Текст книги "Демоны внутри (СИ)"
Автор книги: Umnokisa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 35 страниц)
– Что это было? – мне почему-то стало немного не по себе.
– Печать безмолвия. Думаешь, его величество Велиал просто так позволяет себе громить мою гостиную? Король Заган давно наложил такие везде, где его величество бывает чаще всего: у меня, в библиотеке, в твоей комнате, – от упоминания последнего места я вздрогнула, но промолчала. – Нас никто не услышит, дитя. А если начнёт прислушиваться, то разговор будет совсем о другом. – Асмодей замолчал и продолжал смотреть на меня, видимо, ожидая, что я первая начну этот разговор.
Я выдохнула, стараясь успокоиться. За спиной послышался звук открывающейся газировки.
– Господин Станиславский, – наконец-то я нашла в себе силы для первого шага. – Марбас сказал, что вы манипулируете моими воспоминаниями.
– Громко сказано.
– Ой, ну не надо юлить, малыш, – расхохотался демон болезней. – Сколько раз ты это делал?
– Два.
– Два? – я чуть не подпрыгнула на месте. – Учтите, если я узнаю, что вы сделали что-то со мной…
– Успокойся. Ты всё ещё девственница. Я и не думал тебя насиловать и стирать память после, – насупился библиотекарь. – Просто ты всё время влезаешь туда, куда тебя не просят. Кто бы мог подумать, что ты, будучи такой тихоней, на деле окажешься той ещё пройдохой.
Я обернулась и с подозрением посмотрела на Марбаса, словно он должен был подтвердить или опровергнуть слова библиотекаря. Демон сидел в расслабленной позе, покачивая ногой и потягивая колу. Встретившись со мной взглядом, он подмигнул мне.
– И что же это было? Раз я теперь принадлежу Велиалу, как он… кхм… считает… И в курсе всего происходящего, что я узнала такого раньше?
– Марбас пытался тебя покалечить, например, – Асмодей снова недобро глянул на наёмника, тот противно захихикал. – До какого-то момента мне удавалось контролировать твоё восприятие всего, но потом всё вышло из-под контроля и ты… Ты увидела меня в истинном облике.
Он замолчал.
– И вы стёрли мне память? – уточнила я, не знаю зачем, хотя и так всё было ясно.
– И я стёр тебе память, – подтвердил Асмодей, глядя куда-то вправо, снова замолкая.
Я нервно скомкала солому под пальцами. Попыталась вспомнить хоть что-то из упомянутого, но не нашла ни одного даже намёка на это. Даже малейшего, как бы я ни старалась.
– Это был… первый раз? – я подняла глаза на демона.
Тот отрицательно покачал головой:
– Нет. Второй. Мы встречались с тобой раньше. Куда раньше, чем ты думаешь. И совершенно при других обстоятельствах.
Меня пробило на дрожь. Мурашки пробежали по спине. Асмодей, завидев мою неожиданно ненормальную реакцию, протянул руку и нежно дотронулся до моей щеки.
– Нозоми, – он впервые назвал меня по имени. В его голосе слышалась нежность и тревога. – Я думаю, тебе пора узнать всё. Но я не хотел, чтобы это произошло в подобном месте, и я не уверен, что ты сможешь это спокойно перенести. Давай обсудим это в другой раз, хорошо?
Почему-то я не пыталась оттолкнуть его руку. Она казалась мне тёплой, по сравнению с моей щекой, а прикосновение успокаивало. И не хотела обозвать лжецом и монстром, как обычно это делаю. Помедлив, я отрицательно покачала головой.
– Я не отступлю, не просите, – прошептала я.
– Упрямая, как и всегда, – грустно улыбнулся библиотекарь. – Прости за то, что ты увидишь, но пусть лучше так, чем ты подумаешь что-нибудь неправильно. Я погружу тебя в сон на несколько минут и наложу заклятие, которое вернёт твои воспоминания.
Он подозвал Марбаса, на что тот отреагировал с явной неохотой, усаживаясь на пол рядом с нами.
– Это не совсем простая магия – очень легко повредить сознание, поэтому мне понадобится его помощь, – объяснил мне Асмодей, завидев моё непонимание. – К тому же, Марбас сейчас сильнее меня в магическом плане, лишняя энергия не повредит.
