Текст книги "Демоны внутри (СИ)"

Автор книги: Umnokisa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц)

– Малкен, что ты от меня хочешь? – спросила я напрямую, вынимая второй наушник из уха в знак уважения, хотя в это не было необходимости – он такой жертвы с моей стороны не оценит.

Рой задумался, явно не рассчитывая на то, что я не начну разговор с ним по душам, вместо того, чтобы начать отбиваться и ругаться.

– У тебя же завтра день рождения? – наконец поинтересовался он. – Раз мы встретились, то почему бы не отпраздновать его в нашей компании? Прямо сегодня и начнём.

Дружки, заслышав о потенциальной возможности выпить, согласно закивали. Я окинула взглядом троицу, понимая, что если сейчас откажу, то меня силой потащат за собой. Малкен не хуже дикого зверя почувствовал мою неуверенность и теперь сделает всё, чтобы добиться своей цели. Полагаю, в своих фантазиях он уже перешёл к лапанию моего тела и жарким поцелуям где-нибудь в подворотне или даже в его комнате.

– Нет желания, – отозвалась я на предложение, едва сдерживаясь от того, чтобы поморщиться. Уже собиралась развернуться и попробовать снова идти в сторону школы, но Малкен схватил меня за рюкзак и дёрнул на себя. Я скорее автоматически сорвала с плеча чехол с тренировочным мечом и попыталась врезать ему под дых, чтобы отбить окончательно всяческое желание иметь со мной хоть какие-то дела, но меня обхватили руками и оторвали от земли так, что теперь я лишь дёргала ногами и злобно шипела, пытаясь вырваться на свободу.

– МАЛКЕН!!! – зарычала я, когда Крис как можно осторожнее разжал мои пальцы, чтобы забрать чехол. – Я убью тебя, если ты не прекратишь так делать! Опусти меня на землю!

– Какая забавная Белоснежка и лёгкая, как гномик, – попытался, видимо, сделать комплимент Рой, но за сказанное получил от меня локтем под рёбра. Да, я не отличалась высоким ростом, но обзывать меня гномиком – это уже за гранью. Пожалуй, все, кроме Малкена, знают, что женщины у гномов бородаты и мало отличимы от маленьких дровосеков.

– Опусти меня на землю, Малкен, – повторила я, морально готовясь к тому, что вечер я проведу в полицейском участке для выяснения обстоятельств драки с этим идиотом. – Или я за себя не ручаюсь!

Громила лишь хохотнул и теперь взвалил меня на плечо, словно модный аксессуар, не забыв при этом придерживать мой зад рукой.

– Ну, раз ты не против, то пошли, красотуля, – объявил план своих действий Малкен и действительно пошёл вверх по улице. Процессию замыкали его прихвостни. Я несколько раз ударила Роя по спине и даже обозвала парочкой совсем уж нецензурных слов, но это не возымело никакого эффекта. Майер и Крис улыбались, корчили рожи и даже сделали пару фотографий на нашем фоне. Не завидую я им, если Анна, моя сестра, узнает об этом. Их всех ждёт самая страшная из возможных смертей.

– Малкен, в последний раз тебе говорю – спусти меня на землю! Иначе… – я не смогла договорить, потому что меня оборвали самым наглым образом его дружки.

– Иначе что? – поинтересовался Крис, помахивая моим чехлом, в котором был меч. – Ты будешь топать ножками и плакать?

– Или укусит! – предложил свою версию дальнейшего развития событий Майер.

– Или же будет страстно царапать ему спину! – подхватил Крис.

Я закрыла лицо руками, понимая, что их понесло не в ту степь. Сейчас я точно узнаю обо всех их эротических фантазиях.

– Или… – неожиданно Майер замолчал. Видимо, идей не осталось, что я буду делать.

– Или вас четверых ждёт разговор с директором, – долетел до нас строгий выкрик с противоположной стороны улицы.

Кому принадлежал голос – я узнала сразу и даже поблагодарила Небо за то, что это именно этот человек, а не кто-то другой. Роберт Станиславский, наш школьный библиотекарь, отличался спокойным нравом и удивительной дипломатичностью. Окажись на его месте кто-то другой, Рою и его друзьям было бы точно несдобровать.

