Текст книги "Не повезло (СИ)"

Автор книги: Velva

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

========== 1. Пленник ==========

Это история о том, как орк влюбился в эльфа.

История довольно глупая, и, разумеется, ничем хорошим не закончившаяся.

Нет в этой истории ни красоты, ни морали, ни чудес, ни сказочного завершения, а началась она поздним осенним вечером, при растущем месяце, когда я сидел в малом общем зале Костровой пещеры и ел кролика, приготовленного кухарем Орхлуком.

Кухарь Орхлук – толстая противная свинья, но чего у него не отнять, так это умения стряпать. Кролик был настолько нежным, вкусным, сочным, с той самой изумительно прожаренной корочкой, какую вожделеешь в своих сладких грезах, и будь я малышом-орком или мелкой хищной зверюшкой, я бы повизгивал и похрюкивал от удовольствия, виляя всем телом и прикрыв глаза.

Но поскольку я – здоровенный орк-самец в самом рассвете сил, то я урчал, хрустел, чмокал и шумно глотал куски плоти с кровью, рвал вкуснейшее мясо и дробил кости клыками, почти кончая от удовольствия.

Потому что я совсем недавно вернулся с охоты, сдал в кухарню тушу кабана, которую доволок с Черных отрогов на своем горбу, и хотел жрать, как девять демонов Бездны сразу.

Когда я добрался до костного мозга, и эта отрада голодающих размазалась у меня по языку, и я зажмурился, весь отдавшись наслаждению и непередаваемому вкусу, то в дверь внезапно ввалились Ургл, Маргл и прочие разведчики.

Гогоча и рыча, вся эта гоп-компания заполонила Костровую пещеру, испортив честному труженику его долгожданный ужин. Пихаясь, толкаясь, и перебивая друг друга, они выпнули вперед какого-то бродягу в сером оборванном плаще.

Упал капюшон, рассыпались светлые длинные волосы, ярко сверкнули глаза.

Эльф.

Не будь я сын своего отца, горный орк с Сумеречного хребта!

Я медленно облизал лоснящиеся от жира пальцы, по очереди, степенно, давая понять, что не шибко доволен тем, что мне помешали в таком важном занятии. Затем демонстративно откинулся на скамье, сурово свел брови, приподнял верхнюю губу и неторопливо облизнулся.

Гвалт затих, и мои родичи (а орки все в том или ином родстве между собой) заткнулись.

Я обвел их тяжелым давящим взглядом. Действовал этот прием обычно на всех, особо слабонервные даже пачкали штаны.

Ургл сглотнул и пихнул эльфа в спину, так, что тот пошатнулся и оказался прямо напротив меня. Нас разделял только широкий стол. И недоеденный кролик.

– Вот, поймали у Гнилой заводи, – хрюкнул Ургл, щерясь и прижимая уши.

Был бы у него хвост – завилял бы. Трус паршивый. Так и лезет выслужиться, хотя сам от каждой улитки шарахается.

Эльф гордо выпрямился и сделал такое лицо, как будто ему кто в тарелку нагадил.

Я застонал про себя. Не-е-ет, Черные твари Подгорных Глубин, ну почему он попался нашим именно здесь? В моем районе?

Сумрачный хребет, особенно ближе к Черным отрогам, далеко от лесов, полей и других излюбленных эльфийских мест. Между нашими горами и Еловыми урочищами, переходящими постепенно в Янтарный Бор, лежат Хмурые холмы – покрытые вереском, унылые, полные теней и шепотов. За ними – Серые пустоши. Какого демона этот придурок тут потерял?

Ясное дело – разведчик.

А это очень, очень плохо. Во-первых, ужин испорчен. Во-вторых, надо что-то делать. А лень и неохота. Потому что, если что, то кто огребет за всех и сразу? Правильно, Орлум Серошкур. То есть – я.

А в том, что все теперь пойдет через жопу, я уже и не сомневался.

От злости я тоже прижал уши.

Эльф стоял и смотрел на меня, как на дерьмо недельной давности. И чего про них говорят, что они охренеть какие распрекрасные?

Ничего красивого.

Ни тебе клыков, ни когтей, ни силы, ни мощи. Так – рыба недообглоданная. Зато морда, знаете, наглая такая.

Вот в этом – все эльфы. За это их и не любят – гонора, что в твоем барсуке.