– Бля, ну хреновая это идея! А если её переклинит? – наконец в открытую высказал своё мнение тот. – Срать на то, что ты собираешься использовать меня как аккумулятор, реально срать. Ты понимаешь, что может произойти? Она и так плачет каждый раз, когда что-то не так. Велиал не обрадуется, если его переклинит следом ещё раз.
– Боишься? – улыбнулась я.
– Поцелуй меня в жопу, солнышко. Я просто не хочу лишиться жизни из-за такой дуры, как ты, – фыркнул Марбас.
Асмодей тем временем размотал повязку и снял примочку с ладони, подвигал пальцами, убеждаясь, что кровь не идёт. Я терпеливо ждала. Было страшно, потому что я не знала, как это происходит. И ещё казалось, что Станиславский может меня обмануть и снова попросту сотрёт память, как он это делал ранее.
– Приготовься, что это будет неприятно и больно. Не физически, а духовно. И, пожалуйста, помните, что это произошло давно и ничего изменить нельзя, – с его ладони сорвались сине-зелёные искры и закрутились в вихре, улетая под самую крышу, растворяясь в полумраке. Марбас положил руку ему на плечо и прикрыл глаза.
Библиотекарь же резко, без предупреждения, схватил меня руками за голову. У меня вышло лишь судорожно вздохнуть, я поняла, что падаю куда-то, спиной вниз. Падение такое, как бывает, когда засыпаешь. Но вокруг была не темнота, а миллионы образов, цветных картинок, которые проносились мимо с невероятной скоростью. И сводящий с ума звук, словно кто-то включил перемотку. Яркая вспышка – и я поняла, почему Асмодей просил меня не спешить с возвращением этого воспоминания.
– Марбас, что ты наделал, идиот? – льва отшвырнуло от тела отца с такой силой, словно что-то взорвалось.
Лев отлетел на десяток футов, чуть было не переломав себе крылья, проехал на брюхе по земле, пытаясь ухватиться лапами хоть за какой-то выступ на асфальте, но было тщетно. Ещё мгновение, и он скрылся в кустах.
Я сидела на мокрой дороге, обхватив голову руками, и беззвучно плакала. Видимо, я уже осознала, что произошло с отцом.
Из-за машины вышел мужчина, одетый в джинсы, лёгкую куртку с капюшоном на голове.
– Ты в порядке, дитя? – он присел рядом со мной.
– Папа… – я всхлипнула.
– Он, – мужчина обернулся и посмотрел в сторону, где лежал растерзанный труп отца, – он мёртв.
Мои плечи вздрогнули. Я завыла, словно раненное животное. Мужчина протянул руку, собираясь утешить и приободрить, но так и не решился дотронуться.
– Марбас, – он встал и пошёл в сторону кустов, куда только что улетел лев.
– Сука! Чтоб ты сдох, полукровка грёбанная! – долетел из тьмы леса злой выкрик. – Я весь в синяках!
– Зачем ты это сделал? Заган ясно сказал, чтобы ты держался от рода Казадор подальше!
– Я его прикончил! – раздался садистки-истеричный хохот. – Выкуси, неудачник! Я прикончил хвалённого отброса Набериуса, который прятался ото всех, как мусорная крыса.
На дорогу вышел парень лет семнадцати с растрёпанными короткими черными волосами и со светящимися, как два угля, глазами. Его одежда была местами разодрана, а лицо перемазано кровью.
Он сплюнул на землю и посмотрел в мою сторону.
– О… Посмотрите-ка, свежее детское мясо! Ещё и девчонка! Да мне сегодня прямо везёт на развлечения, – он хотел было сделать шаг, но около его горла замер меч.
– Только попробуй, – голос в мужчины был холоден и решителен. – Уже наигрался с Патриком.
– Ты думаешь, ангельский клинок меня остановит? – парень скосил глаза на лезвие перед своим горлом.
– Хочешь выяснить? Не волнуйся, ангельскую технику боя я хорошо знаю. Если не убью, то точно уж покалечу.
Парень промолчал. Видимо, ставить подобного рода эксперименты ему не хотелось.
