Текст книги "Последний оплот моего бессмертия (СИ)"

Автор книги: Volda Riddle

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Джеки сжала губы. И впрямь выходило проще некуда. Но этот рассказ все еще не пояснял, как Криспин понял, куда надо идти.

– И тогда, Джеки, я сказал себе: А что, если Реми Лефевр и Том Реддл из лавки Боргина и Берка – это один и тот же человек? Когда ты намекнула на то, что мадам Смит убил вовсе не домашний эльф, я, конечно же, заинтересовался. У меня было не так много времени, но узнать, что Том Реддл был в ее доме частым гостем, я успел. А сейчас, Джеки – или тебя теперь лучше называть твоим настоящим именем? – скажи мне честно: как ты думаешь, ты знаешь того человека, который притащил тебя сюда?

– Что ты имеешь в виду? – прошептала Джеки, глядя на него во все глаза и даже не мигая. – Ты же не хочешь сказать, что…

– Я не могу ничего сказать, пока не получу достаточно доказательств. Но я могу предположить. И могу тебя предостеречь, если ты, конечно, будешь меня слушать.

Джеки не нашла в себе сил возразить. Она вся дрожала под слишком легкой мантией, но крепко сжимала в кармане волшебную палочку. Солнце уже почти совсем село, и глубокие тени стали сине-фиолетовыми. Лицо Криспина как будто плыло перед ней в сумерках, кремово-светлое над темной дорожной мантией.

– Том Реддл был последним, – кроме ее служанки, – кто видел мадам Смит живой. Из того, что я узнал в лавке Боргина, следует, что мадам Смит нечто ему показала, что очень его заинтересовало. Он поделился соображениями с хозяевами… Ты же понимаешь, в чем заключалась его работа? Очаровывать старух, льстить, угождать, пока те не поделятся с ним своими секретами, не продадут за бесценок настоящие сокровища.

Джеки через силу кивнула, Криспин продолжил.

– Я ничего не утверждаю, но на твоем месте я бы не был так уверен в его невиновности и своей безопасности. Ты же думаешь, что он ни при чем, я правильно понял?

– Он ни при чем, – ответила Джеки, стуча зубами, но теперь уже скорее не от холода, а от волн страха, которые высвобождало ее собственное тело. – Я в этом уверена.

Она бестрепетно встретила его взгляд и не отводила глаз, пока они не начали слезиться.

– Как знаешь, дорогая, – ответил Криспин и слегка улыбнулся. Джеки отвернулась и вдруг увидела в конце улицы знакомую фигуру в серой мантии. Том!

– Так ты вернешься домой? – снова спросил Криспин. Джеки облизала губы пересохшим языком.

– Мне нужно идти, – пробормотала она. – Криспин, мне нужно идти…

– Иди, – спокойно ответил тот и улыбнулся. – Я тебя не держу.

– Но если у тебя есть подозрения…

– У меня нет доказательств, – сказал Криспин и комично пожал плечами с той же улыбкой. – Однако, я ничего не могу гарантировать. Мистер и миссис Мэйфейр четко дали мне понять, что я должен сделать все, чтобы вернуть тебя домой.

– А это значит, что ты…

– Что рано или поздно я за тобой приду. Или за твоим спутником.

Джеки почувствовала, как ее сердце обрывается и летит куда-то в самые пятки. Она не смогла удержаться и снова глянула на Тома, который приближался с неумолимостью смерти. Криспин тоже оглянулся.

– Как ты нашел?.. – пробормотала Джеки цепенеющими губами.

– Спроси мистера Реддла, какое отношение он имеет к во-он тому высокому особняку над дорогой, – сказал Криспин и махнул рукой, как будто вокруг был десяток особняков, и она могла ошибиться. – Пока, Джеки… скоро увидимся, мисс Синистра Блэк. Будь очень осторожна, береги… – Он неопределенно кивнул, как будто указывая на что-то, расположенное на уровне ее груди.

Криспин отступил в тень, которая стала совсем непроглядной, и Джеки только и успела услышать приглушенный хлопок, когда он трансгрессировал. Еще немного – и она готова была выхватить свою палочку… Ей стало тошно и страшно от этой мысли.

