Текст книги "Уличный целитель Якоб, или Твой выбор (СИ)"

Автор книги: Windboy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Увиденное повергло меня в ужас – вместо горлового центра зияла чёрная дыра. Я медленно засунул в неё руку сознания, нащупал какую-то хрень и потянул её вверх. Достал! Это был: «Тыр дырым херым!» Чёрные колдуны отомстили за мою насмешку.

«Но я же не знал, что проклятие реально!»

«Только вот незнание не освобождает от ответственности, а уж от последствий тем более».

«Стоп! А ведь читающий меня взгляд, получается, тоже не знал, что это паук, а не мальчишка, значит, он не всеведущ, значит, он не бог!»

«А может, он злокозненный бог. И вообще, не о том ты думаешь, паук-то уже в дырку заглядывает, сейчас развоплотится и внутрь полезет, а убить его внутри будет гораздо труднее».

Давление на грудь исчезло, энергетическая лапка паука шагнула за край дыры.

– Сегодня день немого бытия, и время, и пространство многолико пустились в пляс у хрупкого моста, всё в том краю, как небо, позабыто. Сегодня мальчики играют дотемна в войну, и, оглушая тишиной сердца, накроет всё безвременья волна. Кто позовёт домой их от крыльца?

Паук замер, а потом пошёл на голос. «Жить, – жалобно произнёс он, – жить».

– Твои ладони и твои глаза в моей душе смиряют боль иль причиняют снова своей любовью. Сегодня ночь немого бытия, я позабыл священные слова, и бездна излучается в сердца неотвратимо. Ты сны невыразимые сошьёшь реальностью, и будто неумело живые души плотью обернёшь, и нежно прикоснёшься… Мы помним и мечтаем без конца об этом счастье, не имеющем лица…

Ясный неземной свет озарил пространство комнаты. Я видел его с закрытыми глазами – внутренним оком сознания. На брюшке паука проступало лицо мальчика, со сросшимися веками, дырочками носа и большими чувственными губами, что улыбнулись, когда свет коснулся их и рассеял вместе с остальным телом паука, как всякий свет рассеивает мрак одним своим присутствием.

Рука парня легла мне на плечо. Теперь я точно знал, что это он. Я по-прежнему не шевелился, но всем сердцем искренне пожелал, чтобы он не убирал её, остался рядом. Но рука исчезла, опустошая мне сердце, разрывая его. Опять чары?

В странствиях я встречал заклинателей, владеющих мантрами, но все они пользовались готовыми, веками проверенными формулами, здесь же была явная импровизация.

«Кого ты пригрел, Якоб?»

«Никого, он сам пришёл!»

Я открыл глаза, закрыл, ничего не изменилось – тьма кромешная, но, видимо, ситуация и чужеродная воля исчерпали себя, я мог больше не притворяться.

– Эй, – позвал я, – а тебя как зовут?

Тишина, а потом чуть слышно:

– Вель.

– Вель, – сказал я, – иди ко мне. Холодно ведь на полу, заболеешь, возись потом с тобой… А вместе будет теплее.

Он ничего не ответил, но на моё драное одеяло легло покрывало, и он забрался под них, в скудное тепло от моего тела, замер за спиной. Я нащупал его руку и обнял себя ею, прижал к груди.

– Спасибо, Вель, выручил.

Он вновь промолчал, но его холодный нос уткнулся мне в лопатку, и я ощутил тёплое дыхание.

Я спал, но не осознавал этого. Во сне у меня на животе лежал сияющий шар, как из белого золота, около сорока сантиметров в диаметре. Он покачивался вперёд-назад, перекатываясь через пупок, и действовал возбуждающе. Накатываясь на лобок, он упирался в ствол и головку вставшего члена, словно ласкаясь к ним, разжигая желание. Следуя этому желанию, я повернулся на бок, крепко обнял пульсирующий жизнью шар и принялся дрочить. Головка тёрлась о шар, а тот каким-то невероятным образом погружался, проникал в тело, наполняя его волнами света.

Когда его стенка коснулась простаты, надавливая на неё, я обильно кончил, изливая на шар семя, что тут же впиталось в него. Не успел я успокоиться, как он вновь надавил на простату, и меня захлестнула вторая волна острого наслаждения. Судорожно сокращаясь, я вновь запятнал его. На третий раз я оказался пуст, и лишь волны сладостной дрожи сотрясли тело.

