Текст книги "Сестры по крови или наследницы Киёмидзу (СИ)"

Автор книги: uniqa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 42 страниц)

– Сначала тебе не мешало, бы одолеть меня…. – изрек он. Многозначительно помолчав, ниндзя добавил, почесал затылок, смущаясь, будто смешливый паренек-подросток из квартиры напротив: – Правда, тебе ни к чему быть сильной. Достаточно просто оставаться собой, ибо, когда ты сердишься, то становишься жутко обаятельной….

– Я не могу, не могу больше сидеть здесь и ничего не делать!!!

В исступлении Тенши ударила кулаком по кухонному столу, от чего стоявшие на нем чашки тревожно звякнули.

– Аккуратней, деточка, прольешь же! – буркнул Дейдара, отряхивая с дождевика, капли расплескавшегося чая. – Что на тебя нашло Тенши? Ты сегодня взвинченная какая-то. Мечешься, словно тигр в клетке. Какая муха тебя укусила?

– А ты здесь за собой вины не признаешь, Дейдара? – язвительно усмехнулся Кисаме. Облокотившись о стол, он невозмутимо потягивал обжигающе крепкий кофе. – Видать схалтурил этой ночью. Девочка-то явно неудовлетворенна!

– Ха-ха-ха! Кисаме! Как остроумно, ничего не скажешь. – Перекосился от двусмысленности замечания блондин, бросив на мечника отнюдь не дружелюбный взгляд. Со звоном опустив чашку на блюдце, он обратился к девушке.

– Тенши, сядь, пожалуйста. Выпей с нами чаю. Глядишь – полегчает.

– Не хочу, – упрямо отмахнулась куноити. – Бездействие меня убивает. Я жажду деятельности, а меня насильно держат здесь, словно дикую кошку.

Сасори вынул из бокала чайную ложечку и аккуратно положил ее рядом на блюдце.

– И что же ты намерена предпринять, чтобы исправить это? – спросил он, складывая руки на столе. – И дальше будешь продолжать стоять и причитать, какая ты несчастная или пойдешь к Пейну и попытаешься как-то повлиять на ситуацию?

Тенши метнула в синоби быстрый взгляд. Серьезно он или шутит? Его очевидная язвительность не укрылась от нее. Но что он этим пытался сказать? Тенши ясно различила в спокойно-самонадеян¬ном голосе нукэнина нотки высокомерной надменности, не находившей отражения на его по-детски непосредственном, статичном лице. Акасуна но Сасори – человек с загадочным прошлым и таким же скрытным, непонятным характером, вызывал у куноити стойкую антипатию, прежде всего тем, что своим поведением откидывал ее назад, в прошлое, к резервации собственного клана, когда дни напролет она вынуждена была терпеть нападки со стороны сверстников и сородичей.

Пренебрежение…. Вот, что она чувствовала, тогда и теперь, когда нукэнин обращался к ней, в каждом его взгляде и жесте ощущая нечто подобное. Но самым страшным и неприятным было то, что в отличие от тех давних времен, рядом больше не было Наоми.

Чего греха таить, сестра всегда превосходила ее и в плане способностей и в плане самореализации. Она, как никто иной, умела абстрагироваться от обстоятельств, и ей, зачастую, было глубоко наплевать, что думают о ней окружающие.

Тенши не повезло, она родилась второй в семье и не унаследовала всех тех талантов, которые достались сестре по принципу первенства. Сасори, возможно, относился к числу тех самых людей, которые, как и Наоми, были щедро одарены природой с рождения и, вероятно, полагал, что это дает ему право говорить с ней столь надменно, с позиции превосходства, заложенного генами. Но, что он сделал, чтобы реализовать свой громадный, заложенный генетически потенциал? Максим, что дослужился до звания нукэнина?

Тенши не страдала снобизмом, но и мирится с подобным отношением не собиралась. Слишком часто ее порицали за излишнюю мягкотелость, неустанно сравнивали с гениальной Наоми. Даже родители не могли удержаться от аналогий, систематически ставили старшую сестру в пример, не пытаясь провести пограничную грань между их способностями. А Тенши тоже была на многое способна. Пусть ее умения были не так сногсшибательны и уникальны как у Наоми, и она не могла с той же легкостью осваивать и применять на практике многоходовые дзюцу, но зато она всем сердцем любила сестру и страдала от ее потери.

