Текст книги "Слепой (СИ)"
Автор книги: Yukimi
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
День третий – День N. Неделя пьянства.
Звонок в дверь заставил меня таки отстраниться. Я нехотя последний раз лизнул мягкие губы, поднялся, выходя из комнаты. Блять, он же не простит, никогда. Он же… Мир слишком злопамятный. Еба-а-ать, я поцеловал парня. Парня, мать вашу. К тому же слепого. Я до ужаса напугал слепого мальчишку и насильно поцеловал.
– А, Арчик, – протянул я как можно насмешливее, стараясь отвлечься от мыслей. Сейчас важно другое – не уронить себя в глазах этого придурка, потому что тогда я вообще не смогу себя за личность воспринимать. Да… уже не могу. Я урод, самый настоящий. Ну и ладно.
– Аристарх, – хмуро поправил брюнетик, заходя в квартиру с кейсом. Модные очки, пальто и кожаный кейс – пожалуй, мнение об этом человеке можно было составить сразу: просто козявка, что никому не важна, но пресмыкается перед вышестоящими. Перед отцом. Меня-то ни во что не ставит, считает, что папашка компанию не доверит.
– Арчик, – ласково повторил я, – раздевайся быстрее. Надо парня одного подстричь. Только… он слепой, потому осторожнее. Не смей его напугать.
– Да вы сами кого хочешь напугаете… – пробормотал брюнет, стягивая пальто – ну конечно, модный пиджачок. Я так и знал.
– Поговори еще тут, – огрызнулся я. Словно задел меня, ага. Просто блять, я же не настолько пугающий? Брюнет злобно зыркнул на меня, поднимая свой кейс и проходя в комнату, но я успел оттолкнуть его и зайти первым. Блять, лучше бы я этого не делал – Мирослав, что уже сполз с кровати вниз и сидел на полу, тихо всхлипывая, тут же дернулся в противоположную сторону, вжимаясь в стену рядом и тараща заплаканные пустые глаза. В ужасе. Даже без оттенков понятно, что он боится, до жути, до ужаса боится меня. Его бледное лицо, покрытое неравномерными красными пятнами, тут же исчезло в ладонях, а он взвыл. Аристарх, зашедший следом за мной, тихо охнул.
– Вы что сделали с парнем? Нет, я знал, что вы мудак, но такой… – тихо проговорил он, выходя из-за моей спины и медленно двигаясь к Миру. Тот снова уставился прямо на источник шагов, несколько недоуменно – у Аристарха шаги были легкие, неслышные, он чуть подпрыгивал, словно не мог ходить без этого.
– Кто здесь? – тихим испуганным голосом спросил слепой, нахмуриваясь и вытирая тыльной стороной ладони слезы. Всхлипнул, успокаиваясь и медленно краснея – видно, осознал, что кто-то пришел.
– Я Аристарх, стилист. Ну, парикмахер. Макс попросил меня тебя подстричь, – ровным спокойным голосом произнес тот, садясь на диван и ставя кейс на него же.
– Аристарх? Я Мир. Этот, – он с какой-то потаенной ненавистью произнес «этот», отчего я даже вздрогнул. Бог ты мой, – этот тут?
– Да, – тихо, словно по секрету сообщил Арчик, мельком взглянув на меня с любопытством.
– Тогда… – не знаю, чего он хотел добиться этими словами, но я просто вышел, громко хлопнув дверью. Я точно не хотел слышать в свой адрес слово «мразь». Я ушел на кухню, где и просидел около часа, пока дверь комнаты изредка хлопала, как и ванной – видно, стилисту вода нужна была. А потом из комнаты уже послышался смех – громкий, неприличный Аристарха и еле слышный – Мира. Чем этот хуй его развеселил? Его дело только подстричь! Я разозлено поднялся, выкидывая пустую бутылку из-под пива в ведро, зашел в комнату.
