Текст книги "Бутафория (СИ)"

Автор книги: А. Артемьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– А девчонки-то и не против, – спокойно говорит мать, поправляя заколку на волосах.

– Это как-раз таки меня и бесит! Они глупые? Почему позволяют…

– Нура, это их дело. Не лезь во всё это, – перебивает мама.

– Кажется, я уже встряла, – говорю я, опустив голову. – Обо мне написали пост в интернете. И не один.

– Пост? – эти глупые повторы слов со стороны матери начинают раздражать. Но мне приходится держать себя в руках, ведь подобного рода разговор матери с дочерью случается раз в тысячелетие.

– В нём писали о том, что я люблю… подсматривать за парочками. И что разрушаю их отношения.

К моему удивлению, мать рассмеялась.

– Нура, это ведь неправда.

Звучит как утверждение, но я всё равно киваю головой и отвечаю:

– Конечно, это неправда. Я случайно туда зашла.

Решая не говорить маме о том, что я слышала стоны, и ноги сами понесли меня туда, и пост, может, действительно был правдивым, я засовываю в рот уже шестой по счёту блинчик, запиваю его соком и говорю:

– Спасибо, мам. Блинчики превосходны.

– Тебе спасибо за то, что вышла из своей комнаты и не начала использовать свой, – мама щёлкает пальцами в воздухе, вспоминая слово, – сарказм, точно.

Я улыбаюсь, глядя в добрые глаза матери. Мне её не хватает. Может, этот разговор – не последний? Я надеюсь, что завтра перед уходом на занятия я так же пообщаюсь с мамой за столом и позавтракаю, как и сегодня.

Вернувшись в комнату, я падаю на кровать лицом вниз. Нужно спросить Еву, вернулась ли она домой, и как провела свои выходные. Надеюсь, не так ужасно, как я, каждую минуту обновляя страницу Вильде на Фейсбуке, в надежде, что она не будет писать очередную гадость. Но, как ни странно, она продолжает это делать.

Зато оставшуюся половину последнего выходного дня я провожу с пользой, вытирая свои книги от пыли, пролистывая каждую, прочитав как минимум десяток страниц, вспоминая те времена, когда я была маленькой, и частенько любила закрываться в комнате, углубляясь в чтение. Поэтому, всё это время где-то до семи вечера я провожу за чтением одной из увлекательнейших книг моего детства.

– Нура, ты обедо-ужинать собираешься? – «моим» сарказмом говорит мать через закрытую дверь.

– Неужели, ты второй раз за сегодня решила встать за плиту? – огрызаюсь я. Хотя, мама права. Я не вылезала из комнаты с десяти утра, с тех самых пор, когда мы завтракали с матерью за столом. Оказывается, столько времени уже прошло. После осознания данной ситуации желудок начинает сворачиваться в комок, издавая тошнотворные звуки. Том Сойер летит в угол кровати. Позже дочитаю.

Захватив с собой телефон, я понимаю, что весь день ни разу не заглядывала туда. И это к лучшему. Мне стоит чаще читать книги, иначе скоро начну деградировать. Я читала на летних каникулах, почему же сейчас половая жизнь Вильде вдруг начала волновать меня гораздо больше, чем море непрочитанных книг? И почему меня так заботит мнение окружающих? Ложное мнение. И все эти посты на Фейсбуке – неправда. Или…

Этот внутренний конфликт между Нурой и Нурой продолжается недолго, до того самого момента, как я открываю дверь и выхожу из своей комнаты. Сажусь за стол, а пальцы так и продолжают «вырисовывать» круги на экране заблокированного телефона. Мать ставит прямо у меня под носом тарелку сырного супа. Я удивлённо округляю глаза.

– Мам, что с тобой случилось? – без нотки сарказма говорю я. Меня это действительно начинает пугать. Ещё вчера я мечтала о том, чтобы мама взялась за дело, начала убирать в доме, готовить, и, может, в будущем отец (надежда умирает последней) всё-таки вернётся домой. Но сейчас я в ужасе наблюдаю все эти новые блюда на столе, которые мама никогда в жизни не готовила.

– Решила порыться в старье и нашла кулинарную книгу твоей бабушки, – мама улыбается так искренне, что мне хочется выть от непонимания. Не может человек измениться за каких-то двадцать четыре часа. Это нереально.