Господин Станиславский захлопнул дверь машины и теперь направлялся в нашу сторону.

– Вот же ж блять… – отозвался Малкен на его появление, понимая, что его серьёзно обломали. – Чего вам? Я книжки сдал ещё перед каникулами, – друзья расценили это смешной шуткой и загоготали.

Библиотекарь был едва ли выше Малкена, но серьёзно уступал ему и его друзьям по физическим данным. Всё, что у него было в данном случае, – авторитет и право говорить от имени моего опекуна – директора школы, в которой я и Рой с друзьями учимся.

– Мистер Малкен, будьте так любезны, опустите мисс Казадор на землю. Ей явно не нравится то, что вы творите, – Станиславский поправил очки. Крис и Майер стояли за его спиной, готовые, в случае чего, дать отпор тщедушному мужчине.

– Кто вам такое сказал? Мы прекрасно проводим время. Правда, милая? – Рой окончательно развернулся к библиотекарю и демонстративно похлопал меня по заду, за что получил мой недовольный вскрик и очередную порцию боли в районе его почек, которые я попыталась ему выцарапать.

– Опустите Казадор на землю, Малкен! Я что, неясно выразился? Мне казалось, что у меня нет акцента, – Станиславский сделал шаг в нашу сторону, но Рой решил, что выполнить требования будет слишком скучным делом. Он всегда недолюбливал библиотекаря, поэтому не упускал случая над ним поиздеваться, хотя потом и получал выговоры со стороны руководства школы. Родители громилы исправно появлялись в кабинете тёти Маргарет каждый месяц. Не знаю, как они заглаживали вину своего сына перед преподавательским составом и школой, но Малкен каким-то чудом учится у нас уже второй год.

Станиславский нахмурился, понимая, что Рой меня так просто не отпустит.

– Малкен, вы хотите проблем? – опасно тихим голосом поинтересовался он, делая ещё шаг в нашу сторону, от чего Рой снова отступил.

Я чертыхнулась. Видимо, всё-таки придётся кричать.

– А вы мне что, угрожаете? – в ответ рассмеялся Малкен. Обернувшись, я увидела, что Майер снимает всё происходящее на камеру телефона. Если Станиславский попробует применить силу по отношению к этому идиоту, то его ждут большие проблемы.

– Я просто не могу понять, на что вы рассчитываете. Вы намеренно выводите меня из себя и явно ждёте, что я вас хорошенько вышколю, – вздохнул Станиславский, глядя между тем на меня. Или мой зад. Стоило мне об этом подумать, как я покраснела. Теперь хотелось врезать и ему тоже.

– А вы мне, походу, угрожаете? – усмехнулся Рой и неожиданно опустил меня на землю, но опомниться не дал – задвинул за спину, где меня уже поджидал Крис.

– О, ну если вы расцениваете мои слова как угрозу, то, вероятно, угрожаю. Вы же понимаете только язык силы, Малкен, а мне неожиданно ужасно захотелось отвесить вам пару подзатыльников, – библиотекарь подошёл к верзиле вплотную, и теперь они буквально пожирали друг друга недобрыми взглядами.

– Ударите меня – и встретимся в суде, – улыбнулся Рой недобро. – Мои родители – адвокаты, и вам придётся хорошо раскошелиться, чтобы выплатить мне компенсацию за моральный и физический вред.

– Поверь, это будет стоить тех денег, после того, что я с тобой сделаю, недоносок, – неожиданно огрызнулся Станиславский.

– А ещё вас вышвырнут с работы, и хрена с два вы устроитесь куда работать, – продолжил Рой, наблюдая за тем, как библиотекарь неожиданно изменился в лице. На секунду, я готова поклясться, я увидела растерянность, но мужчина почти сразу взял себя в руки.

Вздохнув, он пригладил волосы и посмотрел на меня, видимо, прикидывая, как выкрутиться из этой ситуации.

– Как и вас, мистер Малкен, вышвырнут из школы, потому что вы слишком много себе позволяете.

Неожиданно в его кармане зазвенел сотовый.

