Текст книги "Фаворитки французских королей"
Автор книги: А. Глебов-Богомолов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
Глава 1 Юная Екатерина при дворе короля Франции
Желая усиления Франции на международной сцене, Франциск I по-прежнему нуждался в союзниках. Целью его было создать союз против императора и он подчас не слишком обращал внимание на то, кого именно брал себе в друзья. Цель, конечно же, оправдывала средства. Ради сокрушения могущества императора он вступил в союз с султаном Сулейманом и королем Англии Генрихом VIII, однако один из них, на взгляд католической Европы, был «неверным», а другой своими церковными реформами открыто противопоставил свою власть Риму, поэтому нужда в более надежных политических партнерах не отпала, напротив, она становилась все более и более острой и очевидной. Тогда король решил, что союз с папой может решить все его проблемы, а ничто так не продвигает политические дела, как удачный и хорошо продуманный брачный контракт. Так у короля, опечаленного совсем недавней (случившейся в сентябре 1531 года) смертью матери, возникла мысль найти опору своей власти в папском престоле, женив своего второго сына Генриха на кузине (а не племяннице, как обычно полагают) Клемента VII. Девочка эта была «малоросла, худа, отличалась грубыми чертами лица и выпуклыми глазами», словом, не отличалась по виду ни одной из женских прелестей, но она была всего лишь на три месяца моложе принца Генриха (ему в это время было всего лишь тринадцать лет) и, по слухам, выделялась немалой для ее возраста рассудительностью, хитростью и живым умом. Звали ее Екатерина и при ее рождении астрологи в один голос заявили, что «она еще станет причиной великих бедствий…» Впрочем, все это мало волновало короля Франциска. Брак, многим его придворным представлявшийся неслыханным и недостойным рода Валуа мезальянсом [154] [154]Французские короли и флорентийские банкиры знатностью и древностью своей были несоизмеримы, поэтому против столь неравного союза особенно пылко восстал один из членов королевского совета – герцог Монморанси, королевский мажордом.
[Закрыть], был предрешен.
А Луи де Брезе и Диана де Пуатье, к которым за советом по данному вопросу обратился король, заверили его, что неказистая флорентийка обладает всеми качествами, «необходимыми для того, чтобы стать очаровательной французской принцессой».
«Коварная судьба!» – восклицает Ги Бретон. Если бы сия дама знала, что, давая столь чудесный совет своему возлюбленному, она получит в этой девочке одну из самых опасных своих соперниц.
И в самом деле, Екатерина Медичи при дворе поздних Валуа станет доминировать надо всеми, ведь именно вокруг нее станут группироваться героини той эпохи.
Во всех кризисах и битвах ее времен мы легко и безо всякого труда отыщем следы ее участия и влияния. Именно над ней в будущем будет произнесено много суровых и строгих, но и взаимоисключающих приговоров.
На взгляд одних, она будет всего лишь посредственной интриганкой без всякого признака таланта и цели, живущей исключительно желаниями текущего дня, совершенно не способной видеть перспективу и часто легко запутывающейся в собственных хитроумно расставленных силках. На взгляд других, она поставит перед собой задачу подлинно великую и общенациональную – объединение Франции, и все силы своего незаурядного ума направит на достижение этой цели. Так ее и станут представлять: то как спасение, то как погибель Французского королевства, то как мятежный и ужасный дух раздора, то как предшественницу Ришелье и Людовика XIV, провозвестницу другой эпохи.
О детстве этой представительницы рода Медичи мало что известно. Лишь много лет спустя после ее смерти ученый и дипломат Альфред Реймонт, полномочный посол королевства Пруссии во Флоренции, написал на немецком языке целое сочинение, посвященное как раз этой теме. Так впервые был пролит свет на самые ранние годы жизни знаменитой флорентийки. И в самом деле, Екатерина Медичи слишком важный исторический персонаж, чтобы пренебречь в отношении нее хотя бы малейшей возможностью выяснить все подробности о времени, когда она родилась, месте, где это произошло, и людях, принявших непосредственное участие в формировании ее характера. «Она была совсем юной, когда покинула Италию, но тревоги ее семьи, бури, разразившиеся вокруг стен монастыря, в котором она нашла убежище, характер тех, кто был ее врагом или ее покровителем, не могли не оказать решающего влияния на неокрепшие дух и разум девочки».