Она со всех ног бросилась навстречу Тому, задыхаясь, безуспешно унимая колотящееся сердце. Он на миг вынырнул из темноты, облитый светом фонаря, когда она выскочила прямо перед ним.

Он вздрогнул, как будто налетел на стену. Видимо, задумался так глубоко, что не замечал никого и ничего вокруг себя.

– Почему ты здесь? – резко спросил он, хватая ее за руку.

– Я беспокоилась… тебя долго не было… – выдохнула она, едва двигая губами. – И я не могла больше сидеть наверху и не знать, где ты…

– Больше так не делай, – бросил Том, все еще таща ее за руку за собой и даже не глядя. – Не надо, чтобы тебя видело много людей.

Джеки поняла: момент настал, но не успела сказать ни слова. Том толкнул дверь гостиницы, молча прошел мимо того самого маггла, и Джеки с удивлением заметила, что тот не обратил на них ни малейшего внимания. Она, спотыкаясь, бежала следом за Томом по деревянной лестнице, задыхаясь и всхлипывая, а потом он захлопнул дверь, закрыл ее на ключ и совершенно неожиданно схватил ее пылающее от холода лицо обеими ладонями и припал к ее губам так, как будто они были водой, а он умирал от жажды.

Едва не вырывая с мясом застежки, Том содрал с нее мантию, а потом, потеряв терпение, просто толкнул ее на постель. Джеки испугалась. Он был сам не свой, то-то дикое, опасное, звериное слышалось в его частом прерывистом дыхании, сквозило в каждом его движении.

Он так больно впился ей в шею – она так и не поняла, зубами или губами, – что она зашипела и дернулась в его руках. А ему как будто только того и надо было.

Все вмиг затянуло каким-то туманом, и Джеки, даже не пытаясь сопротивляться или противиться, сдалась. Она слышала прерывистое хриплое дыхание, и у нее было чувство, что Том сейчас не владеет собой, что он исполняет какой-то странный ритуал, в котором она исполняет роль инструмента, предмета, орудия.

Она попыталась позвать его по имени, но вместо этого получилось «Лорд Волдеморт». Неожиданная дрожь, похожая на восхищение, прошлась по всему ее телу. Сколько величия в этом имени, сколько силы. Придет день, и во всем мире его будут произносить с восхищением и страхом…

Что-то вздрогнуло и забилось внизу ее живота, совершенно внезапно, да так, что у нее перехватило дыхание. Какая-то невиданная горячая судорога прокатилась по ее телу, стремительно разбегаясь откуда-то из живота, и Джеки запоздало подумала – вот оно, то, о чем говорили старшие девчонки в школе. Туманная завеса упала, и все вокруг перестало радужно переливаться в сумеречном свете.

Том вздрогнул, тяжело опустился на нее, и ее бедра свела судорога. Джеки обхватила его обеими руками и ногами, и снова всплыло это щемящее материнское ощущение глубочайшей нежности. Она медленно поцеловала Тома в висок.

– Надо… нам надо… уходить… – прошептала она с трудом, едва двигая языком и губами. – Опасно здесь оставаться…

Том медленно поднял голову, и Джеки, мгновенно вспыхнув, почувствовала, как он выскользнул из ее тела.

– Нужно уходить, – повторила она, пытаясь понять, слышит ли ее Том, понимает ли. – Как можно скорее, пока они не пришли…

Том посмотрел на нее, и в этот раз Джеки поняла, что ей точно не показалось – его глаза засветились красным, настоящим ярким красным огнем. Взгляд, который он бросил на окно и дверь, горел ненавистью. Не говоря ни слова, он вскочил на ноги. Пока Джеки кое-как оправила платье, он собрал все в свой бездонный саквояж.

Какие-то голоса и шаги послышались внизу. Том замер, словно змея, готовая нанести удар. Один краткий миг Джеки была уверена, что сейчас между его губ покажется тонкий раздвоенный язык. Том молча протянул ей руку, и она вцепилась в него что было сил.

Грохот множества ног на лестнице, один мягкий, но сокрушительный удар в дверь, от которого с потолка посыпалась тонкая струйка штукатурки.