– В любом случае, у неё в руках амулет отца, если охота лишиться руки без возможности регенерировать, то можешь попробовать его отобрать, – пожал плечами мужчина, опуская меч и возвращаясь ко мне.
– Амулет святого духа? Не думал, что они ещё у кого-то остались… – протянул парень и засеменил за ним. – Но ты же можешь к ней прикасаться?
Мужчина снова присел рядом со мной и снял с головы капюшон. Даже несмотря на такую неплохую защиту от дождя, его лицо было мокрым от воды. Стекла очков были все в каплях. Однако, похоже, что его это нисколько не смущало.
Он протянул руку и положил её мне на голову. Аккуратно, словно боясь, что ему что-то за это будет. Неожиданное ощущение спокойствия и усталости накатило на меня. Каким-то волшебным, необъяснимым способом в его прикосновении я нашла утешение.
– Ну, не плачь, – мужчина погладил меня по голове. – Ты молодец. Все будет хорошо.
– Да, полезно иногда иметь полукровку в своих рядах, – усмехнулся за его спиной парень. – Теперь ясно, почему Велиал так тебя любил – ты прям мастер ломать систему и правила.
– Не говори о моем господине в прошедшем времени, пожалуйста.
– Наивная душа, ты уверен, что он ещё жив?
– А почему не должен? Заклятие сковывает, но не уничтожает сразу. Думаю, что протянуть пятьсот лет для короля – не слишком проблемно.
Они замолчали. Незнакомец продолжал гладить меня по голове.
– Ты, – я сквозь слезы ткнула пальцем в Марбаса, – демон!
– Нет, ну ты слышал, как она меня назвала? Забери у неё эту хрень, я с ней разберусь!
– Марбас, планы не изменились, – мужчина осторожно взял меня за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза. – Камень с тобой?
Неожиданно мне захотелось рассказать ему всё. Словно мне вкололи сыворотку правды.
– Нет. Он остался в доме, – прошептала я, давясь слезами.
– На поместье заклятие не только от тёмных, но и от ангелов. Похоже, что у Патрика паранойя относительно всех и вся, что имеет неземную природу, – мужчина покачал головой. – Даже теперь, после его смерти, не смогу сделать и шагу за ворота.
– И что нам теперь делать? – голос парня был раздражён. Он нервно вышагивал туда-сюда, бросая на меня злобные взгляды, словно хищное животное в клетке.
– Оставить все как есть, Марбас. У нас нет другого выхода. Я сотру ей память о нас, но дам указания, что делать. Надеюсь, что это поможет. В любом случае, стоит камню оказаться за пределами поместья, я буду рядом.
Мужчина резко схватил меня за плечо и положил руку на лоб.
– Береги камень, дитя. Как только придёшь в себя, сразу спрячь его и забери с собой, куда бы ты не отправилась. Однажды мы заберём его, но пока, пожалуйста, не теряй, он очень дорог нам.
В глазах потемнело. Мой отец погиб в автомобильной аварии. В нас врезался грузовик, и его тело изуродовало до неузнаваемости, потому что он не был пристёгнут. Все что у меня осталось – это камень. Камень – это единственное, что осталось от отца. Я должна хранить его. Не оставлять ни на миг…
Открыв слезящиеся глаза, я увидела склонившегося надо мной Асмодея. Фонарь не горел, поэтому в темноте его едва мерцающие красные глаза выглядели пугающе. Внутри меня всё похолодело. Липкий, животный ужас овладел моим телом. Я с трудом пыталась побороть вновь нарастающую истерику.
Я было дёрнулась, но он с силой заставил меня оставаться лежащей на его коленях.
– Тише, тише, Нозоми, – прошептал он.
– Ну и как? – к моему лицу склонился Марбас. Я взвизгнула и отвесила ему звонкую пощёчину, от чего он отпрянул, потирая горящую щёку. – Ну, вижу, что врага она себе определила. Да, солнышко?
– Ты чудовище, – прошипела я. Неожиданно внутри меня зародилась невероятная доселе злость. Я поняла, что он имел ввиду, когда говорил, что мне тоже есть за что его ненавидеть. Сейчас я хотела свернуть ему шею, избить, выпотрошить так же, как он поступил с моим отцом.
