Текст книги "Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 2"

Автор книги: А. Велидов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 45 страниц)

ПОКАЗАНИЯ Н. Н. ЩЕПКИНА I

На поставленные мне вопросы объявляю следующее: 1. Если Розанов в Петрограде был представителем партии меньшевиков-оборонцев и считал себя связующим [276] 276
  В тексте книги «сведущим».


[Закрыть]лицом между партией и «Союзом возрождения», то в этом нет никакого противоречия с моим показанием о том, что «Союз» этот не был союзом партий, а союзом лиц, входивших в него персонально. Прием новых членов в «Союз возрождения» с самого начала делался персонально, и никакой речи о представительстве партий никогда не поднималось в Москве. Все считали, что члены СВ по отношению к своим ЦК самостоятельны, а если они расходились с ЦК, то уж их дело было решить, оставаться в «Союзе» или уйти. Избрание происходило обычно по предложению одного из членов, решение откладывалось до ближайшего пленума, для приема члена требовалось единогласие, отводы делались без мотивировки. Если ЦК какой-либо партии по своим соображениям хотел иметь в среде «Союза» лицо, которое считало бы себя ответственным перед ЦК, то он все-таки не мог обойти способ и порядок приема членов, указанный выше. Конечно, и при этом он мог провести желательное лицо, но для «Союза возрождения» лицо это не было бы представителем партии, таких не полагалось. Может быть, в Петрограде был иной порядок, но в Москве было так, как я говорю. Так, основатели «Союза возрождения» из числа правых эсеров вступили в члены персонально. Мне ясно, что показание Розанова указывает лишь на то, что ЦК его партии был весь солидарен с платформой «Союза» и своим решением о представительстве давал только свою моральную поддержку Розанову, это было внутреннее дело, а для «Союза возрождения» Розанов являлся персонально избранным членом, если бы он даже разошелся со своим ЦК.

2. Александра Ивановича Астрова я знаю давно, но, кроме редких и чисто деловых встреч, никаких других отношений у меня с ним не было. Я считаю его знающим техником, хорошим работником и честным человеком, но и только. С его братом Ник. Астровым, который теперь за рубежом, я был знаком несколько ближе, но также только в деловой сфере, ибо нам приходилось вместе работать по городскому управлению в наших политических занятиях. Несколько чаще я стал встречаться с Александром Астровым с начала войны с Германией в «Союзе городов», [277] 277
  «Всероссийский союз городов» – военно-общественная организация либеральных помещиков и буржуазии, образован в 1914 году с целью оказания помощи больным и раненым воинам. Затем выполнял заказы интенданства на поставку обундирования для армии. После Октябрьской революции встал на путь саботажа, организации контрреволюционных заговоров. Упразднен декретом СНК в январе 1918 года.


[Закрыть]где он заведовал одним из технических отделов, а я был членом главного комитета СГ и заведующим всеми учреждениями «Союза» на Западном фронте. После февральского переворота я почти не встречал Александра Астрова, а вернее, даже не видел его до августа текущего года. Писем от него я никогда не получал, и то, что мне сообщено, что будто бы Александр Астров направил ко мне кого-то, рекомендуя его для работы в «Нац. центре», а самую рекомендацию изложив в письме, запрятанном в мыло, я считаю плодом какой-либо ошибки или недоразумения – этого не могло быть и не было. Александр Астров не мог знать, что я состою в «Нац. центре», сам он там не состоял и вообще был совершенно в стороне от московской политической деятельности. Наши отношения, наконец, не позволяли ему это сделать. Самая форма скрытия письма в мыле показывает, что это не московская корреспонденция, ибо в Москве Александру Астрову было бы легко просто лично увидеть меня, а не прибегать к мылу. Если по следствию точно установлено, что письмо, найденное в мыле, предназначалось мне и было действительно написано «Астровым», то тут может быть только одно решение, что письмо написано не Александром, а Николаем Астровым за рубежом и заделано в мыло, чтобы не могло быть найдено в пути.

