давая соперникам зажать бригадира «в коробочку».

Трибуны заволновались. Позади осталась первая четверть дистанции, а фаворит тащился в хвосте кавалькады, не делая даже попыток вмешаться в борьбу за приз. Ипподромный босс встал со скамейки и подошел к бровке, поближе к призовой дорожке.

Никто здесь не знал его имени-отчества, за глаза звали Устрицей.

На трибунах поднялся гвалт. Игроки, всерьез обеспокоенные пассивной ездой главного фаворита, никак не могли понять, что происходит.

– Паша, сволочь, что ты делаешь со своей лошадью?

– Не держи ее! Отпусти вожжи!

Прошли половину дистанции – та же картина. Паша безнадежно отстал от лидеров, но держался в основной группе, имитируя отчаянный посыл.

Михалкин уже не сомневался в победе. Ехал, не напрягая лошадь, приберегая силы на финиш, но уже видел – борьбы не будет: его рысак превосходит на голову остальных. Он ликовал: «Неужели действительно Луневу удалось сковырнуть Устрицу? На подходе у меня Рутис Дэзи. Через год ей не будет здесь равных. Глядишь, пойдет классный товар, поступления из-за границы. Эх, и житуха начнется».

Проезжая мимо выезда на дорожки, он незаметно кинул взгляд на ипподромного босса. Тот стоял белый от злости и что-то резко выговаривал своим людям.

Один из них подбежал к бровке призовой дорожки и крикнул, стараясь перекричать дробный перестук копыт:

– Паша, снимайся! Снимайся, сука, пока не поздно!

Но Паша сделал вид, что не расслышал приказа босса. Не сумев справиться с недугом лошади, он догадался о чьих-то кознях и, чтобы не оставаться внакладе, крупно сыграл на Михалкина. Сняться с дистанции в разгар заезда – значило изъять из игры в тотализаторе все поставленные на него деньги, а это не меньше двух третей всех ставок. Тогда бы ничего не стоила победа «темной» лошади Михалкина. А Паша хотел выиграть. И он продолжил езду.

– Ты еще пожалеешь об этом, падла! – донеслось ему вслед.

Еще надо поглядеть, кому придется хуже. Паша криво усмехнулся. «В любом случае Решетников меня прикроет. А вот у тебя, судя по всему, начинаются проблемы».

Тонька, разгоряченная близостью крупного выигрыша, переживала события на призовой дорожке с азартом заядлой тотошницы. Когда Пашин жеребец запрыгал в галопе, не выдержав темпа заезда, она от восторга едва не свалилась за ограждение. Кричала, топала, начисто позабыв о недавнем паническом страхе, охватившем ее при виде бежевого пухового берета.

В бинокль она видела мрачные лица окружения ипподромного босса и суету, возникшую там при появлении кавалькады, мчащейся «мимо денег», видела спокойного, уверенного в себе Михалкина и такого же невозмутимого его первого помощника Алексея.

– У-ух, – послала она им с чувством воздушный поцелуй. Вытянула трубочкой губы, точь-в-точь как Рутис Дэзи из конюшни Михалкина.

Удары финишного колокола потонули в реве негодующих трибун.

Михалкина наградили именными часами, грамотой и памятным вымпелом. Дали денег – жалкий мизер по сравнению с теми, что он мог наварить в тотализаторе.

«Зато на врачах сэкономил. Уйдет в тень Паша – я свое наверстаю».

Возле конюшни его поджидал Валерий – ипподромный кузнец. Он был слегка подшофе, что случалось с ним крайне редко.

– Поздравляю, Анатолий Иванович. Классно вы всех обули.

– Спасибо, Валера. Стараюсь.

– А ведь я знал, что вы сегодня выиграете.

– В самом деле? И сколько поставил?

– Не в этом дело. Я тоже приложил к этому руку.

– Не понял. Каким образом?

Кузнец настороженно огляделся по сторонам. Дверь в конюшню слегка приоткрыта. Что там в глубине? Не видно.

– А как же? Кто подковывал вашего жеребца? То-то и оно. Вбей я всего один гвоздик не туда, куда надо, и все – сливай воду. Шутка.