До последней минуты они с Наоми оставались пограничными сторонами одной и той же медали, слишком непохожие друг от друга, словно два боксера, выступающие в разных весовых категориях.

Чувства к сестре Тенши пронесла через всю свою недолгую жизнь, прочувствовав боль ее утраты каждой клеточкой тела. Подавляя вопль страдания в глубине своего существа, куноити плакала душой, не смея позволить себе проявить чувства в реальности, сдерживаясь так, что иногда скулы сводило от напряжения. Ей хотелось рыдать… небеса свидетели, насколько тяжко ей приходилось держаться, изображая безразличие перед лицом хладнокровных наемников, не способных понять глубину ее горя.

В данном плане, Сасори ничем не отличался от остальных акацук. И даже Дейдара не был ей так близок как прежде.

Она изменилась. Эта боль отрезвила ее? Ведь она так долго отстаивала перед Наоми право самостоятельного выбора, а теперь, когда ее не стало, осознала всю абсурдность былого упрямства.

Наоми…. Зачем ты оставила меня? Затем, чтобы так глупо погибнуть?

Тенши резко повернулась к синоби и в потемневших глубинах ее глаза, нестерпимым огнем полыхнуло пламя.

– А что, возможно вы правы, Сасори но дано. Я только беспрестанно жалуюсь, однако ничего не предпринимаю, чтобы исправить текущее положение вещей. Что ж, спасибо за подсказку, иногда вы генерируете неплохие идеи, – нацепив на лицо фальшивую полуулыбку, не выражающую ровным счетом ничего, куноити расправила плечи и подхватив со стула плащ, под недоуменными взглядами ниндзя, молча, покинула комнату, оставив за собой эхо сумрачной недосказанности.

Кисаме задумчиво покачал головой, не решившись сразу нарушить установившееся молчание, которое повисло в помещении после ухода девушки. Какое-то время он пристально смотрел на дно опустевшего бокала, словно пытаясь там отыскать что-то важное, систематически ускользавшее от него, затем заметил:

– Все-таки смерть Наоми изрядно подкосила ее. Вы не находите?

– В том-то и проблема, – сказал Сасори, вздыхая. – Легко сделать вид, что тебе не больно, но от нитей связи не просто откреститься, какую бы боль они не несли за собой…. Помяните мое слово, Тенши Киёмидзу – сестра своей сестры и, подобно Наоми, способна доставить немало неприятностей.

– Что привело тебя ко мне, на сей раз, Тенши Киёмидзу? – Пейн отвернулся от окна, снял с согнутой в суставе руки, ладонь Конан, прильнувшей к его плечу.

– Лидер-сама, дайте мне задание…. Я хочу доказать преданность организации….

====== Часть 39 ======

“Как он посмел?! Лже лидер, а так кочевряжится.... Сволочь!” – как заведённая, Тенши не могла успокоиться, и все металась по комнате собирая вещи.

После часового препирания Пейн все-таки отпустил ее, хотя как приметила куноити очень не охотно. Но даже если бы мужчина и не дал разрешение, она бы не осталась в стороне….

Они еще не знают ее, настоящую Тенши Киёмидзу!

Возможно, девушка и сама бы не поняла себе до конца, если бы не случай с сестрой. Организация посмела поднять руки на Наоми, другими словами в ее лице подписали себе приговор.

До этого брюнетка не понимала, что происходит, и пыталась плыть по течению.

Надеясь на Наоми, младшая Киёмидзу похоже позабыла, что когда-нибудь их пути разойдутся…. Это время пришло!

Теперь ее цель отомстить и узнать то, что не успели разгадать они вместе. Как же колит в груди, а глаза все время щипает. Удивляясь самой себе, Тенши не понимала, откуда еще берутся силы.

– Поаккуратней, Наоми, большинство из этих свитков – уникальны. Они представляют для общества особую ценность. Утрата любого из них, может оказаться невосполнимой, – предусмотрительно заметил Какаши, бережно раскладывая свитки на огромном прямоугольном столе в большой зале архива, мимоходом отметив с какой нарочито раздраженной небрежностью куноити обращается со старинными документами.

