Текст книги "Гвардии «Катюша»"

Автор книги: А. Бороданков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Г. Ф. Цыганков,
лауреат Государственной премии,
гвардии старший сержант запаса
ДОШАГАЛИ ДО БЕРЛИНА

На фоне стремительного темпа жизни сегодняшнего дня прошлые испытания и лишения военных лет как бы все более отодвигаются на второй план. Но в моей жизни воспоминания о них каждый раз звучат по-новому, так как по характеру своей работы мне до сих пор приходится сталкиваться с последствиями войны – я, художник-реставратор, воссоздаю разрушенные гитлеровскими захватчиками памятники культуры и архитектуры.

В первый же год войны я пошел добровольцем в народное ополчение, чтобы защитить свой город. Нас было много, безусых юнцов, кто по зову сердца встал на защиту Родины, хотя ни опыта, ни военных знаний мы, конечно, не имели. Сроки мужания человека в такой обстановке намного сокращаются. Уже через несколько месяцев боев мы превратились в настоящих солдат, остановив врага на подступах к Ленинграду, у станции Веймарн.

В январе 1942 года меня откомандировали во вновь сформированную 6-ю гвардейскую тяжелую минометную бригаду, в составе которой я дошел до Берлина.

В памяти моей остались незабываемые дни прорыва и снятия блокады и молниеносный бросок от Варшавы до границ Германии и дальше, до Одера.

За годы войны пришлось пережить много горьких минут, но, мне кажется, радостных было не меньше: мы почувствовали силу и мощь своей Родины, убедились в нашей боеспособности, обрели уверенность в неотвратимости возмездия «коричневой чуме» и в торжестве справедливости. Когда мы погнали фашистов от Ленинграда, наши силы удесятерились в реальном предчувствии огромной и заслуженной победы. Самым ярким воспоминанием тех суровых лет навсегда останется штурм Берлина и уличные бои в самом городе. Мы наступали столь стремительно, что оставляли позади себя мелкие очаги сопротивления, уничтожением которых занимались подразделения второго эшелона и тыловые части.

Почему именно этот период боевых действий нашей бригады я сейчас вспоминаю? Видимо, потому, что этот период был самым радостным и вместе с тем самым драматичным. Уже близка была победа, а мы теряли своих товарищей, с которыми бок о бок прошли все дороги войны. Разве это не трагедия? Страшная несправедливость судьбы – погибнуть в преддверии всенародного торжества.

При передислокации штаба бригады на новое место, по мере продвижения наших дивизионов, отделению топоразведки, которым я в то время командовал, приходилось не только готовить данные для стрельбы, наносить оперативную обстановку на карты, выявлять очаги сопротивления и огневые точки врага, но и обеспечивать безопасность штаба бригады.

При очередной передислокации штаба в новый район Берлина, 28 апреля 1945 года, под вечер, когда уже начало смеркаться, наше отделение прочесывало близлежащие дома. Некоторые из них были совершенно разрушены, другие горели, третьи просто покинуты жителями. Как обычно, для проведения такой операции отделение разбилось на группы по два человека. Мне и рядовому Косте Фирсову было поручено осмотреть дом, стоящий в 200 м от расположения штаба. Он был почти совершенно разрушен, по-видимому, бомбовыми ударами американской авиации, так как остался только остов здания с торчащими искривленными балками перекрытий.

При беглом осмотре здания мы не обнаружили ничего подозрительного, и только вход в подвальное помещение заставил нас насторожиться. Показалась подозрительной относительная чистота лестницы, ведущей вниз, между тем как вокруг был хаос из кирпича и металла. Со всеми предосторожностями мы стали спускаться по лестнице, изготовив автоматы к бою. Лестница была небольшая; впереди мы увидели обрушенную стену, закрывающую дальнейший проход. И здесь, потеряв осторожность, мы стали обсуждать результаты обследования – ведь действительно стена закрывала весь дверной проем, ведущий в подвал.

Мы уже хотели повернуть назад, но Костя обратил внимание на пролом сбоку. Только он сделал шаг к нему, как вдруг неожиданный треск автоматной очереди и вспышки от выстрелов из пролома ошеломили нас. Единственное, что я почувствовал, даже не увидел, – что Костя ранен. Палец машинально нажал спусковой крючок – и ответная очередь послана в этот пролом. Лишь несколько секунд длилась тишина после выстрелов, но мне и их было достаточно, чтобы оттащить Костю под укрытие завалов.