Екатерина родилась во Флоренции 13 апреля 1519 года в великолепном дворце, украшенном всеми чудесами искусства Ренессанса. «Медичи, – говорит историк Шарль де Муи, – являют пример рода, целиком преданного идеалам Возрождения. Их можно увидеть беседующими и смеющимися среди архитекторов, художников и скульпторов, их точеный профиль вырисовывается среди ликов сиятельных особ, они занимают почетное место в хоре этих полубогов. Архитекторы Микелецци и Бруннелески оспаривают друг у друга честь создавать дворцы, а в залах их дворцов взгляд чаруют самые прекрасные творения того времени. „Давид“ и „Юдифь“ Донателло, „Орфей“ Бандинелли вырисовываются на фоне изящных колонн, греческие скульптуры, избегшие превратностей времени, открывают здесь восхищенным взорам забытые черты и формы несравненной красоты».
Екатерина была правнучкой сиятельного Лоренцо Великолепного, оратора, художника, правителя и миротворца тогдашней воюющей Италии, она была внучатой племянницей Льва X, ставшего папой после 1513 года, которому довелось, как в свое время Периклу и Октавиану Августу, дать свое имя веку. «Граждане, правители и банкиры в одно и то же время, Медичи правили Флорентийской республикой как подлинные короли».
Отец Екатерины, Лоренцо II, пользовался почти абсолютной властью. Он женился на француженке королевских кровей Мадлен де Ля Тур д’Овернь, дочери Жана, графа Бульонского и Екатерины де Бурбон, дочери графа Вандамского. Свадьба Лоренцо II, носившего титул герцога Урбино, была отпразднована в Амбуазе в 1518 году посреди необыкновенной роскоши, ведь Франциск I, председательствующий на этих торжествах и взявший на себя труд их устроить, воспользовался прекрасным случаем пустить пыль в глаза своему гостю.
В течение десяти дней длились одни лишь пиры, танцы и турниры. Свадебный стол стоял во дворе замка, превращенного в огромный шатер, стены которого были сплошь украшены коврами и гобеленами неимоверной цены. Получив из рук «наихристианнейшего из королей» перевязь ордена Святого Михаила, роту копейщиков и обещание нерушимой дружбы, Лоренцо Медичи вернулся во Флоренцию со своей молодой женой. Супругов встречали с триумфом. И здесь для праздников в их честь было употреблено такое количество шелка, что запасы города иссякли и пришлось выписывать его из Венеции и Лукки. Однако брачный союз, заключенный при самых блестящих предзнаменованиях светил, был прерван смертью. 13 апреля 1519 года герцогиня произвела на свет девочку, которой дали имя Екатерины, а 28 числа того же месяца скончалась.
А шесть дней спустя супруг ее так же как и она, захваченный врасплох какой-то внезапной и неизлечимой болезнью, последовал за ней в могилу.
В возрасте 22 дней от роду Екатерина уже была сиротой, лишившейся и отца и матери. Все враги ее дома, единственным законным главой которого в это время оставался Лев X, склонились над колыбелью ребенка, ожидая дальнейшего развития событий. Сколь пророчески звучат слова поэта Ариосто:
Лишь ветвь одну озеленит листва;
Меж страхом и надеждой вдохновенной
Кто знает, умертвит ее зима
Или воскреснет плод весной благословенной.
Лев X протянул руку Флоренции, которую всегда рассматривал как одно из своих владений. Он послал туда кардинала Джульяно Медичи (будущего папу Клемента VII), племянника Лоренцо Великолепного. Когда кардинал Джульяно по прошествии времени, мудро правя Флоренцией, достиг, наконец, папской тиары, он доверил заботы управления республикой одному из своих легатов, Сильвио Пассарини, кардиналу Кортоны, помимо всего прочего наблюдавшему за воспитанием Екатерины. Она жила во Флоренции вплоть до восстания и переворота 1527 года.
