Текст книги "Уличный целитель Якоб, или Твой выбор (СИ)"

Автор книги: Windboy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Я проснулся и вышел из домика, только начинало светать. Вдыхая утреннюю прохладу, протопал в туалет. Что-то насторожило меня при возвращении. Входная дверь! Я же закрыл её. Может, Вель тоже проснулся? Прибью, если он опять где-нибудь за углом территорию метит. Но вокруг было тихо, слишком тихо. Я зашёл в дом. Кровать была пуста, простынь скомкана, а одеяла валялись на полу.

Я закрыл глаза, сосредотачиваясь на восприятии энергетического пространства. Цепочка магических отпечатков уходила от домика к забору и таяла, исчезая на глазах. Надо было либо немедленно отправляться в погоню за похитителями, либо бежать будить Генри и вместе думать, как и где искать Веля.

========== 16. Жертва ==========

Наблюдатель пожелал сразу последовать за Велем, и я бежал, следуя по едва различимым магическим отпечаткам. Он же то ли заскучал, то ли в кои-то веки занялся своими делами. Предоставленная самой себе, моя душа, как обычно, впала в кромешную рефлексию и размышления о смысле бытия.

«Почему мы с Велем существуем?» – задавалась она вопросом, и это было нечто новое. Раньше вопрос звучал иначе: «Почему я существую?»

«Породило ли нас пылкое воображение недотраханных, а скорее всего и вовсе не траханных девиц, мечтающих о большом и сочном «огурце» во всевозможных отверстиях тела или всё глубже (ей бы очень этого хотелось, чтобы не быть продуктом низменных страстей), и мы плод тоски по чистой и светлой любви? Любовь между мужчиной и женщиной уже настолько затёрта и запятнана банальщиной и неустроенным бытом, что чувства ищут выхода в идеализированной любви между мужчинами, и при этом неважно, насколько ненасытно, грязно или извращённо они имеют друг друга. Никакие плотские утехи не способны запятнать их возвышенных искренних чувств, потому что те по сути своей платонические. Но без контрапункта секса превратились бы в такую же банальщину, как описание гетеросексуальной близости».

«Эк её сегодня развезло. А если мы плод мужского воображения?» – подкинул я ей вопрос.

«Нет и нет! Не хочу, чтобы нашим творцом был старый пидор-извращенец, уж лучше школьницы! С огурцом в зубах, сочным и хрустящим!»

Душа замолчала, кажется, я обидел её своими грязными инсинуациями. Но почему-то её слова про старого пидора так меня задели (видимо, и правда старею), что я решил подлить масла в огонь.

«А представляешь, каково ему слышать твои слова?»

«Кому?» – удивилась она.

«Творцу-пидору».

«Ты что, в самом деле в него веришь?»

«Да ни в кого я не верю! – озлился я. – Ты же этот разговор затеяла!»

«А как же наблюдатель со своим взглядом?»

«Происки чёрных колдунов!»

«О как, ну-ну…»

И она опять многозначительно замолчала. Если б мог, я б её задушил! И почему у меня душа женского пола? Хочу не душу, а душа! Или как там его? Дух? Всё, меняю душу на духа!

«Да-а, – протянула душа, – бывают же такие недоразумения…»

Не знаю, чем бы всё это закончилось, но вернулся наблюдатель, и я осознал, что добежал до предгорий с террасами и заброшенными поместьями.

Коргос, хоть и оставался последним крупным городом, всё равно сжался в размерах, тяготея к кормившему его морю. С таким трудом отвоёванные и благоустроенные гномами склоны гор опустели. А немногочисленная гномья община теперь занимала один из центральных кварталов.

Я уже поднялся на третий ярус, когда следы свернули в погибший без орошения сад. Голые сухие ветви деревьев взывали к безжалостному небу, но даже мёртвыми они не потеряли грации и красоты чистых линий.

След вёл в развалины двухэтажного особняка с провалившейся крышей. Но стоило мне подойти ближе и оказаться внутри иллюзии, как я увидел, что крыша починена, а окна поблёскивают новенькими стёклами. Генератор иллюзий, да ещё такого размера, стоил бешеных денег. Я столкнулся с кем-то посерьёзнее уличной шпаны. Подошёл к приоткрытой двери и прислушался – тишина. Лишь из-под земли доносился ровный гул, как от потревоженной пчелиной колоды. Туда же, минуя пустой холл и спускаясь по винтовой лестнице, вели следы. Опять подземелье. А гномы здесь вырыли целый город, во тьме которого можно было запросто затеряться. Но я зря беспокоился, по мере моего продвижения в нишах загорались магические кристаллы, озаряя путь и указывая любому желающему, где я нахожусь.