Поблизости были наши бойцы, они подняли тревогу, и дом был окружен. Я же бросился за санинструктором к штабу. Когда мы подбежали к Косте Фирсову, он уже был без сознания. В штабе ему оказали медицинскую помощь, но, к сожалению, раны были смертельны.

Бой возле дома между тем разгорался все жарче. Восемь гитлеровцев, засевших в подвале, отчаянно сопротивлялись, отстреливаясь из автоматов и фаустпатронов. В результате боя шесть из них было уничтожено, а двоих удалось взять в плен. Как выяснилось потом, при обследовании подвала и из допроса пленных, они были оставлены специально для корректировки огня своих батарей и проведения диверсий. Там же были обнаружены склад оружия и радиопередатчик.

Вот так мы потеряли Костю, молодого ленинградского парня, еще только начинавшего жить…

Тяжела утрата, и особенно перед концом войны, но его самоотверженный поступок спас жизнь многим. Неизвестно, чем бы кончилась эта ночь, если бы мы своевременно не обнаружили такое соседство с нашим штабом. Да, мы, солдаты Советской Родины, выполняли свой долг, не задумываясь об опасностях, которые нас подстерегали.

А через два дня пришла долгожданная и выстраданная в боях победа – Берлин капитулировал.

Вернувшись в Ленинград, всю боль сердца за его раны я отдал возрождению былой красоты родного города. Но, реставрируя памятники, я никогда не забываю и тех, кто их изуродовал в бешеной злобе, – ведь еще бродят по миру их коричневые последыши.

А. Ильин, гвардии майор запаса
ТРУДНОЙ ДОРОГОЙ

Надо же такому случиться – дивизион «катюш», которым я командовал, в разгар войны разместился рядом с домом, где я родился. Здесь, в рабочем районе Ленинграда, на просторном проспекте Стачек – между прославленным Кировским заводом и не менее знаменитыми Нарвскими воротами – прошло мое детство. Играл тут с мальчишками в войну. А теперь…

Шел 1943 год. Батареи дивизиона выезжали на различные участки Ленинградского фронта, огненными залпами крушили врага.

И родной Кировский район был прифронтовой полосой – передовые позиции совсем близко. Как и во всем городе, фашистские бомбы и снаряды ежедневно разрушали здесь дома, убивали людей. Блокада была уже прорвана, но враг еще стоял у стен Ленинграда.

В первую лютую блокадную зиму погиб от голода мой отец, рабочий «Красного треугольника». А моя мать, всю жизнь проработавшая на Кировском заводе, и теперь чуть свет уходила в свой обледенелый цех. Здесь был ее боевой пост. Здесь был тоже фронт: кировцы ковали оружие. Немало их падало у станков замертво, обессилевших от голода или пораженных осколками вражеских снарядов. Но оставшиеся в живых продолжали работу.

Еще в мирное время, окончив семилетку, я поступил в артиллерийскую спецшколу № 9. К слову сказать, многие питомцы этой школы стали офицерами гвардейских минометных частей, славно воевали. Назову хотя бы А. П. Бороданкова, М. Т. Рякимова.

…Война застала меня курсантом 3-го Ленинградского артиллерийского училища. Наш второй курс проходил учебу под Лугой, в местечке Серебрянка. Вскоре бои приблизились и сюда. Тут уж не до занятий, мы влились в ряды погранотряда. Потом нас отправили в Ленинград и в августе 1941 года досрочно выпустили. Утром я ходил еще в курсантской форме, а вечером – в новой командирской гимнастерке с двумя «кубиками» в петлицах садился в поезд, уходящий в Москву.

В столицу прибыла большая группа выпускников нашего училища. Тут мы узнали, что будем осваивать новое секретное оружие.

Меня назначили командиром взвода разведки во вновь сформированный 50-й отдельный гвардейский минометный дивизион. С ним я прошел почти всю войну. В июле 1942 года принял здесь батарею, а через полтора года уже командовал дивизионом. Водил его в бой вплоть до августа 1944 года.

Когда дивизион сформировали, предполагалось, что его отправят в Ленинград. Здесь кроме меня оказалось много ленинградцев, все мы радовались, что будем защищать свой любимый город.