6 мая этого года Рим был взят войсками коннетабля де Бурбон. Весть о захвате Рима и его разорении подействовала на умы с силою и быстротою молнии.
Узнав о том, что папу Клемента VII пленником доставили в замок Святого Ангела, Флоренция решила воспользоваться случаем, чтобы свергнуть иго папской власти. 11 мая весь город восстал. Филиппо Строцци стал во главе восстания. Кардинал Кортоны и два юных незаконных отпрыска старшей ветви Медичи, Ипполит и Александр, были изгнаны с территории республики.
Демократическая народная партия торжествовала. Никколо Каппони велел объявить (на одном из заседаний Совета) Христа «вечным правителем Флоренции» и отметить это нововведение торжественной надписью на доске, прибитой к главному входу в зал заседаний: из церквей Сан-Лоренцо, Сан-Марко и Сан-Галло были вывезены дары, гербы и даже дарственное оружие рода Медичи. Старшую ветвь этого семейства теперь представляла маленькая Екатерина, которой едва исполнилось 8 лет. Младшая ветвь, восходящая к Козимо Древнему, не имела реального влияния и авторитета. Флорентийский народ вовсе не желал передавать в руки бастардов или в руки женщины власть герцогов Козимо и Лоренцо Великолепного. Боясь будущих претензий на власть со стороны Екатерины, демократы вместо того, чтобы изгнать ее, пожелали сохранить ее в качестве заложницы и заточили девочку в монастырь, бывший для нее в гораздо большей степени тюрьмою.
Так девятилетняя Екатерина оказалась в пасти льва – посреди заклятых врагов своего рода. Сначала ее отправили к монахиням доминиканкам в монастырь Святой Лючии на улице Сан-Галло. Потом, 7 декабря 1527 года, заточили в монастыре «Святого Благовещания за стенами». Там девочка, милая и грациозная, вызвала чувство нежной заботы и любви у монахинь. В этом монастыре были заточены представители всех партий и группировок, ведь сюда постригали в монахини после каждого нового политического перепорота; и даже в таких условиях Екатерина Медичи имела особый талант никого не задевать, не оскорблять и не ранить ничьего самолюбия. Именно здесь постигла она тайну жить среди треволнений политической жизни. Но вот над Флоренцией разразилась новая гроза.
Папа и император Священной Римской империи примирились друг с другом; и залогом их альянса стало разрушение несчастной республики. Был подписан договор в Камбрё. Король Франции покинул своих итальянских союзников.
Карл V вывел свои войска со всего полуострова, чтобы сконцентрировать их на флорентийской территории. Он доверяет одному из своих лучших полководцев, принцу Оранжскому, дело приведения Флоренции к покорности во исполнение мести папы Клемента VII. Самые мрачные предчувствия Микельанджело сбываются. Видя его «Мыслителя» («Pensieroso»), можно сказать, что Лоренцо Великолепный предвидел из своего далека катастрофу, случившуюся с его отечеством. Пробил час судьбы. Клемент VII обращает против родного города армию, которая три года тому назад держала его самого в осаде в замке Святого Ангела и которая разграбила Рим с ужасающим варварством. Новые вандалы обрушиваются на свою добычу. Флоренция, несмотря на недостаток своих ресурсов, принимает решение сражаться до конца. Что будет с Екатериной во время этой ужасной осады, которая должна продлиться десять месяцев? В отчаянии от голода, эпидемий и страданий войны иные из флорентийских демагогов горели желанием выместить на беззащитном ребенке свою ненависть к папе, ее дяде. «Ее следует скорее запереть в дом разврата, чем в монастырь. И у папы пропадет охота подыскивать ей подходящую партию».
