Текст книги "Последний император (СИ)"

Автор книги: Weirdlock

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Мой господин… мне трудно об этом вам говорить, но… шёпот,– как только Гай закончил шептать на ухо своему начальнику, тот озверел. Вернее, с каждым движением губ Гая тот зверел всё сильнее. Лицо налилось кровью, на руках вздулись вены, был слышан скрежет его зубов. Чтобы там не донёс Гнею его секретарь, эти слова, очевидно, привели его в натуральное бешенство. Тем временем, они уже дошли до пустой городской площади, которую озарял лишь мягкий свет Луны и блеклый огонь факелов.

…

– О, кого я вижу, да это же наш дорогой флотской префект. Ты как раз вовремя! Ещё чуть-чуть и я бы начал переживать, что ты забоялся выйти к собственным солдатам. Что же, пора начинать заседание самого справедливого суда на свете, – порой даже в такой блестящей военной машине, как имперские вооружённые силы, попадаются такие бездарные наглые говнюки. В основном, благодаря своим связям. В данном случае же мы имеем дело с сыном сенатора и влиятельной римской матроны. Его фамилия и заслуги, безусловно, талантливых родителей, а не собственные усилия, возвели его на позицию легата. Этот человек умел делать только одно действительно хорошо– разлагать дисциплину в подчинённых ему воинских частях. Однако по-настоящему наглым он стал лишь попав на Серениссиму. Довольно иронично, что «светлейший» остров оказался запятнан зверствами столь ужасного человека. Видимо, разрешение казнить всех подряд, исключая женщин, окончательно сорвало ему крышу. Если ранее он был просто некомпетентным командиром, за которого всё делали центурионы, то теперь он превратился в развратного ублюдка, устроившего себе здесь гарем из пленных туземок, в котором, скажем так, далеко не все лица были старше 12 лет.

– Ох, любезный мой друг. Знаешь, сегодня у меня отличный выдался отличный день и, кажется, скоро он станет лучшим днём в моей жизни, – со всей любезностью, убрав зверский оскал с лица, произнёс Гней.

– Да? Не поделишься ли ты с нами об этом? Думаю, все здесь не прочь послушать очередную твою историю. Видишь ли, над ними всегда приятно смеяться и солдатам нравятся, – с прытью гепарда заглотив наживку, легат и не заметил, как продолжил копать себе могилу.

– Ох, любезный мой друг, не сомневайся, я в деталях поведаю тебе причину моего отличного настроения. Видишь ли, сегодня мне пришло письмо от императора. Знаешь, что меня в нём порадовало? – продолжая корчить свою любезную рожу легату, приводящую в леденящий ужас всех присутствующих моряков (в отличие от морпехов, они знали, к чему она ведёт), Гней рассказал ему о том, что пришло письмо. Вообще, конкретно это письмо от императора не содержало какой-то особой или конфиденциальной информации, которую нельзя было раскрывать солдатам или даже офицерам, но все знали, что раскрывать его другим – моветон, и если само воплощение жесточайшей дисциплины на флоте решилось на подобное, то ничего хорошего это точно не предвещает.

– Ох, и что он пишет? – понимал это и легат, несмотря на всю свою дурость, но раз спектакль начался, то сбежать с него уже нельзя.

– В основном о работе, но, знаешь ли, в этот раз он отметил мои заслуги, переподчинив тебя и твоих солдат мне. Знаешь, что это значит? – быстрой и лютой была его речь, призвана она была выжечь предсмертный ужас на лице легата, но он предпочёл не замечать этих слов.

– Ну, допустим, что дальше? – однако бедняжка, вопреки затягивающейся вокруг шеи верёвки, продолжал словесно бороться с его новым господином.

– Это значит, что пора тебе испытать, наконец-то, что такое дисциплинарное взыскание на флоте… схватить наглеца, – сменив любезную рожицу на злобную ухмылку, Гней затянул покрепче петлю на шее легата, столкнув его со стульчика.