– Том Марволо Реддл! – крикнул кто-то, и Джеки показалось, что это голос Криспина. Она инстинктивно выхватила палочку, Том, похоже, тоже. Когда на пороге замельтешили фигуры людей, Джеки взмахнула правой рукой. Она и сама увидела, как сгустился перед ними воздух, превращаясь в плотную, непроницаемую, пружинящую стену. Криспин, бледный, решительный, бросился на эту стену, но было поздно. Какая-то ослепительная вспышка заслонила весь мир, а потом она и Том закружились в тесной воронке из тьмы и света.

***

Что-то то и дело цокало по оконному стеклу. Джеки открыла глаза. Едва различимый рассветный свет струился в низкое окно, а залитое дождем стекло то и дело задевала ветка рябины. Два оранжево-коричневых листочка уже прилипли к стеклу, и гроздья кроваво-красных ягод качались на ветру вместе с веткой, как будто кто-то разбрызгивал за окном пригоршни крови.

Стук ветки о стекло, завывание ветра, громкое тиканье напольных часов в углу. Дыхание Тома за спиной.

Они трансгрессировали сюда вчера, в темноте, надеясь на то, что теперь их никто не найдет. Джеки чувствовала собственную вину, ведь если бы не она, Криспин бы не пустился искать Тома, – и страх. Что-то тревожное в глубине ее души зудело и болело: Криспин вряд ли так обиделся на нее, чтобы попусту наговаривать на Тома. А значит, ему есть в чем подозревать…

Джеки закрыла глаза и мгновенно провалилась в видение, грянувшее как гром с ясного неба.

Она как будто лежала в тесном темном ящике, и сквозь стенки доносился приглушенный, размытый гул голосов. Потом ящик вдруг сдвинулся с места и куда-то поплыл, но не ровно, а подпрыгивая, будто его несли в руках. Джеки попыталась пошевелиться, но не смогла. Она не чувствовала ни своих ног, ни рук – только сплошное тело, неподъемное, гладкое, безликое.

Гул голосов стал ближе. Ей показалось, что она слышит голос тети Хепзибы, а потом голос Тома. Он отвечал редко, тихо и очень спокойно, но тетя каждый раз разражалась маленьким девическим смешком.

– Мой дорогой Том, знаете ли вы, что это такое? Коснитесь ее, возьмите ее, – страстно прошептала тетя, вкладывая в простые слова миллион непристойных смыслов. – Рассмотрите ее хорошенько!

– Это барсук, – тихо сказал Том.

– Мой милый мальчик, совершенно верно! Эта чаша принадлежала когда-то Хельге Хаффлпафф, с которой я в родстве – неужели я никогда не упоминала об этой преинтереснейшей связи?..

Джеки насторожилась. Чаша Хельги Хаффлпафф, и тетя показывает ее Тому. Та самая чаша, которая пропала… или была украдена после смерти тети… или послужила причиной смерти тети Хепзибы!

И тут ящик, в котором она лежала, открылся. Яркий дневной свет, удушливый запах пудры и духов, аромат свежих роз, кремовый потолок такой знакомой комнаты – и два лица, склоненные над нею. Лицо Тома и нарумяненное, обрамленное пышными рыжими кудрями лицо тети Хепзибы, которая еще чуть-чуть и прижмется щекой к бледной, чуть впалой щеке своего гостя.

– Посмотрите поближе, мой драгоценный, – шепнула тетя, жадно пожирая глазами его красивое лицо и едва сдерживаясь, чтобы не впиться губами в его щеку, но Том и так не отрывал завороженного взгляда от Джеки, и его глаза превратились в две бездонные черные ямы.

Он протянул руку, показавшуюся Джеки нечеловечески огромной, что-то звякнуло, а потом Джеки почувствовала, что ее тянут вверх и отрывают от поверхности, на которой она лежала.

– Знак Слизерина, – тихо сказал Том, и знакомые алые огни загорелись в его глазах. Он смотрел на нее с невиданной жадностью, алчно, зачарованно, и Джеки поняла, что она – это медальон, украшенный выложенной изумрудами буквой S. Ничего из сокровищ тети Хепзибы он не хотел так сильно, как этот медальон.

