Текст книги "Прощай, Лоэнгрин! (СИ)"
Автор книги: Voloma
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)
Может быть в последний момент, хотя бы из благодарности, Оттерней назовет имя человека, который управлял одной из самых могущественных корпораций, оставаясь при этом в тени. Ни одной фотографии в сети, ни одной статьи в газетах или журналах, ни одного интервью или упоминания в СМИ. Любая информация, пусть даже на уровне слухов, мгновенно стиралась из источника и только в Лондоне, после затянувшейся кровавой беседы с одним мелким наркодиллером, удалось узнать прозвище – Англичанин.
Поиски этого человека, были личной вендеттой. Только из-за него много лет назад было опорочено имя родного отца Финис. Именно Англичанин, как оказалось, подтолкнул самого обыкновенного, законопослушного гражданина преступить закон и отказаться от собственной личности, буквально превратиться в тень и научиться сдерживать своих призраков, которые с каждым днем все больше подпитывали голод, жаждой отомстить.
Фаррот, только пешка в сложной игре, финал которой близился.
Губы под маской снова дрогнули в сдержанной, едва ли, не злорадной улыбке.
Внутри разливалось смешанное чувство сожаления, что больше не будет работы для ума и придется вернуться к «нормальной» жизни, которая очень разочаровала в свое время.
– Doch du weißt ja unsern Wunsch, kennest unsere Herzen.
alle, alle sind wir da*…,(*ведь ты знаешь наше желание, знаешь, что у нас на сердце, у всех, у всех нас – нем.) – красивый голос беспечно разносился, среди заснеженных ветвей.
К подножию горы, Финис вышел без маски. Этого человека невозможно было отличить от сотен туристов, которые пренебрегали правилами безопасности и беспечно шатались по местности даже ночью.
Один из опаснейших наемников слился с толпой, которая запрудила улочки Швангау. Этот человек, широко и приветливо улыбался, и глядя в его глаза можно было увидеть, почти детскую радость, которая отражалась в глазах с бликами огней гирлянд и торопливые, искренние извинения, даже если в него кто-то нечаянно врезался, будучи навеселе.
Глава 10
Воскресное утро накануне концерта в замке выдалось на удивление тихим. Привычка вставать в восемь, не покидала Элеонор последние десять лет и женщина, стояла с чашкой чая в руках, вглядываясь в подернутую морозной дымкой панораму внутреннего двора Нойншванштайна.
Ее терзало плохое предчувствие, но кого оно касалось, трудно было выделить, потому что все, кто был ей дорог, а именно муж и дочь, не собирались сегодня высовывать нос из своих теплых постелей, как минимум до обеда.
Диони, насколько знала фрау Гроссмахт, накануне отправилась с Хильдой в город и, если руководствоваться, обычным поведением этой особы, она должна была вернуться пешим ходом с авоськой сладостей и отвратительно широкой улыбкой поперек всего лица.
Удовольствие от горячего чая смазалось окончательно и Элеонор, будучи не в силах стоять на месте от тревоги, решила заглянуть в мастерскую к Рэгги.
Реставратор, в последнее время выглядел спокойным и его традиционные попойки по выходным, почти, сошли на нет. Не хотелось признавать, но общение с новой уборщицей пошло Рэгги на пользу, хотя, в открытую, трудно было подметить, что этот мужчина испытывал нежные чувства к кому бы то ни было.
Трудно было четко высказаться на счет Диони. Но Элеонор с уверенностью могла сказать, что девчонка являла собой классический случай «жертвы». Она не могла никому возразить, сплошное «да» и «конечно» с полузатравленной недоулыбкой.
Ну, кто с видом познавшего высшую суть может драить сортир после трех десятков мужиков?
А Диони, могла! Да так, словно свежесрезанные розы по вазам расставляла. Девчонка была не болтлива, но даже вне перечня своих обязанностей, не могла лишний раз сказать «нет». Подтверждением чему была устаканившаяся дружба с Хильдой. И слово «стакан» было здесь более чем уместно.