–Ты не посмеешь… ты же знаешь, что тебе не жить после этого!? Мой отец уничтожит тебя и всю твою семью, сын шлюхи!!! – наконец-то осознавший всю глубину ямы, выкопанной им же самим, легат пытался угрожать Гнею, но он и глазом не повёл, слушая его животные крики и попытки вырваться из плена.

– Гай, назначь здесь караул из наших ребят, пусть присмотрят за этими юнцами, а потом поднимайся на палубу нашего флагмана. Я подожду тебя там. Только ты поторопись, меня снедает жажда крови… – пугающе-ласково предупредил своего секретаря Гней, после чего отправился со своими матросами на флагманский корабль карибской эскадры, «ReginaCoeli» (Царица небесная, она же Святая дева Мария или Богородица в православии)…

p.s. Не стоило мне засыпать в пять часов ночи с открытым окном… теперь чихаю и кашляю через каждые три секунды. Кости ломит зверски, а пальцами по клавиатуре весьма дискомфортно стучать. Русское лето, чтоб его. А вообще, я не об этом хотел написать. Если вкратце, то, ВОЗМОЖНО, в следующие четыре дня моя активность немного снизиться. У меня много дел (вылечить кариес, подготовиться к защите диплома, уплатить штраф, выписанный налоговой, а также подать чёртов 3-НДФЛ, в общем, дел по горло) и я, вероятно, не смогу писать обещанную главу раз в день.

========== Глава 52. Конец отброса ==========

Спустя некоторое время, на двухдечном паруснике «ReginaCoeli»:

На палубе стояла гробовая тишина, разрываемая лишь бесплодными попытками легата кричать. Обрамляла её кромешная тьма сменившей вечер ночи, отодвинуть владения которой безуспешно пытался свет масляных ламп в руках матросов.

Все понимали, что сейчас легата будут килевать до самой смерти. Страшная смерть – не захлебнёшься, так истечёшь кровью. Полипы на днище корабля исполосуют его всего, не оставив и шанса на выживание, а если сукин сын умудрится и это пережить, то поздравляю – вот твои обещанные второй и третий круг ада.

Матросы знали об этом лучше, чем кто бы то ни было. Контр-адмирал голубого флага, Гней Випсаний Серран, помимо чувственной натуры, имел и другую, типично капитанскую, сторону.

Многим сухопутным крысам это покажется чрезвычайно жестоким (хотя чьи бы шпицрутены мычали), но любому капитану корабля были весьма знакомы и повешенье на рее, и килевание, и купание с поркой.

Да, лишиться живота можно было только за очень серьёзный проступок, ибо квалифицированные кадры не были в излишке (даже юнги, хоть их и не назовёшь профессионалами), но кандалы и перевод на хлеб и воду были частым явлением на флоте.

Суровые, порой даже экстремальные, условия жизни на корабле, принудительный характер службы и постоянный риск умереть на море в любую секунду по любой причине. Вот причина частых бунтов на кораблях и столь жестоких мер.

Проявишь слабость, как тут же команда скинет тебя за борт, и это в лучшем случае. В худшем – она отомстит тебе, познакомив с прекрасными звукамип редсмертного хруста костей от удара об киль.

Ну, а что? Почему бы и капитану разок не попробовать столь прелестное времяпровождение перед тем, как с него снимут шкуру и выкинут изрубленного за борт? Вот поэтому любой морской капитан, осознавая свой бесконечный страх перед бунтом, должен своим матросам, от юнги до собственного помощника, передавать его в достаточном объёме.

Тонкое это ремесло – балансировать между ужасом и авторитетом. Гней был с ним знаком лучше прочих. Легат давно его выводил из себя, и не без причины, но, очевидно, нет страшнее позора для столь высокого военного чина, чем быть казнённым матросами, будто он и сам подобный им отброс.

Даже такие ублюдки как он не заслуживали подобной участи, но Гней был непреклонен, как и его авторитет в глазах всех присутствующих. Попытаться ему сейчас воспрепятствовать – прибавить ему веселья, ведь два смертника всегда лучше одного…

– Ну что, всё-таки пришёл? Мне казалось, что ты не любишь подобные развлечения, Гай… – Гней, как всегда, разыгрывал очередной спектакль перед другом, чтобы вывести того из себя. Впрочем, не получилось…

– Конечно, как я мог не прийти на представление своего дражайшего друга? В конце концов, без моей помощи зрители при виде твоих кривляний будут только корчить рожи от неудовольствия, ха-ха! – Гай, впрочем, тоже не отставал, с редким мастерством скользя по лезвию бритвы, ходя на грани между дружеским подшучиванием и серьёзным личным оскорблением.

