Текст книги "Последний оплот моего бессмертия (СИ)"

Автор книги: Volda Riddle

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– Значит, моя фамилия Блэк. Синистра… Это все звучит как сон, как странный, непонятный сон, – взволнованно произнесла Джеки. Криспин внимательно смотрел на нее, все еще держа ее руки в своих.

– Как оказалось, это не сон, – сказал он спокойно. – Что ж, я ожидал, что для тебя все эти новости будут как гром с ясного неба. Столько лет ты не думала и не гадала, кто твоя настоящая семья, а тут вдруг все всплыло на поверхность.

– А там… в приюте… они ничего не говорили о моей игрушечной волшебной палочке с надписью «Певерелл»? – спросила Джеки через силу, в полной уверенности, что не хочет больше ничего узнавать.

– Нет, я даже не подумал спрашивать, – ответил Криспин, и Джеки вдруг поняла, что он сам лично провел все это расследование по ее просьбе. – Я и забыл о ней. Могу предположить два варианта. Один – знаменитая палочка из бузины, подаренная самой Смертью одному из троих Певереллов в старой детской сказке. Может быть, твоя игрушка и была сделана в память о той сказке, кто знает. Ну, а второй – Блэки всегда были высокого мнения о чистоте своей крови. Не удивлюсь, если они считают себя в родстве с Певереллами. И уж точно не удивлюсь, если так и есть – все старинные чистокровные семьи так или иначе приходятся друг другу родственниками.

Джеки подняла брови – ей всякий раз казалось, что ее удивление достигло предела, но именно в этот момент Криспин изрекал какую-нибудь новую изумительную подробность.

– Нет, – усмехнулся Криспин, предугадывая ее невысказанный вопрос. – Моя семья к таким не относится. Может быть, когда-то и относилась, но теперь нас нет в списках чистокровных. Что касается твоих родителей – Блэки с их манией поддерживать чистоту крови любыми способами имеют привычку стирать из родословной имена членов своей семьи, которые рождаются сквибами, женятся на магглах или еще каким-то способом вызывают недовольство славного семейства.

– Отец из Блэков, – пробормотала Джеки, глядя сквозь Криспина в глубину темнеющего сада, – женился на маме… магглорожденной… и его изгнали из семьи – но как тогда я оказалась у той женщины, кто она была?.. Ничего не понятно.

– Или наоборот – мама из Блэков полюбила маггла, родила тебя и понадеялась на милосердие семьи, но план не сработал, – предположил Криспин. Тишина опустилась на них обоих вместе с темнотой. Аромат хризантем стал еще более густым и горьким. Джеки молча смотрела в темноту, полную призрачных видений, а Криспин терпеливо ждал, пока она придет в себя, но все еще держал ее ледяные руки в своих теплых ладонях.

– Как много всего можно узнать на твоей работе, – вдруг сказала Джеки, как будто все это время они говорили о его должности в Министерстве.

– О да, – засмеялся Криспин, сверкнув в сумраке белыми зубами. – Вот поэтому я даже рад, что ты придешь на стажировку в мой отдел.

Джеки рассеянно кивнула и только через добрых десять секунд до нее дошел смысл его слов.

– Нас еще не хватились, как думаешь? – спросил Криспин, оглядываясь на мягкий золотистый свет в окнах дома.

– О нет. Мама с папой будут только рады, если мы тут задержимся, – ответила Джеки, почти не думая. – Они так и сияют, когда мы с тобой вместе. Ручаюсь, мама тогда подумала, что застукала нас за поцелуем. Она вся светилась от счастья.

Криспин как-то странно улыбнулся.

– Совместная работа очень сближает людей, – сказал он неопределенно.

– Ммм… – глубокомысленно протянула она. – Наверное, но мне еще не доводилось ни с кем работать…

И осеклась. Поиски чаши Хельги Хаффлпафф стали для них с Томом общим делом в последние недели. И не счесть, сколько раз осмотр очередного тайника плечо к плечу и щека к щеке оканчивался поцелуем.

– Шанс проверить, – сказал он легко и просто. – Мои родители именно так и поженились. Кто знает…

Джеки смотрела на парня во все глаза. Интересно, он хоть вообще понимает, о чем речь? Это же не в кафе сходить, это… это женитьба!..