– Могу я рассчитывать на завтрак перед школой? – осторожно спрашиваю я.

– А что бы тебе хотелось съесть завтра утром? – спрашивает мама в ответ. Она никогда не задавала таких тёплых материнских вопросов.

– Мам, скажи честно, ты употребляешь?

– Что? – не понимает она.

– Что? – переспрашиваю я. – Ты в жизни не спрашивала, чего бы мне хотелось съесть на завтрак.

– Нура, когда-нибудь я тебе расскажу кое-что. Сейчас неподходящее время. Просто наслаждайся всем этим. Теперь в нашей семье всё будет хорошо.

Мы ужинаем в тишине, я изредка наблюдаю за тем, как мама о чём-то думает, но вслух своими мыслями не делится. А я в глубине души, наверное, не хочу знать, что именно сподвигло мою маму на такие «материнские подвиги». Мои пальцы надавливают клавишу блокировки на телефоне, и первое, что я вижу – причина принять Магнуссона в друзья.

Чёртовы. Интимные. Фото. Вильде. На. Странице. Шистада.

Эта жесть высвечивается у меня в новостях так неожиданно, что ложка с супом падает мне на колени.

– Дерьмо! Прости, мам, – поспешно говорю я, вскакиваю из-за стола и убегаю в ванную.

Разглядывая голую грудь Вильде, и её тошнотворным образом высунутый из рта язык, я не понимаю, зачем? О чём она думала? И как эти фото оказались у Шистада на странице?

Это не просто дерьмо, это настоящий пиздец. Скандал, который уже завтра перерастёт в настоящее пламя, сжирающие всех на своём пути. Директор школы несомненно об этом узнает. Шистада, скорее всего, отстранят, не смотря на то, что его родители очень богаты.

– У тебя всё хорошо, милая? – озабоченно спрашивает мать через дверь.

– Да, мам, я сейчас застираю.

Наплевав на растекающееся жирное пятно на клетчатых штанах, я делаю то, о чём, скорее всего, пожалею.

Принимаю Вильяма Магнуссона в друзья.

Комментарий к Нелепые фото промежностей

Альтруист – это человек, в характере которого присутствует неутолимое желание всем помогать и угождать в ущерб даже своим личным желаниям и потребностям.

Адаптироваться – приспосабливаться, подстраиваться под что-либо.

========== Месть – дело благородное ==========

– Поверить не могу, что наряжалась ради этого урода. Красилась, подчёркивала сиськи топом в обтяжку. Он мне действительно нравился. Но, как? Как такое может нравиться? – мотает головой Ева, сидя рядом со мной на ступенях возле учебного заведения. – Какой же я была дурой.

– Все мы ошибаемся, – вздыхаю я. – Мне жаль Вильде.

Пришлось уговорить Еву посидеть на ступеньках, ведь таким образом у меня будет шанс увидеть Вильде и поговорить с ней, если та вообще придёт сегодня или когда-либо ещё.

– Эта дурёха получила по заслугам. На фига вообще нужно было кидать фото своих сисек… тем более, Шистаду!

– Я думаю, Вильде не отправляла свои фото Крису, – спокойно говорю я, сложив пальцы у подбородка. – Может, Шистад влез в телефон Вильяма. Ну, или Магнуссон скинул эти фото своему другу, чтобы…

– Подрочить? – кривится Ева. – Фи.

В любом случае, какой бы дурой не была Вильде, всего этого она просто не заслужила. Никто не заслужил.

– Привет, – тихо говорит Сана и садится рядом. Я приветливо улыбаюсь, но заметив мрачное лицо Бакуш, моя улыбка стирается с лица за секунду.

– Ты тоже видела фото, – утверждает Ева.

– Это мерзко. Кто мог слить их Шистаду? – спрашивает Сана, судя по направленному в мой адрес взгляду, у меня.

– Вильям, кто же еще? – я пожимаю плечами.

– Вот уроды, – шипит Сана. – Вильде очень расстроена. Она хочет бросить школу.

– Вот только не обижайся, – начинает Ева, – но твоя подружайка – настоящая идиотка. Не сделай она этих фото, они бы не разлетелись по всему Фейсбуку.

В ожидании драки или третьей мировой, я осторожно отсаживаюсь чуть левее, но, к моему удивлению, Сана кивает и спокойно говорит:

– Ты права. Но виноватых всегда двое.