Если кто не в курсе, то барсук – самая упрямая, тупая и зловредная из всех ночных тварей. Договориться с ним нет никакой возможности, разумных слов он слушать тоже не желает – сразу кидается и кусает, за что придется. Получит после этого поджопник, и потом сам же еще неделю будет бухтеть из норы, что его обобрали, обидели и попрали в правах.

Эльфы примерно такие же. Все, что не по их – хушь сжечь. Допустим, не буду спорить – орки тоже те еще скоты. Ну и что с того? Живем себе в своих горах и пещерах, ни к кому не лезем, и к нам тоже лезть не просим. Мало ли, кому кто не нравится.

Мне вот, например, эльфы не нравятся. Или там гномы. Или люди. Особенно на вкус. А некоторые недолюбливают тех же сов, летучих мышей или жаб. Потому что, видите ли, те шастают по ночам и пугают дневных тварей своими повадками.

Жабам еще хуже орков пришлось – тех вообще непонятно за что преследуют.

Я же вот лично считаю, что всякая тварь имеет право быть собой и жить так, как ей природой положено, а если разным там светлым высокородным господам это поперек души, то не пошли бы они нахуй.

Но измышлениями дела не продвинешь, и надо было действовать, поскольку я сотник нашей шестьдесят шестой сотни и вроде как за старшего по нашему району.

– Так, так, так, – с расстановкой произнес я, глядя на эльфа в упор. – Интересные дела. Нельзя ли осведомиться, что благородный господин эльф забыл у Гнилой заводи? Насколько я в курсе, асфодели там не растут, звезды туда не падают, и прекрасные единороги по берегам там не гадят. Какими, как говорится, судьбами вас занесло в нашу пердь?

Эльф вздернул подбородок и упрямо закусил губу. Вступать в цивилизованный диалог двух разумных существ он явно не собирался.

Я смотрел на него и думал, что моя относительно спокойная жизнь кончилась, и впереди меня ждет одна сплошная жопа под завязку набитая дерьмом.

– Ну, ладно, задам более простой и насущный вопрос, – пожал я плечами. – Ты кто?

Эльф молчал.

– Имя свое можешь не называть, – заявил я. – Знаем мы эти ваши суеверия, мол, имя посторонним открывать не след, а то наколдуют – либо сглазят, либо любовный приворот наведут.

Парни захихикали. Смешно им, мудакам. Мне бы на их месте тоже, может, было бы смешно, но я, к сожалению, был на своем.

– Но я тебя спрашиваю не об имени, а о достоинстве – ты самец или самка? – пояснил я.

Эльф почему-то пошел розовыми пятнами, вскинулся, как от злости, и опять – ни гу-гу. Трудно, что ли, на простой вопрос ответить.

Вся эта хрень меня начала порядком злить (кролик-то совсем остыл), и я ухмыльнулся, отчего эльф чутка побледнел. И я его понимаю – я сам иногда бледнею, когда себе в зеркало ухмыляюсь.

– Раз наш любезный гость предпочитает игнорировать мои вопросы, то разберемся сами, – оскалился я в ухмылке. – А ну-ка, парни, стяните с него портки, и посмотрим, кто он.

Эльф забился, парни заржали, и началась куча-мала.

Нет, ну, а чего?

Кто их, эльфов, разберет. Вот у орков сразу ясно – у самок сиськи на три шага вперед них движутся. Опять же, запах. Грация.

А эльфы все одинаковые – груди не видно, волосы длинные, мягкие. Пахнут на один манер: травой какой-то. Не то укропом, не то медуницей. Я особо не внюхивался. Все быстрые, гибкие, тонкие. Поди пойми, кого из них для удовольствия использовать можно.

Тем временем парни заломали разведчика на пол, стянули с него портки и подняли обратно на ноги. Оказалось – самец.

– Пустите, – махнул я рукой.

Эльфа бросили, и он кинулся подтягивать штаны. Лицо его интересным образом поменяло цвет с белого на розовый, губы затряслись, и он выкрикнул несколько слов по-своему.

Насколько я мог уразуметь эльфийский – нехорошо ругался и сулил нам жуткие кары.

Подумаешь. Недотрога какая. Было бы из-за чего. Можно подумать, я там чего не видел.