Мир сидел на диване ко мне спиной, а Аристарх все еще кружил над ним, добавляя лоску и подравнивая… Теперь волосы русого стали короче и аккуратнее – разной длины пряди подровнены и удачно лежат, открывая тонкую шею. Спереди… интересно, как спереди? И какого хуя они смеются?! Аристарх что-то рассказывал, а Мир тихо комментировал, заливаясь нервным смехом, изредка дергая головой на стилиста. Что можно рассказывать такого, чтобы засмеялся такой, как Мир?! Арчик же… пустышка, никто.
Как только я зашел, слепой тут же умолк, стараясь скрыть, что вздрогнул. Я же, не обращая на это внимания, подошел к ним, чтобы посмотреть, что же Аристарх натворил спереди – челка, длинная, ровная, полностью закрывающая серые пустые глаза.
– Тебе идет, – тихо и осторожно произнес я, останавливаясь на расстоянии и разглядывая парня.
Мир гордо промолчал, покусав кровоточащие губы. Теперь, когда почти пол-лица его было не видно, я, кажется, совершенно перестал понимать, что он может думать.
– Ты молодец, Аристарх, можешь идти, – разрешил я, когда стилист уже перестал кружить над русым и теперь напряженно вглядывался в меня, – иди-иди! – брюнет не сдвинулся с места, словно… я чудовище какое-то.
– Аристарх согласился проводить меня. И одежду подобрать, – тихо сказал Мир, сидя ровно и неподвижно.
– А-а… – псевдо-понимающе протянул я, – согласился… Ясно… Ясно, блять! – я взверился непонятно отчего, вылетая из комнаты. Заебись! Спелись! Славно-славно, пожалуйста, мне-то что? Я и так скоро чокнусь с этим слепым. А так Арчик, эта гребанная пустышка… Я заскрежетал зубами от злости… Эта гребанная пустышка все как следует сделает. С силой ударив по столу кулаком, я постарался успокоиться. А чего я и правда нервничаю? Мне-то что? Мы как раз с Миром вчера решили… Блять, звучит как-то не так… Договорились, что не встретимся больше. Вот и хорошо. Вот и… Да какого хуя?!
– Максим, мы пошли, – на кухню заглянул спокойный брюнет, – не хотите… попрощаться?
– Нет, – злобно отрезал я, – дверь захлопнешь.
– Ага, до свидания, – дверь тихо прикрылась, негромкий шум в коридоре и тишина… Я снова один в квартире… И в жизни.
* * *
Я пил. Пил по-страшному, запоем на неделю, отключил все телефоны, занимаясь самым глубоким самокопанием и самоуничижением в моей жизни. Я такое дерьмо, я понял.
Я мудак, каких поискать – так думают все вокруг. Даже Никита, когда я спросил его, заржал и ответил: «Конечно! Макс, ты же мудачье». Зато честно, а он почел все за шутку. Ну и ладно, главное, что это был полный крах всех моих убеждений. Забавно, как обычный человек, неполноценный, инвалид смог уничтожить мою жизнь. Не могу понять, кто кого больше ненавидит: он меня или же я его? Может, в равной степени? Я перевернул его жизнь, но он смог вернуться в прежнее русло, а он… он просто перечеркнул, разбил мою. Ненавижу… Ненавижу! Я выл от ненависти, ударяя кулаками в стену, выл от ярости, от собственного ничтожества. И что самое страшное – я не могу измениться. Не могу, просто не могу. У меня нет силы воли…
Никита притащил пакетик кокса, покурил со мной, а потом оставил все, что осталось, и свалил. Сказал, что пьяным я невыносим. Пожалуй, это да.
Зато я курил в свое удовольствие, добивая свою гребанную ничтожную жизнь. Ненавистный слепой… Ну как, как он смог разрушить все несколькими словами? Он, пожалуй, уже забыл меня, а я не могу. Не могу выбросить его из головы и из сердца эту ярость и ненависть.
Кокаин нюхать уже не вставляло, да и кончился он быстро, но я не смог попросить еще. Не настолько я без мозгов – знаю, куда ведет эта дорожка – к Никите. К таким, как он, торчкам, что просаживают все отцовские деньги на наркоту, на минуты кайфа и часы отходняка. Пожалуй, только одно меня останавливало – я не настолько низко пал.
