Текст книги "Бутафория (СИ)"

Автор книги: А. Артемьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Может, поэтому он и бросил маму. Может, она ему изменила. Она ведь явно чего-то недоговаривает. Кажется, я многого не знаю.

А Вильям…

Пошёл на хуй, Вильям. Ты столько дерьма наделал в жизни, но тебя, уверена, прощают. Ты избил своего лучшего друга ради какой-то шлюхи. И тебя простят за это.

Боже, я защищаю Шистада? Поверить не могу.

Кто-то подходит ко мне сзади и садится рядом. Закуривает сигарету. Я слышу, как этот «инкогнито» вдыхает дым и выдыхает его со словами:

– Нура, смотрю, у тебя тоже проблемы, да?

С интересом я разворачиваюсь к этому человеку.

– Исак, что ты здесь делаешь?

– Неважно. Почему ты лежишь здесь?

– Неважно, – отмахиваюсь я. – Почему «тоже»? Что случилось?

– Какая разница, если слова ничего не решают, – грустно вздыхает парень. – Я сотню раз пытался доказать, что не я подпалил урну в туалете. Но директор уверен, что, раз от меня воняло травкой в тот день, значит, я как-то к этому причастен. Какой смысл вообще открывать свой рот, если тебя тут же заткнут своим «я уверен в том, что это ты!».

– А доказательства? – возмущаюсь я. – Это ведь не ты. В тот день, когда нас всех выгнали на улицу… ты был с нами. Ты не мог подпалить урну, ведь в этот момент ты был в классе. Я – твой свидетель.

– Нура, забей. Наш директор полный еблан. Когда Криса выпишут из больницы, думаю, он сам всё расскажет. Кому и что продал. Или нет, – парень пожимает плечами.

– Но ты ведь тоже попадёшь, – говорю я.

– Я уже попал, Нура. Ладно, это неважно. Отделаюсь парой предупреждений. Раньше то я ни разу не попадался. Это первый раз. Максимум меня отстранят на какое-то время. Думаю, исключение – это слишком. Всё будет хорошо.

– Надеюсь, – искренне говорю я, присаживаясь рядом с Исаком на траву.

– А с тобой что случилось? – парень выбрасывает окурок сигареты куда-то влево.

– Я облажалась, теперь не знаю, что делать. У меня такое ощущение, будто весь грёбаный мир против меня. Все люди меня ненавидят, и я начинаю ненавидеть их в ответ, за их эгоизм, необдуманные поступки, которые вредят мне. За их слова. За отсутствие извинений.

– Нура, нельзя быть такой требовательной. Если кого-то обидела – извинись. Вот увидишь, мир станет лучше. А те люди, которые намеренно вредят тебе… поверь, жизнь их проучит.

Может, этот парень прав? Ведь существует же в этой жизни определённый баланс, в конце концов. Ничто не остаётся безнаказанным. Добро поощряют, а зло возвращается бумерангом.

– Мой отец бросил меня и уехал в другой город со своей новой пассией, – грустно говорю я, положив голову Исаку на плечо.

– Странная штука – жизнь. Я ведь никогда не понимал тебя, Нура. Ты ходишь вся такая каменная, что ли. С твоей внешностью нужно быть посмелее, ведь ты красивая. Но, нет, ты позволяешь Еве затмевать тебя во всех планах. Ты постоянно молчишь. Не защищаешься от общества. Когда тебя оскорбляют, за тебя заступается подруга. Ты должна сама отстаивать свою честь и достоинство. Но вот мы сидим здесь на поляне, и жалуемся друг другу на свою жизнь. Говорю же, странно всё это.

– Проблемы сближают людей, – улыбаюсь я. – Исак, ты мне никогда не нравился. Вернее, нет. Не так. Ты настолько незаметен среди толпы, что даже знакомые люди могут забыть о тебе. И, честно признаться, я не замечала тебя до тех пор, пока не увидела, как ты сидишь прямо на парте. В тот день я узнала, что Сара беременна от Вильяма.

– Что? Нет, она не беременна, Нура. Сегодня я узнал от Юнаса, а Юнас узнал от какой-то старшеклассницы, а старшеклассница от своей… в общем, Сара не беременна. И уж тем более от Вильяма.

– Я знаю, что она пыталась купить у Вильяма кое-что.

– Есть такой грешок. Многие покупают дурь у Пенетраторов. Нура, это ерунда. Все наши проблемы – временное явление. Можно сказать, без проблем наша жизнь была бы скучной.

