Текст книги "Российская Зомбирация (СИ)"

Автор книги: Злобин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

–Есть!

Бой за стенами дома культуры усиливался и, казалось, что теперь он уже раскатисто, как горох, катится по мраморным коридорам дворца. Паника в зале нарастала, люди рвались к дверям, мешая организовать охрану входов и выходов.

–Оставайтесь на местах! Они не смогут сюда попасть.

Но было поздно, поднялся дамский визг, предвестник массовой паники и толпа, смяв охранников и затоптав кого-то из них, бросилась через двери по коридорам. Вход успели затворить. Образованные, интеллигентные люди, поддавшись паническому смешению, превратились в толпу, качество которой и поведение всегда доминантно, даже если бы она оказалась слеплена из обыкновенных людей. Стрельба стала слышней, но вместе с тем реже. Лишь немногие благоразумные люди остались в креслах под прикрытием судорожно сжимающих оружие людей.

–Бесполезно, – покачал головой Иван, – бесполезно. А может и полезно, если правильно питаться.

Закрытая массивная дверь резко распахнулась, как плащ эксбициониста, с силой ударив искуроченными створками о стены. Огромная мраморная плита, вырванная из холла и брошенная с нечеловеческой силой, в куче пыльных искр, врезалась в декоративную колонну. В дальний конец зала ворвалось огромное, издалека напоминающее человека существо, перевитое мышцами, как канатами.

Затрещали автоматы, не причинявшие особого вреда мертвецу. Охрана на сцене тоже открыла огонь, но ужасное существо понеслось навстречу сцене и пулям, со шлепаньем впивающимся в вязкое тело, расшвыривая в стороны кресла. Чудище хватало солдат, пыталось поделить их надвое, но не слаживая со столь сложным действием просто превращало людей в трепыхающийся, повизгивающий комок, из которого торчали переломанные руки и позвонки. Монстр с размаху опускал огромные кулаки на головы защитникам, так что череп входил в плечи и высвобождал растекающиеся по плечам мозги, оставляя на бронежилете одну сплющенную каску. Дорога к сцене была усеяна сжатыми, как снопы, трупами. Один солдат был схвачен, и визжащей куклой подкинут вверх, под самый потолок, где он сшиб огромную хрустальную люстру, упавшую вниз и похоронившую под собой нескольких гражданских, от ужаса не успевших улизнуть за кулисы.

–Бейте ему по голове! В голову стреляйте! – орал Волин, – он выхватил табельный пистолет и редко, но прицельно стрелял чудищу в голову.

Состряпав лепешки из солдат, монстр уже не так уверено подбирался к возвышению сцены, откуда точечными кинжальными выстрелами, направленными ему в голову, рубили визжащие свинцовые пули. Мертвец брел вперед, покачиваясь из стороны в сторону, изображая пьяного. Из дымящихся ран стекала густая, почти черная, как гудрон, кровь.

От каждого попадания Иван кривился, как от зубной боли. Чудище подняло левую руку и заслонило уязвимую голову наростом мышц, но меткий выстрел Волина перебила сухожилие и рука опустилась, как плеть уставшего погонщика.

Вязкая черная кровь выступила уже на кривом, в каких-то роговых наростах и шишках черепе Нечто, и оно все неуверенней брело к отстреливающимся людям. Кончались патроны, и когда монстр уже занес огромные руки на сцену, как обычно перекидывают ногу, перелезая через забор, пытаясь забраться к попятившимся назад людям, только в обойме полковника, выверяющего каждый выстрел, осталось два патрона.

Один из телохранителей, быстро задышав, бросился вперед, перепрыгнул через руку, больше напоминающую ствол дерева и попытался вонзить нож в бычью шею гиганта, но был смят второй конечностью и вбит в доски пола, как погнувшийся, заржавленный кровью гвоздь.

–Бесполезно, – покачал головой Иван, – бесполезно.

Охранники медленно попятились и, не пытаясь больше защищать своего шефа, сбежали за сцену. Своя шкура в здании, исходящим воплями агонии, была им дороже. Хотя они и не могли знать, что у всех входов-выходов расставлены мертвые кордоны. Полковник же остался стоять спокойным и невредимым. Он участвовал в дуэли.