Не могу не согласиться. И Ева тоже. Поэтому, мы утвердительно киваем.

– А чего вы здесь вообще торчите? – спрашивает Бакуш, мельком глядя в свой телефон, видимо, проверяя время.

– Ждём кое-кого, – отвечает моя подруга, поправляя волосы. – Нура, забыла спросить, какого чёрта у тебя в подписчиках делает Магнуссон?

Сана с ужасом разворачивает лицо в мою сторону.

– Сначала я хотела принять его в друзья, чтобы спросить какого чёрта интимные фото Вильде делают на странице Шистада, но затем я передумала и отклонила заявку, – объясняю я.

Буквально через пару минут гробовой тишины и залипания в телефонах, наши маленькие ушки улавливают звук подъезжающей машины. Чёрный Porshe выруливает на стоянку возле школы, и из неё вылезают два парня, оба в чёрных толстовках со знакомой нам всем эмблемой.

– Грёбаные Пенетраторы, – шипит Ева. Тем временем парни идут в нашу сторону, и делают это очень красиво. Кое-что на красных спортивных штанах Вильяма заставляет меня засмеяться вслух. Его имя, написанное белыми буквами на левой штанине, идёт вниз по вертикали. Неужели это из-за того, что я однажды назвала его Вильгельмом на первом курсе? Я ведь думала, мы уже давно проехали. Под левым глазом Шистада красуется фингал, который очень к лицу парню. Так бы и видела Шистада с разукрашенной мордой каждый день, это ведь такое удовольствие. Думаю, я знаю, за что получил Крис. Только вот неясно, от кого именно ему так смачно прилетело.

Парни проплывают мимо нас троих, я буквально слышу, как слюна из рта Евы капает на асфальт. Её можно понять. Простите за сумбур, Крис настоящий урод, но такой красавчик. Думаю, девушка в мыслях все ещё рисует их вместе. Жаль, обёртка красивая, а внутри пахнет гнилью. Однажды я сказала подруге, что уважение к самой себе должно стоять на первом месте. Может, именно поэтому Ева ещё стоит на ногах рядом со мной, а не ползает раком возле кроссовок Шистада. Нет, я не думаю плохо о подруге, просто на первом курсе мы вытворяли ужасные, глупые, безрассудные вещи. Вели себя развратно, особенно Ева. Ко второму курсу мы немного повзрослели, может, именно поэтому научились давать отпор Вильяму и Крису. Эти птицы не нашего полёта. Мы находимся на разной высоте, и слава богу. Думаете, эти двое не пытались подкатить? Однажды на вечеринке Крис поцеловал Еву, та весь вечер с ватными ногами проходила. Они ведь чуть не трахнулись. Он мог стать её первым. Крис Пенетрахор – так я называла его в шутку. А в итоге он оказался Недотрахором. В тот вечер мне было так жаль Еву, ведь этот парень всего лишь навсего пудрил ей мозги. Но затем мы обе поняли, то, что они не переспали – это к лучшему. Тогда-то Ева и поняла, что Шистад – не её человек. На той же самой вечеринке кто-то из первокурсников разбил чужую вещь, и началась драка. Крис позвонил Вильяму, тот приехал незамедлительно. После того, как всё решилось более менее мирным путём, Магнуссон заметил меня и навострил лыжи в мою сторону. Как бы я не пыталась просочиться сквозь стену или паркет, бесполезно. За день до этой вечеринки, я узнала, что у Магнуссона был секс вчетвером, это отвратительно. Поэтому, сами понимаете, почему я сделала всё возможное, чтобы этот парень больше никогда в жизни ко мне не подходил. Поэтому, начиная с декабря того года, и сплошь до начала нового семестра в этом году всё прошло гладко. Никто никого не трогал до этого момента. И что же пошло не так?

Голые сиськи Вильде, гуляющие по интернету – вот что пошло не так.

– Эй, вы двое! – шумно сглотнув, я иду за парнями, которые уже поднялись по ступенькам и готовы были войти внутрь школы. Они стоят на пару ступеней выше, поэтому снизу я кажусь такой маленькой и ущербной. Но, выкинув эти мысли из головы, я понимаю, что где бы я не стояла, мне необходимо сделать так, чтобы эти двое меня услышали.

