Текст книги "Воришка (СИ)"

Автор книги: Звездопад весной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Что, это еще не всё? – испугался эльф.

– Нет. Пока что три раза в день, потом будет меньше.

– Это если доживу…

Бросив на лекаря последний страдальческий взгляд, эльф в два глотка осушил чашку и сообщил:

– Меня сейчас стошнит.

– Ничего страшного, могу налить еще.

– Вы издеваетесь, да?

– Разве что самую малость. Как самочувствие?

– Кроме омерзительного привкуса во рту? Нормально… Голова уже почти не болит.

– У тебя еще и голова болела? – возмутился Галахад.

– И до сих пор болит. А вы меня мучаете.

– Только что ты говорил, что тебя жалеть не надо, – напомнил Галахад.

– Это было до кровавого зелья. Я еще полежу, пожалуй… Разбудите, когда придет время новых пыток.

Эльф осторожно улегся на диван, нашел позу, в которой головная боль почти не ощущалась, и закрыл глаза. Галахад накрыл его пледом и подошел к окну. Куда же подевалась Эжени?

Когда эльф проснулся, за окном была ночь. Он огляделся и убедился, что в залитом лунным светом кабинете никого нет. Что за ерунда… Значит, его не разбудили, когда вернулась Эжени. Или она не вернулась.

Эльф встал, пошатнулся и тут же выпрямился. Не может же голова до сих пор кружиться, надо взять себя в руки. Он приоткрыл дверь кабинета и прислушался. Откуда-то издалека доносились приглушенные голоса, принадлежавшие Галахаду и Эжени. Слов эльф не слышал, но интонации ему не понравились. Они что, ссорятся?

Где-то распахнулась дверь.

– Вы меня с ума сведете, – как-то непривычно эмоционально сказал Галахад, и эльф поспешил нырнуть обратно в кабинет. Эжени что-то ответила, но этого эльф уже не расслышал.

Хлопнула еще одна дверь, кажется, входная.

Эльф на цыпочках прокрался на кухню и увидел, что предсказание Галахада отчасти сбылось: Эжени действительно плакала, уронив голову на кухонный стол.

========== Часть тридцать третья ==========

Комментарий к Часть тридцать третья

Кто не спрятался – я не виновата…

Эльф подошел и сел рядом. Тронул Эжени за руку, понимая, что ничем хорошим это не кончится. Ну и пусть. Пусть кричит и бьет посуду, пусть ругается, пусть! Лишь бы не плакала.

Но Эжени подняла голову, посмотрела на него красными глазами и сказала:

– Не сейчас. Пожалуйста…

И эльфу ничего другого не оставалось, кроме как встать и уйти, тихо прикрыв за собой дверь.

Он вернулся в кабинет и добровольно выпил мерзкую настойку, которой Галахад снова наполнил чашку, пока он спал. Чашка стояла на стуле возле дивана, как будто лекарь собирался разбудить его, но почему-то не стал.

Противный привкус наполнил рот и потихоньку стал исчезать, но больше ничего не исчезало: ни страх, ни тревога, ни чувство вины. К слабости добавилась ноющая боль в ушибленной скуле. Интересно, самого себя исцелить можно? Эльф прикоснулся к синяку, пытаясь вызвать сияние, но ничего не произошло. Может, его и не было больше?

Эльф опустился на диван и неожиданно легко провалился в сон. Разбудило его утреннее солнце. Чашка снова была полна, а кабинет – пуст.

Весь день прошел как-то несуразно. Эльф вставал и бродил по дому, не встречаясь ни с Галахадом, ни с Эжени. Спальня их была закрыта, и туда он даже не пытался войти. Он возвращался в кабинет и ложился на диван, надеясь проснуться уже в привычной обстановке. Ближе к полудню чашка снова оказалась наполнена кровяным сбором, и в этот раз эльф выпил его почти с удовольствием. Может, если вести себя хорошо, принимать лекарства, не шуметь, не создавать проблем, никуда не отлучаться, не колдовать (хорошо, не пытаться колдовать), не дерзить, не воровать, не рисковать жизнью, не делать лишних движений, то всё наладится? Он ведь умел быть послушным, только что-то разленился, потерял бдительность, решил, будто его стерпят и так.

Эльф завернулся в плед и улегся, уткнувшись носом в спинку дивана и стараясь занимать как можно меньше места. Отвратительно тикали часы, отмеряя секунды неизвестности. Но и этот звук вскоре уплыл куда-то, слившись с равномерным звоном в ушах.