Радость оказалась преждевременной. В Ленинград мы тогда не попали – фашисты перерезали Октябрьскую железную дорогу. Но в непроходимых болотах и лесах Волховского фронта, куда нас передали, тоже шли бои за Ленинград. В этих тяжелых кровопролитных сражениях дивизион поддерживал пехоту и танки огнем своих «катюш». Немало боевых дел и подвигов было тогда на счету наших гвардейцев.

В районе деревни Мишино начальник штаба дивизиона гвардии капитан В. И. Шапорев с группой разведчиков отправился на рекогносцировку местности. Батарея, которой я тогда командовал, поддерживала с Шапоревым радиосвязь. Вдруг получаю от него сообщение: «Мы окружены, ведем бой с фашистами. Приказываю открыть по мне огонь, записывайте координаты».

Открыть огонь по своим! Но это был приказ, который я был обязан выполнить. Спорить с Василием Ивановичем бесполезно – я знал его непреклонный характер. Осталось только спросить: «Есть ли где вам укрыться?»

Последовал сразу же ответ: «Да, мы укроемся. Постарайтесь, чтобы залп был рассеянный, не в одну точку».

Батарея скрытно стояла на огневых позициях, орудия были заряжены. Дал команду открыть огонь. В считанные минуты прозвучал залп.

С замиранием сердца прильнул я к рации. Тяжело было на душе: ведь Шапорев был для меня не только начальником, но и большим другом, дорогим мне человеком. Наконец Василий Иванович откликнулся: «Хорошо дали. Но немцы еще стреляют, не все побиты. Через пять минут повторите залп».

Повторили. Только через 15 минут, которые показались мне невыносимо долгими, услышали знакомый голос: «Все в порядке, мы невредимы».

Через два часа Шапорев и те, кто были с ним, благополучно вернулись. Им повезло – нашли щель, в которой спаслись от нашего огня.

«Теперь понимаю, что такое залп „катюш“, – сказал Шапорев. – На своей шкуре испытал. Это ужасно!»

Василий Иванович был не только храбрец, но и высокообразованный командир. Он был беззаветно предан военному делу, я бы назвал его военным фанатиком в лучшем смысле этого слова. В новый вид оружия – гвардейские минометы – он буквально влюбился и превосходно их знал, однако с завидной настойчивостью продолжал их изучать в редкие минуты передышки. И с такой же настойчивостью передавал свои знания нашим офицерам, при первой возможности занимался с ними.

Позднее, в ноябре 1943 года, Шапорев написал «Памятку командиру», где дал основы действия БМ-13 во всех видах боя. В ней он сконцентрировал и умно осмыслил свой богатый опыт. «Памятка» была для меня, да и для многих офицеров настольным пособием до конца войны. И сейчас храню ее, пожелтевшую от времени, с дарственной надписью Шапорева: «Александру Алексеевичу, другу по оружию, первому понявшему меня». Она дорога мне, как память о боевом товарище, замечательном воине-патриоте. Василий Иванович не дожил до победы, смертью героя погиб в 1944 году.

На Волховском фронте заканчивалась подготовка к операции по прорыву блокады Ленинграда. Дивизион влился во вновь формируемый полк, командиром которого был назначен гвардии подполковник Мещеряков, а начальником штаба гвардии майор Шапорев.

…12 января 1943 года. Слабый предрассветный туман. Тишина. И вдруг воздух сотрясает страшный грохот. В артиллерийской подготовке участвуют и наши «катюши».

Тяжел первый день наступления. Фашисты упорно сопротивляются в роще «Круглой», в поселках № 8 и № 4. Дивизион ведет огонь по очагам вражеского сопротивления, подходящим резервам противника. В последующие дни боев даем залпы по Рабочему поселку № 5, дороге, ведущей к Рабочему поселку № 1, Синявину.

18 января узнаем, что в районе Рабочего поселка № 5 торфяников встретились воины Волховского и Ленинградского фронтов. Блокада Ленинграда прорвана, перешеек освобожденной земли соединяет его со страной.

К началу февраля здесь была уже готова железнодорожная линия. Наш дивизион прикрывал ее строительство. А потом мы стояли на защите этой единственной железнодорожной артерии, связывающей Ленинград с Большой землей.

Фашисты закрепились неподалеку, на господствующей высоте, и обстреливали перешеек, где находилось железнодорожное полотно.