– Берк купил его у какой-то нищей девчонки на сносях, – с тем же страстным придыханием сказала тетя Хепзиба. Она явно была не в себе в присутствии Тома, еще немного – и перестанет владеть своими чувствами. – Сколько он ей дал, я не знаю, может быть, каких-то несчастных десять галлеонов или, по счастью, пятнадцать… скорее всего, она просто его где-то украла, не понимая его истинной ценности…

Челюсти Тома сжались так, что губы побелели. Он все еще разглядывал медальон с непроницаемым лицом, но она знала, она чувствовала, какой пожар бушует в его груди.

– Том, мой мальчик, с вами все в порядке?.. – послышался голос тети Хепзибы, Джеки тихонько покачнулась и обернулась в его руке, его лицо уплыло куда-то назад, а потом растаяло в темноте.

Джеки снова оказалась в закрытой коробке, и гула голосов уже не было. Тонкий, слегка дрожащий голосок домашнего эльфа промолвил защитные заклинания, и что-то с грохотом пронеслось мимо – как будто кто-то вытащил соседнюю коробку из шкафа.

Кто-то возился рядом, шуршал, искал в соседних шкафах. А потом раздался шум, грохот, чей-то гневный вопль, быстрый топот удаляющихся шагов. Медальон остался лежать в своей коробке, и Джеки очнулась так, как будто ее толкнули в спину.

Вся в поту, задыхаясь, она проснулась в той же постели, сжимая в кулаке медальон. Том видел его у тети. И чашу видел. И возжелал этот медальон больше других сокровищ.

Ветка за окном стучала в стекло все чаще. Ветер усиливался.

Медальон Слизерина, который Берк купил у какой-то нищей девчушки. У какой-то нищей девчушки на сносях. «У Меропы Гонт,» – сказал какой-то резкий, неумолимый голос в голове Джеки. Все начало вставать на места. Вот что за цепочка была на шее Меропы, когда отец пытался кому-то доказать, что за ним стоят поколения чистейшей крови. Старик Гонт считал себя наследником старейших прославленных магических родов и кичился этим, как будто это было его собственное достижение. А потом Меропа осталась одна в чуждом, огромном, равнодушном Лондоне – одинокая, никому не нужная, беременная. И нищая. И ей пришлось продать медальон Берку за какие-то жалкие гроши…

Джеки почувствовала, как на глазах вскипают горячие слезы. Бедняжка Меропа. Что же с ней случилось дальше? Как она жила дальше, как родила своего злосчастного ребенка? Как пережила потерю единственного человека, которого любила?

Старинный медальон, пропитанный магической силой, сохранил в себе воспоминания. Целую жизнь. А Джеки оказалась рядом и, наверное, впервые после Меропы надела его и носила, не снимая.

И не показывая никому, даже Тому. Даже Тому, который уже его видел и воспылал к нему вожделением превыше плотского.

Криспин что-то заподозрил. Неужели он подумал, что Том убил мадам Смит? Но ради чего? Он сам сказал, что для того, чтобы обвинять или хотя бы подозревать человека в убийстве, нужны серьезные доказательства… или, в крайнем случае, мотив. Мотив? Перед глазами Джеки встал жадный, полный голода и тоски взгляд Тома, обращенный на медальон, который тихо покачивался в его руке. Неужели Криспин думает, что Том способен на такое ради побрякушки? Ради куска холодного металла, пусть даже и начиненного древними магическими силами?

Защитные заклинания снимала Хоки, это был ее голос. Но тот голос, который позже издал вопль ярости и гнева, был совсем другим. Он был похож на злобный голос Морфина, на яростные крики старого Гонта, и Джеки на миг задумалась, а не они ли это пришли к тете Хепзибе, чтобы вернуть то, что им принадлежало по праву? Как жаль, что нельзя поговорить с Криспином и рассказать ему о семействе, с которым она познакомилась благодаря странным, загадочным видениям.

Джеки передернуло от воспоминания о семье Гонтов, от того, какими знакомыми – чуть ли не близкими – они казались ей после всех ее загадочных снов, после случившегося в их старой лачуге, и после того, что она узнала о своей семье от Криспина. Неужели ее родители в самом деле были родными братом и сестрой? Неужели такое могло случиться? Что не так со всеми этими чистокровными родами, которые готовы пойти даже на такой ужас ради сохранения своей фамильной гордости?