Я вскочила и накинулась на Марбаса, повалив его на пол начала бить его, не в силах сдержать слёз и проклятий. По лицу, по груди, по плечам. Падший молча принимал мои удары, не смея ответить. Асмодей заключил меня в объятия и оттащил от наёмника. Лицо того было покрыто царапинами, губа сочилась кровью, нос разбит. Я пожалела, что недодумала выцарапать ему глаза и ещё больше пожалела, что не могу оставить ему такой же уродливый шрам, как это сделал Велиал.
– Отпусти меня! – я попыталась отбиться от Асмодея, но не могла, как ни извивалась. Не выдержала и укусила его за руку, но тот не издал ни звука, даже когда я ощутила вкус крови во рту.
Марбас приподнялся и вытер лицо рукой, размазывая чёрную кровь.
– Я предупреждал тебя, – проворчал он библиотекарю, наблюдая, как тот пытается хоть как-то меня успокоить. – Я тебе говорил, что её переклинит. Наслаждайся теперь, идиот.
– Ты ублюдок, Марбас! Чтоб ты сдох! Тебе место в аду! – визжала я, на этот раз ударив Станиславского локтем в живот.
– Я оттуда, солнышко, – отозвался падший, цинично слизывая кровь с пальцев. – Опоздала ты. Папаша был шустрее. Эх, надо было прикончить тогда Адама. Не страдал бы сейчас этой хернёй.
Дёрнувшись ещё несколько раз, я, наконец, обессиленно осела на пол. Асмодей не стал этому препятствовать: стоял рядом, делая вид, что больше обеспокоен очередной травмой руки.
– Как ты мог так поступить? – рыдала я в голос. – Ты монстр. Самый настоящий монстр!
Марбас молча смотрел на меня из темноты, приняв демонический облик, он, казалось, наслаждался происходящим: в очередной раз сделал больно, на этот раз с помощью всего лишь воспоминаний. Мне мерещилась его ухмылка.
– Нозоми, – наконец подал голос Станиславский. – Это была долгая вражда. Твой отец не раз пытался выследить и убить Марбаса. Нет ничего удивительного в том, что тот нанёс такой неожиданный и беспощадный удар. Знаете, в животном мире люди-охотники часто гибнут из-за того, что, преследуя свою добычу, теряют бдительность, и их жертва наносит им смертельные раны, даже прямо перед своей гибелью. Твой отец был охотником, и не надо винить никого в том, что он выбрал сам такой жизненный путь. Охотники должны быть готовы к подобной смерти. Он ушёл достойно.
– Это было подло! Чудовищно! – я схватилась руками за голову, мне не хотелось его слушать.
Асмодей покачал головой на мой выпад и осторожно отнял мои руки.
– Пойми наконец, в этой войне нет правых и виноватых. У каждого своя правда, и мне грустно, что в эту вражду ввязались люди. Я не знаю, с чем это и сравнить: всё равно что ребёнок побежит против вооружённого до зубов и обученного к войне морского пехотинца, имея в руках лишь палку. Единственная причина, по которой охотники ещё не вырезаны падшими – это договор первых с ангелами. У людей, работающих на небо, есть хоть какие-то знания и умения, которые позволяют им выживать. Кроме того, у вашего отца был выбор – спасти себя или тебя. И он сделал свой выбор. Ты была ему дороже жизни.
Демон посмотрел мне в глаза и улыбнулся совершенно искренне.
– Я завидую тебе, что у тебя был такой отец. Он любил тебя и отдал жизнь за тебя. Ты должна им гордиться. Даже столько лет спустя.
Библиотекарь неожиданно притянул меня к себе, обнимая.
– Нозоми, не нужно плакать. Пожалуйста, – услышала я его шёпот над ухом.
Я вцепилась пальцами ему в футболку и судорожно всхлипнула, задрожав от этого всем телом. Асмодей обнял меня ещё крепче, касаясь губами моего лба, словно целуя.
– Я думала… Что это… Психолог говорил, что я сама себе это придумала, что там был лев, – сама не понимая зачем, я уткнулась носом ему в плечо, отвечая на объятие. – Что это защита сознания от того, что было…реально…
Марбас пошевелился, от чего солома под ним зашуршала. Едва заметная магическая вспышка с его стороны: видимо, стёр кровь с кожи и одежды, залечивая нанесённые мной травмы.