В изолированном от проникновения дневного света и воздуха помещении, царила приятная прохлада. Многоярусные шкафы вдоль периметра серых стен с открытыми полками, высившиеся до самого потолка, были загромождены бесконечной грудой всевозможной документации, среди которых отступница планировала отыскать сведения, касающиеся внешнеполитической деятельности родного клана. Пахло пылью, и затхлая атмосфера сумеречной полутьмы разгонялась лишь чахлым свечением нескольких масленых светильников со стеклянными колпаками причудливой формы, встроенных в настенные держатели, отбрасывавших на гладкие крашеные стены расплывчатые тени.

Подойдя к стеллажу, куноити сгребла свитки в охапку, попутно наградила синоби сердитым взглядом, все еще гневаясь на него за эпизод, произошедший накануне в парке.

– Не учи меня, что и как делать! Сама знаю, не маленькая.

Возмущенно потянув носом, девушка вопреки требованию, назло с грохотом свалила документы в кучу к остальным, принесенным ранее.

Опершись ладонью о спинку стула, Какаши с апатичной невозмутимостью, доводившей девушку до белого каления, наблюдал за ее безрезультатными попытками насолить ему, изредка покачивал головой. Мстительная натура, она даже спустя около полутора часа после инцидента, не могла успокоиться. Перемещаясь от стеллажа к столу и обратно, Наоми периодически зорко покашивалась на него, ожидая, видимо, каких-либо комментариев относительно своего вызывающего поведения. Однако Хатаке с благоразумной рассудительностью игнорировал ее всплески негодования, разумно предпочитая проглотить колкие фразы девушки, а то и вовсе пропустить их мимо ушей, лишь бы ненароком вновь не спровоцировать скандал. Но, похоже, его нарочито предусмотрительное самоустранение возымело обратный эффект, вопреки ожиданиям не столько утихомирило строптивицу, сколько дополнительно подлило масла в огонь.

Какаши украдкой вздохнул, сетуя на то, что напрасно понадеялся на свои наспех сделанные выводы. Наоми Киёмидзу относилась к тому числу девушек, на которые не действовали обычные, стандартные методы. Он стремился сгладить конфликт, она же, напротив, стремилась к нему и, бесполезно было избегать скандала. Если куноити что-то замысли, то не было сомнений в том, что она этого добьется любыми способами.

Судя по ее воинственному виду, гнев клокотал внутри нее и, логично было предположить, что огрызаясь подобным образом, Наоми просто-напросто искала повод выплеснуть накопившееся недовольство и, для этого подходил любой повод.

Понимая, в чем кроится суть проблемы, дзенин избрал тактику невмешательства. Пожалуй, в отношении наемницы, это была единственно верная тактика, которую только и возможно было применить в общении со столь неуравновешенной личностью как «чертовка Киёмидзу», как ее за краткий срок пребывания в Конохе, успели прозвать местные жители. Что ж, во многом они были правы. Характером Наоми действительно не вышла, норовила сцепиться с каждым, кто неправильно на нее посмотрит. Однако это, в какой-то степени и делало ее удивительно непохожей на всех остальных, выделяя из общей массы посредственных синоби.

Стараясь быть вежливым, и лишний раз не нервировать куноити, Какаши взял один из свитков, и быстро проглядев его, поинтересовался:

– Итак, что мы ищем?

– Ты еще здесь? – недовольно буркнула Наоми, снова раздражаясь по непонятной причине.

– Как видишь. А где, по-твоему, мне положено быть? – удивился дзенин, пожимая плечами.

– Не знаю где, но уж точно не здесь. Твое присутствие нервирует. Да и в твоей помощи нет необходимости, так что можешь быть свободен, – стремясь поскорее выпроводить его, Наоми помахала кистью, этим красноречивым жестом призывая синоби удалиться.

– Полагаешь, я должен уйти и оставить тебя наедине со всей этой редчайшей информацией? – с толикой ироничности произнес он, приподнимая брови.

