Текст книги "Солянка, космос, фаерболлт (СИ)"

Автор книги: Утяшный Волчара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

— Что? — поворачивается ко мне. Его глаза красные и опухшие.

— Пап, скажите мне уже хоть что-нибудь.

— Твой парень звонил несколько раз. Сказал, что освободился и теперь может приехать тебя навестить.

За этот месяц я разговаривала с Райаном два раза. Он сейчас снимается в новом блокбастере, и у него совершенно нет времени. Жаловался, что папарацци теперь следят за ним в два раза больше обычного и задают вопросы про мое состояние. Был недоволен этим. Странно, ведь он так любит популярность.

— Когда он приедет?

— Я так понимаю, что уже едет. Звонил из аэропорта.

— Пап, скажи честно. Я смогу ходить?

Отец медлит несколько секунд, а я замечаю, что его глаза снова наливаются слезами.

— Мы не знаем. Никто не знает. Но мы будем тебя лечить.

Горло сдавливает ком. За этот месяц мне сделали две операции на спину, а я как не чувствовала ног, так до сих пор и не чувствую. Но, может, это итальянская медицина не помогает? В Германии или в США должно быть лучше.

Райан приходит ко мне на следующий день.

— Привет, — садится на стул у моей койки.

— Привет, — шепчу ему.

В глубине души я на него обижена. Он не примчался ко мне сразу, как со мной случилось несчастье. И за месяц позвонил только два раза. Да, в последнее время мы часто ссорились, но ведь мы все равно вместе.

Райан переводит взгляд на инвалидное кресло, что стоит в углу палаты.

— Я не могу ходить, — говорю ему.

— Я знаю. Все только об этом и пишут.

Хмыкаю.

— Что еще пишут?

— Гадают, навсегда ли ты останешься инвалидом.

Слово «инвалид» режет мне слух. Ведь инвалид — это… это навсегда. А я ведь просто пока не могу ходить. Но ведь обязательно смогу.

— Опрашивают каких-то врачей, возможно ли в твоем случае исцеление, — продолжает. — Прикинь, они даже достали твою историю болезни. Видимо, кто-то в этой клинике слил им информацию за деньги.

— Почему ты не приехал ко мне раньше? — задаю наболевший вопрос. — Я месяц тут, Райан. Ты только два раза позвонил.

— Я был на съемках, ты же знаешь.

— Да какие к черту съемки, когда со мной такое!? — перехожу на крик. — Где ты был весь месяц, мать твою?

— Вот я приехал, когда освободился, — тоже повышает голос.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться и унять слезы. Я устала плакать.

— Что врачи говорят? Это надолго с тобой? — переводит тему.

— Тебе лучше знать, из нас двоих ты любишь читать таблоиды. Как там, кстати, твоя популярность? Выросла благодаря моему несчастному случаю?

Я вижу, как Райан напряжен и зол. Даже не взял меня за руку, даже не поцеловал.

— Послушай… — начинает после затянувшейся паузы. — Между нами давно все не так… В последнее время мы часто ссоримся. И это все, — он обводит палату руками. — Неизвестно, на сколько теперь с тобой. А у меня сейчас много новых проектов, я не смогу уделять тебе достаточно времени...

— Что? — перебиваю его. — Ты бросаешь меня?

Парень несколько секунд мешкает, будто пытается набраться смелости. Капитан Америка не такой уж и храбрый, это я уже давно поняла.

— Я думаю, что нам лучше расстаться, да, — наконец-то произносит.

Между нами снова воцаряется оглушающая тишина, прерываемая только пиканьем аппаратов. В висках пульсируют его последние слова.

— Уходи, — глухо говорю.

— Натали…

— Уходи, — повторяю громче. — Уходи, Райан.

Он шумно выдыхает, несколько секунд просто смотрит на меня, а затем встает и действительно уходит.

Мое сердце не разрывается от боли, горло не сдавливают слезы. Просто я теперь думаю, а кто еще от меня уйдет. Райан первый, но не последний.

