Текст книги "Прощай, Лоэнгрин! (СИ)"
Автор книги: Voloma
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)
– Как она Рэгги? Что случилось? – послышался уверенный ровный голос Хильды. Вот уж кто мог собой владеть в стрессовых ситуациях.
– Дело дрянь. Я еле нащупал пульс. Кажется, она просто свалилась с обрыва… Странно все это.
Хильда бросила резкий взгляд через плечо и с силой сжала губы. Полссон сам напоминал то ли призрака, то ли зловещего лесного духа – бледный, с тусклым огоньком страха в черных глазах, весь засыпанный снегом, он прижимал к себе неподвижное тело, так что лица Лоры почти не было видно, но Хильде хватило того, что безвольно лежащая рука ее подруги, с которой была снята перчатка, сплошь была перемазана кровью.
Тихий вечер в местной больнице Фюссена был идеальным для сочельника и медсестры, покончив с суетой после вечернего обхода, собрались за конторкой регистратуры, наслаждаясь тишиной и мягким мерцанием лампочек гирлянды. Горячий чай и песочное печенье, скрашивали смену и ничто не предвещало беды, пока с грохотом не распахнулись двери, ведущие на улицу, а перед глазами не предстал высокий бородатый мужчина, который одним своим видом мог довести до сердечного приступа.
На секунду повисло гробовое молчание. Но великан насупил густые брови и закричал, что есть духа:
– Врача!
Потом он без промедления и предельно осторожно переложил тело на каталку, а по коридору уже бежали двое мужчин в синей медицинской форме. Они быстро расспросили об обстоятельствах, при которых пострадала девушка.
Хильда и Иво с ужасом смотрели на Лору, не веря своим глазам. Еще вчера они втроем веселились, бродя по улочкам Швангау и дегустируя грог, завезенный в местный супермаркет. А теперь, вместо улыбки на лице подруги застыл покой, который не внушал оптимизма.
Рэгворд скованно объяснил, не в силах оторвать взгляда от лица Лоры, половина которого была в потеках крови. Врачи затарабанили на своем языке, сыпя непонятной терминологией. В основном, это были распоряжения по назначению обследований и анализов.
– У пострадавшей есть аллергия на медикаменты?
– Я не знаю, – Рэгги отрешенно покачал головой, боясь моргнуть. Боже, какой бледной выглядела Лора. Неподвижная, умиротворенная словно мертвец.
Медсестра осторожна вытащила из окоченевших рук девушки телефон, который до сих пор никто не удосужился отключить и протянула Рэгворду, но тот даже не двинулся и Хильда забрала кусок пластика и тут же выключила.
Полссон дернулся, как от удара, у него возникло чувство дежавю. И в одну секунду силы покинули его. Едва пошатнувшись Рэгворд тяжело оперся рукой о стену и бесцеремонно уселся на пол, откинув голову назад, после чего закрыл лицо руками.
– Нет. Я читала заключение врача, при приеме на работу, – выпалила Хильда.
– Имя, возраст, наследственные заболевания, группа крови…., – медсестра торопливо вносила данные в компьютер. – У нее родные есть?
Последний вопрос прозвучал особо мрачно.
– Даже не знаю…, – в голосе Хильды заметно убавилось бодрости. Она вдруг осознала, насколько мало знает о личной жизни Лоры, от чего стало не по себе.
Через несколько минут подоспели двое полицейских, они подробно расспросили о том, как обнаружили пострадавшую, и убедившись, что нет никакого криминала, заметно успокоились и убрались восвояси, сдерживая вздох облегчения.
В туристическом раю Баварии редко случались инциденты серьезнее утери личных вещей. Даже кражи были из ряда вон событием. Это расслабляло местных правохранителей, чего нельзя было сказать о врачах.
В зимний период, даже, расширяли штат сотрудников неотложной помощи.
Хильда позвонила матери, чтобы рассказать о приключившемся несчастье и через полчаса примчался отец. В замке, в самом разгаре был фуршет перед представлением.