– О, а вот и Маргарет Дэвис. Признаюсь, очень вовремя, – Станиславский продемонстрировал экран Рою. Действительно, входящий от директора школы. – Сами расскажете ей, что вы тут творите?

– Да пошёл ты, – Рой сплюнул библиотекарю под ноги, развернулся и быстрым шагом пошёл прочь. Друзья поспешили за ним, успев сунуть мне в руки мой отобранный ранее чехол. Прощаться, понятное дело, они не стали.

Господин Станиславский взял меня за руку и повёл к машине, отвечая на звонок тёти. Рассказывать он ей ничего не стал, лишь упомянул, что неожиданно встретил меня, поэтому немного задержится, но всё в порядке, и та может ни о чём не волноваться. Я послушно села в машину на переднее сидение, закинув рюкзак с чехлом назад. Библиотекарь не предложил мне воспользоваться багажником, видимо, задумавшись, как обычно, о чём-то своём. Он частенько пребывает где-то в высших сферах, поэтому знаменит своими фантастическими рассеянностью и неуклюжестью: с грацией спотыкается обо всё вокруг, если зачитается книгой на ходу.

– Пристегнитесь, – напомнил он мне перед тем, как завести двигатель. А после отнял руки от руля и положил мне на плечо, глядя прямо в глаза. – Они вам ничего не сделали? Нигде не болит? Он неотёсанный олух, такой и руку сломать может – не заметит.

– Нет, не волнуйтесь. Всё нормально, – кивнула я. Плакать не хотелось. Подобное поведение со стороны Роя по отношению ко мне открытием не было, впрочем, сегодня он побил все рекорды собственной наглости и хамства. – Он просто пытался продемонстрировать симпатию по отношению ко мне.

Я решила не вдаваться в подробности наших с Роем отношений, просто потому, что это бессмысленно. Если честно, я сама не понимаю, что он ко мне испытывает над данный момент времени: делает ли он это всё из желания навредить, или продолжает… кхм… ухаживать в столь странной форме. Примерно представляя количество мозгов у данного индивида, тяжело понять сразу, что у него на уме. И Станиславскому лучше об этом не знать.

– Я-то думал, что он решил вас похитить, – грустно улыбнулся библиотекарь и переключил коробку с «паркинга». – Пришлось бы искать рыцаря на белом коне, чтобы он вас спас.

– Вы на своём чёрном порше неплохо справились с задачей, – хмыкнула я и театрально вскинула руки вверх, закрывая лицо. – О благородный рыцарь, благодарю вас за своё спасение.

– Только не вздумайте меня целовать, мисс. Не думаю, что Маргарет одобрит подобного рода благодарность. Но от чашки холодного кофе я бы не отказался.

Я захихикала в кулак. Мы частенько со Станиславским дурачились, изображая героев разных книг. Если честно, несмотря на разницу в возрасте, мы дружили. Он появился на пороге кабинета директора подавать документы на работу спустя несколько месяцев после того, как я переехала в Штаты после трагической гибели отца. Тогда я практически не разговаривала на английском, и тётя, решив, что раз мы оба – новенькие в этой стране, то должны поддерживать друг друга. Благодаря ему я выучила язык, к немалому удивлению окружающих, библиотекарь оказался невероятно эрудированным человеком. Более того, с каждым разом складывалось впечатление, что он едва ли не гений во всех смыслах этого слова: знает несколько языков в совершенстве, прекрасно разбирается во многих науках. Но при всём при этом, в его резюме значится лишь окончание экстерном Брауновского университета, что-то связанное с литературой.

Да уж, Станиславский обожает книги и чай. Я частенько находила его в расстроенных чувствах на рабочем месте, разглядывающим очередную уничтоженную кем-нибудь из учеников книгу. Каждую потерю школьного книжного фонда он воспринимает едва ли не как свою собственную.

Сунув руку в карман, потом в другой, я вскрикнула, охнула и чертыхнулась. Станиславский затормозил так резко, что если бы не ремни безопасности, то я точно бы улетела вперёд.

– Что случилось? – он испуганно посмотрел на меня, не понимая причины моей паники.