– Извинись перед Вильде. Удали эти фото из своего профиля, – говорю я Шистаду. Тот делает вид, будто меня здесь вообще нет, и я понимаю, что теперь нужно действовать настойчивее. Поэтому я обращаюсь к Вильяму. Ученики облепили нас со всех сторон, всем ведь интересно, что сейчас произойдёт. Вынуждена вас разочаровать, у нас обычный разговор. Никто никому руки выламывать не будет.

– Магнуссон, – говорю я парню, который наконец-то решился посмотреть мне в глаза (второй раз за неделю, вот это рекорд!), – ты ведь понимаешь, что ты тоже огребёшь за это? – прямо говорю я, изредка пялясь на его нелепые штаны с именем.

Эти тушканчики продолжают молчать. Крис так вообще демонстративно достал телефон, и небось в танчики там играет.

– Эй, олухи! Вы оскорбили девушку. Если вас до сих пор не вышвырнули из школы, значит, Вильде просто не рассказала об этом. Шистад, у тебя есть шанс всё исправить.

– С каких пор тебя заботит наша жизнь? – фыркает Крис. – К тому же, эту глупую блондинку мне всегда хотелось поставить на место.

– Ты, вообще, кто? Забыл, как тебя зовут, – наконец-то подаёт голос Вильям.

Ты, вообще, кто?

– А ты, вообще, кто? – я пытаюсь говорить максимально тошнотворным голосом. – Штаны со своим именем напялил, чтобы самому не забыть? Напомнить моё имя?

В ответ тишина.

Больше я с ними не разговариваю. После моих слов о штанах и Фейсбуке парни разворачиваются, оставляя мою колкость без ответа, и заходят внутрь здания. Мы с Евой идём за ними, где-то сзади плетётся Сана. Стоя на первом этаже, Магнуссон кивает Шистаду, и тот уходит в неизвестном направлении. Я тяжело вздыхаю и говорю девочкам:

– Нужно навестить Вильде у неё дома.

– Нура, это не наша забота. Вильде больше не наша подруга, – отвечает Ева. Сана тем временем удивлённо поднимает брови, но я спешу её опередить:

– Не обязательно Вильде быть нашей подругой. На первом курсе мы дружили.

– Но ведь она вела себя, как дура! – прикрикивает Ева, но затем, оглянувшись на учеников, закатывает глаза. – Однажды она при всех назвала меня шлюхой. На той вечеринке, где Шистад меня поцеловал.

– Да-а, – наигранно отвечаю я, – вот ведь дура. Ты всего лишь навсего поцеловала Вильде, а уже через минуту твой язык пересчитавал зубы Шистада.

– Я была пьяна, – утверждает Ева. – К тому же, я не лесбиянка, Вильде прекрасно это знает. Я не давала ей повода ревновать или что-то ещё, ведь мы с ней даже не вместе!

– Ты, похоже, плохо понимаешь значение слова «шлюха», – говорит Сана, а затем, глядя на часы, наигранно охает, – мне пора. Пойду пережду эту неловкость где-нибудь в другом месте. Нура, если захочешь зайти к Вильде, встретимся после занятий.

Сана уходит, а я продолжаю смотреть Еве прямо в глаза. Кажется, ей становится стыдно.

– Послушай, – я беру подругу за руку, – это ведь было год назад. Пора бы забыть все эти недоразумения. Вы обе были пьяны. Все эти слова, сказанные по глупости – это мелочи. Будь ты на месте Вильде, разве не хотела бы получить поддержку со стороны девочек?

– Ты права, – Ева опускает голову.

– Если бы мой дар убеждения распространялся и на этих тушканчиков-пенетраторов из третьего курса, мы бы и проблем тогда не знали, – наигранно вздыхаю я, продолжая держать Еву за руку. Та мило улыбается, изредка глядя по сторонам.

– Пора идти на занятия. Увидимся, – она напоследок сжимает мою руку, и мы расходимся по разным аудиториям. У нас сегодня совпадает лишь несколько уроков, но на них особо не поболтаешь.

На большом перерыве половина школы как обычно высыпалась в буфет, а другая разбрелась на улице. Мы с Евой встречаемся у входа в столовую, покупаем по огромному бумажному стакану латте и выходим на ступеньки. Знакомые голоса Шистада и Магнуссона звучат где-то сзади, я молча дожидаюсь, пока эти двое спустятся вниз и пойдут к машине.