Приснилось, будто маленькая рука гладит по макушке и поправляет плед. Приснилось, потому что проснулся эльф снова в одиночестве. На стуле, кроме чашки с кровяным сбором, обнаружился стакан молока и печенье. Аппетита совершенно не было, но эльф заставил себя хотя бы попробовать. Печенье было не вкуснее опилок.

То ли от долгого сна, то ли еще почему, но туман, заволакивающий сознание, становился всё гуще. Казалось, из него уже не выбраться. Скоро только и останется, что спать, спать, не надеясь проснуться.

Но в этот раз уснуть не получилось. Эльф встал и снова подошел к закрытой двери спальни. Тронул ее легонько. Дверь поддалась.

В комнате витал какой-то сладковатый дурманящий запах. Эжени лежала на застеленной кровати, разметав рыжие косы и обнимая подушку. Выглядела она совсем маленькой, потерянной, и снилось ей явно что-то нехорошее. Она больше не плакала, но лицо ее так опухло от слёз, что, казалось, никогда уже не сможет стать прежним.

Туман потихоньку сполз, и эльф понял, что Эжени плакала не из-за него. Ну, может, и из-за него тоже, но разве он мог расстроить ее так сильно? Да, он нарушил обещание, но по уважительной причине. Вся эта история с Клариссой, хоть и неприятная, закончилась хорошо. Все живы. Можно было поверить, что Эжени расстроило это, если бы она его ругала, если бы говорила с ним, да хоть бы даже ударила – хотя она не стала бы.

Нет, должно быть что-то другое, из-за чего они с Галахадом спорили раньше и… Ох, а вдруг они расстались? Вдруг Галахад ушел навсегда, когда захлопнулась входная дверь?

Эльф понимал, что так оно, скорее всего, и есть, но должен был убедиться. В очередной раз оставив заплаканную Эжени за закрытой дверью, он отправился на поиски. Открыл каждую дверь, даже в чулан заглянул. Никого. Покормил голодных кошек, вдруг задумавшись о том, позаботился ли кто-то об остальных животных. Поспешил во двор и заглянул в курятник. Птицы уже спали. Надо будет покормить их утром, если ничего не изменится. Разве так может продолжаться до утра? Конечно, может. Так может продолжаться всю жизнь. Жизнь – она такая… Глупо было об этом забывать.

Эльф прошел мимо фонтана, убедился, что золотая рыбка жива, и свернул к конюшне. Зайти в нее не успел: увидел Галахада.

Лекарь сидел на краю колодца, глядя на дом, как будто очень хотел туда вернуться, но почему-то не мог. Эльфу захотелось сказать ему, что Эжени его обязательно простит, что бы между ними ни произошло, что всё будет хорошо, но вместо этого он только подошел и неловко сказал, констатируя очевидное:

– Вы здесь…

Галахад ничего не ответил, просто притянул эльфа к себе и крепко обнял, не даря защиту, как обычно, а наоборот – нуждаясь в ней. Эльф не знал, откуда ему это известно, но разница была очевидна. И вообще – всё встало на свои места. Было только одно объяснение тому, что Галахад и Эжени ругались среди ночи. Что Эжени зачастила к Мадлен. Что плохо себя чувствовала. Что плакала так горько. И этот непонятный запах в спальне, эти свертки, которые она прятала от эльфа – и от Галахада тоже. Но самое главное – эта невыносимая уязвимость на лице Галахада, эта беспомощность…

Этого не могло быть, но это было единственным объяснением. Понимая, что больше не может пребывать в неведении, эльф спросил:

– Она умирает, да?

– Да.

========== Часть тридцать четвертая ==========

Комментарий к Часть тридцать четвертая

Медиков попрошу отвернуться, чтобы глаза не кровоточили. Официально заявляю, что болезнь Эжени такая же вымышленная, как и болотная хворь. Любые совпадения с реальностью случайны.

– Что с ней? – спросил наконец эльф.

– Грибная чахотка. Знаешь, что это?

