Текст книги "Бутафория (СИ)"

Автор книги: А. Артемьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– У кого-нибудь есть смазка?

– И презервативы. Мало ли, чем она болеет.

– Она же девственница, дибил.

– Думаешь, я хочу испачкать член кровью? Я не настолько ебанутый.

– Забыл, что ты у нас помешан на гигиене.

– А я, пожалуй, буду без защиты. Так приятнее.

Одобрительный смех доносится до моих ушей прежде, чем кто-то начинает медленно входить внутрь. Холодными пальцами парень, который пытается разорвать девственную плеву, думает, что если помассировав клитор, дело пойдёт быстрее. Больно. Чёрт, как больно! В меня словно засовывают биту с гвоздями. Блядь. Я начинаю кричать, выкрикивая различные имена, которые всплывают в голове. Кажется, я звала Еву, Вильде, Исака, Вильяма, по несколько сотен раз. Просила прощение у отца. Ненавидела себя за такую глупость – прийти сюда было ошибкой. Я сама во всём виновата. Как себя поставишь в обществе, так оно и будет тебя трахать. Раком, или мысленно. В данном случае, раком. Если бы я повела себя более уверенней, может, всего этого бы и не было. Я сама позволила этому парню отвести себя на второй этаж. Доверилась этим уродам. И вот что из этого вышло.

– Кажется, я вошёл, – радуется тот, кто продолжает упираться ладонью мне в спину. Начинает наращивать темп. Боли уже нет. Тело словно одеревенело. Мне остаётся лишь уткнуться щекой в стол, потому что сил кричать не осталось. Я больше не девственница. Меня изнасиловали, и будут делать это до тех пор, пока им не надоест.

Что же я скажу маме, когда она приедет? Нет, я никогда не расскажу ей об этом. Она не узнает. Я лишилась отца, не хочу потерять доверие собственной мамы. Это будет последней каплей.

– Теперь я, – говорит кто-то слева от меня. Парень высовывает из меня член, и тело пронзает болью, которая отдаёт в стопы ног, в костяшки пальцев на руках, в спину, в голову, и в то самое место, куда ещё секунду назад долбился один из находящихся здесь мразей. В меня снова проникает пульсирующий член, который кажется в два раза больше, чем предыдущий.

– Смотри, не порви её на части.

Мой крик звоном отдаёт в собственные уши. Я едва могу слышать происходящее. Разговоры в другой части комнаты, чей-то смех, сомнения, стоит ли продолжать и вообще находиться здесь.

Я умираю. Кажется, я никогда не смогу смотреть людям в глаза. И то, что мне захотелось сделать (впервые в жизни) ужасает до мурашек по телу. Мне хочется убить каждого в этой комнате. Каждого, кто хоть один раз подумал о насилии над девушкой. А того, кто лишил меня девственности путём насилия – сжечь, предварительно засунув иголки под его ничтожные ногти. Таких людей нужно убивать. Сразу. На месте. Не думая. Я понимаю, что, поставь меня перед этой шайкой, дав в руки пистолет, я не дрогну.

Кто-то начинает ломиться в дверь.

– Помогите, – хочется, чтобы это было криком. Но я едва выдыхаю это единственное слово и теряю сознание. Руки падают со стола и висят в воздухе. Парень, насиловавший меня, достаёт член, и, судя по звукам, отходит к двери. Все в этой комнате замирают. Я даже не слышу собственного дыхания. И сердце едва бьётся.

Мои руки свободны. Меня никто не насилует. Правая рука с огромным трудом поднимается и приспускает повязку на глазах. Парень с членом в руке прислушивается к происходящему за дверью. Музыка на первом этаже не играет. Нас окружает лишь тишина и собственные мысли. Я буквально чувствую леденящий кровь ужас этих парней, их осознание того, что же они натворили, и соучастниками чего сейчас стали.

Секунда. Две. Три.

Резкий грохот – и дверь вылетает из петель, падая на паркет. В комнату врывается толпа людей в сопровождении Исака, Юнаса и того самого двухметрового парня, который целовался с нашим голубым мальчиком на кухне. Мне становится так стыдно – невыносимо стыдно. Ведь я стою раком, без трусов, в одном лишь лифчике. На носу та самая повязка, которая должна была спасти этих парней от наказания. Слёзы катятся по щекам, и у меня даже нет сил, чтобы поднять руки и вытереть лицо.