На мужчину не мигая, смотрел красный глаз. Он был полностью залит кровью, но через красную штору проглядывал печальный, словно не хотящий никакого зла хрусталик, по цвету напоминающий чернику. Делай добро, зло само получится. Монстр все неувереннее полз вперед и, казалось, что только глаза, вживленные в этого собранного из мертвых органов Франкенштейна из чужого, доброго человеческого тела, противились злой воле бешеной мышечной массы.

Военному стало жаль это существо, как может стать жалко несправедливо обиженного человека.

Еремей Волин сделал два шага вперед, чтобы не промахнуться. Он высился между двух огромных лапищ, которые могли переломить и такой крепкий дуб, каким был военный. Он приставил черное дуло пистолета почти вплотную к огромному вздернутому, как жалюзи, веку и надавил на спусковую скобу.

Монстру не вырвало затылок, пуля завязла где-то в извилинах. Тело дернулось и забилось в медленных конвульсиях. Пальцы заскребли по дощатому эшафоту, будто прося аплодисментов. Волин осторожно перешагнул через могучие руки существа и уставился на Ивана.

Тот почесал затылок:

–А все, потому что не надо было против меня строить заговор.

–У тебя многое вышло, – произнес мужчина, – но я оказался умней. Пристрелить тебя бы, как собаку, да больно непонятная ты птица. Понять хочу, что и зачем. Чтобы потом таких, как ты издалека убивать.

Военный наставил пистолет на Ивана. В разгоряченном члене ствола была еще одна пуля. В пробитый проход сунулся было буйный, привлеченный вкусной плотью, припал к ближайшему телу, вырывая из него сочные, долго тянущиеся кусочки, но завидев еще живого человека, ринулись к сцене. Волин онемев, смотрел на то, как молниеносно приближается к нему этот комок ненависти.

Иван произнес:

–Время выбора. Даже такому сильному человеку как ты не победить агрессивного мертвеца в рукопашной схватке.

Когда зомби уже был готов сходу вскочить на возвышение, Волин отвел руку с пистолетом и выстрелил прямо в развернутую пасть, отчего труп перекувыркнулся, сделал сальто в воздухе, и рухнул на первые ряды, хрустнув спиной о тела журналистов.

Брошенные телевизионные камеры продолжали работать в прямом эфире, и все происходящее жители Новосибирска могли видеть в теплых квартирах. Только вряд ли теперь их интересовали результаты каких-то там выборов.

Волин посмотрел на Ивана, его бэйджик с именем по-прежнему висел напротив сердца. Его обладатель произнес:

–Что тебе сказать?

–Просто скажи кто вы.

Иван пошкрябал треугольный подбородок, оставляя на нем, как после бритья, темные синие полосы. Немного погодя он развел руками:

–Я не знаю.

–Как это?

–Я такой же, как ты, разница в том, что мне нравится завтракать человеческими потрохами. В сущности, отличие между нами лишь в рационе питания, и такие люди, как ты, придают этому почему-то огромное значение. А если бы я питался только раклетом, это тоже был бы повод меня ненавидеть?

Некоторые трупы слегка шевелились, как будто насильственно изгнанная душа пыталась влезть в тело обратно через ноздри, но это выходил воздух, спрятавшийся в недвижимых теперь легких. Слышно было, как агонизирует нервная система, и пальцы карябают пол. С шипением змей выходила почти черная, не киношная кровь.

Еремей Волин наморщил лоб:

–Что за раклет?

Иван без злобы ответил:

–Одно швейцарское кушанье.

–Ааа...

Помолчали.

В зал осторожно начали просачиваться мертвецы. Они не бежали с криками к сцене, а шествовали чинно, почти чеканя шаг и не обращая внимания на такую вкусную и пока еще теплую кровь, текущую ручьями. Вскоре залу заполнили уже сотни мертвых тел. Они, пошатываясь, шли по проходам, садились в уцелевшие кресла и, складывая на груди руки, миролюбиво смотрели вперед, туда, где в лезвиях софитов стояли двое. Некоторые мужчины наклонялись и пропускали вперед дам в рваной одежде. Стайка зомби-детишек побежала вперед и уселась прямо на трупы в первом ряду.