Эльф помотал головой, и Галахад объяснил:

– Грибная – потому что как-то связана с песьим ухом. Это такие древесные грибы, они редко встречаются. Считается, что песье ухо выпускает невидимые пары, которые проникают в тело и там остаются. Грибная чахотка может годами никак не проявляться. Может проявляться слабо: головная боль, усталость, мушки перед глазами. У Эжени так было, ей помогал обычный успокаивающий сироп. Я вообще надеялся, что это не грибная чахотка, хотя со временем стало ясно, что она. Есть еще признаки: мерещится запах леса, от дождя кажется, будто в груди что-то набухает. Говорят, это песье ухо растет внутри и понемногу захватывает тело. Не знаю, так ли это. Но вылечить грибную чахотку, увы, нельзя. Ее можно подавить ядами, если повезет. Мы никогда этого не делали, не было нужды. Да и опасно…

Галахад замолчал.

– С ней можно жить довольно долго, – продолжил он наконец, – если боли не станут сильнее. Но иногда они становятся… И добавляется боль в груди, спазмы в горле, судороги. Лекарства тут не помогут, а вот яды… У Мадлен их полно. Она убедила Эжени, будто бы ее тело сильнее песьего уха. Если пить яды по чуть-чуть, то болезнь умрет или хотя бы усохнет настолько, чтобы больше никогда не проявиться. Но это только в том случае, если тело сильнее.

– Вы не знали, – сказал эльф, и это был не вопрос.

– Не знал. Я бы не позволил. Я думаю только о себе, понимаешь? Слишком велик риск. Я мог бы немного приглушить ее боль, но она бы все равно страдала. Просто с этой болью можно жить еще долго, от трав эффект маленький, но стабильный. А Эжени решила рискнуть. Наверное, потому что осталась одна так надолго. Она испугалась, когда боли усилились, и пошла к Мадлен, а та ей наплела, что эту проблему можно решить. Тело молодое, справится… Только оно не справилось. Яды убивали Эжени, а болезнь в это время только росла и крепчала. Если бы я знал, если бы сам рассчитал дозировку и следил, чтобы она не принимала слишком много… Сейчас уже ничего нельзя поделать.

– Когда?..

Четче вопрос не формулировался, но Галахад понял.

– Я не знаю. Может, осталась пара недель. В лучшем случае – несколько месяцев. А может, уже.

– Что, прямо сейчас? И вы… – Голос эльфа сорвался. Он сглотнул и продолжил: – …вы ее бросили одну?

– Она не хочет меня видеть.

– Хочет. Она действительно умрет, если вы не вернетесь, как вы не понимаете?

– Она попросила меня уйти.

– Да кто ее спрашивает! Вы лекарь или кто? Я тоже просил, чтобы вы оставили меня в покое, но вы почему-то не послушались.

– Тебе я мог помочь, а ей – нет. Думаешь, это легко?

– Вы можете ее хотя бы не бросать, – упрямо сказал эльф.

Лекарь раздраженно посмотрел на него, собираясь сказать, что это не имеет значения. Его присутствие не спасет Эжени, она в любом случае не выживет. Вот так паршиво устроен мир: можно сколько угодно любить и бороться, смерть всё равно сильнее.

Только он же прав… Умереть и умереть одной – разные вещи.

– Ладно, черт с тобой. Пойдем.

Лекарь слез с колодца, отряхнулся и расправил плечи.

– И не смейте ее ругать, – сказал эльф. – Она и так уже из-за вас плакала.

– Не буду.

Перед дверью спальни Галахад замер, чувствуя, как решительность покидает его. А вдруг Эжени умерла? Умерла из-за него.

Эльф посмотрел на него и молча распахнул дверь.

На секунду показалось, что Эжени действительно умерла. Она лежала на спине, бледное лицо в сумерках казалось вылепленным из воска. Но вот грудь ее почти незаметно опала на выдохе и снова приподнялась на вдохе. На полу белела сброшенная во сне подушка. Галахад подошел к кровати и лег рядом с Эжени, не решаясь к ней прикоснуться.

Эльф закрыл было за собой дверь, но Галахад шепотом попросил:

– Не уходи.

Эльф нерешительно вошел и сел на самый краешек кровати, глядя на спящую Эжени. Теперь, когда всё раскрылось, он удивился, как раньше не замечал ее бледности и болезненной худобы. Как же быть, когда она умрет? Что станет с Галахадом? Что станет с их жизнью? Невозможно представить, что солнце так и будет светить, куры – нестись, розы – цвести, но уже без нее. Невозможно, но так ведь уже было, когда умерла Лира. Эльф точно знал, что жизнь будет идти своим чередом. Правда, сначала будет как-то никак. Не будет горя, печали, тоски или еще чего-то такого, будет пустота. Снова эта пустота, когда всё проходит мимо, не цепляя, не оставляя следов. Эльфу пришел в голову один очень важный вопрос, но задать его прямо сейчас было некому: Галахад явно уснул, потому что рука его наконец осмелела, обвилась вокруг Эжени, не боясь быть отвергнутой.