– Ты прав, – я достаю свой телефон и смотрю пропущенные. Семь от папы, один от мамы. Исак мельком смотрит в экран телефона и говорит:

– Хорошо, когда есть семья. Какая бы она ни была. Цени это. Поговори с ними. Поверь, сразу станет легче. Никогда не держи всё в себе.

Не держать всё в себе. Я это запомню.

– Спасибо, Исак.

Мне становится легче. Теперь я знаю, что делать.

========== Впусти переночевать ==========

– Есть будешь? – спрашивает мать, когда видит, как я захожу в гостиную. Она читает Фаренгейта. Конечно, она ещё не успела дочитать. Была занята чем-то более приятным. Хоть мне и непонятно, что может быть приятнее чтения книги.

– Нет, – отрезаю я.

– Нура, – зовёт мать, наблюдая за тем, как стремительно ноги несут меня в свою комнату. – Ты же пойдёшь ночевать к Еве?

– Нет, – повторяю я, закрывая дверь за собой. Мать встаёт с дивана, я понимаю это по скрипу старых пружин под мягким покрытием. Она подходит к моей двери и спрашивает, не открывая.

– Но мы же договаривались.

– Ева уехала со своей мамой на выходные, – говорю я, складывая свои вещи. Только вот куда уйти – не знаю. С матерью под одной крышей оставаться не хочется. А кто захочет жить с человеком, который наглым образом врёт прямо в лицо?

– Очень жаль. Может, я позвоню её маме и скажу, что ты приедешь к ним? Ты же хочешь поехать? – настаивает мать.

Боже. Неужели так сложно дождаться ночи и тихо провести испанца прямо в свою комнату, чтобы я этого не услышала? Я же в свою очередь могу сделать вид, что сплю. К чему весь этот спектакль?

Ах, да. Вечно забываю, что наша жизнь – сплошная бутафория. Она и есть спектакль.

Может, в таком случае мне следует подыграть матери?

– Я хочу поехать. Сама позвоню Еве. Она встретит меня в аэропорту.

– Хорошо, – голос мамы заметно веселеет.

Больше мы не разговариваем. Исак советовал извиниться перед теми, кого я обидела. Перед Вильямом. Ещё раз. Попробовать стоит.

Усаживаясь на кровать поудобнее, я подпираю спину подушкой и кладу себе на колени ноутбук. Захожу в социальную сеть. Магнуссон как раз в онлайне. Очень удачно. Недолго думая, я решаю написать то, что крутится на языке. Нет, не ту идеально отдроченную речь, которую я сочиняла, пока шла к нему домой. Она всё равно выветрилась в тот момент, когда я увидела Вильде, выходящую из его дома с этой самодовольной ухмылочкой, которую мне так отчаянно хотелось стереть с её лица. Я не в чёрном списке Вильяма. Это уже радует.

Нура:

Я хочу всё исправить. Ты дашь мне ещё один шанс?

Я ведь дала тебе возможность объясниться насчёт

происходящего тогда. Согласилась сесть к тебе в машину.

А ты закрываешь дверь перед моим носом.

Немного эгоистично с твоей стороны.

Долго ответа ждать не пришлось.

Вильям:

А воровать мой телефон в корыстных целях

не эгоистично? Пользоваться моей симпатией

к тебе – не эгоистично?

Нура:

Рада, что ты хотя бы не игнорируешь меня.

Вильям:

Это по твоей части игнорировать людей.

Нура:

Ты не ответил. Я могу зайти к тебе домой?

Вильям:

Кажется, мы поменялись местами. Раньше я

пытался добиться хотя бы минуты общения с

тобой. А теперь ты напрашиваешься в гости.

Там и до постели недалеко.

Нура:

Шутить ты так и не научился.

Вильям:

Это не шутка была.

Ну, может, чуть-чуть.

Нура:

Надеюсь, в твоём доме нет сейчас

очередной девушки в шифоновой юбке?

Не хочу вам мешать.

Вильям:

Боже. Неужели, ты ревнуешь?

Ты не моя девушка. Я не твой парень.

Повторяет мои слова. Запомнил ведь, гадёныш.

Нура:

Да, ты не мой парень. Я не твоя девушка.

Поэтому, тебе стоит прекратить шутить на

пошлые темы.

Вильям:

Ты права.

Всё-таки мне нравится, когда этот парень так просто соглашается со мной, без сарказма, без упрёков.

Нура:

Я зайду через полчаса.

Мой взгляд падает на сумку, забитую вещами.