Шар замер, всё ещё мягко давя на простату, но не пульсируя, а нежно согревая изнутри. Ответная волна щемящей любви и нежности наполнила сердце, и я направил её в шар. Его сияние озарило тело, растворяя в себе моё сознание. Не цепляясь за себя, я доверчиво и без страха отдался ему, чувствуя, как исцеляется израненное страданиями людей сердце, как уходит внутреннее напряжение, и заплакал от облегчения, но не проснулся, а погрузился в глубокий и спокойный сон без сновидений, без меня…

Проснулся я от того, что кто-то грозно тарабанил в дверь. Нежась в позабытом за зиму тепле, я прислушался к ощущениям в теле. Немного ныла простата, будто я и впрямь трахался всю ночь напролёт. Аккуратно выбравшись из объятий Веля, что, в отличие от меня, просыпаться не собирался, я встал с кровати. В оконце над дверью из коридора проникал тусклый утренний свет. Дверь вновь затряслась под грубыми ударами, со стены полетела побелка и старая штукатурка.

– Ну, кто там?! – крикнул я.

– Стражи порядка! Открывайте немедленно!

Я оглянулся на Веля, тот уже не спал, а испуганно глядел на меня. Это из-за него, из-за убитого длинного? Скользкий вполне мог нас подставить, мстя за мизинец.

– А в чём, собственно, дело?!

– Открывайте, или мы сейчас выбьем дверь!

И бежать из чулана некуда, что же делать?

– Господа, дайте хоть штаны надеть! – крикнул я, судорожно соображая, как выкрутиться.

Сразу сдать им Веля, повесив всю вину на него, или спрятать под одеялом в надежде, что темнота поможет скрыть его присутствие, или взять вину на себя, какая бы она ни была?

Комментарий к 3. Вель

Вель – https://pp.userapi.com/c831309/v831309209/777fb/RQk4h-YOytI.jpg

========== 4. Палец ==========

Видимо, ночь ничему меня не научила и я вновь позволил чужой воле решать за меня. Существую ли я без взгляда, что наблюдает за мной, думал я, натягивая штаны, взгляда, что толкает взять вину на себя, даже не разобравшись в ситуации? Но бывало, мне казалось, что за мной следит не один взгляд, а несколько, сейчас был именно такой случай – их мнения разделились, и я этим воспользовался. Меня уже страшно тянуло начать каяться во всех мыслимых и немыслимых грехах, но я успел бросить Велю:

– Спрячься под одеяло!

Тот вытянулся вдоль стенки и укрылся с головой. Его худоба сыграла ему на руку, не знай я наверняка, никогда бы не подумал, что там кто-то есть. Казалось, что одеяло с покрывалом просто сбились к стене.

Я потянул задвижку и открыл дверь. В комнату тут же ворвались двое стражей и схватили меня, заламывая руки. За ними вошёл третий – приземистый, лысый, но с ухоженной бородой и подкрученными вверх усами – по гордой осанке и уверенным движениям было видно, что он более высокого звания.

Он направил на меня хлыст и, сверля недобрым взглядом, спросил:

– Где вы были сегодня ночью?

– Здесь, – сразу сознался я, подгоняемый волей наблюдателя.

– Никуда не выходили?

– Нет.

– А соседи говорят, что слышали, как вы ругались с хозяйкой из-за квартплаты.

– Да, но я ей всё отдал!

– А потом убили?

– Чего?! – удивился я и почувствовал, как меня охватывает непреодолимое желание выкрикнуть: «Да!»

– Старуху ночью убили и обокрали, если у вас нет алиби, мы заберём вас в отдел до выяснения всех обстоятельств. Так как, есть у вас алиби или вы готовы чистосердечно сознаться в совершённом злодеянии? – спросил он, строго и цепко глядя мне в глаза.

Я уже набрал воздуха и открыл рот, чтобы произнести: «Готов во всём сознаться», как…

– Я его алиби!

От неожиданного выкрика державшие меня молодцы подпрыгнули на месте, и я вместе с ними, так как совсем позабыл о притаившемся Веле. Следователь сжал зубы, перекатывая желваки и молча переводя хлыст от лица одного стража к другому.

– Вы… Вы не обыскали комнату!

– Да что тут обыскивать? Одна кровать.

– Её и надо было обыскать! – гаркнул начальник, с трудом минуя нас и останавливаясь перед Велем. – Свет!