Тишина снова воцарилась в коридорах приемного покоя, только медсестры попрятались, оставив свою дежурную коллегу за конторкой регистратуры.
Рэгворд так и остался сидеть на полу, рядом на стульях расположились Хильда, Иво и Бронель. Последний, в виду своего возраста периодически совал под язык крохотные пилюли и тяжело вздыхал. Никто не решался произнести и слова, даже Иво, который считался несостоявшимся врачом, а за глаза разбирался в заболеваниях похлеще лицензированного медика, не решался строить предположения. Для него была бездонной тема нетрадиционной и восточной медицины.
Тишина висела едва не звенящая. Хильда могла поклясться, что слышит, как щелкают лампочки гирлянды в тот момент, когда они загорались и гасли. Кроме равномерного мерцания огней взгляду не за что было зацепиться. В холле висел телевизор, но его редко включали.
Иво проследил за своей подругой и заметно расслабился, когда понял, что она отлично держится, особенно учитывая, что медицинские учреждения Хильда ненавидела всем сердцем.
Все четверо просидели неподвижно до одиннадцати ночи, когда из дверей оперблока вышел уставший доктор. Вид у него был странный: испуганный и смущенный. О том, какая серьезная борьба происходила за закрытыми дверями операционной, можно было судить по обширным пятнам пота, которые расползлись по форме мужчины.
– Состояние пострадавшей удалось стабилизировать. Все обошлось, но оно остается довольно тяжелое. Огромная потеря крови. Мы сделали запрос по местным клиникам. Нужна третья отрицательная.
Доктор был вынужден прерваться, когда посетители облегченно загудели и стали обниматься. Вот только странный лохматый тип, в овчинном тулупе, не двинулся с места и пытливо вглядывался в лицо врача. Проницательный взгляд причинял почти физический дискомфорт.
– Но с ней все будет в порядке? – с тревогой спросил Бронель, пытливо всматриваясь.
Доктор замялся и опустил глаза, будто взвешивал стоит ли ему говорить то, что его смущало. Он помнил о врачебной тайне. Одна деталь, которая обнаружилась уже после ряда реанимационных манипуляций не давала ему покоя. Это не относилось к состоянию девушки напрямую, но могло послужить неплохим объяснением тому, как ей удалось выжить в условиях, в которых ее обнаружили при такой колоссальной потере крови. Эта жуткая деталь, буквально стояла перед глазами, вызывая в памяти подробности одной давней поездки в Эфиопию.
Девушка была оказалась невероятно закаленной и явно не поддавалась панике. Учитывая тот факт, что на ноге была разорвана крупная артерия, потеря крови могла привести к летальному исходу, если бы не относительно спокойное сердцебиение.
Можно было предположить, что пострадавшая все время провела без сознания, после падения, но это было не так. Она перевязала себе ногу, чем и спасла жизнь и при такой травме височной доли черепа, приняла верное решение оставаться на месте. Хотя, странно, что она вообще могла соображать. Подобные повреждения были очень болезненны.
Самый низкий болевой порог не мог объяснить того, что несчастная не скончалась от болевого шока, но кардиограмма не оставляла сомнений – сердце не перенесло особой нагрузки.
– Мы оставим пациентку в палате интенсивной терапии. Благо обошлось без обморожений. Не буду сгущать краски, как ни как Рождество на носу. Это настоящее чудо. Думаю, что все обойдется. Она очень сильная…
Напоследок пришлось выдавить ободряющую улыбку, в которую, впрочем, не поверил только здоровяк в тулупе. Но доктор быстро откланялся и снова вернулся в операционную. Анестезиолог как раз зафиксировал показатели жизнедеятельности.
– Ну, и случай, – покачал он головой, заполняя формуляр.
Но доктор его не слышал, он только подошел к изножью каталки на которую переместили пациентку, чтобы перевезти в палату, и отодвинул край сизой простыни, открывая взору обнаженную ступню.
От увиденного, мужчина поморщился, ощутив, как холодок ужаса ползет по спине.
– Уборщица, – послышался тихий задумчивый голос.