Другие arrabiati (так называли крайних демократов) предлагали выставить Екатерину связанной на валу, чтобы воочию убедиться в том, что сделают пули князя Оранжского с этим отпрыском семейства Медичи. Но однажды сторонникам дома Медичи стало ясно, что duchessina (маленькая герцогиня) обладает тайной способностью приобретать друзей: из глубин своего монастырского заточения эта девочка прислала таинственные венки, в которых среди цветов и фруктов были спрятаны вышитые ею гербы великого и опального ныне семейства. Более оставлять Екатерину в монастыре было опасно, и Салвестро Альдобрандини вместе с тремя комиссарами взялся забрать ее из монастыря delle Murate и перевезти к монахиням-доминиканкам монастыря Святой Лючии, более расположенным к демократической власти. Альдобрандини предстал перед решеткой монастыря delle Murate и потребовал Екатерину. Неописуемое волнение овладело монахинями, которые были уверены, что девочку ведут на казнь. Аббатиса отказалась ее выдать, как вдруг девочка, одетая монахиней, сама явилась представителям республики и кротко сказала им: «Идите и сообщите моим хозяевам, что я стану монахиней и проведу всю свою жизнь в кругу вот этих достойных уважения женщин».
Альдобрандини, пораженный грацией Екатерины, осмелился разговаривать с нею лишь с огромным почтением. Он сказал ей, что речь идет всего лишь о переводе в более надежное и более безопасное место, поскольку монастырь delle Murate находится всего в нескольких шагах от крепостной стены. А в это время монахини коленопреклоненно молили у Бога спасения невинного дитя, отъезда которого они от всей души не желали и страшились. Альдобрандини не осмелился настаивать. Он всего-навсего сообщил правительству о мольбах и слезах монахинь. Но правительство оставалось непреклонно. Оно направило аббатисе официальное распоряжение подчиниться, и 20 июля 1530 года Екатерина после обильных слез, вздохов и молитв простилась со своими подругами и отбыла верхом на присланном для сего случая муле в уже известный ей монастырь Святой Лючии. Там она оставалась вплоть до окончания осады. Капитуляция произошла 12 августа. После десяти месяцев жестоких страданий город был принужден открыть ворота. Погибло свыше восьми тысяч горожан и 15 000 солдат.
Архиепископ Капуи Николас Шомбарг был послан папой заняться делами республики и выполнял свою миссию вплоть до 30 июля 1531 года, когда к власти в городе пришел родной брат Екатерины – Алессандро Медичи, ставший новым главой республики. Освобожденная в день прекращения осады Екатерина вернулась в свой родной монастырь delle Murate, где монахини встретили ее с восторгом. Затем она была вызвана в Рим Клементом VII. Ей было 11 лет, когда посол республики Венеции при папском дворе, Антонио Суриано, написал на родину: «Этот ребенок и в самом деле отличается удивительной живостью и восприимчивостью к окружающему. Образование ее заложено монахинями delle Murate, во Флоренции, женщинами великой славы и авторитета, наконец, женщинами святой жизни».
Екатерина никогда не забывала того, чем была обязана монахиням, окружившим ее такой заботой, любовью и лаской, и много раз так или иначе стремилась выказать им знаки своей глубокой благодарности и почтения. Она не забыла и Сальвестро Альдобрандини, выказавшего ей в момент исполнения опасной для нее и тягостной для него миссии такое почтение. Екатерина однажды спасет его от смерти, а сыну поможет вступить на папский трон, получив тиару под именем Клемента VIII.
«Нынешний же папа Клемент VII мечтает немедленно выдать замуж свою внучатую племянницу [155] [155]Таково мнение Сент-Амана, сходное со мнением многих историков прошлого. Однако авторы современные – Ги Бретон и Иван Клула считают, что Екатерина была кузиной Клемента VII.
[Закрыть](или двоюродную внучку), милой fanciulla (девочке) предлагаются на выбор несколько женихов. Среди претендентов следует отметить герцога Урбино, герцога Миланского, герцога Падуанского, короля Шотландии.
Папа, ставивший своей целью превыше всего сближение с Францией, дабы обрести, наконец, гарантии против чрезмерно возросшего могущества испанского короля Карла V, отклонил все эти проекты и с восторгом принял предложение Франциска I, просившего руки Екатерины для своего второго сына Генриха, герцога Орлеанского, необычайно гордый возможностью видеть одну из рода Медичи среди представителей королевского дома Франции, Клемент VII, несмотря на все попытки германского императора и испанского короля помешать этому союзу, хотел, не откладывая, сыграть свадьбу. Герцогу Орлеанскому исполнилось всего лишь 15 лет, Екатерине – 14. Но верховный понтифик не хотел ждать и сам решил обручить молодых в Марселе. Одна только мысль, что потомок флорентийских банкиров приблизится к трону Карла Великого и Людовика Святого, переполняла радостью душу Клемента VII» [156] [156]Эмбер де Сент-Аман. Женщины при дворе последних Валуа. Париж. 1884. С. 185–186.
