Текст книги "Последний оплот моего бессмертия (СИ)"

Автор книги: Volda Riddle

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Горячее, щекочущее ощущение расползалось по бедрам, нестерпимое и неостановимое. Джеки всю трясло – ей страстно, инстинктивно хотелось, чтобы Том толкнул резче, сильнее, чтобы это пылающее наслаждение, которое все росло и росло, достигло наконец своего апогея.

– Пожалуйста… – прошептала она, пылая лицом, шеей, грудью, – пожалуйста…

Какое-то наитие подтолкнуло ее.

– Мой господин, – добавила Джеки. Получилось едва слышно, но он услышал. Какая-то тень проскользнула по сумрачному лицу – не улыбка, скорее, удовлетворение, гораздо большее и значительное, чем телесные удовольствия. Как будто именно такого поведения и отношения он от нее и ждал. А потом Джеки накрыл туман.

========== 14. Медальон ==========

Меропа брела по улице, задыхаясь от рези в боку. Что-то огромное, тяжелое тянуло ее к земле. Она остановилась у темной входной двери, табличка на которой гласила «Боргин и Берк.» Она уже обошла все лавки и все магазины на этой улице, всюду пробовала продать единственное ценное, что у нее осталось – медальон Слизерина, – но везде получала от ворот поворот.

Может быть, здесь?..

Воспоминания Меропы вихрем пронеслись перед глазами Джеки.

Деньги, что оставил ей Том, быстро закончились. В первое время она боялась спать на улице и платила за ночлег в каких-то страшных крысиных углах. Однако, когда одним утром женщину, прикорнувшую чуть в стороне, нашли с перерезанным горлом, Меропа поняла, что безопасность ее под таким кровом так же сомнительна, как и под открытым небом.

Однажды и на нее напали. Двое дряхлых нищих, просивших милостыню на углу, с наступлением темноты волшебным образом преобразились в довольно крепких для своего образа жизни молодчиков. Они попытались загнать Меропу в проулок, оканчивающийся тупиком. Глядя на сверкающие лезвия их ножей, она вспомнила брата, вспомнила отца, и вся ее несчастная, полная боли жизнь пронеслась перед глазами.

Еще мгновение, и она бы отдалась на волю судьбы – мучительное, жуткое и жалкое существование, которое она теперь влачила, было гораздо хуже смерти, – но ребенок вдруг забился в ней. Ребенок Тома, которого она все еще любила всем своим разбитым сердцем, требовал жизни, рвался к ней и больше всего на свете не хотел умирать.

И тогда она достала из кармана волшебную палочку.

– Импедимента! – крикнула она. – Ступефай!

Вспышки ослепительного света ударили во все стороны. Раздался грохот, два неподвижных тела рухнули наземь. Меропа втянула воздух пересохшими губами. Где-то вверху открылось окно, пронзительный женский голос крикнул:

– Полиция! Убивают! Полиция!

Другой голос ответил:

– Я слышал выстрелы! Полиция!

Меропа со всех ног бросилась прочь. Она знала, что такое полиция в мире магглов, и уж точно не горела желанием попадаться им в лапы. Боль стиснула ее нутро, как будто железные клещи с тупыми зубьями. Она в ужасе схватилась за живот, уже похожий на тугой барабан, на который с трудом налезало купленное где-то на барахолке заношенное, безразмерное платье с чужого плеча. На миг ей показалось, что ее чрево превратилось в ледяной, застывший камень, но потом боль стихла и совершенно растворилась где-то в глубинах ее тела.

Меропа остановилась, тяжело и бессильно привалившись плечом к стене, обнимая руками тяжелый живот. Только бы еще немного… С блеклого неба, затянутого тучами и дымом, посыпал мелкий снег. Когда отпустила боль, Меропа почувствовала, что промерзла до костей.

Она провела рукой по выпуклости живота и почувствовала ответное движение. Слезы полились по горящим от мороза щекам. Этот ребенок – он живой, он двигается, и совсем скоро он появится на свет… где его никто не ждет.

Меропа закрыла глаза. Ее душа была почти мертва. Еще немного – и она перестанет чувствовать даже боль и страх. Что-то только что сломалось внутри нее, и она знала, что это навсегда. Меропа уже знала, что смерть стоит за ее плечом, что ей осталось только завершить последнее дело в ее беспросветной, безнадежной жизни.