– Нам нужно вернуться, я, кажется, обронила наушники, – застонала я, в уме ругая себя за только что произошедшее.

– Мисс, мы не будем никуда возвращаться, – нахмурился библиотекарь, снова заводя машину.

– Я уверена, что они лежат где-то рядом с тем местом, где Рой взвалил меня к себе на спину, – упрямствовала я, хоть и понимала, что это бесполезно.

Библиотекарь вздохнул, поправил очки и бросил на меня неожиданно раздражённый взгляд, от чего я замолкла. Он прав. Возвращаться туда – вверх глупости. Рой и его друзья, скорее всего, где-то рядом. Да и не факт, что мои наушники вообще не у них. Не помню, что слышала, как они выпали.

– Я куплю вам новые, если вас это утешит, – донёсся до меня тихий голос Станиславского. – Но сначала я должен завезти документы нашему юристу.

– А… – протянула я. Теперь ясно, как он меня нашёл. Точнее, он не искал меня. Дом мистера Холла был в нескольких кварталах отсюда, насколько мне помнится. Что ж, теперь можно не волноваться на тему, что за мной следит наш библиотекарь. – Не стоит. Эти были просто… Я купила их себе на день рождения. Да и старые ещё работают, – попыталась объяснить ему я.

– Тогда тем более нужно купить новые, – подмигнул мне Станиславский, паркуя машину около выкрашенного в светлые тона двухэтажного коттеджа, с идеальным газоном и смешным, совершенно не свойственным для такого серьёзного человека почтовым ящиком в виде динозавра.

Я вышла вместе с библиотекарем из автомобиля. Миссис Холл делает прекрасные лимонады, а сегодня они будут очень кстати.

*

Библиотекарь поставил пластиковый стакан с шоколадным фраппучино напротив меня, себе же взяв, как и обещал, холодный кофе с молоком. Десертом послужили малиновый и лимонный кексы, заботливо уложенные на тарелки.

У мистера Холла мы не особо задержались. Пока господин Станиславский и мистер Холл разговаривали с тётей Маргарет по скайпу, разбираясь с каким-то нюансами в документах, я мило побеседовала с женой юриста и поиграла с их собакой – ворчливым английским бульдогом Сури, которая обожает слюнявить гостей и кусать стиральную машину, когда та начинает отжимать бельё.

Теперь же мы сидели в кофейне и наслаждались относительной тишиной и прохладой кондиционера. Да и просто наблюдали за людьми, которые сновали туда-сюда за окном, строя предположения, куда они так спешат.

На моём стакане значилось моё имя с довольной кошачьей мордочкой, Станиславский довольствовался облачком из сердечек вокруг имени и томным взглядом со стороны бариста.

– Невероятно повезло, что у меня нет молочной пенки, полагаю, что меня ожидало бы куда больше сердечек, – устало пробормотал он, вымученно улыбнувшись девушке и поспешно отвернувшись.

Я снова захихикала. Вокруг Станиславского всегда была группка фанаток разных возрастов, но, несмотря на это, мы ни разу не замечали его в женском обществе, более располагавшем к романтике, нежели к дружбе и общению по интересам. Он вёл достаточно замкнутый образ жизни и всячески отшучивался, когда очередная пожилая учительница или преподаватель спрашивал, нашёл ли он себе невесту. Не то чтобы всем так было нужно, чтобы библиотекарь женился, но он был на хорошем счету у общества, и все желали ему счастья. А у многих понятие счастья почему-то ассоциируется исключительно с наличием детей. Тётя лишь пожимала плечами и заступалась за своего работника, говоря, что всякий вправе жить, как ему нравится, тем более нет ничего противозаконного в жизни в одиночестве.

– Они чувствуют, что вы «свободны», – отозвалась я. – Вот и пытаются всячески привлечь к себе внимание.

– Серьёзно? – мужчина задумчиво размешивал трубочкой напиток, от чего кусочки льда достаточно мелодично постукивали в стакане. – По мне так это видно?

– Это женское чутьё, – я назидательно подняла палец, но, поймав на себе растерянный взгляд библиотекаря, тут же поправилась. – В книгах написано всегда что-то такое. Интуиция там… И…

– В книгах много чего пишут. Мисс, не всему написанному стоит верить. Особенно написанному в подростковых и женских романах. Особенно в женских! Это как сказки. Только для взрослых девочек.

