Текст книги "Площадь диктатуры"

Автор книги: А. Евдокимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)

– Согласен, Виктор Михайлович! – побледнев, тихо ответил Федоровский. – Другого пути нет!

4.2 МЫ ЛЕТИМ ПОД УКЛОН, ДАВИМ ГАЗ НА КРУТОМ ВИРАЖЕ

– Никто не спорит, что нельзя допустить этот шабаш, тем более накануне выборов. Но есть ли твердая гарантия, что наше и ваше участие в этих, – как вы говорите, – в пресекательных мероприятиях не выплывет наружу? – спросил Гидаспов.

– Если бы операция проводилась только нашими сотрудниками, то гарантия безусловная, на все сто процентов. Однако Управление такими силами не располагает даже если задействовать по максимуму доверенных лиц и определенную часть конфидентов. Именно поэтому запланировано привлечь более широкий контингент, включая комсомольский и партийный идеологический актив, а также членов ряда контролируемых общественных организаций. В такой ситуации исключить утечку информации невозможно и, следовательно, ненужно. Другое дело явные доказательства нашего участия: их быть не может и не будет. Это я гарантирую абсолютно, – будто на одном выдохе ответил Сурков.

Гидаспов молчал, перебирая лежавшие перед ним разноцветные карандаши, и Сурков решил, что пора переходить к следующему вопросу.

– Борис Вениаминович, вы просили доложить по ситуации со Съездом, начал он, но Гидаспов вдруг нацелил в его сторону острие синего карандаша.

– Надо закончить с митингом. Вы просчитали последствия утечки информации? Политические последствия?

– Да, такая работа выполнена. Оценки базируются на подсчете информационных возможностей противной стороны, включая устные каналы передачи информации, а также вышедшие из-под контроля газеты, радио– и телепередачи типа "600 секунд"* и "Пятого колеса"...

– Слухи о бесконтрольности "600 секунд" сильно преувеличены, улыбнувшись, заметил Гидаспов.

– ... по нашим подсчетам сведения распространятся среди подавляющей части населения за три, максимум – четыре, дня, – закончил Сурков.

– Я спросил о политических последствиях, – напомнил Гидаспов.

– Мы не располагаем методами, позволяющими давать точные оценки, однако наши специалисты считают, что на результаты голосования это не повлияет.

Мнения специалистов Сурков не знал потому, что таких специалистов у него не было, но говорить об этом первому секретарю Обкома было нельзя, а сказать "Я считаю..." показалось недипломатично. "На самом деле на итоги выборов уже ничто не повлияет, разумеется, кроме их отмены", – подумал генерал.

– Боюсь, ваши специалисты ошибаются, – сказал Гидаспов и, сощурившись, чтобы не надевать очки, заглянул в лежавшую перед ним бумагу. – Ваш вариант очень опасен, да, очень опасен. Мы рискуем прогреметь на весь Союз, причем скверно прогреметь, как уже случилось с нашим митингом. Его ославили на весь Союз как отрыжку сталинизма и навязали имя собственное: "гидасповский"! А какие-то оголтелые мерзавцы умудрились прилепить мне кличку "Гестапов". Согласитесь, что при всей вздорности, узнавать такое радости мало.

– В наших сводках ничего подобного не было, – возмутился Сурков, прекрасно знавший, что первый секретарь Обкома ничуть не преувеличивает.

– Да, в еженедельных справках, которые поступают в Обком, этого не было. Но я узнал из других, не менее надежных источников. По-человечески вас понимаю – вы не хотели меня расстраивать. С одной стороны я ценю вашу деликатность, но с другой – имею основания думать, что мое УКГБ может лукавить: что-то скрыть, а что-то подать в искаженном свете.

Сурков вспомнил о разносах и выволочках, которые по разным поводам устраивал ему Гидаспов, но говорить об этом или даже дать понять, что он таит обиду, было совершенно ненужно и вредно.

– Пожалуй, вы правы, Борис Вениаминович, – подумав, согласился Сурков. – Должен признать, что я лично запретил включать эту информацию в обобщающие справки. И вы верно вскрыли мотивы этого решения. Мы с вами знакомы не первый год, и я уважал вас задолго до того, как вы стали Первым, а после мое личное, как вы точно подметили, человеческое отношение к вам нисколько не изменилось.