Он искусственно рассмеялся.

Значит, недомогание Пашиного жеребца – его рук дело. Кузнечик. Жадность его и погубит. Михалкин проводил его задумчивым взглядом.

Антонина угадала пачкой билетов в «экспрессе», и, судя по коэффициенту, появившемуся на табло, таких счастливцев оказалось немного. Если раньше она сомневалась, стоит ли подходить к Рогалеву, то теперь все сомнения исчезли. Она отсортировала выигрышные билеты и, прежде чем отправиться к кассе, разыскала его.

– Здравствуй. Искал меня?

– Наконец-то. Ты что, от меня пряталась?

– С какой стати? Это ты куда-то исчез. У тебя все нормально?

– Относительно. Если не считать финансовых затруднений.

– Это не проблема.

– Приятно слышать. Значит, даешь на раскрутку?

– Поговорим об этом позже. Я немного выиграла. Сейчас пойду получать. А ты присмотри за мной. Сам понимаешь – ипподром. Возможны любые неожиданности.

– Так много выиграла?

– Прилично.

– Давай я пойду получу.

– Присмотри за мной, и все. Не надо никакой самодеятельности, будь проще. Встретимся на автостоянке. Я на машине.

«Все ждала и верила, думала, рожу. А пошла проверилась – с триппером хожу. Дурак. Строил планы. Надеялся. А она – постельный автомат. Как она ко мне, так и я к ней. Возьму, что мне причитается, и будь здорова. Никаких скидок на слабость пола».

– Ну, я пошла. Будь внимательным.

Прежде чем подойти к нужному окну выдачи, она обошла кассовый зал с видом праздной зеваки. Никто даже не обернулся в ее сторону. Рогалев, вошедший через другой вход, присел на скамейку. Антонина выждала еще с минуту и решительно направилась к кассе.

– Хочу получить выигрыш. Вы платите за пятый заезд?

– Давайте, что там у вас.

Билеты по одному пошли в справочный автомат, и по мере появления результата лицо кассира вытягивалось в изумлении. Закончив проверку, она не удержалась и выглянула в окно, чтобы получше рас смотреть предъявительницу. Все до одного билета оказались подлинными.

– Таких денег у меня в кассе нет. Поднимитесь в центральную бухгалтерию. Знаете, где это? Вверх по центральной лестнице и прямо по коридору.

Антонина не успела отойти и двух шагов, как к ней подошли двое парней. Один из них ткнул в бок нож и негромко сказал:

– Пойдешь вместе с нами. И не вздумай дергаться. Если будешь вести себя спокойно и честно ответишь на все вопросы, отделаешься легким испугом. В противном случае… В общем, ты поняла, что будет в противном случае.

Антонина покорно пошла. У выхода из зала к ним подошел Рогалев. Парня, что с ножом, оттащил от Антонины и ударом в пах согнул в три погибели. Другой оказался проворнее. Завязалась драка. Тонька, воспользовавшись моментом, кинулась к выходу и исчезла в толпе.

Отказываться от денег она не собиралась, но теперь действовала более осмотрительно. Поднялась в директорскую ложу и по местному телефону разыскала начальника производственного отдела, многим обязанного покойному мужу. Он через служебный вход провел ее в бухгалтерию, оперативно утряс необходимые формальности и так же, закоулками вывел с ипподрома, проводив до машины. На прощанье Антонина чмокнула его в щеку, подогрев тайную надежду. О Рогалеве она и не вспомнила.

А он тем временем отмахивался в кассовом зале. Отмахивался не совсем верно, выпускал пары, отыгрываясь за последние неудачи. Парни, хотя и крепкие, годились лишь на разборках или при толковищах в тюрягах. Против спецназовца они выглядели пацанами. Все видели нож, выбитый Рогалевым, а это – карт-бланш для него, оправдание любой его зуботычины. Он – пострадавший. Главное – не пустить никому кровь. Кровь родит сострадание. А без нее – полный простор, хоть в рог, хоть по ребрам.

Это тебе в лобешник за кованые сапоги ОМОНа, а это – по печени за просторный бокс в Бутырке. Теперь получи в пятак за швабру и вонь в камере. Вдогонку – по заднице за потные лапищи мордоворота на шмоне. А для согрева – по шее за тухлое тряпье на сменку.