Нура:

Вильям, я могу попросить об услуге?

Вильям:

Опять предлагаешь интим?

Я не продаюсь за деньги.

А за что продаешься?

Нура:

Я просила не шутить на пошлые темы.

Вильям:

Ладно. Что там у тебя?

Нура:

Моя мать… в общем, мне нужно где-то переночевать.

Чёрт. Чёрт. Чёрт. Он скажет «нет». Конечно, Вильям откажет. Он же в своём уме, и не додумается впустить на ночь в свой дом воровку с накрашенными губами. Вряд ли он простил меня за ту выходку.

Вильям:

Тебе придётся заплатить за это.

Нура:

У меня есть деньги.

Вильям:

Я заеду за тобой через полчаса.

Вот так вот просто?

Ноутбук закрывается после того, как я вижу, что Вильям вышел из сети. Что же я делаю? До чего докатилась? Напрашиваюсь на ночь в дом к тому, кого ещё недавно считала настоящим подлецом.

Браво, Нура. Мать врёт тебе насчет своего любовника. Твой родной отец уехал из города. И ты ждёшь, когда Дьявол на своём чёрном Порше подъедет, чтобы увезти тебя в свою крепость.

Где же аплодисменты?

========== Магнуссон, ты – вампир ==========

Моя сумка летит на заднее сидение автомобиля. Я встречаюсь с довольным взглядом Вильяма, когда моя задница в светлых джинсах приземляется на пассажирское сидение. Не знаю, почему мне предпочительней было сесть рядом с водителем, а не со своей сумкой сзади.

– Расскажешь, что там с твоей матерью? – спрашивает Вильям, разворачивая машину.

– В нашей семье всё сложно. Мне не хотелось бы посвящать тебя в подробности, – отмахиваюсь я.

– Очень жаль, – огорчается парень, скорчив наигранно-грустную гримасу. Он так смешно дует губы, создавая между бровями едва заметную морщинку. Его постоянная привычка убирать волосы с лица заставляет меня задуматься над тем, замечает ли он этот жест, и то, с какой частотой в минуту он это делает? Наверное, нет.

– Я даю тебе шанс оправдаться, – рассуждает Вильям, нажимая на педаль газа. Стрелка на индикаторе переваливает за шестьдесят километров в час.

– Вот спасибо, – с сарказмом отвечаю я.

– Серьёзно. Почему ты стащила мой телефон?

– Хотела кое-что узнать. Ты ведь соврал мне тогда. Вернее, не рассказал о том, что…

– «Не рассказал» и «соврал» – разные вещи, – перебивает Вильям.

– Да-да, – мои глаза непроизвольно закатываются. – На самом деле, тогда в моей голове была такая каша. Эти ваши интимные связи с Вильде…

Вильям начинает ржать.

– Эти ваши, – он меняет интонацию, скривив лицо. Копирует меня.

– Интимные связи с Вильде, – упрямо, с невозмутимым выражением лица повторяю я, – плюс ко всему, беременность Сары. В твоём телефоне я просто…

– Ты же знаешь, что она не беременна? – снова перебивает Вильям. – Кстати, я действительно был уверен в том, что она ждёт ребёнка. Поэтому не продал ей дурь, о которой она так просила. Даже домой ко мне заявилась.

– Тебе стоит прекратить торговать этим дерьмом, – спокойно говорю я.

– Тебе стоит прекратить учить меня жизни. Иначе я тебя высажу у ближайшего поворота, – Вильям сворачивает вправо. Мы почти приехали. Осторожно я начинаю давить на парня, задавая вопросы. Интересно увидеть его реакцию.

– Что ты сказал Крису в больнице? В курсе того, что твой друг прислал мне видео, где Вильде делает тебе минет в школьном туалете?

– Ого, ты знаешь слово «минет». Потрясающе, – смеётся Магнуссон. – Нет, я не в курсе. Крис тот ещё подонок. Мы с ним разговаривали о Вильде. Я уверял его в том, что… это уже неважно. Вильде приходила ко мне сегодня, чтобы заплатить за секс.

– Заплатить? – удивляюсь я. – Серьёзно?

– Серьёзно. Я ей отказал, и она решила, что за деньги я вдруг резко изменю своё отношение к ней.

– Странно, раньше-то она тебе не платила, – рассуждаю я с намёком.

– Не платила, – соглашается Вильям.