Примерно шестеро парней набрасывается на толпу Пенетраторов, а те даже не сопротивляются. Кто-то из друзей Юнаса снимает происходящее на камеру в качестве доказательства. Начинается настоящая бойня. Во всей этой суматохе я нахожу свои трусы, трясущимися руками натягиваю их на себя, и в толпе сцепившихся ребят я замечаю свою лучшую подругу. Её зарёванное лицо говорит мне о том, что с ней что-то случилось. Чёрт возьми, Ева, зачем мы здесь? Лучше бы остались дома.

Рыдающая подруга трясущимися ногами подходит ко мне, поднимает с паркета, набрасывает на меня знакомую джинсовую куртку Юнаса, и мы выбегаем из этой чёртовой комнаты. Ева ведёт меня на первый этаж. Я нахожу свою обувь, и мы уходим из этого дома. Внизу я мельком замечаю ошарашенные взгляды девушек, которые ещё недавно купались в бассейне. Читаю в их глазах сочувствие и ужас, который они сейчас испытывают, глядя на меня. А я ничего не чувствую. Кажется, я никогда не стану такой, как прежде. И это, на самом деле, очень пугает.

Ева не перестаёт плакать, а я с окаменевшим лицом выхожу на улицу и замечаю машину, припаркованную у ограды. Такси уже ждёт в двадцати метрах от нас. Дверь чёрной машины Вильяма открывается, и оттуда выходит побелевший от ужаса Магнуссон. Осознаёт, что со мной случилось. Понимает, кто может быть к этому причастен. Быстрым шагом он направляется к нам, но прежде чем я успеваю услышать от него хоть слово, Ева усаживает меня на заднее сидение, сама летит к пассажирскому, закрывает дверь и говорит:

– В темпе, водитель. Не останавливайся.

========== К чёрту социофобию ==========

Дождавшись утра, я решаю привести волосы и лицо в порядок, взять себя в руки, одеться (максимально скромно) и поехать в больницу. Ева поехала со мной, конечно. Но всю дорогу мы молчали. И только сидя в очереди перед кабинетом женского гинеколога, я решаюсь сказать:

– Вчера, когда я увидела тебя возле двери, ты выглядела так, будто тебя побили.

Моя подруга молчит где-то две-три минуты, затем шумно выдыхает, и отвечает, закрыв шею волосами:

– Возле бассейна я увидела Шистада, и он увязался за мной, как бездомная псина. В итоге мы решили уйти с вечеринки и просто прогуляться пешком до парка. Крис рассказывал о себе, и, Нура, честно признаться, не думала, что он настолько… другой. На публику-то он играет, и ведёт себя, как настоящий придурок.

– Очень за тебя рада, – сарказмом говорю я, на что Ева округляет глаза, вспомнив мои слова в самом начале. Мне не очень хочется слушать, какой Крис на самом деле «хороший» и «милый».

– Ах, да. Мы отходим от дома Вильяма метров на двести и видим кучку Пенетраторов. Человек пять, наверное. В темноте я не смогла разобрать, кто есть кто, но Крис их узнал. Каждого. Боже, Нура. Хорошо, что тебя там не было. Эти ублюдки начали приставать ко мне. Шистад заступился, и завязалась драка. Мне, в общем, тоже слегка досталось. Проблема в том, что Пенетраторы были под наркотой.

– А меня поставили раком, завязали глаза и трахнули в такой позе, лишив девственности. Хорошо, что тебя там не было, – язвлю я. Ева виновато смотрит на меня.

– В чём ты меня обвиняешь?

Задумавшись, я понимаю, что вспылила, и моя подруга не могла предвидеть всего этого.

– Извини. Просто, я так глупо доверилась одному из Пенетраторов. Он сказал, что в комнате, куда он собирался меня отвести, находитесь вы с Крисом. А я как раз тогда потеряла тебя из виду.

– Прости, что ушла не предупредив, – Ева опускает голову, и я замечаю кучу царапин, ссадин и синяков на шее, ключицах, и, ниже, наверняка, под одеждой тоже есть ушибы.

– Мы должны были держаться вместе, – грустно говорю я.

– Это всё мальчишки, – вздыхает моя подруга. – К чёрту их. Стану лесбиянкой. Ты со мной?