Один из стражей отпустил мою руку и бросился зажигать свечу. Свеча загорелась, озаряя комнату неверным светом. Вель сидел на кровати, прижимая к голой груди покрывало. Такая же голая коленка и половина бедра выглядывали из-под одеяла внизу. Щёчки его пламенели, и весь вид говорил о том, что ему очень стыдно открыто заявлять о нашем грехе, но деваться некуда – надо спасать своего господина и покровителя.

Следователь побагровел, а молодые стражи глупо заулыбались, как какие-нибудь школяры, впервые попавшие в бордель. Я почувствовал, что тоже начинаю краснеть, а воспоминания о ночных объятиях и безумном сне лишь подлили масла в огонь. Следователь взял свечу и, наклонившись, поднёс её к лицу Веля. Свеча дрогнула, а следователь резко выпрямился и, сделав шаг назад, упёрся спиной в буфет.

– Кхм, – кашлянул он, – кхм, господин Якоб, вы всю ночь провели с этим… с этой… кхм, молодым человеком?

– Да, он всю ночь был со мной! В этих самых руках, – вновь опередил меня Вель, вытягивая вперёд руки и демонстрируя открытые ладошки с растопыренными пальцами.

Покрывало при этом упало вниз, и все убедились, что Вель и правда в чём мать родила. Изящный изгиб его тонкой талии, торчащая косточка таза и краешек курчавого лобка притянули не только мой взгляд. Хватка пальцев, сжимавших мою руку, ослабла. Первым пришёл в себя следователь.

– Это правда, господин Якоб?

– Да, чистейшая правда, – признался я и с облегчением ощутил, как спадает давление чужой воли.

– Что ж, учитывая все обстоятельства… – он поставил свечу на стол, – могу вам только посочувствовать… но тем не менее вы свободны, ведь, как известно, паршивцы не способны лгать.

– Не стоит беспокойства, – возвращая самообладание, сказал я, – мы свечей не зажигали.

– Кхм, – вновь кашлянул следователь и кивнул стражам, те вышли из комнаты. – Да, ещё, – замер он на пороге, – если что-то припомните или услышите, немедленно сообщите в особый отдел следователю Кореневу.

Он вновь кивнул, теперь уже мне, и сделал шаг в коридор.

– Постойте, – окликнул я, он удивлённо оглянулся, – господин следователь, раз уж мы определились с моей невиновностью, могу ли я предложить вам свою помощь? Я, как вам, скорее всего, известно, целитель и мог бы установить причину смерти ст… м-м, хозяйки дома.

– Она умерла от удушья, обстоятельства сейчас устанавливает наш патологоанатом, но, если желаете взглянуть, пойдёмте. Вы ведь давно её знали и можете заметить что-то необычное в ней или в обстановке.

– Одну минутку, только приведу себя в порядок.

– Хорошо, жду вас у неё в комнате.

Я закрыл дверь и повернулся к Велю. Он улыбался. Я впервые видел его улыбку, но даже сейчас печали в ней было больше, чем счастья.

– Я хорошо сыграл? – спросил он.

– Ты переиграл, – сказал я жёстче, чем того хотел, и разозлился ещё больше, но теперь уже на себя.

«А чего ты вообще злишься?» – спросил внутренний голос.

«Эти уроды, они глазели на него!»

«Ну и что?»

«Он мой!»

«Твой? – удивился голос. – Ну-ну…»

Я смутился и внутренне замолчал, сам себе удивляясь. От моих резких слов уголки губ Веля опустились.

– Я сделал что-то не так?

– К вечеру все в округе будут знать, что целитель Якоб завёл себе паршивого мальчика, которому завязывает глаза, когда трахает, чтобы хозяйство не отвалилось.

– Зачем завязывать? Я могу просто зажмуриться. – И он закрыл глаза, прижав к ним ладони.

– Это не шутки, Вель. Кто после таких слухов согласится на мои сеансы? На что мы жить будем?

– Мы? – спросил Вель, опуская руки и глядя на меня заблестевшими глазами.

– Мы, – сказал я и отвернулся, надевая и застёгивая рубашку.

– Простите, – сказал он, – я испугался, что вас заберут и я вновь останусь совсем один.

Я достал из буфета зеркало и привёл в порядок свои вьющиеся волосы. Они красивыми тёмными волнами ниспадали на плечи, у висков их тронула благородная седина.