– Что же изменилось? Почему ты…

– Нура, давай забудем о Вильде, – затыкает меня Магнуссон. – Я попытался вежливо отказать этой девушке, и она начала предлагать мне интим за деньги. Мне хотелось бы закрыть эту тему. В смысле… почему она вдруг решила, что я продаюсь за деньги?

Сколько можно меня перебивать?

– А за что ты продаёшься? – я с интересом смотрю Вильяму прямо в глаза. Мы останавливаемся прямо у его гаража.

– Магнуссоны не продаются, – он вальяжно фыркает, трясёт головой, чтобы убрать волосы с лица, и глушит мотор. Мы вылезаем из машины, и Вильям помогает мне занести вещи в помещение.

Не продаются. Ну конечно. Именно поэтому ты намекнул мне о том, что мне стоит заплатить за ночь в этом доме?

Никогда не была здесь в дневное время суток. Оказывается, в гостиной очень светло. Огромные окна в пол освещают всё помещение, даже дополнительных светильников не нужно. Бледно-серые стены отлично гармонируют с тёмно-коричневым мягким ковром возле огромного дивана. Здесь всё такое… светлое. Почти в одном тоне.

– Твоя комната наверху. Вторая дверь справа, – говорит Вильям, направляясь на кухню. Я в свою очередь решаю посмотреть, где буду спать, и ноги сами несут меня на второй этаж. Здесь действительно очень красиво. Но кто за всё это платит?

– А где твоя семья? – прикрикиваю я, продолжая шагать по лестнице.

– Отец живёт в Нью-Йорке, а мать умерла, когда мне было двенадцать. По крайней мере, отец так сказал. Мама просто куда-то исчезла, когда я был в школе. Она просто не вернулась домой.

Я резко останавливаюсь, услышав шаги на первом этаже. Моё тело разворачивается к парню, я замечаю грустное выражение на его лице.

– Сочувствую, – надеюсь, моё тихое блеяние долетело до ушей Магнуссона.

– Тебе помочь донести вещи? – спрашивает Вильям.

– Нет, спасибо.

Очутившись на втором этаже, я проплываю мимо туалета. Того самого помещения, где я увидела, как Вильям занимается сексом с Вильде. Нужно постоянно напоминать себе о том, чтобы я и близко не подходила к той раковине, на которой Вильде сидела своей задницей. Раковины ведь предназначены совсем для другого. Мельком заглянув в уборную, я вспоминаю, как Вильде пыталась притянуть Вильяма за голову к себе поближе.

Яркие картинки вспыхивают в моём сознании. Парень, как ни странно, упрямо отпирается от максимальной близости, когда нос и губы соприкасаются с партнёром, когда во время секса шепчешь какие-нибудь слова. Почему же со стороны мне кажется, будто Вильям и вовсе этого не хочет?

Затем я вспоминаю своё колоссальное фиаско, когда вместо того, чтобы уйти, я просто напросто выворачиваюсь наизнанку на глазах у этих двоих. Дверь в ванную комнату с грохотом закрывается, я резко сворачиваю вправо и захожу в апартаменты, которые Вильям назвал «моей комнатой». Здесь довольно-таки неплохо. Опять-же светлая комната, только здесь окна не такие огромные, и они завешаны тёмно красной полупрозрачной занавеской. Обои белые, на одной из стен в полный рост изображен Тауэрский мост (Лондон). Сразу видно, что в этой комнате Вильям бывает максимально редко. Кровать недостаточно большая для его двухметрового роста. К тому же, думаю, Вильям спит на двухспальной. Эта же односпальная. Кто жил здесь раньше? Может, его отец? Или сюда Вильям отводит своих пассий после того, как… интересно, а они остаются на ночь в этом доме? Я понимаю, что в этой комнате толком никто не ночует. Сюда даже заходят редко. Вернее, можно сказать, вообще никогда. Спросите, как я это узнала? Да просто напросто почувствовала. Интуиция, или предчувствие, можете называть, как хотите. В некоторых местах даже пыль скопилась, а кровать так идеально застелена, что мне хочется просить у неё прощение за то, что я её потревожу и уберу с кровати красивое тёмно-красное покрывало с золотой вышивкой по краям. В середине этого бархата вышит золотой лев.

Всё-таки, здесь очень красиво, спорить не буду. Но жить в такой комнате я бы не стала. Попахивает фальшью, аристократичностью. Это не моё. Мне по душе маленькие уютные комнатки, где стены могут быть завешаны моими записками, а на кровати лежит белое покрывало в ромашку.