Уверена, что он запомнил это; когда всё закончится, и если я выживу в этой заварушке, то он непременно вернётся и отомстит сполна.
Утром на озеро опустился холодный туман, скрывая противоположный берег.
Проснувшись в объятиях Анны, я осторожно высвободилась и, одевшись, спустилась на первый этаж. Тишина в доме указывала на то, что я встала, скорее всего, первая. Немного странно, учитывая, что лучше рыба клюёт утром. Тётя опять будет печалиться, если ничего не поймает или не выполнит хотя бы минимальный план.
Станиславский, как и обещал, спал на диване.
Говорят, что когда человек спит – он являет своё истинное лицо. Лично мне всегда эта фраза казалась смешной и неправильной: ведь когда ты спишь, то можно выглядеть невероятно глупо, будь ты хоть высокооплачиваемым актёром из Голливуда, хоть императором вселенной, хоть последним нищим бродягой.
И всё равно я подошла ближе и перегнулась через спинку дивана, разглядывая падшего ангела. Сейчас он совсем казался человеком. Он не стал накрываться одеялом, хотя мне кажется, что попросту забыл об этом, зачитавшись книгой. На груди, прижатая рукой, у него лежала «Гордость и предубеждение» авторства Остин Джейн. Очки были откинуты наверх, видимо, чтобы не мешали. Станиславский выглядел совершенно безмятежно. Я взяла книгу, вложила найденную на столешнице бумажную салфетку и положила на журнальном столике. Аккуратно сняла с него очки и, сложив, оставила рядом с книгой. Нашла в кресле плед и укрыла библиотекаря, на что тот, что-то пробормотав, перевернулся на другой бок, вызывая у меня улыбку.
На журнальном столике было свалено, по всей видимости, содержание карманов Марбаса: связка ключей с брелоком в виде логотипа какой-то знакомой компьютерной игры, но я никак не могла вспомнить, какой именно, кошелёк, утопленный вчера Blackberry и наушники. Рядом с кошельком валялись пара банковских карт, исключительно платиновые, и сморщенный от воды паспорт гражданина США. Я с трудом поборола желание посмотреть вклеенную туда фотографию и ложную информацию о владельце.
Выйдя на улицу и тихонько закрыв за собой дверь, я поёжилась от сырости. Трава была покрыта росой, а кроссовки всё ещё были влажными после вчерашней драки падших. Потирая руками плечи, надеясь хоть чуть-чуть согреться, я пошла в сторону причала. Справа от него, на берегу, к моему удивлению, уже успели разжечь костерок.
На причале уже кто-то сидел с удочкой. Подойдя ближе, я поняла, что это Марбас. Ладони сами собой сжались в кулаки, но я с трудом удержалась, чтобы снова не начать его избивать. Да и сомневаюсь, что в этот раз он позволит мне это сделать – сразу швырнёт в озеро и очень повезёт, если не попробует ещё и утопить.
– А, это ты, – он обернулся и удостоил меня взглядом. – Чего не спится?
Я раздражённо пожала плечами, но ничего не ответила. Марбас подождал с полминуты мой ответ, потом вздохнул и отвернулся обратно к озеру, снова увлечённо наблюдая за поплавком.
– Так и будешь стоять и сверлить мне спину взглядом? – поинтересовался демон.
– Пытаюсь понять, как такого как ты земля вообще носит.
– О, не пытайся. Я творил такое, от чего бы тебя вывернуло на изнанку и ты лишилась бы рассудка, и как видишь, никакой кары не последовало.
Падший замолчал, но после всё же продолжил:
– Люди любят утешать себя мыслью, что вселенская справедливость воздаст при жизни плохишам. Увы, тут я тебя разочарую – мне грозит максимум смерть. Ада и Рая для таких как я не предусмотрено. Обидно, конечно, было бы помереть: мне тут вполне себе нравится. А потом я просто растворюсь, словно меня никогда не существовало. Несправедливо, правда?
– Очень жаль, что для таких как ты не приготовлено котла в Аду, – пробормотала я, борясь с желанием столкнуть его в воду.