– Именно. Если помнится, о том и был уговор, – недобро прищурившись, заметила куноити. Она посмотрела на синоби, желая убедиться в том, что он слушает и понимает ее, но натолкнувшись на его пытливый, сочащийся скептицизмом взор, внезапно стушевалась, за что не преминула мысленно отчитать себя.

Где это видано, чтобы присутствие мужчины вызывало у нее такое смятение?

А между тем, так оно и было. Смятение, именно это чувство будил в ней пристальный взгляд Какаши, словно приклеившийся к ее лицу. Щеки девушки порозовели, начали пылать, хотя она в жизни никогда не краснела, и вообще считала смущение чертой абсолютно чуждой и несвойственной ей.

Непонятная магия творилась с ней в его присутствии. Или это было только в ее голове? Если смотреть на вещи объективно, Какаши ни словом, ни действием не продемонстрировал своего намерения как-то повлиять на нее. Откровенно говоря, он абсолютно ничего не делал, просто смотрел на нее, но что это был за взгляд? Не жадный и пожирающий, как у Хидана, не монотонный, испытующий, как у Пейна, а теплый, понимающий…. Он-то и пугал ее больше всего. Ее, привыкшую сражаться не щадя себя, пугал….

Наоми боялась этого взгляда как огня, ибо он будил в ней скрытое, потаенное. То, от чего она, казалось бы, навсегда отреклась….

Нежность, желание…. Он не смеялся над ней, нет. Какаши – необычный враг. Он первым из мужчин воспринял ее такой, какой она была на самом деле, со всеми ее достоинствами и недостатками.

Недруг….

Это он, не она, пытался наладить дружественные взаимоотношения между ними. Именно он, старался подстроиться под нее, заботился и оберегал в этой чужой для нее обстановке всеобщей настороженности и враждебности, настолько сама Наоми позволяла ему это. Незаметно для себя девушка прониклась человечностью к этому сильному, чужому ей мужчине, не заметила насколько привязалась к нему.

Да, это магия, магия притяжения, необъяснимая обычными понятиями скупой логики. Длительное время противилась этой порочной привязанности, но выкорчевать ее из сердца уже не могла.

– Разве нет?

– Не совсем, – коротко отвечал Какаши.

– То есть? – нахмурилась Наоми, загораясь подозрениями.

– Договором предусмотрен допуск к архивам и к информации касающейся Учиха. И речи не шло о свободном доступе к каким-то иным документам хранилища. Здесь тьма тьмущая всевозможных секретных свитков, за которыми охотятся соседние страны и оставить здесь одну наемницу уровня Наоми Киёмидзу все равно, что добровольно передать их им в руки. Ничего личного Наоми. Манипулируя сим пунктом договора, Коноха всего лишь оставляет за собой право контроля и круглосуточного сопровождения.

– Страхуетесь, черти? – помрачнев, процедила куноити. Сочтя пояснения ниндзя крайне неубедительными, и в какой-то мере, возмутительными, она поняла, что ее пытаются обхитрить, однако не могла противопоставить веских аргументов в свою пользу. Естественно ни о чем подобно при разговоре с хокаге и речи не шло, но здесь и она сама сплоховала, не поставив этот пункт договора на обсуждение. Теперь приходилось расплачиваться, вынося надоедливое присутствие Копирующего ниндзя.

«Эх, лучше бы это был молокосос Хьюга. От него, по крайней мере, было легче отделаться. Какаши же, как плющ, присосался и не отдерешь!»

– Но я прекрасно помню, что подобные условия мы не обсуждали с Цунаде. Пытаешься ввести меня в заблуждение, Какаши?

– Мне незачем обманывать, Наоми. Если хочешь, можем обратиться к хокаге. Она нас, несомненно, рассудит. Только, подозреваю, времени это займет не мало. А ты, как понимаю, спешишь?

Наоми не сдержала циничной улыбки.

Хатаке Какаши…. Что за невозможный человек! В ее жизни не встречалось доселе более противоречивого, более раздражающего мужчины, к которому помимо всего перечислено, ее тянуло словно магнитом. Лишь наличие данного магнетизма удерживало куноити от радикальных мер, в противном случае она бы давно порешила бы его.