[Закрыть].
Прежде чем оставить Италию, Екатерина простилась с Флоренцией, дав великолепный пир, на котором присутствовали все сиятельные дамы флорентийской республики. Она выехала 1 сентября 1533 года. Без сожаления удаляясь все далее и далее от родного города, который ей никогда не суждено было увидеть вновь, она бросала последний исполненный печали взгляд на прекрасный дворец Медичи, в котором родилась и в котором на ее долю выпало столько героических, славных и трагических испытаний.
Первые впечатления жизни самые стойкие и неизгладимые. Маленькая флорентийка не должна была забыть Италии. И она сохранила в душе горькое чувство негодования против мятежной черни. С самого раннего детства убедилась она в том, сколь горько, тягостно и трудно искусство правителя. В монастыре delle Murate, как и при дворе Клемента VII, размышляла она о превратностях человеческой жизни и горьком привкусе власти. Именно ее отцу посвятил свою книгу «Князь» Макиавелли. Судьбою ей было уготовано увидеть и принять участие в борьбе еще более кровавой, чем война между родами Медичи и Пацци. «Теперь перед нею была совсем другая сцена, хотя и политика Валуа вполне напоминала политику небольших итальянских государств. И в ней действовали те же интриги, те же страсти и те же преступления. Перед дукессиной открывался необъятный горизонт. С горечью видя, как уезжает эта молодая девушка, делившая с ними все горести и невзгоды, флорентийцы не сомневались, что и на земле Франции наследницу Козимо Древнего подстерегают те же самые несчастья и треволнения жизни. Они желали ей от всего сердца счастливой судьбы, не без тревоги спрашивая у самих себя, какую роль ей предстоит сыграть при дворе, к которому были прикованы глаза всей Европы. Кто из них смог бы тогда предвидеть и предсказать, что она увидит трех своих сыновей всходящими один за другим на трон Французского королевства, на исторической сцене которого с необыкновенной силой раскроется, разовьется и проявит себя ее роковой тосканский гений.
Екатерина Медичи с самого детства была готова к кризисам власти, грохоту войны и бурям собственной венценосной карьеры. Пролог оказался достоин драмы» [157] [157]Эмбер де Сент-Аман. Женщины при дворе последних Валуа. Париж. 1884. С. 188.
[Закрыть].
Глава 2 Герцогиня Д’этамп и конец правления Франциска I
Непосредственно после смерти Франческо Сфорца, герцога миланского, случившейся зимой 1535–1536 годов, Франциск I начал новые переговоры с Карлом V о том, чтобы вступить с согласия последнего во владение землями, принадлежащими родам Висконти и Сфорца. Однако встречные требования императора оказались непомерны: среди прочего король Испании и император Священной Римской империи ни за что не хотел расставаться с прекрасными укреплениями и крепостями, расположенными на территории герцогства Миланского, и тем самым передавать в руки французов территориальные приобретения 1529 года. Напротив, он был полон решимости всеми силами и средствами отстаивать свои интересы на севере Италии, втайне от других королей и владетелей Европы передав верховную власть над означенными областями своему сыну Филиппу, будущему королю испанскому. Назревал новый конфликт, и на этот раз активной и наступающей стороной был император, благо король Франциск сам подал ему к тому благоприятный повод.
В конце октября 1535 года французский король, узнав о кончине герцога Сфорца, вознамерился захватить пикантный трон. Во главе его войск встали адмирал Шабо де Брион (протеже герцогини д’Этамп), а также два старших сына короля – дофин Франциск и принц Генрих.
«Прежде чем покинуть Париж, Генрих, как всегда холодно, попрощался с Екатериной Медичи, зато посетил Диану де Пуатье с одной лишь целью – показать, что уходит на войну, нося ее цвета: белый и черный (после смерти своего мужа Диана демонстрировала глубокую скорбь и навсегда обрекла себя на черный и белый цвета).