– Как думаешь, куда они поедут? У нас ведь ещё три урока, – удивлённо говорю я Еве.

– Это ведь мажористые детки богатых родителей. Удивляюсь, почему они вообще до сих продолжают ходить сюда. Можно ведь просто аттестаты купить, и всё, – отвечает Ева, отхлёбывая пару глотков, оставляя на верхней губе пенку от сливок.

– У тебя здесь… – начинаю я, а затем понимаю, что можно предотвратить лишние ненужные слова и действия, и просто вытираю большим пальцем верхнюю губу своей подруги. Ту нисколько не смущает мой поступок, и она, мило улыбнувшись, благодарит меня. Пара первокурсников-парней, проходящих мимо, изумлённо таращат на нас глаза. Мы с Евой смеёмся.

– Может, нам повторить?! – кричу я им вслед. Ева легонько бьёт меня куда-то в плечо.

– Ты была права, – резкий голос откуда-то сзади чуть не заставил нас с Евой вывернуть это грёбанное латте прямо себе на колени.

– Вильде? – испуганно я осматриваю девушку с ног до головы. Одета во всё чёрное, волосы распущенны и прикрыты капюшоном. Полное отсутствие макияжа. Красные глаза и огромные синяки под ними выделяются на бледной коже девушки.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает Ева, отсаживаясь как можно дальше.

– Ты была права, – повторяет Вильде. – Все они – уроды. Мне следовало раньше это понять.

– Зачем ты пришла? Ты ведь пропустила три занятия, – говорит моя подруга, крепче сжав стакан с кофе.

– Я пришла к директору, – отвечает Вильде, глядя куда-то мимо нас. – Мою почту взломали. Фото каким-то образом очутились на странице Шистада, значит, он как-то причастен к этому.

– Шистад, конечно, законченный мудоёб, но, может, тебе стоит поговорить с ним? – осторожно спрашиваю я, и через секунду упираюсь в прищуренные глаза Вильде.

– Защищаешь его? Мне плевать, что обо мне думают. За взлом почты и распространение моей информации, Шистаду светит как минимум вылет из школы. Не понимаю, почему вы против этого, – Вильде как-то странно смотрит на нас.

– Разве ты не хочешь… – начинаю я, а Ева, прочитав мои мысли, продолжает:

– …отомстить?

– Отомстить, – блондинка пробует это слово на вкус. – Стоит подумать. То, как он со мной поступил… вылета из школы мало. Я бы с радостью опозорила Шистада, как он сделал это со мной. Но меня к себе он и близко не подпустит. Нуру, как заядлую защитницу женских писек – тоже.

Ева ржёт над последними словами Вильде, затем до неё доходит смысл недосказанных слов.

– Хотите, чтобы я втёрлась к нему в доверие?! – прикрикивает моя подруга, но я резко перебиваю её.

– У тебя есть шанс поставить Криса на место. Ради всех нас. Пока он ещё чью-то почту не взломал, – уверяю я Еву. – Давай. Будет весело.

Вильде впервые за всё это время улыбнулась. Я уже мысленно продумываю план мести. Ева, закатывая глаза в сотый раз за сегодня, наконец, говорит:

– Чёрт с вами. Что нужно делать?

========== Убить его же словами ==========

Неужели, война? Мальчики против девочек, как в первом классе? Борьба за выживание?

Отец всегда говорил мне, что война начинается не с насилия, а с непонимания и предрассудков.* Может, мне стоит поговорить с Вильямом, прежде чем помогать Вильде тщательно продумывать план по унижению Магнуссона перед всей школой?

Когда я была на первом курсе, со стороны Вильяма частенько летела ругань вроде «лесбиянка», «феминистка», «альбиноска», «бледятина» и так далее. Поэтому я ненавидела общество. Поэтому я ненавидела Вильяма. Весь такой из себя смазливый и самовлюблённый, хотя, как по мне, чем краше и жирнее курица, тем больше шансов, что на суп её прирежут первой.