«Ой, не смеши меня, – съязвил внутренний голос, – описывать себя любимого, глядя в зеркало, это ещё хуже, чем просыпаться в начале истории».

«Пошёл к черту», – беззлобно сказал я, но всё равно испытал противное чувство стыда.

«Бороду с усами не мешало бы подстричь».

«Ладно, схожу к Симону».

Я глянул на отражение Веля, у того был расстроенный вид. Я сел на кровать.

– Интересно, кто бабку укокошил, если не я, может, ты? – ухмыльнулся я и толкнул Веля в плечо.

– Чего?! – вытаращил тот глаза.

– Не бойся, я никому не скажу.

– Ты… ты… – начал он, позабыв о вежливости.

– Сиди здесь и жди меня, – велел я, встал и вышел из комнаты.

Старуха ютилась в такой же, как у меня, каморке, если не меньше – вот же скряга! – и в ней стояла неистребимая вонь застарелого ссанья. Бабка страдала недержанием мочи, но матрас, конечно, не меняла. Окна в её комнате тоже не было. Вернее, оно было, но она сама его заложила: боялась, что её ограбят. Поэтому всюду горели свечи, и казалось, что вонь от этого только усиливается.

Обнажённое, всё в складках морщинистой кожи, дряблое тело бабки лежало на голом матрасе, покрытом многолетними разводами от мочи. Крупного телосложения патологоанатом склонился над ней, щупая горло. Следователь и два стража полукругом стояли рядом. Свечи, нависающие над голой бабкой, патологоанатом в кожаном фартуке, затаившие от вони дыхание зрители – всё это напоминало какой-то извращённый культ. Я подошёл и встал рядом со следователем.

– У неё что-то в горле застряло, – сказал низким басом патологоанатом, чем ещё больше убедил меня в своей дьявольской природе. – Скальпель!

Один из стражей нырнул в раскрытый кожаный саквояж, достал и подал ему скальпель. Тот воткнул его бабке в яремную ямку и повёл вверх, вскрывая трахею.

– Пинцет. Нет, щипцы!

Страж подал изогнутые щипцы, и патологоанатом, погрузив их в разрез, принялся увлеченно ими орудовать. В усердии он высунул и прикусил кончик языка.

– Так-так, попался, – сказал он, вытаскивая щипцы с зажатым и извивающимся в них…

Мы все подались вперёд, стараясь рассмотреть, что же это там такое. Патологоанатом вывернул кисть, и под слоем розовой слизи мы увидели криво обкусанный ноготь.

– Это что, палец? – спросил молодой страж, прижимая ко рту ладонь и бледнея.

– Полагаю, мизинец, – ответил патологоанатом.

– А почему он шевелится? – спросил другой.

– А… – начал патологоанатом, но его прервал первый страж, извергнув на бабку овсянку с молочным киселём, что съел на завтрак.

Белёсая жижа потекла по дряблым складкам половых губ, напоминая…

– Бе-э-э! – сбил меня с мысли второй страж, впечатлённый первым, рыгая на патологоанатома.

Рвотные массы стекали по кожаному фартуку.

– А ты говорил, что не пригодится, – пробасил тот следователю и утробно расхохотался.

Коренев, вновь играя желваками и поблёскивая выступившими на лысине капельками пота, молча развернулся и вышел из душной комнаты. С трудом сдерживая рвотные позывы, я поспешил вслед за ним. Мы вышли во двор, вдохнули чистый и свежий утренний воздух.

– Якоб, будьте так любезны, – сказал он и кивнул на колонку.

Я принялся качать воду, а он подставил руки. Умылся, провёл мокрыми руками по лысине – раз, другой. Выпрямился и вопросительно глянул на меня.

– Нет, спасибо.

– Что вы об этом думаете, Якоб?

– Магия чёрных колдунов, – уверенно сказал я.

Я не сомневался, что это был тот самый палец.

«Но как он, чёрт возьми, оказался в бабкином горле?!»

«Скажи спасибо, что не в твоём вместе с тыр-дырым-херым!»

«Спасибо!»

– Почему вы так думаете?

Я ещё раз внимательно посмотрел на следователя, он ответил мне спокойным и внимательным взглядом здравомыслящего человека.

– Могу ли я доверять вам, господин Коренев?

Он тоже глянул на меня.

– Безусловно.

– Палец принадлежит одному местному прощелыге, что порешил вчера своего дружка в нескольких кварталах отсюда.

