Текст книги "Аркан для букмекера"

Автор книги: А. Савельев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Александр Савельев
Аркан для букмекера

Часть I
Гандикап

Гандикап – преимущество, которое дается слабому сопернику для уравнивания шансов в бегах и скачках.

Энциклопедия конного спорта

Имеет смысл лишь в том случае, если слабость участника – не искусно созданная видимость таковой. – Прим. автора.

РИТУАЛЬНОЕ УБИЙСТВО

Лидия Градолюбова уже собралась уходить, когда раздался телефонный звонок. Журналистка помедлила, прежде чем взять трубку. После того как проведенным ею расследованием махинаций строительной пирамиды «Росомаха» заинтересовалась прокуратура, Градолюбовой угрожали по телефону. Но, возможно, это нужный звонок.

– Да. Слушаю вас, – ответила она нетерпеливо.

– Наконец-то. Три раза звонил, все не мог дозвониться.

Голос незнакомого мужчины слегка вибрировал от волнения.

– Кто вы? Представьтесь, пожалуйста.

– Моя фамилия вам ничего не скажет. Я директор ипподрома.

– Чем могу быть полезной?

– У меня к вам не совсем обычная просьба. Вы не могли бы организовать мне встречу с Натальей Ольховцевой? У нас появились проблемы.

– А вы не переоцениваете мои возможности?

– Обижаете, Лидия Михайловна. Конечно, мы теперь не те, что до перестройки, но по-прежнему владеем необходимой информацией. И всегда достоверной. Нам известно, что Наталья Евгеньевна – ваша школьная подруга и вы регулярно встречаетесь.

– Почему вы не обратились в милицию? Написали бы заявление, как положено, и делу дали бы законный ход.

– Дела-то, в сущности, никакого нет. Сплошной туман.

– Ну хорошо, я передам вашу просьбу.

– Желательно, чтобы она провела расследование неофициально, в частном порядке. Я не хочу лишнего шума. Подпишем контракт, обговорим все условия. Вот мои телефоны…

В тот же день Градолюбова передала подруге просьбу директора ипподрома. Наталья Евгеньевна созвонилась с ним, и директор пригласил ее приехать на ипподром в воскресенье, к началу бегов.

В субботу ночью на Москву обрушился страшной силы ураган. Суббота – шестой по счету, дьявольский, день недели. По единодушному мнению толкователей инфернальных явлений, бушевавший в ту ночь ураган был вызван темными силами. Ничего подобного в Москве не видели. Три часа от раскатов грома дребезжали и лопались стекла в окнах, и все это время, не переставая, хлестал крупный косой дождь. Под утро все стихло, и москвичи увидели последствия разбушевавшейся стихии: груды искореженного железа, сорванного с крыш, вывернутые с корнем деревья, поваленные рекламные щиты. С колокольни и куполов Новодевичьего монастыря снесло шесть крестов, заметьте, снова число магическое, что, несомненно, указывало на козни нечистой силы.

Немало чертовщины оказалось и в криминальной хронике минувшей ночи. По Москве поползли слухи о серии жестоких убийств, совершенных при загадочных обстоятельствах в разных концах города, но особенно много шума наделало ритуальное убийство старшего ветеринарного врача на Московском ипподроме, сообщение о котором прошло даже в утренних теленовостях.

Но бега есть бега. Несмотря на повреждения ипподромных строений, скачки состоялись как обычно, в воскресенье. Заезды проходили вяло, без огонька. Видимо, сказывалось напряжение тревожной ночи.

В директорской ложе, кроме нескольких заслуженных пенсионеров и редактора коневодческого журнала – обычных посетителей, появились новые люди. Самым заметным среди них был Игорь Николаевич Кривцов – важный клерк из департамента, курирующего ипподромы. Одетый в светло-серый, тонкой шерсти костюм от Зайцева и ослепительной белизны рубашку, он больше походил на брачного афериста, чем на государственного чиновника. Это впечатление усиливало холеное лицо со следами порока, заметными, однако, лишь опытным физиономистам. В свои пятьдесят два года он еще кружил головы девицам из фитнесс-клубов.