– Довольно! Поднимайте его на рею! Сегодня эта похотливая сухопутная крыса познает ласки нашей красавицы! – Гней, стараясь приободрить команду, неумело подшучивал над побледневшем от ужаса легатом.

– Как бы он не утонул в её объятиях, сэр! – а помогал ему в этом нелёгком деле его помощник и друг Гней.

– Верно, но лучше утонуть, чем СТОЛКНУТЬСЯ с непониманием, верно? – казалось бы, очередная глупая шутка, а на деле – указание матросам тянуть верёвку медленно, чтобы легат не разбился сразу же о киль, лишив всех веселья.

– Ваша правда, сэр, но не будет ли он РАНЕН прохладным отношением после того, как покинет её объятья? – встрял в разговор корабельный хирург, несмотря на опасения прервать уютную беседу лейтенанта и контр-адмирала.

– Ох, кто это у нас тут! Вы уже закончили оперировать свою пациентку? Не стесняйтесь, скажите же нам, она вам понравилась, не так ли? – в ответ на грубое вмешательство хирурга в их разговор, Гней отреагировал лишь едкой колкостью.

– Будем надеяться, что она выживет после родов, пускай шансы на это и малы. Что касается ваших домыслов, то вынужден огорчить вас – я не веду беспорядочных сексуальных связей с собственными пациентками. Меня волнует другое – как мы этого парня откачивать будем, когда достанем, и что вы будете делать с ним? – наконец-то, в этой буре безумного насилия, хотя бы один задал единственный важный и верный вопрос.

– А кто сказал, что мы будем его откачивать? – но на него сразу же был дан не вполне адекватный ответ…

– И как вы собираетесь объяснить казнь легата его отцу сенатору и императору? – вслед за которым был дан ещё один разумный вопрос, которым стоило задаться Гнею сразу же.

– Какая казнь? Мы этого уважаемого человека просто знакомим с кораблём, а его родственникам скажем, что его изрубили туземцы, коварно атаковавшие его во время экспедиции на соседний остров. Завтра как раз у нас намечается нападение, а чтобы следов не осталось, мы его отправим на дно с булыжником по пути. Отсутствие тела мы объясним тем, что отряд вынужден был отступить на шлюпках, оставив своего мёртвого командира на милость туземцам. Атака на соседний остров, таким образом, получит ещё и характер мщения… – Гней, как всегда, пользовался любыми отговорками и обстоятельствами, дабы убедить хирурга наконец-то от него отстать.

– Это всё, конечно, прекрасно, но как вы заставите его солдат молчать? – но он был неумолим.

– Ха-ха, хорошая шутка. Куда же они денутся и как они, по-твоему, сообщат об этом на родину? Они же совсем зелёные, им тут ещё лет десять-двадцать торчать, если раньше не помрут от дизентерии и неизвестных тропических болезней. Их легко запугать, как и подкупить… да и кто, будучи в здравом уме, поверит в бредни отдельных сопляков о том, что контр-адмирал килевал легата? – однако отпор морского волка был не слабее. Задействовав даже такие слова как «подкупить» и «запугать», он, видимо, сможет наконец-то преодолеть сопротивление вездесущего и весьма приставучего хирурга, терпеть которого у Гнея были силы только потому, что этот знаменитый врач, не раз спасавший даже безнадёжных пациентов, множество раз спасал и его жизнь, когда ему в очередной раз наливали в организм новую порцию железа абордажными саблями и стрелами в ходе сближения кораблей и последующего сражения на палубе при абордаже. В конце концов, не настолько уж он и безумный дурак, чтобы избавляться от весьма известного в узких кругах хирурга, которому он мог доверить свою жизнь.