– Я проходил через такие испытания, что мучения грешников в Аду покажутся спа-курортом, – Марбас выполнил подсечку и начал наматывать леску. Послышался плеск. Рыба пыталась вырваться на свободу, но крючок держал крепче. – Роб-роб тебе всё верно сказал: у нас тут война, а не детские игры в песочнице. Твой отец сам решил быть охотником, его никто не заставлял.
Рыба снова забила хвостом, но, оказавшись около самого причала, была вытащена сачком и брошена на деревянный настил.
– Ты не осуждаешь львов за то, что они убивают буйволов чтобы прокормиться, и не осуждаешь буйволов, за то, что те не менее опасны для первых. Для тебя это часть природы, часть жизни, её естественный ход, – демон посмотрел на меня, но в его взгляде не было ни злости, ни насмешки. Он был совершенно спокоен. – Почему же меня ты ненавидишь так, словно я не имею права защищаться и не имею права существовать?
Марбас достал рыбу из сачка. Ею оказался крупный судак, дюймов пятнадцать в длину. Хороший улов. Падший держал его, погрузив пальцы под жаберные крышки. Рыба хватала ртом воздух, но уже не била хвостом.
– Ты убиваешь в своё удовольствие, – выпалила я, наблюдая, как парень достал из чехла на поясе нож. На этот раз обычный, не ледяной.
– Волки тоже убивают в своё удовольствие. И люди их отстреливают за это. И в то же время восхищаются их силой и красотой. Не много ли люди берут на себя, играя в богов и решая, какой вид достоин существовать, а какой нет?
Рыба оказалась прижатой одной рукой к настилу, во второй же блекло сверкнуло лезвие ножа. Рыба едва ли пыталась вырваться, но в последнее мгновение, словно почувствовав свою смерть, резко дёрнулась, когда нож вспорол ей брюхо.
– К сожалению, мы стоим на ступеньку выше в пищевой цепочке, девчонка. Можешь плакать сколько угодно, но таково решение папашки – нас отпустили живыми и выдали лицензию на ваш «отстрел», – Марбас вытащил из рыбы внутренности и швырнул их в озеро, отрезал хвост и голову и отправил вслед за потрохами. Разрезав и подняв оставшееся филе с досок, он наклонился и осторожно прополоскал в воде с другой стороны причала. После сунул половинки мне в руки, промыл нож, вытер о свою футболку, свернул рыболовные снасти и пошёл к костру. Я молча последовала за ним.
В озере, напротив костра, оказались две деревяшки. Падший осторожно достал их из воды и положил в огонь, от чего послышалось шипение.
– Давай сюда, – Марбас забрал у меня рыбу и положил половинки на деревяшки так, чтобы их не касалось пламя.
– Зачем ты её готовишь? Я думала, ты можешь сырым мясо жрать.
– Солнышко. Всё в этой жизни можно попробовать сделать хотя бы раз: даже родиться и убиться. И уж тем более – жрать всё подряд. Авось пронесёт. Но я ж не варвар какой. Рыба холодная, а я предпочитаю всё же что-нибудь погорячее. А что с обувью? – он посмотрел на меня. – Всё ещё мокрые? Не боишься заболеть?
– Тебе-то какое дело?
– Проявляю вежливость, – пожал он плечами и, поднявшись, зашёл ко мне за спину. – Казадор, ты ведь знаешь, что я не твой ровесник. И тем не менее, ты умудряешься меня выбешивать каждую минуту. Тебе совсем жизнь не дорога?
– Мне плевать на твоё сраное самолюбие, чудовище. Будь ты хоть трижды богом. Я найду способ тебя прикончить, раз этого не могут сделать остальные.
– Не могу понять, ты настолько смелая или настолько дура, – я почувствовала его горячее дыхание за ухом, от чего у меня пробежали мурашки по спине. Падший убрал волосы с моей шеи, но сделал это, не дотрагиваясь до кожи, от чего казался призраком. – Ты снова меня злишь.
– Я убью тебя, Марбас. Как только мне выпадет такой шанс – я прикончу тебя. Плевать, что я обещала не быть охотником, ради тебя я сделаю исключение.
Я почувствовала, как его ладони сжимают до невыносимой боли мои предплечья, но не проронила ни звука, заморгала, не позволяя глазам слезиться.