Что же, может, лучше не спрашивать. Ответом будет поспешный запрет, это же очевидно.

Эльф не отрывал взгляда от Галахада, пытаясь понять, крепко ли он спит, не проснется ли. Пожалуй, можно попробовать.

Осторожно, стараясь почти не прикасаться, эльф положил руку на грудь Эжени, чувствуя, как бьется жилка в ямке между ключицами. Ощутил затаившуюся внутри боль и попытался вытянуть ее. Рука задрожала от напряжения, но поначалу ничего не произошло. Потом слабо замерцали самые кончики пальцев, по ним пробежала слабая волна тепла, тут же замершая и оборвавшаяся. Эльф поспешно сложил ладонь лодочкой и зажал нос, едва успев поймать первые капли крови. Стараясь двигаться бесшумно, он выскользнул из спальни и прокрался к входной двери.

Кровотечение остановилось довольно быстро, стоило только умыться холодной озерной водой. Эльф лег на мостик, глядя в звездное небо, и подвел итоги. Во-первых, магия еще при нем. Во-вторых, после Клариссы ее осталось очень мало. Возможно, восстановится со временем, но есть ли оно, это время? И помогло ли то ничтожное количество сияния, вылившееся на Эжени, хоть немного? Эти вопросы оставались пока без ответа.

========== Часть тридцать пятая ==========

Утром эльф тщетно пытался определить, полегчало ли Эжени. Она больше не плакала и уже поэтому выглядела лучше. С Галахадом она почти не разговаривала, но постоянно держала его за руку, будто боялась, что он опять уйдет.

Почувствовав себя лишним, эльф ускользнул к соседям, чтобы навестить Руперта и Клариссу. Во-первых, хотелось убедиться, что с Клариссой всё хорошо. Во-вторых, шар так и остался под черешней. В-третьих, нужно было узнать, рассказал ли Руперт кому-нибудь о сиянии.

Руперт был мрачен и разговаривать о событиях позавчерашнего дня отказался. Некоторые части его тела всё еще ныли от близкого знакомства с вожжами, а в памяти свеж был приказ дурацкую историю об огнях никому не повторять. Руперт посчитал наказание крайне несправедливым, потому что дура Кларисса свалилась с дерева по собственной вине, а в истории с огнями не было ни слова выдумки, но спорить с отцом было бессмысленно.

– Забирай свой дурацкий шар и уходи, я занят, – сердито сказал он эльфу.

Про Клариссу эльф допытываться не стал. Как-нибудь в другой раз.

Он вернулся к озеру и попытался было поупражняться с шаром, но не смог даже удержать его на голове достаточно долго, чтобы убрать руки.

– Не торопись, силы нужно восстановить, – сказал Галахад, подходя к нему. – Куда ты пропал?

Эльф пожал плечами.

– Эжени тебя зовет.

– Ругать будет?

– Вряд ли. Момент упущен.

Вся эта беседа была такой обычной, будто и не было вчерашнего дня. Захотелось продлить эту иллюзию, но эльф всё же спросил:

– Как она?

– Учитывая обстоятельства – хорошо. А ты?

– Что?

– Ты как?

Эльф снова пожал плечами.

– Выглядишь как-то не очень.

– Извините, что оскорбляю ваш взор своим видом.

Галахад вымученно улыбнулся, но глаза его остались серьезными.

– Кровяной сбор принимать не забывай.

– А вы не забывайте мне его давать.

Пока Галахад раздумывал, почудился ли ему упрек в этих словах, эльф бережно опустил шар в мешок и отправился к дому.

Эжени полусидела в кровати, теребя спутанный моток ниток.

– Никогда не любила вязать, – пожаловалась она.

Эльф уселся на кровать, забрал у нее моток и стал распутывать. Какое-то время они молчали. Потом эльф спросил:

– Ты ведь больше не принимаешь яд?

– Нет. Зря Галахад сказал тебе…

– Не зря. Всё будет хорошо.

Эжени с преувеличенным интересом стала разглядывать лампу, часто-часто моргая.