– Я никогда не сомневался в вашем добром товарищеском отношении, равно как и в вашем высоком профессионализме и вашей принципиальности. Тем более, мне хотелось бы слышать ваше откровенное мнение о возможности предотвращения митинга таким способом, чтобы полностью исключить риск какого бы то ни было скандала. А в предлагаемом вами варианте риск недопустимо велик. Вы согласны, Алексей Анатольевич?

– Риск, безусловно есть, Борис Вениаминович, и немаленький...

– Немаленький – значит большой?

– Очень большой! – глядя в глаза собеседнику, ответил Сурков. – И я хорошо понимаю, что – извините за каламбур – если прогремим, то наверняка и загремим. Мягкого выхода из ситуации, аналогичной тбилисской, сейчас не будет.

– И все-таки настаиваете на вашем плане? – спросил Гидаспов.

"Хочет завязать на меня всю ответственность", – подумал Сурков и четко ответил:

– Работа проводилась по поручению Обкома. Я не настаиваю на реализации именно данного оперативного плана, но другого, лучшего – нет.

На самом деле другой план был, – точнее не план, а предварительные проработки. Но Сурков пока не решил, надо ли делиться этим с Гидасповым. Первоначальный замысел предложил Беркесов, тот самый, который нашел замечательный выход из проваленной операции "Волокдавы". Беркесовская комбинация была задумана блестящей, хитроумной и при полном напряжении всех сил реально осуществимой.

"Подожду, пусть сам что-нибудь предложит", – подумал Сурков, чуть подав вперед корпус. Это движение было хорошо заученным, из того арсенала приемов, которые применялись всеми разведчиками во время речевых контактов с объектом, воспринимающим его подсознательно как предельное внимание и сосредоточенность собеседника.

– Так-таки нет? – хитро подмигнув, переспросил Гидаспов.

– Можно, например, превентивно изолировать сотни две зачинщиков. Мы с такой задачей справимся за сутки. Но в этом случае, как вы понимаете, огласка неизбежна. Она при таких операциях, можно сказать, заранее запланирована. Поэтому для задействования подобного мероприятия необходимо политическое решение ЦК.

– ЦК на это никогда не пойдет, а нашего уровня, думаю, вам не хватит! Но даже, если бы бюро Обкома приняло такое решение, в чем я, признаться, не уверен, реакция была бы хуже атомного взрыва. Вообразите, что затрубят наши враги: дескать, на шестом году перестройки и перед самым открытием Съезда народных депутатов у нас, в Ленинграде начались массовые репрессии!

– Мы предвидим все это и поэтому не предлагаем, хотя порой терпение на пределе и вот-вот истощится, – вспомнив недавнюю встречу с Крючковым, сказал Сурков.

– А что вы скажете относительно переноса митинга к "Юбилейному"? спросил Гидаспов.

"И дался же ему этот митинг! Грамотный аналитик должен считать на десять шагов вперед, а этот уперся, будто от митинга зависит конец света", – с досадой подумал Сурков. Он специально тянул время, затягивая нудный разговор, пытаясь определить, следует ли предлагать Гидаспову собственный вариант решения.

– Ладно, давайте отложим. Время есть, надо все взвесить, тогда и решать, – вздохнул Гидаспов. – Что там у вас еще?

– Вы просили доложить по ситуации со Съездом.

– Да, на следующей неделе выезжать, а все как в тумане. Из ЦК прислали справку, что предстоит решить два ключевых вопроса: об отмене 6-й статьи и введении поста президента. Между строк видно, что Горбачев теряет доверие партии и пошел ва-банк. Если отбросить шелуху, то суть проста: он сдает демагогам партию, а взамен получает личную власть. Правда, пока власть неотделима от партии, но только до тех пор, пока не будет выстроена новая властная вертикаль, – оживленно объяснял Гидаспов.

Сурков удивился откровенности собеседника – тот почему-то не скрывал от начальника УКГБ своей неприязни к Генсеку. Для Суркова, конечно, не было новостью: Гидаспов ненавидел Горбачева, считал его предателем и провокатором, вслух говорил об этом не только с близкими людьми, но и со своими подчиненными.

– Главный вопрос, который нас интересует, – это как Горбачев будет управлять страной, на кого планирует опереться, – произнося слово "нас", Гидаспов плавно обвел вокруг себя нацеленным вверх пучком острых карандашей, крепко зажатых в кулаке. – Разумеется, если сможет стать президентом.