– Буду ждать, девчонка. Может быть, с тобой окажешься куда веселее, чем с Лаурой. Я могу и не сдержаться. Ты мне практически войну объявила и стоишь тут, соблазняешь нежной тёплой кожей, – я ощутила прикосновение чего-то ледяного на бедре. – Голова кружится от одной мысли о том, как ты будешь всхлипывать от боли, когда на ней будет расцветать кровавый узор.
Я зажмурилась, стараясь дышать как можно более ровно, но сердце всё равно колотилось как сумасшедшее, а всё внутри сжалось от ужаса. Понимала, что он не шутит сейчас.
– Тебе страшно? Правильно, что боишься, солнышко. Я ведь не буду тебя щадить, мне твои слёзы как музыка, – продолжал он, лезвие медленно скользнуло вверх по руке, потом по плечу к моему горлу. Я почувствовала, как острие упирается мне в подбородок. А потом снова ощущение холода, такого же, как и в супермаркете, когда он убивал ангелов, и во время бойни в полицейском участке. – Казадор, ты ведь ненавидишь меня за то, что я сделал с ними всеми? С Лаурой, с Патриком. Знаешь, сколько их у меня таких было? Беззащитных, молящих остановиться, убить их. Слабые люди – они как способ выместить злость. Забиваются в угол и просят о пощаде. Хоть какой-нибудь.
Меня тряхнуло, но Марбас не дал мне пораниться о нож, частично отодвинув его от моего горла, частично отдёрнув меня на себя. Я потеряла равновесие и упала к нему в объятия. Демон тут же выполнил удушающий захват свободной рукой, но не до конца, позволяя мне свободно дышать. Я инстинктивно вцепилась в его руку пальцами, но он лишь тихонько рассмеялся на это.
– Маленькая глупая охотница, – прошептал он мне. – Не разочаруй меня, ладно? Я буду ждать, когда ты придёшь за моей головой. И чем быстрее ты это сделаешь, тем меньше погибнет от моей руки других людей.
Он убрал нож и выпустил меня так же неожиданно, потом отступил назад. Я обернулась и посмотрела в его глаза. Несмотря на цвет, они были ледяные, в них читалась только желание уничтожать всё вокруг. Он принял свой истинный облик, обнажил клыки.
– Просто живи и знай, что каждый прожитый тобой в страхе день – это чья-то жизнь, – рассмеялся он.
– Ты отвратителен, – прошептала я. Руки ходили ходуном.
– А ты человек, – падший обошёл меня и уселся на бревне у костра, подув на ледяной нож, от чего тот снова сделался металлическим. После этого он спрятал его в чехол на поясе под футболкой. – И скажи, что я не прав. Прав же. А теперь, пообещав свернуть друг другу шеи, предлагаю торжественно позавтракать копчённой рыбой.
Марбас смотрел на меня так, словно ничего такого сейчас не произошло. Словно это всё было шуткой, не более. А то и вовсе моей галлюцинацией. Он указал на такое же бревно, лежащее рядом, но я развернулась и пошла прочь. В голове, словно кассета заела: «Каждый прожитый тобой день – это чья-то смерть». Меня снова бросило в дрожь.
За мгновение до того, как костёр и сидящий у него падший должны были скрыть кусты, что не говори, а место он выбрал профессионально – со стороны домов его не было видно, я обернулась и посмотрела в его сторону, померещилось, что от Марбаса к деревьям скользнуло по земле чёрное, похожее на тень, пятно. Я тряхнула головой. Померещилось, наверно. И решила ничего не говорить об этом разговоре Асмодею. Проблемы надо решать по мере их поступления. Пока что это просто звучало как угроза. Да и очередь уже начинает выстраиваться из желающих меня прикончить, если честно.
Сама не знаю почему, я рассмеялась. Шла и смеялась до самого дома.
В кухне было неожиданное оживление, и это несколько меня расстроило, ведь я надеялась посидеть в тишине и поразмыслить о столь необдуманном поступке, как объявление войны Марбасу. Радовало лишь то, что он не дал мне как таковой срок и после не явится ко мне внезапно, когда его не ждешь. Во всяком случае, я надеялась на то, что он сдержит слово. Как ни странно, несмотря на его поведение, мне казалось, что он не обманет. Да и зачем ему это делать? Он ведь уже посеял во мне зерно сомнений и самобичевания: каждый день моей жизни теперь – это чья-то смерть от его руки. Для меня, как дочери охотника, это сродни собственной беспомощности.