– Криспин, – медленно проговорила она, не сводя глаз с его лица, – Криспин, это же я, Джеки. Ты же буквально утирал мне сопли в детстве. А теперь – нет, ты шутишь, ты точно шутишь.

– Ну, не совсем, – усмехнулся тот. – Мои родители тоже успели мне намекнуть на то, что лучшей партии, чем ты, мне не сыскать.

– И что ты на это сказал? – спросила Джеки, чувствуя, как где-то в глубине живота завязывается какой-то тугой тяжелый узел.

– Сказал, что понял намек. И что в общем и целом я не против.

– Нет, погоди! – воскликнула Джеки. – Ты хочешь сказать, что ты меня любишь?

– Трудно сказать, мы видимся всего второй раз как взрослые люди, но, думаю, скорее да, чем нет.

– Это же не просто так… – продолжила Джеки, поражаясь легкости его тона. – Это жить под одной крышей, это вместе есть и… спать… и…

Ее обычная решимость вдруг ей изменила, и она быстро отвернулась, чтобы Криспин не увидел, каким пламенем вспыхнули ее щеки при мысли о супружеских обязанностях.

– Вот тут я точно возражать не стану, – тихо отозвался Криспин и внезапно подступил к ней ближе. Видимо, ее смущение показалось ему очаровательно-женственным, или кокетливым, или Мерлин его знает, что он там себе подумал. Он как-то неуловимо приосанился – высоченный, крепко сложенный, мускулистый, воплощение молодого мужества и силы. Джеки невольно представила себя рядом с ним под венцом, а потом и в залитой лунным светом супружеской спальне и испугалась по-настоящему. Если из всех участвующих сторон только она одна и окажется против подноготной этого странного плана, то шансы ее невелики.

Медальон сам собой дрогнул на ее груди. Сейчас он казался ей живым как никогда.

– Ты шутишь, – твердо сказала Джеки. – Ты просто меня разыгрываешь.

– Может быть, – с улыбкой отозвался Криспин. – По-моему, ты основательно замерзла.

Не дожидаясь ответа, он красивым жестом сбросил с плеч мантию и обернул ее с таким привычным видом, точно они были женаты уже лет десять. Почему-то Джеки стало от этого только холоднее. Не сговариваясь, они направились к дому. Сад стал совершенно темным, и Джеки совсем не хотелось оглядываться назад – напротив, она никак не могла отделаться от впечатления, что кто-то смотрит ей в спину из пасмурной темноты.

– Кстати, – вдруг спросил Криспин. – Кто он – тот парень, с которым ты разговаривала на похоронах миссис Смит?

– Какой парень? Ах, тот… – Джеки стало холодно и жарко одновременно. – Он… Погоди, ты меня видел?

Криспин прищелкнул языком, как будто удивляясь ее недогадливости.

– Джеки, дорогая. Ты все время забываешь, где и кем я работаю. Так что это за таинственный незнакомец, с которым я тебя не видел?

– Это… в общем, только никому не говори, пожалуйста, ладно? – Джеки лихорадочно пыталась придумать, за кого же выдать Тома, чтобы это не было подозрительно.

– Это мой друг из школы. Он хотел повидаться со мной, но оказалось, что не вовремя, – сказала она наконец, надеясь, что Криспин не заметит, как вспыхнули ее щеки.

– Мсье из Франции?

– Из Бельгии. Реми Лефевр, – поспешно добавила Джеки. Криспин кивнул, и она поняла, что где-то там, в его памяти, это имя уже высечено в камне – на всякий случай.

Меньше всего ей хотелось сейчас вспоминать Тома – слишком уж неожиданным оказался разговор с Криспином и слишком сильно он ее ошарашил своим подходом. Так неожиданно встретить старого друга, такого доброго, умного, заботливого – и вдруг его потерять, потому что… Джеки вдруг осенило. А что, если все это расследование ее прошлого было сделано в качестве аванса? Что, если Криспин просто хотел ей понравиться вовсе не как друг?