Я поднимаю голову и вижу гинеколога, который смотрит на нас ошарашенными глазами.

– Кто из Вас Нура Амалия Сатре?

***

Выйдя из кабинета, Ева взглядом спрашивает, мол, «ну как?». Я молча киваю, что всё хорошо. Я рассказала врачу, что меня изнасиловали и лишили девственности. Хотя женщина уже и сама догадалась, сказав, что плева как-то странно разорвана, словно меня взяли силой. В общем, она посоветовала мне написать заявление на этих ублюдков, а она, как врач-гинеколог, предоставит все улики, говорящие о том, что меня действительно подвергли насилию.

Уже на улице я рассказываю Еве о том, что произошло в кабинете у врача, и она непонимающим взглядом спрашивает:

– Почему же ты отказалась заявить на Пенетраторов?

– Не хочу, чтобы каждый ученик в школе подходил ко мне и молча обнимал. Жалость… ненавижу.

– Но ты ведь понимаешь, что в противном случае этим парням за содеянное ничего не будет? Никакого наказания, понимаешь? – Ева на последних словах почти кричит.

– Понимаю, – спокойно соглашаюсь я. – Хотя, с чего ты взяла? Думаешь, написать вшивое заявление – это максимум, на который я способна? Ну отсидят они полгода, год или два максимум. Им наверняка скосят срок, найдут, за что скосить.

– Тогда, что ты предлагаешь? Изнасиловать их в ответ? Это ведь парни, им только в радость, – возмущается моя подруга.

– Их было пятеро, понимаешь? А я – одна. Это просто напросто несправедливо. Ненавижу, когда какая-то вшивая мразь ведёт себя так, словно имеет право так подло поступать с девушкой. Парни решили, если у них есть член между ног, то им должен отсасывать весь мир, ведь они, мать его, добытчики и повелители мира. Никто из этих маленьких писюнов ни разу не работал. Никто ни копейки в дом не принёс. Они сидят на шеях своих матерей, с радостью принимают в подарок очередной дорогостоящий телефон, и думают, что так и должно быть. Я не хочу отомстить этим парням. Я просто хочу вернуть их с пьедестала туда, где им и место, стащив короны с их тупых головешек.

Первое, что я делаю по приезду обратно в дом к Еве – удаляю Магнуссона из друзей. Всё равно он срать на меня хотел. Ни разу за целый месяц не написал. Этим он разрушил наши дружеские отношения. Хотя, дружба? Ха-ха. Он ведь парень, а парням от девушек нужна только нижняя часть тела. Та, которая не думает, а только берёт. Парням не нужны сообщения, им не хочется лишний раз думать, перегружать свой мозг, ведь, вдруг он лопнет. И от девушек они требуют того же. Может, поэтому Вильям не писал? Понял, что ему не очень-то и хочется общаться со мной.

Я понимаю, что «чистки друзей» мало, и удаляю свой аккаунт. Хватит прожигать свою жизнь, сидя в социальной сети. Пора выйти на улицу. Показать людям, кто я такая.

***

– С Днём ро-жде-ния! С Днём ро-жде-ния! С Днём ро-жд-ения! – пищит толпа в сторону моей лучшей подруги. Если бы я вела собственный дневник, в нём было бы две записи. 18 сентября умер отец, а 23 октября меня изнасиловали. В пятницу, кажется. Дневник я бы ни за что не прозвала банальным «Мой любимый дНевНичОк», как пятиклассница. Я бы написала «Причины, по которым я ненавижу себя за свою социофобию». Ведь, согласитесь, над трусами всегда издеваются. Социофобов и «забитых» в угол девчонок ебут во все щели и во всех смыслах, ведь они и доложить-то толком никому не смогут. Боятся. Моральному или физическому насилию подвергается чуть ли не каждый социофоб в нашем обществе. Пора это прекратить.

Если бы я тогда не бросила трубку, отец бы не ринулся ко мне домой, разговаривать с моей матерью. Он бы не полетел за мной в Лондон, чтобы поговорить. В его смерти виновата я, и никто не сможет переубедить меня в этом. В том, что меня изнасиловали на вечеринке, виновата я и только я. Хотя, каждая девушка, которую изнасиловала кучка парней, начинает рано или поздно винить себя. Мол, если бы она не пришла на эту вечеринку, если бы не вела себя, как трусиха, и умела давать отпор…

Да, это правда. С этим не поспоришь.