– Ловкий ход, Хатаке. Ты подловил меня, признаю, – выдохнула она, вскидывая руки. – Прими мои поздравления. Мне действительно некогда мотаться по инстанциям. В данном вопросе, время играет против меня. Ведь в акацуках осталась моя…. – Наоми оборвала предложения, заметив как вспыхнули заинтересованностью¬ изучавшие ее глаза дзенина: – Хорошо, так и быть. Можешь остаться, только постарайся не путаться под ногами.

Промолчав, Какаши покачал головой, как делал уж не однократно с того момента, как они переступили порог архива. Похоже, что подобные жесты и телодвижения в общении с ней, начинали входить у него в привычку.

Атмосфера неиссякаемого напряжения, которая постоянно присутствовала между ними, напрягала обоих, и коноховец сосредоточился на свитке в своих руках.

– Имя – Хитаоми Киёмидзу – говорит тебе о чем-нибудь?

– Конечно! – с энтузиазмом отозвалась куноити, радуясь, что они отошли от напряженной темы. Все же ей не доставляло удовольствия собачиться с Какаши, как бы это не выглядело со стороны. – Хитаоми Киёмидзу – личность для клана почти легендарная. В свое время она столько сделал для общины, что отголоски ее деяний чувствительны по сей день, не смотря на то, что прошило не одно десятилетие, как ее не стало. По заслугам перед отечеством, ее вероятно можно поставить в один ряд с такими знаменитыми синоби как Хаширама Сенджу Скрытого Листа. А почему ты спрашиваешь? – озадачилась упоминанием прародительницы Наоми.

– Сама взгляни, – дзенин протянул ей свиток, прочитав который, Наоми с бешено бьющимся сердцем, предчувствуя близость важного открытия, в свою очередь, не удержалась от вопроса:

– Эти подписи…. Учиха Мадара…. Хатаке-кун…. Ты думаешь о том же, о чем и я?

– Что с тобой, Тенши Киёмидзу? Врываешься в кабинет почище своей сестры…. – меланхолично заметила Конан, на симпатичном лице которой обозначилось мимолетное выражение разочарования. Видимо между молодыми людьми состоялся важный разговор и своим вторжением, она невольно помешала им. – Это шаг отчаяния или крик о помощи?

– Простите, Конан-сан…. – покоробившись, сочла необходимым внести ясность Тенши. – Но, ни то, и, ни другое.

Она учтиво склонила голову и густые подросшие волосы, шелковой вуалью скрыли ее бледное, от недосыпа и мучавших мыслей лицо. Скорбь подкосила ее. Она вымотала ее морально и Тенши уже с трудом выносила пронизывающий взгляд Лидера, прикрепившийся к ней с того момента, как она зашла в кабинет.

Рениннган…. Его взгляд сегодня был по-особенному неподъемен. Казалось, своей властной проникновенностью он пригвоздил ее к месту, и она почти физически ощущала, как горит пол под ее ногами. Пейн смотрел на нее с оттенком привычной надменности, но за его взглядом таился нескрываемый интерес. Тенши понимала, он изучает ее, как какую-нибудь диковинную вещь, попавшуюся на глаза, пытается проникнуть в голову, выведать то, что скрыто под твердой костной оболочкой черепа.

Почему? Он находил ее интересной? Она заинтриговала его или же акацуки не ожидали от нее такой выдержки?

Они надеялись, что известие о смерти Наоми подкосит ее, лишит присутствия духа и она, надломанная, падет к их ногам, ревя и раскаиваясь в содеянном?!

Не бывать этому?! Во имя клана, во имя светлой памяти сестры, она обязана была проявить стойкость. Так поступила бы сестра, так предписывали законы клана. В общине были установленные твердые правила, нарушить которые означало подписать себе смертный приговор, сколь бы незначительным не казался проступок в глазах общества, от банальной трусости и нерадивости до традиционного ритуала похорон. На кладбище запрещалось плакать. Провожать покойных в дальний путь, в их последнюю дорогу полагалось молча. Она тысячу раз нарушила данный завет, но упрекнуть ее в этом уже было некому. Поэтому сейчас все держалось только на ее совести и ослабшей от горя, силе воли.