– Я не читаю женские романы, – отозвалась я, краснея.

Библиотекарь плутовато улыбнулся.

– Да что вы говорите. Помнится, не так давно вы взяли у меня одну такую… – начал было он, но я, не придумав ничего лучше, наступила ему под столом на ногу, от чего он охнул. Намёк замолчать был понят, поэтому тема тут же волшебным образом закрылась сама собой.

Когда с ланчем было покончено, мы заехали в небольшой торговый центр: Станиславского неудержимо тянуло в книжный магазин, что, впрочем, было не в новинку. Единственное, что было удивительным, – мы управились с покупками там всего за полчаса, после чего он силком потащил меня в магазин электроники с целью купить новые наушники.

– Сама себе куплю, – ворчала я, стоя у витрины, пестрящей всяческими моделями: от вкладышей до накладных, от дешёвых до, такое чувство, сделанных из золота.

– Вы потеряли их по моей вине, поэтому отказа я не приму, – отозвался Станиславский, помахав рукой консультанту. – Уважаемый, помогите юной мисс с выбором.

Молодой парень, явно работающий здесь в качестве подработки на время каникул, радостно закивал:

– На какую сумму рассчитываете потратиться? – поинтересовался он, глядя на нас.

– Не имеет значения. Главное, чтобы ей нравилось. И чтобы они подходили для этого дела тоже, – библиотекарь изобразил игру на невидимой гитаре, от чего я ещё сильнее смутилась. Не то, чтобы это было секретом для всех, но теперь консультант разглядывал меня как какую-то невиданную зверушку. Я посмотрела на парня с вызовом, поджав губу и инстинктивно сжав ладони в кулаки. – Пойду пока чайники посмотрю, что ли…

Я осталась наедине с консультантом. На меня тут же посыпались вопросы на самые разные темы, начиная от того, пользуюсь ли я эквалайзером, на чём вообще слушаю музыку и какой стиль у меня любимый. Когда вопросы начали вести куда-то не туда, например, есть ли у меня парень, а то вдруг он слушает электронную музыку, а то, что мы выберем, ему не понравится, я просто схватила первую попавшуюся под руки коробку с наушниками и быстрым шагом пошла искать Станиславского, наспех поблагодарив консультанта за уделённое мне время.

– Быстро вы как-то. Я надеялся на фору в час, – удивился библиотекарь, когда я возникла рядом с ним и чайниками.

– С чего бы это вдруг? – раздражённо фыркнула я, глядя на достаточно симпатичный стеклянный электрический чайник с функцией автоматического заваривания чая, который он крутил в руках.

– Мой жизненный опыт говорит мне, что если женщина закончила покупки быстрее, чем за час, значит, что-то тут не так, – мужчина посмотрел на меня поверх очков. – Вы поругались с консультантом? Судя по выражению лица, да. Прискорбно.

– Нечего лезть в мою личную жизнь, – я отвернулась. Пальцы сами собой сжали коробку с такой силой, что она жалобно хрустнула. – Я ж в его не лезу.

Станиславский поставил чайник обратно на полку, поправил очки и, вздохнув, развернул меня к себе:

– Мисс, я уверен, что он просто был очарован вами, – его слова звучали слишком смешно, поэтому я не смогла сдержать улыбки. – Если бы я работал тут, то тоже с удовольствием попытался завести с вами беседу. Но мне повезло несколько больше этого бедняги, потому что я вместе с вами уеду сегодня на машине в закат.

– Пффф… – расхохоталась в голос я, уже не в силах строить из себя обиженную девочку. – Я поеду автобусом, размечтались! А-ха-ха!

– Нет уж, – отозвался на мою угрозу библиотекарь. – Поедем вместе. В закат. Как все приличные взрослые люди. Вы выбрали уже наушники?

– Вполне вероятно, – в его манере ответила я и поправила несуществующие очки, убрав между тем коробку себе за спину.

– Вы уверены? – я кивнула. – Точно уверены? Точно-точно? А если я пойду и спрошу у бедняги-консультанта, что теперь мучается от нераздельной любви?