Такой же, как у орков. Ну, может, поменьше. Хотя в нерабочем состоянии на глазок не определишь. У нас, у орков, вообще в порядке вещей меряться достоинством. Ну интересно же – у кого больше?

У меня вот очень даже. Многие завидуют.

– Ты, кстати, зря разоряешься, – попенял я эльфу. – Будь ты самкой, мы бы тебя… Использовали бы. По прямому назначению. И кому бы тогда хуже вышло? Опозорился бы на всю оставшуюся жизнь.

Эльф молчал, держался трясущимися руками за штаны. Нет, решительно не понимаю, почему их все так восславляют за красоту. Смотреть не на что.

– Идем дальше, – я покосился на недообглоданного кролика. Точно – остыл совсем. – Вопрос задам простой – что ты делал в наших землях?

Вместо ответа – злобные взгляды и сопение. Понятно, другого я и не ждал.

– Ну, парни, поскольку пленник молчит, хочу услышать ваши соображения, – вздохнул я.

Тут-то началось.

«Разведчик! Враг! Убийца!»

Придурок Маргл вообще придумал, что эльф заявился к нам похитить наших самок с гнусными целями. Я б засмеялся, если не надо было держать суровое табло.

Наших-то самок только эльфам и воровать. От них я сам иной раз бы съебался быстрее западного ветра, потеряв штаны и когти. Особенно от какой-нибудь Ршлаах Полбочки. Не к рассвету будь помянута.

Но в целом они озвучили ровно то, что я и сам думал – эльф явился сюда что-то вынюхивать. В наше неспокойное время такое могло обернуться плохо. Поэтому его надо было допросить и сдать, куда следует.

Мне стало тоскливо. Что бы там не выдумывали про нас эльфы и прочие высококультурные создания света, допросы мы не очень любим. Растерзать по-быстрому – всегда пожалуйста. А допрос – это ж надо работать, да еще и думать.

Ни того, ни другого не любит никто из орков. Орки любят жрать мясо, пить жгучую воду и трахать самок. Радости без затей, но тем и хороши.

– Раз разведчик молчит, надо его пытать, – скучным голосом сказал я. – Ни у кого идей насчет пыток нету?

Парни начали переглядываться. Никто не решался вылезти с идеями, чтобы самому их потом не исполнять. Наконец Маргл снова раскрыл рот:

– Давайте вырвем ему язык!

Блестящая идея. И, главное, остальные подхватили. Послал же Мрак родственничков.

– Ты, поди, снова головой об камень ебанулся, – ответил я Марглу, и для наглядности постучал себе когтями по черепу.

– Чего? – обиделся Маргл.

Нежные все какие. Слова не скажи. Еще матери нажалуется, а она мне – двоюродная тетка. Придет ругаться – всю печень вытянет.

– А того, – передразнил я. – Если мы ему вырвем язык, то как он нам все расскажет?

Повисло напряженное молчание. Думали. Осознали. Надулись. Хуже малышей-орков, прах меня разбери.

– Тогда, может, кожу живьем снимем? – кисло предложил Нграх.

Я смотрел на эльфа, потирая подбородок. Идея со свежеванием наживую была неплоха. Но по глазам разведчика я видел, что мы можем ночь провозиться, потратить время и силы, а прийти к одному-единственному логическому результату. Потому что по наглой, позеленевшей от мрачной перспективы, морде эльфа я видел – хоть мы его наизнанку выверни, ничего не добьемся. А вдруг он околеет, а из Крепости придет приказ – доставить живым и невредимым на допрос, а? Кто будет отвечать? Понятно, кто.

– Нет, – вздохнул я. – Не поможет. Волоките его, короче, в застенок. А я должен пойти и сделать это. Написать донесение.

На меня устремились сочувственные взгляды. Эльфа снова заломали и поволокли прочь. Уходя, Маргл и Ургл похлопали меня по плечу на правах ближайших родственников.

Действительно, не каждый день выпадает такая тяжелая принудиловка. Лучше бы меня самого пытали, чем вот это вот все.

Начать с того, что орки все писать не особо. Там надо водить этой штукой по выделанной коже, чертить буквы, а краска растекается, буквы не выходят, все бесит. А потом еще и пизды прилетит – плохо, мол, написал, не по уставу и все такое.

Грустно.

Но деваться некуда. Не то чтобы у нас сейчас шла прям вот активная война, но и мира особого тоже не было. Хрен вообще поймешь, когда у нас и с кем война, а когда мир.