– Мной движет объективная необходимость. Речь идет о всей организации в целом. Акацуки застоялись, вы и сами уже должны были это заметить. Вы держите бойцов в бездействии, по-сути, буквально заперев их в стенах селения, и это действо, то есть, бездействие, разлагающе сказывается на микроклимате коллектива. Ослабьте поводок пока не поздно, Лидер-сама, – игнорируя неодобрительный взгляд Конан, Тенши обратилась напрямую к Пейну. – В противном случае, ваши цепные псы растерзают друг друга.

– Странные аналогии…. – заключил нукэнин, не перебивая, выслушав ее. – И еще более непонятные умозаключения. Мы говорим об акацуках, не так ли? В таком случае, не вижу связи. День-другой отдыха никому не помешает. Тебе ли не знать, что наши парни работают не покладая рук, ради процветания организации.

– Вам видней, но посудите сами. Люди стали нервными. Вы отправили на миссию Итачи и Хидана, но остальные также рвутся в бой. Атмосфера накаляется. В кулуарах организации поговаривают о наличии любимчиков. Подумайте, нужны ли вам внутренние стычки тогда, когда у акацук и без того врагов хватает? Это лишние жертвы, лишние потери! День-два говорите? Подобные выводы применимы к обычным синоби, но не ниндзя, же класса акацук, чей костяк составляют сплошь синоби-нукэнины, по большей части непривыкшие мириться с неугодным положением вещей.

– В корне неверно, Тенши. – возразил Пейн, в поисках поддержки обратив взор на Конан. Пытаясь казаться сдержанной на глазах у подчиненной, куноити, тем не менее, ответила ему едва заметной ужимкой, которую при определенных обстоятельствах можно было квалифицировать как улыбку. – Я лучшего мнения о своих людях. Но вот ты, Тенши Киёмидзу, проявляешь удивительное рвение в заботе о тех, кого каких-то несколько месяцев считала кровными врагами. Подозреваю, ты в большей степени печешься о собственных интересах.

– Вы вправе подозревать меня в худшем…. – отвела глаза девушка.

– Согласись, у меня на то имеются веские основания. Наоми задала тона взаимоотношениям между акацуками и Киёмидзу, и нет гарантий, что ты, ее родная сестра, не сыграешь с нами ту же шутку. Плоть от плоти, как водится.

Тенши качнулась, стиснув зубы. Ей по-прежнему не было доверия….

Сестра…. Упоминание он ней, даже незначительное, болью отдавалось в сердце. Резко вскинув голову, она с нескрываемой ненавистью взглянула на синоби, не сумев подавить это в себе.

– Все верно, я Киёмидзу, как и Наоми. У нас одно происхождения, единая кровь, – отчеканила Тенши, четко проговаривая каждое слово. Каждая фраза раздирала ее сердце в клочья, которое от боли кровоточило, словно открытая, незаживающая рана. Изнывая от муки, Тенши искусственно заставляла себя быть жестокой, вслух порицая сестру, она мысленно просила у не прощения. – Но я не Наоми. Не предательница. Будь это иначе, я не стояла бы перед вами, моля о миссии, ибо не нуждаюсь в подачках. Не стану скрывать. Мне все так же отвратительны акацуки и все ваши крамольные планы по захвату хвостатых и переделу сфер влияния в мире синоби. Я далеко от мыслей о мировом господстве и не намерена демонстрировать абсолютное принятие, которого в моих мыслях и в помине нет. Не лукавя, признаюсь, в организации меня держит лишь данное когда-то слово. Наш договор…. Его я намерена исполнить до конца. Клянусь честью Киёмидзу.

– Учиха Мадара….. – по слогам проговорила Наоми. Ее бирюзовые, широко распахнутые глаза в очередной раз пробежались по строчкам каллиграфии древнего артефакта. Она не понимала, нет, не понимала. Очевидно, она что-то упустила, не уловила сути. И это было странно и не особенно приятно осознавать.

Она внезапно почувствовала себя глупой и недалекой, не способной проникнуть в суть даже элементарных вещей. Что отнюдь не способствовало укреплению самооценки. Девушка снова и снова перечитывала свиток, попыталась вникнуть в содержание.