– По последнему вопросу мы переслали вам обобщающую справку... – начал Сурков.

– Мне докладывали ее содержание, но я хотел бы услышать от вас в живом, так сказать, виде, – прервал Гидаспов.

"Боится оставить след"*, – догадался Сурков.

– Вопрос обсуждался на координационном совете Межрегиональной группы** в конце декабря. У членов МДГ нет единого мнения о введении поста президента, хотя принципиальных возражений нет. Если вопрос будет увязан с отменой 6-й статьи, то депутаты МДГ в большинстве проголосуют "за". Все же среди демократов имеются разногласия. Многие, например – Сахаров и наш, ленинградский, Щелканов, настаивают, что президент должен быть избран не Съездом, а прямым всенародным голосованием. Если все члены МДГ проголосуют "против", то вопрос о президенте, требующий конституционного большинства, будет провален, – коротко доложил Сурков.

– Наверняка ваши аналитики просчитали варианты? – стараясь ничем не показать заинтересованность, спросил Гидаспов.

– Некоторые наметки имеются, – осторожно ответил Сурков.

– Хотелось бы ознакомиться, – выделяя каждое слово, сказал Гидаспов.

– Нужны сутки, чтобы провести анализ наших данных и подготовить выжимку. Думаю, излишние подробности вам не интересны, – сказал Сурков, который не мог делиться с Гидасповым этой информацией без разрешения Крючкова.

– Уверен, что вы уже все, что надо, выжали. Знаете, есть такой термин у химиков: сухой остаток? Он получается после выжимки гетерогенной среды, словно угадав мысли Суркова, усмехнулся Гидаспов. – Будете говорить с Владимиром Александровичем, передайте привет и скажите, что я очень рассчитываю на его поддержку и помощь.

Сурков понял, что первый секретарь Обкома знает о его контактах с председателем КГБ больше, чем он предполагал.

– Кстати, Алексей Анатольевич, хотел посоветоваться еще по одному вопросу. Нехорошо, что ленинградское Управление возглавляет всего лишь генерал-майор, несолидно как-то для нашего великого города, – со своей всегдашней усмешкой сказал Гидаспов.

– Вы считаете, что я не справляюсь со своими обязанностями? вздрогнув от неожиданности, спросил Сурков, пытаясь сообразить, где он допустил ошибку.

– Члены бюро уверены, что вы можете работать лучше... – Гидаспов выдержал многозначительную паузу, – ... если станете генерал-лейтенантом и членом коллегии Комитета. Ваш нынешний статус не соответствует ни значению Ленинграда, ни вашим способностям, ни, наконец, вашим заслугам! С учетом этого я приказал подготовить соответствующее обращение в ЦК КПСС, и завтра его отошлют. Копия будет выслана вашему руководству.

– Спасибо, за высокую оценку, Борис Вениаминович, – обычно невозмутимый Сурков был по-настоящему тронут. – Обещаю, что не подведу вас.

– Так, все-таки, что делать с митингом, Алексей Анатольевич? задержав протянутую для пожатия руку Суркова, тихо спросил Гидаспов. Неужели у вас нет запасного варианта? Не верю!

– Есть кое-что, но надо день-два на подработку, – отведя взгляд, ответил Сурков.

– Два дня – много! Надо успеть до завтра, – требовательно сказал Гидаспов. – Вечером жду!

– Должен предупредить: комбинация неочевидная, но сулит стопроцентный результат, – интуитивно почувствовав, что Гидаспову можно поверить, сказал Сурков и, подумав, решился добавить:

– Дайте отмашку в горисполком, чтобы аннулировали разрешение на митинг, – после этих слов обратного хода у него уже не было.

– Хорошо, дам, – согласился Гидаспов. – Но завтра вечером вы свою колоду из рукава покажете. Всю, до последнего джокера!

* * *

Секретно

Экз. – единств.