Хотя, пал я все же низко, раз не выходил из квартиры неделю, только за выпивкой и сигаретами. Сидел, уставившись в телевизор или отмокая в ванной и пил, пил, пил…
* * *
Хватит. Включив телефон однажды и увидев кучу пропущенных от отца, я понял, что это конец. Либо я скатываюсь до конца, превращаюсь в конченного человека, либо я продолжаю идти к цели – стать директором компании отца. Этот эпизод в моей жизни немаловажен – он дал мне понять, кто я на самом деле, дал поумерить гордость, словно… мой разум всю неделю насиловали, и тут отпустили. Хах, забавное сравнение. Не хочу быть мразью, как выразился Мир. Не хочу, чтобы меня таким считали.
– Отец? Да, прости, – хриплый прокуренный голос явно ему не понравится, – все отлично. Слепой? Ушел, давно уже. Все хорошо. Я… со мной все хорошо.
Как мантра – «все хорошо, все хорошо»… Я повторял себе ее очень часто, она даже чуть-чуть успокаивала. Кажется, за неделю затворничества я чуть не чокнулся.
– Александр Александрович? – один номер был мне незнаком, но я набрал его. Звонку чуть меньше недели – через пару дней, как в моей квартире снова воцарилась пустота. – Вы… звонили? Неделю назад, это Макс.
– А… Макс… Иванов, кажется? – бойкий насмешливый голос донесся из трубки. Не чета моему прокуренному.
– Да, – нагибаюсь, собирая бутылки, что, видно, у меня по всей квартире разбросаны. Голова гудит просто дико, глаза болят, тело ломит, хочется спать, но я пока креплюсь. А еще мучит жажда.
– А-а, так я вам звонил, чтобы сказать, что вы прошли испытание. Ваш подопечный, Мирослав Кантемиров таки исправился, да и выглядит получше! В переходах не сидит, работу пытается найти – пришел к нам! Уж не знаю, что вы с ним сделали, но он молчит, не говорит. В общем, если вы согласны, то мы готовы доверить вам волонтерство над еще одним слепым или даже класс. За такой срок и такой успех! – он расхваливал меня и расхваливал, а я все не мог вставить слово в его тираду. Я же… ничего не сделал, напротив, все испортил.
– Сан Саныч, вы все не так… – начал, было, я.
– Так вы согласны? Жду вас в три у себя, покажу вам группу, – он, не дожидаясь моего согласия, бросил трубку, оставив меня оглушенным. Он… странный. Словно знает, что мне нужно и не нужно, вне зависимости от моего желания.
Быстро убраться не удалось – я три раза выходил к мусоропроводу с пакетами бутылок и мусора – я выпил ОЧЕНЬ много, не ожидал от себя. Мутило неслабо, всю воду выхлебал, съел все таблетки аспирина, цитрамона, парацетомола, словом, все, что было, надел джинсы и рубашку, почистил зубы, пытаясь убрать ужасный запах перегара, и побрызгался одеколоном – ну хоть как-то скрыть запах.
Как всегда поймал такси, с ветерком добравшись до центра. Меня все еще тошнило, да и выглядел я, наверное, отвратительно – с щетиной, синяками под глазами, с убитым видом…
Прошел мимо секретарши, совершенно проигнорировав ее как и в первый раз, останавливаясь перед кабинетом и, вздохнув, заходя в него. Лучше бы дыхание задержал, потому что задохнулся, сдержав порыв развернуться и уйти.
Мир. Слепой, гребанный слепой сидел на диванчике, сложив руки на коленях, и беседовал с директором. Замолк, услышав шаги и отворившуюся дверь, повернул голову ко мне, словно недоумевая – знакомые шаги… Испуганно расширил глаза при словах Александра Александровича:
– А, Максим! Проходите-проходите, вы рано!
День N – День первый. Дом.
Come together right now over me. (с) The Beatles
– Максим? – удивительно холодным отстраненным голосом повторяет Мир, отворачиваясь. Челка заколота набок, открывая пустые глаза – видно, привык все равно, что они всегда на виду, аккуратный вид, нет больше этих ужасных шмоток и так далее… Аристарх его приодел, правда, деньги снял с моего счета – в честь оплаты. Скотина, такая… пустышка.