– Как знаешь, но не кляни меня недоброй молвой, когда на плаху поведут, – возможно, это было и не его ума дело, и ему не стоило перечить вышестоящему офицеру, выставляя того бездумным дураком перед всей командой, но, вероятно, так он проявлял свою заботу о капитане, от которого зависела и его жизнь также.

– Ладно, я понял, а теперь давай уже приступим к легату. Наверняка наш правоверный уже изнемогает от желания встретиться с небесной владычицей, – продолжил свои глупые шутки контр-адмирал.

– Пусть и за нас замолвит словечко! – пока несчастный легат тонул, тщательно прорезаемый острыми полипами, два дьявола продолжали на глазах у знатно побледневших матросов и солдатов (они также вынуждены были принять в этом деле участие) смеяться при виде умирающего человека. Картина маслом, два садиста на флоте надругаются над педофилом и насильником, пускай основная претензия и была не в том, что он девочек и мальчиков насиловал, а в том, что разлагал дисциплину среди солдат и был абсолютно бесполезен.

– Главное, чтобы он её за прелести не лапал, а то отправиться не к Богу, а прямо к чёрту в котёл, ха-ха! – впрочем, продолжали беззаботно шутить они недолго, ибо легат, слабый здоровьем из-за разгульного образа жизни, больно быстро сдох, ещё на первом круге.

– Время смерти – 23:49, вероятно, причиной стало удушье. Несите его в морг, я проведу вскрытие, – бездушно, как и подобает настоящему хирургу, произнёс Феодор, взглянув на свои часы, предварительно подсветив их у фонаря стоящего поблизости ассистента.

– Не забудь в своём журнале отметить его неизвестным, – безрадостно произнёс Гней, явно разочарованный столь быстрой смертью ублюдка, казнью которого он надеялся насладиться в полной мере.

– Ладно, как скажешь, – ответил ему в подобной же манере Феодор, в то время как бравые молодчики спускались с корабля с телом легата на плечах.

– Гай, назначь вахту из наиболее изнеженных матросов и можешь быть свободен. Если понадоблюсь, ты знаешь, где меня искать, – приказал Гаю Гней, после чего удалился в свою палатку (в связи с нехваткой времени и ресурсов было решено обойтись палаточным лагерем).

– Так точно, сэр! – разорвал пучину ночной тишины Гай, но ответа, ожидаемо, не последовало.

Спустя некоторое время тело было доставлено в импровизированный морг, в котором и работал Феодор. Будучи любопытствующим практиком из эмпирической школы, Феодор изрезал труп вдоль и поперёк, чтобы продолжить своё изучение человеческой анатомии и её закономерностей. Разумеется, будучи педантичным перфекционистом, он записал все свои наблюдения. Легата же он обозвал неизвестным туземцем, умершим от удушения в воде при попытке сбежать от римских конкистадоров на побережье.

Разумеется, его изловили, «допросили», а потом утопили. Быстро и чётко. Отсюда и такие «восхитительные» следы на шее (на ней у удушенного остаются характерные следы, повествующие об орудии убийства, например, о размере рук душегуба и силе его хватки, или о толщине верёвки, если речь идёт о повешенном). Разумеется, от привычной для себя зарисовки частей тела вскрытого своеобразный патологоанатом отказался, как в силу отсутствия времени (да и было слишком темно для этого), так и в силу прямого запрета.

Через несколько часов, ближе к утру, Феодор закончил с «неизвестным туземцем», позволив ассистенту обернуть его труп в несколько слоёв ткани. Спустя полчаса, закончив с вознёй, они наконец-то побеспокоили уже давно дремавших солдат. Взяв на руки «упакованного» легата, они удалились в ночное далёко с ассистентом…

Вот так и закончилась его жизнь. Недолгими были его мучения перед смертью, но в аду обязательно позаботятся об исправлении этого недоразумения. Феодор же, сняв импровизированный костюм для операций из грубой ткани и кожи, удалился в свои покои.