Каждую пятницу Диони сбегала в Швангау к дочери фрау Гроссмахт, где девушки благополучно расслаблялись в пабе, судя по легкому запаху перегара, исходящему от уборщицы.
Диони не была особо привлекательной, обладала довольно коренастой фигурой и немалым ростом – бледная, с почти прозрачными голубыми глазами и присохшей к голове шапкой. Ей, Богу! Элеонор до сих пор могла только догадываться, какой цвет волос был у этой жалкой пташки с руками, которые по силе не уступали мужским. Тем не менее, этот набор противоречивых женских качеств вызывал в мужчинах умиление, а затравленный взгляд лелеял их эго, призывая спасти деву из беды.
Трудно была распознать какие мысли роились в странной голове уборщицы, которая ни разу не была замечена с телефоном в руках, в укромном уголке, как многие работницы до нее. Это, пожалуй, было самым странным. Молодежь, сейчас, была буквально помешана на всевозможных гаджетах.
Во времена когда каждый школьник воспринимал мир только через экран смартфона или планшета, где, так называемые, «сэлфи» вытеснили старую добрую фотографию на бумажном носителе, а серверы мировой паутины пухли от миллиардов неудачных фото, Лора полностью игнорировала современную модель поведения своих сверстников, выказывая тем самым приличные умственные способности.
Ее не смогла переманить на свою сторону Тереза Бьюрон. Эта старая ведьма до сих пор не оставляла попыток очернить Гроссмахтов, даже после того, как получила урок на всю жизнь.
И надо признать, что Диони обладала определенной проницательностью, потому что девушку едва ли не передергивало от елейной улыбки старой карги.
Полдень не добавил света в ватно-серый воздух, наполненным мелким снегом.
Тишина в воскресение, после непрекращающегося шума ремонта, поистине оглушала, отчего тревога все сильнее укоренялась в груди. Рэгворда, как обычно, засел на третьем этаже, глубоко внутри замка, куда и в обычные дни, практически никто не заглядывал.
С укором посматривая на крохотного зайчонка, которого прятали Полссон и Диони в коробке за камином, Элеонор покачала головой. Зверек быстро наедал бока, но по прежнему боялся человека. Значит, девчонка не стремилась его приручить и через пару месяцев выпустит в лес. Но сегодня его никто не удосужился покормить.
Если бы Рэгворд знал, что Диони не вернется до вечера, подобного бы не случилось. Следовательно, сегодня творилось нечто из ряда вон выходящее и пока никто об этом не догадывался.
В глубокой задумчивости, Элеонор сходила на кухню и оторвала от кочана капусты лист потолще, чтобы отнести зайчонку перекус.
Дверь в мастерскую внезапно распахнулась и от неожиданности женщина вздрогнула. Рэгворд стоял в проеме насупив брови.
– А, нашелся, – без тени смущения протянул он, и как обычно опустил в пол глаза.
Деловито посапывая Полссон подошел к верстаку, перебирая инструмент, а когда нашел нужный снова направился к выходу. Кажется, на этом, разговор о питомце был исчерпан. Но мужчина в нерешительности снова застыл в дверях, и с прищуром оглядел двор, который медленно но уверенно засыпало снегом.
– Лора еще не вернулась?
– Нет, – Элеонор пожала плечами, но тревога еще больше укрепила свои позиции. – Переживаешь за нее?
Повисла пауза, в которой так и витало желание оставить вопрос без ответа.
– Пожалуй, – ответил Рэгги и тут же запнулся, словно, за ним кто-то подсматривал, когда он мылся в душе.
– Она в это время, обычно, уже возвращается. Привычки за человека многое могут рассказать, а из этого нелепого экземпляра тисками лишнего слова не вытащить, даже Бронель это подметил. Поэтому она тебе нравится? – хмыкнула Элеонор, пытаясь скрыть, то что разгадала почему неприметная девушка так быстро отогрела сердце Полссона.
– Как и тебе…, – криво усмехнулся Рэгги, даже не собираясь отнекиваться. – Сделай одолжение, Элеонор, позвони Хильде. Снегопад к вечеру усилится.
