Текст книги "По следу невидимки (СИ)"

Автор книги: Ulla Lovisa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

========== ЧАСТЬ 1. Глава 1. Счастливое неведение. ==========

Первое, что она ощутила предельно ясно – ей было невыносимо жарко. Футболка, пропитанная жаркой влагой, прилипла к спине, волосы взмокли, а в пересохшем горле торопливо пульсировало сердце. Ей потребовалось мгновение, чтобы вырваться из вязкого сна и осознать, что на прикроватной тумбе настойчиво звонил её мобильный. В комнате царила кромешная темнота, снаружи ещё не наступило утро субботы, а так, даже не поднимая трубки, она отчетливо понимала, к чему всё шло.

– Детектив Дженис Уокер, – хрипло ответила она, прижимая телефон к уху и свешивая ноги с кровати. На обратном конце кто-то протяжно шмыгнул носом, коротко кашлянул и только потом сдавлено и хрипло заговорил.

Вслушиваясь в простуженный голос дежурного диспетчера, Дженис встала и, старательно в темноте огибая мебель, направилась на кухню. Её мучили жажда и неясное тревожное послевкусие сна. А ещё терзало то, что она обещала субботу Эмори. Но теперь вместо сдержать слово, ей придется разбудить его в такую бесстыдную рань и тащить невесть куда – вздумалось же чертовому Блэнкеншипу переехать за город!

Толкнув кран и подставив под него стакан, Дженис, зевая, на автомате поддакивала диспетчеру. Да, она запомнила адрес. Да, она поняла, что криминалисты будут только после восьми. Да, она уже выезжает. Вода переполнила стакан и холодным потоком потекла на её пальцы. Уокер зашипела и порывисто закрыла кран.

Четыре года назад она едва на части не разорвалась в своём неотступном стремлении получить жетон детектива, но теперь в такие моменты искренне скучала по службе в патруле, где её смены были четко обозначены временными рамками, график был известным на месяц вперед, из постели по утрам вытягивал только заранее наведенный будильник. Четыре года назад она не имела представления о том, что её жизнь обернется вот так.

В последний раз снимая свою форму и сдавая ключи от казенной машины, она ещё не встретила Блэнкеншипа, не знала, что спустя всего одиннадцать месяцев после знакомства родит от него Эмори, и что спустя ещё шесть месяцев у них всё окончательно развалится. Она не знала, что в двадцать восемь будет матерью-одиночкой. Не знала, как тяжело будет в такие ранние часы поднимать сына из кровати и, стараясь сохранить последние хрупкие мгновения его сна, на руках донести до машины. Не знала, как быстро он будет расти, а оттого насколько тяжелым будет становиться, каким тревожным будет его сон, и каким расстроенным Эмори будет после таких встрясок. Черт побери, она не знала ничего из этого. Но была вынуждена через всё это проходить. Снова и снова.

Залпом выпив весь стакан и утершись рукой, Дженис вернулась в свою спальню, а оттуда – в ванную комнату. Здесь она наконец включила свет, и первые минуты, сев на унитаз, провела жмурясь холодному свечению ламп, остро впивающемуся в глаза.

Поступая в полицейскую академию, Дженис Уокер наивно полагала, что вместе с физической силой и выдержкой автоматически в комплекте врожденных качеств ей было даровано стальное умение абстрагироваться. Но не испытывать тошноты от вида размозженной по асфальту головы пренебрегшего шлемом мотоциклиста не было равно не вспоминать его после в выходной или бессонной ночью. Оказалось, чтобы оттеснять реалии работы от повседневной жизни, следовало прикладывать определенные усилия. Дженис училась это делать. Впрочем, то, о чём она сознательно не вспоминала, ей нередко подкидывало подсознание – как сегодняшний кошмарный сон. Умываясь и чистя зубы обжигающе ментоловой пастой, Уокер выталкивала его обрывки из головы. Та была нужна ей ясной и работающей, а это означало две вещи: короткий контрастный душ и крепкий черный кофе.