========== Глава 53. Исход. ==========

Тем временем, несмотря на столь крупное событие, каковым и являлась казнь легата в рамках самосуда, жизнь всё ещё продолжалась. Десант, назначенный на позднее утро, прошёл, как и было запланировано. Труп, снабдив импровизированным якорем, сбросили в море на пути к острову, после чего команда полностью верных адмиралу карибской эскадры матросов отбыла обратно. Морские пехотинцы же полностью уничтожили сопротивление туземцев к началу третьего дня экспедиции.

Численное и технологическое превосходство, а также невозможность сбежать от вторженцев, сделали своё грязное дело. Жалкие тысячи туземцев были частью уничтожены, а частью подчинены, соблюдая тем самым давнюю традицию римлян, установившуюся ещё в самом начале правления Валентиниана.

Впрочем, высадка на остров Гренада была не единственным важным событием этого дня. Вернее, было лишь одним из целой череды. Как уже упоминалось ранее, в рамках экспедиции с самого начала участвовало десять тысяч морских пехотинцев и 80 пушек.

Разумеется, в рамках путешествия к Серениссиме (острову Тринидад) было утеряно некоторое количество пушек и солдат, в основном, из-за навигационных ошибок и связанных с ними опасных ситуаций. Если быть точнее, из 80 пушек было потеряно аж целых 12 орудий, а также 960 солдат. По итогу, от целой дивизии осталось лишь 9 040 человек (не считая матросов, тоже принимающих участие в набегах на острова) и 68 пушек.

Из них тысяча, то есть, целый батальон морской пехоты, отбыла на остров Гренада, который и подчинила римской короне. Тобаго же посетил маленький отряд в 40 человек, установивший там, на глазах удивлённых туземцев, флаг римской империи и договорившийся с местным вождём о номинальном переходе их ничейной земли во владение императорской казны. Естественно, за определённые дары.

Среди них – злобная оспа и несколько десятков мушкетов в придачу к пороху и пулям, а также, разумеется, «дипломатические» усилия по разжиганию кровавой розни между туземцами. Согласитесь, более лучших подарков для ещё не хлебнувших суровой жизни жителей карибских племён попросту не придумаешь.

Однако вернёмся к нашим баранам, ой, морским пехотинцам. Итак, как вы могли уже заметить (кого я обманываю?), из 9 040 лишь 1040 солдат отбыла непосредственно на ближайшие острова Карибского бассейна, но чем же занялись остальные 8 тысяч? Что же, из них две тысячи осталось на острове в качестве временного гарнизона и главной и, что самое важное, бесплатной рабочей силы. Остальные шесть тысяч же распределились по двум направлениям.

Итак, четыре тысячи морпехов были отправлены на Ямайку, а оставшиеся две тысячи отбыли на Пуэрто-Рико. В обоих случаях цель была довольно очевидной – распространить власть Рима далее на запад и север, на крупнейшие и богатейшие острова Карибского бассейна (правда, сами исполнители императорской воли не знали даже о том, что это острова).

Несмотря на опасения, вызванные подобным распылением сил, подобные вылазки всё же были предприняты, так как того требовала суровая необходимость – на подходе были 30 тысяч морпехов и тысячи матросов с различными чиновниками и офицерами, которых, при всём желании Гнея, разместить на одной лишь Серениссиме не получится ни при каких обстоятельствах.

Гренада и Тобаго же были слишком малы, чтобы разместить там всех в одиночку, да и не были банально освоены в достаточной мере для начала строительства постоянных мест дислокации флота, армии и колониальной администрации. Исходя из этого был выбран наиболее простой вариант – найти сравнительно большие острова, на которых можно было всех разместить, хотя бы на некоторое время, пока не построят все необходимые сооружения.

Так как крупнее Ямайки и Пуэрто-Рико только Куба, которую покорить с нахрапа даже силами целой дивизии будет трудновато, Гнею приходится обходиться тем, что есть, смиряясь с подобным распылением, ведь ему не только солдат и матросов разместить надо, но и колонистов, поток которых обещает быть неисчислимым. Их ведь, к тому же, нужно ещё и защищать, как от них самих, так и от других (в первую очередь, впрочем, от них самих). В общем, целей и задач по горло, а вот сил, увы, не очень много.