Окоченевшие ноги начали нестерпимо ныть. Меропа достала волшебную палочку, направила на лежащую у стены смятую газету. Если удастся ее поджечь, можно попробовать согреть руки и ноги. Но палочка не произвела на свет ни малейшей искры. Меропа попробовала другие известные ей заклинания – ничего. Как будто она и впрямь была сквибом, где-то укравшим волшебную палочку. Судорожно всхлипывая, она побрела вперед, держась за стену…

Джеки почувствовала, как глаза Меропы закрылись и открылись. Вывеска Боргина и Берка дрожала и двоилась перед глазами. Она медленно, тяжело поднялась по ступенькам и вошла внутрь. Тренькнул пронзительный колокольчик.

Из-за шторки за прилавком вышел человек невысокого роста, с густой копной волос, которые нависали прямо на глаза, точно край соломенной крыши.

– Чем могу вам слу… эээ… – протянул он, оборвав на середине привычное приветствие. Вопреки его ожиданиям, в канун Рождества к нему пришел не богатый клиент, желающий выбрать подарок, а нищенка в отборнейшем тряпье.

– Вынужден просить вас удалиться, мадам, – холодно заявил он, глядя на Меропу, запрокинув голову, из-под своей соломенной челки. У Меропы зазвенело в ушах, кровь прилила к лицу. В теплом уютном магазине ей вдруг стало дурно. До нее донеслись обрывки фраз «скомпрометировать заведение,» «немедленно покинуть» и «не заставляйте меня применять силу в вашем положении.»

– Во что вы его оцените? – хрипло спросила Меропа, даже не пытаясь вслушиваться и вытаскивая медальон Слизерина из-под рваного платья. Железные тиски снова стиснули ее нутро. Она невольно обхватила живот одной рукой.

– Что там у вас? – нервно воскликнул приказчик, как будто боясь или брезгуя приблизиться.

– Медальон Салазара Слизерина, – сказала Меропа как можно отчетливее, и внезапно ощутила что-то похожее на мстительную радость. Избавиться наконец от этой дряни, которой ее вечно попрекал отец – какое облегчение.

– Положите сюда, – недовольно приказал приказчик, постукивая своей волшебной палочкой по прилавку. – Я должен оценить товар.

Меропа видела, что он ей не верит, но повиновалась. По прежнему прижимая руку к животу, она другой неловко сняла медальон с шеи и положила на прилавок. Странно – еще никогда в жизни она с ним не расставалась. Медальон как будто подпрыгнул на месте, словно зная, что его собрались отдавать в чужие руки.

Приказчик склонился над ним, ощупал длинными белыми пальцами, что-то тихонько бормоча себе под нос. Потом перевернул и – не смог скрыть порывистое движение. Его руки сами собой вздернулись к прилавку, как будто его обуяло внезапное желание схватить медальон и уволочь куда-то к себе в нору.

Еще через мгновение он овладел собой и почти спокойно поднял голову. Меропу не интересовали его чувства и эмоции. Боль постепенно схлынула, но колени ее дрожали, и ей казалось, что еще чуть-чуть, и она потеряет сознание.

– Десять галлеонов, – сказал приказчик, кое-как пристроив на лицо довольно кислую мину. Джеки ахнула бы, если бы могла, но Меропе было не до удивлений. Десять галлеонов – целых десять больших, толстых золотых монет, за которые можно… Она не очень представляла себе, что можно купить на десять галлеонов и на сколько их хватит. Но уже сама мысль о теплом, солнечном золоте согревала ее душу.

– Давайте, – хрипло каркнула Меропа. Ребенок забился внутри, как будто просясь на свободу. Десять галлеонов, целое состояние.

***

Раннее утро выдалось солнечным и морозным. Том сказал, что нужно двигаться дальше и поскорее закончить дела в Англии, чтобы приступить к следующей части его загадочного плана. Джеки подчинилась, не спрашивая и не удивляясь. Она уже почти смирилась с тем, что Том мало что ей рассказывал. Недостаток информации он с лихвой компенсировал в постели, так что у Джеки оставалось мало сил и времени на раздумья. Они пробыли в деревушке два дня, а потом ей вдруг показалось, что вдоль улицы неторопливо прогуливается Криспин Боунс.

