Текст книги "Не повезло (СИ)"

Автор книги: Velva

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Честно, такого результата я не ожидал.

Я ожидал, что меня пошлют на хуй с моим бунтом, и сошлют в Крепость либо убьют на месте.

Но идея о выходе из войны и мире с эльфами всех безумно вдохновила. Многие сами начали бить себя кулаком в грудь и кричать о том, что Владыка Мрака может пойти в жопу, а если что – то мы будем вести народную войну против угнетателей из столицы, и еще неясно, кто кого. Это наша земля, и каратели из Крепости нас с налета не возьмут.

Я ничего даже сказать не успел, как они отправили меня писать письмо в Крепость, а сами пошли на всякий случай готовиться к войне.

То есть, это самцы пошли готовиться к войне, а самки – к моей свадьбе. Я про себя понадеялся, что Ннар не передумает и не даст задний ход, иначе мне точно пиздец настанет.

Потом я сел и написал в Крепость длинное письмо, где уведомлял, что 666 район объявляет себя независимой от Крепости территорией с собственной Управой, выходит из войны Тьмы и Света, и обещает держать нейтралитет по отношению к обеим сторонам.

Я запечатал письмо, привязал его к хвосту специально обученной почтовой совы, и отправил ее в полет.

А сам пошел в свою нору – у меня там хранились запасы браги, и вот я на них и навалился. Потому что завтрашний день меня страшил, а еще больше – подписание договора.

Ну и больше всего – предстоящая свадьба.

Я понятия не имел, как я из всей этой истории выпутаюсь. А потому сидел и бухал, пока мне летучие мыши мерещиться не начали.

Заслужил же я передышку, в конце-то концов.

Комментарий к 21. Политика

короче, рисовать я не але, но визуализацию хоть какую-то хочу, искал, что есть в инетах, и вот это прям – Орлум ))

https://avavatar.ru/images/original/3/3jZIpaOePZTW0q2t.jpg

========== 22. Свадьба ==========

Вокруг исполинских камней свистел ветер. Он трепал мои волосы и конские хвосты, прикрепленные к древкам копий. Посвистывали мелкие пичужки, но помимо этих звуков царила тишина.

Мы стояли уже несколько часов, но ничто не нарушало покой молчащих холмов. Я за это время успел три раза вспотеть и два раза чуть не наложить в штаны.

Парни косились на меня, но молчали. Потому что в этой ситуации они были еще в большей жопе, чем я. Мне-то ладно, пошел да сдался в Крепость, а там голову сняли и на этом все. Мне терять нечего, по-хорошему. А вот они-то теряли все.

Маргл почесал зад, вздохнул и приложился к фляге. Сделал хороший глоток. Промывал горло, чтобы что-то сказать.

Мне хотелось выть.

Эльфов не было.

А если вообще не придут? А если Ннар решил от меня отделаться? А если это все было лишь уловкой Светлых, чтобы посеять раздор в стане Владыки Тьмы?

Вот я в жопе-то тогда.

Надо было что-то делать. Я набрал воздух в легкие, чтобы сказать… хоть что-то. Признать поражение. Ну или сделать вид, что все нормально, как-то переиграть наш бунт, как-то попытаться все свести к моей измене, чтобы покарали только меня.

Но тут…

Чистый, страшный звук, который заставил нас схватиться за топоры, и замереть, застыв.

Эльфийские рога.

Они появились лавой – всадники с развевающимися по ветру золотыми волосами.

Наш вековой страх, наш инстинктивный ужас. Тот, что заставлял реветь от ярости, бросаться в бой, рыча и молотя топорами, спасая свою жизнь.

Я ринулся вперед, развернулся к парням и вскинул руки, знаками успокаивая их и понуждая остаться на месте.

Эльфы остановились напротив нас (что уже было хорошо, не начали рубить, окружая), и я тоже выстроил парней в ровную шеренгу.

Я взглянул – и у меня слово масло в животе разлилось.

Впереди на белоснежном сияющем коне восседал Ннар, во всей своей красе, за его правым плечом – мамаша Имлариэль, а слева – Ллар. Который, кстати, несмотря на суровую физиономию, мне быстро подмигнул.

Это решило все.

– Ну вот, – прокашлялся я, выступая вперед. – Рад, так сказать, приветствовать. Как бы это. Короче. Ну, вы поняли.