Ева задувает свечи на торте. Сегодня ей исполняется девятнадцать. А я, с натянутой на лицо маской, улыбаюсь гостям. Улыбаюсь матери, которая понятия не имеет, что со мной происходит.

Внутри я разбита. И теперь мне предстоит собрать себя по кусочкам обратно, вернув достоинство.

– Привет, – светловолосый парень не улыбается мне, а как-то странно смотрит, словно изучает меня, сканирует. Хочется сказать, чтобы он прекратил.

– Привет, – холодно отвечаю я. Улыбка исчезает с моего лица.

– Я друг Исака, мы живём вместе. Эскиль, – парень протягивает мне руку.

– Нура, – не думая, я пожимаю руку Эскилю. Хватит бояться людей. Нужно заводить новые знакомства.

В понедельник я впервые решаю прийти в школу с высоко поднятой головой, встречая взгляды третьекурсников. Среди них я узнаю тех самых парней, которые были со мной в одной комнате. Самодовольно улыбаясь, я смотрю этим людям в глаза и понимаю, что бумерангом всё возвращается. Хорошее, плохое.

Вильям снова прилетел из Лондона, ведь после той вечеринки он куда-то слинял. Ева рассказывала мне о том, что Магнуссон пытался связаться со мной через одноклассников. Но у него не вышло.

– Смотри, какую классную помаду купила, – Ева открывает крышечку и я замечаю чёрный цвет.

– Это же вульгарно, и тебе не пойдёт чёрный, – сидя на подоконнике между вторым и третьим этажами, я беру протянутую подругой помаду и начинаю её рассматривать.

– Она твоя, – улыбается Ева. – Я вижу, что ты меняешься. Хочешь показывать всем своим видом, что к тебе не стоит даже подходить – крась губы максимально тёмной помадой, выражая этим агрессию. Согласись, это действует. Некоторые третьекурсницы красятся тёмно-красной помадой, и их никто и пальцем не трогает. Боятся, наверное.

– Это очень глупо, Ева, – мотаю головой я. – Не могу согласиться.

– А ты попробуй.

========== Уберечь себя от других ==========

Рассматривая своё лицо в зеркало, я несколько раз тщательно обдумываю то, что собираюсь сейчас сделать. Ладно. Хорошо. Я попробую. Ведь я хочу меняться. Нужно действовать. Некоторые девушки, чтобы изменить свою жизнь, стригутся под каре, думая, что это должно помочь. Если так делают многие, может, это действительно работает? Только стричься мне уже некуда, волосы итак едва касаются плеч. Помада – то, что нужно.

– Ты знала, что друг Исака снимал происходящее в комнате на видео? – вдруг решает вспомнить Ева, развалившаяся на кровати. В её руках телефон, а я радуюсь тому, что больше не зависима от интернета. Разве только ради учёбы.

– Да, я видела, что кто-то снимает, как друзья Исака и Юнаса бьют Пенетраторов. Меня, вроде как, тоже снимали на видео. Голую. Спасибо им за это огромное.

– А к чему завела этот разговор. Это видео скинули мне, и я попросила, чтобы тот, кто это снимал, удалил эту жесть со своего телефона. Я сделала это на случай, если ты вдруг всё-таки решишь заявить на Пенетраторов.

– Но тогда пострадают и друзья Юнаса, ведь они били этих самых Пенетраторов.

– Это ведь ничего, – машет рукой Ева, – я была свидетелем, а ты – пострадавшей. Расскажем всё, как было. И этих ублюдков посадят.

– Нет, Ева, – я крашу губы чёрной помадой, – это не поможет. Вернее, я хочу сделать всё по-другому.

А ведь и правда – лицо сразу меняется. Макияж многое решает в жизни девушки. Теперь я выгляжу более уверенней.

– Ты правда решила отомстить? – Ева поднимается с кровати и подходит ко мне, чтобы оценить помаду. Стоя рядом со мной, она рассматривает моё отражение в зеркале и одобрительно кивает с улыбкой на лице.

– Стрелки на глазах не помешают, – советует она.

– Нет, не отомстить, – возражаю я. – Спустить их с пьедестала, я же говорила.