Ночь была тревожной, Джеки сжимала палочку под подушкой, надеясь только, что не придется ею воспользоваться. Она почти не сомкнула глаз, только изредка погружаясь в короткую, беспокойную, полную странного шепота дрему. Утром Том в который раз проверил содержимое своего саквояжа, и, чуть только встало солнце, они покинули свое пристанище.

Трансгрессировать прямо из комнаты было бы глупо – здесь все думали, что они такие же магглы, как и остальные жители деревушки, и привлекать к себе внимание исчезновением с хлопками уж точно не стоило. Поэтому Том решил выйти за пределы поселка, подальше от посторонних глаз.

Тропинка круто уходила под скалы, присыпанные легким снежком. Идти по неровной замерзшей грязи, да еще и в гору было непросто, и Том крепко держал Джеки под локоть.

– Ты спрашивала о том большом доме в Литтл-Хэнглтоне, – вдруг сказал Том, оглядываясь на оставшуюся позади деревушку. Над красными черепичными крышами вился живописный дымок.

– Однажды, много лет назад, в этой деревушке жила семья. Отец, сын и дочь. Они принадлежали к старинному роду, они были потомками самого Салазара Слизерина и обладали магической силой. А в том большом доме жила другая семья – магглы, простые… простые, не наделенные никакой колдовской силой магглы, – сказал Том, и Джеки заметила, как трудно, через силу дались ему эти слова.

– У них был сын – мерзкий, заносчивый… маггл, – продолжил Том, и его рот дрожал и кривился, как будто сам вкус этого слова вызывал у него тошноту и отвращение. – Дочь… дочь колдовской семьи полюбила грязнокровку и сбежала с ним, бросив своих родных. Они даже поженились, но через какое-то время он понял, что его жена – ведьма. И только из-за этого, только потому, что она принадлежала к колдовской расе, он бросил ее, беременную, в Лондоне и вернулся домой, к своему папаше. Весь Литтл-Хэнглтон потом пересказывал истории о том, как бедному грязнокровке «задурили голову.»

Пальцы Тома сжались вокруг ее локтя так, что рука онемела. Каждое его слово вызывало в ее памяти то одно, то другое лицо.

– А она так и не вернулась домой из Лондона, – продолжал Том. – И он даже ни разу не попробовал ее найти. Ни ее, ни своего ребенка. От славного древнего рода остались только ее отец и брат. Отец умер вскоре после бегства дочери, а брат остался. Он был последним хранителем кольца, которое мы оставили в той хижине.

Сердце Джеки колотилось как угорелое. Том все еще держал ее за локоть, хотя они давно уже не двигались с места. Его пальцы были такими странно горячими, как будто прожигали ее платье и мантию одновременно. Внезапно вокруг стало темно, и Джеки снова оказалась в хижине Гонтов. Одно скользящее, как будто замедленное мгновение она смотрела в глаза Морфина, чудовищно заросшего и грязного, но все еще узнаваемого. Его освещало тусклое желтоватое пламя, и Джеки вдруг поняла, что держит в руке старомодный фонарь.

– А я уж думал, ты – это он, – прохрипел Морфин. – Ты прям рожей точно как тот…

Тьма сгустилась, картинка перед глазами колыхнулась, будто отражение в воде.

– А он вернулся, – будто сквозь ту же воду донесся голос Морфина. – Бросил ее, шлюху, обесчестившую нас, укравшую наш медальон!..

Морфин еще что-то говорил, но звон в ушах вытеснил все звуки. Ярость всколыхнулась в груди. Джеки бросилась вперед, изнемогая от звериного желания ощутить кровь на языке, и все погрузилось в кромешный мрак. В тот же миг откуда ни возьмись всплыла холодная голубоватая луна. Ее свет падал на пол сквозь частый переплет высокой и широкой оконной рамы. В сетчатом рисунке света и тени на полу лежали три тела. Лица расплывались перед глазами, двоились, слоились, и Джеки никак не могла разобрать, почему один из них кажется ей таким знакомым. Ее руки, опущенные вдоль тела, слегка подрагивали, как будто по ним пробегали электрические разряды. Пальцы правой сжимали какую-то чужую, но странно послушную палочку, в которой еще трепетали слабые отголоски трех зеленых вспышек.