Все это делалось по какому-то заранее спроектированному сценарию, где каждый знал отведенную ему роль и, поэтому не было потребности в шыканьи, ругани, причитаниях и прочей толкотне, которая обычно бывает при начале концертного представления.

Волин обозревал новых зрителей, среди которых было много тех, кто недавно, каких-нибудь пятнадцать минут назад, занимал свое место, приветствую его, героя и победителя... сейчас они благопристойно, в духе высшего английского общества, наблюдали за ним с пугающим равнодушием.

Полковник спросил:

–А почему не все покусанные люди становятся зомби?

Иван пожал плечами, рассматривая перед собой тело жирного человека. Он был убит, пытаясь сбежать уже на подмостках, от случайной пули, перекрыв своей тушей линию огня.

–Потому что не все люди еще стали дерьмом.

–То есть?

–Зомбями становятся только плохие люди, – безразлично произнес человек, – Овощами – безразличные по жизни, агрессивными, то есть буйными, всякое хулиганье, в чьих жилах при жизни текла злоба.

Волин поморщился, не скрывая своего отвращение к такой бредовой версией даже тогда, когда из зала его фигуру буравили взглядом сотни мертвых слушателей.

–Бред собачий! Это не что иное, как вирус.

–Вирус безразличия, ты прав.

Иван нагнулся и, двумя руками выдрав склизкую, как пиявка, печень бывшего партийного бонзы, стал ее внимательно рассматривать. Волин задумчиво почесал подбородок, не смея прервать таинственное существо, а кем-кем, но человеком, не смотря на живое заверение в этом, Иван не являлся. Никакого приступа тошноты, какой случился тогда в кабинете, не произошло.

–Тебя же зовут Иван?

–Не имеет значения. Как не имели бы для муравьев значения имена людей, разрушавших их муравейник.

–Ааа...

Иван взглянул на человека темными, подернувшимися нетерпением, глазами:

–Слушай, Ерема, ты что, ждешь от меня типично-киношной, литературной речи главного злодея что ли? Где бы я объяснил, почему люди всех жрали, почему я научился управлять этим процессом, зачем мне все это? Так? Ты реально хочешь обесчестить эту прекрасную комнату, задрапированную кровью, объяснениями? Не жаль меня, пожалей благодушных зрителей.

Зрители закивали головами, иногда переусердствуя и ударяясь лбами о спинку переднего кресла.

–Эээ... ну, да.

Иван громко захохотал:

–А вот хрен тебе! Помрешь в неведение!

Видя то, как заиграли желваки военного, мертвец, если это был он, примирительно произнес:

–Зато я объясню тебе кое-что другое. Видишь эту печень? Хочешь ее пощупать? Нет? А жаль, ты бы почувствовал, как она уплотнена. Этот человек много пил, печень нездорового, темно-серого цвета. Она обескровлена, конечно, но видно, как она болезненна. Бьюсь об заклад, будь я викингом, то никогда бы не стал вонзать в нее свои зубы!

Фен громко и счастливо захохотал. Он отбросил склизкий комок в сторону и, опустив обагрившиеся, как у хирурга, руки в разодранное чрево человека, надавил там на легкое. Оно расползлось, и сквозь кровь было видно, как последние эритроциты омывают черноватую гнильцу. Точно Иван разломал на части трухлявый гриб. На этом представление не закончилось и мужчина, острыми ногтями поковырявшись в левой стороне груди, извлек вовсе не червовое сердце. И не казалось странным, что он так легко управляется с человеческими органами, достать которых без специальных инструментов, было очень проблематично.

–А вот и сердце. Как ты думаешь, Еремей, это было здоровое сердце человека?

–Полчаса назад определенно да, – вяло пошутил человек, – сейчас, скорее всего, нет. Где моя премия?