«Хорошо, что таких желающих нет», – подумал я и потерял сознание от удара по темечку. Кто бы ко мне ни подкрался, он был мастером своего дела. Или под заклятием невидимости, по тающему следу которого я пришёл.

Очнулся я от резкой боли в чреслах. Пинал меня высокий худой человек, с ног до головы затянутый в облегающий чёрный кожаный костюм в золотых заклёпках и сверкающих драгоценных камнях. При этом член, задница, пупок и соски его были обнажены, лишены волос и имели какой-то нездоровый синюшный оттенок. В мошонку было продето кольцо, на нём, мелодично позвякивая при каждом движении, висело три серебряных бубенца. Ещё по одному бубенчику имелось на каждом соске и на пупке. Лицо пряталось под маской-уздой с круглыми зеркальными стёклами в глазницах. Такие используют гномы, когда плавят металл, и путешественники в горах, чтобы не ослепнуть от блеска снега.

Всё это я видел как-то нечётко и, скосив взгляд на себя, понял почему – я был упакован в точно такой же костюм, только белого цвета. Сжав в горсть яйца, я облегчённо вздохнул: никаких серебряных бубенцов, всё своё, натуральное, хоть и лишённое привычной растительности, отчего кожа казалась нежной и шелковистой, как у младенчика.

Очередной пинок в зад заставил меня оторваться от детской гладкости яиц, подняться и обнаружить, что мы с обидчиком скованы цепью, идущей от моей правой ноги к его левой и продетой в кольцо в полу. Я невольно вспомнил подземелье башни магов в Заповедном лесу и порадовался, что хлебнул на ночь живой воды. Если укусят – отправятся на тот вампирский свет или в тьму. Я уже хотел сказать чернышу пару ласковых и только тут осознал, что во рту у меня мундштук, как в лошадиной узде, а рот не закрывается.

– Ы! – возмутился я.

– Ыгы! – ответил мой чёрный брат, игриво звеня бубенцами.

Я его знать не знал, и его агрессивный настрой действовал на меня угнетающе. Думаю, мы бы смогли ещё долго и мило с ним беседовать, обмениваясь многозначительными «ы-ы», но тут открылась обитая железом дверь, и в комнату вошёл огромный голый детина в фартуке мясника, в маске и с Велем на поводке. Его бычье волосатое тело резко контрастировало с полной обнажённостью выбритого и худенького Веля. Мясницкий фартук показался мне до боли знакомым. «Ганс?» – хотел спросить я, вспомнив имя патологоанатома, но вместо этого выдал:

– Аан?!

Тот ничего не ответил, а лишь толкнул Веля в кресло. На глазах у того была тугая кожаная лента, а руки были связаны за спиной. Из ошейника торчали острые шипы. Несмотря на мундштук, Вель узнал мой голос и дёрнулся мне навстречу.

– Яко…

Видимо, шипы были двусторонние, потому что когда Ганс одёрнул его, Вель застонал, а вниз потянулись алые ниточки крови.

– А-ар! – выкрикнул я, до отказа натягивая цепь. Чёрный сопротивлялся, как мог, а Ганс уже пристёгивал ноги и руки Веля кожаными ремнями к креслу.

Комната, в которой мы оказались, была залита ярким светом магических кристаллов и напоминала пыточную палача и сокровищницу одновременно. Все пугающего вида экзотические приспособления были отлиты из золота и украшены драгоценными камнями. В центре стояла тренога, а на ней – что-то наподобие ветвистого подсвечника, только с держателями для алых кристаллов с чёрными прожилками.

Я уже видел такие раньше на чёрном рынке. Кристаллы несозревших семян магических деревьев Гран. Нерождённые души. Их пустые сознания использовали для записи воспоминаний. Положив кристалл в рот и прижав его к нёбу, человек воспроизводил в своём теле и переживал всё, что испытал владелец памяти. Большой популярностью пользовались записи сексуальных утех и всевозможных извращений, но, как и сама добыча кристаллов, они были вне закона.