Через три дня после Джексона ко мне приезжает Леруа. В отличие от моего бывшего парня он звонил мне регулярно.

— Как твои дела? — садится у койки.

— А ты как думаешь?

Взгляд Антуана тоже перемещается к инвалидному креслу в углу палаты.

— Мне очень жаль, что с тобой это случилось.

— Мне тоже.

Вздыхает. Эти томные вздохи и выдохи гостей у моей койки нервируют уже не меньше пикающих аппаратов, к которым я по-прежнему подключена.

— Я пришел серьезно с тобой поговорить.

— Я слушаю.

— Мне очень жаль, что с тобой случилось такое несчастье, — повторяет. — Тебя ждало очень большое будущее, Натали. Но в один миг все оборвалось, — замолкает.

Я смотрю ровно на белую стену перед собой, ожидая, что же он скажет дальше. Хотя я уже и так знаю. Условия моего контракта с Леруа пересматривались несколько раз и всегда — только в мою сторону. Но один пункт от первоначальной версии документа, выгодной Антуану, все-таки остался.

Пункт о том, что он может разорвать со мной контракт в одностороннем порядке, если из-за состояния своего здоровья я не смогу исполнять функции модели.

— Я вылечусь, Антуан, — обещаю. — Я встану на ноги.

По щекам уже побежали слезы, потому что я понимаю, что в эту самую секунду я теряю дело всей своей жизни. Я теряю то единственное, что умею. Я теряю свое призвание, я теряю себя.

— Я говорил с врачами, Натали. Ты не сможешь ходить.

Я не выдерживаю и громко всхлипываю, уткнувшись лицом в ладони. Леруа сейчас озвучил то, что боялись говорить вслух родители и медсестры, но о чем я сама догадывалась.

— Возможно, однажды медицина шагнет сильно вперед, и тебя поставят на ноги. Но пока это невозможно, Натали. Мне очень жаль, детка, но я вынужден разорвать наш контракт. Прости меня.

Я продолжаю всхлипывать в ладони, отказываясь верить в услышанное.

Вдруг это сон? Вдруг я сейчас проснусь у себя дома в Малибу и начну собираться но новую съемку?

Стул издает скрип, и Антуан поднимается на ноги. Его губы касаются моей макушки.

— Ты была моей самой яркой звездочкой. Прощай.

И он равнодушно уходит, оставляя меня захлебываться слезами.

Они все уходят. Они все отказываются от меня. «Армани» разрывает со мной контракт. «Ив Сен Лоран», «Гуччи», «Диор» отзывают свои приглашения на участие в неделе моды. «Луи Виттон» и «Баленсиага» отменяют наши договоренности о фотосессиях. «Кензо» приостанавливает наши переговоры о рекламе их новой туалетной воды. Американский «Вог» аннулирует контракт о съемке для их сентябрьской обложки.

Все отказались от меня.

Все бросили меня.

Я сижу в ненавистном инвалидном кресле в своей старой комнате в московской квартире родителей и смотрю в окно. По тротуару туда-сюда снуют люди. Куда-то спешат, куда-то бегут. Тонут в своих ежедневных делах, заботах, проблемах. Но они даже не подозревают, насколько на самом деле счастливы. Ведь все они могут ходить.

Человек никогда не ценит то, что имеет, и ему всегда всего мало. Люди вечно недовольны, вечно ноют. Девушки переживают из-за сломанного ногтя, мужчины расстраиваются, если не успевают посмотреть матч любимой команды. Кто-то ругается на официанта в ресторане из-за того, что блюдо слишком пересолено, кто-то скандалит с парикмахером, потому что его не так подстригли.

Какие же люди глупые. Они могут ходить, дышать, говорить, у них есть дом, работа и ежемесячная зарплата, а они все равно недовольны и ноют.

Вот с кем так эмоционально говорит по телефону этот мужик у светофора? Какая у него проблема? У него есть ноги, и он может на них ходить, но не понимает, какой это на самом деле Божий дар.

Открываю окно, чтобы попробовать расслышать, что он говорит.