Постоянно кто-то с кем-то сражается. Воинства Света бегают туда-сюда, трясут знаменами своими, наши в барабаны лупят, гром, шум, волнения, молнии сверкают, никакой спокойной жизни бедному простому орку.

Писать вот даже научиться пришлось.

Короче, пошел я к себе в нору, сел на пол, расстелил перед собой кожу молодой телки, достал перо от орла (сам лично у этой падлы крылатой из зада вырвал, за что он меня за ухо тяпнул), отвинтил крышку от пузырька с краской (под роспись принимал) и начал писать.

Минут пятнадцать я убил на три первых слова, зато вышло почти без помарок и на загляденье.

«Ухфажжамый Трумшн Тюмнейший Брхрад!».

Три раза перечитал, сам собой гордиться начал. Ловко! Не каждому, знаете ли, дано грамотой владеть. Точно не Марглам всяким там.

Но так я сильно притомился от этого паскудного занятия, что снова захотел жрать. Пошел обратно в Костровую пещеру – а недоеденного кролика уже кто-то спереть успел. Вот народ.

Пошел в кухарню – а там уже на засов закрыто. Суки.

Не ночь, а жопа барсучья. Уже рассвет наступает, а я все бегаю, как лось по болоту.

Так и пришлось лечь спать голодным. И донесение отложить. Не на пустой же желудок такое ответственное дело доделывать.

========== 2. Безглазый Ужас ==========

Из-за всех этих хлопот и трудов я, как дряхлый тролль, проспал до первых звезд, хотя собирался встать пораньше – на закате.

Чухнулся, вскинулся – а уже и завтрак закончился. И все вкусное сожрали, включая кабана, которого я самолично вчера с охоты приволок. Мне достались только хвост и мошонка.

Суки. Особенно кухарь Орхлук.

Жуя на ходу, я поймал за шкирку Ургла и спросил про пленного эльфа. Ургл доложил: сидит связанный в застенке, обыскан, обобран, под охраной Рлуха и Фрарха.

– Никого получше поставить нельзя было? – проворчал я.

– Остальные были очень заняты своими основными обязанностями, – не сморгнув, ляпнул Ургл.

Ага, заняты – кабаном моим. Суки.

Махнув рукой, я отправился обратно в нору – дописывать донесение.

С голодухи на меня накатило вдохновение, и я наваял все за неполных три часа. И почти без помарок! Осталось последнее – приложить опись имущества пленника, запечатать и отправить в Крепость. Тысячнику Баршлагу.

Чтоб ему в огненной пропасти сгореть, мудаку старому.

Когда я пришел к застенку, эти два олуха Рлух и Фрарх сидели у разведенного прямо в караулке костерка и жарили себе шашлычок из крыс.

Суки.

Я рявкнул так, что с потолка рухнул сталактит – прямо по темечку Фрарху. Тот взвыл и упал на жопу, а Рлух засуетился и уронил еду в костер.

– Это что такое?! – ревел я. – Вы на посту или в кухарне? Вас зачем сюда поставили? Р-разорву!

Орал я, правда, недолго, потому что все равно бесполезно. И крысы бы сгорели. Короче, я пинками выгнал их ко всем демонам из караулки, приказав прислать мне Ургла и Маргла. А то им слишком хорошо живется, пока я страдаю.

А сам уселся у потухшего костерка и подкрепился жарким. Не пропадать же пище.

Ургл и Маргл примчались, выпучив глаза, и встали по стойке смирно. Я нудным голосом прочитал им лекцию о недопустимости разведения костров в караулке, застенке и пыточной, за исключением допросов, и сообщил, что провинившиеся Рлух и Фрарх пойдут караулить Наружные ворота до новой молодой луны, а охранять застенок придется им.

Затем я потребовал у них все найденные при обыске пленника вещи.

Их оказалось негусто:

1. Меч эльфийский, из посеребренной стали, прямой, полуторный

2. Серый плащ-«невидимка»

3. Брошь с бриллиантом в виде цветка

4. Фляга с молодым ежевичным вином

5. Заколка для волос, посыпанная алмазной пылью, в виде цветка

6. Веревка в 80 локтей длиной

7.?