Имлариэль после моего приветствия фыркнула и сверкнула глазами на Ннара, а потом прикрыла лицо рукой.

Ннар же, напротив, просиял улыбкой. Он спрыгнул с коня и бросился ко мне.

– Приветствую и тебя, Орлум Серошкур, – протянул он мне руки.

Я осторожно принял их в свои ладони и ухмыльнулся.

Сейчас, глядя в его голубые глаза, я снова понял – оно того стоило. Все, что я натворил, стоило того, чтобы этот тьмой клятый эльф стоял, и улыбался мне, и в его глазах отражалось мое желание.

Я желал его. А он – меня. Остальное в этом мире не имело никакого значения.

– Мы отделились от Черной Крепости, и готовы подписать договор о мире с Краем Золотых Холмов, – сразу перешел к делу я.

– И никаких гонений? – насторожился Ннар.

– Почти, не считая того, что тысячник Баршлаг пообещал прибить мою голову над Вратами, но как-нибудь потом, когда меньше хлопот будет со Светлыми, – оскалился я.

Обе стороны восторженно заорали. Далее мы подписали договор, по которому сука Имлариэль умудрилась выторговать им выгодные условия, типа мы им уступали по всем пунктам, включая людоедство, а затем обменялись подкрепляющим рукопожатием.

А потом перешли к главному.

– Итак, для подтверждения договора, необходимо, чтобы я на тебе женился, – пробормотал я, исподлобья глядя на Ннара.

Тот застыл на мгновение, а потом глаза его ярко сверкнули, он кинулся мне на шею и издал пронзительный вопль восторга.

– То есть, я как бы прошу у вас руки вашего… – начал было я, глядя на Владычицу Имлариэль, но запнулся.

Я говорил на всенаречии, а его понимали и орки, и эльфы. И мне никак нельзя было, чтобы обе стороны просекли мой обман.

– Вашего дитя, – нашелся я.

Снова воцарилась тишина. Имлариэль скривилась. Посмотрела на сияющего Ннара. Потом – на договор. Потом на орков. Потом на эльфов. Все лица и морды выражали надежду. Тогда она еще неприязненней скривилась и молча кивнула.

Наш поцелуй утонул в восторженных воплях.

– И чтобы закрепить союз, надо отпраздновать свадьбу у нас в пещерах, – добавил я. – Мы обеспечим гостям лучшие условия.

Повисла пауза.

– А почему у вас, а не у нас? – изогнула бровь Имлариэль, и от льда в ее голосе у меня закоченели уши.

Я облизнул клыки. Как я мог при всех объяснить ей, что по традиции орков свадьба празднуется в норе жениха, а не невесты? В том, что женихом тут был я, не сомневался никто из орков. И я в том числе. Но если смотреть на дело с практической стороны, женихами-то были мы оба. Либо оба – невестами.

При этой мысли мне сплохело. Я потел под пристальным взглядом Имлариэль, не зная, как разрулить ситуацию.

– Мама, ведь оркам же будет у нас плохо! – вмешался Ннар. – Слишком светло. И добираться неудобно. Потом, они на варгах приедут, а это создаст проблемы. А вот в пещерах, если зажечь свет, эльфам будет вполне комфортно! Орки хотят проявить гостеприимство, нельзя им пренебрегать.

После долгого тянущего молчания, Имлариэль коротко кивнула.

И слитный рев двух посольств огласил окрестности.

***

Когда мы вернулись домой, я был как в тумане. Мне казалось, что это все сон. Хотя до свадьбы оставалось два дня, мне она казалось нереальной. Ннар – мой. Навсегда.

Я думал о нем, представлял его лицо, даже чувствовал тепло его дрожащего тела подо мной. Все это сводило с ума. Мне кажется, именно в эти дни и началось мое тайное помешательство.

Но я старался делать вид, что все идет по плану. Собрал всю сотню в Костровой пещере и заявил:

– Послезавтра приедет свадебный поезд. А у нас тут что?

– Что? – вылез Ургл. – Жратву и бухло готовим!

– А у нас тут свиносрач! – заорал я.

Что было чистой правдой. Помойки и завалы сральни у нас тут от сотворения мира не убирали. А я вот заставил все это вычистить.