— Деньги мне верни, придурок! — доносится до меня его крик вперемешку с гулом проезжающих по дороге автомобилей. — Мне нужны мои деньги! Я тебе занимал на два месяца, а уже четыре прошло! Ты когда мне возвращать собираешься?

Деньги, деньги, деньги. Как же люди любят деньги. Маму родную готовы за них продать.

Мне 21 год, и я сама заработала 60 миллионов долларов, у меня особняк в Малибу, эксклюзивные дизайнерские шмотки, пошитые самыми известными домами моды специально для меня, всемирная слава и много чего еще, но я никогда не смогу ходить.

Стоит ли все то, что я заработала, такого простого человеческого умения, как ходить? Этот мужик, который так переживает за свои деньги, согласился бы на всю жизнь остаться инвалидом в обмен на 60 миллионов долларов?

Закрываю окно и продолжаю смотреть на прохожих. Это единственное, что мне теперь остается.

Ведь весь мир отвернулся от меня. Никому я не нужна в инвалидном кресле. Все те люди, которые улыбались мне в лицо и говорили, что рады меня видеть на своих приемах, уже наверняка удалили мой номер. Никто из тех, кто спешил меня расцеловать при встрече, не пишет мне и не звонит.

Никому я больше не нужна.

Звонок во входную дверь заставляет меня встрепенуться. Я слышу мамины торопливые шаги по коридору и поворот замка. Возвращаюсь к окну. Это, наверное, доставка еды приехала. Мама настолько боится оставлять меня одну, что даже перестала ходить в магазин.

В мою комнату раздается тихий стук.

— Да, мам, — поворачиваю голову к двери.

Ручка опускается и заглядывает мама. На ее лице читаются растерянность и неуверенность.

— Милая, к тебе пришли, — осторожно говорит.

— Ко мне? — удивляюсь. — Кто?

Мама пару секунд медлит, но все же раскрывает дверь шире и впускает в мою комнату гостя.

Я со всей силы хватаюсь за подлокотники инвалидного кресла, когда вижу на пороге Алексея. Он прикрывает за собой дверь и просто смотрит на меня. Мое сердцебиение учащается, а ногти уже до боли впились в пластик подлокотников.

Зачем он пришел? Что ему от меня нужно?

— Наташа, — тихо выдыхает и делает ко мне несколько шагов.

Леша опускается на колени, чтобы быть одного роста со мной, и тянется ладонью к моему лицу.

— Зачем ты пришел? — голос выходит глухим. Это потому что горло уже сдавил проклятый ком.

— Я пришел к тебе.

Одной рукой он нежно гладит меня по щеке, второй накрывает мою ладонь, которой я вцепилась в кресло.

— Уходи. Мне не нужна твоя жалость.

Вместо ответа он качает головой.

Леша перемещает руки мне за спину и притягивает к себе, чтобы обнять. Против своей воли я утыкаюсь носом в его плечо и вдыхаю такой знакомый и некогда любимый запах.

— Уходи, — повторяю.

Я больше не могу сдерживать слезы и начинаю плакать ему в футболку. Леша прижимает меня к себе еще сильнее, зарывается лицом в мои волосы на затылке.

Я не хочу этого. Я не хочу, чтобы он меня жалел. Зачем он пришел? Если бы я могла встать с этого проклятого кресла, то обязательно бы его прогнала.

— Уходи, слышишь!? — кричу сквозь слезы. — Ты бросил меня, как и они все! Вы все бросили меня! Уходи!

Я пытаюсь встать. Я в тысячный, в миллионный раз, предпринимаю попытку встать на ноги, но не могу, потому что они меня не слушают.

Я плачу, я бью его кулаками по спине, я пытаюсь вырваться, как могу, но Леша не выпускает меня.

Где мама? Почему она его не прогонит?

— Уходи, — прошу сквозь рыдания, уже обессилев вырываться из его рук.

Но Леша только сильнее прижимает меня к себе и тихо шепчет:

— Никогда не уйду.