Она стоически вытерпела ужин, улыбалась, смеялась, даже шутила. Мама сияла, отец тоже выглядел довольным. Кажется, Джеки Мэйфейр еще никогда не была такой очаровательной. Но томящая, тянущая пустота росла в ее груди.

Когда, наконец, мужчины выкурили по последней трубке, Боунсы засобирались домой. Мама на прощание необыкновенно сердечно расцеловала миссис Боунс. Та тоже не осталась в долгу: подошла к Джеки, взяла ее руку в обе свои ладони и, проникновенно заглядывая в глаза, пожелала счастья.

Джеки едва удержалась, чтобы не выхватить руку из теплого цепкого захвата. Раздражение начало стремительно нарастать в груди, и ей стоило огромных усилий продолжать улыбаться, улыбаться, кивать, слегка поклониться на прощание.

А потом, когда дверь закрылась, и три приглушенных хлопка известили о том, что гости успешно трансгрессировали домой, мама обернулась к Джеки с тем же радостно-взволнованным видом. Но дочери уже не хотелось ни о чем спорить и ссориться. Она была слишком опустошена для выяснения отношений. Поспешно чмокнув маму в щеку, она бегом побежала к себе.

Надо увидеть Тома. Надо срочно увидеть Тома. Сейчас же. Немедленно. Рассказать ему то, что она узнала от Криспина. Или не рассказать, а сохранить в тайне до поры. Но увидеть. Сейчас же.

Едва ли понимая, что делает и зачем, она трясущимися руками открыла шкаф, вытащила свое любимое зеленое платье с серебристым пояском, дорожную мантию. Переоделась, спрятала в карман палочку и все деньги, которые были. Еще секунду помедлила и, повинуясь неясному ощущению, что так надо, сняла с шеи медальон Слизерина, положила на стол рядом со своим старым медальоном-часиками, и при помощи своей верной палочки надела на тетино наследство личину, в точности повторяющую внешний вид часов. «Однако, – мелькнуло в голове у Джеки, – идти они не будут…»

Только сейчас до нее внезапно дошло, что мама стучит в дверь и просит открыть. И спрашивает, что случилось, что не так. Ничего, мам, все так, мне просто позарез нужно кое-кого повидать.

А пока ты догадаешься применить какие-нибудь отпирающие чары, твоя Джеки будет уже далеко.

========== 7. Союзница ==========

Приходя в себя у магазина Боргина и Берка, Джеки молилась всем небесам о том, чтобы Том оказался в своей каморке. В магазине, естественно, никого не было в такой поздний час, но окошко, выходившее на задний двор, светилось мягким теплым светом.

Джеки бросилась к нему и, встав на цыпочки, постучала в стекло. Том подошел через несколько мгновений, держа наготове палочку и вглядываясь в темноту, словно ждал, что к нему может прийти кто-то, настроенный отнюдь не дружелюбно.

– Это я, – шепнула Джеки снизу, как только он заметил движение и приоткрыл окно. – Только не убей меня ненароком.

– Джеки?.. – так же шепотом ответил Том, и на его переносице пролегла тень. – Ты что здесь делаешь в такое время?

– Можно войти сначала? – спросила Джеки, несколько обескураженная таким приемом.

– Можно, – ответил Том, но ей показалось, что он сначала странно помедлил. Еще раз вглядевшись в темноту, он закрыл ставни, предоставив ей пробираться вдоль стены ко входу в магазин почти в полной темноте. Джеки вдруг почувствовала себя странно одинокой. Сбежать из дому, чтобы тут натолкнуться на такой прохладный прием?..

– Так что ты здесь делаешь? Что случилось? Ты в порядке? – почему-то так же шепотом спросил Том, когда она вошла. Он осторожно выглянул на улицу и, убедившись, что никого нет, накрепко запер дверь.

– Не совсем, – сказала Джеки, отвечая на его последний вопрос. – Ты что, тоже прячешься?

– Я… погоди, в каком смысле – тоже? Что такое произошло? – Том наконец обнял ее, и Джеки почувствовала, что слезы вот-вот прольются снова.