– Простите, что? – переспросил анестезиолог, но доктор только мотнул головой и подтолкнул каталку к дверям.
11 глава
– То есть, как исчез?! Это Виго Оттерней. Человек, за которым следит, по крайней мере, три дюжины человек ежеминутно. И это только его охрана и обслуга! Бог с ним с экстрадицией и договоренностями с малазийскими спецслужбами, мы должны были держать его в поле зрения до тех пор пока не будут выяснены подробности о Сомерсбри! – Фил Бисуонк не мог поверить, что манящая перспектива наконец-то пересесть в кресло главы ФБР, покрылась трещинами и грозила рассыпаться в прах.
Но двое агентов, которые стояли перед ним, и которые были задействованы в слежке за Оттернеем в Джакарте независимо друг от друга, лишь подтверждали информацию, при чем в голос.
– Неделю назад Оттерней переехал в закрытое медицинское учреждение. Не было никакого смысла даже пытаться туда проникнуть. Доступ санкционируется на самом высоком уровне. Предполагается, что он встретился там с Финис, учитывая громкое убийство в Баварии, – один из агентов не моргнув глазом продолжал рапортовать, от чего Бисуонк еще больше разозлился.
– У нас есть видео с камер наблюдения? – заместитель директора ЦРУ, заметался по кабинету, прикидывая чем грозит ему срыв сделки.
Подобные дела не идут прахом из-за пустяков, тем более что Виго был заинтересован едва ли не больше своего американского спасителя.
Бисуонк давно понял, что происходила крупнейшая смена сил, в мире наркоторговли. Девять с лишним лет, спецслужбам не удавалось выйти на человека, который руководил несколькими картелями и имел самую широкую сеть сбыта кокаина в мире. Все, кого удалось взять, даже под пытками не выдавали или просто не знали имя того, кто стоит на верхушке этой невероятно запутанной цепи.
Агенты, которых удалось внедрить в сложных механизм наркотрафика каждый раз выдавали новые имена, но и эти оказывались мелкими сошками.
Какой удачей было, что выдать информацию соизволил только один человек – Фаррот. Именно это расшевелило Оттернея и он сам выступил с предложением о смене «руководства», при условии, что Соединенные Штаты подкорректируют данные о легальности некоторых счетов, с которых производилась активная скупка акций нескольких крупных корпораций. Плюс полное оправдание по всем статьям обвинения в обмен на имя того, кто дергает за все ниточки, словно паук, посередине гигантской паутины.
У Виго были такие связи, что в подтверждение обещанного, Бисуонк получил бумагу из Белого дома о рассмотрении его кандидатуры на пост главы ФБР.
И теперь, все планы рушились.
– Невозможно установить состоялась эта встреча или нет. Отсутствует кусок записи, примерно на четверть часа. Но точно известно, что Оттернею передали посылку. Коробка с чем-то круглым внутри. Размером с мяч для волейбола.
– Не трудно догадаться, – нервно усмехнулся Бисуонк, помня в каком состоянии они получили труп Фаррот. – Директор отымеет меня на заседании по полной программе! Главный свидетель на том свете, местоположение обвиняемого неизвестно…
«И я связан по рукам договоренностью с Отернеем…» – подумал Фил, помня, что прикусить язык никогда не бывает лишним. В данной ситуации логичнее всего было выставить Виго главным подозреваемым в убийстве свидетеля, но тогда сделке будет конец.
– Да, что там, кстати с Отернеем. Вы говорили он в больнице.
– У него было выявлено заболевание. Именно в тот день, когда он получил посылку, пришли результаты обследования, – ответил второй агент. Он протянул Бисуонку бумагу, чтобы тот лично ознакомился.
– Ошибки быть не может.
Пробежав глазами по тексту Фил не смог сдержать удивления и его лицо вытянулось. Он идивленно посмотрел на агентов, словно это была плохо разыгранная шутка.
– Из личного досье на Виго, прекрасно известно, что этот человек помешан на себе, буквально. Как?! Каким образом это возможно? Постойте, постойте…., – невероятная догадка пронзила мозг. – Может быть попытка суицида?