Глава 63. Без тебя нет жизни

НАТАША

Леша навещает меня каждый день. На самом деле нам не о чем говорить, к тому же я с утра до вечера занимаюсь с врачами и преподавателями, и из-за этого сильно устаю. Мне разминают мышцы, заставляют делать какие-то упражнения, но, естественно, все без толку.

У меня нет настроения общаться с гостями, а с Алексеем — тем более. Но он все равно приходит с букетами цветов. Большую часть времени мы просто молчим, сидя в моей комнате. Я чувствую на себе его взгляд и желание поговорить, но каждый раз стараюсь в этот момент чем-то заниматься: то книгу читаю, а то и вовсе засовываю в уши наушники и смотрю фильм. Жду, что он обидится на такое поведение и уйдёт. Но он почему-то не уходит.

Я постоянно говорю родителям, чтобы больше не пускали Лешу в дом, но они все равно продолжают открывать ему дверь. Еще и предлагают остаться на ужин. Тогда мы сидим вчетвером — я, мама, папа и Леша — и ведем непринужденную светскую беседу. Самойлов рассказывает интересные истории про Гарвард, отвечает на вопросы родителей, задает им свои. Удивительно, как радушно отец с ним общается. Помнится, папа грозился пристрелить его из ружья, если еще хоть раз увидит рядом со мной.

— Наташ, — спустя неделю, Леша не выдерживает очередного молчания и берет меня за руку.

Мне тяжело, и я опускаю лицо. Вот зачем он приходит? О чем он хочет говорить со мной?

— Леша, я уже просила тебя и прошу снова. Пожалуйста, не надо ко мне приходить.

— Почему ты не хочешь, чтобы я приходил?

— Много причин.

Он сидит на моей кровати, а я в инвалидном кресле у окна. Леша придвигается ближе ко мне и берет меня уже за обе ладони.

— Наташа, у меня нет ни одной причины не приходить к тебе.

— Август закончится, и ты уедешь.

— Я же сказал тебе, что не уеду, — он отпускает мои ладони и пальцами приподнимает подбородок, чтобы я посмотрела на него. — Наташа, я приехал к тебе и я буду с тобой.

Это как удар под-дых. Сердце-предатель хочет поверить ему, но разум отказывается это делать.

Он склоняется ко мне еще ближе, так что я чувствую его дыхание.

— Малыш, — шепчет и касается губами моей щеки.

— Не надо, — я слегка отстраняю голову.

Леша крепче фиксирует мое лицо в своих ладонях.

— Я любил тебя все эти годы, и я больше никогда никуда от тебя не уеду.

Его слова сдирают болячки с еле-еле заживших ран. Как же сложно довериться человеку, который однажды тебя жестоко предал. И как же разуму тяжело контролировать сердце, если оно продолжает тянуться к этой человеку.

Леша смелее целует мою щеку, затем скулу. От волнения дыхание становится тяжелым, а сердцебиение слишком громким.

— Пожалуйста, не надо, — слезно прошу его, но уже не отстраняюсь.

Алексей касается моих губ совсем невесомо.

— Наташа, я тебе уже говорил и скажу еще раз: я тебя люблю и никуда не уеду. Слышишь? Я приехал к тебе навсегда.

— Гарвард — это твоя мечта.

— Нет. Моя мечта — это ты.

Качаю головой, все еще отказываясь верить его словам.

— Ты не мог бросить Гарвард.

— Уже бросил.

Из лёгких вырывается шумный выдох. Леша аккуратно притягивает меня к себе и обнимает. Я опускаюсь лбом на его плечо и прикрываю глаза. В нос уже забрался его запах. Совсем не изменился за три года.

Алексей водит аккуратными движениями по моей голове, запускает пальцы в волосы.

— Леша, ты не понимаешь, — тихо говорю. — Это со мной навсегда. Даже если я когда-то и встану, то вряд ли смогу ходить, как здоровый человек. Я буду или хромать, или с костылями, или меня нужно будет поддерживать.

— Я буду носить тебя на руках.

Он не понимает. Он вообще не понимает, насколько все серьезно со мной. Думает, пара операций — и я буду бегать.