– Ах, да, точно, – моя подруга наигранно хлопает себя по лбу, – в таком случае, то, что ты увидишь в ванной, может вдохновить тебя на подвиги.

Ева выглядит так, будто гордится собой. Я решаю всё-таки посмотреть, что за дичь она натворила в ванной. Войдя в уборную, я ошарашенно смотрю на треснувшее зеркало. Выглядит так, будто прямо в середину стекла Ева ударила кулаком, и от вмятины с кучей маленьких осколков, в разные стороны отходят трещины. На осколках кое-что написано чёрной помадой. Значит, сначала Ева сделала запись, а уже затем разбила зеркало.

Уничтожай то, что разрушает тебя.

– Вдохновляет, правда? – восторженно говорит подруга сзади, – я просто гений!

– Гений, а где мне теперь чистить зубы и умываться?

***

То, что сделала Ева – эффектно. Заставляет задуматься. Вдохновляет вывести этих ублюдков на чистую воду. Моя подруга не знает о том, что я собираюсь сделать. Честно, я и сама до сих пор не понимаю, почему мне в голову лезет такая дичь, ведь проще написать заявление, предоставить доказательства, и пусть этих пятерых заберут.

Но, нет. Это слишком просто.

Пока Ева не видит, я беру её телефон, скидываю то позорное видео себе, удаляю его с аппарата своей подруги, и теперь единственный экземпляр у меня в кармане. Я и только я должна во всём разобраться. Никто не посмеет влезать в мои собственные дела.

Но, всё-таки, мне приходится попросить Еву о помощи. В школе на следующий день я прошу отвлечь Шистада, чтобы я смогла выкрасть ключ от автобуса Пенетраторов. Когда мы с подругами учились на первом курсе, ходили слухи, что у второкурсников-Пенетраторов, наших сладких мальчиков в автобусе полно аппаратуры. Плазма, проигрыватель, куча световых лучей. Всё по красоте, как говорится. И мне сейчас это сыграет на руку.

Ева соблазняет Криса на перемене, мы стоим у окна между вторым и третьим этажами. Ученики косо смотрят на нас троих, потому что по школе ходят слухи о том, что надо мной надругались. Сейчас мне плевать на этих идиоток и дураков. Взглядами меня не сломаешь. Хотя, кажется, теперь меня ничто не сможет подкосить.

Тихонько я достаю ключ, который торчит из кармана толстовки Криса, слева, как раз там, где я стою и наблюдаю за милой беседой Евы и Шистада. Вернее, за тем, как отлично играет моя подруга. Хотя, может, она не играет. Крис ведь ей действительно нравится. Стащив ключ из кармана Шистада, я присматриваюсь к парню и понимаю, что он действительно меняется рядом с моей подругой. Становится мягче, что-ли. На этих двоих приятно смотреть. И мне жаль, что я использую Криса и Еву ради собственной выгоды. Когда всё закончится, я надеюсь, что они останутся вместе. Ведь, если посмотреть со стороны, Шистад и Квиг Мун состоят в отношениях, хоть и тщательно это скрывают.

Моя лучшая подруга действительно вдохновила меня этой надписью в ванной комнате. Разбитое зеркало напоминает мне о том, как Вильде могла манипулировать мной, и своими гадкими постами в Фейсбуке заставляла чувствовать себя дерьмом. Да, я простила её, но чтобы такого больше никогда не повторилось, мне следует прекратить доверять людям. Вильям тоже очень разочаровал меня, ведь он первый парень в моей жизни, которому я действительно доверилась. Магнуссон, ох, как же ты меня подвёл. Эгоистично с моей стороны даже не дать этому парню объясниться. Это как минимум неправильно. Но я ничего не могу с собой поделать. Когда-нибудь я найду в себе силы смотреть ему в глаза, убрав излишнюю ненависть и злость. Но не сегодня. Сейчас у меня есть только я сама, и больше никого. Некоторые вещи нельзя рассказывать лучшей подруге. Даже маме лучше не знать, что со мной произошло. Тем более, маме.