Войска дошли до Лиона, а затем устремились к Альпам и, несмотря на суровую зиму, овладели за несколько недель Савойей и Пьемонтом.
Робкий и неуверенный адмирал де Брион был несколько ослеплен скорой победой и не посмел тут же двинуться на герцогство Миланское. Эта ошибка взбесила короля.
Немедленно впавший в немилость, несчастный адмирал был заменен Монморанси, каковой являлся протеже Дианы де Пуатье…
Монморанси, зная, что Карл V собирается сам атаковать Францию через Ниццу и реку Вар с армией в 50 000 человек, быстро двинулся в Прованс, уничтожив все, что могло пригодиться для снабжения императорских войск; он сносил с лица земли города и деревни, сжигал мельницы, отравлял колодцы и дал крестьянам приказ бежать к Авиньону, где он построил вместе с королем великолепно защищенный лагерь.
Император продвигался по этой „выжженной земле“, когда Франциск I узнал, что наследник престола, выпивший за несколько дней до этого в Лионе стакан ледяной воды после партии игры в мяч, внезапно скончался в Турине.
Он тут же обвинил Карла V в отравлении своего сына. Лакей, подавший стакан воды, был арестован, отдан под суд, приговорен к четвертованию как цареубийца и казнен. На самом же деле сейчас можно считать доказанным, что наследник скончался от пневмонии.
Разве что прав летописец Бокер, сообщающий нам, прикрываясь латынью, что наследник престола умер из-за последствий слишком утомительной любовной ночи с мадемуазель де Этранж, одной из фрейлин королевы Элеоноры» [158] [158]Бретон Ги. История Франции в рассказах о любви. М.: «Мысль». 1993. С. 178.
[Закрыть].
Карл V ценой немалых потерь сумел подойти к воротам Марселя, потеряв на дорогах Прованса свыше 20 000 человек убитыми. Голод и дизентерия косили императорские войска. Тактика Монморанси увенчалась успехом…
После похорон своего сына Франциск I вернулся с Генрихом, новым наследником престола, в авиньонский лагерь. Там он нашел сестру Маргариту, прибывшую во главе гасконских и беарнских отрядов [159] [159]Бретон Ги. История Франции в рассказах о любви. М.: «Мысль». 1993. С. 179.
[Закрыть], ибо теперь она могла делом доказать глубину своих патриотических чувств и верность слов, обращенных ею несколько лет назад к своему брату.
14 сентября 1536 года, потеряв почти половину своей армии, но так и не нанеся решительного поражения французам, Карл V отступил к Вару, а затем отбыл в Испанию.
«Все дороги от Экса до Фрежюса, – писал очевидец событий, – были усеяны умершими и больными, сбруей, копьями, пиками, аркебузами и другим оружием, а также брошенными лошадьми, едва державшимися на ногах. То там, то здесь можно было увидеть людей и лошадей, сваленных в одну кучу друг на друге, мертвые вместе с живыми. Это было ужасающее зрелище, и оно вызывало жалость даже у самого закоренелого и упорного врага. Видевшие эту катастрофу считают, что она ничуть не меньше тех, о которых рассказали Иосиф Флавий, описывая разрушение Иерусалима, и Фукидид, повествуя о Пелопоннесской войне».
Между тем последняя военная кампания и события, с ней связанные, способствовали возвышению нового наследника престола. Благодаря титулу дофина Генрих мог действовать более решительно и он направил все свои старания на Диану де Пуатье. «Несмотря на свой брак с Екатериной Медичи, он по-прежнему носил цвета Дианы, называл ее „Дамой своего сердца“, посылал ей пылкие стихи, над которыми трудился в поте лица целыми ночами, не будучи столь одаренным, как его отец» [160] [160]Бретон Ги. История Франции в рассказах о любви. М.: «Мысль». 1993. С. 184.
[Закрыть].