ИСХ НР 482/07-05-17-С ОТ 02/03/90

Шифротелеграмма

И. О. НАЧАЛЬНИКУ ПЕТРОГРАДСКОГО Р/О

ПОЛКОВНИКУ КОСИНОВУ

ИЗ УКГБ ПО ЛЕНИНГРАДУ И Л/О

ПРИОСТАНОВИТЬ ПОДГОТОВКУ АКТИВНЫХ МЕРОПРИЯТИЙ СОГЛАСНО ЧАСТЕЙ ОДИН ЗПТ ДВА ЗПТ ТРИ ОПЕРПЛАНА "ВОЗМУТИТЕЛЬ" ТЧК ОДНОВРЕМЕННО ПРИКАЗЫВАЮ УСИЛИТЬ АГЕНТУРНО-ОПЕРАТИВНУЮ РАЗРАБОТКУ ЗПТ СБОР И АНАЛИЗ ОПЕРДАННЫХ ОТНОШЕНИИ ОБОЗНАЧЕННЫХ ПРИЛОЖЕНИЕМ ОПЕРПЛАНУ ОБЪЕКТОВ ТЧК НАЧАЛЬНИК 5 СЛУЖБЫ ЗАМНАЧАЛЬНИКА УКГБ ПО Л/О ГЕНЕРАЛ-МАЙОР МОКРОВ

– Что происходит наверху? Почему не дают работать? – перебросив через стол бумагу, раздраженно воскликнул Косинов. – Который год накапливаем! Горы бумаг накопили, а когда реализовывать будем?

– Будет и на нашей улице праздник! – рассеянно сказал Коршунов, делая вид, что впервые видит документ, который сам же и подготовил.

– Жаль, но служить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе, – сводя к шутке, улыбнулся Косинов. – Впрочем, тебе-то уж точно не придется: ты же у нас теперь – военный пенсионер.

– Стратегического назначения! – улыбаясь в ответ, добавил Коршунов.

– Точно, стратегический. А мы как бы в обеспечении, – обиделся Косинов.

– Не завидуй. Без твоего оперативного прикрытия грош цена моей стратегичности, – примирительно сказал Коршунов.

4.3 ЗАСВИСТЕЛИ СВИРИСТЕЛИ

Сколько трудов стоило Рубашкину уломать редактора, чтобы тот напечатал интервью с Талановым, но дело не клеилось.

– Кончай плести тягомотину, скажи хоть что-нибудь интересное не только тебе, но и читателям. Ты третий раз повторил, что отстаиваешь позиции радикальной демократической платформы в КПСС, а дальше что? – орал Рубашкин на Таланова.

– А дальше надо написать, что лидерами демплатформы в КПСС являются Юрий Афанасьев, Борис Ельцин, Юрий Болдырев и другие депутаты из Межрегиональной группы, – невозмутимо отвечал Таланов.

– Кто другие? – вздыхал Рубашкин и, не вдумываясь, продолжал записывать, заранее зная, что ничего хорошего не получится.

– Например, Собчак!

– Представляю, как удивится Собчак, узнав, что ты его записал в радикальные сторонники демплатформы! – воскликнул Рубашкин. – Ради бога скажи хоть что-нибудь острое!

– Острое? Пожалуйста: мы выяснили, что из общего числа в 2100 легковых автомобилей, выделенных сверх фондов для распределения среди передовиков социалистического соревнования Ленинграда, свыше 700 машин – то есть больше трети – получили работники исполкомов, а также Обкома и райкомов. Это устраивает?

– Уже лучше, но мало!

– Ухваченные машины чиновники перепродают за пределами Ленинграда, то есть спекулируют. Это доказывает, что наши нынешние руководители ни в какое светлое будущее не верят, о коммунистических идеалах говорят только для того, чтобы задурить головы трудящимся, а сами заботятся только о личном обогащении. Кстати, среди них есть и те, кто рвется в депутаты Горсовета.

– Давай фамилии!

– Фамилии пока не будем!

– Почему? – удивился Рубашкин.

– Политически нецелесообразно! Зачем портить отношения, если ничего не изменишь?

– Не понял! – воскликнул Рубашкин.

– Если ты не понял – и не надо, – отмахнулся Таланов и продолжил:

– Поэтому я, как и многие другие ленинградцы, поддерживаю блок "Демвыборы-90", чтобы организованности коррумпированных аппаратчиков противопоставить твердую организованность общегражданского демократического движения избирателей. По одну сторону – Егор Лигачев и Нина Андреева, которая не поступается своими застойными принципами, по другую – коммунисты и все честные люди, выступающие за подлинную многопартийность...