– Уверена, что это было минутное увлечение, не более, – я отмахнулась.

– В таком случае, попрошу вас проследовать к кассе, мисс, – библиотекарь галантно поклонился. К моему удивлению, это было сделано так изящно и непринуждённо, что складывалось впечатление, будто бы он был этому обучен с ранних лет.

Я кивнула. Правда, вначале нам пришлось постоять в очереди, а потом, когда продавец пробил наушники, и я увидела их стоимость, Станиславский едва успел удержать меня за плечо, потому что я, нервно ухватив коробку обоими руками, попыталась вернуть её на витрину. На такие траты с его стороны я точно не рассчитывала. Кассир растерянно улыбался, наблюдая за нашими препираниями, в результате сошлись на том, что я каждое воскресенье в течение полугода буду угощать библиотекаря кофе или пончиками.

– Слишком шикарно для меня, – пробурчала я в который раз за этот вечер, сидя в машине и разглядывая злосчастную коробку, которая лежала у меня на коленях. – Мы могли бы выбрать что-то попроще.

– Вы могли выбрать что-то попроще, но сбежали от консультанта, тут моей вины уж точно нет. Может, это научит вас быть несколько предусмотрительней, – отозвался Станиславский, выезжая на двадцатое шоссе, ведущее к общежитию. – Покажите хоть, что там стоит, как первое издание «Теории относительности» Эйнштейна?

– Предусмотрительной путём траты чужих денег? Господин Станиславский, уж что-что, а точно совсем непредусмотрительно предлагать девушке тратить деньги и при этом надеяться, что она будет пытаться испытывать муки совести, – рассмеялась я, на что библиотекарь потёр переносицу и посмотрел на меня как-то совсем странно.

– Мне не жалко ничего для вас, – едва слышно прошептал он и, прежде чем я успела переспросить добавил: – Тем более, у вас завтра день рождения. На дух не переношу грустных именинниц.

Мне стало как-то неуютно. Не потому, что он говорил странные вещи, вовсе нет. Я знала, что Станиславскому можно полностью доверять, и он если что и проявляет по отношению ко мне, то только отцовскую нежность и заботу. Знала, что он никогда не переступит черты, даже если я буду его провоцировать на это всяческими способами, томными взглядами и прочими глупостями. Он сам её провёл и всячески держит расстояние, не обращаясь ко мне по имени. Он перестал называть меня по имени, когда мне исполнилось десять. Иногда мне хотелось попросить его так не делать, но я понимала, что это будет неправильным. В первую очередь, по отношению к нему. Станиславский – мой друг, и если ему так больше нравится – то дело его.

Сейчас я чувствовала какую-то непонятную тоску и тревогу с его стороны, стоило нашим взглядам встретиться. Он то и дело нервно кусал губы или сжимал руль так, что костяшки пальцев белели. Но я не могла понять, что с ним не так, какая проблема приносит ему столько дискомфорта. Чтобы хоть как-то отвлечься от этой мысли, я начала молча распаковывать наушники. Ими оказались Sennheiser, практически топовые в своём ценовом диапазоне. Более чем щедрый подарок, если честно. Я подключила их к телефону и запустила первую попавшуюся песню. Приятный звук. Басы не режут ухо, средних частот хватает.

Я зажмурилась, пытаясь сосредоточиться на их звучании. Видимо, вид у меня был более чем спокойный и безмятежный, потому что когда я снова открыла глаза, то поняла, что Станиславский смотрит на меня и улыбается. Тепло. В лучах заходящего солнца он выглядел таким добрым, таким светлым, что я улыбнулась в ответ.

– Юная мисс больше не будет на меня ругаться? – поинтересовался он, когда снова зажегся зелёный сигнал светофора.

Я отрицательно замотала головой. Если я на кого и ругалась всё это время, то только на себя.

*

– Нозоми, ты меня слушаешь? – послышался голос у меня за спиной.

Я оглянулась. Отец, уже начинающий седеть, со смешными усами и голубыми, как небо, глазами, такими глубокими, строго смотрел на меня. Точнее, я не думаю, что он злился, я ведь всего лишь увлеклась раскрашиванием какой-то картинки в книге.