– Да, мы его нашли, – кивнул следователь.

– Они издевались над Велем – парнишкой, что вы видели в моей комнате. Он его обоссал, не зная, что тот паршивый, и попал под проклятие. Тут подвернулся я и сказал, что надо отсечь палец, иначе хер не спасти. Я не думал, что проклятие реально, и хотел просто проучить скота.

– Зачем он убил подельника?

– Ошибся, решив, что снимет такой жертвой проклятие.

– Понятно.

– А вот почему палец залез в бабку, я не знаю.

– Кажется, я знаю. Мы за этой ведьмой несколько дней как следили. Люди с окрестных улиц давно жаловались на пропажу кошек, но мы как-то не принимали их россказни всерьёз, пока нам не принесли пирожок с кошачьим коготком в начинке. Вчера мне доложили, что какой-то паршивец просился к ней на постой, но она его прогнала, да ещё и местную шваль на него за бутылку натравила. Теперь ясно, кто это был. Что ж, Якоб, спасибо за содействие. Осталось только выяснить, кто её ограбил. Есть у меня одна мысль…

– Беспалый, – ухмыляясь, сказал я, а следователь одобрительно кивнул.

– Из-за неё он влип в эту историю и вполне мог прийти к выводу, что бабка знала о проклятии, но не предупредила, вот и решил отомстить, только палец его опередил. А раз палец его, значит, ему на каторгу и отправляться.

Из дома выглянул один из стражей и, заметив начальника, спрятался обратно, но был вытолкнут во двор всё ещё пребывавшим в благодушном настроении патологоанатомом. Следователь оглянулся на их возню.

– Кстати, насчёт пар… парня. Я прикажу своим, чтобы держали язык за зубами, а иначе…

Он сверкнул глазами и, развернувшись, твёрдой походкой направился к дому. Бледные стражи вытянулись по стойке смирно. Он что-то тихо сказал им, те покосились на меня и дружно закивали.

– Отличный у вас фартук, – сказал я подошедшему патологоанатому.

– Угу, дедовский, он у меня мясником был, добрейшей души человек. Я Ганс. Будь добр, Якоб, качни воды, а то эти кисейные барышни, – он махнул в сторону отчитываемых стражей, – всего меня уделали.

Я налёг на рычаг.

– А что с пальцем? – задал я мучавший меня вопрос.

Ганс достал из кармана металлическую коробочку и потряс ею, внутри что-то затарахтело и заскреблось.

– Лучше его сжечь, – сказал я, холодея.

– А как же исследовательский дух?

– С колдовством шутки плохи.

– Я подумаю, – сказал он, пряча коробочку в карман и подставляя фартук под струю воды.

Подошли стражи, вид у них был как у побитых собак.

– Вы вовремя, – сказал Ганс, замещая меня на рычаге. – Давайте, отмывайте, чтоб как новый был, а то не дай бог дедушка на том свете рассердится и наведается к вам в гости, вы ж тогда и штаны обделаете, – сказал он и вновь хохотнул.

Оставив стражей порядка, я снял с верёвки высохшие обноски Веля и вошёл в гудящий, как потревоженный улей, дом. Пользуясь всеобщей суматохой, свистнул с печки забытый кем-то кипящий чайник и горсть чая из стоящей рядом жестяной коробки, а также пару баранок и кусок сахара. Пряча добычу под одеждой Веля, вернулся в комнату и запер дверь.

Укутавшийся в покрывало Вель сидел на кровати, как я и приказал. Как же мне нравится такое послушание! Я отдал ему одежду, а сам кинул в чайник заварку и достал большую кружку. Расколол ножом и положил в неё пару кусочков сахара. Вель оделся и заправил постель. Я наблюдал за ним. Во всех его движениях было что-то завораживающее, пленяющее взор. Он будто призывал: «Смотрите, смотрите на меня, вот он я какой. Возьмите меня!»

Вель вопросительно глядел на меня.

– Что? – переспросил я.

– Что там с хозяйкой? – повторил он.

Я налил чаю и сел на кровать. Подул. Вель сел рядом, почти касаясь меня, но я не отстранился. Мне, наоборот, захотелось прижаться к нему, обнять, или чтобы он обнял меня; но он, не двигаясь, ждал моего ответа. Я сделал глоток – вкусно.

– Держи, – сказал я, передавая ему кружку. – Вот ещё пара баранок есть, лопай.

– А вы?