– Как могут честные коммунисты выступать за многопартийность? удивился Рубашкин.

– Если честные, то могут и должны! А если не могут и не хотят, то это не коммунисты, а партаппаратчики! – объяснил Таланов и продолжил:

– Избирательный блок "Демвыборы-90" отражает интересы подавляющего большинства рядовых ленинградцев. Наш блок состоит не из каких-то экстремистов, подпольных миллионеров и самозванных неформалов, как нас изображают обкомовские пропагандисты.

– Говоришь, Витя, словно кружевница Настя шелковые стежки мечет, восхитился Рубашкин.

– Правда в том, что против "Демвыборов-90" выступают все силы аппаратной бюрократии, крайние политические группы типа полуфашистской "Памяти", а также леворадикальный "Демократический союз". Особенно ожесточенно противостоят блоку "Демвыборы-90", который представляет практически все демократическое движение нашего города, сотрудники и агенты КГБ. Гэбисты придумывают все новые и новые провокации против наших сторонников. Ряд членов демократического движения уже осужден по ложным, сфальсифицированным обвинениям. В качестве примера упомяну нашумевшее дело писателя Брусницына, о котором много писали. Недавно он был приговорен к тюремному заключению. Прокурор города Веревкин возбудил уголовное дело против известного правозащитника Ростислава Евдокимова и писателя Игоря Бунича, обвиняя их в антисоветской пропаганде и агитации. Несмотря на перестройку и гласность, такие случаи до сих пор не единичны.

– Вырастаешь, Витя, в народного трибуна, растешь, прям-таки на глазах, – одобрил Рубашкин. – Пройдись-ка теперь по соперникам.

– По национально-территориальному округу я бы призвал голосовать за кандидата в народные депутаты РСФСР главного редактора "Смены" Виктора Югина, о заслугах которого говорить не надо. Именно благодаря его принципиальности ленинградцы первыми в стране узнали о тбилисской трагедии и ее причинах. По территориальному округу №114 я бы отдал предпочтение прокурору Куйбышевского района Андрею Петровичу Осипову. Это – умный и порядочный человек, разработавший программу реформ нашего законодательства. Замечу, что к сотрудникам прокуратуры у многих очень настороженное отношение, но Осипов – это радующее всех нас исключение. Недаром его кандидатуру активно поддерживает Ленинградский народный фронт...

– Постой, Витя! Может не будем писать про Осипова? Я слышал, что он поддерживал в судах обвинения против диссидентов. По делу Михайлова он чуть ли не расстрела добивался, – сказал Рубашкин.

– Чушь! Осипов – хороший человек, а ты вечно со своей подозрительностью. Тебя послушать, у нас каждый второй стукач!

– Нас как раз двое. Помнишь, как в детской считалке: "раз, два, три, это верно будешь ты!" Ты, Витенька! – усмехнулся Рубашкин.

– Почему же я? Если с меня считать, на тебя выпадет! – сказал Таланов.

– Я про себя точно знаю, что не стукач! Но, чтобы не спорить, пусть так и будет, – согласился Рубашкин. – Давай про твоих конкурентов.

– Я что-то устал. Может, расскажу своими словами, а ты потом коротко изложишь?

– Хорошо, изложу коротко, – кивнул Рубашкин и выключил стоявший перед Талановым диктофон.

– По 213-му округу, охватывающему территорию от Фонтанки до Лиговки и от улицы Жуковского до Невского, выдвинуто 10 кандидатов. О двух врачах из института нейрохирургии я почти ничего не знаю, и они пока никак не проявились. Остальные семь в общем сдвинуты вправо. Крайний – некий Козлов от небезызвестного объединения "Отечество", которое раздувает гражданскую и национальную рознь, сеет вражду и недоверие. "Отечество" – это отколовшаяся часть "Памяти", там вожаки что-то не поделили, а по сути – те же фашисты. Несколько человек так или иначе представляют нынешние власти: исполком и райком. Так, что на левом, демократическом краю политического спектра я практически один.

– А кого ты считаешь главным конкурентом?

– Судя по активности в округе, борьба будет идти между мной и Яковлевым. Он неглупый и по-хорошему амбициозный человек, работает главным инженером ТПО "Жилищное хозяйство"*, раньше был зампредом Дзержинского райисполкома...