Пока я об этом думал, Ганс умащивал маслом огромный золотой член, торчащий из стула между бёдер Веля. Я понял, что должно произойти, ещё до того, как он стал насаживать на него заверещавшего от боли парня.

– Э! Э! – кричал я, а из-под ленты на глазах Веля катились слёзы.

Он извивался всем телом, но мучитель крепко давил ему на плечи, не позволяя соскочить. Потеряв контроль от боли, Вель обмочился, перестал дёргаться и лишь скулил, вздрагивая от рыданий. Чёрный за спиной мычал и пытался достать меня ногой. Я кинулся на него, повалил и молотил головой об пол, пока из-под маски не разлилась лужа крови, а он не перестал сопротивляться.

– Хорошо, – произнёс Ганс, и я бешеным зверем кинулся к нему, чуть не оторвав себе ногу.

«Почему? Почему ты это делаешь?» – спросил бы его я, если бы ещё мог говорить хотя бы в уме, но я не мог и поэтому только зарычал сквозь сжатые зубы. Но Ганс мне ответил.

– В совете есть люди, которые хорошо платят за пытки и насилие. Гораздо больше скупердяя Генри. А ещё лучше они платят за беззащитных и преданных паршивцев, лишённых проклинающего глаза. Но не пропадать же даром таком зрелищу. – Он достал из широкого кармана фартука скальпель. – Мой глупый напарник в прошлый раз решил передёрнуть на вкусняшку, а паршивец возьми да очнись. Пришлось вздёрнуть дрочуна, чтоб не мучился. Но кто знал, что шутка с глазом в заднице для зрителей так аукнется?

Он попробовал большим пальцем остроту лезвия и опустил левый край повязки, открывая опухший и блестящий от слёз глаз Веля.

Наши взгляды встретились. Переполненный его болью, я упал на спину и уставился в потолок, весь поросший длинными щупальцами, как коралл актиниями. Пульсируя, они тянулись к нам с Велем, впитывая страдания и боль, а вся комната, как паутиной, была оплетена белёсыми нитями связей монстровой сети.

Ганс навис над Велем, прижав его к спинке и удерживая левой рукой голову.

– Тише, малыш, не дёргайся, а то будет только больнее.

Я распахнул своё сердце, но в нём не было света, и беспроглядная тьма ночного беззвёздного неба затопила мир.

– Вик, – отчего-то вспомнил я своего друга детства, а затем изо всех сил и переполнявшей меня ярости закричал: – Виктор!

Почувствовал, как по нитям пошла дрожь и где-то бесконечно далеко что-то откликнулось, зацепилось. Я метнулся сознанием в том направлении и увидел его, находящегося в сером тумане, перекошенного от непрекращающейся боли. Глаза его оказались открыты, я заглянул в них и услышал коснувшийся сознания шёпот: «Бесконечная боль человеческая». А потом всё вновь потонуло в крике, и кричал он чёрными безднами своих или уже моих глаз.

Щупальца налились тьмою, обретая смердящую плоть, облепляя руки и ноги Ганса. Тот дёрнулся, вырываясь и размахивая скальпелем. Бурая с резким запахом жижа хлынула из рассечённых щупалец, заливая патологоанатома, разъедая фартук, кожу и плоть до кости. Ганс завопил и заметался по комнате, но щупальца оплели, подхватили и утащили его под потолок, прижали к нему, пеленая.

Я схватил отсечённое щупальце и прижал к цепи. Металл потёк, как масло под раскалённым лезвием, в воздухе запахло железом. Я разорвал цепь и бросился к Велю. Бережно снял с кресла. Вель вскрикнул и вновь заплакал. Я открыл дверь и вынес его в коридор. Яд из щупалец попал ему на лицо, грудь, руки и ноги, но не прожёг. Места, забрызганные слизью, почернели и стремительно порастали бурой, похожей на медвежью шерстью. Боли это, видимо, не причиняло, но лишало сознания. Глазницы блестели белками закатившихся глаз. Подхватив Веля на руки, я нашёл лестницу и поднялся на поверхность. В глаза ударили последние лучи садящегося в океан солнца.