На первом этаже я встречаюсь взглядом с Вильямом, который тут же устремляется ко мне. Я успеваю скрыться в женском туалете, захожу в первую попавшуюся открытую кабинку и жду, пока прозвенит звонок. Мне нужна тишина и отсутствие людей в уборной. Камера, доставшаяся мне от отца, который пять лет назад работал ведущим на одном не очень популярном канале, лежит в моей сумке в целости и сохранности. Через пару минут звенит звонок, оповестивший учеников о том, что начался очередной урок. У меня сейчас, кажется, должна быть литература. Мой любимый, чёрт возьми, урок. Я так и не написала это грёбанное эссе. Наверняка, меня могут исключить. Смерть отца не даёт мне повода не делать домашнее задание. Мне давали неделю, а прошёл целый месяц. То, что учитель не давила на меня всё это время – не даёт мне права пользоваться всем этим. Кто я такая, чтобы прикрываться смертью отца, тем более, что я же сама во всём и виновата?

Две девушки вышли из кабинки и между ними завязался диалог.

– Ты слышала, что говорят о блондинке из второго курса?

– Это которая Нура?

– Да. Говорят, её изнасиловали Пенетраторы.

– Чёрт возьми. Так это правда?

– Не знаю. Нура не выглядит… изнасилованной.

Я подавляю смешок. Горжусь собой в плане того, что не сломалась. Продолжаю ходить в школу, улыбаться подругам, будто ничего не случилось. Ученики сомневаются в слухах. Пенетраторы молчат, как рыбы. Вильде и Сана не знают о том, что произошло. Ничего, придёт время, и они узнают. Вернее, увидят собственными глазами.

У Пенетраторов назревает очередная вечеринка в пятницу. Сегодня как раз четверг. Я должна успеть сделать всё то, что задумала. Это необходимо сделать сейчас. Когда эти две идиотки выйдут из уборной.

– Скорее всего, это неправда.

– Да, я тоже так думаю. Но если это так, то… это круто – быть трахнутой Пенетраторами.

– Да-а-а, они такие красавчики.

– Особенно самый высокий из них. Который с чёлкой. Вильям.

Меня начинает тошнить.

Смеясь, девушки выходят, скрипнув дверью. Я выхожу из кабинки и подпираю дверь шваброй. Начался урок, поэтому, думаю, меня никто не потревожит. Я достаю камеру и делаю то, что задумала.

– Прости меня, папа. Ты думал, я буду использовать эту камеру для других целей. Но, думаю, ты сам видел, что со мной произошло. Ты один из немногих, кто видел всё собственными глазами. Мне жаль, что ты об этом узнал. Даже оттуда, сверху, ты, наверное, винишь себя за то, что не смог уберечь меня от подобного. Не надо, папа.

Не надо.

Внутри меня закипает злость. Посты Вильде о том, что я люблю наблюдать за тем, как её ебёт Вильям. Куча грязи, которая лилась с языков одноклассниц и третьекурсников, прочитавших сплетни обо мне в интернете. То, что я решаю довериться Вильяму Магнуссону. Смерть отца. Разрушенная психика матери, её кошмары. Мои собственные кошмары. Долгий месяц реабилитации в доме у Евы, которую я провела в постели. Кажется, сентябрь, начало учёбы – всё это было так давно. В прошлой жизни.

Слёзы начинают собираться где-то на подбородке. Я смотрю на себя в отражение. Вина за содеянное, за то, что я была тихоней, за всё, что произошло месяц назад, выплескивается наружу. Я крашу губы чёрным, подвожу глаза. То, что я вижу в зеркале – это не я. Это не могу быть я. Чужой человек, который смотрит чужими глазами. Раньше я не верила в то, что люди могут настолько меняться. Я смеялась над слезливыми мелодрамами, где плохой персонаж становился хорошим, и наоборот. Теперь мне не смешно.

Написав на зеркале то, что вдохновило меня взять с собой камеру, я сжимаю руку в кулак и со всей силы бью прямо в цель.

Никогда я больше не смогу доверять людям.

Никогда.

Комментарий к Уберечь себя от других

https://pp.userapi.com/c844722/v844722031/5b3b3/LduQo0M6pwg.jpg

========== Разоблачение ублюдков ==========

– Нура, стой! – Вильям летит за мной по пятам. Я физически медленнее этого парня. Поэтому я не смогу убежать. Разве что на Магнуссона сверху что-нибудь свалиться, или кто-то перегородит ему дорогу. Кто-то в два раза больше, чем Вильям.

Разговора не избежать. Чёрт, а так хотелось.