– Это у него был какой-то скандал с перепродажей автомашин? – спросил Рубашкин.

– У него, – подтвердил Таланов.

– Так чего же ты темнишь? Расскажи об этом и от твоего конкурента мокрого места не останется.

– Сразу видно, что ты, Петя, не политик. Запомни, что в политике действие всегда вызывает противодействие. Вмажешь в лоб, сам по лбу и получишь!

– Не понимаю, чего ты осторожничаешь? – воскликнул Рубашкин.

– По всем опросам выходит, что я его опережаю. Но если мы завалим Яковлева, то неизвестно, кому пойдут его голоса. К тому же он мужик неплохой, ведет себя корректно. Про машины я намекнул, не называя его фамилии. Поэтому, если он задумал против меня пакость, то остережется. Очень прошу: не педалируй, как говорит твой музыкальный друг Горлов.

– Не он музыкальный, а его жена, – сказал Рубашкин и широко зевнул. Поздно, спать пора.

– Обязательно надо вставить про мое отношение к жилищному вопросу, поднимаясь, сказал Таланов. – Цифры я тебе давал раньше. Помнишь: в 70-м году строили 13 новых квартир на 100 тысяч жителей, а в 85-м – всего 4. Обязательно вставь, что программа "Жилье-2000" – пустая декларация. Вроде того, что обещал Хрущев: мол, в 1980 году нынешнее поколение будет жить при коммунизме.

– Еще бы не помнить! Учительница спрашивает: "Верите ли вы, дети, что мы будем жить при коммунизме?" У самой чуть ли не слезы от счастья, а я возьми и брякни: "Не верю!" Так меня чуть из школы не выгнали, хотели в аттестат четверку по поведению влепить – это похлеще волчьего билета, ни в один институт близко бы не подпустили. Отец еле-еле уговорил, чтобы мне жизнь не портили, поскольку молод еще и глуп, – сказал Рубашкин.

– В таком духе и напиши, – надевая пальто, сказал Таланов. – Только без четверки по поведению. Я в школе отличником был и комсомольским активистом.

Рубашкин не успел лечь, как зазвонил телефон.

– Петр Андреевич, это Мигайлин. Таланов у вас?

– Только ушел, – сухо ответил Рубашкин.

– Тогда сообщу вам две новости – хорошую и плохую.

– Давайте! – сказал Рубашкин и зевнул, едва успев закрыть трубку ладонью.

– Звонил Болтянский: горисполком аннулировал разрешение на предвыборный митинг.

– Ну и черт с ним, без горисполкома проведем, – ответил Рубашкин.

– Вторая новость – хорошая, – сказал Мигайлин. – Через три дня в Ленинград приедет Борис Николаевич Ельцин.

– Это замечательно! – сразу оживился Рубашкин. – Надо срочно оповещать людей. Весь город придет, чтобы послушать Ельцина!

– Вы имеете в виду на митинг?

– Конечно, куда же еще!

– Не получится! Ни Ельцин, ни Собчак не согласятся выступать на несанкционированном митинге. Представьте, какой будет резонанс, если возникнут беспорядки.

– Никаких беспорядков на наших митингах никогда не было, – возразил Рубашкин.

– А если Обком организует провокацию? Например, развернут рядом свободную торговлю водкой, якобы от кооператива. Вмешается милиция...

– Пожалуй, вы правы. Митинг придется перенести и все силы бросить на организацию встреч в трудовых коллективах, – подумав, согласился Рубашкин.

– Болтянский считает, что надо собрать утром Координационный совет и принять решение. Вы, Петр Андреевич, согласны?

– Я член редакционной комиссии, а не Координационного совета. Так что за мной только совещательный голос. Но в принципе – одобряю.

– Тогда до завтра, Петр Андреевич! – вежливо пожелав спокойной ночи, Мигайлин повесил трубку.

* * *

Сурков снял трубку на особом, Смольнинском пульте: звонил Гидаспов, звонил сам, минуя помощников.

– Хочу, Алексей Анатольевич, посоветоваться, – не поздоровавшись начал он. – Недавно из Москвы звонил Собчак. Я с ним, конечно, говорить не стал, но он передал через референта, что к нам едет Ельцин, и просил, чтобы мы не слишком препятствовали его визиту. Что вы об этом думаете?