В этот момент в воротах показалась тонкая фигура, в которой собеседники безошибочно угадали Агнес Мунд.
Рэгворд недовольно закряхтел и бесцеремонно направился к лестнице, которая вела в основной корпус замка. Там, мужчина ориентировался безошибочно, даже в темноте он мог скрыться за секунды в лабиринте коридоров. Но Агнес ускорила шаг.
– Мистер Полссон, добрый день! – в голосе женщины звучали мягкие нотки, а на лице заиграла самая нежная улыбка. – Как удачно, что я встретила Вас.
Присутствие Элеонор было явно нежеланным, но Агнес нехотя поздоровалась со смотрительницей, на ходу сдергивая с руки дорогие меховые перчатки. Однако это было сделано не для того, чтобы пожать фрау Гроссмахт руку. Словно крохотный, но очень мощный буксир, Агнес подплыла к громадной фигуре Рэгворда и любовно провела тонкой рукой по замусоленной поверхности овчинного тулупа реставратора.
– Здравствуй, Агнес! Чем помочь? – безразличие сквозило, едва ли не откровенное, но Рэгги, чуть наклонил голову в бок на свой манер и хитро прищурился.
– Рада тебя видеть, Рэгворд. Фрау Гроссмахт, – поздоровалась красавица, не сводя трепетного взгляда с Полссона. – Мне нужно все проверить в главном зале… И ты, как реставратор, должен высказать свое мнение. Ммм… установленное освещение не сильно повлияет на экспонаты?
– Простите, что прерываю. Агнес, Вы случаем, не видели по дороге сюда нашу уборщицу?
Бледное лицо фрау Мунд превратилось в правдоподобную маску удивления.
– В такую погоду, кто-то ходит пешком? Нет, не видела. Ни одной живой души.
Элеонор не стала дослушивать и молча отправилась к воротам, чтобы поговорить с Курцвиллем. Может он видел Лору?
Женщина услышала как тяжело вздохнул Рэгворд, и кинув краткий взгляд через плечо она только и увидела, как эти двое скрылись за массивными дверями.
Нужно было отдать должное Агнес. При всем своем высокомерии и гордости, эта дама имела хороший вкус на мужчин и тот факт, что Мунд в свое время отшила Мартина Дэнглера, только подтверждало это. За Рэгворда, Агнес вцепилась, практически, мгновенно, едва случилось их знакомство. И натуральная симпатия к Диони, со стороны реставратора, как оказалось, тоже не была помехой, хотя половина деревни откровенно потешалась над бесплотными попытками элитной белошвейки, одержать верх над грубоватой девицей, которую Полссон не особо интересовал.
Грубость, была для Диони не более чем ширмой. Девчонка явно обладала тонкой душевной организацией и с жадностью относилась к книгам, ведь Бронель тайком перетаскал ей личную домашнюю библиотеку, которая состояла сплошь из этрусского эпоса и собраний древних философов, в частности Гераклита и Парменида. При этом, Лора умудрялась сохранять почти детскую непосредственность и простоту, полное отсутствие тяги к склокам и спорам, а главное в ней отсутствовало качество, которое в людях Элеонор просто ненавидела – демонстративную гордость. Но обладала чувством собственного достоинства, которое невероятно подкупало.
Елка, которую эта девица дотащила на своей спине, с самого Швангау красовалась на кухне и каждый день на ветвях появлялась самодельная игрушка из сосновых шишек, обрывков упаковочной бумаги и лент, которые в изобилии водились у Хильды в магазине под конец года.
Сегодня, явно сюрприза ради, на ветвях обнаружилась вырезанная из дерева лисица. Искусная вещица, которой Элеонор залюбовалась на добрых десять минут была проработана до мельчайших деталей таких, как шерстка и коготки, и могла принадлежать только Рэгворду, да и пятна рыжеватой краски на пальцах реставратора только подтверждали эти предположение.
Впервые за долгое время, Элеонор ощутила, как сердце запело давно позабытые мотивы рождественских песен, и краткими вспышками возникало ощущение беззаботности и счастья.