Однако давайте снова отвлечёмся. На этот раз, мы обратимся к событиям в Европе. Разумеется, силы великого и ужасного Рима были отвлечены не только на покорение дальних и незнакомых рубежей к западу от метрополии. Отнюдь, у Рима всё ещё оставались другие направления, требующие внимания.

К примеру, покорение Скандинавии, начавшееся ещё в тот момент, когда Себастиан основал первые римские поселения на территории Готланда. С тех пор, правда, очень многое изменилось. Малюсенькие города, основанные «повелителем Севера», давно выросли, наживая на своём стратегическом положении, а также обзавелись различными значительно более мелкими соседями.

К моменту, когда начались события в Карибах, и Зеландия, и Готланд, и даже Моонзундский архипелаг, уже являлись достаточно развитыми территориями, чтобы спонсировать дальнейшее расширение на север. В частности, это было связано также с тем, какие им налоговые и торговые привилегии даровал император в рамках своей политики по колонизации дальних рубежей римской державы.

Хафния, своеобразная столица Скандинавии, если так можно обозвать город с десятитысячным населением, превратилась, благодаря полному освобождению от налогов и введению беспошлинной зоны свободной торговли, в процветающий город, являющийся главным драйвером роста экономики в регионе и основным столпом романизации в оном же.

Наиболее богатые и влиятельные слои Хафнии, наживаясь, главным образом, на транзите различных экзотических товаров и морской торговле янтарём, очевидно, были крайне недовольны участившимися действиями пиратов, захотевших и себе долю в пироге.

Разумеется, что-либо сделать вооружённым пушками торговым суднам они не могли. Однако случалось, пускай и нечасто, и такое, что вооружённый до зубов корабль, заполненный специями и прочим добром до самых краёв трюма, захватывала шайка другая ловких разбойников.

Довольно иронично, кстати, что весь похищенный ими груз они, обыкновенно, отгружали всего в нескольких сотнях метров от самой Хафнии, продавая награбленное многочисленным скупщикам или даже тем, кого они сами же и ограбили.

Разумеется, подобный сюр чистой воды долго длиться попросту не мог. Через некоторое время император узнал от Себастиана об активизировавшихся пиратах и недовольных купцах. Желая снова расширить границы империи, он тут же захотел воспользоваться этим обстоятельством для формального обоснования экспансии.

На пожертвования торговцев на верфях Хафнии был заложен первый в истории судостроения 106-пушечный трёхдечный парусный корабль. В будущем он должен был стать флагманом балтийской эскадры, однако на время, для текущих тактических и стратегических нужд, были привлечены дополнительные силы из Средиземноморской и Атлантической эскадры.

Из первого была выделена особая флотилия из трёх 64-пушечных кораблей второго ранга, а также одного 86-пушечного корабля первого ранга. Из Атлантической эскадры, соответственно, были отчуждены десять 36-пушечных фрегатов и два 76-пушечных парусника второго ранга.

Эти корабли, соединённые с частью балтийской эскадры, представленной в основном почтовыми кораблями и слабейшими из фрегатов, стали ядром специально созданной для боевых действий с норвежскими пиратами флотилии. Управлять ею был назначен достаточно опытный и известный всем в Риме флотоводец Себастиан, популярность которого была сильно раздута прессой с подачи Валентиниана.

Для ведения боевых действий на суше ему была приданы две дивизии морских пехотинцев, так называемые дивизии синего мундира (по цвету формы), а также три лёгкие пехотные дивизии для ведения боёв на фронтире. По плану, к весне вторжение сухопутных сил будет полностью подготовлено, в то время как действия пиратов на море будут полностью прекращены уже к концу зимы благодаря введению системы конвоирования судов.

Впрочем, пора бы обратить внимание и на Африку, а если быть точнее, то на жителей одной известной африканской пустыни. Начнём с первого. Итак, римские войска, уже который век отражающие бесчисленные набеги племён, проживавших в Сахаре, решили прекратить цикл бессмысленного насилия. Там, за горами Атласа, в бесконечной пустыне, у немногочисленных оазисов посреди неё, укрылись различные берберские народности.