– Думаю слухов о приезде Ельцина не опровергать, наоборот всячески им способствовать, чем собственно и занимается вверенное мне Управление, Сурков едва удержался, чтобы не засмеяться – он знал, что смеяться вслух полезно для здоровья и старался смеяться, когда его никто не видел. Но сейчас он только улыбнулся краем рта.

"Лучшего подтверждения успешно проведенной операции и вообразить нельзя", – подумал он.

– Но зачем нам здесь нужен Ельцин? Опять начнутся разговоры о митингах, – огорчился Гидаспов.

– Разговоры о митинге, Борис Вениаминович, – это далеко не то же, что сам митинг.

– Вы хотите сказать, что...

– Именно так, Борис Вениаминович! Слухи о приезде Ельцина – составная часть оперплана по профилактированию уличных сборищ, – ответил Сурков.

– Можно понять, что Собчак действует по вашему плану? – осторожно спросил Гидаспов и Сурков понял, на что тот намекает.

– Не обижайтесь, Борис Вениаминович, у чекистов свои секреты. Скажу только, что благодаря умелой и самоотверженной работе одного из наших офицеров мы имеем в окружении Собчака практически неограниченное влияние, сказал Сурков и сделал вид, что не удержался от хвастовства. – Впрочем, и в других кругах тоже!

– Кстати, Алексей Анатольевич, не подбросили бы вы ваших кадров для укрепления милиции. Некоторые секретари райкомов очень жалуются, а надежный резерв практически исчерпан, – Гидаспов умело перевел разговор на другую тему и, выслушав, ни к чему не обязывающее обещание Суркова доложить в Москву, попрощался.

Повесив трубку, генерал вызвал помощника и приказал готовить документы на премирование подполковника Беркесова.

– Пожалуй, представим нашего Чер... – тьфу, опять ошибся – Беркесова к награждению именными часами от Председателя КГБ. Заслужил, шельмец, заслужил, – добавил Сурков, когда помощник уже собрался уходить.

* * *

Интервью с Талановым вышло через два дня в "Вечерке". Это был его первый крупный материал, который занимал весь подвал. Рубашкин перечитал несколько раз, задерживая взгляд на подписи, набранной полужирным шрифтом: "Беседу вел наш внештатный корреспондент Петр Рубашкин".

– Поздравляю! – сказал накануне Кокосов. – По такому случаю выбил для тебя удостоверение, но отдавать боюсь – корочки, понимаешь, пересушены, от сухости развалятся.

Пришлось пустить в ход десятку, которую Рубашкин держал на самый крайний случай, но было не жалко – обмывали первое в его жизни корреспондентское удостоверение.

Вечером в автобусе прицепились контролеры. Билета не было, но Рубашкин махнул красной книжицей, весомо, со значением сказал: "Пресса! По служебному заданию!". От него тут же отстали, и до самого дома Рубашкин глупо улыбался, чувствуя необыкновенную радость.

Утром позвонил Горлов и испортил настроение:

– Ты хоть думаешь, что вы с Талановым лепите?

– А что плохого?

– Вот, послушай: "... решение проблемы требует увеличить объемы строительства в два-два с половиной раза путем неограниченного развития строительных кооперативов. Нужно акционировать предприятия стройиндустрии, срочно предоставить им неограниченные государственные кредиты и отменить все запреты на их деятельность.

– Правильно и очень хорошо написано. Так и надо действовать, подтвердил Рубашкин.

– Очнись, Петя! Дело не в запретах, а в том, что каждый гвоздь на счету и всего не хватает. Кредиты на хрен никому не нужны потому, что под них нужны ресурсы, которых нет! Понимаешь, нет? В колхозах на Кубани один разговор: "Нам твои деньги не нужны, свои некуда девать. Хочешь продукты, гони сюда шифер, цемент, кирпич, древесину или в крайнем случае моноблоки".

– Если дать кредиты и свободу, народ сам решит, что производить, и дефицит сразу исчезнет, – раздраженно сказал Рубашкин.

– Кредиты разворуют, а дефицит так и останется дефицитом! Ты эту кооперативную публику только по телевизору видел, а я ими так наелся, что блевать хочется. Среди них треть – круглые дураки, а остальные – помесь волка с голодным шакалом. Этим всегда мало! Получат кредиты и вместо кирпича джинсы-варенки под "Леви Страус" начнут выпускать! – кричал Горлов.