– Слушай, давай уже на ты, а то на вы я себя старым извращенцем чувствую. А если уж мне уготована такая участь… Короче, ты понял.

– Ага, – кивнул он и отхлебнул чая. – Горячий.

– Ветер есть под носом? Дуй!

Он улыбнулся и подул.

– Бабка действительно умерла, – сказал я, решив не вдаваться в подробности, – и, с одной стороны, я, признаться, рад, но с другой… Что теперь будет с жильём – понятия не имею, а это скверно. В любом случае пара дней у нас точно в запасе есть, поэтому что-нибудь придумаем. А ты правда вчера пытался к ней на постой встать?

Вель кивнул, уплетая баранку. Было видно, что он всеми силами сдерживается, чтобы не проглатывать, не жуя: его чуть ли не трясло от голода. Я опустил взгляд. Он уже хотел откусить от второй, но замер и протянул её мне вместе с кружкой.

– Слушай, не зли меня, – сказал я, вставая, – велено есть – значит, ешь.

Я взял оставшийся сахар, булькнул ему в кружку и долил чая.

– У меня есть немного денег, поэтому, как пойдём искать новое жильё, где-нибудь ещё перекусим.

Это его успокоило, и он махом заглотил вторую баранку, откинулся на стену и, уже не спеша, потягивал чай.

Я рассматривал его родимое пятно. Он поймал мой взгляд и дёрнулся, чтобы отвернуться, но я коснулся его руки, а затем взял за подбородок и повернул к себе.

– Что…

– Тс-с, – цыкнул я и коснулся пятна пальцем.

Меня будто обожгло изнутри, и я отдёрнул руку. Вель испуганно на меня посмотрел.

– Жжётся, – сказал я и улыбнулся. – Что же придумать?

Я встал и полез в недра буфета.

– Где-то же он тут был, – произнёс я, выгребая всякий хлам. – Ага, вот!

– Что это?

– Галстук, что же ещё, – сказал я, забирая у Веля пустую кружку.

– Галстук? – Он сморщил нос. – Голубой в белую ромашку?

– Так, сиди смирно! – Я пытался повязать ему галстук наискосок через голову, как повязку, чтобы он закрывал правый глаз и пятно на левой скуле. – Я их сам, между прочим, вышивал!

– Оно и видно! И кого же ты в таком галстуке соблазнял?

– Не твоё дело, это было давно и неправда. Вроде не видно, – сказал я, осматривая его с разных сторон.

– И мне так ходить по городу?

– Я целитель Якоб, ты мой пациент с подбитым глазом. Ещё есть вопросы?

– А вы меня вылечите, доктор? – спросил Вель и игриво подмигнул.

– И что это сейчас было? – спросил я.

– Повелителю шлюх нравилось, – потупился он.

– Кому-кому? Повелителю мух?

– Шлюх, это…

– Стоп-стоп, – прервал я, – с меня на сегодня хватит историй. Всё, идём искать жильё.

Мы вышли из дома и нос к носу столкнулись с моей давешней клиенткой.

– О, господин Якоб! – обрадовалась она.

– Доброе утро, госпожа…

– Арианна, можно просто Ари или Анна. А вы здесь живёте?

– Да, – сказал я, глядя на её брата, которого она держала за руку.

Тот приплясывал, уперев свободную руку в бок и выставляя на пятку то одну, то другую ногу.

– А мы тут у одной бабушки всегда пирожки покупали, Николя их в последнее время только и ел.

– Я же сказал, что больше не люблю эти вонючие пирожки. Не буду их есть! – возмутился Ник и топнул ногой.

– Тише, Никки, веди себя подобающе.

Никки тем временем добавил в танец новый элемент: каждый раз, выставляя ногу на пятку, он корчил рожицу и, смеясь, показывал язык. Я оглянулся. Вель тут же спрятал свой язык и принялся разглядывать облака.

– Это мой пациент Вель, у него проблемы со зрением… и, возможно, с головой, – добавил я, наблюдая, как тот косится и подмигивает высвободившемуся и крадущемуся к нему мальчишке.

– Здравствуйте, Вель! Какие чудесные ромашки! Они волшебные?

– Несомненно, я же их сам вышивал, – вставил я.