Быстренько разложив свои вещи, я решаю спуститься на первый этаж и приготовить что-нибудь съедобное. С утра я больше ничего не ела, поэтому желудок с жалобным нытьём и диким скручиванием даёт о себе знать. На часах половина пятого. Пора обедо-ужинать. Поздний обед, ранний ужин. Чёрт, Нура, нужно начинать нормально питаться. Ты ведь худая, как щепка, тебя скоро ветром начнёт сдувать. Сиськи нулевые, ноги нулевые, и мозг, кажется, тоже нулевой, раз ты так хреново жрёшь.

Веселым шагом, рассуждая о том, какая же я идиотка в плане неправильного питания, моё тело спускается на первый этаж. Вильям шарится в холодильнике в поисках чего-то съедобного.

– Я могу что-нибудь приготовить, – уверяю парня я, как только вхожу на кухню.

– Что можно приготовить из молока, четырёх яиц и…

Вильям замирает в холодильнике. Может, вспоминает название продукта, а может, он там просто напросто замёрз.

– Из этих продуктов можно приготовить себе поход в магазин, – с сарказмом говорю я, присаживаясь за стол.

– Я позвоню своему приятелю, он привезёт всё необходимое, – ворчит Вильям, немного покраснев.

– Пенетраторы у тебя на побегушках? – смеюсь я.

– Молчала бы, мисс-украду-телефон-ради-Вильде.

На этой фразе я решаю благополучно заткнуть свой рот. Вильям наливает мне стакан молока и я вижу на холодильнике пачку с шоколадными хлопьями. Задница подрывается со стула, и я рывком хватаю картонную коробку и с наслаждением слушаю, как хлопья сыпятся в тарелку. Всё это я заливаю холодным молоком прямо из стакана, а затем встречаюсь с холодным взглядом Вильяма.

– Что? Твой друг пока привезёт продукты, я сдохну с голода, – говорю я с набитым ртом.

– Очень мило, – кривится Вильям и наливает себе стакан воды. Затем он куда-то уходит, оставляя меня одну. Быстренько доев свои ни на каплю не размягчённые хлопья (молоко-то холодное), я решаю проследить за парнем. Магнуссон стоит в дверном проходе, смотрит на улицу. Дым кубарем валит из сигареты, которую парень держит в руке. Я невольно задумываюсь, что это за сигареты такие. Моя мать курит тонкие. Ну, она начала злоупотреблять курением после того, как отец ушёл из дому.

– Вильям, – тихо зову я. Он не слышит. Может, делает вид, что не слышит. На улице уже начинает темнеть, поэтому я решаю подняться в свою комнату. Неплохо было бы принять душ, хоть мне и страшно раздеваться дальше джинсов и свитера в этом доме. Я быстренько раздеваюсь, впрыгиваю в пижамные штаны и футболку, как тут до ушей доносится стук в дверь.

– Чего тебе? – бурчу я, думая о том, как громко будет смеяться Вильям, увидев меня в таком прикиде.

Дверь резко открывается, и я начинаю краснеть. Парень медленно подходит ко мне, разглядывая эту нелепую одежду. Мои ноги не двигаются, они приросли к паркету, как и в тот самый день, когда Вильям узнал о том, что я украла его телефон. Когда он унизил меня перед всей школой этим своим вшивым плакатом с дурацкой надписью. Как и тогда, я не могу даже пальцем пошевельнуть. Ноги не слушаются. Тело приросло к одной мёртвой точке.

Парень подходит ко мне так близко, что мне невольно хочется отойти назад. Но я не могу. Вернее, не хочу. Это будет означать, что я струсила. Поэтому я продолжаю стоять на месте и упрямо смотреть Вильяму прямо в глаза.

Хочешь поиграть? Давай поиграем.

– Прекрати дерзить мне в моём же доме, – спокойно говорит Магнуссон. Я едва заметно киваю, начиная улыбаться. Знаю, что это выведет его из себя. Парень приближается губами к моим и шепчет:

– Чего лыбишься?

Я широко распахиваю глаза, ожидая, что сейчас, следуя инстинктам, я врежу Вильяму, отпихну его прочь, ведь последний раз, когда меня целовали… это была мама. В детстве. Поэтому к такому повороту событий я не готова.

– А теперь ты смотришь на меня, как на монстра, – Вильям отстраняется. Слава богу.

– Зачем ты делаешь это? – тихо говорю я, облегчённо выдыхая.

– Пф, – фыркает он, – это же просто игра. Я думал, ты подыграешь. В любом случае, нужно платить по счетам, Нура. И свои деньги за проживание можешь оставить себе. Может, купишь себе нормальную ночную рубашку.