Я отнёс Веля вглубь мёртвого сада и сел под большим чёрным деревом, положив голову друга к себе на колени. Веля лихорадило, он что-то бормотал. Я наконец-то расстегнул и стянул с себя узду вместе с маской. Пока не стемнеет, в город в таком наряде идти нельзя, а вернуться в особняк и поискать одежду я не решился. Вель заметался в моих руках, и я погладил его по заросшей шерстью левой стороне лица. Он вцепился мне в руку.

– Не убивайте нас, не убивайте! За что? Отпустите. Пожалуйста! Будьте людьми. Не приносите меня в жертву. Моя душа погибнет!

Вель вновь заметался, порываясь освободиться из объятий. Я опустил ему руку на грудь и дунул в лицо. Глаза его широко раскрылись. В них клубилась тьма.

– Зачем ты нас убиваешь? Мы очищаем мир от грязи из ваших сердец, а ты нас убиваешь.

– О чём ты? – Я еле сдержался, чтобы не оттолкнуть его тело, покрытое шерстью и показавшееся омерзительно чужим. – Кто ты?

– Ты думал о том, как возникают места, в которых мы живём? Помнишь старый шкаф в приюте? Ещё до вашего рождения в нём закрывали и, бывало, по несколько дней не выпускали маленького мальчика. А в один из дней его нашли повесившимся на поясе от пальто. Его колени почти касались дна шкафа. Понимаешь? Он мог отступить, но не сделал этого. Или мальчик с родинкой. У него был брат-близнец. Его мать сама задушила его, решив, что двое детей ей ни к чему, а ведь жили они совсем не бедно. Задушила и оставила лежать рядом с живым почти на целый день, пока репетировала спектакль безутешной матери для мужа. Подумай об этом и о том, почему я могу говорить устами этого дитя. Тьма не снаружи, она возникает внутри вас. Вы даёте ей жизнь, выпуская в мир.

Глаза с клубящимся в них мраком закрылись, и Вель наконец-то погрузился в спокойный сон. Я сидел, ощущая полный разлад в терзаемой сомнениями, измученной душе. Я уже не знал, как быть и чему верить. Перебирал в память все места с монстрами, которые мог вспомнить, и всё, что о них рассказывали историки и работники музеев. В каждом было совершено насилие, жестокость или убийство. Что-то менялось, переворачивалось в душе, и крик друга из распахнутых глаз всё ещё звучал во мне…

Вель вздрогнул всем телом, открыл мутные глаза, выгнулся дугой и, застонав, исторг из себя глаз, весь в сгустках запёкшейся крови. Я совсем забыл про него. Вель подобрал и протянул его мне. Пальцы юноши дрожали.

– Возьми… найди Дагра… освободи…

– Я не оставлю тебя, – сказал я, забирая глаз; рука Веля безвольно упала.

– Он в особняке, в подземелье, со мной ничего не случится, я буду здесь…

Я не хотел оставлять его, не хотел возвращаться в дом. Я боялся. Боялся, что Ганс не умер, что он переродится и жирным мотыльком-нетопырём выпорхнет из кокона щупалец, чтобы впиться мне в горло, а затем придёт за Велем.

Я закрыл глаза и сосредоточился на зажатом в руке. Пару секунд ничего не происходило, но потом я ощутил зов и пошёл на него. В доме стояла абсолютная, мёртвая тишина. Генератор иллюзии не гудел, но кристаллы по-прежнему загорались, освещая мне путь. Я спустился по лестнице и с замиранием сердца миновал погружённую во тьму пыточную. Здесь я убил человека, которого даже не знал, но мне было на него плевать. Глаз тянул дальше. Завернув за угол, я оказался в тупике с единственной дверью.

– Сюда, – позвал едва различимый голос, – я здесь.

Я открыл дверь. Обнажённый парень стоял посреди темницы, прикованный цепью за ногу. Что-то в его позе, наклоне головы неуловимо напомнило Веля, но он был более мускулистым и крепким. Левое веко не до конца прикрывало темнеющий провал пустой глазницы.

– Ключ от оков в нише со светочем за дверью, я слышал, как он его туда положил.

Я вышел в коридор, нашёл ключ и вернулся в камеру. Протянул парню глаз и не успел отвернуться, как он закинул его себе в рот. Что ж у них за привычка такая, всякую гадость в рот тянуть? Я отомкнул замок и снял кольцо с ноги. Парень вынул глаз, придирчиво осмотрел, ещё раз лизнул и уже оттянул веко, чтобы засунуть в глазницу, как глянул на меня и замер.