– Ничего страшного, – ответила она прыгающими губами, пока Том вел ее в свой теплый, уютный кабинет. – В общем, ничего особенного. Мне просто очень нужно было тебя увидеть…

Том присел на крышку темного деревянного стола, заваленного ворохом каких-то свитков и опустил руки, бездумно вертя пальцами пестрое перо. И, что самое удивительное, он не говорил ни слова. И Джеки, сдерживая всхлипы, тоже не говорила ни слова. У Тома было такое лицо, словно он не совсем понимал, что такого случилось.

Джеки чувствовала, как с каждой минутой гаснут ее воодушевление и решимость. Она принеслась сюда в надежде, что Том пылко обнимет ее и скажет, что тоже страшно скучал и считал минуты и часы. А он вместо этого…

Джеки стиснула в кулаке медальон-часики.

– Да, ты прав, – сказала она наконец, дождавшись, когда горло перестал распирать обжигающий ком. – Ты совершенно прав. Зря я прибежала, ты ведь не обязан. Лучше я пойду.

Но Том вдруг вскочил и схватил ее за плечи. Лицо у него было странное – удивленное, вопросительное, непонимающее.

– Нет, нет, погоди, Джеки. – Он усадил ее назад на диванчик и сам сел рядом с ней. – Расскажи-ка подробнее, что случилось.

– Да ничего, я уже все рассказала, – тихо сказала Джеки и ладонью утерла нос. – Все, что могла.

– То есть, ты так соскучилась по мне, что сбежала из дому, никому не сказав, чуть ли не посреди ночи? – осторожно предположил Том.

– Да, – ответила Джеки и пожала плечами. Как же она устала, он даже представить себе не может. Том, однако, обнял ее и все так же осторожно притянул к себе. Джеки хотела отстраниться, но тепло его тела манило слишком сильно. И она подчинилась, на секунду ощутив настоящее блаженство.

– Ты все правильно сделала, милая, – прошептал Том, слегка касаясь губами края ее ушка. – Просто ты застала меня слегка… слегка врасплох.

– Я тебе помешала, – возразила Джеки.

– Ничуть. Я ничего страшно важного не делал. Но я не ожидал увидеть тебя в такое время и еще и в таком месте. Это ведь небезопасно, ты же знаешь, какой славой пользуются эти кварталы.

– Сегодня я сделала очень много безрассудных вещей. И еще одна на подходе, – объявила Джеки. В подтверждение своих слов она решительно повернулась к Тому и, обвившись вокруг него как змея, прижалась губами к его губам. Ей было почти плевать, что он подумает, что будет дальше, но сейчас это было единственное по-настоящему хорошее, действенное утешение. И еще утешительнее стало, когда его горячие ладони скользнули под ее мантию и обняли ее талию.

Его пальцы дрожали в точности как ее колени, когда он расстегнул первый крючок на ее платье, у самого ворота. Может, он и был искушен в магии, но не в романтических свиданиях… Джеки пришла ему на помощь; ее пальцы пробежались по длинной застежке, и его губы немедленно прижались к ее шее между ключицами. Ощущение было самое захватывающее.

Джеки зарылась пальцами в его густые волосы, умирая от восторга. Куда и подевалась вся обида, вся растерянность. Вот он поднял голову, тянется губами к ее рту, и у нее перехватывает дыхание от его красоты. А вот ее пальцы ловко справляются с пуговицами на его черном шелковом жилете, а потом и с чуть голубоватой рубашкой. И впервые скользят по его обнаженному телу, такому теплому, гладкому – она никогда не думала, что у мужчины может быть такая умопомрачительно нежная кожа.

А потом его пальцы оказались на ее бедре – под юбкой, там, где виднелся зажим ее подвязки, и потом еще выше, выше… Джеки ахнула, но Том не отступил. Похоже, поздно было отступать. Он дышал часто и прерывисто, и она успевала мельком увидеть то край его пылающей щеки, то красные, как у маленького ребенка, губы. Куда и подевалась его обыкновенная изысканная бледность.

Ее прическа тоже растрепалась, и она с наслаждением вытащила шпильки, позволяя волне волос раскатиться по спине и плечам, по его пальцам, блуждающим по ее телу.