– Исключено. Слишком уж внезапным было исчезновение Оттернея. На данный момент уже бы нашли тело.
– А похищение? Такая версия рассматривается?
– Да, сэр, но и тут все нетипично…Давно бы уже поступили требования о выкупе. Но нет.
– А что по Финис?
– Доподлинно известно, что деньги были переведены на счет и тут же сняты в другом отделении банка, так что отследить меченные купюры не удастся.
Заместитель директора тяжело опустился в кресло и махнул рукой, таким образом давая понять, что разговор окончен. Мужчина брезгливо бросил лист бумаги на стол, будто мог заразиться от него и устало прикрыл глаза ладонью, понимая, что рыбка сорвалась с крючка.
«Значит, никаких подвижек по делу Фаррот, даже чтобы пустить начальству пыль в глаза, и никакой выгоды от Оттернея, который, как в воду канул», – прикинул он.
Более того, шеф собирал экстренное заседание, на котором собирался поднять вопрос об утечке информации. Программа защиты свидетелей была скомпрометирована. Да, это был первый случай открытого убийства свидетеля, на конспирацию которого были брошены все силы бюро. Директор рвал и метал в последние несколько дней, требовал найти виновных. И Бисуонк прекрасно понимал, чья еще голова полетит с плеч.
Вот же ирония. Труп Алекс Фаррот каким-то образом был обезглавлен. Да, именно труп. Голову отсекли после наступления смерти, прямо в морге. Главный свидетель по делу Оттернея был убит в старинном немецком замке при невероятных обстоятельствах. Три пули в сердце и липовые следы, отслеживание которых не дало никаких результатов.
Киллер успел спуститься с помощью альпинистского снаряжения с отвесной стены высотой более чем в сто пятьдесят метров. Кинологи с собаками обнаружили четкие следы сорок третьего размера, что давало единственную зацепку – убийца был мужчиной, среднего телосложения. Ему удалось добраться до дороги довольно быстро. Все было точно рассчитано, убийство совершено именно в тот момент, когда в Швангау сошел снег. В этом году выдалась ранняя весна.
Следы вели к дороге, где благополучно и обрывались. Наверняка, там Финис пересел на машину и скрылся в неизвестном направлении.
Лучшие эксперты Интерпола и ФБР сантиметр за сантиметром обследовали почти милю в радиусе от замка Нойншванштайн. Опросили почти всех жителей деревни Швангау и не продвинулись ни на дюйм в расследовании. Были составлены подробные досье более чем на полсотни человек, которые были под подозрением, но тщетно. Слежка продолжалась до сих пор, в надежде, найти хоть какую-то зацепку, но Бисуонк прекрасно знал, что это будет «висяк».
Под ногами теперь будет гореть земля, ведь взять просто так десяток сотрудников и без единого ареста вывезти их на другой конец света для безуспешной слежки, множгочисленные нарушения инструкций, которые так и сыпались в последнее время, когда приходилось идти ва-банк, и которые можно было потом подтереть за собой, если пост главы ФБР будет в кармане, все это будет расценено как нарушение полномочий и директору подадут голову его заместителя на блюде.
Фил постарался успокоиться, не смотря на то, что его била мелкая дрожь. Он убрал в ящик стола медицинское заключение, где черным по белому было расписано, что у Виго Оттернея был выявлен вирус имуннодефецита человека.
* * *
Три месяца назад
Рождество не удалось, мягко говоря.
Я очнулась в скромной больничной палате, ровно на вторые сутки. Об этом мне с милой улыбкой поведала медсестра.
Ну, как очнулась?
Приоткрыла глаза, поняла, что жива, обрадовалась этому, насколько это было возможно, мимолетно испытала желание хоть что-нибудь вспомнить, но, когда задела мыслями краешек воспоминаний и перед глазами возникло лицо Рэгворда, я послала все в тартарары и снова отключилась.
Слишком много эмоций нахлынуло.
Сквозь тяжелый сон, я чувствовала, как меня периодически обтирают губкой, шевелят больную ногу, накладывая новую повязку и обрабатывают место удара на голове. Мне не было больно.