– Накинь простынку, – кивнул он на тахту с серой скомканной простынёй и шерстяным одеялом.

– На меня не действует, – сказал я, но простыню с одеялом взял, а то Вель там совсем голый.

– Почему? – удивился Дагр.

– Долго рассказывать, – отмахнулся я.

Он пожал плечами и вставил глаз. Поморгал.

– Через пару недель приживётся, – бодро сообщил он, и мы вышли из тесной комнаты.

Ганс ждал нас у лестницы. Растущие из тела щупальца, как змеи, свивались в клубки на его животе и груди.

«Вот и конец», – подумал я, готовясь к драке и отодвигая рвущегося вперёд Дагра за спину.

Но Ганс тяжело посмотрел на меня, ухмыльнулся и отшагнул в сторону, освобождая проход. Я не шелохнулся. Тогда он сделал приглашающий жест и сказал:

– Королева ждёт, Якоб.

– Какая ещё королева? – прошипел я в ответ.

– Наша королева, Якоб. Моя, Веля и твоя. Иди, не заставляй её ждать слишком долго.

Медленно, не спуская с него глаз, мы прошли к лестнице и взбежали по ступеням.

В куцей траве трещали сверчки. Спустилась ночная прохлада. Вель, сжавшись, дрожал под деревом. Я закутал его в одеяло.

– Можно? – Дагр взял у меня простыню, и, разорвав по длине, сделал себе набедренную повязку.

Вторую половину вернул мне, и я, последовав его примеру, обернул бёдра.

– Теперь можно возвращаться в город, – сказал я.

– Нет, – качнул головой Дагр, – я туда ни ногой. Пойду в Страну Детей, говорят, они наших братьев принимают, стану наёмником. Может, и вы со мной? – с надеждой предложил он.

Я глянул на Веля. Тот отрицательно качнул головой.

– Я так и думал. Ладно… Спасибо, что спасли меня. Удачи! – сказал он и бесшумно растворился в темноте.

Я помог Велю подняться и, поддерживая под руку, повёл прочь из мёртвого сада, вниз, в спящий беспокойным сном Коргос.

Небо слегка посветлело, когда мы подошли к дому Генри. Окна гостиной горели, наверняка он искал нас. Прошли сутки, но они ждут, не спят, волнуются. Мы поспешили в дом.

– Генри! – позвал я, минуя холл.

– Ник! – крикнул Вель. – Я вернулся!

– Попались, суки! – выпрыгнул нам навстречу Вацлав с обнажённой саблей.

– Теперь за всё ответите, твари, – зло процедил Джозеф, и острие клинка упёрлось мне в спину между лопаток. – Пошёл вперёд!

– Что происходит? – спросил я, заходя в гостиную.

Три тела, накрытые простынями в проступивших пятнах крови, лежали у стола. Пальцы Веля судорожно стиснули мне предплечье.

– Ник! – выкрикнул он, бросился к телам и успел сорвать одну простынь, прежде чем Вацлав сбил его с ног.

Мёртвый Генри невидяще смотрел в потолок, тело покрывали колотые раны. Я не хотел знать, кто под двумя другими простынями, но я знал.

– Что с Ником?

– Тебе лучше знать! – выкрикнул Джозеф. – Кровавый след ведёт в ваш дом! Теперь вас вздёрнут, как того мага!

Я уже хотел спросить: «Зачем нам возвращаться, если мы их убили?» – когда мертвящим голосом заговорил Вель:

– Выворачивает нутро звенящая сталь. Под смычком тёмным демоном заходится альт. И звучит на грани сознания безнадёжное эхо чьей-то мольбы. Непроглядная темень сочится из сердец безликой толпы. И беззубым ртом ухмыляется мёртвое небо. И черви расползаются, открывая изъеденное сердце, и разве оно бьётся? Нет! Опавшие листья шуршат, они шуршат внутри, и грохотом отдаётся в ушах их шелест. Война огненными щипцами держит тело и говорит: «Ну разве я не прекрасна?!» И детские трупы устилают поле зелёной травы, что прорастает сквозь них и колышется под ласковым летним ветром и яростным солнцем. Разрывая сознание, входит в душу острая сталь меча и застревает, безнадёжно увязая в тоске. Вой разносится над миром, и вновь тьма заполняет всё изнутри, и никто не верит в рассвет. В уголке маленькой тёмной комнаты сидит мальчик и смотрит на щели в рассохшихся досках пола. И всё…

Неподвижно лежали Вацлав и Джозеф, а Вель смотрел на меня твёрдым, как алмаз, и таким же холодным взглядом.