3. Жившая у меня прислугой и арестованная одновременно со мной Акулина Козочкина живет в нашей семье давно, не помню сколько, лет 8—10 или больше; ей около 30 лет. Поступила она случайно. Дворник дачи разговорился с ней, узнал, что она не может поступить в Москве, так как срок паспорта истек, а волость без согласия мужа не возобновляла паспорта. Дворник посоветовал ей поступить к нам в семью, убежденный, что я помогу ей получить паспорт, как я это делал всегда, и рекомендовал ее жене как хорошо ему известную женщину.

Козочкина приютилась после этого в семье и стала членом семьи. Моя жена, скончавшаяся в октябре 1919 года, очень любила Козочкину, которая была тоже привлечена к ней. Жена проболела тяжко около года, пользовалась все время внимательным уходом со стороны Козочкиной и скончалась у ней на руках. Мы с покойной женой и детьми решили, что если в более счастливые времена мы имели возможность скопить средства на черный день, то мы должны, когда этот день пришел, проживать эти средства с теми, кто помогал нам в более счастливые дни. Вот почему Козочкина и прочая прислуга оставались у нас на правах почти членов семьи, так как дочери несли одинаковую с ними работу. Козочкина – женщина очень чувствительная к несправедливости и быстро раздражающаяся. При аресте ей, несомненно, оказана была несправедливость, она арестована без достаточного повода, только потому, что раздраженно отвечала на вопросы, заключавшие чуть не прямое обвинение в укрывательстве. Это состояние раздражения, боязнь запутать себя, нашу семью и других в связи с обычной крестьянской повадкой на допросах отговариваться незнанием, тактикой, завещанной веками бесправия, и самые преувеличенные представления о том, что совершается в ВЧК, как я думаю, были сложной причиной, побудившей ее отговариваться незнанием. Ей, как малокультурному человеку, это совершенно простительно, если то же самое делают культурные люди. Думаю, что очная ставка со мной, как и в случае с Ивановой, легко направит ее на надлежащий путь.

4. Я понимаю, что в интересах и Советской власти, и буржуазии, и самих военных ликвидировать организации, имеющие целью активные выступления, не прибегая к террору, и, насколько моя совесть позволит, я готов помочь в этом, но обстоятельства сложились так, что помощь в той форме, как мне предложили, оказывается невозможной. Со стороны может казаться невероятным, что я не знаю руководителей, но это так. Вступил я в «Нац. центр» и стал к нему близко, когда его деловые обычаи уже сложились. Мне было поручено принимать депеши, приходившие от наших товарищей с юга, а когда мне приносили готовый текст депеш на юг, – приводить их в годный для отправки вид. Затем предстояли сношения с нашими товарищами по «Нац. центру» с юга, то депеши следовались совместно с кем-нибудь из членов «Нац. центра». Депеши эти для Добровольческой армии доставлялись готовыми. В этих депешах я позволял себе исключать места, заключавшие сведения или неверные, или с политической точки зрения излишние. Из переданных мне депеш я намерен был исключить все, что касалось вопросов о возможности устройства вооруженного восстания, так как считал все это вредным. Я уверен, что в «Нац. центре» и «Союзе возрождения» не было лиц, которые стояли за вооруженное восстание внутри Советской России и имели какие-нибудь отношения к военным группам, поставившим такие задачи. Если же такие лица были, то они не были со мной откровенны. [278] 278
  В тексте книги ошибочно «отправлены».


[Закрыть]Таково было положение дела. Сложилось оно так потому, что я, в сущности, никакой конспиратор и даже в таком деле действовал почти открыто, а этим, по-видимому, пользовались те лица, которые приносили мне депеши, не сообщая мне истинного положения дела и подробностей. Лиц этих, со слов предшественника, я считал агентами Добровольческой армии.

Я предлагаю выпустить на свободу на несколько дней и оставить меня в эти дни без слежки. Так как ни «Нац. центр», ни «Союз возрождения» не имели отношения к активным организациям, да и самый факт существования активных организаций в Москве явился для меня новым и стал выясняться в течение допросов меня, то мне придется обойтись без содействия этих политических групп. При моем знании взаимоотношений лиц из московской буржуазии я быстро ориентируюсь и дойду до тех, кто может быть посредником между мной и руководителями подобной активной организации, если она существует…

Мне удастся убедить посредников, а через них и руководителей ликвидировать всякие подобные начинания и сделать их невозможными и на будущее время. В успехе моем я вполне уверен.