Том пошевелился за ее спиной.

Только вчера он сказал: «Твоя кровь чиста, как ничья другая.» А что он скажет, когда узнает, что она рождена, возможно, в результате такого преступного кровосмешения? Что он подумает? Каким чудовищем он ее сочтет?

После всего случившегося она сама себе казалась чудовищем. Бросить приемных родителей, не сказав ни слова, сбежать с человеком, который… который даже ни разу до сих пор ей не сказал, что хотя бы любит ее! А потом Джеки вспомнила, как готова была сразить заклятием Криспина, чтобы тот дал ей уйти, как выставила преграду, чтобы помешать Криспину сделать то, зачем он пришел, и как готова была в случае надобности отбивать, отражать, и насылать проклятия…

Гром ударил за окном, и звук как будто многократно отразился от невидимых стен. Джеки смутно подумала, что вокруг должны быть горы – так звучал гром в ее школе, притаившейся далеко-далеко, между горных вершин.

Вчера они трансгрессировали сюда под покровом темноты, надеясь, что министерские их не найдут и не догонят. Пришлось бежать по каменистой пустоши под проливным дождем с мокрым снегом до деревни, которая казалась призрачным скоплением крошечных огоньков.

Им повезло, что при местной забегаловке нашлась комната, где можно было остановиться.

Джеки промерзла до костей, и мысль о том, чтобы снова выйти на холод, под дождь и снег, была невыносимой. В тепле она почувствовала такую усталость, что ей едва достало сил раздеться и упасть в постель. Последним, что она увидела, было лицо Тома. Он как будто не нуждался ни в сне, ни в пище. Вместо того, чтобы тоже ложиться в постель, он склонился над своим саквояжем, из которого струился еле различимый свет. Лицо его было сосредоточенным и суровым. Что-то округлое, тускло-золотое покоилось в его ладонях, и он долго, долго смотрел на этот неяркий, мягкий отблеск, и Джеки долго, долго смотрела на него из-под полуприкрытых век, любовалась его красотой и чувствовала, что за этот немыслимо долгий день стала настолько далека от него, насколько не была даже тогда, когда они не были знакомы.

Ей вспомнился ветренный сумрак сада, дождь и лицо Тома, лицо печального ангела, самое красивое, самое загадочное лицо из всех, какие она только видела. А потом она привычно стиснула в кулаке медальон и почувствовала, что ее заклинание развеивается, что утром нужно первым делом восстановить личину, образ старых часиков, пока Том не увидел то, что она еще не готова ему показать. И тьма поглотила ее, тьма без сновидений и проблесков света.

========== 13. Могущество ==========

Джеки почувствовала его взгляд спиной и обернулась. Несколько минут назад она совершенно бесшумно встала, вытащила из кармана платья свою волшебную палочку и села к столу, стараясь на всякий случай не коснуться саквояжа – мало ли что еще за проклятые сокровища там прячутся.

Она постаралась усесться так, чтобы заслонить собой весь обзор на случай, если Том проснется. Личина на медальоне уже почти развеялась – странно, но Джеки с большим трудом припомнила, как выглядели ее часики. Удивительно – почти не расставаться с вещью, а потом вдруг за какие-то сутки позабыть, как она выглядела в деталях.

Джеки положила медальон на стол и, едва касаясь, принялась воссоздавать часики по памяти, понимая, что где-то обязательно ошибется. И только стоило ей закончить жемчужный ободок, как ощущение ползущей по спине букашки стало нестерпимо острым.

Джеки поняла, что Том уже давно на нее смотрит, вот только она так увлеклась созиданием, что не заметила его взгляда. Она оглянулась, надеясь, что вышло не слишком воровато, и улыбнулась. Почему-то ей показалось, что Том вовсе не спал. Что все то время, пока она блуждала в плену видений, пока украдкой мастерила новую личину для своего сокровища, он молча, ничем себя не выдавая, следил за ней, внимательный, загадочный. Пугающий.