Времени на то, чтобы выпить его дома из любимой большой кружки вместе с завтраком, у Дженис не оставалось. А потому она перелила черную парующую жижу в один из одноразовых стаканчиков, которые сохраняла как раз на подобный случай, и сунула в пакет наобум вытянутые из шкафа одежду и обувь для Эмори. Полностью собравшись, неповоротливая в тяжелой не промокающей куртке, с повисшем с шеи жетоном и продетым в кобуру пистолетом, гулко ступая в ботинках, она вошла в комнату сына.

Тот тесно скрутившимся в комок силуэтом терялся под одеялом с бэтменами. Из угла комнаты мягко рассеивал свет ночник, на ковре остались валяться несколько игрушек. Дженис не смогла сдержать улыбки – хитрый мальчишка вечером притворялся, что уснул, а на самом деле потом ещё какое-то время играл. Она наклонилась и подхватила любимую игрушку Эмори – видавшего виды плюшевого щенка с уныло повисшими длинными ушами. Сунула её в сумку к рискованно балансирующему на дне стакану кофе, а затем с минуту уговаривала себя, что не дождется правильного момента – ей просто нужно его поднять. Ты делала это множество раз, одернула себя Дженис. А потом мысленно чертыхнулась. Она действительно делала это множество раз. Зачем она так коверкала детство Эмори?

Впрочем, и этот вопрос она задавала себе не впервые. Как, например, и такой: а что она могла изменить? Ничего, кроме службы в полиции, она не умела. И ничего другого с самого детства не хотела. Это порождало противостояние того, что она сама хотела, и того, что по её мнению было лучше для Эмори. А так, неизменно приводило к единственному заключению: она дерьмовая мать. И Дженис спешно бежала от этой неутешительной мысли, находя спасение в поцелуе в горячее ото сна личико сына, в запахе его темных вьющихся волос.

Ночь выдалась промозглой и влажной, в воздухе стояла холодная морось, она оседала на асфальт и машины, стекая по их стеклам тяжелыми каплями и образовывая на дороге лужицы. Салон автомобиля оказался стылым, и, опустив неясно хныкнувшего во сне Эмори в детское кресло, Дженис первым делом включила обогреватель. Тот надрывно зашумел. Взметнулись по лобовому стеклу дворники. Фары вспыхнули, выхватывая из темноты облезлый дощатый забор и пошатывающиеся на ветру высохшие сучки сорняков. Уокер потянулась в сумку, осторожно достала оттуда стакан и сделала первый остывший глоток.

По узким пересечениям жилых улиц она ехала осторожно, мягко притормаживая и плавно входя в повороты. Нередко Эмори просыпался и начинал жалостливо скулить или капризно плакать. Но как только они доезжали до 95-го шоссе, скорость, размеренный шум колес и ритмичный перестук стыков бетонных плит убаюкивали его. Когда складские помещения и грузовые стоянки оставались позади, а впереди на фоне вздергивающегося первым несмелым серым светом неба проступал высотный остроугольный горизонт центра, он снова крепко спал. Тогда Дженис могла негромко включить радио и в привычно музыкальном ночном эфире, лишенном разговоров и рекламы, наслаждаться последними мгновениями спокойствия.

Там, где в любое другое время толкались тянучки, в предрассветное время Уокер мчала без задержек. До пригорода Честербрук она добиралась за полчаса. В дни, когда она была на пределе эмоционального извержения, Дженис могла упоительно долго вдавливать кнопку дверного звонка, пока разозленный Блэнкеншип не возникал на пороге с перечерченной злостью физиономией, а из-за его спины враждебно поглядывала его женушка. В другое же время в двух кварталах от их элитного особняка она звонила Оуэну. Так что он ждал их на подъездной дорожке, когда Дженис туда сворачивала.

Этим ранним субботним утром, кутаясь в халат поверх пижамы, он обошел машину, открыл дверцу и, заглянув внутрь, вместо приветствия сообщил:

– У меня были на сегодня планы.

– У меня убийство, – парировала Дженис, и Оуэн Блэнкеншип скривился.