Чистить улицы, норы, разгребать вековые свалки, подметать улицы, драить стены, а первым принятым указом Управы был запрет гадить прямо посреди дороги, даже если очень приспичило. Это вызвало волну недовольства. Поползли шепотки, что, мол, при старой власти-то лучше было. И зачем нам этот договор, да что потом нас вообще заставят с ножом и вилкой есть, и прочее.

Но два дня пролетели незаметно и настал этот день. Свадьба.

***

В Колонной пещере стояли ряды накрытых столов. Те, что для эльфов, ломились от растительной пищи и вина, те, что для орков – от всех сортов мяса и браги.

Народу набилось – стены запотели. Причем к моему удивлению, притащились даже гости из смежных районов, рискуя впасть в немилость Крепости. А может, просто явились шпионить.

Я рукой махнул. Мне и без них геморроя хватало.

Прибыли эльфы. Не все из них легко приняли наш союз – и расовый, и личный. Вспыхивали мелкие конфликты и стычки.

Мамаша Имлариэль добавляла огня, упражняясь в остроумии на мне и парнях из моей сотни.

В гигантской пещере, во главе длинной череды столов, мы с Ннаром сидели на почетном месте, принимали поздравления и наблюдали, как постепенно чинное торжество перерастает в неконтролируемую попойку.

Ннар был ослепителен. Он нарядился в роскошное одеяние из шелков и тяжелой парчи, расшитое тысячами мельчайших жемчужин, сверкающих бриллиантов и густо-синих топазов. На волосах переливалась золотом корона.

Ннар сиял над всем празднеством, словно ослепительная недостижимая звезда. Я смотрел на него, и не мог понять, как сразу не прочувствовал, что он – особенный. Что он – моя жизнь, моя кровь, моя смерть, мое счастье, что он самое прекрасное, что было, есть и будет в моей жизни.

Заодно я ловил сочувственные и сострадательно-брезгливые взгляды моих парней. На меня и на Ннара. Их я тоже мог понять – они же не знали, что такое любовь. И что тот, кто влюблен, видит предмет своей любви совсем другими глазами.

Ннар был эльфом, и в глазах орков – некрасивой тощей особью. Но из-за любви мой взгляд на него дивно менялся, и я видел самое прекрасное существо в мире, в то же время полностью осознавая все его недостатки.

Я понимал орков – они же не знали, что такое «любовь». Не понимали, что эта самая любовь, попав в сердце, окутывает взгляд розовым туманом, и тот, кого любишь, кажется тебе лучшим в мире. Что благодаря любви без него – как без воздуха.

Но взгляды орков меня не заботили – Ннар, и даже все его недостатки, казались мне прекрасными.

Между тем вечер шел по пизде.

Нам начали орать здравицы. Эльфы желали долголетия и безмятежного брака, орки – детей побольше. Ннар наивно улыбался, косясь на меня. Он-то понимал суть тостов. Мамаша Имлариэль и прочие эльфы – нет. Просили перевести. Но орки орали тосты на орочьем, к моему большому счастью, и гости со стороны невесты (?) их не понимали. Я помирал от страха, что сейчас все вскроется – пол моего нареченного, но до этого, хвала Мраку, не дошло.

Эльфы оказались здоровы бухать. Про орков и говорить нечего. Постепенно состав за столами смешался, и – началось…

Мирные вещи вроде борьбы на руках я не считаю. Понятно, хмель в голову ударил, надо доказать, кто круче. Но далее все переходило в споры, рычание, насмешки и – привет, старая добрая драка на свадьбе.

– Что это, – квадратными глазами глядя на разворачивающееся побоище, прошептал Ннар, судорожно ухватив меня за руку.

– Что, что, – проворчал я. – Драка.

– Останови это! – потребовал Ннар, впиваясь пальцами в мою руку. – Маме это не понравится.

Маме его это не понравится, видите ли. А я что мог? Но чего не сделаешь ради… любимого.

Я встал и заревел на весь зал во всю глотку:

– А ну! Хорош выебываться! Провожать новобрачных на ложе кто будет?

Драки стухли – и общая, и частные.

Атмосфера резко изменилась – эльфы запели, а орки заревели.

Владычица Имлариэль взирала на это с выражением брезгливого ужаса. В этот момент я понял, что она никогда не признает нашу любовь.