Под пунктом 7 значилась неведомая мне по своему назначению херня из нефрита. Размером примерно с мой член в рабочем состоянии. Гладкая, без узоров и насечек. В виде цилиндра с округлыми навершиями. На тыльных сторонах наверший поблескивало по эльфийской руне S.

Я почесал когтями в затылке.

– Че это? – сунул я Марглу и Урглу херню под нос.

– Неизвестная зеленая херня! – хором грянули те.

Спасибо. А то я без них не знал.

– Это мне, по-вашему, так и в донесении написать? – мрачно спросил я.

Маргл хихикнул, сверкая мелкими рыбьми зубками, Ургл еще пуще вытаращился.

Идиоты.

– В донесении мне надо написать конкретно и понятно – что это такое, – разозлился я.

– Надо у эльфа спросить, – догадался Ургл.

Все-таки, не зря мне родственник. Соображает, хоть и через раз.

Я сдвинул тяжеленный засов на решетке застенка, и вошел внутрь. Эльф лежал на полу, обняв себя руками за плечи и закрыв глаза. Но дышал.

– Эй ты, – легонько пнул я его под ребра. – Это че такое?

Эльф открыл глаза – и ух-х! – как меня обдало ненавистью.

Все привыкли читать в сказаниях, что Тьма – жестока. Скажу вам, что по жестокости Тьме за Светом не угнаться. Тьма мягкая, прощающая, а Свет – безжалостен. Кто хоть раз обжег глаза ослепительным сиянием солнца на горных снежных вершинах, иллюзий насчет всяких благородных господ не питает.

Холод, надменность и несгибаемость.

– Повторяю свой вопрос, – собрав все доставшееся мне по наследству охотничье терпение, сказал я. – Что это такое? Как называется, и каким образом используют?

Эльф закрыл глаза и отвернулся.

– Ну вообще, я могу откусить тебе, например, ухо, – задумчиво протянул я. – Или выломать ребро. Как тебе такая идея?

Эльф в секунду оказался на ногах и разразился длинной тирадой на своем. Насколько я понял – сообщал мне о том, как я умру. С подробностями.

– Тебя не учили, что говорить на непонятном языке в гостях не вежливо?

– поинтересовался я.

– Я не в гостях, а в плену! – сквозь зубы ответил он на сверхнаречии.

И на том спасибо, владеет все-таки.

– Заметь, ты сам к нам пришел, – напомнил я. – А не мы к тебе. Короче, либо ты говоришь мне, что это такое, либо я буду тебя жечь, рвать когтями, бить по почкам или вообще отдам в жертву Безглазому Ужасу.

Безглазым Ужасом называлась старая слепая тварь, живущая в Нижнем озере. Та самая, которая сожрала мою жену.

Хоть от кого-то есть польза в этих пещерах.

Эльф не ответил.

Я вздохнул, шагнул к нему, скрутил и притянул к себе. Заглянул в самые глаза – прозрачные, как вода в горных ручьях, и рявкнул, оскалив все клыки:

– Отвечай!

Эльф смотрел на меня снизу вверх и молчал. Я сдавил его так, что у него, небось, в глазах потемнело, и услышал скрип ребер.

Из носа у него медленно скатилась капля крови – ароматной, сладкой, яркой.

Но он молчал.

Я отшвырнул его в угол и в бешенстве грохнул кулаком в стену, сбив костяшки. Ну не мастер я пыточных дел! Заеду как следует – копыта откинет. А убивать этого паскудника было ни в коем случае нельзя.

С унылой рожей я вышел из застенка и велел созвать лучшую десятку парней из моей сотни на совет. Тех, что потолковей.

Усевшись в Большом зале вокруг костровища, мы стали совещаться. На повестке было два вопроса: что это за зеленая херня и кто понесет донесение в Крепость?

Со вторым проблем не было – я сразу мстительно поручил эту высокую миссию Марглу. Тот попытался юлить, но я показал ему кулак и он согласился с верностью моего выбора.

А вот с первым мы застряли. Зеленая херня переходила из рук в руки, ее обнюхивали, облизывали, щупали, пробовали на зуб, но путных идей ни у кого не возникло.

– А может, это такая штука для развлечения эльфийских самок? – хрюкнул Огрм.

Огрм вообще хороший парень, на него всегда можно положиться в драке, да и на охоте он незаменим как следопыт и как лучник, но на советах от него толку мало. Обычно скажет, как в лужу пернет.