Эта короткая беседа была кратким пересказом их отношений и иллюстрацией причин их расставания: у Оуэна всегда были планы, у Дженис постоянно случались убийства. В планах Оуэна никогда не были сама Уокер и её беременность, но в проблесках предельной честности она вынуждена была признать, что Блэнкеншип оказался хорошим отцом. Дженис могла оставить ему Эмори с самого младенчества и быть уверенной в том, что сын будет в полнейшем порядке. И на самом деле только это имело значение.

Она проследила взглядом за тем, как Блэнкеншип спиной толкнул входную дверь, неся на руках Эмори и пакет с его вещами, а когда та захлопнулась, выкатилась обратно на дорогу.

С этого момента она позволяла рабочим мыслям оккупировать её голову, будто переключалась в режим детектива. Первым делом она вытянула из кармана телефон и вбила в навигатор названный диспетчером адрес. Затем наклонилась к бардачку, достала оттуда и сунула под лобовое стекло мигалку. Из ящика в подлокотнике вытянула комок резиновых перчаток и целлофановый шарик бахил. Из подстаканника взяла холодный кофе и сделала несколько жадных глотков.

День предстоял долгий и непростой.

========== Глава 2. Пересеченная черта. ==========

Он узнал её по тому, как переглянулись выстроившиеся по периметру полицейские. Он не знал почему именно, но ему было важно познакомиться с детективом прежде, чем тот увидит его работу. Словно это давало ему некоторое превосходство. И когда из серого крайслера, мигающего синим из-под покатого лобового стекла, вышла высокая статная женщина с туго собранными в хвост русыми волосами, он ощутил небывалое воодушевление. Ну какое же везение!

Постепенно светало, и на скопление полицейских машин, перекрывших улицу, словно мотыльки к лампе, собрались любопытные жильцы. Кто-то был в ботинках на босую ногу и куртках, криво застегнутых поверх ночных сорочек; кто-то в спортивной форме, готовый к пробежке; кто-то с натянувшими поводки собаками. Зевак собралось довольно много, и он рискнул протиснуться между ними ближе к полицейскому кордону. Его взгляд искал её лицо, но она будто нарочно оставалась обернутой к улице спиной. И это только распаляло в нём готовый полыхнуть на полную силу голод.

Но пока он ощущал спокойствие. То, которого не испытывал уже несколько лет, и о котором постепенно начал забывать, всматриваясь бессонными ночами в низкий серый потолок тюремной камеры. То, которое переполняло его наглостью стоять в полуметре от легавого.

Единственное, что нарушало это блаженно расслабленное состояние – необходимость вернуться в Фелтонвиль-Хауз до завтрака. И то, что детектив так упрямо пряталась. Ему нельзя было здесь оставаться. В присутствии всех этих копов воздух наполнялся до тошноты знакомой кислой тюремной затхлостью. Но теперь он не мог уйти, не увидев её лица.

***

– Уокер? – морщиня лоб под форменной фуражкой, уточнил патрульный офицер, и Дженис коротко кивнула. Она отыскала под не застегнутой курткой повисший с шеи жетон и протянула вперед. Полицейский коротко скосил на него взгляд и тоже кивнул.

– Она здесь, в квартире на первом этаже, – сказал он, поднимая плечи и пытаясь втянуть в них голову. Морось постепенно превращалась в настоящий дождь. Вслед за патрульным Дженис Уокер перешагнула тротуар и поднялась на каменные ступени.

Улица была узкой и густо поросшей. Старинные, но добротно содержащиеся дома прятались за разлогими кронами деревьев и ровно подстриженными кустарниками. Дорога асфальтированным руслом реки оставалась внизу, а передние дворы стояли над ней высокими берегами, однотипно обнесенные потемневшей каменной кладкой. Дом был отстроен бурым кирпичом, над главным входом и окнами первого этажа нависали украшенные узорами и розетками арки, на окнах второго этажа были открытые ставни. Казались причудливыми фигурные оконные рамы.

В детстве Дженис рассматривала эти витиеватые дома и воображала быт непременно больших богатых семей, происходивших от английского знатного рода. Только такие люди, думалось ей, могли жить в подобных особняках зеленых районов.