Но сейчас отступать было некуда. Ухватив Ннара за руку, я встал и потащил его за собой.

Нас обливали брагой, засыпали гирляндами хмеля и омелы, эльфы пытались кричать какие-то здравицы и тащили свои подарки, все смешалось в хаос и веселую кутерьму, орки обнимались с ушастыми гостями, перед глазами все вертелось, и очнулся я только у себя в норе – захлопнув за нами дверь.

Нора была вычищена, выметена, а в центре расстелены пушистые пышные шкуры. Ннар кинулся к кувшину с брагой и залпом осушил его до половины.

Обернулся на меня – губы влажно блестят, глаза темные, волосы рассыпались по плечам.

Я неспешно подошел к нему. Провел пальцем по мокрым губам. Ннар прикрыл глаза. Я мягко поцеловал его и начал снимать с него одежду.

Ннар не сопротивлялся, он трогал меня, перебирая пальцами мое ожерелье, обводил рельеф мускулов, дотрагивался до лица.

Когда он остался передо мной полностью обнаженным, я надавил ему на плечо, вынуждая опуститься на шкуры. Я так хотел его, что вздрагивал всем телом.

Ннар попытался поцеловать меня, но я резко развернул его и схватил за зад, сжав расщелину между ягодицами. Он вскрикнул и попытался отпрянуть, но я силой удержал его.

– Прости, – прохрипел я в острое ухо. – Но ты должен кричать. Громко и долго. Так, чтобы тебя слышали все.

– Что? – Ннар попытался развернуться, но я не дал.

У меня уже стояло до боли. Я отвел в сторону его нежную ягодицу, перестав дышать от предвкушения, и толкнулся в приоткрывшийся вход. Смазки у меня было столько, что она запачкала его бело-розовую кожу.

Ннар запаленно дышал. Мышцы его были напряжены. Я смочил палец слюной и сунул его в тугую дырку. Ннар вскрикнул и дернулся.

– Кричи, – возбужденно прошептал я. – Ори, как будто тебя на куски рвут. Для орков чем громче орет невеста в брачную ночь, тем лучше мужская слава жениха. Ты же не хочешь меня опозорить. Пожалуйста, прошу тебя, кричи!

Я направил себя рукой, резко вошел, прижал выгнувшего Ннара к шкурам и толкнулся. Ннар закричал – это был громкий вопль искренней боли, смешанной не с менее искренним желанием.

Меня тряхнуло, я потерял контроль, и стал трахать его, как в последний раз, жестко долбясь в его узкую сладкую дырку, задыхаясь от похоти и сходя с ума от его воплей. Рукой я щупал его, мял нежную мошонку, дрочил ему и облизывал острые твердые уши. Я готов был сожрать его.

Кончилось все быстро, что не удивительно.

Но я не мог от него так просто отстать – за дверью в пещерах мою мужскую силу оценивали парни из моей сотни, а вместе с ними – весь район и все эльфы.

Я начал снова, и Ннар хрипел подо мной сорванным голосом, а я, не останавливаясь, мучал его, прижимал к себе, пальцем обводил мокрую напряженную головку его колом стоявшего члена, жарко дышал в мокрое от слюны ухо, и долбил, долбил, долбил растянутый зад.

Я проникал так глубоко, что мог тереться лобком о его копчик. Чувствуя, какой он внутри шелковистый, горячий, тесный.

Ннар изнемогал – он кричал уже не потому, что я просил, а потому, что хриплые стоны сами вырывались из горла. Волосы у него слиплись от пота, по ногам стекало мое семя, а под ним натекла целая лужа его прозрачной жидкости. Густые, вязкие, белесые разводы.

– Орлум, пожалуйста, мне нужно отдохнуть, – молил Ннар, выгибаясь навстречу моим толчкам. – Я не могу больше…

– Потерпи, мой сладкий, – облизывал я его ухо, чуть прикусывая, и мерно двигаясь внутри него.

Так тепло, так упоительно, так правильно.

Мой член в его теле, мы – единое, нас соединили клятвы, договор и моя сперма глубоко внутри его тела.

Я откинулся назад, сжимая его бедра руками, и таранил его, выбивая жалобные стоны.

Мой, мой, мой.

– Кричи, – прорычал я, наматывая длинные светлые волосы на кулак, и оттягивая его голову назад. – Не позорь меня перед всеми!