Зайдя в кухню, я застала там Станиславского, от чего мысленно чертыхнулась. Надеялась, что это будет Маргарет. В голове сам собой возник совершенно безумный план: научиться у неё охоте. Сомневаюсь, что она долго будет отнекиваться, в конце концов, взвесив все «за» и «против», согласится переступить через волю отца. Ведь теперь уже я её прошу об этом. Не помню, чтобы папа запрещал мне самой решать, кем я хочу стать в итоге.
– Я думал, ты спишь, – Асмодей удивлённо посмотрел на меня, стоящую по другую сторону от столешницы.
В доме всё ещё стояла тишина, видимо, он проснулся первым и теперь занимался приготовлением завтрака для всех. На плите нагревалась кастрюля с водой, рядом стояла упаковка яиц.
– Помогала Марку с разделкой рыбы, – отмахнулась я и тут же неконтролируемо сжала ладонь.
– Рыбой? Он опять проголодался? – Станиславский достал доску для резки и нож. Проверяя его остроту, провёл по лезвию пальцем. – Завтракать со всеми не собирается?
– Откуда я знаю. Сами разбирайтесь, – фыркнула я, обходя стойку и снимая с сушилки чашку, намереваясь согреться горячим напитком. Чайник как раз закипел. Всё это время библиотекарь стоял у меня за спиной и смотрел на меня. Через минуту меня начало это раздражать, поэтому я развернулась на пятках и упёрла руки в бока, воинственно глядя на падшего. – Ну, чего вам?
– Ты злишься, да? – шёпотом спросил Станиславский.
– На что?
– На всё. На то, что я сделал. На мой обман. Я совсем не тот, кем хочу быть.
– Вы в праве быть тем, кем хотите, – я повела плечами, демонстрируя, по меньшей мере, безразличие к непонятным мне душевным, если так можно выразиться, терзаниям Станиславского.
– Нельзя быть друзьями, если один из двух не хочет этого, Нозоми. Я хочу, чтобы ты мне доверяла, но я боюсь, что теперь об этом не может быть и речи, – Асмодей сделал шаг по направлению ко мне, от чего я инстинктивно отступила, прижимаясь к столешнице. – Я никогда не был твоим врагом. Ты рядом так долго, и я просто не могу причинить тебе боль. Понимаю, что прошу слишком много, но, пожалуйста, не отталкивай меня.
– Ты бросил меня Велиалу, – я не узнала своего голоса. Он стал хриплым, каким-то чужим. – Бросил и даже не стал пытаться меня защитить.
Станиславский сделал ещё один шаг по направлению ко мне и теперь практически нависал надо мной, упершись руками в деревянную поверхность.
– Это лучшее, что я мог сделать, – шептал он, видимо боясь, что нас могут услышать посторонние. – Он мог издеваться над тобой, а попытайся я вырвать из его рук тебя силой, так пощады не было ни мне, ни тебе. Я не знаю, зачем ты заключила договор, но может, оно и к лучшему, что всё так обернулась. Я счастлив, что ты жива, пусть и связана с королём.
– Струсил. Ты просто струсил, – я не смотрела ему в глаза, хотелось отстраниться от него, но не могла понять из-за чего. Не могла понять, боюсь я его или мне противна та правда о нём и его делах, что всплывает каждый раз.
Возможно, Асмодей прав, и я слишком часто влезаю туда, куда не следовало. Иногда лучше жить в счастливом неведении. Он поддерживал вокруг меня светлый и добрый мир, такой, каким его хотели видеть мой отец и Маргарет, позволил вырасти человеком. Ведь мог же в первые минуты ворваться в мою жизнь и представить всё как есть. Я завидую Анне. Она кажется счастливой. Мне самой было бы куда проще, не будь у меня хотя бы этой проклятой крови.
– Нозоми, я многим обязан Велиалу. Он спас меня когда-то, и он был моим учителем. Но ты просто не знаешь, как сильно он ненавидит твой род. Понимаю, что это звучит просто дико, но твоя быстрая и безболезненная смерть казалось наиболее благополучным исходом событий той ночью.