А потом он совершенно внезапно схватил ее за оба запястья и властно подмял под себя, совсем как тогда, когда она впервые переступила порог этой комнаты. Джеки застонала от невероятного чувственного наслаждения – это было именно то и именно так, как она хотела.

– Еще, – неожиданно приказал Том, и она чуть не задохнулась от накатившей волны.

Протяжный, глубокий и до ужаса неприличный стон сам слетел с ее губ.

Она не ожидала, что в его гибком, стройном теле окажется столько силы. Или это ее руки и ноги обессилели под властью всепоглощающего желания?

– Любимый, – прошептала она, пока пальцы Тома ползли вверх по ее бедру, задирая юбку, открывая мгновенно покрывшуюся мурашками нежную кожу. – Мой любимый…

Видение пришло незваное, молниеносное, причудливо переплетенное с реальностью.

Она была то в кабинете, то в залитом солнечным светом купе поезда, и ее руки на плечах Тома то и дело меняли форму, темнели, покрывались мозолями и шрамами – руки девушки по имени Меропа.

– Любимый, – шептала Меропа, – мой любимый…

И странно знакомый голос смеялся прерывистым, захлебывающимся смехом, и шептал:

– Это какое-то заклинание, да? Какое-то колдовство?..

И чья-то тень заслонила солнце, кто-то склонился над нею, блеснули темные глаза – и она снова оказалась в кабинете, в руках Тома, и это его темные, блестящие глаза смотрели на нее сверху вниз, из-под путаницы растрепанных влажных волос. Ее колено словно само собой поднялось и прижалось к его боку, а рука проехалась вдоль его спины, горячей и твердой, словно нагретый солнцем камень.

Его пальцы коснулись ее живота и скользнули вниз, и Джеки поняла, что это именно то, что нужно, что именно так и должно быть, а потом его пальцы оказались прямехонько между ее ног, и она вдруг всполошилась, поняв, что там почему-то очень влажно…

Что-то с размаху врезалось в ставни, задрожало даже оконное стекло. Том обернулся со скоростью змеи, развертывающей кольца, хватая палочку с письменного стола. Джеки, путаясь в складках перекрученной, расхристанной одежды, пыталась нашарить в кармане свою. Но снова наступила тишина. Том, едва пошевелив той рукой, в которой, кстати, даже не было палочки, внезапно погасил в комнате свет. Медленно, крадучись, подобрался к окну, открыл раму, потом приоткрыл ставни.

– Ревелио! – приказал он темноте. Помолчал и приказал снова: – Гоменум ревелио!

Тишина и темнота только стали гуще и отчетливее. Тогда он снова закрыл окно, отошел и вернул свет. Джеки никак не могла понять, как он это делает. Но для Тома, похоже, в этом не было ничего необычного – примерно так же он, вероятно, зажег или погасил бы свечу.

Джеки торопливо запахнула платье, одернула юбку. Раньше она никогда не обращала внимания на то, какие длинные у нее волосы. Медальон-часики странно, ощутимо пульсировал, но пульс как будто уже утихал. Успокаивая свое собственное дыхание, она положила на колени палочку, на которой еще светилось имя «Певерелл», и, как могла, привела себя в порядок.

– Что это было? – тихо спросила она, когда Том вернулся к столу. Лицо у него было на удивление мрачное – особенно если сравнить с тем, каким оно было еще несколько минут назад. Он поднял голову, как будто успел позабыть, что в кабинете у него посторонние. Потом как-то нетерпеливо дернул плечом и вздохнул.

– Ничего особенного. Птица, наверное, ударилась в темноте.

Джеки стало не по себе. Какая птица, что за чушь. Но Том точно что-то от нее скрывает, и это что-то то ли опасно, то ли настолько таинственно, что он даже ей не рассказывает.

Том подошел к столу и принялся перекладывать свитки пергамента, книги и чистые листы. Джеки успела краем глаза заметить под ними какую-то небольшую черную книжку, похожую на блокнот в кожаном переплете, и что-то мелькнуло округленным золотистым боком. Повинуясь движениям его палочки, довольно большая часть вещей со стола перекочевала в потертый саквояж. Только после этого Том поднял голову.