Я видел его приоткрытые розовые губы, его закатившиеся глаза и слышал, как с этих сладких губ срывается пронзительный высокий крик.

Пробивается сквозь стены и летит по переходам и норам, и пьяные гости с ухмылками поднимают головы от столов и переглядываются, удовлетворенные доказательством мужской силы Орлума Серошкура и покорностью его новой жены.

Я отпустил Ннара только под утро. Он вытянулся на шкурах и тяжело дышал. Он спал – возможно, уснул еще в процессе.

Я нежно поцеловал его мокрый от испарины лоб, закутал в шкуры и улегся рядом, прижав к себе стройное тело.

Мне хотелось плакать. Почему – я еще не понимал. Но уже смутно предчувствовал.

***

Свадьбу праздновали трое суток. Это были веселые пирушки, и тяжелые для нас обоих ночи. Ннар пробовал было орать, имитируя наше соитие, но выходило фальшиво, и я снова укладывал его на шкуры и брал. Первые несколько раз он сходил с ума и кончал подо мной, дальше начинал плакать и просить милости, а потом лишь безвольно лежал и стонал.

С гостями было тоже не так гладко. Разумеется, не обошлось без драк и увечий. Эльфы провоцировали, орки лезли в драку. Разнимали их мои парни и Ллар с его ребятами. И крепко сдружились в процессе.

Ллар, кстати, тоже учудил. Пропал после первой же ночи. Я чуть не обосрался. Ну прикиньте – убийство гостя на свадьбе. Мы допросили всех, кого могли, обыскали все пещеры, и в итоге этот идиот нашелся в норе Мраах Три Пуда.

Лежал, придавленный ее сиськами, и блаженно посапывал. Я чуть собственным языком не подавился. Потому что вы не видели Мраах: выше меня на полголовы, в плечах шире раза в полтора, а уж про объемы ее жопы я лучше вообще промолчу.

Как этот синеглазый дурак умудрился попасть в ее ручищи?

Мы решили спасти страдальца. Но страдалец, когда его разбудили, вцепился в Мраах, как в свою последнюю надежду, и заявил, что ему и тут хорошо. После чего уткнулся лицом обратно ей в сиськи и блаженно застонал.

После чего я выслушал от наших стариков нудные морали, что я, мол, порчу молодежь своим дурным примером, и этак скоро все с эльфами трахаться начнут.

А Имлариэль мне выела мозг тем же самым, но что, мол, «ваши подлые негодяи совращают моих воинов».

За эти три дня я устал, как за три года, и был больше всех рад, когда свадьба закончилась, и мы поехали в Край Золотых Холмов с ответным визитом.

То есть, я поехал, Ургл и Маргл, как представители Управы, и – да, да, – Мраах. Ее потащил за собой дурак Ллар, заявив, что это нужно для «укрепления межвидовых связей».

Крики, каждую ночь доносившиеся из их палатки, доказывали, что связи укрепляются как следует.

***

Наш отряд вступил на извилистую тропу вокруг холма. Внизу бешено ревела река – пенные брызги поднимались до первых скальных уступов, радуга дрожала над водопадом.

Эльфы ехали на конях, я и парни шли пешком. Только развратница Мраах взгромоздилась на лошадь, чтобы доказать Ллару свою симпатию. Они ехали рядом, глупо хихикали, и Мраах строила ему глазки при всех, шлюха несчастная.

У меня на душе было паршиво. Словно я все это время спал похмельным сном, а сейчас вдруг проснулся и охуел от навалившейся реальности.

Тоскливо я смотрел на величавые вершины холмов, на ущелье и гудящую далеко внизу реку, на прямые спины эльфов, и – особенно – на грациозно сидящего в седле Ннара.

Моего… мужа. Или как его правильно назвать. Не женой же.

Да как ни назови, суть не меняется – теперь я связан с ним до конца жизни. Теперь прощай воля, я снова не принадлежу себе. Я буду заседать в Управе по полгода, а другие полгода – помирать с тоски во дворце Ннара, пугая собой детей и вызывая кривые усмешки у высокородных эльфов.

Мне стало тошно – я чувствовал, как жалок. Я, славный сын Орлума Полосатого, герой битв и сражений.