Генриху теперь было девятнадцать, ей – почти сорок. Но красотой своей она превосходила молодых фрейлин. «В те времена, – как говорит Ги Бретон, – когда женщины считались старухами в тридцать лет, такая женщина казалась удивительной и даже необычной». Поэтому ходили слухи, что она использует зелья. Секрет же ее был прост: вставая в 6 часов утра, она принимала холодную ванну (или ванну со льдом), садилась на коня и до 8 часов скакала верхом по полям. Затем она возвращалась, ложилась в кровать, съедала легкий завтрак и до полудня читала в постели. Пудрами, – продолжает наш писатель, – и помадами она не пользовалась, пренебрегая даже румянами, от которых поблекла бы ее свежесть.
Весь двор, естественно, за исключением госпожи д’Этамп, единодушно находил ее удивительно красивой. Копировали ее походку, ее жесты, ее прическу. Она стала образцом, каноном красоты, к которому еще сто лет отчаянно стремились приблизиться все женщины:
Три вещи должны быть белыми: кожа, зубы, руки.
Три – черными: глаза, брови, ресницы.
Три – красными: губы, щеки, ногти.
Три – длинными: тело, волосы, пальцы.
Три – короткими: зубы, уши, ступни.
Три – узкими: рот, талия, щиколотки.
Три – полными: руки, бедра, икры.
Три – маленькими: нос, грудь, голова [161] [161]Бретон Ги. История Франции в рассказах о любви. М.: «Мысль». 1993. С. 184. Подробнее и точнее читатель может прочесть об этом в «Галантных дамах» Аббата де Брантома. 1998. С.153.
[Закрыть].
Следовало непременно поклоняться и подражать этому идеалу. И дамы французского двора неизменно следовали ему. Одна лишь Екатерина Медичи им пренебрегала.
Ухаживания наследника престола становились все настойчивее, и однажды, послав ей письмо с пламенным объяснением в любви, он, наконец, получил от нее приглашение встретиться в замке Экуань, владении великого мажордома Анн де Монморанси. «Это было идеальное место для того, что задумала Диана. И как-то утром после прогулки вдвоем по саду она заперлась с Генрихом в спальне» [162] [162]Бретон Ги. История Франции в рассказах о любви. М.: «Мысль». 1993. С. 182.
[Закрыть]. Итак, зрелая красавица покорила юношу. И этому не следует удивляться. Вот что говорит по этому поводу аббат де Брантом, наш путеводитель в мире галантных приключений и любви: «Я слышал историю об одной красивой и достойной даме, сказавшей своему другу: „Уж не знаю, какие тяготы принесет мне в будущем старость (а было ей пятьдесят пять лет), но, слава Богу, я никогда еще так резво не занималась любовью, как нынче, и никогда еще она не доставляла мне столько услад. Коли оно так будет и впредь, до самых преклонных лет, мне и старость не страшна, и не жалко прожитой жизни“».
Итак, относительно любви и любострастия я привел и здесь, и в других суждениях достаточно примеров, не слишком, впрочем, подробно трактующих нынешний сюжет. Обратимся же теперь к другой тактике, говорящей о том, что красота прелестниц наших, от талии и ниже, не вянет с приходом старости.
Разумеется, к сему испанская дама присовокупила множество убедительных обоснований и изящных сравнений, уподобив, в частности, прекрасных дам тем величественным старинным прекрасным зданиям, некогда возвышавшимся над всеми остальными, коих даже и руины хранят былую красоту; таких домов множество встречается в Риме – это и великолепные античные дворцы, и роскошные, хотя и разрушенные, палаццо, и грандиозные цирки, и обширные… чьи камни свидетельствуют о прежнем величии и по сию пору внушают людям робость и восхищение, ибо даже развалины эти дышат величавой, мирной или грозной красотою; на некоторых из них возведены новые современные, весьма красивые строения, словно в доказательство того, что старинные сооружения ничуть не хуже, а то и получше нынешних; вообще такое нередко случается в строительстве, когда опытные архитекторы и каменщики, найдя старинные фундаменты, возводят дома прямо на них, ибо предпочитают древние руины новой кладке.
Мне также приходилось видеть красивейшие галеры и корабли, чья новая оснастка ставилась на старинные корпуса судов, долгие годы без дела пришвартованных в порту; они всегда были крепче и устойчивее тех, что изготовляли из свежего леса!