А потом как будто клещи сжались на ее руке, и видение оборвалось.

– С тобой все в порядке? – Том склонился к ней, внимательно заглядывая в глаза, но обеспокоенность в его собственном взгляде была, казалось, вызвана вовсе не любовью.

– Да, – выдохнула Джеки. – Голова закружилась. И потемнело в глазах.

Том вдруг резко обернулся. За его спиной стоял мужчина средних лет и как-то лукаво и заинтересованно улыбался.

– Утро доброе, – сказал он миролюбиво. У него был резкий и причудливый местный акцент. Джеки инстинктивно сунула руку в карман и нащупала палочку.

– Кто вы? – сходу спросил Том. И добавил своим удивительным властным тоном: – Отвечайте!

– Я… хм… да вы не серчайте, молодой господин, – ответил незнакомец, слегка покачнувшись на каблуках вперед и назад. Вид у него был удивительно, ненормально спокойный и дружелюбный. – Я тут шел мимо, нечаянно услыхал да и просто спросить-то хотел. Это что, это китайский какой или японский?

– Что? Кто вы такой? – ошеломленно вскричал Том. Щеки его мгновенно пошли алыми пятнами.

– Язык вот этот, на котором вы и мисс разговаривали. Чудной такой, шу-шу-шу да шу-шу-шу…

Джеки вдруг заметила, что незнакомец тоже держит руку в кармане. И что материя его темных твидовых брюк оттопыривается так, как бывает только в одном случае: если в кармане лежит волшебная палочка.

– Том, – сказала она тихо, едва улавливая смысл того, что сказал странный собеседник. – Том, это ловушка…

Они появились со всех сторон – фигуры в плащах и мантиях, кто в чем, и подставной фальшивый маггл все так же непрошибаемо-добродушно посмеивался, глядя, как сужается кольцо охотников.

Джеки выхватила палочку, едва поспевая осознать, что делают ее руки. Слева вспыхнуло красным, и она едва успела бросить туда защитное заклинание, чтобы уберечь Тома, как совсем рядом мелькнула знакомая фигура.

Еще один щит мгновенно вырос прямо возле нее, не позволив Криспину схватить ее и вытащить за пределы круга. Том разбрасывал вспышки света во все стороны, не говоря ни слова, и его противника падали как подкошенные. Джеки задохнулась от восторга и ужаса.

Единственная мысль была: только не Криспина, только не Криспина…

Внезапно Криспин сам бросился в атаку. Том взмахнул палочкой…

– Конфундус! – крикнула Джеки. – Импедимента!

Криспин свалился наземь, как подрубленный, запутавшись в собственных ногах, а она обхватила Тома обеими руками, развернулась, и весь мир исчез в вихре голубых и коричневых полос. Что-то алое вспыхнуло, и раскаленный кинжал ударил ее в грудь.

Темнота сомкнулась над нею, и руки Тома разжались, пока неведомая сила проталкивала их сквозь тесную трубу.

========== 15. Рождение ==========

Когда Джеки подняла тяжелые, будто свинцом налитые веки, над нею было только темное небо, сыплющее в глаза снег, пригоршню за пригоршней. Она косо лежала на чем-то твердом, не совсем на боку и не совсем на спине, и у нее страшно, раздирающе болело все тело.

– Эй, ты! – раздалось сверху. – Проваливай отсюда, рвань!

Тяжелый ботинок толкнул ее в бок. Она тяжело перевалилась на спину, и боль стала нестерпимой.

– Твою мать! – хрипло выругался тот же голос. – Еще чего не хватало! Еще разродись у меня на пороге! Пошла отсюда, пошла!..

Сквозь бесконечные, беспрерывные волны боли Джеки осознала, что это тело не ее, а бедной Меропы. И, судя по всему, она стремительно приближалась к моменту рождения своего ребенка.