Боже, храни морфин!
На смену шевелениям приходили звуки. В основном, пространные разговоры о моем состоянии и голоса, которые мне были знакомы. Они переплетались в разных вариантах: два женских, два женских и один мужской и самый частый – один женский.
Это была Хильда. Даже в отключке, я чувствовала, что она улыбается. Эта была ее суперспособность. Заразительно живой голос, казалось, бубнил тихим радио. Если бы во сне можно было подкатить глаза, я непременно сделал это. Но на горизонте маячила более тревожная проблема.
Где-то через сутки, я почувствовала голод. Даже до того, как окончательно прийти в себя и попытаться воссоздать полную картину своего состояния, мой организм предательски требовал калорий в самом распространенном смысле.
Поэтому, когда мой лечащий врач скромно появился в палате, по его ошарашенному виду, я поняла, что моего аппетита не ждали, как минимум еще неделю и вид, добиваемой пачки печенья, которую я обнаружила у себя на тумбочке, наверняка, любовно оставленной Хильдой или Бронелем, подвел под моим критическим состоянием жирную черту.
Несмотря на оптимистичный прогноз и захлебывающуюся похвалу доктора, мое настроение было не то, чтобы скверным. В таком расположении духа, я могла решиться на отчаянные меры, вроде того, что сейчас же сбежать из больнички и продолжить прерванные процесс выздоровления в своей крохотной комнатке в замке. Находиться в среди малознакомых людей, при моей мании преследования, вполне тянуло на скорый перевод в психиатрическое отделение. И хотя, чувство вины боролись во мне со старой знакомой паранойей, но вариант, как избавиться от доктора, медсестры и администратора, был сформулирован за несколько секунд.
Меньше всего хотелось отвечать на вопросы, но едва поняв, что я в состоянии принимать посетителей, доктор допустил ко мне полицейских. Меня допрашивали с полчаса и в качестве вишенки на торте прочитали лекцию о правилах безопасности пеших прогулок на проезжей части.
На само слово «допрос» у меня был стойкий рвотный рефлекс, учитывая прошлое, но дров в огонь подбросила подоспевшая рано утром Элеонор. За моей начальницей появилась раскрасневшаяся от мороза Хильда.
Полицейские уже закончили и собирали бумаги в папку, как вдруг из широкой термосумки появилось блюдом со штампоттом. Судя по запаху – с зеленым горошком. И мнимая тошнота перешла в реальную. С кислой миной я быстро наклонилась за пластиковой емкостью, рядом с кроватью и меня согнуло пополам в рвотном спазме.
Ничего хорошего из меня вышло – завтрак давно переварился.
Хильда догадалась и выхватила блюдо с угощением у изумленной матери.
– Положу в холодильник….чтобы не испортилось. Потом перекусишь!
Святая женщина!
Я перевела лицо в режим умиления и благодарно кивнула. Не хотелось обижать фрау Гроссмахт, ведь это было первое проявление дружелюбия с ее стороны с момента моего появления в Швангау.
От Элеонор я услышала только выдавленное пожелание в скором времени поправиться, чтобы вернуться к своим обязанностям, после чего она убралась восвояси.
– Все, выдыхай, – Хильда подскочила на месте и бросилась к холодильнику. Она вытащила миску со штампоттом и отнесла ее содержимое в туалет.
Звук смываемой воды в унитазе показался самой дивной мелодией.
На мой удивленный взгляд она рассмеялась.
– Как я тебя понимаю. Представь, я ела это почти четырнадцать лет. Ну, что? Выглядишь неплохо. Как самочувствие?
– Врачи говорят, что продержат меня тут минимум две недели, – я пожала плечами.
– Я не про врачей спрашиваю. Как ты себя чувствуешь?
– Если не считать ноги и головы, то очень даже неплохо, – мне пришлось откашляться, как ни как, я плашмя пролежала два дня и во рту постоянно сохло, а легкие нагружал кашель. К тому же, я не любила запах дезинфицирующих средств, которые в изобилии присутствовали в медицинских учереждениях.