– Привет, Мирослав, – сдержанным тоном ответил и я. Хорошо, что он меня не видит – ужаснулся бы, кто находился рядом с ним. Почему мне плевать на него сейчас? Я же столько мучился из-за ненависти к нему за эту неделю, а сейчас – ничего. Рад его видеть, правда. Может, я перепутал и не ненавижу его? Может… зря я вообще?
– Садись, садись, – Александр Александрович пропускает меня на диванчик к слепому, но я медлю в нерешительности и все же плюхаюсь рядом. Мир морщится, стараясь отодвинуться на край, и чуть заметно вздрагивает. Ничего я тебе не сделаю, придурок! Эти слова так и вертятся на языке, но я только сглатываю, сдерживаясь. Глупо что-то ему говорить – вообще глупо было приходить. Так и чувствовал, что это какая-то подстава.
– Для чего вы меня позвали? – громко спрашиваю я, стараясь не злиться – блять, ну вот почему, стоило мне увидеть его, чуть-чуть посидеть рядом – и я готов зарычать от злости. Гадкий… гадкий слепой.
– А вы не поняли? Я вроде все объяснил, – Сан Саныч противно подмигивает, переводя взгляд на Мира, – Мирослав, вы будете работать вот с ним, я вижу, что это единственный человек, которого вы все же послушались, потому и организую вас в пару. Класс небольшой, все дети слепые – десять человек. Максим? – он чуть повернул голову ко мне. А я сидел с открытым ртом.
– Я отказываюсь! – почти в один голос произнесли мы с русым, после чего я уставился на него, а он вперил хмурый пустой взгляд мимо меня, поджимая тонкие губы. Заебал их кусать.
– Вот и славно, что все согласны! – этот старый хрен нас вообще слушал? Он приподнялся с края стола, поправляя сползающие очки, взял со стола договор, видимо, трудовой, протянул мне вместе с ручкой – я молча взял его, медленно читая.
– Прочитать… вслух? – неловко спросил я, обращаясь к Миру. Он отрицательно качнул головой, глядя в стену. Вздохнув, я поставил подпись, понимая, что просто не смогу встать и уйти, да и работа мне нужна. Я же должен как-то исправляться в своих глазах, а тут куча слепышей и все под моим контролем. Научу… ага, я-то научу. Директор, видно, совсем головой стукнулся. Кстати, в графах договора, где были паспортные данные, стояли… мои настоящие. Не Пупкова того, а мои. Я недоуменно вскинул глаза на Александра Александровича, но он лишь усмехнулся, кивнув на телефон. Отец? Так и знал. Сволочь же, везде пролезет. Я размашисто расписался, вкладывая договор в руки Мирослава. Он недоуменно ощупал ручку, словно в жизни ее не держал, потом осторожно приблизил ее к листу туда, где, по его мнению, должен был расписаться, но я передвинул его ладонь ниже, на пустую графу. Мир мельком оглянулся, выдирая ладонь и тоже расписываясь – аккуратно, простенько, неловко водя ручкой по бумаге. Интересно, он писать вообще умеет? Наверное, нет. Ведь у него свое специальное письмо… Черт, мне же тоже его выучить придется – это сложно, наверное.
Мир протянул договор директору, конечно, куда-то в сторону, но тот лишь поймал бумаги и еще раз взглянул, все ли в порядке.
– Ну, вот и славно, я рад. Предлагаю вам начать с завтрашнего дня. Кстати, Мирослав, как вы собираетесь добираться до центра? Насколько я знаю, вы живете довольно далеко. Что насчет переезда? Не думаю, что эта работа принесет большой доход (кстати, Максим, вы работаете бесплатно), потому… обдумайте этот вопрос, – протараторил он.
– То есть как «бесплатно»? – я недоуменно уставился на него.
– Так и бесплатно. Вы волонтер, они либо бесплатно работают, либо копейки получают. Мы выплачиваем зарплату только инвалидам, простите, Мирослав, – отрезал директор.