Она тяжело поднялась и встала на четвереньки; при этом обе ее руки погрузились в мешанину мокрого снега и грязи по самые запястья. Ещё одно усилие – и Меропа была снова на ногах. Джеки не имела ни малейшего представления о родах и боли, которая их сопровождает, но то, что претерпевало сейчас измученное тело Меропы, было похоже на агонию. Она почувствовала, как что-то теплое струится по ее ногам и побоялась опускать голову, чтобы не увидеть кровь.

Меропа совершенно окоченела, и Джеки предположила, что та, вероятно, уже не первый час бродит под снегом, безрезультатно пытаясь найти укрытие.

– Счастливого нового года! – крикнул кто-то позади. Звуки то становились яснее, то сливались в неразборчивый гул. Боль уже не прекращалась, она даже не становилась слабее. Что-то огромное, тяжёлое давило вниз, прорывалось сквозь изможденное тело. Меропа подхватила живот обеими руками, словно пытаясь удержать ребенка, не дать ему родиться. Было ясно, что ещё совсем немного, и он появится на свет прямо в этот снег и холод.

Меропа подняла голову. Прямо перед нею возвышалось мрачное, темное здание за шипастой оградой. Над воротами было что-то написано, но сквозь плывущую перед глазами муть, сквозь снег и слезы Меропа разобрала только «приют.» Окна, в которых горел свет, казались такими приветливыми, – по крайней мере, там тепло. Она толкнула створку ворот и побрела к двери.

– Иисус, Мария и Иосиф! – воскликнул женский голос, когда блаженное золотое тепло обняло Меропу. – Скорее сюда! Помогите!

…Ребенок плачет. Где? Где он?

– У тебя сыночек, дорогая, – ласково сказал кто-то невидимый. – Сыночек, да какой красавчик. Прям новогодний подарочек.

– Том…

– Что ты сказала, лапушка?

– Его зовут Том, в честь отца, – прошептала Джеки губами Меропы, или Меропа прошептала губами Джеки, но это уже не имело значения.

– Как скажешь, дорогая. – Кто-то нежно обтер ее лицо мягкой тканью, смоченной чуть теплой водой. Это было так приятно. Чужая рука пригладила волосы.

– Том… Марволо, в честь моего отца, – продолжила Джеки, не открывая глаз. – Том Марволо Реддл.

– Ох, что ж за имечко такое чудное, – засмеялся тот же голос. Рука снова прошлась по лбу Меропы, и это было так приятно, так чудесно, как будто мать, которой Меропа никогда не знала и не помнила, вернулась к ней. Слезы вскипели на ее глазах, скатились по вискам.

– Что ж ты плачешь, лапушка? – обеспокоенно спросила женщина. – Сейчас приедет доктор, подлечит тебя, будешь как новенькая. Сыночек у тебя, такой уж красавчик!

– Надеюсь, он будет похож на своего отца, – хрипло прошептала Джеки. – Где он?

– Сейчас, милая, сейчас.

Женщина подняла повыше подушку у Меропы под головой и положила ей на руки теплый, тяжёлый, шевелящийся свёрток. Вся дрожа от слабости и странного холода, она открыла глаза и увидела крошечное серьезное личико. Большие темные глаза смотрели на нее снизу вверх, глаза Тома Реддла, ее первой и последней любви.

– Вот какой ангелочек, – тихонько подсказала незнакомая женщина. Джеки прижала младенца к груди. Одеяло соскользнуло, и малыш потянулся к ее груди. Женщина склонилась, что-то ласково воркуя, и набухшая, такая болезненная все последние месяцы грудь Меропы оказалась в теплом крошечном ротике. Неожиданное чувство облегчения и блаженства захлестнули Джеки подобно огромной волне. Как странно, как жаль уйти именно сейчас…

Она несколько мгновений глядела, не мигая, на маленькие круглые щёчки своего сына, на закрытые темные глаза с длинными ресницами, и вдруг странная, сосущая дурнота, совсем как в первые месяцы беременности, близкая к обмороку, начала подниматься откуда-то из глубины живота.

Ее руки, державшие ребенка, вдруг ослабели и едва не разжались. Сидевшая рядом с ней женщина поспешно подхватила младенца, который незамедлительно начал кричать.

– На помощь! – крикнула она. – Сюда, скорее!

Кто-то вбежал в комнату, но Меропу уже затягивала тьма. Джеки в панике почувствовала, как холодеют пальцы на руках и ногах, как тело перестает ей принадлежать.