Кривцов держался особняком, не допуская фамильярного обращения. Лишь начальник конной части Степного конного завода, начкон – резковатый, невоздержанный на язык чернявый коротышка – по каким-то необъяснимым причинам мог запросто подойти к нему и завести разговор, хотя, справедливости ради надо сказать, был предельно тактичен и соблюдал необходимую дистанцию. И сегодня начкон подошел к Кривцову лишь перед третьим заездом, хотя его подмывало сделать это гораздо раньше. Спросил, указывая на рысака, пробегающего перед ложей:

– Игорь Николаевич, что вы скажете о шестом номере? По-моему, у него все шансы выиграть дерби в будущем году…

Он щелкнул секундомером и повернул его циферблатом к Кривцову. Премерзкий тип этот начкон. Наглый. Разговаривает нарочито громко, давая понять окружающим, что считает их полнейшим дерьмом.

– Вчера разговаривал с его наездником. – Начкон понизил голос. – Можно на этой лошади неплохо наварить. Заезд купленный. Не хотите сыграть? Я дам пару выигрышных комбинаций.

– Вы же знаете, я не любитель азартных игр.

– Зря. Хорошие деньги можно взять. Ну да ладно, как говорится, хозяин – барин. – Начкон перешел на шепот. – Игорь Николаевич, бывший начальник главка прилично кинул меня. Обещал помочь с приватизацией конного завода и до сих пор тянет. Нужную сумму за покупку в Швеции лошадей завод уплатил, деньги немалые. Один жеребец без яиц, другой этой весной пал: оба бракованные. И он это прекрасно знал. Как вы считаете, стоит на него надавить?

«Да уж. Аферу Решетников провернул классно, хотя и наследил», – подумал не без зависти Кривцов, но предпочел уклониться от обсуждения скользкой темы и успокоил начальника конной части:

– Думаю, вам не стоит обострять с ним отношения. Хоть он сейчас всего лишь заведующий сектором, но по-прежнему имеет большое влияние в министерстве. Мужик он обязательный. Раз обещал, значит, сделает. Вероятно, много других, более неотложных дел.

Но начкон продолжал гнуть свое:

– А вы не могли бы помочь мне с приватизацией? – Начкон зыркнул по сторонам. – У меня против Решетникова такие бумаги! Бомба, а не бумаги. Вы человек практичный, придумаете, как повыгодней ими распорядиться.

– Нет. Такие игры не для меня. Тем более что теперь наши интересы практически не пересекаются.

– Ой ли? А что вы думаете об убийстве в ветлазарете?

– И не напоминайте. Дикость какая-то. Культ сатаны, перевернутая пятиконечная звезда, намалеванная на стене… Человеческий череп с зажженной свечой, куриные кости и прочая магическая чушь. И все это на рубеже третьего тысячелетия.

– Вы это серьезно? Вы действительно верите во всю эту чепуху, навороченную журналистами? Ритуальное… заказное! И не обошлось без участия Решетникова. Ольховцева в два счета докопалась бы до истины. Кстати, я ее видел сегодня здесь с директором ипподрома. Не знаете, какие у них могут быть дела?

– Ольховцева. Ольховцева… Знакомая фамилия. – Кривцов наморщил лоб, вспоминая. – Это она, кажется, раскрыла аферу со строительством стипльчезного круга на «Планерной»?

– Это давно было. А совсем недавно она разоблачила мошенников в казино «Черная роза». В газетах писали. Они что-то нахимичили с колесом рулетки. Могли останавливать его там, где им нужно. А что, возьму и подвалю к ней с кляузой на Решетникова, раз вы не хотите мне помочь.

– Не советую. Ни к чему выносить сор из избы. Лучше решить эту проблему полюбовно.

«А насчет ветеринарного врача он, пожалуй, прав. Здесь не обошлось без Решетникова», – подумал Игорь Николаевич.

Кто-кто, а он лучше других знал, какую опасность представлял покойный для Решетникова. Бегал по инстанциям. Суетился. Пытался доказать преступный умысел Решетникова в покупке за рубежом заведомо непригодных лошадей. Но доказательств у него было маловато. А кое-чего он вовсе не знал: сколько Решетников наварил на продаже за границу племенных лошадей по бросовым ценам. Но, конечно, Кривцов не собирался делиться с начконом своими сведениями.

– Завтра выводка. Решетников обязательно будет. Очень удобный случай поговорить с ним…

Но начкон не успел ответить. Подошла девица – вся как по заказу: грудь, бедра, ноги…

– Извините, что прерываю ваш разговор. Буквально несколько слов мужу. Игорь, я, пожалуй, поеду. Что-то голова разболелась. В котором часу тебя ждать?

– Часиков в семь – в начале восьмого. Ключи от машины дать?