– На пол! Всем на пол! Лежать! Руки за голову!

Налетели менты. Не дали Рогалеву гульнуть от души. Отвели в опорный пункт.

– Фамилия?

– Рогалев.

– Имя, отчество?

– Николай Алексеевич.

Шацкий переписал данные и послал запрос в адресный стол.

– Свидетели утверждают, драку затеяли вы. Вроде не выпимши. В чем дело?

– Не знаю, что и ответить.

– Правду.

– А как вы поступили бы на моем месте? Двое здоровых мужиков, угрожая ножом женщине, у всех на глазах уводят ее из зала.

– Она ваша знакомая?

– Какая разница?

– И все-таки?

– Первый раз вижу, но разве это что-то меняет?

– Меняет, и еще как. Одно дело, если бы вы вступились за вашу знакомую, и совсем другое – за постороннего человека. Вы поступили очень благородно. Где вы научились так хорошо драться?

– Длинная история. В армии. Где же еще?

– Не знаю, что и делать с вами. С одной стороны – хулиганство в общественном месте, с другой – благородный поступок в защиту женщины. Отпустить вас – не так поймут. Может быть, небольшой штраф? Не обеднеете?

– Отлично. Сколько?

– Вот здесь распишитесь.

– И все?

– Все. Вы свободны. Заберите свои вещи.

Рогалев подписал протокол, и его выпустили. Антонины на автостоянке не оказалось. Не было и машины. И Рогалев отправился к ней на квартиру.

На выезде с автостоянки у Антонины неожиданно заглох мотор.

Только этого не хватало. Надо сматываться, пока не прибили. А тут как назло… Неужели аккумулятор?

Она в растерянности огляделась в поисках телефона. Придется вызывать «Ангелов».

– Помощь не требуется?

Рядом остановился джип. Из окна, открытого наполовину, выглядывал Лунев.

«Явился не запылился. Я его высматривала возле конюшен. А он вот он. Здрасьте-подвинься. С бритовкой у горла».

– Мотор не заводится, не пойму почему.

– Пойди посмотри, – велел Лунев своему шоферу.

Тот свое дело знал. Что-то отвернул, где-то поскреб ногтем, постучал, продул – полный порядок.

Антонина ждала, что Лунев предложит подвезти, пользуясь случаем, который сам и подстроил. Она сядет, он ей в лицо платок с хлороформом, отвезет в какой-нибудь подвал и начнет издеваться, требуя выложить все, что ей известно. Но ничего такого не произошло.

– Бензопровод засорился. Можете ехать.

Антонина включила зажигание.

– Поезжайте на Ленинградский проспект. Сверните на Скаковую улицу и подождите меня недалеко от поворота. Я посмотрю, нет ли за вами слежки.

– А разве это не ваши люди за мной следили?

– Если все чисто, вернемся к разговору, начатому в ресторане. Кстати, вы не передумали?

Глупо отказываться, тем более сейчас, когда он выполнил ее условие.

– С какой стати? С вами приятно иметь дело.

Она поехала по указанному маршруту. Пугала легкость, с какой бандит решился пойти против ипподромного босса, пугала и в то же время обнадеживала. Вне всяких сомнений, это был именно тот человек, которого она так упорно искала.

Лунев остановил джип, не доезжая до поворота на Скаковую улицу. Подошел к ее машине.

– Поговорим у вас. Не возражаете?

– Садитесь.

Дверцу со своей стороны Антонина прикрыла, но не захлопнула, оставила приоткрытой – на всякий случай, прекрасно понимая, что все эти меры предосторожности – мертвому припарки.

– Включите приемник. Не так громко. Позвольте несколько вопросов.

– На какой предмет?

– Относительно смерти вашего мужа.

– Без этого никак нельзя?

– Нет. И в этом вы скоро убедитесь. Как он умер?

– Повесился.

– Были причины?

– Значит, были.

– Неприятности на работе? Долги? Может, кто-то его преследовал?

– Мне это неизвестно. В последнее время у нас были натянутые отношения. Он не был со мной откровенным.