– Меропа, – тихо позвал кто-то в стороне. Она попробовала повернуть голову на голос, но не смогла. – Меропа, я здесь, любимая.

Она наконец сумела встать и оглянуться. Позади нее пролегла широкая пыльная дорога под блистающим, ослепительно-голубым небом. Аромат жимолости, гиацинтов и абрикосового цвета окружил ее, и радость наполнила душу. Том протягивал к ней руки – свежий, сияющий в своей крахмальной белой рубашке, с широкополой шляпой в руке.

– Меропа, – радостно сказал он, обнимая ее, не обращая ни малейшего внимания на ее грязные свалявшиеся волосы, на растрескавшиеся от холода руки и губы, и на кровь, текущую по ее ногам.

– Том, – прошептала она из последних сил. И бездна, наполненная солнечным светом, поглотила ее, и Джеки больше ничего не видела…

… пока Том не выдернул ее из вихря света и теней за обе руки.

– Сюда! – крикнул он, таща ее за руку, и Джеки нырнула следом за ним под прикрытие высокой острой скалы.

– Мы тут одни, – выдохнула она, все еще задыхаясь от боли в груди. Она так и не поняла, что за проклятие в нее попало, вероятно, что-то обморочное, но не слишком сильное – ведь она опомнилась за считанные минуты.

Но все то, что явилось ей в коротком видении, вдруг навалилось, словно груз свинца лег на плечи. Но почему – спросил вдруг голос в ее голове – почему я вижу то, что было с Меропой после того, как она продала медальон? Потому – ответил он же – что ты видишь уже не через медальон. Ты видишь через Тома.

Все встало на места само собой, и Джеки даже не нашла в себе сил сомневаться.

Меропа полюбила маггла. Опоила его приворотным зельем и сбежала с ним в Лондон. Продала медальон Слизерина в лавку Боргина и Берка за десять галлеонов и умерла в безвестном приюте, произведя на свет сына… Тома Марволо Реддла. Названного Томом в честь отца и Марволо – в честь деда.

«А я уж думал, ты – это он,» – сказал тогда Морфин. Как там он добавил потом? «Ты прям рожей точно как тот…» Том похож на своего отца как две капли воды. Это он пришел к Морфину в том обрывке жуткого, темного видения. Пришел за чем-то… за чем-то, чего Джеки пока не узнала. Именно поэтому она видела лицо Тома во всех видениях, связанных с Меропой, – потому что Том – точная копия своего отца. Вероятно, именно это имел в виду тот маггл в Литтл-Хэнглтоне. Он тоже заметил необыкновенное сходство между приезжим и старшим Реддлом, которого, вероятно, когда-то знал. Но дом Реддлов стоит пустой, запущенный, заброшенный. Где они, где отец Тома, и куда он ходил в тот вечер?

Отец Тома лежал там, на полу, в лунном свете, – ответила Джеки сама себе. А к Морфину он пришел за кольцом старика Гонта. Ведь так он сказал – «в некотором роде получил.» Джеки передернуло – в каком некотором роде, она боялась представить. О нет, Морфина ей было совсем не жаль, но Том… неужели ему пришлось применить силу, чтобы забрать кольцо у своего дяди? И почему он видел лежащие на полу тела? Почему он оказался в доме Реддлов после того, как… И Джеки вдруг совершенно отчетливо вспомнила затухающее ощущение силы в руке, сжимающей волшебную палочку. Ощущение замирающей зеленой молнии, которая разит без промаха, от которой нет спасения.

– С тобой все в порядке, Синистра? – спросил Том, держа ее за плечи, заглядывая ей в лицо. Глаза были внимательные, настороженные, горящие, но не красные.

– Да, – с трудом выдохнула Джеки. Она все еще не могла до конца привыкнуть к новому имени. Почему-то обидно было, что Том выбрал это имя – чужое, холодное, высокомерное, зловещее, – а не то теплое и простое, каким она привыкла называть сама себя.

Она подняла голову навстречу солнцу и огляделась по сторонам – убедиться, что их действительно никто не преследует. Вокруг поднимались острые скалы, засыпанные снегом, а где-то далеко внизу виднелась долина и как будто бы человеческое жилье – над крышами струился дым. На миг Джеки показалось, что они вообще никуда не трансгрессировали, но спустя несколько секунд она поняла, что место совсем другое.