– Не кипятись, Боря! Статья напечатана, так зачем волну гнать. Вот выиграем выборы, тогда и решим, кто прав, – сказал Рубашкин.

– Не хочешь слушать, так черт с тобой, – буркнул Горлов и, будто вспомнив, добавил:

– Я улетаю в командировку недели на полторы.

– А как же выборы? – растерялся Рубашкин. – Как же наш план? Без тебя все развалится.

– Ничего не развалится! Все налажено, как у Кутузова перед Бородино.

– Ты не должен уезжать. Мы на тебя надеялись, мы тебе доверяли. Послезавтра должен Ельцин приехать, мы хотели тебя познакомить, растерянно бормотал Рубашкин.

– Сперва сам с ним поговори. Если он подпишется под вашей бредятиной, то, значит, он такая же манда как ты, и меня он не интересует.

– Все-таки нельзя тебе уезжать!

– Пойми, Петя, не могу. Десятки людей от меня зависят и деньги, очень большие деньги.

– Далеко летишь? – чувствуя, что уговоры бесполезны, спросил Рубашкин и, услышав, что в Северодвинск, обрадовался. – Это же совсем рядом. Если понадобишься, два часа лета. Дай слово, что вернешься, если без тебя зарез.

– Вернусь, если зарез, обещаю. Устроюсь, позвоню, как связаться, усмехнувшись, ответил Горлов. – Только ты уж, пожалуйста, больше не пудри людям мозги. Кисельных рек с молочными берегами еще долго не будет.

4.4. МЫ НОЧНОГО СОЛНЦА НЕ ЗАМЕТИМ

Горлов чувствовал, что, уезжая за полторы недели до выборов, поступает нехорошо, но после разговора с Цветковым ничего другого не оставалось.

– Ты на Котова бочки катишь, а он тебя уже второй раз выручает, кричал Цветков. – И, между прочим, расплачиваться за твои выкрутасы приходится мне.

– Вычти из моей доли! – обиделся Горлов.

– Еще пару таких приключений, и от твоей доли ничего не останется!

– Эту потратим, другую заработаем, – попробовал пошутить Горлов, но Цветков продолжал кричать:

– Ни хрена мы не заработаем, если ты в политику ввязываешься! Да еще не с теми, с кем нужно. Я бы понял, если бы ты Котову помогал – это дело стоящее, с властью надо крепко дружить. А ты связался с какими-то засранцами.

– А если эти засранцы придут к власти? – спросил Горлов.

– Ни в жизнь! Наши казаки уже нагайки сплели: так задницы прочистят, что они своего папу Мойшу навек забудут.

– Ты имеешь в виду Михаила Сергеевича?

– Конечно его ... – начал Цветков, но вдруг замолчал на полуслове.

– От Кубани до Москвы далеко, а до Питера еще дальше. Пока твои казаки шашки наточат и коней напоят, поздно будет. Против танков не выдюжат казачки с сабельками, – сказал Горлов, не заметив, что слово в слово повторяет Рубашкина.

– Ты думаешь, у этой шелупони есть шанс? – помолчав, спросил Цветков.

– Будто ты газет не читаешь?

– Почему же? Почти каждый день смотрю "Советскую Кубань" – хорошая газета, там объявления начали печатать, где, что продается и кому, что надо.

– Я тебя подпишу на "Жэнь-минь-жибао"* или еще лучше: "На страже Балтики". Есть такая газета, издает Политотдел Балтийского флота. Она у меня как раз под рукой. Вот, послушай! – не выпуская трубку, Горлов развернул, лежавшую возле телефона газету.

"Надо будет спросить у Нины, откуда здесь это взялось", – подумал он и, быстро проглядев передовицу, прочитал вслух: "Идеологи буржуазии и кое-кто из доморощенных так называемых демократов не понимают, да и не хотят понять в чем "секрет" несокрушимой мощи Советской Армии и Военно-Морского Флота. Наши противники не желают признать, что всеми помыслами и поступками советских людей руководят благородные идеалы коммунизма, пламенный советский патриотизм и непримиримая ненависть к врагам Родины. Кое-кто ослеплен классовой ненавистью, другие поддались на медовые посулы идеологических диверсантов, эмиссаров западных разведцентров...."