–Я думаю, ты не прав. Это сердце за свою жизнь перекачало крови больше, чем воды в Волге, но вот билось ли оно когда-нибудь по-настоящему? Тук-тук... тук-тук... при виде девушки невообразимой красоты и с маленькой родинкой над верхней губой? Тук-тук... или когда ждало новости о том, кто же у него родиться? Когда несся в атаку с автоматом наперевес, выполняя прописанный долг... или, хотя бы, совершая хоть что-нибудь, что учащает сердцебиение? Защитить бедняка или вступится в драке за слабого? Сколько тонн крови перекачал этот маленький, по-своему совершенный орган. Этим объемом можно было бы наполнить десятки нефтяных танкеров. И все напрасно. Я думаю, что это сердце билось лишь тогда, когда знакомилось с очередной проституткой, а может взяткой, шикарной машиной, изменой.... И тогда оно билось, билось по-настоящему, как по значительному поводу: тук-тук, тук-тук-туктук. Сливаясь в гул! Чтобы крышу сносило, чтобы выпрыгнуть из окна хотелось и, оттолкнувшись от земли, взлететь к Луне! А там кружить в вальсе, улыбаясь так, что рот вот-вот порвется и пасть на ножны травы, совсем не думая о том, что на луне она расти и не может....! Да ни хрена подобного. Это сердце обыкновенного старого мудака.

Хрупкий человеческий сосуд, где, как думает человек, прописана душа, вместо того, чтобы выскользнуть из руки Ивана, сжался в его как будто увеличившимся кулаке. Поразительно, но твердый орган превратился в лепешку с торчащими оттуда трубами аорт.

–Я думаю, самый запомнившийся поступок этого человека состоял в том, что он в пятом классе сидя на первом варианте, решил обмануть учительницу и написать второй вариант. Собственно он и не жил никогда, вот так вот. Еще вопросы?

–Ответь кто ты, ведь интересно.

Иван ответил совершенно серьезно:

–Я Спаситель. Второе Пришествие Христа. Тринадцатый имам, блин. Всем кем хочу, могу быть.

–Ты врешь.

–Почему?

–По кочану.

–Ты всегда был упертым. А я умел прогибаться. Мир слишком зажрался, пора пустить ему кровь. Нечего удивляться моей жестокости, если у мира железное сердце, ржавая борода и медный язык.

Волин в упор посмотрел на бывшего хозяина:

–Что вы будете теперь делать?

Иван выказал одежде небрежность: вытер об нее руки.

–Меня ждет увлекательная поездка в китайскую провинцию Сычуань на местный курултай. Порядок там держится на штыках, но там уже много миллионов моих поклонников. Я приведу их сюда. Они последуют за своим мертвым фюрером, который, похоже, в той, еще живой своей жизни, был настолько плохим человеком, что теперь, превратившись в мертвеца, способен творить такое. Как-никак мне нужна армия для похода на Москву, а затем в Европу. Я, право, повторяю путь Чингисхана и Батыя.

Еремей долго выбирал момент, чтобы бросить свое тело вперед. У него была только одна попытка и надежда на неожиданность, чтобы справиться с неведомым созданием. Хрен его разберет: человек или что-то другое? А когда в зале толпы его поклонников, выбирать не приходилось.

–Я тебе покажу, сука, Козельск!

Еремей Волин прыгнул вперед, намереваясь схватить за шею противника, но был остановлен рукой. Снова мерзкой, чуть теплой, покрытой гнилыми язвами рукой. Дуэль взглядов заняла с полминуты, где могучие руки полковника пытались разомкнуть плотный капкан зачеловека. Поверженный и стриженый Самсон рухнул, отдав смелости душу и свой прощальный подвиг.

Иван повернулся к публике и поклонился.

Раздались жесткие, холодные постукивания, перерождающиеся в яростно настроенные аплодисменты. Мертвецы, храня молчания, повставали с мест и пока неумело, но с каждым разом все более искусно хлопали своему предводителю.

Он, улыбнувшись, прокомандовал:

–Благодарю, друзья. А теперь – на улицу, к своим братьям, которым очень нужна помощь. Наружу, к мясу!

Кровь из распространенных тел грязным и одновременно свежим фонтаном “made in Retergof”, стекала к сцене. Бездыханный Еремей Волин валялся как мешок навоза, зашитый в мешок эпителия. Незаурядная жизнь бесстрашного человека закончилась, как и у остальных людей.