– Где мы? – спросила она, с трудом заставляя голос и язык слушаться.

– Мы в горах, а там внизу – деревня Хогсмид. Отсюда рукой подать до…

– До Хогвартса, – перебила Джеки. – Ты перенес нас к своей старой школе – но зачем?

– Здесь я хочу спрятать нечто настолько же ценное, насколько ценным было кольцо, – ответил Том. – Так или иначе, Хогвартс должен принадлежать мне и только мне. Не так важно, кем, каким и когда я сюда вернусь – но это место будет принадлежать только мне или никому.

– Тот человек, который заговорил с нами на тропе – о чем он спрашивал? – вдруг спросила Джеки, меняя тему. Том нахмурился. Казалось, еще немного – и он всерьез разозлится.

– Разве ты не поняла? – спросил он подозрительно и недоверчиво. По правде говоря, миг просветления подбросил Джеки догадку, но она хотела услышать ответ от Тома.

– Возможно, – ответила она уклончиво. – Но я хочу убедиться, правильна ли моя догадка.

Шу-шу-шу, сказал тот человек. Шу-шу-шу, совсем как Морфин разговаривал со своей сестрой. Как старик Марволо разговаривал с ними обоими.

– Это парселтанг – язык змей, – тихо сказал Том. – Дар наследников великого Слизерина. Я знал его с детства. Я всегда говорил со змеями. Они приходили ко мне из высоких трав и говорили со мной как с равным. Поэтому я понял, что ты – избранная, когда ты ответила мне на этом языке.

Джеки похолодела. Она и сама не заметила, как научилась понимать этот странный язык – потому что его понимала Меропа. И не всегда замечала, когда разговаривала с Томом на этом чуднóм змеином языке. Избранная, как же! Если бы не медальон… Джеки крепко сжала свое сокровище в кулаке, чувствуя, как в ладонь впились ногти.

Джеки вглядывалась в его лицо и не могла наглядеться. Тонкие черты казались особенно красивыми в бледно-золотом свете зимнего солнца. Смертельная тоска стиснула ее сердце.

Догадки начали зарождаться в ее голове одна за одной, но они были настолько невероятны, чудовищны, невыносимы, что Джеки не хотела их слышать. Любовь – ее сердце было полно любовью, болью, страхом, и больше всего на свете ей хотелось вернуться в прошлое, в тот вечер, когда она пообещала Тому пойти с ним всюду, спуститься в любую бездну, и оставаться рядом во что бы то ни стало. Ради него она оказала сопротивление сотрудникам отдела магического правопорядка. Ради него она наложила заклятие на Криспина.

– Ты вступила в бой ради меня, – эхом отозвался Том. В его глазах начал разгораться тот самый красный огонь. – Ты – моя лучшая, самая дорогая…

В ушах Джеки зазвенело. Она ждала этих слов так долго, что почти потеряла надежду.

– Лорд Волдеморт умеет ценить верность и преданность…

Это ради тебя, Том. Это все ради тебя. Что бы ты ни натворил…

– Я всегда буду с тобой, – сказала Джеки, почти не веря своим собственным словам, как будто их произносил кто-то другой. – Всегда…

Том провел пальцами по ее щеке, и как будто горящие, жгучие следы остались на коже.

– Идем, – сказал он, беря ее за руку. – Пока они не явились прямо сюда. Они знают, что Хогвартс много для меня значит. Они могут уже поджидать меня здесь или в Хогсмиде. И они, скорее всего, уже знают, что сюда кто-то трансгрессировал. Нам придется воспользоваться заклинаниями невидимости, пока мы будем здесь. Но после, когда мы спрячем все, что должны спрятать, мы отправимся далеко. Туда, где нас не найдут долгие, долгие годы. И где мы сможем отыскать еще одну реликвию.

– Что все это значит, мой лорд? – спросила Джеки, и с отдаленным, запоздалым удивлением отметила, что странное, напыщенное обращение само слетело с языка, заменив имя.