– Нозоми, что ты творишь? Это же фолиант семнадцатого века! – папа выхватил у меня из рук карандаш и книгу и стал разглядывать мою шалость. – Ну молодец… Нечего сказать!..

– Пап… Я не хотела… Я думала… – слёзы навернулись на глаза; я начала судорожно хватать воздух ртом.

Отец лишь покачал головой.

– Ничего не поделаешь, что ж, всё равно время нашей семьи подошло к концу, – он сел в кресло и, захлопнув книгу, положил её на столик подле себя. Я залезла к нему на колени и прижалась к груди. Он начал гладить мои волосы. В эти минуты мне всегда казалось, что в мире есть только мы двое, а всё остальное, всё, что было за дверями нашей семейной библиотеки, давно растворилось в облаках. – Это больше никому не понадобится, правда ведь?

Дневное солнце через огромное окно заглядывало в зал, прокрадывалось своими лучами в самые его глубины, вылавливая малейшие тени.

– Папа, расскажи, как вы с мамой охотились. Ну, пожалуйста!!! – я потрясла его за плечо. Мне очень нравились его рассказы о всяких монстрах. Особенно те, где он охотился с мамой. Я её совсем не знала: она умерла, когда я только родилась.

– Знаешь, однажды мы с мамой… – начал он и замолчал.

– А дальше?

Он потёр глаза. Продолжал молчать. Потом открыл рот и начал что-то говорить, но я не услышала ни слова из сказанного им. Попыталась ему сказать, но не услышала и самой себя. Дёрнулась, оглянулась по сторонам и закричала, но из горла опять не вылетело ни звука: по стенам, словно чернила в воде, расползались тёмные пятная. Одно, игнорируя всё мыслимые законы, появилось прямо в лучах солнца и теперь расползалось, поглощая всё вокруг себя.

Я попыталась вырваться, но отец держал крепко, продолжая что-то говорить. Обернувшись к нему, я снова беззвучно закричала: из уголка его рта текло нечто чёрное. После глаза наполнились точно такой же жижей, которая теперь стекала по его щекам. Он продолжал что-то говорить, не обращая на это ни малейшего внимания, словно ничего вокруг не происходило, будто это не он должен давиться сейчас чёрной жидкостью.

Очередная попытка высвободиться ни к чему не привела, а тьма вокруг уже успела заполнить собой всё и теперь карабкалась вверх по креслу. Всё, что мне оставалось – это покорно принять свою судьбу, едва не забыв как дышать. Я в ужасе смотрела, как невесомая субстанция покрывает моё тело, тело отца, его лицо и в конце смыкается вокруг меня так плотно, что я ничего уже не вижу. И меня больше никто не держит.

Я хочу спросить в пустоту, где отец, но с моих губ если и срывается хоть какой-то звук, то я его не слыша. Тишина, пустота и тьма. Подношу руки к своему лицу, но не вижу даже их. Такое чувство, что я парю в воздухе. Только вот воздуха тоже нет. Никаких ощущений. Совсем. Через какое-то время вокруг начинают плясать цветные пятна, но я осознаю, что это попытки сознания избавиться от страха, заполнить информационный вакуум. Чувства обострились на максимум, но я не чувствую даже прикосновений к собственному телу. Пустота, вокруг пустота.

И неожиданно в этой пустоте кто-то хватает меня за руки и тянет куда-то. На этот раз я чувствую каждый палец на руках нечто. Это человек? Папа?

Но если это отец, то почему мне так страшно? Почему мне кажется, что сердце вот-вот разорвётся от ужаса?

– Нашёл, – неожиданно слышу я из тьмы чей-то голос. Хриплый и столь ужасный, что снова хочется закричать. – Я нашёл тебя.

*

Я очнулась на полу, сидящей около распахнутого шкафа. В ногах валялась деревянная шкатулка – то немногое, что я привезла с собой из отцовского дома. Точнее, важнее была вовсе не она, а её содержимое – камень, размером с детский кулак. Он выглядит совершенно невероятным: словно сгусток чёрного дыма оказался навеки заточён в стекло – изредка внутри проскакивали невесть откуда взявшиеся синие переливы. Камень всегда оставался холодным, и сейчас, после кошмара, он казался просто обжигающе ледяным. Я устало прислонила его ко лбу. Меня снова лихорадило.