Но на поверку за массивной входной дверью с витражной вставкой оказалась не просторная богато обставленная прихожая, а узкий коридор, ведущий к двум простым серым дверям квартир и сохраняющей былую резную роскошь лестнице. Уокер ощутила какое-то невнятное разочарование.

В квартире «А» от былой зажиточности дома напоминал только грубо побеленный фигурный потолок. Всё остальное было по-современному остроугольным: темная кухонная мебель, хромированная бытовая техника, недорогой диван со смятым тканевым чехлом.

Уокер оглядывалась по сторонам и не замечала привычных признаков в пылу совершенных бытовых убийств. Вся мебель была целой, в квартире царил порядок, на полу не валялись разбитая посуда, выхваченные из подставки ножи или разорванные в клочья фотографии – всё то, что в преимущественном большинстве случаев сопровождало громкую, часто нетрезвую ссору, выходившую из-под контроля.

Напротив, всё выглядело так, будто в квартире не оборвалась чья-то жизнь, а временно встала на короткую паузу. У газовой плиты стояла чашка, на дне которой лежал так и не залитый кипятком пакетик чая. Со спинки стула свисал, будто летучая мышь, темный зонтик. На краю обеденного стола стояла небольшая женская сумочка. Надев перчатки, Дженис заглянула в её содержимое: магнитный ключ с пропуском на длинной фирменной ленте, зарядное устройство для телефона, ключи от машины, талончик из химчистки, кошелек. Тот, небольшой и плотно застегнутый, казался не тронутым убийцей. В нём осталось несколько мелких купюр и одна стодолларовая, кредитные карточки и водительское удостоверение. С его фотографии строго смотрела молодая темноволосая женщина с выразительными глазами и острым подбородком. Её звали Сандра Чейз, и ей недавно исполнилось 32.

– Она тут, – со вздохом сообщил патрульный, указывая на дверь.

За той оказалась спальня.

Сандра Чейз лежала в своей смятой постели, головой и плечами свесившись с края кровати. Её темные вьющиеся волосы были спутанными, налипшими на бледное окаменевшее лицо. Посеревшую кожу шеи контрастно перечеркивали глубокие синюшные следы. В некоторых из них темными пятнами высыхали кровавые подтеки. Борозды были неровными, перечеркивающими друг друга, растянувшимися широким ободом по шее.

Её душили и – Уокер казалась эта версия максимально близкой к истине – с очередной попытки задушили до смерти. На полу просто под бессильно свесившейся к нему Сандрой валялась перепачканная пластиковая цепочка вроде тех, что крепились на оконные жалюзи – мелкие белые шарики, с одинаковым промежутком нанизанные на шнур.

Дженис подняла взгляд. Светлая тканевая шторка с волнистым краем была опущена на всю длину. Так, что виднелись металлические крепления карниза, а на одном его краю слабо удерживалось выдернутое пластиковое колесико. Уокер подошла ближе и почувствовала холодное дуновение из-за жалюзи. Окно за ним оказалось высоко поднятым. На узком белом подоконнике собирались косо летящие дождевые капли.

– Это вы открыли? – спросила Дженис, поверх плеча оглянувшись на замершего на пороге патрульного. И когда тот отрицательно помотал головой, отодвинула штору и выглянула из окна наружу. Убийца мог прийти или уйти этим путем, а так – оставить после себя следы, но это было непросто.

Прямо под окном спальни Сандры Чейз заметенные осыпающейся ржавой листвой ступени вели в подвал. От них до каменного фигурного подоконника было не менее двух метров. Чтобы попасть внутрь, убийце нужно было подпрыгнуть, подтянуться на незначительно выступающем вперед подоконнике и, возможно, удерживая себя на нём одной рукой, второй открыть окно. Чтобы выбраться наружу, ему нужно было спрыгнуть на узкие скользкие ступени. Он мог упасть, пораниться, что-то выронить.

– Эй, офицер! – окликнула Дженис патрульного. – Этот участок под окном нужно обнести лентой.

– Ага, – глухо ответил тот, выходя из спальни. Уокер обернулась и хмыкнула. Её старшим коллегам-мужчинам доставались четкие и уважительные «да, сэр», а ей только невнятное «ага».