5. На вопрос, знаю ли я Крестовникова, знаю ли я о военной организации, известной под его именем, знаю ли я двух лиц или о двух лицах (мужчине и женщине – фамилий не запомнил), приехавших с юга от Добровольческой армии и желавших установить связь с «Национальным центром», в чем им будто бы было отказано, за незнанием ими соответствующего пароля, я отвечаю письменно, как ответил словесно – не знаю. Но таким ответом ограничиться я не могу, так как мне начинают выясняться некоторые комбинации, которые, быть может, устранят многие сомнения и подозрения в отношении «Союза возрождения» и «Нац. центра».

Начиная с декабря 1918 года и до времени моего ареста до меня несколько раз доходили сведения, что в Москву прибывали лица из Добровольческой армии, беседовали, информировались тут в кругах, стоящих далеко вправо даже от «Нац. центра». Для меня до этого по некоторым признакам было ясно, что в Москве жили постоянно лица, связанные с Добровольческой армией и в то же время с крайними правыми группами. Дело в том, наши товарищи по «Нац. центру» с юга уведомили, что Деникин считает своей политической опорой «Нац. центр» и ни к кому больше в Москве обращаться не будет, и всегда, когда депеши шли одновременно и по делам Добровольческой армии, и от наших товарищей с юга, приезжавшие умели находить «Нац. центр», а когда приезжали лица, не имевшие отношения к южному «Национальному центру», они направлялись куда-то в неизвестное мне место.

Из личных расспросов некоторых приезжавших я убедился, что на юге имеется ярко правая конспиративная организация, близкая к группе Маркова-2-го, которая преследует какие-то свои собственные цели и действует вразрез с намерениями Деникина и совещаниями при нем, и что эта группа имеет во всех отделах Добровольческой армии своих людей и, пользуясь этим при посылке людей в Москву, всюду могла выдавать их за людей, доверительно командированных из Добровольческой армии.

Был один случай прямо подозрительный: одному из тов. «Нац. центра» знакомым ему юношей было сказано, что в одной московской семье с юга появилось лицо, которое выдавало себя за очень известное в Москве лицо, занимающее будто бы высокий административный пост у Деникина, и лицо это просило связать его с представителем «Нац. центра». Фамилия, названная при этом, была такова, что такое лицо без всякого розыска и посредства по своим московским связям могло бы в пять минут установить связь со всеми политическими организациями Москвы. Для меня было ясно, что это или мистификация, или еще что-нибудь похуже. Когда сообщавшего об этом юношу стали настойчиво просить сказать, в какой семье он встретил это лицо, он уклонился от ответа. При допросе мне было сказано, что будто бы два лица, командированные из Добровольческой армии, искали связи с «Нац. центром» и будто бы Крестовников передал им отказ за неимением у них пароля и что, несмотря на то, что они командированы будто бы начальником разведки.

Необходимо несколько вернуться назад – ко времени образования «Нац. центра» и распада организации, из которой он возник. Организацию эту называли «Правым центром», в состав его входили кроме элементов, вошедших в «Нац. центр», также представители течений правых и самых крайних правых. Когда по вопросу о союзе с немцами против Советской власти и держав Согласия этот «Правый центр» распался, то все считали, что он совершенно перестал существовать. Впоследствии оказалось, что сохранилась очень небольшая самостоятельная группа монархистов-конституционалистов, называвшая себя «Союзом общественных деятелей» и существовавшая номинально и бездеятельно. Теперь для меня уже ясно, что сохранилась и продолжала самостоятельно работать группа крайних непримиримых правых, единомышленников Маркова-2-го. Если в Москве и могла быть какая-нибудь активная военная группа, то только в связи с подобной политической группой, которая всегда отличалась активностью на словах и способностью подбивать легкомысленные головы на легкомысленные и опасные предприятия. Сообщение же мне, что присланные с юга имели будто бы удостоверения от начальника разведки Шлиппе, еще более наводит меня на эту мысль. Шлиппе – фамилия, которая тесно связана с ярко выраженными, наиболее правыми течениями, и я позволю себе даже сомневаться, состоял ли он начальником разведки, выдавая удостоверение. Во всяком случае, Шлиппе ни за что не поручил бы обратиться к организации, в которой состою я; Крестовникова я не знаю. По тому, что мне сказано, что по отцу его зовут «Григорьевич» и что он живет в Трехсвятительском переулке, [279] 279
  Ныне Большой Вузовский переулок.