Кроме того (говорила все та же испанка), разве не видим мы высокие башни, коих кровли и верхние зубцы разрушены, искрошены и повреждены ветрами, бурями и ураганами, низ же и основание целы и невредимы? Ибо природа всегда обрушивает гнев свой на верхние части зданий; даже морские ветры и туманы разрушают и изъедают именно верхушки, щадя нижние ярусы, от них скрытые.
Вот так же и многие красивые дамы утрачивают сияющую красу прелестных своих лиц по причине жизненных тягот, холода или жары, солнца или луны или же обильных румян и белил, коими злоупотребляют, думая, будто станут от них краше, а на самом деле только портят кожу, зато нижней части тела достается не сия вредоносная краска, а естественная сперматическая мазь, и потому здесь не страшны ни холод с дождем и ветрами, ни солнце с луною, ибо юбки и платья туда ничего не допускают…
Мне рассказывали об одной знатной даме, славившейся необыкновенной красотою и большим пристрастием к любви; один из любовников ее отбыл в долгое путешествие и отсутствовал целых четыре года; вернувшись, нашел он даму сильно изменившейся и, взглянув на увядшее ее лицо, проникся к ней таким отвращением и холодностью, что наотрез отказался возобновлять прежнюю связь. Дама не настаивала, но изыскала способ показаться ему нагою в постели, а именно сказалась однажды больною и, когда он пришел навестить ее (а дело было днем), объявила: «Сударь, мне хорошо известно, что вы отвергли меня из-за постаревшего лица, но убедитесь, что внизу ровно ничего не изменилось!» – и с этими словами обнажила нижнюю половину тела. «Если лицо мое ввело вас в заблуждение, то уж это, надеюсь, не обманет», – добавила она. У дворянина, который разглядел, что тело дамы осталось столь же гладким и красивым, как прежде, тотчас пробудился аппетит, и он охотно приступил к трапезе, отведав того, что счел было прокисшим и негодным. «Вот как вы, мужчины, заблуждаетесь, – сказала ему после дама. – В другой раз не доверяйте обманчивому облику нашему, ибо нижняя часть тела – не чета лицу. Надеюсь, хоть этому я вас, сударь, научила» [163] [163]Аббат де Брантом, Пьер де Бурдей. Галантные дамы. Рассуждение… М.: «Республика». 1998. С. 200–201. (Перев. И. Я. Волевич.)
[Закрыть].
Не менее прекрасно характеризует наш автор и дам своего века в другом месте: «Слышал я еще об одной даме, которая, ложась в постель с другом своим при дневном свете, всегда прикрывала лицо белоснежным платком тончайшего голландского полотна из страха, что вид лица ее охладит пыл любовника и повредит успехам нижней половины тела, которую ни в чем упрекнуть было нельзя. По этому поводу могу рассказать о другой весьма обходительной даме и шутливом ответе ее мужу, который спросил, отчего волосы на ее лоне не поседели и не сделались так же редки, как на голове. „Ах! Что за коварное место! – воскликнула она. – Сколько любовных безумств оно познало, а вот старость его никак не берет. Все мои члены, даже голова, состарились по его вине, само же оно не меняется ни на йоту, сохраняя и крепость, и упругость, и природный жар, и прежнюю охоту к забавам и утехам, а все хвори да болячки достались другим частям тела, особенно же голове, на коей волосы и поседели и поредели!“
Дама была права, говоря так, ибо на голову и впрямь все шишки валятся, тогда как лону и горя мало, а еще, по словам докторов, волосы на голове редеют от чрезмерной пылкости; как бы там ни было, но у красавиц наших известное место остается вечно молодым.
Многие мужчины, хорошо изучившие женщин, вплоть до куртизанок, уверяли меня, что никогда не видели красавиц, постаревших снизу: и ноги, и бедра, и ляжки, и лоно – все оставалось юным и располагало к любви точно так же, как и раньше. И даже некоторые мужья, уже величавшие жен своих старушками, признавали, что нижняя половина тела у этих женщин столь же задорно молода и аппетитна и, не в пример лицу, остается по-прежнему влекущей, так что им нравилось спать с супругами своими не менее, чем в юные годы.