— У меня перелом позвонка в поясничном отделе. Леша, это годы восстановления, и не факт, что получится.

Он недовольно вздыхает и отстраняется, чтобы видеть мое лицо.

— В чем ты пытаешься убедить меня, Наташа? В том, что я тебя не люблю? В том, что я не хочу с тобой быть? Ты в этом меня убеждаешь?

— Я не хочу снова к тебе привыкать, потому что отвыкать очень больно.

Вот я озвучиваю свой самый большой страх.

— Тебе больше никогда не придется от меня отвыкать. Наташа, тогда в «Музеоне» я совершил самую большую ошибку в своей жизни. Я думал, что расстаться будет правильно для нас обоих, но я ошибся. Больше я никуда от тебя не уйду. Никогда.

Леша снова привлекает меня в свои объятия, несколько раз целует волосы, а я осторожно обвиваю руками его спину. Медленно-медленно, неуверенно.

— Расскажи мне, как ты жил, Лёша? — прошу, чуть дрогнувшим голосом.

Он молчит несколько секунд.

— Без тебя плохо, малыш, — едва слышно отвечает. — Без тебя очень-очень плохо. Даже к мозгоправу ходил, прикинь?

Я не могу удержаться от тихого смеха.

— Ты? У психолога? — не верю.

Леша сильнее меня сжимает и еще раз целует в макушку.

— Хуже. У психотерапевта. И даже антидепрессанты пил.

— Ты знаешь, а я нашу яхту вспоминала все время, — произношу с ностальгией, снова мысленно возвращаясь на палубу. — В самые тяжелые, самые трудные моменты этих трех лет я вспоминала яхту. Когда было так тяжело, что хотелось все бросить и уехать, я вспоминала яхту, и мне становилось легче.

— Ты была счастлива в Голливуде?

— В Голливуде как таковом нет. Но я любила свою работу.

— А я каждый день смотрел на тебя на всех плакатах.

— И о чем ты думал, когда видел меня?

— О том, что без тебя нет жизни, — он целует меня в губы. Не сильно, но ощутимо. Потом еще раз и еще раз. — Без тебя нет жизни, — повторяет шепотом и соприкасается с моим лбом.

Глава 64. Неоправданные надежды

Моя жизнь наконец-то обретает смысл. Я каждый день провожу с Наташей, мы постепенно налаживаем нашу коммуникацию и снова привыкаем друг к другу. Она переезжает жить в Золотой ручей, потому что там больше пространства и воздуха, чем в квартире, к тому же есть двор и сад. Выходить на улицу и в парки Наташа не хочет, потому что там ее узнают.

Я тоже переезжаю на дачу. В первой половине дня, когда у Кузнецовой занятия с врачами, я работаю в компании. Но после обеда я закрываю дверь своего кабинета на ключ и еду в Золотой ручей, чтобы до позднего вечера быть с девушкой.

Она изменилась: стала взрослее, спокойнее. Может, даже мудрее. Пока не стемнеет, мы сидим на качеле в саду Кузнецовых и рассказываем друг другу, как жили эти три года. Наташина жизнь, конечно, была намного насыщеннее, чем моя. Мне и рассказать-то нечего на самом деле. Учился и тусил. Вот и вся моя жизнь в Америке.

А Наташа в подробностях пересказывает свой самый первый кастинг у Антуана Леруа. Потом, как ходила на прослушивания, а ей отказывали до тех пор, пока она не поняла, что на самом деле значит быть моделью.

— Вот тебе, Леша, кажется, что модель — это просто красивая мордашка, правда? — говорит мне серьезно в один из вечеров, когда мы сидим на качеле в саду Кузнецовых.

Я поправляю на ее плечах легкий плед и укладываю девушку к себе на грудь.

— Да нет, почему…

На самом деле да, но я не хочу обижать Наташу.

— Я знаю, что вы все думаете о моделях, — язвит. — Что им просто повезло родиться красивыми и что они получают деньги из воздуха, но на самом деле это не так!