– Джеки, – сказал он неожиданно серьезно, и она мигом очнулась от созерцания его все еще обнаженного торса с такой гладкой, нежной кожей… – Я готовлюсь уехать отсюда завтра же утром. Дальше ждать и тянуть некуда.

– Уехать?.. – растерянно повторила Джеки. Интересно, когда он собирался ей об этом сообщить?

– Да. – Том сел рядом с ней, взял ее за руку. – Я пока не могу тебе рассказать все как есть. Но это вопрос жизни, даже больше. Возможно, этот отъезд будет длиться долгие годы.

Джеки вся застыла. Так вот оно что. Том просто хотел уехать, сбежать, ничего ей не сказав, не предупредив.

– Вот как, – с трудом промолвила она, изо всех сил стараясь казаться спокойной и равнодушной, хотя внутри все кипело. Сколько еще предательств за сегодняшний день ей придется?..

– Дело большой важности, иначе бы я не спешил, – продолжал Том, как будто не заметив или в самом деле не заметив, что она сказала. – Нам нужно будет спрятать несколько вещей в надежных местах. Когда будем ближе к цели, я тебе все расскажу, но не теперь, во всяком случае, не здесь. Так что даже хорошо, что ты пришла сегодня. Значит, все складывается как надо. Значит, ехать нужно как можно скорее.

– То есть, – медленно произнесла Джеки, понимая, что не ослышалась, но считая нужным переспросить, – ты берешь меня с собой?

Том поднял глаза – он как раз закрыл и положил в тот же саквояж коробочку, в которой лежало большое и не слишком красивое золотое кольцо с угловатым черным камнем, выглядящим как кусок наспех обтесанной гальки. Его взгляд был удивительно красноречивым, как будто он без слов спрашивал, все ли с ней в порядке.

– Я подумала, что ты собрался уезжать до того, как я пришла, – поспешно сказала Джеки. – Ты, как мне показалось, был совсем не рад меня видеть. Ну и…

Том обошел стол, остановился прямо перед нею, взял ее за руки и поднял, чтобы смотреть ей в глаза, а потом что-то очень тихо сказал – Джеки даже не разобрала слов. Странное что-то, вроде «Лоту-олдамоту нужны преданные сторонники» или «Лорду в Олдоморте нужны преданные сторонники», но переспросить она не успела, потому что Том сказал уже гораздо более внятно:

– Ты мне нужна.

========== 8. Сокровище ==========

Как истинный джентльмен, Том предоставил Джеки в распоряжение тот самый крошечный диванчик. После случившегося они как-то не решились снова броситься друг другу в объятия. Обоим это казалось неуместным.

Том сказал, что ляжет спать на полу, но не лег, и сколько Джеки могла держать открытыми усталые глаза, столько и видела, как он сидит у стола, подперев голову рукой и склонившись над какой-то книгой при мягком, тусклом свете единственной свечи.

Джеки впервые видела его в такой обстановке, занятого своими делами. Он читал, и его лицо становилось все отстраненнее. А потом на нем появилось выражение такой жадности, какой, наверное, светились сейчас ее глаза, устремленные на его красивое лицо. Том, углубившись в чтение, медленно проводил пальцами по строчкам, которые только что прочитал, как будто они представляли собой величайшую ценность.

Потом он откинулся на спинку стула, все еще не снимая руки с книжной страницы, и Джеки увидела на его лице выражение блаженства. Счастья. Полнейшего удовлетворения. И странный, завораживающий алый отблеск совершенно явственно плясал в его бездонных темных глазах.

А потом она сдалась, и ею овладел то ли сон, то ли видение.

Руками Меропы она вытащила пробку из маленького стеклянного флакончика.

Искристое зелье колыхалось на самом дне. Аромат гиацинтов и абрикосового цвета был едва различим, и от запаха дорогой кожи осталось одно воспоминание. Амортенция стремительно теряла свои свойства, и во флаконе ее осталось в лучшем случае на один раз.

Меропа глубоко вздохнула и оглянулась. Она полусидела в постели, разглядывая флакон в тусклом свете занимающейся зари. Темноволосый мужчина рядом с ней спал, уткнувшись лицом в подушку, и волнистые волосы раскатились вокруг головы как темные лучи. Она молча смотрела на него, пока он не пошевелился и не нащупал ее руку своей рукой, не поднимая головы.