– Пошёл ты, – шиплю я, наблюдая за тем, как широкая улыбка ползёт по лицу Вильяма. Грёбаный Чеширский кот с гейской чёлочкой.

– Когда будешь расплачиваться? – Вильям хватает меня за обе руки и притягивает к себе. Я утыкаюсь носом прямо в его грудь.

– Отвали! – ору я, отмахиваясь ногами, как идиотка. Руки намертво застряли в его хватке.

– Послушай, – начинает Вильям, ослабив руки, – я и пальцем тебя не трону, пока сама не попросишь. Поняла?

– А сейчас ты что делаешь?! – возмущаюсь я, мельком замечая, что моё лицо горит ярким пламенем. Мне нужно умыться, срочно.

Пока сама не попросишь.

– Я никогда не попрошу о том, чтобы ты… Выйди, пожалуйста.

Мои руки выпихивают хохочущую спину Вильяма из комнаты. Дверь за парнем громко закрывается. Я проворачиваю замок.

– Боишься меня? – мрачно шепчет Магнуссон за дверью.

– Спокойной ночи! – гаркаю я и бью ладонью по деревянному покрытию. Последнее явно было лишним. Спустя какое-то время, когда мое сердце перестало так бешено колотить о рёбра, я сажусь на кровать и прислушиваюсь. Что Магнуссон делает по ночам? Вампиры-то не спят, правильно? У него такие сильные руки. Говорю же – вампир. Мои уши улавливают едва слышимый звук – Вильям лёг на кровать. Выключил свет. Господи, наконец-то. Я могу тихонько пробраться в уборную. Сил уже нет терпеть.

Захватив с собой пузырёк с огуречным лосьоном, и ватный диск, я тихонько открываю дверь и ступаю в кромешную тьму. Надеюсь, на моей могиле напишут что-нибудь приличное, а не идиотскую причину, по которой я сейчас сдохну.

В комнате Вильяма горит свет, поэтому я иду в противоположную сторону. Захожу в уборную, тихонько включаю свет и закрываю за собой двери. Когда моё тело разворачивается в сторону зеркала, я вижу в отражении лицо Вильде.

«Ночуешь у него? Грязная шлюха!» – шипит мне зеркало. Моя рука непроизвольно сжимается в кулак и бьёт прямо в цель. Я с криком разбиваю зеркало, и через какое-то время слышу шаги под дверью.

Вот чёрт.

========== Примирение ==========

На костяшках правой руки выступает кровь. Боль даёт о себе знать не сразу. Проходит буквально полминуты, и рука начинает гореть огнём. Кровь капает на белую плитку, ноги трясутся. Я нахожусь в шоковом состоянии, а Вильям продолжает ломиться ко мне в уборную. Нужно как-то… что-то… сделать, сказать. Что угодно, чтобы Магнуссон перестал колотить в дверь и орать, как потерпевший.

– Хватит стучать, извращенец. Я просто подскользнулась.

– Я слышал звук разбитого стекла. Что случилось? – по голосу я понимаю, что Вильям нервничает. Ну, мягко сказано. Переживает. Нет, тоже мягко сказано. Он в таком же шоке, как и я.

– Иди спать, все нормально. Я просто уронила… стакан с водой, – уверяю я, трясущимися ногами пытаясь вытереть кровь. Но она размазывается, и я делаю только хуже.

– Пришла в туалет, чтобы воды попить?

– Вильям, всё нормально, правда, – ладонь прислоняется к двери, я очень надеюсь, что он поверит. Только одна проблема – разбитое зеркало никакими словами и утешениями не исправишь. Да и осколки в раковине, их следует убрать. Кровь вытереть – не проблема. Но всё остальное… Да и раны на правой руке, их следует обработать.

– Ладно, сделаю вид, что поверил, – Вильям отходит от двери, и, судя по удаляющимся шагам, направляется в свою комнату. Далее я слышу, как закрывается дверь. Он ушёл. Теперь я могу здесь спокойно прибраться. Чёрт возьми, зеркало.

Внимательно я осматриваю середину, куда ещё минуту назад так смачно припечаталась кулаком. От этой ужасной вмятины, словно паутинка, в разные стороны бегут трещины. Зеркало ничем не исправишь. Нужно придумать, как всё это объяснить Вильяму.

– Полная задница, – выдыхаю я, – просто. Блядь.