Спустя час. Элеонор не удержалась и позвонила дочери, чтобы справиться о том где носит Диони, на что получила ответ, что девушка отправилась в Нойншванштайн по своему обычному маршруту, через кондитерскую.
Фрау Гроссмахт поднялась на обзорную башенку, где обычно ошивался ее муж каждое утро. Мелкий снежок, занявшийся с самого утра уже припорошил следы Бронеля. Натужно вглядываясь в зыбкую, мутную дымку, женщина неустанно повторяла самой себе, что ничего страшного не случилось, как вдруг из ворот, вылетел пикап, который был в свободном пользовании обитателей замка.
За рулем только и можно было рассмотреть мощную фигуру облаченную в овчинный тулуп.
* * *
Странное ощущение, словно меня старательно укутывали одеялом и старались не беспокоить малейшим шумом, нарушилось совершенно заурядным прикосновением маленького языка к участку обнаженной кожи чуть выше основания ладони. Чтобы отмахнуться, я пошевелила пальцем и вот тут началось «веселье».
Я не почувствовала не то чтобы своего пальца, а всей левой руки в целом. Глаза тоже открыть, не представлялось возможным. Сознание возвращалось лениво и неохотно, будто получивший двойку отличник. Подобное со мной случалось редко!
«Так, стоп!»
«А кто собственно я?!»
«Что-то на «л»…»
Лора!
И тут воспоминания о случившемся нахлынули мгновенно, от чего перехватило дыхание. Я попыталась закричать от возмущения, но даже вдох сделать не смогла, но зато пошевелила головой. Из-за этого ничтожного движения, под закрытыми веками глазами вспыхнули яркими фейерверками тысячи искр вперемешку с болью.
«Что происходит?!»
Паника никогда не была мне хорошим подспорьем, а потому я собралась с мыслями и постаралась больше не шевелиться, хотя конечности порядком походили на парализованные. Едва приоткрыв глаза, я пожалела об этом. Когда тусклый свет добрался до зрительного нерва я одновременно испытала неприятное ощущение от того, что чувствительную слизистую резанула холодная вода.
Валил густой снег, который сантиметров на пять прилично меня припорошил и только добротные ботинки и куртка, выданная Элеонор спасали меня от холода. Брезентовые перчатки, тоже числились в списке героев. Пальцы хоть и окоченели, но не были отморожены.
«Что у нас из подвижного?» – тривиально пронеслось в мозгу, и я начала стараться расшевелить ноги и руки. В списках особо пострадавших пока числилась только голова.
Настороженное фырканье послышалось совсем рядом.
«Какой-то зверь», – догадалась я, но наверняка не крупный. Волк бы уже пригрыз меня и пировал во всю. Может быть лисица или хорек.
«Так, так…. Значит у меня кровотечение».
Но за морозной анестезией я не могла понять где именно у меня рана. Логично было предположить, что на голове, учитывая симптомы.
Правая рука была настроена наиболее серьезно на то, чтобы вытащить меня из того оврага, в который я благополучно скатилась после того, как меня подрезала промчавшаяся мимо машина.
Да, я помнила марку машины, до кучи еще и номер, даже более того, знала кто был за рулем. Но сейчас это никак не могло мне помочь.
Любовно стряхивая с лица слой снега, правая рука старалась спасти своего носителя, которого внезапно охватило лиричное настроение.
Сколько же раз я представляла себе, какой могла бы быть моя смерть, а тут такой казус – ни пуля, ни нож, никаких хитроумных планов и засад. Провинциалка, которая обшивает деревню трусами.
Красивую, застывшую физиономию Агнес Мунд мне и надо было рассматривать, когда я услышала, как за спиной взвыл мощный мотор внедорожника. Можно было подумать, что дамочка не справилась с управлением и ее занесло, если бы не исправная работа грейдеров Фюссена, которые чистили дорогу дважды в день.
От неожиданности я отскочила в сторону, но не рассчитала расстояние и покатилась по крутому склону, пересчитывая на ходу сосновый молодняк, пока не треснулась лбом о толстый ствол дерева.