– Мы идём за Ником, – сказал он.

Я вспомнил Вика и молча кивнул.

Я не думал о выборе, иначе бы измучил себя вопросом: смог бы я их спасти, если бы побежал сначала за помощью к Генри? Но тогда мог погибнуть Вель. И даже себе я не хотел отвечать на запоздалый и уже ничего не решающий вопрос, кого бы я выбрал: их или Веля, потому что и так знал ответ. И последую за ним хоть на край света.

========== 17. Летучий ==========

– Хорошо, я помогу вам найти Ника, – сказал Карл Густав после того, как я всё ему рассказал, продолжая поглядывать на мохнатого Веля.

Карл был единственным человеком, которому я ещё мог доверять в Коргосе.

– Ник в море, я чувствую его боль и тоску, – сообщил Вель, – я укажу направление.

– В порту стоит моя секретная шхуна «Летучий». Я отдам её вам, если вы, в свою очередь, поможете мне и капитану в наших поисках.

– Что вы ищете?

– У капитана Дина есть карта сокровищ…

– Дина? – перебил его я. – Знакомое имя, где-то я его уже слышал… Нет, не помню.

Меня раздражал яркий магический свет кристаллов, напоминая о подземелье, и броская роскошь убранства особняка Карла, словно его и пыточную украшал один и тот же человек.

– Это древние сокровища, что помогут возродить былое величие нашей Родины. Но они скрыты магической защитой, и только истинно видящий, такой, как ты, Якоб, способен найти к ним дорогу.

– А как же Ник, когда мы будем искать его? – вскочил со стула Вель, нервно теребя длинные волоски на лице.

– Летучий не простой корабль, он волшебный, сокровища – его части: сердце, паруса и кристалл души. Воссоединив их с кораблём, мы сможем бороздить не только океан пространства, но и времени. Вы сможете вернуться в прошлое и переписать историю, спасти своих друзей.

Я смотрел в горящие азартом и верой глаза Карла и понимал, что именно я заронил в него эту идею, один раз уже изменив его прошлое. Но какие события возжелал переиграть он, собираясь спасти Царство Людей? Я не знал и знать не хотел, смертельно устав от интриг. Но был готов на многое, чтобы невидящий взгляд мёртвого Генри перестал терзать меня. И, главное, я хотел вернуть свет в глаза Веля, что покинул их, как жизнь убитых им Вацлава и Джозефа.

– Это правда возможно?! – спросил Вель.

– Да, я в этом уверен, – кивнул Карл.

– Когда мы сможем отправиться?

– Я обо всём распорядился, как только вы пришли. Думаю, слуги уже собрали всё необходимое в дорогу и отнесли весточку на Летучий.

– Якоб, нам надо немедленно отплывать!

– Вас доставят в порт в моей карете, только не в официальной, а в неприметной.

Я поднялся.

– Спасибо, Карл Густав.

Рядом в нетерпении закивал Вель.

– Я бы хотел отправиться с вами, но не могу оставить город…

– Я понимаю.

– Пойдёмте, я провожу вас.

Мы вышли в просторный двор, усыпанный разноцветной морской галькой, и сели в старенькую, облезлую карету. В ней уже стоял плетёный короб с провизией и пара туго набитых больших вещевых мешков для путешествий.

– Удачи! – попрощался Карл и кивнул кучеру.

Я задёрнул занавеску. Особняк Карла стоял на возвышавшемся высоко над морем утёсе, и сейчас мы, петляя, медленно спускались к порту по узкой каменистой дороге.

– Куда нас везут? – волновался Вель, выглядывая из-за занавески.

Мы уже миновали шумную пристань и тряслись по разбитой мостовой у дальней оконечности бухты.

– За мысом есть ещё один причал, обычно им пользуются контрабандисты и работорговцы.

Карета остановилась.

– Дальше пешком, господа, – сказал, открыв дверцу, кучер и помог нам выгрузиться.