Словами не описать, как же мне сейчас страшно. Я даже перестаю чувствовать ноющую боль в костяшках. Кровь продолжает капать вниз, я не обращаю внимание. Нужно придумать, что сказать Вильяму. Что я ему, чёрт возьми, скажу? Чистила зубы, и решила продырявить зеркало зубной щёткой? Не поверит.

Ударилась об зеркало головой? Решила помолиться и случайно впечаталась лбом в зеркало?

Да, только молитва мне уже сейчас не поможет, как ни шути. Дело серьёзное. Может, сказать правду? И почему этот вариант стоит последним в моём списке объяснений?

Нахожу в шкафчике бинт и перекись, кое-как забинтовываю руку. Теперь мы с матерью похожи. У неё такие же порезы, только на ладони. Это единственное, чем мы с ней схожи. Интересно, как у неё дела? Нет, сейчас не время думать о матери. Мне следует вытереть капли крови с кафеля. Чёрт, ещё и на ногу немного попало. С горем пополам я делаю все свои дела и заранее помолившись, дёргаю дверь на себя.

Моё лицо врезается в широкую грудь Вильяма. От него пахнет мужским одеколоном. Такой приятный запах, с лёгкими нотками мускуса, жасмина и ванили. Кажется, я слышу запах рома. Может, показалось.

– Думала, я так просто уйду? Я слышал… – он замечает бледность моего лица, затем разбитое зеркало (осколки я заранее завернула в полотенце, а полотенце засунула в шкафчик над ванной – гениально), – что случилось? – взгляд парня падает на перебинтованную руку.

– Вильям, пожалуйста, – умоляю я, – поговорим об этом завтра? Я не смогу объяснить. Хотя, завтра тоже не смогу.

– Пойдём, – парень без лишних вопросов хватает меня за здоровую руку и тащит вниз по лестнице. Мы идём, держась за руки. Как глупо. Я чувствую себя полной дурой. По пути на кухню от щёлкает включатель и рывком усаживает меня на стул. Мне уже не страшно, зато рука, как ненормальная, начала болеть ещё сильнее.

– Внутри могли остаться осколки, – объясняет Вильям. – Нужно проверить.

– НЕТ! – я резко вскрикиваю, от чего Магнуссон подпрыгивает на месте.

– Я сказал, нужно проверить, – настойчиво говорит он.

– Всё нормально. Правда, – молю я. – Не нужно, я уже забинтовала.

– Я забинтую заново.

– Вильям, – я подрываюсь с места и понимаю, что мои ноги снова трясутся. Уже от стыда.

– Сядь и заткнись! – гаркает он, и я тут же падаю обратно на стул. Парня хватает ровно на два раза. На третий он начинает выходить из себя. Понимаю, нервы ведь не железные. Вильям тем временем достаёт пинцет, спирт и вату. Быстрым движением он разворачивается на пятках и садится прямо напротив меня.

– Клади руку на стол. Быстро, – рычит Вильям. Проще послушаться, нежели спорить. Осторожно он разбинтовывает мою кисть. Я с шипением прикусываю нижнюю губу. Мельком глянув на это месиво, замечаю, что раны всё ещё кровоточат.

– Чёрт, – качает головой Магнуссон. – И как же тебя угораздило?

Молчание. Вильям выливает полбанки перекиси прямо на мою кисть, и быстрым движением руки начинает шарить там пинцетом.

– Больно! – мой вопль, думаю, даже отец услышал. Из другого города.

– Терпи, – ласково говорит Вильям. – Кажется, я вижу осколок.

Действовать нужно очень быстро, иначе кровь снова выступит на поверхности и помешает увидеть осколки. Через пять минут боли и крика, Вильям, кажется, достаёт последний маленький осколок. Мы потратили на это дело три банки спирта. Магнуссон тем временем успевает залить себе в горло остатки коньяка, который стоял на той же полке, где и медицинский спирт. Рана перестаёт так сильно болеть. Терпимо. Вильям перебинтовывает мою руку, и вот настал тот самый момент. Неловкий разговор. Давай, задавай вопросы.

– Лучше скажи мне правду, – говорит парень. – Без лишних подробностей.

– Я зашла в уборную умыться, и увидела в зеркале отражение Вильде.

Магнуссон напрягается.

– В смысле, Вильде сейчас находится в доме? – не понимает он.

– Нет. Мне показалось. Галлюцинации, наверное. Всё это можно списать на психическое расстройство. Стресс и всё такое, – отмахиваюсь я.

– Расскажи, что с тобой происходит, – просит Вильям.