– Поймите меня правильно: выяснить все обстоятельства смерти вашего супруга крайне необходимо для успеха задуманного мероприятия. Я хотел бы узнать поподробней.

– Что конкретно вас интересует?

– В какое время это произошло?

– Во второй половине дня, под вечер.

– Как вы узнали о самоубийстве мужа?

– Мне позвонили на работу из милиции.

– Входную дверь открывали вы?

– Да.

– Ключ легко повернулся?

– Как обычно.

– Когда вы вошли в квартиру, что-нибудь показалось вам странным?

– Было жарко. Жарче, чем обычно.

– Свет в квартире горел?

– Не везде.

– Где конкретно?

– В той комнате, где повесился муж, в коридоре и на кухне.

– Что еще показалось вам странным?

– Не пойму, почему это вас интересует. Примерно такие же вопросы задавал мне следователь.

– Вас вызывали в прокуратуру?

– Нет. Лишь позвонили. Больше всего меня поразила идеальная чистота в квартире. Игорь Николаевич никогда не занимался домашними делами. А тут все блестит. Ни одной грязной тарелки. Чистота в мойке, на столах в кухне и в гостиной.

– И у вас ни разу не закрались сомнения, что это – не самоубийство?

– Признаюсь, сомнения были.

– И вы поделились ими со следователем?

– Зачем? Игорь от этого не воскреснет.

– Несомненно, ваш муж не покончил жизнь самоубийством. Его убили. Чтобы это понять, не надо обладать проницательностью Ольховцевой. Идеальная чистота в квартире, не согласующаяся с привычками вашего мужа, подтверждает имитацию самоубийства, стремление убийцы уничтожить следы своего пребывания в квартире. Есть и другие факты, бесспорно указывающие на убийство.

– Простите мое невежество. Кто такая Ольховцева?

– Следователь по особо важным делам. Знаменитая личность.

– Надо же!

– Могу вас уверить, убийство очевидно не только для меня одного.

– Что вы хотите этим сказать?

– Следователь, который позвонил вам, рассуждал примерно так же. Он интересовался у вас, где вы находились во время смерти вашего мужа?

– Нет. Какие у него основания подозревать меня?

– Видимо, есть.

– И очень хорошо. Я в тот день была до конца рабочего дня на месте. Это могут подтвердить десятки людей.

– Думаю, он понимает, что в одиночку осуществить такое убийство вам не под силу. Чисто физически. И полагает, что у вас был сообщник.

– Спасибо. Облагодетельствовали.

– Да-да. Следователь именно так и думает. У вас был сообщник, вместе с которым вы убили мужа. Иначе как объяснить его слежку за вами? Признайтесь, вы убили?

– Да как вы смеете? Он любил меня, а главное – обеспечивал.

– Видимо, недостаточно, раз вы позарились на его деньги.

– Прекратите! Слышите? Прекратите немедленно ваши дурацкие инсинуации. У меня стопроцентное алиби. Я весь день была на работе.

У Лунева был свой человек в опорном пункте милиции на ипподроме. От него он узнал о самодеятельном сыске Шацкого и проблемах, появившихся у него в последнее время. Ручной майор милиции в наше время – приобретение не лишнее. Влиятельный знакомый Лунева в ГУВД Московской области обещал посодействовать в этом деле.

– Ладно, оставим этот неприятный для вас разговор. Фамилия Шацкий вам знакома?

– Да. Если вы имеете в виду начальника ипподромной милиции.

– Так вот, слежку за вами организовал он.

– Как вы об этом узнали? Я думала, за мной следят ваши люди.

– Вы больше не сомневаетесь в самом факте убийства вашего мужа?

– Нет.

– Если не вы, тогда кто мог это сделать?

– Понятия не имею.

– Шацкий уверен, что у вас был сообщник, вместе с которым вы убили мужа. Он пытается его вычислить, и этим объясняется слежка за вами. Если вы действительно заинтересованы в успехе дела, должны постараться как можно скорее стряхнуть его «с хвоста». Присвоение бумаг, собранных мужем для шантажа, в совокупности с материальной выгодой – превосходный мотив для убийства.