– Ну и отлично!
Хильла внезапно смолкла, не сводя с меня восхищенно выпученных глаз. Пауза повисла не то чтобы неловкая, но зная ее, можно было с точностью сказать, что в этой странной голове шла дилемма, с чего бы начать затяжную беседу. Этот напор сдерживался только плотиной общепринятых канонов воспитанности.
– Ты ведь понимаешь, что он…, – на слове «он» был произведен многозначительный кивок, – тебя спас.
– Он?
– Да, Рэгворд. Ты представляешь, где бы ты сейчас валялась с дивным швом от шеи до пупка?
Красочная картинка незамедлительно вспыхнула в моем мозгу и я машинально потянулась за пластиковым контейнером.
– Да, любопытно.
– Любопытно? – фыркнула Хильда. – милочка, любопытно, что сказал Зедан Матерацци тогда на футбольном поле, или странная фраза Каллипсо в третьей части Пиратов Карибского моря. Кажется, ты накануне новых отношений. Это тебе не пустые кувыркашки от случая к случаю. Ты Рэгворду жизнью обязана.
В связи с таким напором, теперь настала моя очередь растеряно выпучить глаза.
– У вас с ним связь, – продолжила Хильда, дергая бровями и выставляя напоказ щербатые зубы.
– Да, через дверь, которая снабжена приличным засовом. Хильда, не мели чепухи! У нас такая же связь, как у Мартина с Вивьен.
– О….хо-хо-хо, – заревела подруга на всю палату. – Ну, держись за свою койку, дорогуша. Последние новости! У этой сладкой парочки случилось свидание. Дэнглер пригласил Ви на прием в замке. Шампанское, балет, кринолины и поклоны сделали свое черное дело. Младшая Херст-Бьюрон проснулась в кровати Мартина, но того уже с след простыл. Постепенно блаженная улыбка сошла с бледной мордашки Вивьен. А то ходила, как зомби пару дней. Смотреть противно. И слава Богу, я уже чувствовала, что меня эта приторность доконает…
В палату зашла медсестра, но увидев Хильду, женщина переменилась в лице и замерла, будто испугалась.
– Ой, Реджина, не знала, что ты теперь здесь, – с нотками угрозы, прозвучало вместо приветствия от Хильды.
Опустив глаза в пол, женщина проверила капельницу, и ни сказав ни слова ретировалась.
– Ты с ней знакома? – я внимательно наблюдала за реакцией девушки, почуяв, что дело пахнет давней и гадкой историей.
Но прозвучавшего вопроса подруга будто и не услышала. Карие глаза замерли с нездоровым блеском, а губы плотно сжались в тонкую линию. Это был самый настоящий ступор. Сказать честно, я испугалась, как после просмотра добротного фильма ужасов.
– Ну, ветреность Мартина не такая уж и свежая новость, – нарочно громко произнесла я, чтобы вывести Хильду из состояния оцепенения.
Она вздрогнула и часто заморгала. Знакомая широкая улыбка тут же вернулась на ее лицо.
– Короче! Мой магазин сейчас заливают слезами. Старая карга Херст носится по Швангау, как недорезанная свинья и собирает сплетни, чтобы понять, кто обидел ее любимицу, но пока тщетно. Теперь-то эта кашолка ведет себя на так смело! Ну, да ладно. Меня это не так волнует, как состояние Рэгги.
Вот мы плавно и подошли к сути.
Хильда была уникальной личностью. Только она могла прийти к человеку с пробитой головой, который был при смерти два дня назад и вывалить свою тревогу за здоровенного мужика, которого чтобы завалить в разных смыслах, нужно было хорошенько постараться.
– Все это время, пока ты тут…эээ, поправляешься, Рэгги не вылезает из своей мастерской и пьет по-черному. Папе даже пришлось дверь выламывать, на пару с Мартином, чтобы убедиться, что Полссон жив. Ох!.. Ты извини, что так не вовремя, – мне показалось, что Хильда сейчас подпрыгнет на месте от предвкушения моей реакции. – Но кролик ваш сдох. Рэгги засунул его к себе за пазуху, когда начал пить, ну, и в общем, завалился спать пьяным и прямо на питомца своего. Придушил.