– Лблютбя, – пробормотал он во сне, и Меропа улыбнулась, чувствуя, как волна нежности и неизбывной любви поднимается в ее душе, перекрывая сосущее, дурнотное ощущение тревоги и отчетливо растущее нехорошее предчувствие.

Сегодня вечером. Это случится сегодня вечером – она подольет ему в питье остаток амортенции, и уже послезавтра он посмотрит на нее глазами, полными настоящей, искренней любви. Мысль была такой радостной, такой приятной, но Меропа почему-то уткнулась лицом в ладонь и вся затряслась от беззвучных рыданий.

Джеки проснулась от собственного всхлипа, и Том вскинул голову. Он даже не ложился, все так же сидел за столом и читал, с тем же, как Джеки успела заметить, жадным, торжествующим выражением на лице.

– Что? Что такое? – пробормотал он, не совсем поняв, что произошло, что отвлекло его от чтения, а потом увидел – и Джеки сама почувствовала – ее лицо, мокрое от слез. – Что случилось?

– Ничего, ничего, – поспешно пробормотала она, утирая глаза и нос и пряча лицо. – Просто приснился страшный сон.

Том подошел и присел рядом с ней на краешек. Лицо у него было слегка озадаченное и встревоженное. Кажется, он только что сообразил, что это такое, когда рядом с тобой существует еще один человек. Видимо, после стольких лет одиночества перспектива сожительства начала его смущать все сильнее.

– Это бывает нечасто, – поспешно солгала Джеки. – Скорее даже редко…

«Скорее даже каждую ночь, а в последнее время и днем!»

Джеки невольно поморщилась от досады, представив себе, как каждую ночь просыпается от нового видения – если не в слезах, то с криком, и как Том медленно, но верно начинает всерьез жалеть о том, что с ней связался.

– И что ты видела? – напрямую спросил Том. Странное тянущее ощущение, совсем как при первой их встрече, охватило ее голову. Она инстинктивно зажмурилась, полагая, что это просто головная боль после плохого сна. Как всегда в таких случаях, Джеки усилием воли сжала боль в одну точку и отодвинула подальше, за условный предел. Она не знала, откуда этому научилась, просто умела так делать с самого детства. Ощущение на удивление быстро угасло, но Том тоже нахмурился.

– Так… девчоночьи кошмары, – уклончиво ответила Джеки. – Знаешь, девушкам иногда чудится всякое.

– Не знаю, – покачал головой Том. – Никогда о таком не слыхал. Но ты что-то говорила, я не разобрал, что именно.

Джеки пожала плечами с деланным равнодушием, но почему-то изо всей силы сжала в руке тетин медальон, скрытый под надетой на него личиной часов.

Она решила, что не будет спать до самого рассвета, украдкой глядя на Тома и гадая, как избавиться от снов. Но нельзя же не спать каждую ночь, рано или поздно придется сдаться, а теперь видения приходят еще и днем.

Он смотрел невидящим взглядом то в закрытое окно, то на нее, видимо, уверенный в том, что она снова заснула. Его губы едва заметно двигались, и это движение завораживало и гипнотизировало.

«Ты будешь со мной до конца, – говорил в голове чей-то голос, не то Тома, не то ее собственный. – Ты будешь самой верной и самой надежной. Самой преданной, избранной, лучшей помощницей.»

Джеки попыталась кивнуть, понимая, что это говорит с ней кольцо с черным камнем, которое выплыло из саквояжа в раскрывающейся на лету коробочке. Вернее, это сам черный камень говорил с ней через вертикальную прорезь, которая хлопала, точно глаз.

Он много раз повторил эти же самые слова в разнообразных сочетаниях, пока у Джеки не начала сладко кружиться голова, совсем как после огневиски. Тогда камень удовлетворенно кивнул и отчетливо произнес: «Если ты не предашь его доверия, Лорд Волдеморт поставит тебя выше всех своих слуг.»

Так вот оно что, вот что сказал Том! Но Лорд Волдеморт? Джеки мысленно повторила это имя. Кто же это? Кто это?