И судя по тому, как окоченели руки и ноги, я не один час провалялась без сознания.
Глаза привыкли к свету, и я апатично рассматривала заснеженные кроны сосен, невольно залюбовавшись красотой зрелища. Природа всегда поражала меня до глубины души, кажущейся простотой, которую только стоило потревожить человеческим вниманием и она раскрывала всю сложность и красоту своей сущности.
Такое состояние, вполне могло быть началом агонии – полное отсутствие желания двигаться.
Хотя, это слово – агония – мало подходило к данной ситуации. От него веяло паникой, чем-то суетливо мерзким и фатальным.
Несмотря на ужас моего положения я, как ни странно, не испытывала страха, что было уже ни в какие ворота. В мозгу заиграла некогда любимая песня. Казалось, из кустов сейчас донесется беззаботный, чистый и звонкий голос Жульена Клерка с его «Се требьян!», а я буду так же любоваться широкими сосновыми лапами в снегу, и может быть, начну подергивать ногой в такт оптимистичной композиции, если конечно, их величество нижние конечности согласятся восстановить кровоток и чувствительность.
Странно, то ли я была далека от человеческой нормы, то ли факты о помешательстве на пороге смерти действительно были в разряде мифов, но никакого длинного темного тоннеля с мерцающим светом или лиц родных я не увидела, но нечто похожее на шизофрению, уже каталось на зеленом единороге в моей голове.
И пока одна часть моего сознания ударилась в философию, другая натужно сдерживалась, чтобы не отдаться мысли, что именно здесь я и подохну.
Как животное.
На обочине.
Любые следы моего падения, сейчас уже трудно будет различить.
Спасибо снегопаду.
– Кампана! – беззвучно двинулись мои губы.
Внезапно захотелось прокричать фамилию героя Жана Рено, в точности, как это сделал Франсуа Перрен, оставшись в джунглях с промокшими спичками, веревкой и пустой флягой с водой, чтобы прибежал дебёлый мужик с мачете на перевес и вынес меня из этого кошмара на своих сильных плечах.
Да, я начинала бредить.
Нервный смешок сорвался с моих губ произвольно. Вот тут-то и крылось истинное зло. Ничтожное движение мимических мышц, отдалось адской болью.
Я едва снова не потерялась сознание. Сильная тошнота подкатила к горлу.
«Надо, хоть, на живот перевернуться, чтобы рвотой не захлебнуться!» – промелькнула мысль.
Что же следовало из данных обстоятельств – искать меня, навряд ли, кинуться в этой чаще, а фрау Мунд не для того дернула руль, чтобы героически признаться в покушении на убийство. Кричать не было никакого смысла – точно отключусь.
«Телефон!»
Он, родненький, лежал в рюкзаке.
«Рюкзак, я перекинула через левое плечо. Так, так… Это единственный реальный шанс вызвать помощь! Только бы найти, куда отлетела эта мешковатая сволочь».
Худо-бедно план спасения вырисовывался. Дело оставалось за малым…
– Подымаемся, милочка, – прошептала я вслух.
И тут же замерла, будто ждала ответа.
Как и минуту назад, я совершенно не имела сил, чтобы пошевелиться. Только правая рука, безвольно копошилась в снегу.
Адреналин! Да именно это чудо, вырабатываемое в теле любого человека, позволяет творить чудеса. Но эту химическую скотину в моей ситуации надо было еще вытащить на сцену, где ставилась драматическая миниатюра «Я и обморожения». И тут вспыхнула вторая подсказка друга – боль!
Да, она родная. Только боль, и при чем сильная, могла заставить съежиться мышцы, которые, казалось, уже наполовину превратились в лед.
Если долго собираться, то ничего не выйдет!
От слов, я мгновенно перешла к делу и повернулась шею влево. Именно на этой стороне я ощущала, как кожу холодит мокрая шапка, насквозь пропитанная или кровью, или водой.
Сквозь взрывы искр и острых, прорезающих ощущений, я резко распахнула глаза и едва не вскрикнула от радости.
Моя голова была в жалких сантиметрах от ствола сосны внушительных размеров.