– Да остановись же ты! Я целый месяц не могу с тобой поговорить! – Вильям разворачивает меня к себе и ошарашенно смотрит в глаза. Затем его взгляд падает на мои окровавленные костяшки пальцев на правой руке. Как иронично, бедный парень не может поговорить со мной целый месяц!

– Что с тобой произошло? Почему ты стала… другой? – он непонимающе рассматривает меня. По его взгляду понятно, что этот парень меня просто напросто не узнаёт.

– Ты изменилась, – говорит Вильям.

– Ты целый месяц не можешь со мной поговорить? – смеюсь я, вытирая слёзы, размазывая кровь по лицу. Кажется, в прошлый раз, когда я разбила зеркало в его доме, в ранах на руке были осколки. Сейчас же я действовала умнее, поэтому, на этот раз обошлось без осколков, застрявших в коже. Но недостаточно умнее, ведь я всё равно поранилась.

– Да, ты избегаешь меня.

– Ты настоящий ублюдок, Вильям Магнуссон, – я подхожу к парню почти вплотную. Смотрю ему в глаза не мигая. Чувствую, как Магнуссон начинает бояться. В его взгляде можно прочитать, что парень сейчас не прочь зарыться в какую-нибудь нору и не высовываться. Думаю, теперь он даже жалеет о том, что бежал за мной целых добрых пять минут.

– Когда я вернулась в Осло, ты остался в Лондоне. Ни разу не написав мне за целый месяц, я возвращаю тебе всё это бумерангом. Приятно, когда ждёшь от человека сообщения, а он, зная это, продолжает игнорировать? Лови дерьмо, Магнуссон. Собственное дерьмо.

– Отец предложил мне работу в Лондоне, и попросил меня о том, чтобы я отдал ему свой телефон. Он требовал от меня полной отдачи. Говорил, что я не должен отвлекаться на другие вещи.

– У меня умер отец, и я улетела домой, чтобы похоронить его. Чёрт, Вильям, ты был мне нужен. А тебе… насрать.

– Прости, – оправдывается парень, – я должен был написать. Я облажался, ясно? И вряд ли ты когда-нибудь простишь меня.

– Ебите кого хотите, – слёзы катятся по моим щекам, – ебите кого хотите, да, Вильям?

Лицо парня начинает меняться. Выражение полного непонимания меняется на не скрытый ужас.

– Что? Где ты это…

– Я была там, Вильям. В твоей комнате, с твоими ёбаными дружками. В тот самый день, когда ты прилетел из Лондона. Я знала, что у меня есть шанс увидеть тебя. Именно поэтому я припёрлась на эту чёртову вечеринку в честь твоего прибытия домой. Я хотела вылезти из-под кровати. Но ты сказал, что тебя ни для кого нет. И, знаешь, я поняла одну вещь – я не видела в тебе того эгоизма раньше, потому что была слепа. Может, я действительно влюбилась в тебя, сама того не осознавая. Ведь когда любишь человека, недостатки ты замечаешь далеко не сразу. На это уходят месяцы, годы. Но в тот день я поняла, что…

– Меня ни для кого нет, кроме тебя! – воет Вильям, – прилетел, чтобы объяснить тебе, почему не отвечал всё это чёртово время. Рассказать столько новостей! Я наврал отцу, наплёл ему про командировку по работе. А сам прилетел к тебе.

– Тогда почему же ты не спросил своих щенков обо мне?

– Нура, что случилось? – до сих пор не въезжает Вильям.

– Позже ты обо всём узнаешь. Больше нам не стоит встречаться.

– Почему? – Магнуссон не отстаёт, следуя по пятам.

– Потому что я не хочу.

И парень наконец отстаёт, оставаясь позади.

***

На следующий день я решаю прийти на вечеринку Пенетраторов. Благодаря Еве я возвращаю ключ Крису, пока тот ничего не заметил. Спасибо моей подруге за то, что она не задаёт лишних вопросов. Видит раны на правой руке, но не спрашивает, что произошло. Я всё равно не смогу объяснить. Хотя, нет, смогу. Но просто не хочу. Затрахало потакать людям, делать то, о чём они просят. Я хочу следовать своим желаниям, хотя бы раз в жизни сделать то, о чём так давно хотела. Побыть эгоисткой. Оказывается, это приятно.