– Это я, – ответил голос Тома, его рука коснулась ее щеки, и она поняла, что произнесла последние слова вслух. – Просыпайся, пора в путь – твои родители уже наверняка подняли тревогу, а поэтому нам нужно убираться как можно скорее.

Глаза Джеки распахнулись сами собой. Значит, она все-таки заснула. Голова была тяжелой, веки сами собой опускались – горячие, как будто слегка припухшие. Ну, ничего удивительного. Что день, что ночь были не из легких. А что предстоит теперь – кто знает. Таинственные планы Тома, его странные слова – почему-то Джеки в последний момент стало страшно и жалко. Ведь ее родители даже не узнают, где она… может быть, Том позволит ей написать им письмо или что-то вроде того, но когда? Мама будет плакать, а отец не найдет себе места, поднимет на уши всех знакомых, дернет за все ниточки. И снова все будут говорить о семействе Мэйфейр, которое ну никак не может жить, не привлекая к себе излишнего внимания.

Том щелкнул застежкой саквояжа.

– Пора, – коротко велел он и окинул взглядом кабинет. На столе больше не громоздились свитки и книги – значительная часть непонятно как перекочевала в его небольшой с виду саквояж. С наступлением света он открыл окно, и свежий утренний ветерок качнул в стакане старые гусиные перья.

Вдруг что-то стукнуло и скрипнуло, как будто отворилась дверь. Том настороженно оглянулся, прижимая палец к губам. Кто-то из хозяев уже пришел в магазин, стукнув входной дверью.

– Живо! – шепотом приказал Том и схватил Джеки за руку. Что-то стиснуло ее со всех сторон, дернуло, потянуло, и она поняла, что Том трансгрессировал вместе с нею прямо из своего кабинета. Даже не попрощался с хозяином?.. Странно. И письма не оставил – она точно видела, что на столе нет ничего похожего на заявление об увольнении. А потом ей в лицо ударил солнечный свет из тусклого грязного окна, и она на миг увидела золотое кольцо с говорящим черным камнем на среднем пальце темной заскорузлой руки с длинными желтыми ногтями.

Это же отец Меропы! Почему у него на руке это кольцо, которое Том…

И водоворот выплюнул их, оборвав видение, обдав холодом. Ветер взметнул полы ее мантии, забрался под подол платья, и Джеки с удивлением увидела вокруг пятна снега на жухлой траве.

– Придется немного пройтись, – сказал Том, крепко сжимая ее руку. – Здесь живут магглы, нельзя просто так появиться из воздуха у них на глазах.

Джеки огляделась вокруг. Местность была странно знакомой, как будто она уже когда-то здесь бывала, но и чужой одновременно. Ей казалось, что она точно знает, что будет за дальним поворотом дороги и какой пейзаж предстанет перед ее глазами, если она обернется, но почему-то было страшно признаться в этом даже себе самой.

– Где мы? – спросила она, плотнее запахивая мантию и надеясь, что ее ноги в тонких чулках не отмерзнут прежде, чем они доберутся до нужного места.

– Это Литтл-Хэнглтон, – сказал Том. – Мы здесь надолго не задержимся, всего пара дней, а потом двинемся дальше. Пойдем, пока ты совсем не замерзла.

Джеки послушно пошла за ним, борясь со страшным желанием оглянуться. Что-то как будто застило ей глаза, словно полупрозрачная вуаль легла на ее лицо, и все стало слоиться, двоиться перед глазами, при чем одна картинка была теперешней, настоящей, с холодным светом зимнего солнца, пронизывающего тяжелеющие облака, пятнами снега на траве и горячей ладонью Тома, а вторая – с зеленой травой, навязчивым, дурманящим запахом жимолости и гиацинтов… и дорогой, тщательно выделанной кожи.

На один короткий миг картинка с зеленой травой заслонила вид перед глазами, слепящее солнце обняло ее как теплое покрывало. Меропа стояла у обочины, прикрыв глаза рукой, и стук ее сердца звучал в унисон с частой дробью копыт. Кто-то радостно несся верхом по дороге, и она в последний момент не выдержала волнения и боязливо спряталась за высокую живую изгородь.