– В смысле? – не понял я сперва.

– Ну, вместо хуя, – пояснил Огрм. – Используют для наслаждения, или как там у эльфов еблю называют. Те, кому самцов не хватило.

– Ты жгучей воды, что ли, нахлебался? – я аж поперхнулся. – Он-то тогда это зачем с собой таскает?

– Ну, может, в подарок кому нес, теще например, – смутился Огрм.

Я внимательно посмотрел на херню. Даже при всей моей чересчур развитой для орка фантазии, представить ее вместо хуя я не мог.

– Хорош бред нести, – рявкнул я. – Другие идеи?

Остальные вообще не думали. В принципе. Только преданно на меня смотрели.

Так и пришлось написать в донесении: «Зеленая нефритовая херня непонятного назначения». Херню я приложил к имуществу пленника, которое также следовало отправить вместе с донесением. Только вино из фляжки какая-то падла уже выхлебать успела.

Суки.

Завершив все эти муторные дела, я как следует навешал Марглу люлей – для порядка, вручил ему кожу с донесением и мешок с пожитками пленника, за ухо проволок его по Главному коридору к Наружным воротам и пинком отправил во благостную тьму из пещер.

– Попутного ветра в твою горбатую спину, – пожелал я ему на прощание.

А сам отправился в гору – может, попадется кто из живности. Я просто когда нервничаю, все время жрать хочу.

Хоть где-то мне повезло: недалеко от пещер мне прямо под ноги попался жирный енот. Я прыгнул на него, прижал к земле и свернул шею.

Вернулся домой, освежевал и пожарил на очаге у себя в норе. Хоть поел наконец как следует.

Конечно, енота следовало сдать в кухарню, но я решил, что раз я столько времени убил на дела Крепости – допрос и донесение, то имею право воспользоваться енотом в личных целях.

Поев, я подошел к гладко отполированной стене пещеры, чтобы полюбоваться на свое отражение. Все-таки я себе нравился. Высокий для орка – почти с тролля ростом. Ну, с молодого тролля, конечно, не с матерого. Те же вообще верзилы, на голову-две выше самых рослых орков, а некоторые еще здоровее.

Зато орки гибче и лучше сложены. Главное – не сутулиться. У меня и тут все было неплохо – стать, разворот плеч.

А все потому, что мой папаша был отличным охотником и мамаша в детстве как следует нас кормила качественным мясом. Что я, что братья вымахали ничего так. Я был самым высоким, не считая девятого брата.

Он, кстати, погиб вместе с папашей – в ловушку угодил. Ну, знаете, как это бывает. Бежите вы себе с охоты в серых рассветных сумерках, довольные, с добычей, мечтаете уже только о жратве и к самке своей под бочок, как вдруг – вжи-и-их!

И со всех сторон эльфийские стрелы. Засада. И жгучая боль в кишках или где придется, и – привет.

А эльфы потом поют песни, славя свою блестящую победу. Ну хрен ли – «повергли в прах созданья Мрака», или как там у них.

Орки ж. Убивай – не жалко.

От этих мыслей я помрачнел, и срочно оскалился сам себе, чтобы поправить настроение.

Не зря я самкам нравлюсь: смуглый, но не совсем темный, радужка глаз ярко-оранжевая, зрачки, как у всех ночных животных, большие. Нос плоский, ноздри широкие, клыки острые, желтоватые, как у всех хищников. Виски – наголо бритые, а на макушке черные жесткие волосы стянуты в тугой хвост, почти до задницы.

Я извернулся и напряг мышцы груди, плеч и рук. Они обозначились под шкурой четкими буграми, а татуировки пришли в движение. Татуировки у нас, конечно, схематичные, не как у гномов замороченные. У нас все проще – палочки, кружочки. Вот бежит кабан или олень, а вот за ним – мы с копьями. Или вот орк с топором с врагами бьется. Когда мышцы напрягаются, то кажется, что фигурки оживают и шевелятся.

Я ухмыльнулся, подмигнул себе и поправил ожерелье из клыков пещерного льва. Мы, орки, вообще любим украшения. Я вот ношу – ожерелье из клыков, это раз. Потому что воин и охотник. Золотую цепь на шее – два. Кольца толщиной в палец. Потому что удачливый воин. Браслеты – два. По три на каждой руке. Один – тоже золотой, у гнома как-то отобрал. Остальные – плетеные из кожи, веревок и волос. Жена в свое время сплела.