Прекрасно!
– Вперед, – тихо прошипела я себе и резко качнула голову на встречу корявой, жесткой поверхности.
Тихий удар, вырвал из моего горла настоящий крик, а тело содрогнулось в конвульсии, что позволило мне перевернуться на живот, после чего я еще минут десять лежала, задыхаясь от боли и привыкала к головокружению.
Тошнота и боль, водили головокружительный хоровод, который грозил новой потерей сознания и чтобы отвлечься от них я запихнула в рот пригоршню снега. Пить хотелось страшно!
Но тело, как по мановению волшебной палочки инстинктивно скрючилось. Ноги, как родные согнулись и подтянулись к животу.
Ах, сюрприз, сюрприз… У меня еще и правая нога в хлам разбита. Под шумок, я ощупала сквозь толстую ткань штанов место чуть ниже голени, подозревая, что там чудненький перелом, но при легком нажатии, которое должно было разразиться новым болевым приступом, я почувствовала его бледное подобие и покалывание, характерное при сильных порезах. Палец, как раз залез в дыру, встретился в голой кожей и я чуть ни зашипела – похоже порез только перестал кровоточить, пока я была без сознания и худо-бедно стабилизировался, но даже легкие манипуляции и напряжение мышц заставили кровоток усилиться и кровь потекла из раны с новой силой.
Я осторожно стянула с шеи шарф и туго перевязала ногу.
Идти, а точнее, ползти, я смогу, но не долго.
Осторожно повернув голову вправо, я наконец огляделась по сторонам и едва не чертыхнулась.
Глубокий овраг. Но всего каких-то сорок метров и я окажусь на дороге.
И вообще, времени у меня особо много не было. Судя по всему, скоро стемнеет, поэтому стоило поискать рюкзак.
Вялая возня, на которой я концентрировалась так, будто обезвреживаю ядерную боеголовку, отняла и без того ничтожные силы. Дыхание становилось более отрывистым и тяжелым. Невероятная слабость от потери крови давала о себе знать. Казалось, что вместо головы у меня гранитный валун, который мало того, растрескивается пополам, так еще и весит не меньше тонны.
Я не смогла перебороть желание еще немного отлежаться. Внезапно подступили слезы и глаза пришлось закрыть, чтобы не разреветься. Ведь глупо умирать вот так… Стоило хоть бы попытаться выбраться, а там уже как пойдет.
Пристыдив себя, я аккуратно перекатилась набок и невероятно медленно попыталась сесть.
Сосны закружились вперемешку с сугробами, и я закрыла глаза. Несмотря на то, что я нешуточно замерзла, пришлось подхватить пригоршню снега и обсыпать им лицо, чтобы отвлечься от нового приступа тошноты. Эта неприятная процедура самую малость помогла и еще минут десять ушло на то, чтобы привыкнуть к вертикальному положению.
Небо начало менять серый оттенок на графитовый и снегопад усиливался. Все время я прислушивалась к тому, не приближается ли машина. Как ни как, дорога была близко. Хотя, что мне от этого?
С открытыми окнами сейчас никто не ездит, а с силой, громко крикнуть у меня не получится.
– Спокойно, – я сделала глубокий вдох и повернула голову, чтобы найти рюкзак.
Зрение приходилось серьезно напрягать. Его уже давно засыпало снегом, так что надо было искать мягкие борозды в сугробах, неестественные и длинные.
Одно подходящее углубление было как раз в десяти метрах от меня.
Стиснув зубы, я подтянула ноги и стараясь не двигать лишний раз головой, я очень медленно стала подниматься на колени.
Вставать в полный рост сейчас было бы большой ошибкой, принимая в расчет серьезное сотрясение и пораненную ногу. Кровотечение только усилится, я головокружение приведет к новому падению.
И так я начала мелко и медленно ерзать, передвигаясь к углублению в снегу. Сумерки сгущались и я поняла, что осталось не больше получаса до того, как лес погрузится во тьму. Остатки сил, казалось, испарялись с последними проблесками света.