– Не надо. Я на такси. Не стой на сквозняке. Опять надует в поясницу. Горе ты мое…

Дамочка зябко поежилась, плотней закуталась в ажурный пуховый платок и подставила щеку для поцелуя. Кривцов чмокнул. Она смахнула тыльной стороной ладони чмок и вышла из ложи, оставив после себя нежный аромат духов «Клима».

– Какая очаровательная у вас жена. А как заботится о вас…

– Да, да. Вы правы. С женой мне очень повезло.

«Бабе уже за тридцать, а все никак не уймется, – подумал с досадой Кривцов. – Взял сучку с панели, теперь приходится закрывать глаза на ее закидоны».

Но пока серьезных причин для беспокойства у него не было. Хозяин в доме он. Что же касается любви, то в эту муру он не верил. Уложить в койку – вот, в сущности, все его отношения с женским полом. О нынешнем любовнике жены он знал почти все. Так себе человечек, букашка. Возможно, с какими-то только женщинам известными достоинствами. Ну и на здоровье. Чего-чего, а красивых бабенок в Москве хватает.

– Игорь Николаевич, вас к внутреннему телефону.

Кривцов извинился и ушел в глубину ложи, к аппарату.

– Слушаю.

– Игорь Николаевич, у нас проблемы.

Голос знакомый. Очередной накат. Рэкет, мать вашу в душу. Чтоб вы все околели.

– Много народу?

– Трудно пока сказать. Думаю, не больше, чем обычно.

– Постарайся выяснить все поточней. Пробегись по секторам, предупреди всех, кого надо. Высвети всех. Чтоб ни один не ушел. Начнем, как обычно, после объявления по ипподрому.

«Поганцы. Никак не успокоятся». Кривцов огляделся, стараясь не привлекать внимания. Набрал номер опорного пункта милиции на ипподроме.

– Это ты, Виктор? Надо помочь мужикам.

– Опять рэкет?

– Так точно.

– Сколько народу?

– Точно не знаю. Думаю, как обычно – человек тридцать, не больше.

– Делай объявление по ипподрому. Минут через пятнадцать начнем.

Кто бы подумал, глядя со стороны, что Кривцов – главный букмекер на ипподроме. Надменное, самодовольное лицо и замашки клерка из банка. Регулярно кто-нибудь пытался обложить его данью. Разбежались… Рылом не вышли! Все дело в надежности крыши.

Теперь вроде все. Теперь можно посмотреть, кто эти прохвосты. Кривцов вернулся к обтянутым бархатом перилам. Начкон тут как тут. Поинтересовался:

– У вас неприятности?

– С чего вы взяли?

– Не знаю. Мне так показалось. Видите мужика внизу, возле калитки на скаковую дорожку?

– Ну и что?

– Все время наблюдает за вами. Вы с ним не знакомы?

– Первый раз вижу. Мало ли здесь ротозеев?

«Ну и глазастый жидок. Все видит, все подмечает. Я этого мужика приметил, как только он там появился. Кто-то из давних знакомых. Что ему от меня надо? Кто это? Вспомнить никак не могу. Да и зрение уже не то».

Очередная головоломка. И надо же? Натолкнулся на взгляд в упор, на ухмылку, заставившую вздрогнуть. Мужик помахал рукой. Кривцов отвернулся, будто не видел. Но теперь узнал. Синебродов Володька. Пацанами жили в одном доме. Первый раз его посадили лет тридцать назад по подозрению в квартирной краже. Взяли ночью тепленького из постели, отвезли в отделение милиции и оставили одного в боксе. В соседний подсадили Игоря. Конечно, сделали глупость. Выведать ничего не выведал, а засветиться – засветился. Володька, хотя и пацан, но и тогда дураком не был. Понял: Кривцов – наседка.

«Зачем я ему понадобился? Может быть, он имеет отношение к сегодняшнему накату? Вполне возможно. Впрочем, проверим. Пожалуй, встречусь с ним, или нет… Сделаю по-другому».

– Уважаемые посетители ипподрома, школа верховой езды проводит дополнительный набор подростков…

Это объявление – условный сигнал для букмекерской команды и тех, кто ее прикрывает: «тихарей», вышколенных качков. Да и сами букмекеры неплохо махали кулаками. Сразу же объявили: «Лошадей на старт», и зрители потянулись поближе к призовой дорожке. Когда прозвенел стартовый колокол, стали глушить рэкетиров, начали одновременно во всех секторах ипподрома по тщательно продуманной и неоднократно опробованной схеме. Тех, кто пытался скрыться, «делая ноги», доставали громилы, расположившиеся у выходов и в проходах трибун. В пять минут все закончили.