Укрылись они, разумеется, от анархии поздней римской империи, не желая и дальше участвовать в этом цирке. Однако времена, когда оная имела место быть, прошли уже давным-давно. Пора бы им вернуться под власть Рима, благо, что, наконец-то, появилась такая возможность.

Однако не обманывайтесь раньше времени – в распоряжение командующего африканским участком лимеса были даны, в дополнение к его лимитанам, всего три дивизии. Тем не менее, именно столько попросил сам командующий, Луций Корнелий Сципион.

Впрочем, пройдёт ещё много времени, прежде чем дивизии, созданные на основе африканских и мавританских добровольцев, смогут достичь каких-либо серьёзных результатов. Разумеется, цели уничтожить непокорные племена не ставится, речь идёт только об их подчинении и использовании в качестве очередного плацдарма для дальнейшей экспансии в Африке. К слову об этих самых других плацдармах.

Вы наверняка уже об этом забыли, но я напомню, что Мадагаскар, одна из первых колоний Рима в Африке, да и за пределами Европы вообще, к моменту карибской эпопеи уже достигла того статуса, при котором её можно считать действующим плацдармом для экспансии. Успешная и процветающая, она стала не только очередной площадкой для людей весьма вольного склада ума, то бишь, пиратов, но и отправной точкой многих исследовательских миссий, в том числе и тех, что касаются изучения южной оконечности африканского континента.

Бесчисленные конкистадоры, увлечённые историями успеха богатейших и влиятельнейших плантаторов Мадагаскара, отправились в свой вечный поход. Да, малярия и многие другие тропические болезни ограничивают их дальнейшее путешествие в сердце тьмы, но, тем не менее, они уже настолько тщательно изучили побережье мыса Доброй Надежды, что отважились на создание первых самостоятельных колоний на оном.

Так, к примеру, на месте современного Кейптауна появилось одно из первых поселений римлян на южной оконечности континента – Нова Макария (названия из разряда Гренландия), названному в честь родины большинства колонистов – Лесбоса. В общем-то, на этом крупные географические открытия римлян первого этапа на этом завершаются, как и первая фаза формирования глобальной колониальной империи Рима…