– Ничего, – быстро произнес русый, кусая губу. Блять, ему же неприятно! Стоп, какого хуя? Ну неприятно, ну и что? Вот и все. Буду работать бесплатно – средств у меня навалом.
– Он мог бы жить у меня и добираться со мной, – ненавязчиво предложил я, не понимая самого себя. Я же не выдержу этого снова или сопьюсь окончательно. Сан Саныч придирчиво оглядел меня, явно не доверяя мне парня. То есть, раньше доверял, а сейчас нет? Козел.
– Хм-м, – протянул мужчина, внимательно глядя на Мира, который так и вздрогнул от моих слов. Он точно не согласится, зная, какой я. Он вообще рядом со мной боится сидеть, а тут пустая квартира один на один. Не согласится… – Мирослав, ваше мнение?
– Я… – Мир тут же замолк, испуганно глянув на директора и сжимая руки в кулаки. Не согласится, не верю, он же так ненавидит меня, – не знаю… Александр Александрович, это необходимо? – с выражением крайней безысходности он поднял слепые глаза.
– Н-нет, конечно. Просто вам удобнее будет, раз уж Максим сам предлагает. И выгодно. Подумайте, как хотите, в принципе, я же не могу настаивать. Тем более, мы пока подыщем вам настоящую квартиру – вам по инвалидности положено жилье, – медленно произнес тот, все еще разглядывая меня. О да, мне сложно поверить сейчас, в таком разбитом виде.
– Если это… не знаю, – Мир явно не мог решить, что для него важнее – собственное удобство или страх, но потом все же сглотнул и сказал, – ладно. Я согласен, – он стремительно повернулся ко мне, хмуря брови. Что?! Как… да? Он чокнулся?! Я шокировано замолчал, во все глаза глядя на слепого.
– Ну вот и славненько. Максим, я думаю, вы поможете Мирославу с перевозкой, да и с приютом надо обговорить… В общем, спасибо, ребята. Жду вас завтра в девять, – Александр Александрович хлопнул в ладоши, радуясь, что все завершилось. Мир поднялся с места, сжимая в руках трость, осторожно выбрался, чуть не упав на меня, и на ощупь покинул кабинет. Я продолжал сидеть под пристальным взглядом директора, – думаю, вы понимаете, – начал он спустя некоторое время, – что это инвалид, а вы будете работать с детьми. И теперь все серьезно. Серьезней, чем тогда. И приведите себя, кстати, в надлежащий вид – выглядите, мягко скажем, не очень. Не беспокойте Мирослава, он и так натерпелся, – с этими словами он выпроводил меня в коридор, где стоял слепой.
– Мир… – начал, было, я, но замолк, просто не зная, что сказать, – пошли, заедем в приют, соберешь шмотки и ко мне.
– Ага, имей в виду… Только посмей что-то сделать. Я согласился только ради удобства, – категорично отрезал русый, чем поднял во мне новую волну гнева. Да как он смеет?! Но я промолчал, позволяя ему остаться при своих мыслях.
* * *
Мы молча доехали до приюта, причем парень сел на переднее сидение, решив, видно, быть от меня как можно дальше. У приюта он неловко выбрался, заковылял по знакомым тропинкам, прекрасно ориентируясь в пространстве, что меня чуть удивило. Я же расплатился и поплелся за ним. Слепой молча зашел в здание, явно не дожидаясь меня, не догони я его – сам бы потерялся. Так же он просто не обращал на меня ни малейшего внимания, привычно идя по облезлым коридорам и сворачивая в свою комнату. Каморку, я бы сказал. Отвратительное место – как здесь дети живут? Стены покрыты зеленой краской, как в больнице, потолки невысокие, окна все деревянные и продувают – и это приют, государственное учреждение? Да я бы ни за что тут жить не стал, хотя, будь мне некуда пойти… А, плевать, не хочу об этом думать.
– Отвратно-то как, – не смог удержаться от комментария. Мир поджал губы.
– Придержи язык. Это мой единственный дом, – резко произнес он, открывая дверь в свою каморку. Небольшое помещение с одной скрипящей кроватью, шкафом, письменным столом, какими-то странными картинками на стене, небольшое, запертое сейчас окно, из-под которого все равно поддувало. Ужас, мне на несколько мгновений стало жалко Мира – как можно тут жить?!