Поэтому на первом курсе я написала эссе на тему: «свобода и ответственность молодёжи», где я подчеркнула, что подростки сидят в интернете, потому что там общество не такое сложное, и тех, кто нам не нравится, мы можем просто напросто заблокировать. Так я и сделала. Я добавила Магнуссона в чёрный список на Фейсбуке, и это дало ему лишний повод меня бесить своими школьными подколами. Пришлось убрать его оттуда. Через какое-то время его тупые обзывательства, как в садике, прекратились. Однажды я пришла в школу и поняла, что он промолчал при виде меня. Не сказал привычное «лесбуха по курсу». Я пару раз спросила Еву, мол, что с Магнуссоном, вдруг она что-то знает. Та лишь отмахивается от моего вопроса, меняя тему. С тех пор целый год прошёл, никто из нашей бабской команды (хоть и бывшей – Вильде разругалась с Евой на первом курсе) не связывался с Пенетраторами. До этого самого дня. На самом деле, когда Вильям называл меня лесбиянкой (и делал это довольно часто), мне в ответ хотелось подставить его таким образом, чтобы общество увидела, какой же он всё-таки голубок. Они ведь в уборную с Шистадом ходят вместе, как девчонки.

План зарождается в голове в эту же самую минуту. Спереть телефон у Вильяма. Там все ответы.

Мои пальцы зависают над клавиатурой, и я понимаю, что дальше названия мне не продвинуться. Недолго думая, я стираю и название своего нового эссе на тему: «Маска, которую хочется сорвать. Кто же мы?»

Мама орёт на кухне, опять что-то разбила. Внутри меня что-то начинает щекотать рёбра. Я закрываю глаза и начинаю думать о том, что всё опять меняется. Моя мать становится нормальной, и, вроде как, так и должно быть. Но всё равно что-то не так. Мы с Евой и Вильде так и не продумали план, но, стоит ли над этим вообще думать? Может, нам не следует лезть во всё это? Да, я сама предложила Вильде отомстить. Сейчас меня почему-то начинают терзать сомнения, нужно ли это делать? Правильнее было бы Вильде самой поговорить с Вильямом и всё решить мирным путём. Да, как бы она не хотела отомстить, нажаловаться всем в округе, что её опозорили, это неправильно. Её посчитают униженной и оскорблённой. Некоторые скажут, что Вильде заслужила, ведь только развратные девушки фотографируются в обнажённом виде и шлют фото парням. Они не видят того, что вижу я. Фото топлес – как огромный жирный знак со словами: «Заметь меня! Я здесь! Юху!». У Вильде занижена самооценка, и своим поступком она и вовсе её уничтожила. Ей не нужна месть.

Ей нужна помощь.

Над этим стоит подумать.

Телефон вибрирует. Оповещение. В чате нашей бабской команды полным ходом идёт переписка на тему: «все парни – уроды». Девочки пытаются придумать план, я пока в это не вмешиваюсь и игнорирую вопросы от Вильде, вроде: «Нура, где ты? Сама же предложила отомстить, и не отвечаешь?»

– Мам? Что случилось? – я вспоминаю этот оглушающий звук разбитой посуды и выхожу из комнаты. Жалею, что не вышла раньше. Мне следовало выбежать из комнаты незамедлительно в тот самый момент, когда я услышала, как что-то разбилось. Мама сидит на полу и плачет, придерживая ладонь, откуда сочится кровь. Осколки от разбитой тарелки (а может, и не одной) валяются буквально везде. К матери так просто не подойдёшь. Я беру веник, осторожно убираю осколки в сторону, и подхожу к шкафчику в поисках аптечки. Бинты, спирт, что там ещё? Пластырь, да. Порывшись в огромном количестве таблеток от поноса (зачем столько?), я нахожу то, что нужно, и падаю на колени перед мамой.

– Рану нужно промыть, – говорю я, прежде чем она успевает возразить. – Вставай.

Мои руки трусятся, я тщетно пытаюсь унять дрожь во всём теле. То, что я сейчас вижу, буквально уничтожило пару тысяч нервных клеток. Нужно будет выпить на ночь успокоительное. Я пытаюсь поднять маму, но она продолжает неподвижно сидеть, как статуя, и плакать, зажав кровоточащую ладонь другой рукой. Её лоб продолжает биться об колени. Она винит себя. Я наливаю стакан воды и сажусь рядом с мамой. Осторожным движением, я кладу руку ей на плечо и ласково приговариваю:

– Мам, всё хорошо.

– Он больше не вернётся к нам, – тихо говорит мама.

– Сейчас это неважно. Я должна промыть твою рану. Дай сюда руку.