Она снова оглянулась. Дверь встроенного шкафа по другую сторону кровати была приоткрытой. Дженис осторожно обошла комнату, остро шелестя натянутыми поверх ботинок бахилами, и заглянула внутрь.

Там тоже царил порядок. Одежда ровно свисала с вешалок, под её весом немного прогибалась перекладина. Вещи на полках были сложены в аккуратные стопки. На полу выстроились обувные коробки. Некоторые из них оказались смятыми, будто между ними и дверцей вмещалось что-то объемное и тяжелое. Будто внутри кто-то прятался.

***

Ничего не происходило, а так, не удовлетворившие своего любопытства люди постепенно начали расходиться. На улице оставались только полицейские и две телевизионные команды. В редеющем столпотворении ему ничего не оставалось, кроме обернуться и медленно побрести к перекрестку.

Он прошагал мимо двух домов, а затем снова остановился и оглянулся. С расстояния оголенная темная паутина мокрых веток, круги раскрытых зонтов и дождевые плащи с отражающими вспышки мигалок надписями «полиция» слились в одно цельное ограждение. Отсюда едва ли было возможно что-то различить, и когда он почти смирился с этим, переставая вытягивать шею, между машин мелькнул высокий светловолосый силуэт.

Детектив вернулась, и он безотчетно сделал шаг обратно, но одернул себя. Нельзя. Пока совсем нельзя, строго проговорил он себе. Вытянув телефон, он спешно сделал несколько серий снимков, затем сунул его в карман, обернулся и быстро зашагал прочь.

***

– Какой кофе Вы пьёте?

Миссис Чейз растеряно качнула головой, в непонимании поднимая на Дженис взгляд. Она сидела на самом краю низко опущенных носилок, отчего её колени торчали так высоко, что при желании она могла опереться на них подбородком.

– Мы столько Вас тут ждали… – ответила она сперто. – Там Сандра… моя Сандра, а Вы спрашиваете о кофе?!

Голос её постепенно натягивался, будто струна, становился тоньше и истерично надрывнее. Дженис поспешила объяснить:

– Миссис Чейз, это была очень долгая и очень сложная для Вас ночь. Боюсь, мне даже не представить, каково Вам сейчас. Но нам предстоит непростая беседа. Вы можете помочь нам в поимке виновного, а потому мне нужно, чтобы Вы мыслили максимально ясно. Так какой кофе: черный или с молоком?

Она сунула смятую пятерку патрульному, отправив его в ближайшую открытую кофейню, а затем шагнула в машину парамедиков, захлопывая за собой дверь. Внутри остро пахло дезинфектором, одноразовыми бумажными простынями и успокоительным. В крышу гулко барабанил дождь. Дженис села в откидное кресло и достала блокнот.

Сандру Чейз нашла её собственная мать. Она звонила Сандре накануне вечером на её пути с работы, но та ответила, что занята и перезвонит позже. Прождав над замолкнувшим телефоном несколько часов, миссис Чейз набрала дочь снова, затем ещё и ещё раз, но трубку не поднимали. Встревожившись, она села в машину и три часа ехала из городка западнее Филадельфии, чтобы к своему безутешному горю обнаружить дочь мертвой.

Из разговора с матерью Сандры Дженис вынесла много ценной информации. Чейз работала продавщицей в книжном магазине одного из торговых центров Филадельфии – его название Уокер видела на ленте с магнитным ключом; давно не состояла в серьезных отношениях и коротких интрижках тоже; имела мало относительно близких друзей. В целом была довольно заурядной, не увлекалась ни алкоголем, ни, тем более, – миссис Чейз едва от возмущения не выплеснула на себя горячий кофе – наркотиками.

Одинокая Сандра, похоже, была по-настоящему близкой только с матерью, потому что от неё Уокер удалось узнать имена и контакты начальницы Сандры, её подруг и даже её бывшего парня.

Тщательно все их записав, Дженис поблагодарила миссис Чейз и уже собиралась встать, когда та произнесла:

– Вы же передадите это всё, верно?