Ей и впрямь стало жутковато – до того его лицо было непроницаемым и холодным. И ее улыбка увяла сама собой. Она растерянно смотрела на Тома и не узнавала или, скорее, боялась узнать в нем то, в чем его подозревал Криспин.

– Ты когда-нибудь спишь? – тихо спросила она, снова пытаясь улыбнуться.

– Откуда ты узнала, что они придут? – спросил Том, не отводя от нее твердого холодного взгляда. Джеки замешкалась с ответом, не зная, как лучше все объяснить.

– Когда я вышла из гостиницы вчера вечером, я увидела… они странно выглядели, совсем не как местные жители, – сказала она, надеясь, что Том поверит. Она тоже старалась смотреть ему прямо в глаза, отчего голова вдруг страшно заболела.

– Но как ты поняла? – не унимался Том. – Откуда ты знала, что они пришли за мной?

«За мной», не «за нами». Именно «за мной». Он до сих пор не воспринимает тебя всерьез, Джеки Мэйфейр.

– Я… почувствовала, это трудно объяснить, – сказала Джеки, и вдруг возмущение начало подниматься в груди. С какой стати он ее допрашивает? Боль тут же пропала, как будто ее смыло волной гнева.

«Спроси мистера Реддла, какое отношение он имеет к во-он тому высокому особняку над дорогой,» – сказал Криспин. Да не только к особняку. К кольцу старика Гонта, к дряхлой отвратительной хижине, в которой он его спрятал. Вообще ко всей этой истории. А еще к тому магглу в гостинице. К тому самому, на которого Тому пришлось наложить какое-то заклятие, чтобы тот прекратил рассказывать, кого Том ему напоминает.

– Эта деревня, Литтл-Хэнглтон, – быстро сказала Джеки, пока Том не успел задать ей новый вопрос, – она имеет к тебе какое-то отношение? Кого ты напомнил тому магглу в гостинице? И почему ты решил заставить его замолчать?

– Имеет, – просто ответил Том. – Те, кто прежде меня владели тем кольцом, жили именно в этом месте. И я должен был оставить его там… Там, где я его получил, – сказал Том после паузы, как будто взвесил все доводы за и против и принял окончательное решение

– Ты получил его прямо от… – Джеки осеклась. Если уж на то пошло, если уж она решила и дальше скрывать медальон от Тома, то стоит промолчать, иначе придется как-то объяснять, откуда она знает о существовании этого семейства, даже если не вдаваться в подробности.

– В некотором роде, – отозвался Том. – Получил.

Его лицо было все таким же непроницаемым и твердым. Джеки встала из-за стола, сжимая в одной руке медальон, в другой – свою волшебную палочку. Она приблизилась к кровати и вдруг наставила палочку прямо на Тома.

– Кто ты? – прошептала она, не сводя с него глаз. – Сколько у тебя еще секретов?

Том выдержал паузу, откинулся на подушку и заложил руку за голову.

– А у тебя? – спросил он таким шелковым голосом, что Джеки покраснела.

– Всего один, – сказала она, уверенная в том, что он прекрасно знает, что это неправда, но тоже не признается, чтобы избежать вопросов. – Ну… или полтора. И очень скоро они перестанут быть секретами.

Все еще держа палочку нацеленной на него, Джеки взобралась на постель.

– Зачем я тебе? – вдруг спросила она, вглядываясь в его непроницаемое лицо, все еще возвышаясь над ним, но не чувствуя власти.

– Потому что таково твое предназначение, – ответил Том, нимало не изменившись в лице, не улыбнувшись, не отведя глаз. – Потому что ты была рождена для того, чтобы идти рядом со мной. Потому что…

– Лорду Волдеморту нужны преданные союзники, – договорила Джеки, и глаза Тома загорелись, словно кто-то зажег свечи в их темной глубине. – Что ты задумал, Том? Для чего тебе нужны союзники? И почему ты спрашивал, останусь ли я с тобой, несмотря ни на что?

– Потому что я должен знать, что могу тебе верить, – ответил Том. – Я должен знать, что ты готова пройти мой путь со мной до конца, Синистра.

Джеки бросило в жар и в холод. Откуда он знает? Она прекрасно понимала, что от него не укрылась перемена в ее лице, но и смысла скрываться уже не было. Все равно он и так все знает.