Осторожно присев на краешек койки, Хильда долго искала на кистях моих рук, которые закутаны в смоченные какой-то дрянью бинты, живое место и не найдя такого, тяжко вздохнула и потрепала меня по больной ноге, от чего я поморщилась. Вид у нее был не самый расстроеный при этом.
– Ну, ну… Не переживай так. Нордман забрал трупик и закопал в лесу.
К слову сказать, на моем лице не дрогнул ни один мускул, и печальная участь Роджера не собиралась выжимать слезы из моего организма.
Странно, но смерть зайчонка, меня не особо сильно расстроила, куда больше разнылась рана на ноге.
– Вот. Мама нашла это под твоей елкой на кухне рождественским утром, – Хильда протянула мне красивый сверток, перевязанный зеленой лентой. На крохотной карточке, прикрепленной к упаковочной бумаге, было выведено мелким почерком – «Лора» – Это от Рэгворда.
Я закусила губу, чтобы не чертыхнуться и тоскливо покосилась на перебинтованные руки. Они сейчас только и годились на то, чтобы держать контейнер-блевалку.
– Помочь?
Хильда очевидно сгорала от любопытства и я не могла отказать ей в этом удовольствии. Моего одобрительного кивка она не дождалась.
Бумага зашуршала и через мгновение я увидела самые красивые перчатки в своей жизни. Добротная темно-фиолетовая замша изнутри была подбита коротко стриженным мехом, который лоснился на свету.
– О! Какая прелесть…, – подруга вертела мой подарок в руках с таким умилением, что боялась ее прервать. – Он несколько раз как-бы между прочим говорил матери, чтобы та, снабдила тебя чем-то получше брезентовых варежек. Рэгги же реставратор. Для таких людей самым важным всегда были руки.
Глаза Хильды предательски покраснели и она явно сдерживалась, чтобы не шмыгнуть носом.
Подарок и правда был трогательным, вот только надевать это чудо, чтобы таскать дрова, я никогда не решусь.
Впрочем, визит Хильды был для меня сколь информативным, столь и странным, в том плане, что я не могла отделаться от мысли, что облегчение от ее ухода было слишком явным. Я никого не хотела видеть.
На смену вяло текущим мыслям о моем чудесном спасении и странной реакции Рэгворда, пришла спасительная апатия, когда я жаловалась на головную боль и мне давали снотворное. День ото дня я чувствовала себя все лучше, но только физически. В эмоциональном плане, я пребывала на пороге затяжной депрессии.
Теперь я была обязана Рэгворду жизнью, но понятия не имела чем ему помочь. С этим человеком творилось что-то неладное. Строить из себя психоаналитика, я не умела, особенно учитывая, тот факт, что к любому, кто произносил в присутствии Полссона больше десяти слов, он поворачивался спиной и сбегал.
Мысль о том, что в живописной деревушке, меня поджидала реальная угроза смерти, по началу казалось смешной, но чем больше я над этим думала, тем мрачнее представлялось ближайшее будущее.
Пребывание в Швангау создавало внутри меня отчетливое ощущение, словно меня выпотрошили. Противоречивые чувства защищенности и нависшей угрозы, разрывали пополам.
Но, как оказалось, я словно в воду смотрела…
Изнасилование, до недавнего времени представлялось мне чем-то несуществующим и из разряда «с кем-то это случается, но не со мной».
Но чему удивляться, если из списка «Этого со мной точно не случится» навсегда была вычеркнута – смерть в сугробе.
Я вернулась к работе без намека на хромоту и психологических травм.
Весточки от Зорро до сих пор не было, и по этому поводу, я испытывала легкий мандраж. Впрочем, это противное состояние усугубляла и предстоящая встреча с Рэгги, которого я не знала как отблагодарить.