Я променял волю на сладкие поцелуи эльфа. Променял себя – на похоть.

У меня на спине и загривке волосы встали дыбом. Только сейчас, отчетливо понимая действительность, я понял, как я ужасно, непоправимо ошибся.

Не для меня этот брак с эльфом. Права Имлариэль, не зря она – Мудрейшая из Светлых. Я никогда не привыкну к жизни во дворце, никогда не смогу стать вежливым, любезным и тихим. А Ннар никогда не сможет привыкнуть к грязным орочьим норам.

Принц эльфов и грубый орк с окровавленным топором – им нечего делать вместе. В одной постели, в общем браке.

Это была слепая страсть, но она не покроет наших различий, не изменит наших натур, не соединит чужеродное, не сведет воедино противоположное.

Я скрипнул клыками от отчаяния. От ужаса осознания своей чудовищной ошибки.

Все было неправильно – свадьба, договор, нежность в глазах Ннара, эти бессмысленные клятвы, эти беспомощные попытки любовью двух не предназначенных друг другу существ помирить два от века враждующих народа.

Соединить Тьму и Свет. Заставить их слиться в любовной истоме.

Имлариэль с самого начала понимала глупость моей идиотской самоубийственной затеи. И сейчас, когда она ехала впереди всей кавалькады, спокойная и прекрасная, я чувствовал то мощное ощущение правоты, что исходило от нее.

Уверен, она тоже понимала все мои мысли. И смеялась про себя им, но то был горький смех – собственная правота никогда не избавляет от боли и страданий.

Я снова взглянул в обрыв, и все сразу встало на свои места. Меня озарило – та самая вспышка света, что окончательно дала понять, насколько я изменился. Свет стал частью меня. И он толкал меня к правильному поступку. Может, единственному в моей жизни.

Я в два прыжка догнал лошадь Ннара, схватил его за бедро и вскинул голову. Ннар удивленно уставился на меня. При ярком свете дня его глаза были прозрачными и голубыми, как небо над нашими головами, высокое осеннее небо, любовно взирающее на холмы внизу.

– Прости меня, – хрипло проскрипел я.

– Что? – переспросил Ннар, наклоняясь.

Я отступил на шаг. Я уже не имел права на его поцелуй. На его самые желанные в мире губы. На его любовь. То, что я собирался сделать, лишило меня всех прав.

– Прости, – повторил я, неотрывно глядя на него.

И сделал шаг назад. Глаза Ннара широко распахнулись, и в них промелькнул испуг.

Я снова шагнул назад. Ннар привстал в седле. Больше он ничего не успел – я сделал еще шаг, и провалился в ледяную пустоту.

Сквозь засвистевший в ушах ветер высоты я услышал истошный вопль отчаяния – это кричал Ннар.

Дальше перед глазами все завертелось, и пьяный восторг свободы разорвал мое сердце.

Комментарий к 22. Свадьба

глава была тяжелой, сорри за опечатки, жду сами понимаете комментов и мнений

========== 23. Зима и весна ==========

Проклятая свинья опять перестала рыться в земле, и замерла, насторожив уши. Грязный пятачок подергивался, окутанный паром от теплого дыхания. Я вжался в сырую листву и перестал дышать. Хотя лучше бы я пахнуть перестал. Но тут вся надежда была на то, что ветер, дувший от свиньи ко мне, не переменится и она меня не учует.

Свинья беспокойно хрюкнула, переступив ногами. Завитушка хвоста нервно метнулась в сторону. Свинье хотелось жрать прошлогодние желуди, и голод победил осторожность. Она снова принялась рыть талый снег рылом, своими здоровенными клыками заодно вспахивая и все еще мерзлую землю.

Весна стояла на пороге и отчаянно стучала в двери, но зима открывать не спешила.

Колени мои, упиравшиеся в кашу из гнилой листвы и талого снега, отчаянно ныли, застыв от холода. Я медленно, осторожно отвел назад руку с копьем, примерился, а потом резко приподнялся, одновременно выбросив его вперед.

Свинья с ревом метнулась прочь, но копье оказалось быстрее. Истошный визг огласил предрассветный лес. Я вскочил, выхватывая нож, и бросился к свинье.

Свинья, надо сказать, была мощной. Такая свинища исполинских размеров, с высоким гребнем, здоровенными клыками и необъятной шеей. Эльфы называют этих зверюг вепрями. Сильные, злобные, опасные твари.