Наши батареи располагались в Рабочем поселке № 1, отсюда для ведения огня выезжали к развалинам поселка № 5. Орудия были всегда в боевой готовности. Как только получали вызов от пехоты, мчались к огневым позициям. Дорога позволяла развивать большую скорость. Это было тем более необходимо, что она просматривалась и простреливалась противником. Дадим залпы и сразу возвращаемся назад. Фашисты не успевали нас засечь.

Но однажды гитлеровцы все же выследили боевые установки, возвращавшиеся с боевого задания, и мы попали под артиллерийский обстрел. Вражеский снаряд поразил одну машину. Ее сильно покалечило, думали, что придется списать. Но мой помощник по технической части старший техник-лейтенант Николай Андреевич Милютин сказал: «Машину починим, она еще повоюет».

Милютин со своими людьми в полевых условиях очень быстро отремонтировал пострадавшую «катюшу», вернул ее в строй. Место погибшего экипажа заняли другие гвардейцы. Они поклялись отомстить за смерть боевых товарищей. И мстили метким, сокрушительным огнем.

Гитлеровцы неоднократно пытались захватить перешеек и сбросить советских бойцов в море. Однажды на рассвете они ринулись на штурм под прикрытием артиллерийской канонады. Батареи «катюш» гвардии старших лейтенантов Гришина и Хоменко стремительно заняли огневые позиции и под огнем врага обрушили залпы на цепи атакующих фашистов. Накрыли почти весь их боевой порядок – вражеская атака захлебнулась. Так не раз мы помогали пехоте отбивать нападения захватчиков.

В конце 1943 года 318-й гвардейский минометный полк, куда входил и наш дивизион, передали Ленинградскому фронту. Дивизион направили на Карельский перешеек, где 23-я армия вела оборонительные позиционные бои.

Стреляли «кочующими орудиями» на огромном участке фронта от Финского залива до Ладожского озера. Разведка доносит: в таком-то месте, в такое-то время собираются офицеры противника. Срочно выезжаем. Оказалось достаточно одного выстрела – от здания, где собрались вражеские офицеры, не осталось и следа. Не даем покоя врагу.

Потом перебазировались в Кировский район Ленинграда, о чем уже говорил вначале. Ведем огонь по заданиям Оперативной группы гвардейских минометных частей Ленфронта.

Какие это задания? Например, на юго-западной окраине Пушкина замечено скопление танков и пехоты противника. Бьем их из района станции Шушары. Или же из Шереметевского парка громим танковую колонну противника, обнаруженную в поселке Володарском. Мощь наших огневых налетов усиливала быстрота передвижения батарей, внезапность удара.

Последний выезд совершили в декабре 1943 года. Настало время решающего сражения за полное освобождение города Ленина от блокады. 29 декабря получаем долгожданный приказ: сосредоточиться в районе Ольгино. 31 декабря, когда стемнело, с пирса Лисьего Носа мы погрузились на баржи.

Новый, 1944 год встретили на Финском заливе. Рядом со мной в кабине машины находился симпатичный москвич секретарь парткомиссии полка гвардии майор Иван Силыч Джулай. Не скрываем свою радость, понимаем – предстоит участвовать в историческом сражении.

При подходе к Ораниенбауму мы попали под вражеский обстрел. Но все обошлось благополучно, сохранили людей и технику. До рассвета выгрузились и скрытно ушли в поселок Лебяжий. Знакомые места: здесь когда-то я жил на даче. Как давно это было…

…Две недели ушли на подготовку к операции. Вели разведку, организовывали связь, отрабатывали взаимодействие с пехотинцами и танкистами.

14 января орудия дивизиона участвовали в артиллерийской подготовке. 2-я ударная армия пошла в наступление. Пять дней шли упорные бои за Ропшу, ее взяли 19 января. Здесь войска 2-й ударной и 42-й армий соединились. Стрельнинско-петергофская группировка противника была окружена.

С тяжелыми боями дивизион продвигался к Кингисеппу, а потом к Нарве. Это были тяжелые бои. Порой не хватало снарядов: их не успевали подвозить.

Нашей задачей было вести огонь по большим скоплениям противника, его атакующим силам, укреплениям. Залпы «катюш» требовали много снарядов. Нельзя было их тратить по мелочам, в небольших боях, по незначительным целям. К сожалению, не все пехотные командиры это понимали.