[Закрыть]я думаю, что это сын покойного председателя Московского биржевого комитета, то есть лицо, принадлежащее к семье правой, но все-таки далекой от группы Маркова-2-го. Крестовников никогда к «Нац. центру» не принадлежал, был ли он связан с «Правым центром», не знаю.

Положительно удостоверяю, что [ни с] «Нац. центром», ни с отдельными его членами ни Крестовников, и никто другой не вел беседы о том, чтобы принять лиц, приехавших сюда с юга с удостоверением Шлиппе. Как ни отрывочны эти факты, построенные на них соображения, но меня они приводят к такому заключению, что если в Москве и имеется военная организация с активными целями, то она связана с самыми крайними правыми элементами, ничему не научившимися. Я убежден, что даже Крестовников, которого я не знаю, но мало ценю политически по семье, из которой он происходит, не входит в эту группу, а посланы с юга Шлиппе к нему только потому, что он потерял связь со своими. Думаю, что если подобная военная группа имеется, то она совершенно неспособна что-либо сделать и что все это только болтовня и хвастовство, которые, как всегда, доведут до гибели многих, даже не причастных к группе и не подозревающих об ее существовании.

Имевшиеся в Москве ячейки «Нац. центра» и «Союза возрождения» заключали в себе очень немного лиц и не строились по карбонарскому типу – тройками, пятерками и пр.

Каждый политический штаб представлял одну ячейку, и далее нее никого не было.

Николай Николаевич Щепкин

12 сентября 1919 года

II

1) Как я уже говорил ранее, «Союз возрождения» сложился не как партийная, а как надпартийная организация, поднявшаяся над программами и выдвинувшая национальные, государственные и экономические положения, которые могли разделять отдельные лица, как беспартийные, так и принадлежащие к самым различным партиям. Имели ли Центральные Комитеты меньшевиков-оборонцев и правых эсеров сведения о вхождении отдельных членов партии в «Союз возрождения», неизвестно. Думаю, что эсеры имели, так как из статей эсеров в газетах можно было заключить, что среди эсеров были группы, настаивавшие на воспрещении членам партии вступать в «Союз возрождения». Я говорю только о Москве, где у эсеров, в сущности, не было ЦК и шел распад. Повторяю, в «Союзе возрождения» партий не было, а вступление было делом персональным, так что о каких-либо взаимоотношениях между партиями и «Союзом возрождения» в обычном значении этого слова не приходится говорить.

2) Отношения между «Союзом возр.» и «Нац. центром» ограничивались, как я уже говорил в первом показании, установлением в первом периоде платформы, послужившей основой для Уфимского совещания, и позднейшей платформой о национальной власти и ее задачах.

Содержание платформ приведено мной в первом показании.

3) Как в группах населения, близких по воззрениям к последней платформе, так и в «Союзе возрождения» и «Нац. центре» отношение к тому, как произойдет или должна произойти смена Советской власти властью национальной, было очень разнообразно. Многие считали, что это может произойти только в процессе гражданской войны при содействии русских окраинных военных сил (Деникин, Колчак и др.); многие полагали, что это произойдет эволюционным порядком, путем известного перерождения власти под давлением изменения к ней отношения со стороны масс и сознания, что нельзя строить государственный порядок на штыках и наиболее жестоких приемах диктатуры. Но большинство считало, что падение или смена Советской власти явится результатом целого ряда сложных причин и процессов, из которых некоторые, может быть, не учитываются ни коммунистами, ни их политическими противниками.