Но я тоже очень хотел жрать – к концу зимы с пищей стало настолько плохо, что я тоже забыл об опасности перед лицом голодной смерти.

Свинья билась на боку в каше из крови, грязи и снега. Из другого бока у нее торчало копье. Свинья тянулась к нему, но толстая короткая шея не давала ей возможности добраться до источника страданий. Она заметила меня, и хриплый визг перешел в полный злобы вой.

Я остановился. Зимовка в этом лесу настолько меня истощила, что я уже не был уверен в своих силах. И в лучшие-то времена схватка с вепрем один на один сулила мало хорошего, и оставляла немного шансов на добычу, а не на распоротое брюхо со свисающими кишками, а сейчас я и вовсе чувствовал, что эта моя охота может стать последней.

Но свинья тоже ослабла от голода, да еще копье явно повредило ей внутри что-то важное. Рискнуть стоило.

При одной мысли о свежем жареном мясе у меня рот наполнился густой слюной, в животе начались рези, а в глазах потемнело.

Я пригнулся и закружил вокруг свиньи. Та наблюдала за мной налитыми кровью глазами. Мы оба знали, что смерть одного для другого значит жизнь. В нашей схватке не было места жалости или сомнению. Мы оба одинаково хотели жить. Но выжить мог лишь тот, кто окажется выносливей, быстрее и злее.

Я улучил момент и прыгнул. Нож глубоко вошел в горло, проходя через толщу сала. Свинья забилась, хлынула кровь. Я шарахнулся в сторону, упав на жопу, нелепо подняв руку с окровавленным ножом.

Свинья сучила ногами, под ней расплывалась лужа крови. Она хрипела, заведя глаза. Я с трудом поднялся. Сердце колотилось в груди. Я выиграл, и я буду жить.

Подождав, когда агония кончится, я подошел к туше и стал глотать медленно вытекающую из раны кровь. Меня охватило блаженство. Я клыками вырвал несколько кусков теплого мяса и не жуя проглотил.

Но надо было заняться делом. Я выпотрошил свинью, освежевал, завернул в кусок шкуры, вместо мешка, всю требуху, а тушу взгромоздил на наспех сплетённую из нескольких молодых деревьев волокушу и потащил домой.

Меня ждал роскошный пир, а также несколько недель сытной жизни. Буду жрать и спать. Я готов был плясать на снегу, но надо было тянуть волокушу.

Провозился я почти до полудня.

Мое обиталище стояло рядом с рекой, в скалах. Между двумя гигантскими валунами, привалившимися к скале, я соорудил из стволов и хвороста хижину. Посредине был устроен очаг из камней, дым из которого уходил в дыру в потолке. Кроме этого, в хижине было только мое ложе из бревнышек и шкур, и стол из большого пня.

Вот здесь я и перезимовал после своего позорного бегства после своей собственной свадьбы с эльфом королевской крови.

Дня или ночи не было, чтобы я не вспоминал его, умирая от стыда и злости на самого себя. Спроси меня, с чего я выкинул весь этот пиздец – не отвечу. А сейчас оставалось только кусать локти да выть с волками на луну.

Что я собственно и делал всю зиму. Даже хорошо, что выжить было так сложно, что за выживанием некогда было особо жрать себе мозг раскаянием.

Больше всего меня доканывал холод. Я убивался таскать дрова – хижина продувалась, и пока я не обтянул все стены изнутри шкурами, я просто подыхал от холода. А шкуры раздобыть в таком количестве было не просто. Да еще они не были как следует выделаны, воняли, скрючивались, и зима для меня была сущим мучением.

Лежа ночью у жаркого очага, я скрипел зубами, завернувшись в одну медвежью и три волчьих шкуры, и все равно мерз. В пещерах-то у нас тепло, сухо и уютно. А тут мне впервые в жизни пришлось зимовать в лесу, наверху.

С жратвой было не лучше. Долгие зимние ночи я тратил на то, чтобы выследить хоть какую-то добычу. Зимой подлые звери как обычно были еще более чуткими и сторожкими, и я просто убивался, чтобы хоть как-то протянуть до весны и не подохнуть с голоду. Я не брезговал даже объедками волчьих стай.