Тем временем мальчик схватил Веля за большой палец руки, потянул вниз, и Вель рухнул перед ним на колени. Повернул палец влево, туда же склонилась голова Веля. Мальчик засмеялся и наклонил палец вправо, голова повторила движение. Улыбаясь, он приблизился к Велю вплотную, тот не двигался. Тогда он взялся пальчиками за край повязки и заглянул под неё.

– Кусь! – сказал Вель и цапнул пацана за бок.

Тот восторженно заверещал, попытался вырваться, но был пойман и вскинут на плечи, через пару секунд они уже скрылись, гогоча, за углом дома.

– А Вель хороший, – задумчиво произнесла Арианна.

– Так вы бывали здесь раньше?

– Пару раз, обычно мы покупали пирожки у бабушки на перекрёстке, а сегодня она не пришла, вот я и забеспокоилась.

– Боюсь вас огорчить, но сегодня ночью кто-то ограбил её и убил.

– Какой ужас! – Она прижала пальцы к губам. – Только Никки, пожалуйста, не говорите!

– Конечно, не скажу.

– Кто же её убил?

– Пока неизвестно.

– Надеюсь, его поймают.

– Вне всяких сомнений.

– Простите, вы ведь куда-то шли, а я вас совсем заболтала.

– Пустяки, мы с Велем собирались где-нибудь позавтракать.

– А пойдёмте к нам! Наша кухарка готовит замечательные оладьи!

– Не знаю, удобно ли это?

Мимо пронеслись, заходя на второй круг, Вель и вцепившийся в его волосы, сияющий от восторга Ник.

– Я лечу, лечу! – кричал он.

– Конечно, удобно, познакомлю вас с дядей Генри, он как раз обещал заскочить на чай. Соглашайтесь!

Я закрыл глаза, прислушиваясь к себе, и через мгновение уже знал, что отвечу…

========== 5. Счастливые совпадения ==========

– Да! – согласился я, и Ари радостно захлопала в ладоши.

– Николя, Якоб и Вель идут к нам в гости, – сообщила она подлетевшему на Веле брату.

– Да-а! – вскинул руки Ник.

Вель спустил его на землю. Ари хотела вновь взять его за руку, но он увернулся.

– Я с ним пойду, – сказал он, указывая на Веля и хватая его за большой палец левой руки.

– Хорошо, только не приставай к Велю.

Покинув многолюдный и шумный центр города, мы, болтая о пустяках, поднимались на один из городских холмов. По сторонам от тротуаров тянулись кованые ограды поместий. Тут и там, пробившись между камнями мостовой, цвели одуванчики.

– Вон наш дом! – крикнул Ник и вприпрыжку потащил Веля за собой.

Они убежали вперёд и скрылись за большими кустами цветущей белой сирени, что росли вдоль резной ограды. Мы прошли в калитку вслед за ними и, миновав аллею роз, вышли к высокому каменному дому, почти полностью увитому плющом, что забрался даже на крышу мансарды. Одно из её окон распахнулось, и из него высунулась голова Ника.

– Сначала я научу Веля играть в шахматы, а потом мы будем собирать мозаику! – сообщил он и скрылся внутри.

Ари открыла дверь, пропуская меня внутрь, и я оказался в просторном холле. На его середине пожилая женщина в цветастом фартуке, видимо, та самая кухарка, наклонилась, чтобы поднять ботинок Ника. Второй лежал на боку у моих ног вместе с грязными туфлями Веля, сквозь дыру в одной из подошв поблёскивал начищенный паркет. Я наклонился, поставил туфли вместе и только тут заметил, что они обе правые и одна на пару размеров больше другой. После этого я снял ботинки, посмотрел на свои голые стопы и попытался вспомнить, когда же я мыл их в последний раз, но так и не смог.

«Старею», – подумал я.

– Ари, милая, что же ты не предупредила, что у нас сегодня гости? У нас совсем не прибрано!

При этом вокруг была такая идеальная чистота, что я нарушал её одним своим видом.

– Мари, не беспокойся, кроме тебя, этого беспорядка всё равно никто не видит, – сказала Ари, выдавая мне отороченные мехом тапочки.

Я с облегчением спрятал в них свои когтистые пальцы, не хватало ещё поцарапать такой замечательный паркет.

Мари подошла и поставила поднятый ботинок Ника, при этом глянула на наши с Велем башмаки, вздохнув, прижала к груди ладонь, но ничего не сказала.

– Мари, мы с Ником нагулялись и с удовольствием бы выпили чаю, к тому же я обещала Якобу, – я учтиво склонил голову, – и его пациенту Велю, что отважно принял на себя внимание Николя, угостить их твоими непревзойдёнными оладушками.