Мы с Велем закинули за спину увесистые вещмешки и вдвоём подняли за ручки короб, из которого вкусно пахло свежим хлебом и копчёностями.

– Спускайтесь в грот по этой тропе, – указал мужчина на уходящую вниз дорожку, – там вас ждёт лодка.

Спускались мы медленно и осторожно, местами приходилось карабкаться через высокие каменные глыбы или с замиранием сердца идти по узкому карнизу над обрывом. С грузом в руках и за спиной это было особенно страшно, но Вель даже слова не сказал, упрямо продвигаясь вперёд. Солнце поднялось над горами, играя бликами на волнах, но в тени покрытых грибками и лишайником скал было сыро и прохладно. Где-то внизу кричали гагары, и слышался шум прибоя. Наконец мы прошли в высокую арку и оказались в гулком тёмном гроте, остро и призывно запахло морем. Истёртые каменные ступени спускались к причалу; там лодка покачивалась на тихих волнах и ждал незнакомец, вышагивая туда-сюда по короткой деревянной пристани. Крепкий и статный, с русой бородой и густой гривой волос, он сразу пошёл навстречу, заслышав наши шаги. На нём был лёгкий, расшитый причудливыми узорами камзол и бриджи. На поясе висела сабля. Босой, он уверенно ступал по доскам настила, как по палубе собственного корабля.

– День добрый, господа. – Приветливо улыбнувшись, он кивнул и забрал у нас короб с припасами, чтобы погрузить его в лодку. – Я капитан Дин, Летучий ждёт нас на якоре в море. Близко к берегу здесь не подойти: много подводных камней.

Он помог Велю снять вещмешок. Парень застонал, выпрямляясь и расправляя плечи.

– Да, спуск здесь не из лёгких.

Он открыто и прямо смотрел на Веля, будто и не замечая шерсти, покрывавшей левую половину лица юноши и руку, прочее скрывала одежда.

– Меня зовут Якоб, а это мой друг Вель.

Капитан кивнул, белозубо улыбаясь.

– Я ждал вас, прыгайте в лодку, пора отчаливать. Садись на нос, Вель, будешь путь указывать.

Я расположился на корме, а капитан сел на вёсла и, мерно выгребая из грота, чуть слышно запел:

– В доме детей сборы в поход.

Каждый готовится встать на крыло.

Двери открыты,

И взгляд устремлён вдаль.

Сердце зовёт,

Время не ждёт,

И одинокий

Руку найдёт

Друга.

Детства тропа смелым видна.

А остальным – лишь пустая сума.

Нам же с тобой

За горизонт вместе.

Время не ждёт,

Сердце зовёт,

И одинокий

Руку найдёт

Друга.

Сердце зовёт,

Время не ждёт,

И одинокий

Руку найдёт

Друга.

Я видел, как побелели, вцепившись в борт, пальцы Веля, как напряглась спина, но он не оглянулся, лишь продолжал всматриваться во взбаламученную прибоем воду. Что за странная песня? Мы вышли из грота, волны стали выше, я придерживал вещмешки, чтобы их не выбросило за борт.

– Шторм надвигается, – сказал Дин, указывая на тёмную полосу туч на горизонте, – надо успеть выйти в открытое море.

Но я смотрел не на тучи, а на матово-чёрный корпус и мачты корабля с убранными парусами метрах в двухстах от нас. Чёрный цвет делал его нереальным, но в то же время странным образом обострял восприятие всех чувств, и мир врывался в меня сверх всякой меры: солёными и холодными брызгами, порывами пронизывающего ветра, яркими лучами солнца, взмывающей на волнах кормой, запахом гниющих на берегу водорослей, шумом крыльев и возмущёнными криками взмывающих от нашего приближения с обсиженных прибрежных скал гагар. Вель на носу вздрогнул, видимо, испытывая схожие чувства, и крикнул:

– Левее!

– Есть левее! – бодро отозвался Дин, налегая на правое весло, а затем поднимая его, пропуская тёмную громаду обросшего водорослями камня под водой по правую сторону борта.

Миновав ещё пару огромных валунов, мы удалились от опасного берега и уже более спокойно, перебираясь с вала на вал, приблизились к Летучему. Метрах в двадцати от него я ощутил магическое поле, что походило на пронизавшее разум внимание. Дин посмотрел на меня и усмехнулся, передёрнув плечами.