– Ты за ним присмотришь, правда? – наконец сказала она.

От этих слов в комнате явственно повеяло смертью. Эльфа пробрала дрожь.

– Это не понадобится, – хрипло сказал он. – Тебе станет лучше.

– Не станет, – покачала головой Эжени. – Я чувствую, как оно растет во мне. Скоро нечем станет дышать.

Она потянулась за склянкой, стоявшей на комоде, и эльф тут же подозрительно спросил:

– Что это?

– Успокаивающий сироп, – ответила Эжени. И тут же добавила: – Не яд.

Она сделала два глотка и поставила склянку на место.

– Посидишь со мной, пока не усну?

– Конечно.

Когда она уснула, эльф снова положил руку на ее грудь. В этот раз сияния было чуть больше – но и кровь из носа пошла сильнее.

Чуть позже, когда Галахад вручил ему чашку с кровяным сбором, эльф послушно выпил и спросил:

– Может, еще?

Галахад с самым серьезным видом пощупал ему лоб и нахмурился.

– Что? – удивился эльф.

– Бредишь, а лоб холодный. Странно.

– Да ну вас… Может, я хочу поскорее выздороветь.

– Похвально, но это не совсем так работает.

– Жаль…

Эльф хотел было спросить, нет ли какого-нибудь средства, предотвращающего внезапные кровотечения, но не решился. Это будет подозрительно, Галахад начнет расспрашивать, узнает и запретит. Так Эжени не помочь… В конце концов, можно и потерпеть.

Оказалось, исцелять тайком не так уж и сложно. Эжени спала много (хотелось верить, что исключительно из-за сиропа), войти к ней в комнату, не разбудив, не составляло труда. Самым сложным было вовремя зажать нос, остановить и смыть кровь и не попасться при этом на глаза Галахаду. Голова, правда, кружилась всё чаще, но эльф уповал на кровяной сбор. Не может настолько отвратительное лекарство оказаться недейственным, это было бы верхом несправедливости.

Шар так и не желал больше балансировать, и эльф ограничивался тем, что просто подолгу рассматривал и гладил его, сидя на берегу озера. Иногда он терял счет времени и вроде как засыпал, сам того не замечая. Не будь шара, эльф чувствовал бы себя совсем одиноко. Галахад постоянно пребывал в задумчивости и не обращал на него внимания, Руперт и Кларисса не приходили, подолгу находиться с обессиленной Эжени было грустно. Даже покинутые хозяйкой животные не дарили больше гармонии. Кошки, обычно искавшие общества, предпочитали теперь спать в кустах, куры и утки бестолково хлопали крыльями и спешили спрятаться, стоило к ним приблизиться, лошади и козы тоже казались нервными и ото всех шарахались. Все как будто ждали, когда уже наконец произойдет неминуемое.

Эльф водил бледной рукой по прозрачной поверхности шара, тщетно пытаясь хотя бы мысленно вернуться в недавнее прошлое, где всё было хорошо.

– Зайди ко мне.

Галахад, неизвестно откуда возникший перед ним, чтобы бросить этот короткий приказ, тут же развернулся и зашагал к дому. Эльф поспешно поднялся, понимая, что ничего хорошего произойти не могло, и пошатнулся. С трудом удержав равновесие, он побрел следом за Галахадом, чувствуя, как вокруг всё плывет. В последнее время это было обычным явлением.

– По-твоему, я слепой? – спросил Галахад, когда эльф сел на диван.

Эльф растерянно посмотрел на него:

– Вы о чем?

– Ты знаешь.

Не дождавшись ответа, Галахад спросил:

– Ну, что молчишь? Рассказывай.

– Не буду, – сказал эльф, опустив голову.

– Почему это?

– Потому что вы мне всё равно сами расскажете. И потому что это вообще очень неразумно. Мало ли что вы там знаете, вдруг совсем не то, о чем я думаю? Выхватить за два разных проступка сразу не очень-то хочется.

Галахад недоверчиво уставился на него:

– То есть было еще что-то?

– Не знаю. Скажите, о чем вы, а я скажу, да или нет.

– Бессовестный. Ладно, хорошо. Я о том, что Эжени выглядит немного лучше, а ты – намного хуже.

Ох, он всё же об этом. Если бы это было возможно, эльф побледнел бы, но он и так всё время был белее полотна. Сделав над собой усилие, он криво улыбнулся:

– Вот спасибо… Я хоть не седой, как некоторые.