Старый, потрепанный документ представлял собой своеобразный мирный договор, основными участниками которого выступали два некогда конфронтующих клана – Учиха и Киёмидзу. В свитке четко, черным по белому, были прописаны обязанности обеих сторон по мировому урегулированию, сформулированные, по мнению Наоми, в весьма примитивной, не продуктивной форме, базирующиеся на каком-то непонятном соглашении, подробности которого, видимо должны были быть изложены в приложении. Они с Какаши перелопатили ячейку, которая была отведена под материалы касательно Учиха, но ничего не обнаружили. Вероятно, документ был утерян или изъят соответствующими органами или лицами, заинтересованными в сокрытии данной информации. Так же в конце свитка, как ремарка, подводящая подитог условий договора, бегло упоминалось о свадьбе. Когда и между кем она должна была состояться, опускалось, оставаясь загадкой.

– Сим, обязуюсь скрепить данный договор, основанный на обоюдном принятии и стремлении обоих сторон, узами брака…. – процитировал Наоми, бросив сметенный взгляд на Какаши.

Означало ли это, что договор между Учиха и Киёмидзу базировался на браке между синоби противостоящих кланов?

Вопросов в голове скопилось уйма и, чем глубже куноити погружалась в изучение свитка, тем больше их возникало.

Как-то не верилось, что горделивые Киёмидзу могли пойти на мир, основанный на изначальный уступках. Учиха и Киёмидзу, сложно представить эти два клана в связке. Это почти тоже самое, что смешать порох и огонь, так же немыслимо и опасно. Но, тем не менее, исходя из содержимого данного свитка, весьма походило на правду.

Скептический, недоверчивый взор куноити остановился на расшифровках подписей.

– Учиха Мадара и Хитаоми Киёмидзу. – Наоми обратила к Какаши лицо. – Выходит, наши кланы сотрудничали. Хитаоми была дочерью старейшины. А Мадара…. Это именно тот Учиха, который некогда сражался с Сенджу?

– Видимо… – потирая подбородок, ответил Какаши. Тайны Учиха были недоступными для него, отчасти так же, как и логика носителей данного генома.

– Черт! – Наоми в исступлении швырнула свиток на стол. – Я в тупике, пришла к тому с чего начала! – воскликнула она.

– Мне по-прежнему не ясно, что именно ты пытаешься найти здесь, Наоми.

– Правду! Правду о гибели клана! Не знаю почему, но я уверена, я чувствую, это как-то связано с Учиха. Мне бы найти хотя бы ниточку, малюсенькую зацепочку…. – в бессилии девушка рухнула на стул и закрыла лицо руками. – Придется начинать с нуля и возможно даже вернуться в селение Дождя. Там, у меня хотя бы будет крохотный шанс пролить свет на эту тайну.

Дзенин с усталым вздохом опустился перед куноити на корточки, и она ощутила успокаивающее тепло его ладоней на своих коленях.

– Тогда тебе грозит смерть. Планируешь попытаться разговорить Итачи? Это сродне самоубийству, поверь мне. Такие парни как он даже под страхом смерти не раскрывают своих тайн. К тому же разве ты сама ранее не утверждала, что в гибели Киёмидзу повинен Тадзиява?

– Я заблуждалась, – признала Наоми, отводя ладони от лица, она потонула в глубинах бархатистых глаз синоби. – Обнаглевший феодалишка был слишком туп и ограничен, чтобы самостоятельно придумать столь глобальный план по уничтожению Киёмидзу, разгадать который не сумели даже передовые умы общины. Он, всего лишь пешка. Нет сомнений, всем процессом руководил кто-то другой.

Наоми резко встала, метнувшись к выходу.

– Пусть погибну, но я должна попытаться выбить правду из Итачи.

– Стой! – Видя решительность куноити, и ни на минуту не сомневаясь, что ей хватит безрассудства отправиться прямиком в логово акацук, Какаши удержал ее за руку. – Зачем идти на жертвы? С Итачи тебе не совладать!