Рэкетиров привели в опорный пункт милиции, рассортировали, переписали паспортные данные, а на семерых, наиболее ушлых, оформили протоколы изъятия. У одних «изъяли» наркотики, у других – холодное оружие, у третьих – фальшивые печати и поддельные документы. Недостатка в таких вещественных доказательствах у местной милиции не было. Все оформили надлежащим образом и заверили необходимыми подписями понятых.

Как выяснилось, начинающие удальцы нагрянули из Подмосковья. Кто-то им свистнул, что ипподромные букмекеры не обложены данью. Пытались разнюхать, толком ничего не узнали, приняли треп за чистую монету. Но букмекеров прикрывал уголовный розыск.

Удальцов для порядка побили, выгребли из карманов все ценное и отпустили, предупредив их главаря Борю Резаного: «Появишься здесь еще раз, протоколы изъятия уйдут в ваш местный РОВД со всеми вещественными доказательствами».

Когда на ипподроме прозвучало сообщение о наборе в школу верховой езды, Кривцов вышел из глубины ложи понаблюдать за Синебродовым: какова его реакция на задержание рэкетиров? Никакой. Ни сам он, ни его окружение не проявили ни малейших признаков беспокойства. Хотя у них два мобильных телефона. Впрочем, Игорь Николаевич не торопился с окончательными выводами. Знал Володьку как матерого уголовника. Не исключал, что тот мог понтануться. В детстве он это делал блестяще. Водил за нос не только его, тогда еще только начинающего стукача, но и опытных бригадмильцев. С тех пор много воды утекло.

Детские эпизодические грешки Кривцова превратились в систематическое пособничество уголовке. И хотя он не состоял в штате, имел неплохую выгоду, обеспечивая надежное прикрытие своим противозаконным делишкам: сначала спекуляции чем придется, затем торговле водкой из-под полы на номерном заводе, а теперь вот букмекерству на ипподроме.

Все ипподромы – своего рода клоака. Сюда стекается весь сброд, отбросы общества. И где, как не здесь, заводить бредень? Звезды так и сыпались на погоны милицейских чинов.

В начале восьмидесятых милиционеры в форме исчезли с трибун Московского ипподрома. Но это лишь видимость. Его наводнили «тихари» – менты в штатском. Мозолили глаза три заштатных «тихушника». Всякий, кто приходил на ипподром хотя бы во второй раз, выкупал их без труда. Время от времени они брали кого-нибудь за распитие или другие подобные преступления, поднимая при этом невообразимый шум. Настоящие же «тихари» работали аккуратно, толкались в местах наибольшего скопления тотошников: у касс, у стендов с программками, возле буфетов. Неплохо подыгрывали им стукачи из подстраховки букмекеров, причем дело было поставлено так, что многие из них не догадывались о принадлежности к одному клану и постукивали друг на друга.

Виктор Иванович Шацкий – начальник опорного пункта милиции на ипподроме – пришел сюда лейтенантом два с половиной года назад, и уже майор, отмечен правительственной наградой. Только в этом году он взял на ипподроме пятерых, бывших за федеральным розыском, и троих, совершивших побег из мест заключения. А мелкой рыбешки и не сосчитать. Плюс к этому – семь стволов огнестрельного оружия и около килограмма пластиковой взрывчатки.

От намерения поговорить с Синебродовым Кривцов не отказался, но решил сначала осуществить задуманное мероприятие.

Понаблюдав за ним с полчаса, он снова позвонил в опорный пункт:

– Виктор, здесь, возле калитки на скаковую дорожку вертится подозрительный тип. По-моему, я его видел на твоем стенде.

– Он один?

– Их четверо. Главный у них тот, что в адидасовской куртке. Другой, рядом с ним, в кожаном плаще. Еще двое чуть сзади. Все коротко стрижены. По виду – крутая компания. Будь осторожен.

– Не боись. Разберемся.

Когда Шацкий со своими людьми появился на пятачке под директорской ложей, Кривцов исчез в ее глубине, хотя очень хотелось видеть все собственными глазами, и сделал это своевременно, так как первой реакцией Синебродова на появление представителей власти был взгляд в сторону ложи. Взгляд насмешливый, если не сказать уничтожающий.

– Добрый день.

Шацкий козырнул Синебродову. Двое других милиционеров, тоже в форме, встали чуть позади своего начальника.

– Позвольте взглянуть на ваши документы.

– В чем, собственно, дело? Ввели чрезвычайное положение?