– Каждое из таких сокровищ приближает меня к бессмертию, – ответил Том. Он остановился у небольшой пещерки между скал. Как видно, он не раз здесь бывал и хорошо знал место. Джеки глянула вниз и увидела прекрасную картину. У далекого, подернутого дымкой и кромкой льда темно-синего, почти черного озера возвышался на скале огромный замок. Множество башенок, остроконечные крыши и шпили, над некоторыми вьется дымок, и необъятное море темного, густейшего леса, почти полностью покрытого снегом. Это и есть Хогвартс, догадалась она, хоть и не видела его ни разу в жизни.

Наверное, Том бывал здесь не раз, любуясь прекрасным замком, который он так обожал, которым так хотел обладать. И это место он выбрал не случайно.

Когда Джеки обернулась, он уже стоял на коленях у двух высоких валунов, похожих на половинки разбитого сердца. Раскрытый саквояж стоял рядом с ним, а в руках Тома была небольшая коробочка, странно знакомая, и вовсе не потому, что она ее уже видела.

Почему-то всплыла в памяти маленькая комната, наполненная ароматом сладких, по-рождественски пряных духов и роз. «Возьмите ее, мой драгоценный…»

Том открыл крышку, и голубовато-белый шелк под нею вздрогнул, как будто вздохнул. Солнце заиграло на его переливчатых складках, а потом Том развернул тонкие лепестки. Круглый золотой бок, тонкие прихотливые ручки. А на сияющей, без единой царапинки золотой глади – чеканное изображение вставшего на задние лапы барсука в высокой траве.

– Это барсук, – тихо сказала Джеки. – Это чаша Хельги Хаффлпафф… И она всегда была…

– О да, – сказал Том, поднимая на нее блистающие глаза, в которых отблески золота играли вперемешку с красными, огненными. – Она всегда была у меня.

Джеки судорожно стиснула медальон в кармане, чувствуя, как пальцы становятся мокрыми от пота, как тяжелый медальон скользит в ее ладони. Она словно падала в какую-то бездонную пропасть и не могла остановить свое падение. Том, как же так?..

– Это ты забрал чашу. Это тебя я слышала, – проговорила Джеки, пока он бережно заворачивал чашу в сияющий шелк. – Это ты разозлился, потому что кто-то или что-то помешало тебе забрать и медальон Слизерина в придачу.

Том бережно поставил коробку с чашей между двумя половинками камня и наставил на них волшебную палочку. Разбитое каменное сердце словно склеилось, поглотив его сокровище.

Горячие слезы вскипели на глазах у Джеки. Тетя Хепзиба… Неужели Том смог, неужели у него поднялась рука?..

– Я взял то, что должно было принадлежать мне по праву, – сказал Том, не оборачиваясь. Джеки стиснула в кармане свою волшебную палочку. Даже не глядя на нее, она знала, как ярко сейчас горит на ней надпись «Певерелл.»

– Я пришел к своему дяде Морфину. Я хотел видеть своего деда, Марволо Гонта, который дал мне свое имя. Он должен был рассказать мне о нашей семье, о нашем древнем роде, который начинался от великого Салазара Слизерина. Морфин сказал мне, что гнусный грязнокровный маггл Том Реддл вернулся домой после того, как бросил мою мать погибать в Лондоне в одиночестве. И я принял решение, о котором не жалею. Жалкий род Реддлов теперь прерван навсегда, потому что я положил ему конец. А потом я забрал у Морфина кольцо своего деда. Он был признанным ненавистником магглов, мой дядя Морфин. Мне не составило труда изменить его память, тем более, что Реддлы были убиты его волшебной палочкой.

Джеки почувствовала, как дрожат ее руки. Как ее верная и любимая волшебная палочка скользит в мокрой ладони. И как ледяной ветер обжигает щеки, которые тоже почему-то мокрые… совсем мокрые.

– Мои сокровища – кольцо, чаша, дневник, который ты тоже видела, – это хранители моего величия и бессмертия. Однажды, моя Синистра, весь мир заговорит обо мне, и я буду бессмертным, величайшим правителем колдовской расы. Мои крестражи не дадут мне умереть, и ты будешь идти рука об руку со мной всю вечность, потому что ты стала дорога мне, моя Синистра, как никто и никогда не был дорог.