– Знаю…. – вздохнула Наоми. С грустью она перевела взгляд на ладонь синоби сжимавшую ее руку. Нежно, но крепко, его пальцы обвились вокруг запястья, при этом не причиняли боли и не давали уйти.

А что, если доверится ему? Просто доверится, не смотря ни на что, без оглядки на разделяющие их предрассудки и разницу в статусе? Он – дзенин, синоби, чья доблесть известна далеко за пределами Листа, а она – отступница, чьей стезей в последние годы была лишь жажда наживы и непомерная месть за род…. Они не ровня друг другу, но, если не брать во внимание данные различия, так ли они далеки? Он и она – мужчина и женщина. Бог изначально создал их разными, но необходимыми друг другу.

Какаши Хатаке вызывал у нее доверие, казался ей единственным человеком, способным не только понять глубинные помыслы ее души, но и принять, понять и принять ее боль, ее не проходящую жажду отмщения….

– Но, там моя сестра…. – девушка сделала слабую попытку отстраниться, в глубине души желая этого меньше всего, но дзенин лишь усилил давление, приблизившись к ней, таким образом, сокращая дистанцию практически до минимума. Она отвернулась, глухо проговорив в окружающую ее тишину: – Если Учиха действительно каким-то образом причастны к гибели Киёмидзу, то….

Синоби бережно развернул куноити за плечи и отыскал взглядом ее потемневшие глаза.

– Зная Итачи, твоя сестра была бы мертва давным давно.

Ужаснувшись, Наоми непроизвольно вскрикнула. Воображение с живостью нарисовало картину кровавого акта, а дзенин, тем временем продолжал, добавив с тем неизменным спокойствием, которое всегда так раздражало ее в нем:

– Впрочем, как, вероятно и ты. Но как видишь, ничего подобного не произошло. Значит….

– Значит? – насторожилась Наоми.

– Значит, мы движемся не в том направлении…

Это многозначительное «мы» и тепло его ладоней на ее плечах сотворило с куноити чудо. Внезапно девушка расслабилась, отдавшись во власть нахлынувших ощущений, поверив в возможную идиллию между ними. Глядя в лицо синоби, частично скрытое за маской, она чувствовала себя частью чего-то важного, нерушимого, чего-то целостного. И это наполняло ее душу невыразимым спокойствием, которое несло ее по волнам новой, реальности, приоткрывшей перед ней двери в неизведанный мир, в котором сбывались все тайные чаяния. Она ощущала себя нужной….

Наоми посмотрела в глаза Какаши. Черные, бархатистые, они излучали неподдельную нежность, не заметить и, не поверить в которую было, пожалуй, невозможно, вот так вот просто глядя в них. И Наоми верила, она тонула в их ласковых глубинах, не делая попыток, воспротивится тому влиянию, что они на нее возымели. Чувства захлестнули и под влиянием чарующего импульса, пробуждавшего в ней самое сокровенное, девушка потянулась к мужчине и он подался к ней в ответ, охваченный колдовством той же нерушимой связи, установившейся между ними с того момента, как впервые пересеклись их глаза, и которую они первоначально приняли за незначительное влечение, сейчас переросшее в нечто иное. В нечто еще совсем незнакомое, но сильное.

Ладони Наоми обычно безжалостные, нежными пташками опустились на взволнованно вздымающуюся грудь ниндзя и, вспорхнув вверх по мужественной напрягшейся шее, обхватили его лицо. Секунду она, молча, глядела ему в глаза, колеблясь между защитными рефлексами, тоненьким колокольчиком неспокойного рассудка, звенящего где-то в голове, бьющем сигнал тревоги. Затем неуверенно потянула за края маски, постепенно обнажая то, что было скрыто: изящный изгиб переносицы, твердые, чувственные губы, влекущие ее, упрямый подбородок и замерла, вопросительно взглянула на него, словно бы внезапно задалась вопросом, не претит ли это его внутренним установкам. Какаши не стал томить ее ожиданием. Белокурая голова синоби склонилась над ней и прежде чем тревожная мысль, а верно ли она поступает, вновь бросаясь в омут с головой, достигла сознания куноити, его горячие уста накрыли ее рот, погасив буйство протеста воспаленного разума…..