Один раз от голода я дошел до того, что полез отгонять волков от добычи – зарезанного лося. Волков было мало, тощих, страшных, обезумевших от голода. Отступать они не собирались, и мне пришлось выдержать жестокую схватку, добавившую мне шрамов.

Потом неделю я валялся в своей дыре израненный и изорванный, хорошо еще, хоть дровами до этого запасся, да и лось остался за мной.

Разделавшись с кабаном, я сначала сырьем сожрал печень, а затем поджарил себе окорок.

Объевшись до икоты, я выполз на улицу, сел на бревно у порога и прищурился. Солнце уже начало припекать по-весеннему, небо поднялось высоко. Чирикали всякие пичуги.

Одна из них, серенькая малявка, уселась на ветку моего бревна, и пискнула. Я усмехнулся. Эту пичугу я нашел посреди зимы. Валялась у порога. Я ее подобрал и сунул за пазуху. Там она отогрелась, завозилась, начала попискивать.

Я к тому времени на стену лез от одиночества, и поэтому очень обрадовался даже такой ничтожной компании. Принес ей мерзлой рябины, наковырял семян с сухой травы. Пичуга ободрилась, наелась и осталась при мне.

На ночь залетала в дом, грелась. Как мог, я ее подкармливал. Так и пережили зиму вместе. Мне нравилось, как она прыгала по моей хижине, чистила перышки и распевала сладким голоском. Она напоминала мне Ннара. От этого мне становилось больно и радостно сразу.

И вот сейчас я сидел на бревне, а пичуга прыгала передо мной на своих тонких лапках, присвистывая и суетясь.

Я протянул руку и пощекотал ее пальцем под клювом. Птичка пискнула и вспорхнула. Я потянулся за ней, как вдруг она замерла, насторожившись.

Я тоже замер.

Птичка наблюдала за чем-то, что находилось за моей спиной.

Я медленно обернулся.

Между скалами стоял Ннар. И его золотые волосы горели на солнце.

Я сморгнул – Ннар не исчез.

Мое сердце перестало биться, а по телу растеклась горячая волна.

– Бля.

Это все, что я смог из себя выдавить.

Мне даже не секунду показалось, что я умер, и это все мне мерещится в последней агонии.

Ннар молча стоял и смотрел на меня с совершенно бесстрастным лицом.

Я встал на ноги и тоже уставился на него. Поверить не мог, что он – здесь. И понять, как он тут оказался вообще.

Ннар легко двинулся вперед, и через минуту оказался передо мной.

Его голубые глаза были чище и ярче, чем небо над нашими головами. Я впервые понял, насколько он прекрасен.

Насколько прекрасен мой муж. Которого я позорно бросил сразу после нашей свадьбы.

– Это… – выдавил я. – Рад видеть. Хорошо выглядишь.

По лицу Ннара пробежала тень, и я попятился.

– О тебе нельзя сказать того же.

Голос его был пресен и холоден. Как мартовский снег.

– Ннар, я сволочь, – уныло произнес я. – Прости.

– Ты считаешь, «прости» достаточно, чтобы я простил?

– Нет, – ответил я.

Повисло долгое нехорошее молчание.

– Я пришел не за извинениями, – снова услышал я его голос.

– А за чем? – поднял я взгляд. – Убить меня? Можешь мой нож взять. Я даже сопротивляться не буду.

– Я хотел узнать, почему ты это сделал, – Ннар твердо взглянул мне в глаза.

Я выдержал взгляд. Сердце у меня металось, как собачий хвост.

– Не знаю, – ответил я. – Вот честно, не знаю. Вы же, эльфы, чувствуете ложь. Сам видишь, что не вру.

Ннар двинул челюстью, и скрестил руки на груди.

– Даже не знаю, что и сказать и как на это реагировать, – покачал он головой. – Скажи мне просто – как вообще возможно выкинуть такое, и самому не знать, зачем?! Полгода я пытался понять – почему? И не смог. Решил прийти к тебе, чтобы у тебя спросить.

– А как ты меня нашел? – кисло поинтересовался я. – Сюда же не заходит никто. Безлюдье полное, не добраться.

Вместо ответа Ннар молча указал пальцем. Я проследил его жест и увидел свою птичку. Она сидела и смотрела на меня своими крошечными черными глазками.