– Как я могу заставить его оставить меня в покое?

– Сделать это нетрудно. Надо дать ему человека, которого он ищет. Не важно, виновен он или нет. Главное – он должен быть вашим хорошим знакомым и иметь убедительные причины для убийства. Такой человек у вас есть. Вы знаете, кого я имею в виду.

– Понятия не имею.

– Молодого человека, вступившегося за вас в кассовом зале.

– Значит, все-таки я была права. Вы следили за мной.

– Если быть точным, присматривали.

– Постойте. Выходит, что те люди, которые приставили мне нож в бок, из команды ипподромного босса?

– Скорей всего.

– А вы стояли и наблюдали?

– Вы же не поделились своими планами, не сказали, для чего понадобилось вам убрать лучшую лошадь в главном призе. Сыграли по-крупному. Неплохо наварили. Могли бы быть и более предусмотрительны.

– Вы знаете, зачем я понадобилась им?

– Догадываюсь.

– Наверняка они хотели выяснить, от кого я узнала о болезни Пашиной лошади.

– Не исключено.

– И что, по-вашему, я должна была им ответить?

– Трудно сказать. Все зависело от вашей изворотливости.

– Я назвала бы вас.

– Не самый худший вариант. Но вам потребовалось бы убедить их в этом. А это было бы очень непросто. Поэтому впредь будьте поосмотрительнее. Вы близко знакомы с тем молодым человеком?

– С каким?

– С тем, который выручил вас в кассовом зале.

– Достаточно близко.

– Достаточно для чего?

В этот миг они подумали об одном и том же. Лунев пристально посмотрел Антонине в глаза. Он прочитал в них готовность на подлость.

– Вот видите, мы понимаем друг друга без слов. Где он сейчас может быть?

– В милиции?

– Нет. Его уже выпустили. Куда, как вы думаете, он должен отправиться?

– Скорей всего ко мне домой.

– Не дозвонившись?

– У него есть ключи от квартиры.

– Есть ключи? Да это же в корне меняет дело.

Картина убийства, нарисованная Луневым, так живо стояла перед глазами, что стоило лишь упомянуть о ключах, как воображение дорисовало остальное. Вопрос «предать или не предать?» не стоял перед Антониной. Продать Рогалева с потрохами она решила без колебаний и даже не мучилась угрызениями совести.

– Да, у него есть ключи от моей квартиры. А почему вас это так удивляет? Я дала ему их после смерти мужа.

– Теперь это не имеет значения.

Не мог Шацкий оставить без внимания такую важную улику, как ключи от квартиры. Лунев в этом не сомневался. Скорей всего поэтому и отпустил Рогалева так быстро. Сгорал от нетерпения проверить догадку.

– Будем двигаться дальше к цели?

В голосе Лунева прозвучала насмешка.

– Вам виднее.

– Тогда позвоните домой. Если он там, то пусть подождет. Скажите, что вы уже в дороге.

Рогалев ждал ее, уже изрядно навеселе, взвинченный ее очередным обманом.

– Одного не пойму. Почему этот парень не попался Шацкому на глаза раньше? Сразу же после смерти вашего мужа.

– Он куда-то исчез. Как в воду канул.

– И вы ни разу не виделись?

– Ни разу.

Лунев что-то быстро прикинул и позвонил по мобильнику своему человеку в опорный пункт ипподрома.

– Начальник на месте? Когда, говоришь, собирается уезжать? Так, так… все понял. Если переиграет, сразу же позвони.

Лунев посмотрел на часы.

– Вы поезжайте одна. Я появлюсь у вас чуть позже. Представьте меня как хорошего знакомого вашего мужа. Постарайтесь не раздражать его. Дайте немного денег. В нашем распоряжении не больше часа. У меня появился план. Надо успеть.

Рогалев встретил подругу прохладно, даже не встал со стула.

– Ну, чего ты набычился? Сколько не виделись, а ты будто не рад.

– Чего мне радоваться? Это ты получила все, что хотела. А я – уши от мертвого татарина и бледный вид.

– По тебе этого не скажешь.

– Издеваешься? Давай поговорим по-хорошему. Ты отстегиваешь бабки. Я вкладываю их в хорошее дело, и мы на пару стрижем проценты.