Подаренные перчатки я почему-то не решалась надеть. Телефон для связи с моим спасителем тоже не рассматривался, как способ донести до него слова признательности. Горло начинало сдавливать всякий раз, как я представляла себе грядущий разговор.
За две недели Полссон ни разу не навестил меня, за что я была ему благодарна. Столь странные отношения выбивали из меня больше сил, чем укладка дров в поленницу. И все бы ничего, если не тот факт, что Рэгги избегал меня как только мог. Я не видела его ни в мастерской, ни на кухне…
Даже ночные сопения под дверью, кажется, завершились.
Долгие, холодные ночи в крохотной комнатке покрылись вязкой паутиной бессонницы, которая продолжалась несколько дней, выматывала и требовала определенного результата, чтобы вздохнуть с облегчением.
Решение пришло спонтанно, ближе к полуночи, когда немногочисленные обитатели замка видели десятый сон.
Рэгги поздно возвращался из мастерской. Его приход всегда сопровождали выразительные шаги и громогласный хлопок двери. Только эта краткая негармоничная симфония стихла, я осторожно вышла из своей комнаты. Из-за двери слышалась тихая возня, как бывает когда человек переодевается.
Затягивать не стоило, ведь сказать короткое «спасибо» это не так уж и долго, а потому моя рука тут же взмыла вверх, и глухой стук оборвал все звуки за дверью.
Полссон явно прислушивался. Нерешительность, настороженность и сомнения, буквально витали в воздухе.
– Кто? – внезапно раздался его голос.
– Рэгги, это Лора. Я хотела…
Но договорить я не успела. Меня втащили в узкий дверной просвет удушающей хваткой, чтобы тут же прижать к стене и зажать рот.
Одежда не слетала с моего тела, ее срывали с треском, и почти со злостью. Поэтому меньше чем через минуту, я обнаженной спиной ощущала обжигающий холод каменных стен. Ступор, в который я впала, сбивал с толку, хотя в мозгу уже вырисовалась последовательность действий, после которых мне удастся вырваться и убежать. Кромешная темнота и вой ветра за окном должны были еще больше нагнать страха, но именно его я не чувствовала совсем.
Моя странная покорность обстоятельствам, на миг заставила Рэгворда замереть, словно одержимому человеку, на мгновенье вернули разум.
– Скажешь «нет» и я отпущу тебя, – низкий, чуть хриплый голос раздался совсем рядом с моим ухом.
Я ощущала, как дрожало его тело, то ли от нетерпения, то ли от холода. Камин здесь давно не разжигали, а мужчина был облачен в легкий штаны, которые, видимо, служили ему пижамой.
Широкая ладонь, от которой шел легкий запах лака для дерева, медленно сползла с моего лица. К этому моменту, глаза уже привыкли к темноте, я едва могла различить глаза Рэгворда. Скорее, я просто догадывалась, что смотрю в них, ощущая частое горячее дыхание.
С минуту он ждал ответа, пока сильные руки не обвили мою спину, отстраняя от ледяной стены.
У меня были особые отношения с болью. Многие годы я вырабатывала в себе определенное понимание ее пользы и училась терпеть.
То, что произошло со мной этой ночью, нельзя было назвать любовью или более удобоваримым словом «секс». А в последние годы личная жизнь оставляла желать лучшего, от чего тело приспособлялось, и в данный момент, не успевало реагировать на интимность происходящего, как бы мне этого не хотелось.
Рэгворд мне нравился. Очень!
Испытывать к нему симпатию и желание было легко, сколько раз я ловила себя на том, что любуюсь этим человеком, хотя он далеко не был красавцем. И если бы меня спросили, чем Полссон сводит женщин с ума, я не смогла бы ответить ничего вразумительного.
Правда, интимность интимность рознь. Технически это было очевидное и полноценное изнасилование, за той разницей, что я не сопротивлялась. Да, я всегда любила «по жестче», но…
Ночью не наблюдалось ни малейшего намека на прелюдию или стремление, чтобы партнер испытал удовольствие. Словно Рэгворд вымещал на мне злость, которая копилась слишком долго.