– Не сбивай меня с толку. Так что, да или нет?

– А?

– Ты об этом думал?

– Возможно.

– Ты ее исцеляешь?

Эльф вздохнул. Не говорить о чем-то – это одно, а вот прямо врать в ответ на четко поставленный вопрос – другое. Он опустил голову еще ниже:

– Да. И да, я думал именно об этом.

– Разве тебе не было сказано, что ты не должен никого исцелять?

– Но Клариссу же можно! – возмутился эльф.

– И Клариссу нельзя было.

– Вы хотите, чтобы Эжени умерла, да?

– Я хочу, чтобы ты жил. Ты посмотри на себя и на нее. Неужели не видишь, что всё просто не складывается? Ты расходуешь слишком много сил, а улучшение в ее состоянии слишком небольшое. Вы оба умрете, если так будет продолжаться.

– Я хотя бы что-то делаю.

– Что ты пытаешься сказать?

– Ничего. Давайте уже к делу.

– К делу?

– Угу. Бейте уже, для этого же позвали…

Галахад подошел к столу и рывком выдвинул ящик, но достал оттуда вовсе не щетку, как ожидал эльф, а маленькое зеркало.

– Как бы мне этого ни хотелось, я всё же воздержусь, – сказал он, сунув зеркало эльфу. – Посмотри на себя, пожалуйста.

Эльф посмотрел. Худое лицо, обрамленные темными кругами глаза, бледная кожа, бескровные губы, пожелтевший синяк на скуле…

– Стоит на тебя дунуть – ты пополам переломишься, – сердито сказал Галахад.

Эльф промолчал.

– Насмотрелся? Давай сюда.

Галахад зашвырнул зеркало в ящик и опустился на корточки перед эльфом.

– С этого момента ты больше не колдуешь. Совсем. Ни при каких обстоятельствах. Даже если Кларисса опять свернет свою дурацкую шею. Даже если Эжени умрет. Даже если я при тебе истеку кровью. Понятно?

– Вы не можете мне запретить.

– Могу и запрещаю. Но раз мои запреты тебя не волнуют, я буду за тобой следить.

– Что, круглосуточно?

– Разумеется. А потом, когда окрепнешь, у нас с тобой, так уж и быть, состоится долгий разговор о послушании, уважении и последствиях нарушения обещаний. Пока что буду тебе должен.

Эльф поджал губы. Что тут скажешь… Кажется, Галахад тоже считал, что разговор окончен, и эльф спросил:

– Я могу идти?

– Нет, ты остаешься. С этого момента ты находишься исключительно в поле моего зрения.

Комментарий к Часть тридцать пятая

Ребятки, кнопка “жду продолжения” всё ещё существует… И что-то мне кажется, что многие из вас всё же ждут, не новые же сотни набегают каждый день. Кнопка анонимная, никто не узнает, что это именно вы читаете такой кошмар, а мне будет приятно.

========== Часть тридцать шестая ==========

Оказалось, Галахад действительно собирался присматривать за эльфом постоянно. Сначала это не показалось эльфу таким уж ужасным, потому что он и так привык проводить с лекарем время. Не было ничего нового в том, чтобы валяться без дела на диване, пока Галахад копошится в своих травах, это эльфу даже нравилось, потому что создавало иллюзию прежних уюта и покоя. Не огорчился он и позже, когда Галахад, занимаясь домашними делами, потащил его за собой на конюшню, а потом в курятник и в дровяной сарай. Правда, лекарь категорически отверг робкое предложение помощи, невежливо ткнув эльфа носом в его слабое здоровье.

Эжени встала и даже приготовила ужин, и ее Галахад не ругал. Значит, дела всё ещё плохи…

Эльф вопросительно посмотрел на Галахада: «Рассказать ей?»

Галахад развел руками: «Как знаешь».

Если бы лекарь заставил его рассказать, эльф бы возмутился, пожалуй, не меньше, чем если бы он велел ему молчать. Но что делать с этой свободой действия? Вообще-то Эжени могла поддержать идею и повлиять на мужа, но что-то подсказывало эльфу, что она этого не сделает. Скорее всего, просто распереживается и категорически запретит себя спасать. Решив ничего ей пока не говорить, эльф посмотрел на Галахада и против воли почувствовал что-то вроде благодарности. Конечно, он зануда и тиран, но хоть какое-то решение позволил принять самостоятельно…

Ужин прошел в мирной обстановке. Все трое старались держаться подальше от неудобных тем, и эльф даже расслабился, решив, что всё как-нибудь образуется.