– Простите? Передам кому?

– Вы всё запомнили? Мне не придется повторять это детективу?

Уокер ощутила остро скребущийся на корне языка позыв нагрубить, но вслух ответила глухо:

– Миссис Чейз, я и есть детектив.

Та недоверчиво сморщила лоб.

– Не слишком ли Вы юны для такой работы?

Не должно ли Вас беспокоить что-то другое, язвительно парировала в уме Дженис. Например, смерть Вашей дочери.

Встав, она протянула свою визитку и сухо сообщила:

– Офицеры отвезут Вас домой, мэм.

========== Глава 3. Неправильные вопросы. ==========

– Что ты делаешь?

Он спешно погасил экран своего мобильного и поднял голову. Дайна остановилась на пороге общей гостиной и хитро ему улыбнулась. Сегодня была её ночная смена, и она, конечно, заметила, что он нарушил распорядок.

– Ничего, – ответил он, накрывая телефон ладонью.

– Ничего? – выразительно скосив на него взгляд, переспросила Дайна. – Там что-то интересное. Ты выглядел… увлеченным.

Увлеченным, мысленно повторил он слово. Нет, оно не подходило. Не увлеченным, он был поддернутым будто безвольная рыба острой рыболовецкой снастью. Под его рукой за темнотой экрана осталась приближенная, максимально детализированная и откорректированная по цветам фотография.

У детектива оказалось прямоугольное лицо с довольно крупными, обладающими какой-то дикой, грубой красотой чертами. Густые брови, сосредоточенный взгляд больших глаз неясного цвета, прямой нос и бледные, но резко очерченные губы. Тяжелая челюсть и высокий лоб. В ней было что-то от первобытной, истинно естественной женственности.

– Я сделал несколько хороших снимков… сегодняшнего предрассветного парка.

Дайна коротко свела брови и ступила вперед.

– Покажешь?

– Нет.

– Почему?

Она обогнула привычно заваленный рекламными проспектами о поисках рабочих, встречах клубов анонимных алкоголиков и церковных миссиях столик. Наблюдая за тем, как она поворачивалась, готовясь упасть на диван рядом с ним, он сказал:

– Потому что их нужно – сделать – обработать и… распечатать.

Дайна села совсем близко, принеся с собой запах пережаренной яичницы и бекона.

– А ты фотографируешь людей? Или только природу?

По телу побежало стальное напряжение. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отодвинуть ногу и унять в ней мелкую дрожь. Он усмехнулся.

– Я фотографирую красивое. Значит, и тебя могу сфотографировать.

Она резко вскинула руку, кокетливо прижимая к губам пальцы, и коротко засмеялась.

– Вот уж подлиза!

– Но ведь это правда.

***

Всегда существовал перечень обязательных разговоров исключительно всегда не приносящих никаких результатов. Так, например, до приезда криминалистов и судмедэксперта Дженис успела поговорить с жильцами трёх остальных квартир дома 239 по Харви-Стрит, но никто из них ничего не слышал ночью и вообще мало что знал о соседке из «А».

Когда обратно к Сандре Чейз уже было не протолкнуться из-за наводнивших комнаты криминалистов в белых комбинезонах, Дженис Уокер вернулась в машину и направилась в «Мейсиз», универмаг в самом центре с мраморными полами, высоким сводом и колоннами, куда забредала лишь изредка в сезоны значительных скидок.

Трафик заметно оживился, пусть и вовсе не напоминал привычную будничную утреннюю тесноту. На тротуарах возникали редкие прохожие. Верхние этажи высоток и светлая ратуша с венчающей её темной фигурой основателя, Уильяма Пенна растворялись в низко навалившихся на город дождевых тучах.

Витрины «Мейсиз» ярким контрастом проступали в мрачности субботнего утра – по-осеннему украшенные листвой, тыквами и даже мультяшными индюшками ко Дню Благодарения.