– Вы шутник. Дело в том, что постановлением ГУВД Москвы ипподром отнесен к объектам повышенного внимания. Сотрудники милиции вправе проверять документы у каждого посетителя.

– Какое дальновидное решение. Удостоверение личности вас устроит?

– Вполне.

– В таком случае извольте.

– Синебродов Владимир Александрович. Помощник депутата Государственной Думы.

Шацкий несколько раз внимательно прочитал записи, придирчиво изучил печать и скрытые, известные лишь в компетентных органах кодовые знаки, подтверждающие подлинность документов, и вернул удостоверение владельцу.

– Еще есть вопросы?

– Этот человек с вами?

– Да. Это мой референт. А эти двое – мои консультанты.

Так же внимательно Шацкий проверил и их документы. Все оказалось в порядке.

– Теперь у меня вопрос к вам. Позволите? – обратился к Шацкому Синебродов.

– Слушаю вас.

– Фамилия важного господина в директорской ложе Кривцов?

– Вы знакомы с Игорем Николаевичем?

– Значит, Кривцов. Не могли бы вы испросить у него для меня непродолжительную аудиенцию?

Шацкий изучающе посмотрел на Синебродова, понимая, что тот ерничает, и, не лишенный чувства юмора, не увидел ничего непристойного ни в форме, ни в содержании просьбы.

– Попробую.

Он улыбнулся.

– Хотя вы могли бы с таким же успехом поручить это своему референту.

Вскоре на боковой лестнице, ведущей из директорской ложи, появился Кривцов. Он весь светился, изображая неподдельную радость. Поговорить с Володькой он и сам был не прочь, но не так стремно, как это вышло. Он совсем не хотел афишировать своих отношений с Шацким, а собирался изобразить этакого сухаря-управленца, вызвать Синебродова на откровенность, прощупать его и по возможности извлечь максимум пользы. Кем бы он ни представился Шацкому, он уголовник матерый и закоренелый, таким был и остался. Уголовник, выбравший свой удел не по глупости или недоразумению, а сознательно, прекрасно понимая, на что идет.

– Очень рад тебя видеть в добром здравии, преуспевающим и с гордо поднятой головой. Только напрасно ты разыграл эту комедию с милиционером.

– Ну что ты! Как можно? Я не посмел. В тебе столько фанаберии, барского лоска. Не подступишься.

– Брось, брось прибедняться. Смотри, какая массивная цепь у тебя. Небось из чистого золота? Как забрел на ипподром? Раньше я вроде тебя здесь ни разу не видел.

– Нужда заставила. Необходимость увидеть тебя.

– Ты это серьезно?

– Разве я похож на Жванецкого?

Разговаривали они негромко и все же привлекли внимание тотошников. Это ипподром. Здесь любое слово может открыть дверь к выигрышу. Двое любопытных подошли совсем близко. Их осадил телохранитель Синебродова:

– Вам чего, ребята?

– Ничего, а в чем дело?

– Видите, люди разговаривают? Зачем мешать?

– Тоже мне, деловые.

– Гуляйте, ребятки. Гуляйте.

– Интересно. И что же у тебя за дело ко мне? – спросил Кривцов, краем глаза наблюдая за работой людей Володьки, и подумал: «А не дурак ли я, что подошел к нему? Это тебе не тотошники, вечно озабоченные бредовыми идеями. Эти возьмут в оборот – не сорвешься».

– Ты все так же, стучишь? – в лоб спросил Синебродов.

Кривцов опешил.

– Я что-то тебя не пойму. Специально позвал меня, чтобы наговорить гадостей?

– Если бы только! Просьба у меня. Пустяковая. Окажи услугу, сведи с кем-нибудь из Управления исполнения наказаний.

– Ну ты даешь! Откуда у меня такие знакомства? Я обыкновенный клерк из департамента сельского хозяйства.

– Ты ведь меня немного знаешь. Подумай сам, стал бы я, не располагая достоверной информацией, попусту беспокоить такого важного господина?

– Приятно было пообщаться с тобой. Извини. Я здесь по делам службы.

Игорь Николаевич повернулся, собираясь уйти, но вдруг обнаружил, что надежно зажат со всех сторон. Люди Синебродова расположились так предусмотрительно, использовав скамейку в качестве естественного заслона, что уйти, не заставив их убраться с дороги, было невозможно. А попытаться это сделать силой – скандал. Кривцов растерянно огляделся в надежде, что люди Шацкого придут ему на помощь, но, как назло, никого из них поблизости не было.