Помню такой случай. Командир стрелковой части, которую поддерживал наш дивизион, дал мне указание срочно провести залп. Выяснилось, что стрелять надо по маленькому деревянному домику, в котором засело несколько вражеских автоматчиков. Снарядов было мало, явно нецелесообразно было стрелять по такой цели. Пытался объяснить это по телефону командиру, отдававшему мне приказание. Он рассердился, велел приехать. Встретил грозно:

– За невыполнение приказания старшего начальника я вас расстреляю…

– Не расстреляете, – как мог спокойнее ответил я. – Поймите сами – вдруг завтра фашисты будут вас атаковать большими силами. А я растрачу снаряды по пустякам и не смогу вам помочь… Тогда что?

Вскоре случилось именно так, как я и предвидел: гитлеровцы пошли в атаку. И наши «катюши» дали им, образно говоря, прикурить. А если бы не было снарядов?

С тем пехотным командиром мы еще не раз встречались, вместе вели боевую работу. О том неприятном инциденте он не вспоминал…

В боях от Ропши до Нарвы отличились многие наши гвардейцы: командир батареи старший лейтенант Гришин, лейтенант Кучеров, парторг дивизиона младший лейтенант Придворов, сержант Тюрин, рядовой Лесников, младший сержант Самцов, рядовой Даниличев и др.

Гитлеровцы были отброшены далеко от Ленинграда. Но их финские сателлиты стояли еще близко, пора было покончить и с ними. Наш 318-й гвардейский минометный полк, которым в то время командовал подполковник Борисовский, совершает марш на Карельский перешеек. Не спасла врага и пресловутая «линия Маннергейма». Советские войска, как и в 1939 году, прорвали ее. «Катюши» уверенно разбивали железобетонные укрепления.

На подступах к Выборгу героически действовал командир нашей батареи гвардии старший лейтенант И. А. Хоменко. Стрелковый батальон, который поддерживала батарея, попал в тяжелое положение. Противник контратаковал его превосходящими силами. Хоменко находился в боевых порядках пехотинцев, в непосредственной близости от врага, и отсюда направлял залпы «катюш». Он был ранен, но не покинул свой пост, – перевязав рану, продолжал управлять огнем.

Несколько раз фашисты шли в атаку и каждый раз отступали, неся большие потери. При поддержке сокрушительного огня батареи Хоменко пехотинцы не только отразили вражеские атаки, но и вырвались вперед, овладели населенным пунктом, успешно продвигались на Выборг.

Это был уже не первый бой, в котором Иван Антонович Хоменко проявил самоотверженность, храбрость и высокое воинское мастерство. Мы горячо поздравляли нашего боевого товарища, когда ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

Выборг взят! Ликвидирована последняя опасность для Ленинграда. Было радостно сознавать, что враги повсюду далеко отброшены от моего родного города и ленинградцы могут вздохнуть свободно.

318-й гвардейский минометный полк вступил в новые схватки с фашистами в Восточной Пруссии, штурмовал Кенигсберг. Я же принял дивизион в 19-й гвардейской минометной бригаде и продолжал с ней боевой путь от Сандомирского плацдарма до Берлина и Праги.

Наша бригада поддерживала прославленную 3-ю гвардейскую танковую армию генерала П. С. Рыбалко. Каждый дивизион действовал самостоятельно – был придан одному из корпусов. Мы шли следом за танкистами, прокладывали им путь огнем.

Однажды они ушли далеко вперед, мы отстали от них. Этим воспользовались немецкие танки, вклинились между нами, отрезали дивизион. Пришлось самим принимать бой.

Передние колеса боевых машин опустили в кювет, чтобы бить прямой наводкой. Стемнело, ничего не видно. По звукам поняли, что приближаются танки. Открыли по ним огонь. Четыре фашистские машины подбили, остальные поспешно повернули назад.

Всю Польшу и Германию прошли мы с боями. К Берлину подошли к концу апреля. Поздравляем друг друга. Бинокли и стереотрубы направлены на фашистскую столицу. Все хотят посмотреть на этот город, откуда так много горя обрушилось на человечество.

Так вот оно, логово зверя! Берлин – серый, мрачный город с плотно стоящими домами. Кажется, он вымер. Это обманчиво – фашисты сопротивляются упорно.