– Так похоже на взгляд изнутри, правда? До печёнки пробирает. Сколько лет на нём хожу, а так и не привык.

Внимание Летучего действительно походило на взгляд, подобный тому, что всю жизнь преследовал меня. Но это был скорее взгляд зверя, нежели разумного существа. Мы приблизились к борту, и я с трепетом прикоснулся к чёрному влажному боку корабля. Он казался деревянным, но был тёплым, как тело человека.

– Он живой?! – удивился Вель.

– В какой-то степени, – ответил Дин. – Но ему не хватает бьющегося сердца и духа. Их нам и предстоит найти.

Сверху упали канаты, Дин продел их в кольца на бортах и завязал узлы.

– Всё, можно забираться на борт. Вещи поднимут вместе с лодкой. Вель, ты первый. – Он подал юноше руку и поддержал, когда тот хватался за верёвочную лестницу.

Над фальшбортом виднелись тёмные молчаливые силуэты людей, но я никак не мог их толком разглядеть, и это было странно, потому что карабкающегося на борт Веля я видел вполне отчётливо.

– Теперь ты, Якоб. Не три глаза, сейчас всё поймёшь.

Я с сомнением посмотрел на капитана, на корабль, на призывно махнувшего рукой Веля и неуклюже полез наверх. Спрыгнул на палубу и поднял взгляд на обступивших нас с Велем людей. Но людей ли? Такие же чёрные, как корабль, они были обнажены, но ни лиц, ни половых органов у них не было. Одинаковые тела, как у пацана-подростка, гладкая, как яйцо, голова без лица и такая же пустая гладкость между ног.

Стоило подняться капитану, и они в едином порыве, как стая чёрных рыбок, бросились поднимать лодку. Та в мгновение ока оказалась на борту.

– Видал, что творят? – усмехнулся Дин. – Они часть корабля, но работают только в поле его внимания.

– А если вытащить одного за пределы, что с ним будет? – поинтересовался Вель.

– Попробуй, я один раз попытался, так еле ноги от остальных унёс. Не пьют, не едят, только на солнце греются, впитывают его свет, как и весь корабль – для того, видать, такие чёрные. И не гадят. Я себя среди них неполноценным чувствовал, но теперь со мной вы, и прямо гора с плеч.

– А как ты ими управляешь? – спросил я, игнорируя его попытку пошутить.

Я сам себя не понимал. Дин вёл себя вполне дружелюбно, но глубоко внутри ворочалось необъяснимое недоверие к нему, и я ничего не мог с собой поделать.

– Мысленно. Вот сейчас прикажу сниматься с якоря и поднимать паруса.

Дин замолчал, закрыл глаза, и чёрные тени ловко взмыли по вантам на реи. Загремела якорная цепь, зашуршали и захлопали на ветру, развёртываясь, паруса, что, в отличие от самого корабля, были светло-серого цвета. Корабль пришёл в движение и, рассекая волны, заскользил прочь от знакомого и родного берега. Я стоял рядом с Велем и смотрел, как удаляется, уменьшается Коргос, превращаясь в узкую разноцветную полоску у подножия великих гор, что тоже голубели и будто становились прозрачными на сливающихся в единый безграничный фон просторах неба и моря. Наползая с запада, его пожирала тёмно-серая мгла грозового фронта. Грусть с тоской тронули сердце.

– Как же я рад, что выбрался из этой клоаки, – процедил Вель.

Я вздрогнул от злобы и ненависти в его голосе, сердце в груди болезненно сжалось.

– Ты ещё чувствуешь Ника? – спросил я, стремясь сменить тему.

– Да, как ни странно, но мы движемся прямо к нему.

– Думаешь, это неслучайно?

– Мне всё равно, случайно это или нет, главное, что наши пути совпадают, и если мы сможем нагнать его в настоящем, нам не придётся возвращаться в прошлое.

Я вспомнил Генри, тела Ари и Мари под белыми в алых пятнах крови простынями, но не сказал ни слова, а молча накрыл ладонью холодные, стискивающие планшир пальцы друга.

Комментарий к 17. Летучий

Летучий (иллюстрация автора) – https://pp.userapi.com/c638519/v638519866/5a578/uqogIQfJsBA.jpg