Осторожно укладываясь на живот, я чувствовала, как твердая корка заветревшегося снега с хрустом ломалась под тяжестью моего тела и с легким «фух» я проваливалась в сугробы где-то на фут.
Добравшись до углубления я уже настолько сосредоточилась на поставленной задаче, что даже не обращала внимания на резкую боль в ноге, которая переплюнула ноющую и гадкую, которая царила в голове.
Пошарив руками, я безошибочно нащупала рюкзак и осторожно вытащила его. Я знала, что мой телефон был в защитном чехле и его еще нужно было умудриться разбить. Накануне вечером у Хильды я зарядила батарею и сюрпризов с этой стороны не предвиделось.
От спасения меня отделяли считанные секунды. Всего один звонок и примчится….
«Так, а кому звонить?»
Бронелю?
Мужчина преклонных лет меня в одиночку не вытащит.
В полицию?
– Фу, – презрительно выдохнула я и приложила усилия, чтобы не поморщиться.
Скорую помощь? И что сказать? Я тут в лесу, приезжайте поищите меня.
Позвонить стоило Хильде. Она поднимет на уши кого надо и за ухо притащит на помощь Иво.
Телефон, наконец-то оказался у меня в руках. Я зубами стянула с правой руки брезентовую перчатку. Пальцев я особо уже не чувствовала и несколько секунд грела их дыханием, внезапно осознав насколько продрогла.
Свет широкого экрана озарил мое лицо в непроглядной тьме, но тут же окрестности облетел тяжелый вздох, который унес остатки сил.
Батарея могла похвастаться полным зарядом, не то что индикатор сигнала сети, который упрямо выдавал перечеркнутый кружок. Слезы снова навернулись на глаза, но там и остались. На то, чтобы заплакать просто не было сил. Я чувствовала, как волнами накатывается сон. Куда-то пропал холод и боль.
Напоследок я только и успела, что включить на полную громкость первый попавшийся рингтон, который был установлен сто лет на сигнал вызова.
Песня Baha Men —»Кто выпустил собак?» возмущенно разносилась в темноте, и в тот же момент я тяжело легла на спину, прижимая телефон к груди экраном вверх. Звуковой сигнал это хорошо, а вместе со световым еще лучше. Из горла вырвался жуткий хрип, когда я вздохнула.
«Кто-нибудь спасет», – наивно промелькнула последняя мысль и я блаженно закрыла глаза, из которых наконец-то брызнули слезы. То как они стекали по ледяной коже я уже не чувствовала.
Мне было очень хорошо.
* * *
Искать кого бы то ни было во время снегопада было настоящим безумием. Практически, нулевая видимость не оставляла шансов на успех, поэтому Рэгворд оставил машину с включенными аварийными огнями на обочине и пешком пошел от Швангау в сторону Нойншванштайна.
Все с кем он успел поговорить в деревне, в один голос твердили, что видели Лору в одиннадцать утра или около того, как она шла по своему обыкновенному маршруту.
Не было никаких сомнений, что случилось нечто плохое. Не было в округе человека, более привязанного к распорядку дня, чем Лора Диони. Она и сама того не осознавала, но отточенные движения уже плохо скрывала наигранная плавность. В этой женщине таилась поразительная тяга к дисциплине и порядку. Да что там говорить, по ее действиям можно было часы сверять.
– Лора! – зычный громкий голос Рэгворда растворился в пелене кружащего снега. Мужчина остановился и прислушался. В это время года темнело рано, пришлось прихватить с собой фонарик, чтобы случайно не свернуть с дороги и не скатиться в овраг.
Любые следы при такой погоде давно замело и позади было больше половины дороги, соединяющей деревню с замком, как вдруг, вдалеке едва слышно раздался странный звук: сбитый и захлебывающийся.
Рэгворд резко распахнул глаза и быстрыми шагами двинулся вперед, стараясь запомнить направление откуда доносилась какофония. Через несколько минут, уже можно было различить, что это песня.
Очень странно, учитывая, что мало кому взбредет слушать подобный ужас в разгар метели. А если это был сигнал телефона, то такой вариант вызывал еще большее удивление. Все местные знали, что звонить на этом промежутке пути можно разве что в колокол, связь здесь не ловила.