Осознание пришло позже, когда настала пора ложиться спать. Галахад сгреб в охапку пару одеял, простыню и подушку и отвел эльфа в чулан.

– Извини, пока так, – сказал он, бросая одно из одеял на сундук и застилая его простыней.

– Вы серьезно? – возмутился эльф.

– Увы. Дверь в твою спальню не запирается, да и окно там слишком удобное. Я не могу караулить тебя всю ночь.

– Я не сбегу, честное слово.

– Я не этого боюсь.

– И исцелять тоже не буду, – поспешно заверил его эльф.

– У меня есть основания не верить твоим обещаниям. Извини, – еще раз сказал Галахад и вышел, заперев за собой дверь.

Эльф сердито пнул сундук. Ночевать в чулане! С пауками и вообще. Нет, он спал и в местах похуже, но это же просто несправедливо… Что бы он ни делал, всегда всё заканчивается поражением. Почему никто не понимает, что он хотел как лучше? И получилось же, получилось! Эжени уже не так плохо выглядит, еще бы чуть-чуть…

Когда наконец настало утро и Галахад открыл дверь, эльф отвернулся к стене и натянул одеяло на голову.

– Выходи.

– Не хочу.

Галахад молча поднял его на руки вместе с одеялом, вынес в коридор и поставил на пол. Пока он запирал дверь на ключ, эльф пробурчал:

– Кто сильнее, тот и прав, да?

– Я не утверждаю, что я прав. У меня просто нет времени тебя уговаривать.

Что-то неприятно кольнуло от этих слов, и эльф прикусил язык, пока не сказал еще что-нибудь, чего говорить не надо. Вот оно, вот что кольнуло. Нельзя. Нет времени. Нет места. Нельзя говорить, нельзя шутить, нельзя ошибаться, нельзя ни в чем нуждаться, нельзя быть. Черт, но это же так закономерно. Когда он только успел привыкнуть к тому, что с ним считаются? Когда, а главное – зачем? Вот это было зря, высоко взлетел, теперь падать назад больно.

– Приведи себя в порядок и приходи завтракать, – сказал Галахад, как будто всё было хорошо.

– Не буду, – упрямо ответил эльф.

Галахад хотел было что-то возразить, но передумал, взял эльфа за локоть и отвел в кабинет. Закрыл дверь и только тогда сказал:

– Моя жена умирает. Ты не мог бы проявить хоть немного уважения?

– Вы так говорите, будто меня это не касается.

– Ты так себя ведешь, будто тебя это не касается.

Эльф ошарашенно заморгал, потому что это вовсе не было правдой. Наоборот. Он единственный хоть что-то делал… Нет, пытался делать, пока ему это не запретили.

– Почему я не могу всё же попробовать? – спросил он. – Может, не сейчас, вы правы, я слишком ослаб, но я же восстанавливаюсь, я же смог оживить Клариссу, почему вы не хотите, чтобы я помог Эжени?

Галахад устало покачал головой:

– Не имеет значения, хочу я или нет. Я не имею права тебя об этом просить.

– Не просите. Я сам хочу, – с готовностью ответил эльф.

– Нет.

– Отвернитесь и сделайте вид, что не видели. Что вам стоит?

– Я не могу.

– Если бы вы были на моем месте, неужели не стали бы даже пытаться?

– Разумеется, стал бы. Но я не на твоем месте. Прекрати, пожалуйста. Ты всё усложняешь.

– Вы просто не хотите, чтобы она поправилась! – с обидой воскликнул эльф.

Что-то вспыхнуло и тут же погасло в глазах лекаря.

– Ты сам не понимаешь, что несешь, – сказал он после небольшой паузы. – Я не знаю, сколько я еще смогу выдержать, если так будет продолжаться. Я не могу постоянно воевать еще и с тобой. Пожалуйста, услышь меня.

– Я услышал, – тихо сказал эльф. – Вам не придется…

Он вышел из кабинета и медленно побрел в свою комнату, чтобы умыться и переодеться. Долго причесывал потускневшие волосы. Потом прикоснулся к своему медальону, погладил его и решительно дернул, обрывая нитку. Медальон с тихим звоном упал на пол. Эльф поднял его и положил на край комода.