Золото – это вещь, так я скажу. Красиво потому что – блестит и переливается. Серебро – отстой, тусклое слишком. Драгоценные камни тоже не очень нам нравятся – гранить надо, и свет им нужен, чтобы играл на них.

А золото само по себе прекрасно.

Одежду мы не очень любим, у нас шкура плотная, хоть и без меха. Вся одежда – безрукавка из шкур, поясом стянутая, штаны из выделанной некрашеной кожи и мокасины до колен с мягкой подошвой, чтобы подкрадываться бесшумно.

Если холодно или надо при параде быть, то сверху набрасываем шкуры всяких зверей. Я вот ношу шкуру своего первого убитого большого зверя – серого горного медведя. В одиночку добыл – копьем. Мне ее красиво выделали, так, что вместо капюшона оказалась шкура с головы, прямо с ушами, дырками от глаз и клыками.

Поэтому мне и дали второе, личное имя, Серошкур. У нас, у орков, всегда два имени – родовое, первое, а второе – личное.

Орлум – так у нас в роду всех старших самцов звали, отсюда и мое первое имя. Мой папаша тоже Орлумом был, но только Орлумом Полосатым. Потому что он шкуру камышового кота носил.

Но главное, конечно, наше украшение – шрамы. У меня их полно – на груди, на боках, на спине, на роже тоже достаточно. От лезвий, стрел, клыков и когтей. Самый грубый и большой рубец – от эльфийского клинка, поперек груди идет. Эльфийская сталь такая, что от нее все очень болит и плохо заживает. Я тогда почти месяц провалялся, думал уже – отойду в сумрак. Но оклемался кое-как.

Вообще, от эльфов одни только неприятности.

Словно в подтверждение моих мыслей послышались торопливые шаги, и в нору просунулся Огрм.

– Это, – буркнул он, уставившись в пол. – Там с пленником не то.

– Чего – не то? – забеспокоился я.

– Да выглядит так, как будто скоро околеет, – объяснил Огрм.

Я выругался как следует и ломанулся из пещеры. Летел, не разбирая дороги,

снося всех по пути, и едва вписываясь в повороты. Донесение-то уже ушло! А пока обратного ответа нет, пленник должен быть жив-здоров.

Я распахнул решетку застенка и увидел – эльф опять лежал на полу. Выглядел он и вправду неважно: мелко трясся и норовил сжаться в комочек.

– Эй ты, – испугался я. – Ты чего это?

Эльф поднял голову и сказал на всенаречии:

– Мне плохо.

– Почему?

– Тут душно и сыро, мне не хватает воздуха.

Я поскреб когтями затылок. Действительно, застенок – не самое приятное место. Низко, темно, сырость, с потолка капает, духота и вонь. Сколько тут пленников-то околело…

Я стоял и мысленно прикидывал в уме: Маргл добежит до первого поста завтра к рассвету. Это – ночь. От первого поста до Крепости – четыре ночных перехода, если гонец быстро будет бежать. А не как обычно. Пока донесут, пока там донесение мое до Баршлага дойдет, через всю эту их ебическую систему, пока он его прочесть соизволит… Ему-то чего, он – начальство, ему торопиться некуда.

Короче, к тому времени эльф успеет три раза околеть. А отвечать кому? Правильно, мне. А чем отвечать? Головой.

А голова мне вообще-то нужна. Хотя бы потому, что я в нее ем.

Выйдя из застенка, я обернулся к Огрму, Рралху и Урглу и сказал:

– Так. Если оставить его тут – точно околеет. Значит, надо его переселить в лучшие условия.

– Это куда же? – сразу высунулся Ургл.

Сука.

– К кому-то в нору, – сурово нахмурился я. – К кому-то ответственному, кто сможет за ним присмотреть.

И тут началось! У всех резко нашлись причины для отмазки.

«Да у меня жена недавно только выводок принесла, ко мне некуда», «А ко мне теща приехала, сам у порога сплю», «Ну у меня-то недавно только потолок обвалился, я еще ремонт не доделал», и все прочее.

Тут до меня внезапно дошло.

– Постойте, – прижал я уши. – Вы что, хотите сказать, чтобы я его к себе взял?!

И вы думаете, хоть одна свинья сделала вид, хотя бы для приличия, что хочет возразить? Хер.