– И давно ты знаешь? – спросила Джеки. Почему-то ощущение опасности только росло внутри нее, не думая даже пропадать.

– Полагаю, примерно настолько же давно, насколько и ты, – вполне серьезно ответил Том. – Вчера ты очень много говорила во сне. Это он тебе сказал?

– Кто – он? – переспросила Джеки, чувствуя предательски жаркую алую краску на щеках. – Ты о ком?

– О том, с кем ты говорила, пока не увидела меня на улице. Тот парень, который был на похоронах миссис Смит. Который после вломился в комнату в надежде схватить меня. Думаю, я не ошибусь, если предположу, что он какой-то родственник или приятель. Вероятнее всего, ему поручили разыскать тебя, а он вдруг сложил два и два и понял, что может получить главный приз.

– Его зовут Криспин, – осторожно сказала Джеки. – Мы с ним дружили с детства, он мне как брат. Я сама попросила его узнать что-нибудь о моих настоящих родителях. И он узнал, что меня зовут Синистра Блэк. Но это… это какое-то странное имя, я не…

– Это правая рука созвездия Змееносец, – сказал Том, чуть прищурившись. – Правая, хоть и названа левой, злосчастной.

Он потянулся вперед и взял ее за запястье правой руки. Пальцы разжались и выпустили палочку, как будто повинуясь не ее воле, а ему.

– Синистра Блэк, – повторил он, тщательно проговаривая каждый звук. – Моя Синистра.

Он никогда еще не произносил ее старое имя, Джеки, с такой нежностью и страстью. Это было как-то странно и даже обидно, как будто он признавался в любви кому-то другому.

Джеки почувствовала, как он мягко тянет ее к себе, но неожиданно для самой себя воспротивилась. Том посмотрел на нее удивленно и как-то радостно, как будто она согласилась на что-то такое, что он давно от нее ждал.

С быстротой, силой и гибкостью змеи он выпрямился и, еще крепче сжав ее запястье, мгновенно и необоримо подтянул ее к себе. Она все еще продолжала сопротивляться, не совсем понимая, почему и зачем, потому что тело уже начало отзываться на жар, исходящий от его кожи, на неожиданно крепкое объятие одной его руки. Вторая все еще держала ее за запястье, но уже совсем легко, словно лаская.

– Скажи, что любишь меня, – приказал Том и прижался губами к ее шее. Джеки застонала, не в силах удержаться.

– О да, – выдохнул он, – о да…

– Я люблю тебя… – прошептала Джеки, и имя «Том» уже повисло на кончике ее языка, но что-то удержало ее. – Я пойду с тобой до конца, как ты захочешь…

Медальон, зажатый в ее левом кулаке, запульсировал. Том уложил ее поверх мягких волн смятого одеяла и, глядя ей в глаза, отвел в сторону ее бедро, приподнимая шелковую сорочку. Нестерпимая волна стыда и пронзительного волнения прокатилась от его пальцев по всему ее телу. Она протянула руки, как будто умоляя, и он снизошел – без улыбки, серьезный, почти зловещий в пасмурном утреннем свете. Последняя мысль, которая промелькнула в голове у Джеки до того, как весь мир растворился в его темных глазах, была о том, как искусно ему удается избегать ответов на ее вопросы.

***

– Я люблю тебя, – пробормотала Джеки и проснулась от звука собственного голоса. Она встрепенулась, совсем позабыв, где она и что происходит. Том глянул на нее с соседней подушки, улыбнулся. Его темные глаза смотрели так странно – сладострастно, да, наверное, это то самое слово, которое попадалось ей в книгах. Ей почему-то подумалось, как трудно, наверное, сопротивляться властной силе этого взгляда, как тяжело, наверное, выйти из-под этой темной, сладкой, горячей власти. И она сама удивилась своим мыслям – кому вообще придет в голову хотеть выйти из-под его власти?