Третьекурсники уже начинают собираться около автобуса Пенетраторов. Я замечаю в толпе тех самых парней. Выглядят они слегка запуганными. Постоянно оглядываются по сторонам. Вижу Вильяма, который подходит к этим ублюдкам и о чём-то их расспрашивает. Целый месяц я жила с осознанием того, что мной воспользовались, как тряпкой. Когда после изнасилования я открыла глаза, стащив с лица повязку, вина за содеянное читалась в каждом из парней. Когда друзья Юнаса и Исака ворвались в комнату, Пенетраторы не сопротивлялись. Чувствовали вину. Понимали, за что получают по лицу. То, что я решаю надавить на совесть записанным в школьном туалете видео – я бы не надеялась на должный эффект – огромное чувство вины, которое испытают эти парни – если бы не была уверена в том, есть ли у них хотя бы остаток совести.

Знаю, что видео их просто напросто уничтожит. Ради этого я даже решаю рассказать каждому присутствующему человеку на этой вечеринке, что со мной произошло. Унизительно. Но это того стоит. Теперь о моём секрете узнают все. Зато я получу кое-что взамен.

Когда один из Пенетраторов замечает подкинутую мной флешку, никто не задумывается над тем, что за содержимое там хранится. Они решают посмотреть это на плазме внутри автобуса. А может, они думают, что внутри находится музыкальные файлы. Так как дверь открыта, а я нахожусь на улице, то могу наблюдать за происходящим внутри. Когда из огромных колонок начинает звучать мой голос, единственный, кто замирает на месте сразу же – Вильям. Пятёрка, которая еще секунду назад стояла возле него, бросается к плазме, чтобы достать флешку. Стыдно им, видите ли, стало. Но Вильям успевает закричать другим Пенетраторам, чтобы те остановили эту шайку.

– Что происходит? – не понимают девушки, собравшись в полукольцо возле автобуса. Каждая пытается просунуть голову внутрь, чтобы собственными глазами увидеть мыльное кино, которое идёт по телевизору.

Ублюдская пятёрка падает на колени, понимая, что сейчас все узнают о том, что за дерьмо они сделали. К Магнуссону подходит Шистад, и они вдвоём стоят прямо напротив плазмы. Остальным же приходится вертеть головой, пристраиваться в толпе так, чтобы видеть хотя бы половину экрана. На самом деле, на плазме не происходит ничего интересного. Обычная девушка с чёрной помадой на губах, и с потухшим взглядом, рассказывает о том, какие кошмары мучают её на протяжении целого месяца.

Незадолго до этого, в автобусе очень громко играла музыка, и кто-то пожаловался на шум. Как раз кстати, к началу видео подъезжают копы. Очень вовремя.

«Я долго терпела, улыбаясь прохожим на улице. Вы даже не представляете, как это трудно – носить маску, не снимая её даже когда никто не видит. Привыкать к тому, что теперь я… притворяюсь. Терпеть эту боль, которая бурлит внутри тебя, течёт по венам, обжигая тебя изнутри. Ты горишь, и ничего не можешь с этим поделать. Сил кричать не осталось. О том, что с тобой происходит, не можешь рассказать. Когда тебя насилует целая толпа парней, пользуется тобой, как грязной тряпкой, об этом сложно рассказать. Но, знаете, до меня дошло – об этом совершенно точно нельзя молчать. И уж пусть лучше я буду унижена, то, что я сейчас покажу – не сломает меня. Ведь те, кто лишил меня девственности на одной из грязных вечеринок Пенетраторов, уже сделали это месяц назад».

Сзади меня на видео красуется разбитое зеркало, и надпись, сделанная чёрной помадой, хорошо видна, так как я удачно стою чуть левее в кадре. На экране помещаюсь и я, и чёртова надпись.

«Девушки, неужели, вы не замечаете, насколько вы глупы? Готовы прыгнуть на член любого из Пенетраторов – неважно, чей он будет. Плевать, с презервативом или без. Вы можете уничтожить собственную жизнь, будущее, самооценку – одним лишь поступком – своей доступностью и грёбаной глупостью. Подумайте, стоит ли статус всего этого дерьма? Не пора ли нам опустить парней чуть пониже, не давая им пользоваться телами невинных девушек? Чёрт возьми.»