– Ну ты же один живешь!

– Так у тебя нора все равно последняя в проходе, тебе и сторожить его будет проще!

– Орлум, ну ты же сотник, кому, как не тебе такое дело-то доверить!

Я негромко зарычал, и они все заткнулись, прижав уши. Но по их подлым рылам я видел, что деваться некуда – придется брать пленника к себе в нору.

Суки.

– Нет, если сотник самолично должен пленника охранять, на хера вы-то все тогда нужны? – разозлился я.

– Чтобы помогать сотнику! – гаркнул Ургл.

Это я ему запомню. Причем надолго.

– Пошли все вон! – заорал я.

Дважды повторять не пришлось – всех как ветром сдуло.

А я вернулся в застенок и пнул эльфа под ребра.

– Вставай, – мрачно сказал я ему. – Пойдешь со мной.

Эльф, хоть и со связанными руками, поднялся легко и изящно. Стоял и смотрел на меня, с таким, знаете, подчеркнутым омерзением. С каким я сам на всех светлых господ смотрю.

– Вперед, – указал я рукой на выход.

Эльф пошел впереди, я – следом. Шел и иной раз придавал ему ускорения толчком в спину. Мы продефилировали по главному коридору на глазах у всех любопытных – а их собралась толпа со всех проходов, тупиков, углов и залов. И все они глазели, раскрыв рот и вслух делясь впечатлениями. Не только насчет эльфа, но и насчет меня.

Я старательно игнорировал все, что слышал, и шел с мордой кирпичом, как и положено начальнику и самцу, уверенному в своих действиях.

С нашими-то только слабину покажи – заживо сожрут и косточки выплюнут.

Пройдя до конца главного коридора, мы свернули в боковой ход, где была моя нора. Отличная нора, всем на зависть.

В свое время я выбрал ее за уединенность – не хотелось бы на виду у начальства, зато до кухарни отсюда рукой подать.

– Стой, – сказал я, и эльф остановился.

Я обошел его, распахнул дверь в нору и мотнул головой.

– Заходи.

Эльф вошел внутрь, слегка пригнувшись. Ростом он был всего на полголовы пониже меня. А я себе на этом пороге кучу шишек насажал.

Войдя, эльф остановился и обвел мое жилище взглядом. Взгляд остановился на толстой облезлой крысе, которая нахально трусила через всю нору. Я разозлился и пнул ее, но промахнулся. А эта тварь так нагло покосилась на меня, и даже ходу не прибавила. Не торопилась никуда.

Настроение у меня совсем упало, тем более, когда сейчас я вдруг словно увидел свою нору глазами постороннего, и как прозрел на весь тот холостяцкий срач, что здесь творился.

Орки вообще не особо к порядку приучены. У нас и в проходах всякая дрянь и мусор грудами копятся, и в норах дерьма хватает.

У меня вот на полу и по углам валялись какие-то обглоданные старые кости, рванье всякое, черепа животных, сломанные стрелы, обломанные нож и хрен знает еще что.

– К-хм, – прочистил я горло. – Сральня, конечно, та еще, но как бы у меня жену недавно сожрал Безглазый Ужас, прибираться некому, так что потерпишь. В конце концов, от грязи еще никто не умирал.

– Это что – твой дом? – поразился эльф.

– Ну типа да, – буркнул я. – Посидишь тут пока.

Я сходил в кладовку, где, как у всякого запасливого орка, удачливого на охоте, у меня хранились шкуры. Взял шкуру черного медведя, шкуру рыси и, подумав, свою лучшую – снежного барса. Она была вся такая пушистая, белая с темными пятнами, на ощупь – как пух. Только эльфам на такой и спать.

Выволок все это дело в нору и расстелил на полу возле очага, рядом со своим спальным местом.

Сам я спал на шкуре серого медведя, а укрывался лосиной. Грубо, но мне-то пофигу, один же сплю. Некому капризничать. Жена например, любила спать под волчьим мехом – чтобы потеплей и помягче.

Но, как я уже рассказывал, жену сожрал Безглазый Ужас. Хотя эта дура сама виновата.

Безглазый Ужас живет в Нижнем озере, а она повадилась туда таскаться в одиночку – мусор выбрасывать. Потому что ей было лень тащиться в другой конец главного коридора, на свалку.