– Когда-то давно, – сказал Том, и голос его был странно глубок и низок, – один колдун, который считает себя великим, могущественным и очень мудрым, сказал мне, что любовь – это огромная сила. И что я не буду великим, пока не изучу и ее наравне со всей мудростью, которую я уже постиг и которую еще собираюсь постигнуть. О, ему и не снились те высоты и глубины, каких я однажды достигну…

Джеки слушала, не совсем понимая, к чему он это говорит, но не перебивала.

– Старик уверен, что мои знания не полны, если я не понимаю, что такое любовь и в чем ее сила.

Том протянул руку и провел своим необычно длинным пальцем по ее щеке, по губам, груди.

– Надеюсь, ты поможешь мне понять, что такое любовь, – сказал Том, и сладкий трепет охватил Джеки. Вот сейчас, сейчас он скажет – впервые скажет ей – что любит ее… но Том ничего не говорил, и Джеки поняла, что ошиблась. Том не собирался признаваться ей в любви, он ждал подтверждения с ее стороны. Он ждал, что она снова и снова будет говорить ему, что пойдет за ним туда, куда он скажет, и на то, на что он скажет. Что-то похожее на страх защекотало ее изнутри, руки похолодели, и кончики пальцев как будто обросли крошечными иголочками.

– Если ты захочешь, Том, – тихо сказала она, понимая – чуть ли не впервые – насколько серьезно то, что она сейчас ему обещает, и то, что уже пообещала. Уголки его губ дрогнули, и голос – странный, холодный, ясный, звонкий – сказал в ее голове: «Лорд Волдеморт.»

– Лорд Волдеморт, – повторила она, словно послушная ученица, и Том улыбнулся, как будто она исключительно хорошо усвоила некий урок. Это было так странно, так… необычно. Лорд Волдеморт – и Джеки Мэйфейр, вряд ли можно найти два имени, менее подходящих друг другу. «Но ты Синистра Блэк, – напомнил тот же голос в голове. – А Синистра Блэк – это уже кое-что.»

– Что именно ты хочешь узнать о любви? – спросила Джеки. Ей нестерпимо хотелось погрузить пальцы в его растрепанные, рассыпавшиеся по лбу кудри, но она почему-то не посмела.

– Все, – просто ответил Том, как будто теперь ей должно было стать совершенно ясно, что к чему. – Все, что ты сможешь мне показать. И тогда никто не посмеет сказать, что Лорд Волдеморт несведущ в каких-то областях магии.

– Ты так долго помнишь то, что кто-то когда-то тебе сказал… – улыбнулась Джеки, надеясь, что он не примет ее слова за упрек в злопамятности. Том слегка прищурился, глянул на нее пронзительно и зловеще.

– Я никогда не забываю, – сказал он тем же низким, глубоким голосом, – и никогда не прощаю.

Дрожь пробежала по телу Джеки – страх, восхищение, возбуждение.

– Мой Лорд Волдеморт, – очарованно прошептала она. – Мой лорд…

Том подобрался ближе – как змея, скользнувшая среди травы.

– У тебя хорошо получается, Синистра, – тихо сказал он, склоняясь над ней, откидывая покрывала, – очень хорошо получается.

Ее бедра сами собой разошлись в стороны, но Том не спешил. Он окинул все ее тело одним взглядом, и уголки его губ дрогнули. Но не успел еще голос в голове подсказать нужные слова, как Джеки догадалась сама.

– Мой лорд, – снова прошептала она, – пожалуйста…

От этих слов по ее собственному телу прокатилась горячая волна, и она почувствовала, как между бедрами стало жарко и влажно. Длинные тонкие пальцы мельком прошлись по ее бедру и коснулись ее тела – да прямо там, где жар собирался с невиданной быстротой.

Джеки захлебнулась вздохом, стыдом, волнением, восторгом. Том еще раз провел пальцами между ее ног, и она сама ощутила восхитительную влажность, и необыкновенно острое удовольствие пронзило ее тело – наконец-то!

– Мой лорд, – повторяла она, искренне веря в эту игру, и нестерпимо желая сейчас, поверх этого удовольствия, ощутить его присутствие в своем теле, дивную наполненность, которую оно приносило.

И Том смилостивился, все так же глядя ей в глаза. Не целуя, не прижимая ее к себе – просто входя в нее, и только их бедра на миг соприкасались, чтобы тут же снова отстраниться.