«И надо же так дешево купиться, – подумал с раздражением Игорь Николаевич. – Прищучили, как последнего вахлака. Спокойно. Возьми себя в руки. Не будут же они меня убивать у всех на глазах».

Однако, несмотря на эти, казалось бы, здравые мысли, Кривцов не на шутку перепугался. Это мгновенно заметил Синебродов.

– Никто тебя не задерживает, – сказал он. – Можешь идти в свою ложу. Но раз уж ты заикнулся о работе, то, думаю, тебя заинтересуют свежие новости о текущих вопросах Аграрного комитета Государственной Думы. Один из них непосредственно касается твоей работы. Иди. Я тебя не держу.

Такого поворота Игорь Николаевич не ожидал. Он насторожился и стал судорожно соображать, как сохранить остатки сильно подпорченного достоинства. Конечно, он сразу догадался, что речь идет о последней афере Решетникова, и очень захотел узнать все, что известно Синебродову. В то же время его не устраивала роль, отведенная ему в ходе разговора. Все это время он шел на поводу у Володьки, а необходимо было взять инициативу в свои руки.

– Ладно, черт с тобой. Ты нашел мое слабое место: интересы работы для меня превыше всего. Можешь оскорблять меня сколько тебе заблагорассудится. Я останусь и послушаю тебя.

– А я и не сомневался в этом.

– Не знаю, чем ты зарабатываешь на жизнь, но я живу исключительно на зарплату. Не буду от тебя скрывать, работа у меня не самая никудышная, поэтому все, что имеет к ней отношение, мне небезразлично.

– Прямо-таки херувим.

– Не вижу в этом ничего предосудительного.

– Что уж более предосудительно, чем хищение в особо крупных размерах?

Теперь пришло время торжествовать Кривцову. Он был почти чист в этом деле. Более того, собирался на нем поиметь неплохие деньги. Его вина, учитывая связи и исключительную информированность, не тянула даже на служебное несоответствие. Выудить сейчас из Синебродова всю информацию он посчитал нелишним. Поэтому тут же изменил тональность разговора.

– Скажешь тоже, хищение в особо крупных размерах. – Он улыбнулся, являя простодушие недалекого управленца. – Дыроколы, что ли, красть? У нас в департаменте компьютеры-то не у всех.

«А он не так глуп, как хотелось бы», – подумал Синебродов и сделал заход с другого бока.

– Игорь, я прошу тебя об услуге небескорыстно. Плачу хорошие деньги. Причем независимо от того, согласится твой человек помочь или нет. Поговорю с ним, и все.

– Володя, говорю тебе честно. Не знаю я никого в МВД.

– А Липатников Павел Михайлович? Разве ты не знаком с ним?

Объявили результат очередного заезда. Судейская коллегия решила, что прибежавшая первой лошадь прошла финишный стол галопом. Победу ей не засчитали, что вызвало бурю негодования на трибунах. Под судейской ложей собралась толпа. Тотошники, возмущенные нечестным судейством, выкрикивали:

– Жулье! Требуем копию фотофиниша! Козлы! Копию фотофиниша! Жулики!

«Орите, орите, – подумал со злорадством Кривцов. – Хоть до хрипоты. Все равно без толку. Как ипподромный босс решил, так и будет… Решетников, гад, скользкий, как угорь. На ипподроме не появляется, не хочет засвечивать свои отношения с ипподромным воротилой. А они повязаны. Факт. И крепко. Племянник Решетникова – наездник, гребет почти все призы. Но как крепко они повязаны? Вот в чем главный сейчас для меня вопрос».

Несмотря на гвалт и толчею на пятачке под судейской ложей, тотошники продолжали следить за Кривцовым и его визави, выжидая свой шанс. Для этого у них были причины: Кривцова знали как человека, хорошо информированного во всех вопросах, касающихся бегов, внешний же вид Синебродова говорил сам за себя.

Происходящее вокруг мало интересовало помощника депутата, его даже не захватил азарт предфинишной борьбы. Совсем по-другому воспринимал это Игорь Николаевич: он не оставлял без внимания ни одного взгляда в свою сторону, ни одного слова в свой адрес. И все же при всей своей осмотрительности не заметил на противоположной стороне ипподромного круга неприметного с виду человека, наблюдавшего за каждым его движением в мощный фотообъектив.

Этим человеком был его бывший начальник, Решетников Петр Егорович, чутьем угадавший темные мысли Кривцова, хотя ничего явного, подтверждающего подозрения, в его действиях он пока не находил.