— Я так никогда не думал. Я вообще никогда не думал о  моделях, пока ты не стала одной из них.

— А на самом деле модель — это продавец и маркетолог. Вот на рынках толстые тетки зазывают покупать на их прилавках молоко и мясо. Модель на обложке на самом деле та же самая тетка, что и на рынке, только по-другому упакована.

Я смеюсь в голос такому сравнению.

— Ты и близко не тетка с рынка.

— Знаешь, как выросли продажи губных помад у «Ив Сен Лоран» после того, как я снялась в их рекламе? На 200 процентов! Только поэтому они и продолжили со мной сотрудничать. Так что модель должна уметь продавать, а для этого мало родиться красивой. Кстати, есть отдельный типаж моделей, которые называются инопланетянками. Это девушки, которые некрасивы внешне, но при этом все равно притягательны.

— Ммм, не знал.

— Модельная внешность делится на пять типажей: классическое лицо, детское лицо, сильное лицо, коммерческое лицо и странное лицо. Странные и есть инопланетянки. У них очень высокие гонорары, кстати, — рассказывает со знанием дела.

— А у тебя какое лицо?

— У меня коммерческое.

Я снова смеюсь.

— Видимо, поэтому ты и подняла продажи губных помад.

— Да, Антуан всегда говорил мне, что я рождена продавать.

— Не зря ты дочка банкира-маркетолога.

Как раз в этот момент слышится скрип калитки, и во двор заходит Наташин отец. Замечает нас сидящих в обнимку на качеле и идет в нашу сторону. Я не выпускаю Наташу из своих рук, несмотря на то, что вроде как неловко обниматься перед ее отцом.

— Всем привет, — здоровается с нами и протягивает мне руку, которую я тут же жму.

— Привет, пап.

— Здравствуйте, Егор Владимирович.

— Как дела?

— Все нормально, пап, — Наташа приподнимает уголки губ.

— Ужинали уже?

— Еще нет.

— Ну приходите.

Удивительно, как радушно Егор Владимирович со мной общается. Как будто и не угрожал три года назад убить, если я еще хоть раз окажусь возле Наташи.

Девушка отрывает голову от моей груди и сама тянется за поцелуем. Я касаюсь ее губ сначала нежно, затем сильнее, а потом мы в этом поцелуе тонем.

— Я тебя люблю, — шепчу ей. — С первого класса.

Улыбается.

— Не веришь мне?

— Верю.

Это самое главное для меня — чтобы она верила, что я действительно ее люблю.

— Леш, а если я никогда…

— Тссс, — перебиваю. — Мы тебя вылечим.

— А если нет?

— Даже не думай об этом.

— Алексей, Натали, идите ужинать, — кричит из окна кухни Мэриэн.

— Сейчас! — отвечаю ей громко.

Я подхватываю Наташу на руки и несу в дом.

Близится к концу август. Мама все чаще и чаще смотрит на меня с тоской. Я понимаю, что ее тревожит: начинается новый учебный год, а я никуда не собираюсь.

— Леш, — все-таки не выдерживает и 31 августа заводит со мной разговор. — Что ты думаешь по поводу учебы?

Мы сидим в ее кабинете в компании. Стрелка часов уже подходит к четырем часам, и мне пора к Наташе.

— Я не поеду в Гарвард.

Я думал, она понимает это с самого начала. Странно, что сейчас мама вдруг бледнеет.

— Но тебе остался последний четвертый курс…

— И что?

— Как это и что? Леша, ну доучись ты один последний год. Ладно, бог с ней с магистратурой. Но бакалавриат-то окончи. Ты не можешь просто взять и не прийти на занятия в сентябре!

— По-моему, я и без диплома неплохо справляюсь. Разве нет?

— Дело не в том, что ты не справляешься.

— А в чем тогда?

— В том, что ты должен доучиться.

— Единственный человек, которому я что-то должен — это Наташа. Я должен быть с ней всегда и везде, во всем ее поддерживать и помогать, потому что она моя будущая жена. А больше я никому ничего не должен. Даже тебе.