– И ты тут живешь?! Тут?! – я был шокирован. Нет, я точно заберу его к себе, пусть хоть брыкается, хоть кусается, но все же, моя квартира лучше этого…
– Да, тут. Не кричи, в приюте у малышей тихий час, – попросил он, уверенно ориентируясь в каморке – подошел к шкафу, открывая его и выгребая все шмотки оттуда – сразу видна рука Аристарха: несколько новых удобных комплектов, старая одежда явно выкинута. Он тут постарался на славу, молодец… Собрал все это в старый рюкзак, что достал из-под кровати, еле запихнув все внутрь. Потом Мир подошел к столу, зачем-то погладил столешницу, исчерченную линиями и вмятинами, с облупившейся краской. На столе были разбросаны бумаги, и стояла старая печатная машинка для слепых, как я понял. Я, не желая больше стоять в дверях, подошел к нему, поднимая один лист – непонятные мне продавленные точки, весь лист был исписан ими. Мир почувствовал мое приближение и то, что я что-то взял, но не понимал, что. Потому просто протянул ко мне руку, пытаясь вырвать лист.
– Что это? – спросил я, отходя чуть дальше. С протянутой рукой он выглядел… пиздец как.
– Письмо. Система Брайля, специально для слепых. Отдай, все равно не поймешь, – разозленно русый помахал рукой пред собой, ища меня.
– Да не злись ты, на, пожалуйста, – удивленно сказал я, – помочь собраться?
– Мешок… под кроватью найди, мне некуда все остальное складывать, – ответил он, все еще хмуро сжимая в руке лист.
Я на удивление послушно полез вниз, доставая сразу два мешка и выпрямляясь. Мирослав уже сидел на стуле, выдвигая ящики один за другим и ставя на стол. С одним он промахнулся, и все его содержимое полетело вниз, рассыпаясь по полу. Какие-то мелкие бусинки, нитки, катушки, кнопки, словом, на мой взгляд – мусор, были тут и канцелярские принадлежности, ручки, карандаши, скотч, и много бумажек.
– Блин-блин… – выдохнул Мир, мигом сползая со стула и спускаясь вниз, на пол, водя руками по нему, выискивая все, что упало и складывая в руку.
– Да зачем тебе этот мусор? – я тоже присел рядом, непонятно зачем собирая эту дрянь.
– Надо… – хрипло выдохнул тот, лихорадочно вертя головой. Словно, что-то важное было в этом мусоре.
– Что-то конкретное ищешь? – догадался я.
– Крестик, крестик такой, серебряный, маленький, – прошептал он, почему-то не повышая голос.
– Этот? – я помахал перед его носом цепочкой с маленьким крестиком. Парень тут же вырвал его у меня, складывая в ладошку и убирая в карман. – А с остальным что делать?
– Мусор оставлю, остальное заберу, – пристыдившись своего поступка, слепой поджал губы, поднимаясь с пола и снова садясь на стул, принимаясь вслепую разбирать оставшееся и складывать мелкое в рюкзак. Я же плюнул, сгребая все содержимое ящиков в пакет.
Наконец, спустя полчаса я уже был порядком зол, потому что Мир очень долго копался, собирал все-все-все, словно не мог расстаться ни с чем, содрал все картинки, которых никогда не видел – вот зачем они ему? На мой вопрос он не ответил, только злобно огрызнулся. Гадкий слепой, вот зачем мне дома весь этот мусор?
– Ну, пошли уже! – прикрикнул я, выходя из комнаты, нагруженный двумя пакетами. Мир постоял в дверях немного, глубоко вздохнул, повесил рюкзак на плечо, как-то сразу сгорбившись и становясь угрюмее, закрыл дверь в комнату с таким прискорбным видом, словно отрывал часть себя. А может, для него это так и есть – ведь это его дом, место, где он вырос, повзрослел, стал тем, кто он есть… – Ты идешь… Мир? – спросил я наконец, когда он просто стоял перед закрытой дверью и смотрел на нее, не шевелясь.