– Разве я против? Сколько нужно на первый случай?

Рогалев немного подумал и назвал совершенно дикую сумму.

– Не многовато?

– В самый раз.

– Ты – главный, тебе видней. Я согласна, но таких денег дома нет.

– Давай сколько есть.

Антонина отсчитала ему третью часть выигрыша.

– Ты смеешься?

– Бери, бери. Это тебе за работу кулаками на ипподроме. А насчет твоего предложения нужно все хорошенько обдумать. Не пори горячку. Поговорим об этом на свежую голову.

– Смотри, Тонька. Ты меня знаешь. Будешь опять тянуть волынку – пеняй на себя. Даю неделю срока.

Подонок. Еще угрожает. Теперь уж точно совесть мучить ее не будет. Совсем обнаглел.

Послышался звонок в дверь.

– Ты кого ждешь? – Рогалев встрепенулся.

– Катерина собиралась зайти. Пойду открою.

Она вернулась в сопровождении немолодого мужчины с проницательными беспокойными глазами, одетого соответственно возрасту и солидному положению.

– Николай, познакомься. Геннадий Юрьевич – сослуживец покойного мужа. Человек опытный, имеет большие связи.

Рогалев невразумительно буркнул.

– Геннадий Юрьевич, Николай предлагает вложить деньги в производство фальшивого стирального порошка или такого же машинного масла. Как вы считаете, стоит?

– Вложение вообще-то неплохое. Все зависит от того, где находится производство, в каком районе Подмосковья.

– Я не нуждаюсь в консультациях. Дело решенное. С Антониной мы все обсудили.

– Я не спешил бы с окончательным решением. Сейчас в Подмосковье налоговая полиция лютует. Многие подпольные производства раскрыты, и эта тенденция в ближайшее время сохранится. Я подождал бы с полгодика. Тонечка, вы не предложите нам с молодым человеком что-нибудь выпить? За столом люди быстрей узнают друг друга. Я пока пойду сполосну руки. Покажите, каким полотенцем вытереть.

В ванной Лунев дал Антонине пузырек с несколькими каплями прозрачной жидкости на дне.

– Плесните ему в чистую рюмку.

От страха у Антонины округлились глаза.

– Абсолютно безвредное средство. Влияет только на настроение.

Он вынул пробку, заткнул горлышко пальцем, опрокинул пузырек и лизнул палец, продемонстрировав безвредность содержимого.

Антонина проворно накрыла на стол, заменила посуду Рогалева на чистую, и к возвращению Лунева из ванной все было готово к продолжению знакомства.

– За что выпьем? – спросил Лунев.

Антонина вспомнила любимый тост покойного мужа:

– За успех безнадежного дела.

– Никуда не годится. А что скажет молодой человек?

– Ничего. Вы оба меня уже достали.

– Тогда скажу я. Давайте выпьем за то, чтобы обыкновенная писчая бумага превратилась в гербовую.

Рогалев ошалело вытаращился на него и моментально выпил. За десять с небольшим минут Лунев узнал о Рогалеве почти все: о рэкете, об аресте и освобождении по амнистии.

После третьей рюмки Рогалева невозможно было узнать. Из недавнего крутого плейбоя он превратился в жалкого дебила, плоско острил и сам же до икоты смеялся.

Взглянув на часы, Лунев доверительно перегнулся через стол и спросил Рогалева:

– Могу я быть с вами откровенным?

– Какой разговор, Геннадий Юрьевич? Давно не встречал такого приятного собеседника.

Через полчаса здесь появится Шацкий. Двое его людей уже торчали в сквере около дома. Лунев вынужден был поторопиться.

– Вкладывая деньги в производство фальшивых товаров, вы рискуете впутаться в сомнительную авантюру. Я предлагаю вам абсолютно верное дело. А прибыль в несколько раз больше.

– Будем клепать фальшивые баксы? – Глаза Рогалева загорелись восторгом.

– Будем. Но не фальшивые.

– Настоящие? Это клево. И что конкретно для этого потребуется от меня?

– Для начала собраться и выслушать меня внимательно. Вы готовы?