– Ну, скажешь тоже, – заулыбалась Мари.

– Ещё я встретила дядю Генри, и он пообещал зайти.

– Тогда проходите в гостиную, я сейчас всё подам. А вы и есть тот знаменитый целитель Якоб, о котором мне Ари все уши прожужжала?

– Видимо, да.

– Огромное вам спасибо за Никки, мы уже, признаться, совсем отчаялись…

– Был рад помочь, – ответил я, млея от похвалы и внимания.

Мы прошли в гостиную с огромным диваном, двумя книжными шкафами и глубокими кожаными креслами рядом с ними. У широкого окна стоял овальный обеденный стол. Справа от окна была дверь на широкую крытую веранду и внутренний двор в клумбах цветов.

Я вновь вспомнил детство, и приступ острой тоски сдавил грудь, мне так захотелось забраться с ногами в одно из этих кресел и не вылезать из него хотя бы пару недель, читая запоем какие-нибудь интересные книги.

– У вас чудесный дом, – сказал я.

– Да, но Мари всё время жалуется, что ничего не успевает, вы не обидитесь, если я вас ненадолго оставлю и помогу ей на кухне?

– Нет, я как раз хотел посмотреть ваши книги.

– Вы тоже любите читать? Я обожаю читать! Как засяду, время так и летит.

Ари вышла из гостиной, а я принялся изучать книжные полки: «Замки и фортификационные сооружения», «Семь волшебных чудес света», «Караваны и страны, или Путешествие длиною в жизнь», «Тайны Чёрного Замка». Я снял с полки книгу в зловещем тёмно-красном переплёте, открыл.

«Чёрный Замок стоит в дремучих северных лесах. Вокруг него нет ни высоких крепостных стен, как ошибочно полагают обыватели, ни глубокого водяного рва, ни сторожевых башен. Спросите почему? А потому, что ни одному здравомыслящему человеку не придёт в голову напасть или попытаться проникнуть в чёрное сердце колдовского мира. А если он всё-таки попытается, то его ждут такие ужасы, что…»

– Якоб, – я оглянулся на Ари, что несла полный оладий поднос, – сходите за мальчишками, а то мы так их не дозовёмся.

С сожалением я вернул книгу на место и пошёл на чердак.

Ребята сидели в солнечных лучах на полу у окна и увлечённо раскладывали мозаику. Я залюбовался ими.

– Да не сюда, Вель! Ты что, не видишь, что этот клюв отсюда?

Вель сдвинул повязку и всмотрелся в разрисованные плитки.

– А, точно!

– Ой, а что это у тебя за пятно? – спросил Ник и прикоснулся к его щеке. – Щекочется! – засмеялся он, прижимая согнутые руки к бокам, и, втягивая шею, прикоснулся снова. – Ха-ха-ха!

– Вель, – позвал я.

Он испуганно дёрнулся, роняя мозаику и натягивая повязку.

«Что же ты за монстр, Якоб, что тебя дети боятся?»

«Отвали!»

Я подошёл.

– Кто победил? – кивнул я на доску и разбросанные шахматы.

– А-а, – махнул рукой Николя, – он совсем неумеха, я у него два раза выиграл, неинтересно.

– Пойдёмте чай пить.

– Пойдём, Вель, – сказал Ник и взял его за руку. – А потом я тебе ещё подвал покажу. Там столько интересного, – добавил он таинственным шёпотом, – и страшного.

– А мне с вами можно? – спросил я, спускаясь за ними по лестнице.

Ник оглянулся, окидывая меня взглядом.

– Ладно, тебя тоже возьмём, – согласился он.

– Вот спасибо!

– Никки, Вель, мойте руки, – сказала Ари, и мы пошли мыть руки.

Рубаха Веля была в ужасном состоянии. Я закатал ему истёртые и измочаленные края рукавов, пригладил растрепавшиеся космы. Из-за уха отвалился и упал кусочек грязи.

– Ты же мылся вчера!

– В тазике!

– А хочешь со мной в ванне искупаться? – воодушевился Ник. – Сделаем вот такую пену, – и он показал руками горы пузырей. – У меня ещё флот есть!

Он полез под ванну, доставая оттуда изящно вырезанные деревянные кораблики.

– Ух ты! – восхитился Вель. – Хочу!