========== Глава 54. Разум и убеждения. ==========

Дорогой дневник, прошло уже две недели со смерти легата. Совсем скоро на Серениссиму прибудут первые поселенцы, а вмести с ними – долгожданные подкрепления, гарнизоны и администрация. Воспользовавшись принудительным трудом туземцев в обход директив императора, мы сумели мобилизовать достаточное количество рабочей силы для того, чтобы построить жильё для чиновников, казармы для гарнизонных солдат, а также зимние квартиры для новоприбывших и уже находящихся тут морских пехотинцев. На большее просто не хватило материалов. Как оказалось, местное дерево слабо пригодно для использования в строительстве, так что пришлось сильнее налечь на кирпич. Тем не менее, по большей части, мы успешно выполнили план, даже перевыполнив его по некоторым пунктам. Большая часть домов и сооружений, впрочем, сосредоточилась на Серениссиме, так как было решено, что после строительства постоянной базы временные зимние квартиры станут нам не нужны, так что мы сможем просто сдать их местной администрации, которая потом уже сама будет распоряжаться ими. На этом, впрочем, почти все новости и заканчиваются. Несмотря на некоторое сопротивление, мы быстро подавили сопротивление на островах высадки, после чего приступили к плану «вакцинации». Император, как видится мне, весьма непоследователен в своих намерениях и действиях. Мужчин убивай, женщин приласкай… половину туземцев расстреляй из ружей, другую «вакцинируй». Что это, если не признак раздвоения личности? Быть может, в императоре действительно живёт две личности, одна добрая и милосердная, а вторая – злая и жестокая? Впрочем, это уже какие-то странные и крамольные мыслишки пошли. Император, разумеется, прекрасно знает, что делает. Успехи его правления, очевидно, отличное доказательство этому. Навряд ли бы он сумел разобраться в веренице проблем империи, не сумев разобраться даже с собственным разумом. Впрочем, что-то я отвлёкся, мой дорогой друг. Собственно о «вакцинации». Говоря простым языком, это новомодная штука, введённая нашим великим императором. Её главная задача и цель – уберечь его верноподданных от различных ужасных хворей, подстерегающих их тут и там. Пускай мы ещё и не сталкивались с ними, но, как говорит сам император, лучше быть всегда подготовленным к ним, чем быть застигнутыми врасплох. В этом я, очевидно, полностью согласен с его величеством. К счастью, я не единственный, кто разделяет намерения и действия императора, ибо нас большинство. Рим ли это, Константинополь или Антиохия, везде можно найти тех, кто, так или иначе, согласен с его величеством и полностью, или хотя бы частично, поддерживает проводимую им политику. Однако многие воспротивились «вакцинации», отождествляя её с противоестественным или богохульным действом. Разумеется, император развеял все эти мифы полным уничтожением жизней этих людей. Кем бы они ни были, какой бы пост не занимали, из какого бы роду не происходили и к какому сословию принадлежали, очевидно, не волновало его величество.Где прессой, а где законом или насилием, тайным или явным, он насадил свою волю даже среди них, принудив их сдаться со всеми потрохами, альтернативой чему могло быть только полное стирание их в труху и удаление из истории навсегда. С одной стороны, иначе как тиранией это не назовёшь, но какой прок от этих популистов, болтунов и оболтусов, если они неспособны смириться с уходом прошлого и приходом новых времён, с их новыми правилами игры? Иначе как противными паразитами, разносящими одну заразу и гниение, их и не назовёшь. Представляешь, дорогой дневник, они позволяют себе такую наглость, как несогласие с императором! Более того, они выступают за возвращение к старым, «лучшим» порядкам. Что хорошего в том, что бы вернуться во времена, когда сельский труженик не мог себя даже прокормить со своей земли, вынужденный продавать собственных детей, находясь под постоянным страхом быть ограбленным и убитым во время одного из рейдов германцев, кельтов-пиктов, берберов или сарматов? Император всех их усмирил, поставил под свою пяту, принудил быть покладистыми, а они хотят вернуться во времена, когда они свирепствовали и насильничали в приграничных районах, оставленными легионерами для борьбы с очередным узурпатором ради узурпации трона другим авантюристом-однодневкой? Или они хотят вернуть времена, когда даже великий Город мог быть ограблен и сожжён варварами? Может, они ратуют за времена, когда население не могло уплатить налоги монетой, вынужденные продавать собственные инструменты для обработки их же земли, а порой и детей, ради уплаты очередной суммы в пользу кредиторов, заключивших их в нелегальное и неприкрытое долговое рабство? Может, всё это вместе? Этого я, пожалуй, никогда не узнаю, да и не пойму. Сегодня даже самый бедный человек может попасть на фабрику, в армию или на флот, получить какое-никакое, зато собственное, место в этом мире, обзавестись собственной семьёй и получить заботу от государства, поощряющего твои усилия по увеличению собственного благополучия. Было ли что-либо из этого раньше? Нет, и это ключевой момент, по которому можно отличить популиста и мразь от верного гражданина Рима и верноподданного империи. Первый желает исторгнуть из неё все жизненные силы, растворить общество изнутри и уничтожить государство для удовлетворения собственных эгоистичных амбиций, второй с ним борется, всячески поддерживает и укрепляет свою отчизну и, при необходимости, всегда готов с радостью на лице отдать жизнь на её благо. В конечном счёте, от первых останется ровным счётом ничего, их малые и ничего не значащие в общем крупном плане следы будут покрыты песком времени, пока мы, единые в своём порыве защитить империю, будем величественно шагать по анналам истории, подпитывая, словно кровь и пот, ноги гиганта – императора. Ни один человек не справится с мощным и бурным потоком реки забвения в одиночку, как бы сильно он не барахтался в её водах. Мы же, единое целое из подданных императора, на собственных плечах перенесём его лектику по мосту из наших тел, сцепленных в единое полотно нашими руками. Именно ради императора, величавого и элегантного символа, олицетворяющего собой всё могущество империи, и нашей отчизны, мы боремся с каждым, кто хает мир на родине и каждым, кто хает Рим за её пределами, отказываясь принять могущество вечного Города…