На маме лица нет. Мне становится совестно за то, что я был сейчас излишне резок, но я должен уже раз и навсегда донести до матери, что в этом мире для меня нет ничего и никого важнее Наташи.

Я поднимаюсь со стула, потому что мне уже пора. Родительница встает следом за мной.

— Прости, что не оправдал твоих надежд, мама, — целую ее в щеку и направляюсь на выход.

Глава 65. Natalie

НАТАША

Занятия с врачами на дому помогают мышцам не атрофироваться, но не более этого. В глубине души я лелею наивную надежду на то, что однажды утром проснусь и сама встану с кровати. Именно поэтому я отвергаю все попытки родителей и Леши засунуть меня в специальный реабилитационный центр. Я упорно не хочу вешать на себя ярлык «инвалид», а если попаду в специальный центр для таких людей, то придется самой себе признаться, что я таковой являюсь.

Время идёт, мое состояние не меняется и в какой-то момент я понимаю, что иного пути для меня нет. Волшебство не случится, я не поднимусь с кровати сама.

Мы решаем начать с реабилитационного центра в ближайшем Подмосковье. Если не сработает, поеду за границу. Начитавшись отзывов о методиках лечения различных центров, голова пошла кругом, но одно я поняла: бывает так, что программа лечения конкретного центра может не подойти, но это не значит, что не помогут методики других заведений. А значит, если не получится тут, то надо будет пробовать в другом месте, а не опускать руки.

Реабилитационный центр в Подмосковье похож на санаторий. Большой, в несколько этажей, с огромной зеленой территорией для прогулок. Здесь лечат людей после инсульта, травм головы и травм позвоночника. Врачи проживают тут же и обеспечивают пациентам круглосуточное наблюдение.

Каждый мой день включает 4-6 часов терапии. Так как у меня нет нарушений речи, есть сила в руках, и я могу сама сидеть, переворачиваться и принимать пищу, то весь упор мне делают на лечение ног. Первоначальная цель — научиться стоять. Конечная — бегать, прыгать и танцевать.

Глядя на других пациентов центра, я понимаю, что у меня еще все не так плохо. Я не могу только ходить, а все остальное я умею. Здесь же очень много людей, которые после перелома позвонков в шейно-воротниковом отделе не умеют самостоятельно держать столовые приборы. Их в первую очередь учат самообслуживанию: взять в руки маленькую бутылку и налить воды в стакан, порезать ножом банан и съесть его вилкой.

Итальянские врачи после операций говорили, что у меня есть шанс встать на ноги, но он очень низкий. Врачи реабилитационного центра пообещали сделать все возможное, но гарантий, конечно, не дали.

Помимо физических упражнений с лечащими врачами я также регулярно общаюсь с нейропсихологом. Это нужно для того, чтобы у пациента сохранялась мотивация, даже если терапия не приносит желаемых результатов.

А у меня есть мотивация — Леша. Хочу с ним, как раньше, гулять под руку по парку, ходить в рестораны, купаться в водоемах. Хочу, чтобы он не в инвалидной коляске меня катил, а обнимал за талию, пока мы куда-то идем.

Алексей приезжает ко мне каждый день. Во время занятий я то и дело бросаю взгляд на настенные часы в ожидании его появления. Чем ближе минута нашей встречи, тем сильнее у меня заходится сердце в предвкушении. А когда я его вижу идущим по коридору с очередным шикарным букетом для меня, весь мир останавливается.

Как будто не было этих трех лет разлуки. Как будто не было моей жгучей обиды и другого мужчины рядом. Я думала, что какой-то Райан поможет мне забыть Алексея? Чушь. Я никогда не смогу забыть Лешу, потому что он у меня под кожей.

— Привет, — он опускается на корточки передо мной и тут же целует в губы. — Это тебе, — кладет на мои колени букет.

— Леша, у меня уже вся палата цветами заставлена. Мне тут все медсестры завидуют.

— Я хочу тебя радовать. Как ты?

Моя улыбка тут же сникает.