Несмотря на бессонные ночи, проведенные на марше, настроение в батареях боевое. Каждый готовится к штурму – готовит себя и технику.

Много забот у меня и моих помощников. Отстали тылы, следует их подтянуть. Надо определить опорные пункты – склады снарядов на пути следования дивизиона во время прорыва вражеской обороны. В огромном городе множество улиц, легко заблудиться – надо изготовить опознавательные знаки, четко регулировать движение.

Мой заместитель по политической части гвардии капитан Алексей Артемьевич Довбыш непрерывно инструктирует парторгов батарей, агитаторов, редакторов боевых листков. Проходят беседы, партийные и комсомольские собрания. Принимают в партию гвардейцев, отличившихся в недавних боях, – на штурм Берлина большинство хочет идти коммунистами.

Мне вспоминается, как проходили партийные собрания на Волховском фронте в начале войны. Мы тогда сидели в прорытых в болотах окопах и траншеях. Зимой они были промерзшими, осенью и весной полны водой. А сейчас мы располагались в комфортабельных коттеджах столичного предместья.

Как все изменилось! Чувствовалось, что до победы остался один шаг. Но командование разъясняло офицерам, а мы солдатам: шаг этот будет очень трудным. Фашисты бешено отстаивают свой последний рубеж. Успех штурма будет зависеть от каждого воина – его смелости, находчивости, точного выполнения приказа командира.

Я и другие ленинградцы – в дивизионе нас было немало – рассказывали молодым воинам о большом тернистом пути, который мы прошли от Ленинграда до Берлина, от Нарвских до Бранденбургских ворот.

Помнится, говорил:

– Наши залпы по Берлину – это эхо девятисотдневной блокады города Ленина, эхо мук и страданий его жителей, горя, перенесенного советским народом от нашествия гитлеровцев.

Примеров приводить не надо было: в каждом освобожденном населенном пункте гвардейцы видели зловещие следы злодеяний гитлеровцев.

Незабываемо утро 22 апреля 1945 года. Залпы пушек, гаубиц, «катюш» возвестили о начале штурма фашистской столицы. Я в это время находился на НП командира танковой бригады, которую мы поддерживали. Наблюдал за сектором, по которому вел огонь дивизион. Командир бригады доволен – наши залпы точны. Бьем по району Темпельгоф, там аэропорт, вокзал.

Наконец внешнее кольцо обороны Берлина прорвано. Советские танки с десантом автоматчиков форсировали Шпрее, ворвались на улицы столицы. К концу дня они вышли к каналу Тельтов.

Казалось бы, в уличных боях применять реактивные установки нельзя. Но у наших батарей был опыт боев на Карельском перешейке, когда вели огонь снарядами с рам, образно говоря, бросались ящиками.

Организовали штурмовые группы. Они делали проходы для танкистов и автоматчиков в уличных баррикадах, в стенах домов. Направление полета 90-килограммовому снаряду придавала… тара. Снарядные ящики крепили в разрушенных зданиях на окнах, в дверях. Подключали к снаряду электропускатель, с приводом-пускателем и уходили в другую комнату.

Близость к передовым наступающим частям позволяла нам эффективно вести огонь большой разрушительной силы: наблюдая результаты стрельбы, мы немедленно вносили необходимые коррективы. Особенного успеха добивались штурмовые группы батареи гвардии старшего лейтенанта Колесникова, действовавшие с юга в направлении Бранденбургских ворот.

2 мая Берлин пал. После боя разместились мы в уцелевшем благоустроенном доме на одной из центральных улиц – Кайзерплаце. Но отдохнуть не пришлось. Радио донесло весть о том, что жители чехословацкой столицы восстали и просят помощи. Фашисты грозят потопить в крови восстание, разрушить красавицу Прагу.

Наша бригада участвовала в знаменитом стремительном марше танкистов Рыбалко из Берлина через Дрезден на Прагу. Прибыли вовремя, нанесли врагу внезапный сокрушительный удар.

Не забыть, как встречала нас ликующая Прага. Цветы, объятия, несмолкающий «наздар», угощение в каждом доме. Война кончилась.

Грозное, смертоносное оружие доверила нам Родина. Мы счастливы, что в наших руках оно надежно служило во имя жизни, во имя мира на земле.