Он не знал, что собирается сделать, пока ноги сами не принесли его к двери. Ни Галахада, ни Эжени он по пути не встретил, и это можно было бы посчитать совпадением, но эльф понимал, что это скорее знак согласия. Они таким образом молча подтверждали, что он – наконец-то! – делает всё правильно.

Дверь тихо скрипнула, когда он выходил из дома, но никто не прибежал, чтобы уговорить его остаться.

Особо не раздумывая, эльф пошел через лес, а потом по мостику над скалами. Он спустился в уже знакомую долину и совсем не удивился, увидев Эскиля. Конюх брел ему навстречу, слегка пошатываясь. Он остановился совсем близко, едва не толкнув эльфа плечом.

– Да ведь это… – Эскиль отошел на пару шагов, прислонился к стене амбара, озадаченно всматриваясь в эльфа. – Точно, он самый. Принесла же нелегкая! Послушай, только из уважения к твоему шарлатану-папаше… Проваливай отсюда, пока цел!

Эльф на всякий случай попятился, но уходить не спешил. Совсем уже этот Эскиль свихнулся. Чего он бесится? Не из-за слизняков же… Если бы он знал, давно всем разболтал бы.

– Вали, вали! – продолжал Эскиль. – Ну, чего встал?

– Ладно, не надо так орать, уже ухожу, – сказал эльф, хотя поворачивать назад не хотелось.

– Да быстрее же ты, беги! – крикнул Эскиль, поднимая вилы.

Дальше было очень медленно. Эльф в изумлении уставился на Эскиля, не понимая, за что его – и вдруг вилами. Увидел, что Эскиль смотрит не на него, а на что-то за его плечом, но обернуться не успел, потому что в воздухе свистнуло, а потом в висок Эскиля впечаталось круглое, тяжелое. Что-то противно хлюпнуло, как свинья в корыте, а потом в обратном направлении широкой дугой плеснулось другое что-то. Только красное и тягучее. Первое что-то оказалось кистенем. Он уже отсоединился от головы Эскиля, влекомый цепью в чьей-то руке, а сам конюх двумя некрасивыми движениями рухнул на колени и ничком. Второе что-то, забрызгавшее траву, сено, лицо эльфа и вообще всё вокруг, оказалось кровью Эскиля. Хотелось надеяться, что только кровью, без примеси мозгов. Еще не успев осознать случившееся, эльф проследил путь шипастого шара, раскроившего голову Эскиля: цепь, деревянная рукоятка, сжатая в сильных пальцах, широкий плащ, расшитый знакомыми символами. В голове вспыхнула красным паника. Через секунду память подсказала, что Руфус мертв, а значит, это не может быть его плащ. Нет, плащ, может быть, и его, но в плаще – не он. И правда, хмурое лицо убийцы было незнакомым.

Эльф перевел взгляд на Эскиля, отстраненно ощущая зуд в пальцах. Даже будь они одни, сияния не хватило бы, чтобы прибрать этот бардак. А в присутствии незнакомого жреца нельзя – хотя он знает, конечно же, знает. И Эскиль знал, он пытался предупредить, спасти, а не прогнать… Теперь конюх мертв из-за него, а он стоит столбом и даже не пытается ему помочь. Что за жизнь…

– Здравствуй, – сказал убийца. – Ты пойдешь со мной.

========== Часть тридцать седьмая ==========

Комментарий к Часть тридцать седьмая

Знаю, вам любопытно, что же будет дальше с бедным эльфом… Именно поэтому часть тридцать седьмая выглядит именно так)

Галахад перерыл все шкафы и полки на кухне и спустился в погреб. Сегодня даже задача накормить семью завтраком оказалась слишком сложной. Хлеб зачерствел, до сыра добрались мыши, а до забытого на столе масла – кошки. Можно было бы сварить кашу, но молоко скисло. Блины тоже не получились бы: яйца закончились, а куры перестали нестись. Строго говоря, из съедобного в доме оставалось варенье, пара луковиц, остатки разных круп, мешок муки и пожилая репа, которую давно следовало бы выбросить. Галахад вздохнул. Его кулинарных способностей вряд ли хватило бы, чтобы превратить всё это в хоть сколько-нибудь съедобное блюдо. Значит, надо будет сходить на рынок, а прямо сейчас – подоить козу. Вообще-то даже удачно, что навалилось столько дел, чем меньше времени на размышления, тем лучше.