Всё было так, как задумал Иван. Всякая сила, угрожающая новому порядку, который ришел на смену одряхлевшему миру, уничтожена. Вооруженные концерны были развалены созданный им же Партией Живых. Но странная метаморфоза неожиданно превратила весь актив новоиспеченной партии власти, куда по извечной русской традиции перебежали все видные люди области, в Партию Мертвых.

Вот незадача, огромная часть Сибири осталась без высшего военного, административного и интеллигентного щита. Ни хозяев, ни управленцев, только разрозненные войска, которые от перебоя со снабжениями учинят мародерство и разбой, привнеся новый виток хаос. Бери голыми руками.

Он вышел на балкон, и балюстрада размножила его ноги. Феликс вознес руки в царственном жесте, будто приглашая на танец небо, и окинул взглядом дрожащую улицу. По ней скачками неслись зомби, настигая и раздирая на части бегущих прохожих. Они переворачивали автобусы, куда забивались перепуганные человечки и проникали туда через разбитые окна, сея крики и панику, пожниная кровь и плоть. Длинный сухой мертвяк лакомился умершим грудным ребенком, а рядом его мать в сарафане доедал трухлявый, гнилой мертвец.

–Ешьте, дети мои! Ешьте! – звенел голос учителя, – это всего лишь люди! Сожрите этот город с потрохами! Выпейте его глаза, съешьте печень. Пируйте на славу, ведь мы – чума! Пусть по улицам текут реки крови, а в метро наполнится стенаниями мертвецов. Этот город очень богат на тех, кто встанет рядом с нами!

Так закончилась вторая битва за Новосибирск. Живые мертвецы, совершившие массовую фронтальную атаку всех блокпостов на подходе к городу, ворвались в него и пополнили свои ряды тысячами тысяч новых солдат. Одновременно изнутри, под руководством Ивана или Феликса, реальное имя не имело значения, были уничтожены все видные руководители людей. За короткий промежуток времени было убито больше ста тысяч человек и еще больше было приговорено. Целые похоронные процессии в метро, застревающие в обесточенных туннелях, медленно погибали в кровавой бане, устроенной захватчиками.

В чем же была причина обращения людей в зомби? Тупости, цикличности истории, вирусах? Бактериях, болезнях, сумасшествие, каре богов, инопланетном разуме, предчувствием Апокалипсиса, доведенных до краюшки хлеба людях, в масонском заговоре или ходе эволюции?

Может суть была и в том, что иные живые в наше мире мало чем отличаются от мертвых.

На улице какой-то бородатый мужчина с железной жлыгой расшвыривал здоровенных зомби. За его спиной кричала женщина, и плакал ребенок. Фен поморщился, уловив сопротивление, и тут же на защищающегося мужчину с каким-то печенежским визгом запрыгнули со всех сторон мертвецы, и через секунды все было кончено.

–Благодать то какая!

Феликс, если это было его настоящее имя, а человек могущий менять личину, с тем же успехом мог менять и псевдоним, немного сожалел о том, что так и не удосужился выслушать теорию Ивана о том, откуда, собственно, взялся он и ему подобные. Он отчетливо знал то, что по всему миру со дня на день повторится тот сценарий, который, как по нотам, разыгрался в Сибири.

Зачем это всё?

Берите на вооружение любой понравившийся вам метод. Это все равно, что сделать последнюю затяжку на смертном одре. Суть пересказанной истории вовсе не в этом. И зомби всего лишь фон.

Феликс долго вглядывался в радующееся и сияющее небо. Оттуда стекало платина с серебром, и было чертовски приятно наблюдать, как мертвецы вламываются в закрытые дома или выбрасывают на улицу визжащих водителей легковушек. Мертвое сердце веселил бубонный пожар, перекидывающийся на верхние этажи, откуда падали, разбиваясь насмерть, всю жизнь живущие у черты и наконец-то загнанные за нее люди.

–Это еще не конец, – весело произнес Феликс, тяжело вздохнул и, развернувшись, покинул балкон.

В конце концов, он просто ел человеческую плоть.

Продолжение следует?