Занимаясь по своей специальности массовыми явлениями, я лично держался последнего взгляда. Сложный массовый процесс не может быть разрешен одним каким-нибудь ударом. Гражданская война являлась лишь одним из факторов, действующих наиболее сильно. Осложненная и поддержанная другими факторами, действующими в массах, она может привести к смене Советской власти или к фактическому ее упразднению на местах под влиянием местных условий. В массовых процессах всегда можно ожидать того, что принято называть «исторической неожиданностью» за невозможностью предвидеть, во что выльется сумма маленьких процессов. Например, кризис в Венгрии для меня был именно такой «исторической неожиданностью». Там была и гражданская война, и иностранные военные силы; казалось, все должно было разрешиться исключительно оружием, а произошло совершенно иначе.

Ко времени моего ареста я не мог установить наличность мнения, что смена власти может быть произведена |военным актом изнутри. Соответственно этому «Союз возр.» и «Нац. центр» относились к Добровольческой армии Деникина, к Сибирской армии Колчака и русским силам около Юденича как к факторам положительным в борьбе за смену Советской власти национальной и потому признавали, что эти военные силы должны иметь политическую поддержку «Союза» и «Центра». Но при этом совсем не исключалась возможность, что даже при наличности этих внешних военных сил смена власти может произойти не путем силы, как шло до гражданской войны, а путем соглашений. Именно поэтому в платформе ничего не говорится, в какой именно форме и каким путем должна сложиться власть. Платформой устанавливалось, чтобы эта в историческом процессе сложившаяся власть обладала силой и способностью выполнить задачи, намеченные в платформе. Я лично считал, что всем этим путь соглашения не исключался.

4) Ни «Союз возр.», ни «Нац. центр» никогда не ставили перед собой вопроса о захвате власти – ни военной силой, ни вхождением в состав советских учреждений с расчетом ослабить, растворить и переродить отношения коммунистов к власти и фактически заменить их. Лица, которые состоят в советских учреждениях на постах различных рангов, вероятно, всей своей работой, своим деловым влиянием и беседами участвуют в таком процессе эволюции всего строя в сторону их воззрений, но это является их персональным делом, невольным проявлением их личных убеждений, а не выполнением предписаний «Союза», «Центра» или партий. Ни такого предписания, ни такого лозунга не существовало.

5) Первый период деятельности «Союза» и «Центра» закончился весной 1918 года. Почти все основатели и инициаторы этих организаций разъехались из Москвы. В их числе был и генерал Болдырев, который намечен был одним из кандидатов в директорию. Уезжая, Болдырев оставил завет, более прямой приказ,который организации обязаны были выполнить, подчиняясь директории. Он предписал никогда не помышлять о внутренних военных переворотах и создании для таких активных действий внутри Советской России военных организаций. Вся деятельность лиц, остающихся в пределах Советской России, должна была ограничиваться пропагандой целей и платформы организации и подготовкой населения к мысли о неизбежности замены Советской власти властью национальной, возникающей при поддержке Добровольческих армий извне. По отношению к этим внешним силам «Союзу возр.» и «Центру» фактически не приходилось ставить в общей форме о видах помощи этим военным силам, так как сами эти силы не обращались к организациям, предполагая до самого последнего времени, что Москва является политически пустым местом. Изредка появлялись в Москве лица, приезжавшие сюда из Сибири; они обменивались с политическим центром словесно информационными сведениями; причем москвичам очень скупо сообщались факты и намерения и не давалось никаких практических поручений. Дважды в течение года от членов «Нац. центра», уехавших на юг, приходили указания, что в задачи московских товарищей не должна входить активная помощь Добровольческой армии созданием военных организаций для вооруженных выступлений внутри Советской России, так как это должно было только затянуть процесс и повести без всякой пользы для дела к неисчислимым и бесплодным людским жертвам. В последнее время (так, с зимы 1919 года) при лице, которое я заменил после его отъезда, как-то повелось, что депеши, отправляемые лицами, приезжавшими к нам, приводились в компактный вид, приспособленный для перевозки моим предшественником; это продолжал делать и я, как я уже показал об этом на допросе.

Ник. Ник. Щепкин

10 сентября 1919 года