– Это скучно, – продолжаю отпираться я, но тут мою забинтованную руку накрывает тёплая ладонь парня.

– Я хочу знать. Может, на всякий случай, вынесу оставшиеся зеркала куда-нибудь подальше отсюда, – смеётся он.

– Отец бросил нас и уехал в другой город. Я даже не знаю, что произошло. Мать винит во всём себя. Вернее, так было до сегодняшнего дня. После того, как… – я запинаюсь, но Вильям сжимает мою руку, – …как ты развесил эти плакаты по всей школе, я решила зайти домой и увидела, как мать занимается сексом с каким-то незнакомым мне человеком. Ещё вчера она клялась в том, что хочет вернуть отца. В итоге Ева уехала с матерью на выходные, я созвонилась с отцом впервые за два или три месяца, и узнала, что он тоже уехал. Мне некуда было идти. Поэтому я решила написать тебе. Но не думай, что я извинилась ради того, чтобы ты впустил меня в дом.

– Почему ты не поговорила с матерью? – спрашивает Вильям, во время моего монолога ни разу не удивившись.

– Не знаю. Не захотела. Она врёт мне прямо в лицо. И всё это время врала, понимаешь?

– Не понимаю. То, что она трахается с незнакомым ТЕБЕ человеком, не даёт тебе права сбегать из дому.

– Я сказала маме, что уезжаю к Еве. Собрала вещи и…

– Послушай, Нура. Тебе стоит поговорить с матерью. Это важно. Твоя мать должна знать, что с тобой происходит.

Чайник закипает.

– Ты будешь чай?

– Я хочу спать, – отмахиваюсь я.

– Слушай, – его рука по-прежнему накрывает мою перебинтованную кисть, – прости, пожалуйста, за то, что развесил эти плакаты. Это было по-детски, и очень глупо с моей стороны.

– А с моей стороны было глупо воровать твой телефон.

Пальцы Вильяма находят мой мизинец. Вернее, половину мизинца, остальное перебинтовано. Он прислоняется своим пальцем к моему и говорит:

– Значит, мир? Больше не будешь бить мои зеркала?

– Постараюсь, – с улыбкой на лице я киваю. Кажется, боль отступает.

Душевная и физическая.

Мне становится легче.

========== Веришь в судьбу? ==========

Ева:

Доброе утро.

Как ты там?

Нура:

Доброе.

Ты не поверишь.

Ева:

Ты тоже.

Нура:

Сначала ты.

Ева:

Мы с мамой улетели в Лондон.

Нура:

Я ночую у Вильяма.

Ева:

ЧТО?

Ты серьёзно?

Нура:

А ты?

Ева:

Обижаешься, что тебя не взяли?

Прости, мы с тобой в следующий раз

обязательно полетим вместе.

Нура:

Всё нормально. Рассказывай, как погуляла.

Какие там достопримечательности?

Ева:

Досто-что?

Да ладно тебе, я шучу.

Вот недавно Тауэрский мост видела.

Мельком я швыряю взгляд в сторону огромных фотообоев на всю стену, прямо напротив кровати. В комнате, где я ночую, этот мост порядком успел задолбать – всего-то за один день. Задолбать в хорошем смысле. Я всю свою осознанную жизнь мечтала побывать в Лондоне. Это, можно сказать, моя несбывшаяся мечта.

Ева:

Ты здесь?

Нура:

Да, я рада за тебя.

Очень.

Когда прилетаешь обратно?

Ева:

Завтра днём.

Мама едет со мной, представляешь?

В смысле, мы проведём с ней остаток

выходного дня.

А как твоя мама?

Нура:

Здорово. Всё хорошо.

Ева:

Погоди, а почему ты ночуешь

у Вильяма?

Блокирую телефон и кидаю его на кровать куда-то ближе к ногам. За дверью тихо. В быстром темпе я встаю с кровати, протираю лицо лосьоном, переодеваюсь в нормальную одежду, потому что с утят на моих пижамных штанах Вильям уже успел посмеяться. Ещё вчера. Останавливаюсь прямо посреди комнаты и начинаю её осматривать. Снова. Этот грёбаный мост так и манит. Еве очень повезло с мамой. Знаю, звучит эгоистично.

Кажется, прошло так много времени. Будто целая вечность. Если Ева прилетает только завтра, то мне придётся провести в этом доме ещё целые сутки. Ничего. Возьму в библиотеке Вильяма что-нибудь почитать и благополучно удеру в парк. На весь день.