Нехотя, отвернувшись, она всё же даёт руку, и я выливаю стакан воды прямо на неглубокий порез, наблюдая за тем, как алая вода стекает на паркет. Пластырь здесь не понадобится. Рану следует просто напросто забинтовать как следует. Но для начала нужно залить её спиртом. Осторожно я выливаю немного спирта прямо туда, и мама начинает шипеть, закусив губу. Наконец-то она повернула ко мне своё лицо. Я виновато морщусь, продолжая лить спирт на рану. После этого ловким движением руки я перематываю руку бинтом, завязывая остатки в симпатичный бантик.

Мама кладёт голову мне на плечо и повторяет:

– Он больше не вернётся.

– Ты пробовала ему звонить?

– Сотню раз. Тысячу. Он не берёт. Он занят.

У мамы заниженная самооценка. Я вспоминаю Вильде, которая шлёт обнажёнку Вильяму, чтобы тот её заметил (в жизни не поверю, что её почту взломали, и ставлю сто тысяч крон на то, что она сама кинула свои фото парню). Смотрю на маму, которая каждый день звонит отцу, в надежде, что тот наконец-то ответит, и всё станет как прежде.

Чувствуете иронию? Они пишут и звонят тем, кому не нужны. И это занижает их самооценку. Разрушает их нервы. Забивает голову дурными мыслями. Мешает жить нормально.

– Мам, ты не пробовала… найти другого? – осторожно спрашиваю я.

– Нет. Я надеюсь, что он вернётся.

Позже я возвращаюсь в комнату и понимаю, что из-за случившегося на кухне мои мысли перемешались. Я окончательно запуталась во всём этом.

Нура – заядлая защитница женских писек.

Смешно.

Эти самые «письки» вообще хотят, чтобы их защищали? Или они могут защитить себя сами? Если захотят, конечно.

Телефон снова вибрирует, и я нажимаю на кнопку блокировки.

Вильям Магнуссон отписался от ваших обновлений.

Следующее оповещение, буквально через секунду.

Вильям Магнуссон хочет добавить Вас в друзья.

Что такого случится, если я всё-таки приму? Пальцы нажимают на «добавить», и я в ужасе оглядываюсь по сторонам. Ничего сверхъестественного не произошло. Может, мне не стоило добавл…

Вибрация. Новое сообщение от Вильяма.

Да, определённо, мне не стоило добавлять его.

Вильям:

Удивлён, что ты приняла меня в друзья.

Я сама удивлена не меньше твоего. Но мне не стоит выражать своё удивление, или шутить. Сарказм – отличный выбор.

Нура:

Ты, вообще, кто?

Вильям:

Ранила

Нура:

Вильгельм?

Вильям:

Убила.

Если серьёзно, нам нужно поговорить.

Через минуту игнора с моей стороны, приходит следующее:

Вильям:

Чтобы Вильде об этом не узнала.

Я продолжаю игнорировать, а мысли в хаотичном порядке танцуют вальс в моей голове.

Вильям:

Сегодня.

Нет. Я сегодня не могу. Почему? Нужно придумать, почему. Это плохая идея.

Вильям:

Сейчас.

Нура:

ЧТО?

Вильям:

А я думал, ты меня игноришь.

Нура:

Так и было.

Вильям:

Я возле твоего дома.

Нура:

Тебе следует поговорить с Вильде.

Не со мной.

Вильям:

Выходи.

Чёрт возьми. Он вообще читает то, что я пишу? Я не выйду. Я не выйду.

Нура:

Я не выйду.

Вильям:

Тебе придётся.

Нура:

???

Вильям:

Ты же хочешь знать правду.

На этом моменте мой телефон выключается. Низкий заряд батареи. Как не вовремя. Я тянусь к зарядному устройству, и мои клетчатые штаны почти сползают с задницы. Футболка не достаточно длинная, чтобы прикрыть пикантные подробности моего тела.

Стук в окно, от которого я вскрикиваю, а моё сердце уходит в пятки. Всё-таки с горем пополам засунув зарядное устройство в телефон и подключив к розетке, я одёргиваю штору и встречаюсь взглядом с Вильямом Магнуссоном.

– У тебя всё хорошо? – обеспокоенно спрашивает мама через дверь моей комнаты, видимо, услышав крик.