— Пока без изменений.

— Все обязательно получится, — берет крепко мою ладонь. — Не здесь, так в другом месте. Мы обязательно найдем центр, который тебе поможет.

Мы заезжаем в мою палату, чтобы я взяла куртку и направляемся на прогулку. Сентябрь близится к концу, и вечерами уже прохладно.

Леша рассказывает мне, как прошел его день на работе. Он с таким увлечением говорит о компании, строительных объектах, встречах с иностранцами, что я понимаю: вести бизнес — это его. Кристина Самойлова никогда не ошибается в людях, и из троих своих детей она правильно определила, кто сможет стать ей достойным преемником.

Леша останавливается у скамейки и пересаживает меня на нее.

— Не замерзла? — участливо спрашивает, опускаясь рядом.

— Нет, мне не холодно.

Он закидывает мне на плечи руку и притягивает к себе на грудь. Так мы можем сидеть часами. Я уютно устраиваю голову на его джемпере и слушаю биение сердца, пока Леша мне что-то рассказывает и перебирает пальцами волосы.

На нас все время смотрят. С меня так вообще не сводят глаз, поскольку я по-прежнему всемирная знаменитость, но и с Алексея тоже — потому что он очень хорош собой. Молоденькие медсестры ему улыбаются, девушки, приезжающие навестить своих бабушек и дедушек, — тоже.

Удивительно, как я совершенно на это не реагирую. Раньше я бы устроила истерику, заметив, что какая-то девчонка строит Леше глазки. Обязательно бы стала искать признаки того, что он ей отвечает, обиделась бы на него и всю ночь рыдала в подушку.

Почему три года назад я не замечала, что ему совершенно безразличны другие девушки?

Алексей улыбается официанткам и продавщицам в магазине, открывает дверь и пропускает девушек вперед, просто потому что хорошо воспитан, а не потому что таким образом с ними флиртует. А я этого не понимала. Когда я была абсолютно здорова, ревновала его к каждому столбу. Когда я сижу в инвалидном кресле, вижу, что для него не существует других девушек, кроме меня.

Вот и сейчас он встает и отходит к ларьку на территории центра, чтобы купить мне сок. Я наблюдаю за тем, как две девушки оставляют свою бабушку и, перешептываясь, идут к этому ларьку вслед за Лешей. Одна из них что-то ему говорит, он ей коротко с улыбкой отвечает, берет в руки сок и возвращается ко мне, даже не оглядываясь на девушек. А они уже достают из карманов телефоны, чтобы нас сфотографировать. Наверняка потом выложат в свои инстаграмы. Папарацци продолжают писать про меня, хоть уже и меньше. Так что Леша теперь тоже стал знаменит.

— Держи, — передает бутылочку мне в руки и садится рядом. — Наташ, холодно, застегни куртку, — и сам тянет молнию вверх, касается ладонью щек и ушей. — Надо было шапку надеть, заболеешь еще.

А я смотрю на него завороженно и тихо говорю:

— Леша, я так тебя люблю.

— И я тебя люблю, малыш, — целует меня в губы. — Сильно-сильно люблю.

Девушки продолжают перешептываться, глядя на нас, а я чувствую себя счастливой от того, что рядом со мной такой внимательный, заботливый и любящий парень.

Через два месяца, когда я уже перестаю верить, что терапия этого центра способна помочь, у меня получается пошевелить пальцами на ногах. Это происходит на утреннем занятии в зале лечебной физкультуры. Я лежу на коврике, упершись в него локтями, выполняю поручения врача, как вдруг мои пальцы дергаются. Сначала я подумала, что мне показалось, померещилось, но потом я смогла подвигать ими вниз-вверх еще раз.

— Получилось? — врач Семен Аркадьевич, кажется, сам не верит своим глазам.

Я не могу ответить голосом, потому что горло сдавил ком, а из глаз побежали слезы, поэтому просто быстро киваю головой, параллельно продолжая двигать пальцами.

— Умница, какая же ты умница, — мужчина в сердцах обнимает меня.