Тяжело дыша, Полссон замер на месте, когда понял, что звук снова начинает стихать. Значит, надо вернуться. Догадка пронзила слишком внезапно, вызвав оторопь. Только не это!
Почувствовав дрожь от страха, Рэгворд побежал назад, пока не нашел место, где звук слышался особо четко.
– Лора! – бешено закричал мужчина, понимая, что теряет контроль.
Не под стать ситуации песня беззаботно играла по кругу. Рэгворд прищурился вглядываясь в темноту, фонарик выхватывал только ветви сосен и гигантских елей, которые обвисли под тяжестью навалившегося на них снега. Обшарив лучом света обочину, наметанный глаз реставратора сразу нашел место, где гладкость белоснежной мягкой поверхности была грубо нарушена. Будто здесь вырвали клок, но метель старательно скрывала этот след.
Нельзя было медлить ни минуты. Рэгги сорвался вниз усевшись на свой тулуп, он знал насколько здесь крутой склон и сколько мелкой поросли будет на пути.
– Лора, ты меня слышишь? – снова закричал мужчина, очутившись внизу оврага. Звук был совсем рядом.
Вдруг свет фонаря вырвал из темноты нечто не вписывающееся в идеальный белесый пейзаж – углубление по форме подходившее на человеческий силуэт.
Пробираясь сквозь глубокий снег, Рэгворд добрался до этого месте и ужаснулся, когда увидел застывшее лицо, залитое потеками крови, на котором снег уже даже не таял. В сложенных на груди руках тускло мерцал припорошенный экран телефона.
Да, эта девочка, понимала, что не сможет выбраться и сделала единственное, что могло выдать ее присутствие здесь. Судя по всему ее крики не могли добраться наверх, там где дорога. Или кричать, просто не было сил.
– Нет, нет, нет. Очнись, Лора, – грубый голос Полссона дрогнул, когда он медленно протянул руку, боясь прикоснуться к лицу девушки и обнаружить, что в ее теле не осталось признаков жизни, но за одно мгновение лицо Рэгворда посуровело и он решительно провел широкой ладонью, сметая снежинки. Его пальцы уверенно добрались до сонной артерии на шее девушки.
Пришлось задержать дыхание и сосредоточиться, чтобы понять есть ли пульс. В течении невыносимо долгих секунд, Рэгворд не ощущал ничего, пока под ледяной кожей не почувствовал едва различимый толчок.
Жива!
Нужно было исключить травму позвоночника, при которой перемещать пострадавшего было запрещено. Рэгворд не представлял, как это сделать и в отчаянии его взгляд заметался, но тут он заметил, что Лоре удалось проползти несколько метров по снегу, а значит ее можно было поднять на руки не опасаясь спровоцировать паралич.
Никакие доводы больше не были нужны и Полссон легко подхватил тело девушки на руки, после чего, буквально поднырнув по него, взвалил к себе на плечи, чтобы можно было подняться к дороге по почти отвесному склону.
Лору нельзя было назвать субтильной, тяжелый тулуп затруднял движение в глубоких сугробах, но Рэгворд не замечал этого, крепко удерживая драгоценную ношу одной рукой, пока другой цеплялся за шершавые, как наждак стволы деревьев, чтобы помочь себе. Нужно было еще дойти до машины, а это почти миля.
Очутившись на дороге, Полссон переложил Лору на руки и быстрым шагом направился к месту, где оставил пикап. Он даже не замечал, что мобильный продолжал разрываться нелепой песней. Вдалеке блеснули фары и через минуту резко затормозил старенький минивен, на котором ездил Иво.
Из машины выбежала Хильда. Она без лишних вопросов распахнула широкую дверцу, чтобы Рэгворду было удобно залезть на сидение. Когда Полссон оказался в теплом салоне, он услышал, как Иво с ужасом прошептал:
– Бог мой, – после чего выкрутил до конца руль и помчался к станции скорой помощи, которая располагалась в Фюссене. В Швангау не было реанимации.