Впервые за месяц я услышала голос этого нечто. И он меня пугал. Нет, это мягко сказано, слишком мягко. Он вгонял меня в животный ужас. Казалось, что проведи я во сне ещё немного времени, то точно лишилась бы рассудка, если бы не померла от страха.

– Папа… – прошептала я, свернувшись на полу калачиком и судорожно всхлипывая. – Мне страшно, папа…

Я не ждала, что мне кто-то ответит, тем более мой отец был мёртв уже тринадцать лет. Всё, что у меня осталось от него на память, – этот камень. Понятия не имею, почему из всех его вещей я выбрала именно его. Нет, конечно, причина объяснимая. Более чем объяснимая.

Я прекрасно помню, как папа достал из шкафа и развернул шёлковый свёрток, а после положил на кофейный стол этот камень. Чёрная сердцевина камня и тогда поглощала всякий попадающий на него свет: казалось, что внутри самая настоящая бездна. Устрашающий, и в то же время завораживающий.

– Это – Повелитель демонов, – холодным, словно лёд, голосом тогда объяснил мне отец, когда увидел мой растерянный взгляд. Я не поверила ему, на что он лишь усмехнулся. – Да, на первый взгляд это просто камень. На самом же деле – душа демона, запечатанная в материю. Это была долгая битва. Пятьсот лет назад наши предки одержали славную победу, заточив второго повелителя демонов в эту темницу. Если бы ты знала, сколько сил и крови было потрачено на это. Он был очень хитрым и вёртким, но всё же нашей семье удалось это сделать.

С самого рождения я слышала столько историй о них. Мой отец не раз рассказывал мне об охотах, но ни разу не ходил на них. Даже ночью, если мне снились кошмары, я всегда находила его в спальне. Говорят, что после того, как заточили короля демонов, остальные его собратья стали аккуратнее и куда незаметнее себя вести, а то и вовсе перестали наведываться в наш мир. Ремесло охотников начало увядать за своей ненадобностью, а население планеты резко возросло, от чего дела, творимые демонами, стали практически незаметными. Возможно даже, что с годами они стали ещё хитрее, ещё больше скрытными.

С тех пор, как отец показал мне камень, мне казалось, что теперь я никогда не смогу с ним расстаться. Почему-то было всё равно, кто там сидит, демон или ангел, сам камень нравился мне до чёртиков, словно сороке блестяшка, и я не могла и дня прожить без него. Удивительно, но отец не возражал против моего пристрастия и даже позволил играть с темницей демона, но при одном условии: никогда никто не должен касаться его металлом. Это условие благополучно выполнялось уже столько лет. По этой самой причине я не носила колец.

Камень стал мне спутником и молчаливым слушателем моих бед и историй из жизни. Я делилась с ним своими мыслями, идеями и просто новостями о случившемся в мире. Камень же, как ни странно, терпеливо слушал всё, что я ему говорила. Отец с детства учил меня не рассказывать всем о себе и своей семье, а камень был камнем и не мог рассказать обо мне окружающим, поэтому я нещадно мучила его своим тарахтением и бурчанием, зачастую так и засыпая с ним в руках.

– Только ты меня и понимаешь, – вздохнула я, прижимая камень к груди. – Наверно, уже устал от моего нытья, да?

Камень молчал. Идеальный собеседник.

Я никак не могла понять, почему я не выкинула его? Мне совершенно не хотелось говорить кому-либо о его существовании: ни тёте Маргарет, ни сестре, ни даже Станиславскому. Понимала, всю опасность, которую несёт эта штука, но ничего поделать не могла. Это сбивало с толку, и в то же время я убеждала себя в том, что это всё, что осталось от отца, словно если я выброшу его в реку или где-нибудь закопаю, то лишусь даже малейших воспоминаний о нём, будто каким-то волшебным образом сделается так, что папа никогда не существовал. Меня пугала эта мысль.