– А… да, иду, – слепой даже не огрызался, задумчиво ступая, почти не используя палку, еще бы: в этих стенах он знал каждый уголок, – к директору… Надо.
– Угу, я подожду на выходе, – сразу сообразил я. Он и так расстроен, не хочу, чтобы и на меня сорвался. Лучше побуду паинькой, хотя это жутко бесит, но я… понимаю его, отчасти.
На крыльце я наконец затянулся сигаретой – день клонился к вечеру, ну и долго же мы тут проторчали! Дул промозглый осенний ветер, поднимая неубранные листья в воздух, солнце медленно опускалось, окрашивая дома в неповторимый красно-оранжевый цвет, отблескивая в стеклянных окнах домов-многоэтажек; на площадке еще бегали дети, с визгом носясь туда-сюда в какой-то своей особенной, только им понятной, игре. Хорошо, наверное, быть таким беззаботным, не знать, чего ждать от завтрашнего дня да и жить сегодняшним. А ведь… завтра сегодня станет вчера, навсегда.
Сигарета медленно дотлела, пепел, подхваченный ветром, разлетелся в стороны, а окурок был притоптан моим ботинком. Кажется, моя жизнь всегда была беззаботной и безответственной до появления Мира. А вот после него… после него… Не знаю, как объяснить.
Когда-то и я наслаждался детскими играми, жестокими, необычными для детей, глупым хвастовством, надменностью, лицемерием. Только это и окружает меня. Все же, Мир в этом плане лучше – он хотя бы честный. Всегда и во всем. И его глаза не лгут – они просто не видят ничего, но вот… Сам он прекрасно все понимает, острее, больнее, чем я.
– Макс? – тихо спросил угрюмый Мир, выходя из дверей. Меня ищет?
– Я тут, – ответил я, зашуршав пакетами. Слепой уверенно подошел ко мне, стараясь не хмурить брови.
– Я свободен. Теперь ты… в общем, теперь я живу с тобой, – пояснил он, покусывая губы. Значит, теперь я за тебя отвечаю, да? Ну, дружок, теперь не посмеешь кричать, чтобы я ушел или позволил тебе уйти. Наверное, ты еще не осознаешь, в какое безвыходное положение загнал себя. И я загнал. Мы, пожалуй, слишком сильно не любим друг друга, чтобы наше совместное проживание стало мирным и добрым. Мир же не забыл… По вздрагиванию, когда я рядом, вижу, что не забыл. И я не забыл. Я же помню свой бредовый необъяснимый поступок, и его поступок в ванной.
– Ну, пошли. Думаю, мебелью я тебя обеспечу. Только знаешь, что?
– Что?
– Просто начнем все сначала, не хочу опять повтора всего, что произошло до этого. Тебе это не нравится, мне не нравится, – мы медленно выходили с территории приюта. Мир оглянулся еще раз, дети, игравшие на площадке, тут же подбежали к нему.
– Дяденька, а вы опять Мира забираете на полчаса? – спросила та вредная девочка, хватая Мирослава за руку.
– Нет, теперь насовсем, – усмехнулся я.
– Насовсем-насовсем? – дети разочарованно вздохнули, облепляя русого и уговаривая остаться.
– Да все в порядке, я буду часто приходить, – он улыбнулся. Я впервые увидел, как он улыбается, искренне, без потаенного страха и страдания. Просто открыто и от всей души. Даже я обратил внимание…
– Не забывай нас, Мир! Мир, приходи почаще! Пока! – мы снова двинулись спустя время, дети проводили нас до ворот, махая руками. Мирослав тоже махнул, тепло улыбаясь, уже с оттенком грусти, пустыми глазами глядя на приют – ясно, что ему очень тяжело с ним расстаться. Единственное пристанище…
– Да, думаю, ты прав. Это будет разумно. Мы совершенно неправильно начали, потому… Привет, меня зовут Мирослав Кантемиров, – он грустно улыбнулся, протягивая мне свободную руку, точнее, не мне, а туда, где я в его представлении нахожусь.
Мне необъяснимо сильно захотелось, чтобы моя квартира тоже стала ему домом, где он сможет улыбаться…