– Да, просто телефон уронила. Себе на ногу, – недолго думая, добавляю я. Всё это время я смотрю Вильяму прямо в глаза. Он внимательно изучает моё лицо, и то, как я закатываю глаза, отвечая матери. У него уставший вид. Глаза заспанные. Волосы взъерошены. Наконец я открываю окно и грозно вываливаю ему порцию словесного поноса, которую сочинила, пока тянулась к розетке.

– Я не хочу знать о ваших с Вильде проблемах. Просто поговори с ней, а меня в это не впутывайте. Я правда не хочу…

– У меня кое-что произошло, – эгоистично перебивает Вильям.

Странный всё-таки молодой человек. Столько девушек, побывавших у него в постели. Мать, отец, в конце концов. А как же голубок-Шистад, с которым они ходят чуть ли не под ручку?

Но он приходит за помощью ко мне?

Почему-то мне не хочется шутить по этому поводу. Почему? Заглянув Вильяму прямо в глаза, я понимаю, что сейчас не время швырять в него различные подколы или упрёки. Сарказм здесь тоже лишний.

Через какое-то время наша немая битва взглядов заканчивается, Вильям отводит глаза, роняет голову на оконную раму, и тихо говорит:

– Мне нужна помощь.

Комментарий к Убить его же словами

“Война не начинается с насилия. Она начинается с непонимания и предрассудков” – цитата из оригинального сериала Стыд.

========== Правило трёх “О” ==========

Люди фальшивы. Внутри и снаружи. Они ведут постоянную войну где-то в своей голове. Бессмысленную, и, порой, беспричинную. Пока в нашей голове появляются различные мысли, противоречия, догадки и решения, этот хаос не прекратится. Главное в войне с самим собой – не засорять чужие головы проблемами личного характера. Мы живём в бешеном мире, бесконечном круговороте поступков. Именно поэтому…

Сейчас я еду в чёрном Porshe, думая о том, какого чёрта здесь вообще делаю. Куда мы едем? Почему я не додумалась выпрыгнуть из пижамы и надеть нормальную одежду? В Осло в сентябре довольно прохладно, поэтому, без пальто не обойтись. Без моего любимого серого пальто, которое осталось висеть в прихожей.

Вильям продолжает молчать. Он делает так с тех пор, как мы сели в машину.

– Куда мы едем? – наконец спрашиваю я.

В ответ лишь мычание. Слова вспоминает?

– Я ведь могу заявление написать, – начинаю я, на что Вильям лишь ухмыляется. – Ну, за то, что ты подглядывал за мной в окно.

– Нура, – рычит Вильям, – не задавай вопросов.

Вот так заявление. Меня везут в неизвестном направлении, и сейчас мне приказали молчать?

Мы пролетаем мимо супермаркета, который уже проезжали примерно пять минут назад.

– Мы круги наматываем? Вильям. Вильям!

Он не смотрит на меня. Даже мельком. Даже на сотую долю секунды. Не отвечает. Мне становится не по себе. Кошки снова скребут по рёбрам. Волнение подобно тем самым моментам в детстве, когда тебя вот-вот вызовут к стоматологу – ты следующая в очереди.

Никогда я не видела Магнуссона в таком состоянии. Что-то здесь не…

– Ты под кайфом? Посмотри на меня! – требовательно говорю я, но парень не реагирует. Лишь продолжает ехать, глядя в одну точку. Кажется, он не моргает.

– Остановись! – продолжаю пищать я, но мне, конечно же, не отвечают. Не останавливают машину. Теперь мне действительно страшно. Этот парень – ненормальный.

– Ты нас убьёшь! – прикрикиваю я, но даже это не действует. Что-то мне подсказывает, что Вильям не прочь отправиться на тот свет. Не придумав ничего гениальнее, я просовываю левую ногу на педаль тормоза и нажимаю со всей силы. Парень теряет управление, и на какую-то долю секунды мне кажется, что нам действительно конец. Машина со свистом притормаживает у железного забора, чудом не сбив светофор на перекрёстке. Благо, чем дороже машина, тем быстрее и лучше работают тормоза.

– Ёбнутый на всю голову! – ору я, пытаясь унять дрожь во всем теле. Вильям даже не шевелится. Кажется, он даже не дышит. Только продолжает смотреть в одну точку. То, что этот придурок всё это время ездил по кругу, сыграет мне сейчас на руку. Через пять минут я буду дома, если ускорить шаг. Надеюсь, мама не заметила моего чудесного исчезновения.