Дженис прокатилась мимо них и нагло встала прямо под запрещающим парковку знаком. Оставив включенной мигалку, чтобы избавиться от необходимости объясняться с выписывающими ей штраф патрульными, она вышла из машины и направилась прямиком к главному входу – паре тяжелых вращающихся дверей. Оказываясь в них на финальных распродажах при смене сезонных коллекций, Уокер всегда ощущала себя будто в аквариуме. Ссутулившись и осторожно подстраивая шаг под скорость вращения стеклянных створок, она была экспонатом экзотического вида, выставленной на показ, впрочем, не очень заинтересованным в ней посетителям.

Она привычно сделала глубокий вдох, будто готовясь нырнуть, и толкнула дверь, но та не поддалась. Уокер нахмурилась и нажала сильнее, но снова безрезультатно. Универмаг оказался закрытым.

Дженис подошла к стеклу вплотную и, заслонившись ладонями от неприятно режущей глаза серости улицы, заглянула в темный главный холл. Внутри она различила шевеление.

– Полицейское управление Филадельфии! – громко проговорила она, прислоняя к стеклу свой значок. – Откройте!

Неясное темное пятно отделилось от заполняющих помещение теней, превратилось в четко очерченную фигуру и порывистым шагом направилось к двери. По длинному тонкому силуэту дубинки, свисающей с пояса, Уокер признала охранника.

– Мы открываемся в двенадцать, офицер, – крикнул он издалека. – Возвращайтесь через несколько часов.

Дженис упрямо мотнула головой. Во-первых, через несколько часов у неё будут совершенно другие дела. Во-вторых, она уже договорилась о встрече с начальницей Сандры Чейз. Та обещала ждать её в магазине.

– Я детектив. Детектив Уокер, отдел убийств. Мне нужно войти.

Фигура пожала плечами.

– Нельзя, – возразил охранник. – Без ордера до открытия я Вас впустить не могу.

Он остановился так, что Дженис не могла различить его лица и имени на нашивке форменной рубашки. Самонадеянный тупица. Уокер испытывала особую нелюбовь к подобным телевизионным грамотеям. Куда уж лучше было полное незнание, нежели навязанные сериалами представления о работе правоохранительных органов. Сколько раз Дженис, ещё когда служила в патруле и уже после перевода в убойный, слышала претензии одна фантастичнее другой. Но её абсолютным любимчиком был, конечно, ордер.

– Универмаг – общественное место, – теряя самообладание, процедила Уокер. – Мне не нужен ордер, чтобы войти. Но я могу раздобыть ордер на Ваш арест за воспрепятствование расследованию.

Охранник оглянулся, будто в пустом холле за своей спиной мог отыскать подсказку, а затем шагнул вперед, расцепляя руки и вытягивая из кармана ключи.

Джонстон, как было написано на нашивке, вблизи оказался крепким молодым мужчиной-метисом с гладко выбритой головой и синевой проступающей на щеках щетины. Он был на голову выше Уокер, смотрел на неё, немного склонив голову набок, отчего на шее образовалось несколько складок.

– Ваше удостоверение, – потребовал он, когда Дженис поравнялась с ним.

– Как пройти к «Пенн Букс»? – спросила она вместо ответа, всё же протягивая жетон вперед. Джонстон выдержал паузу, сосредоточено всматриваясь в документы, и только когда Уокер красноречиво протяжно вздохнула, заговорил:

– На второй этаж, держитесь левее, почти в самом конце коридора.

Она пошла между погруженных в темноту прилавков к выключенному эскалатору впереди под гулкий аккомпанемент собственных шагов, отраженных эхом. Ей казалось, – а впрочем, она ощущала этот дискомфорт в «Мейсиз» или подобных дорогих местах всегда – что ей в спину пристально смотрят. Дженис не стала оглядываться, пока не поднялась на второй этаж, а когда сошла с неподвижных ступеней эскалатора, увидела охранника в проходе внизу. У него в руке был фонарик, и неспокойно подергивающийся круг его рассеянного свечения перебегал по мраморной балюстраде.

Дженис отвернулась и зашагала в сгущающейся, отдаляющейся от больших окон-витрин темноте к единственному подсвеченному магазину. В «Пенн Букс» её ждала владелица, разговор с которой получился довольно быстрый и бесполезный. Нет, она не знала планов Сандры на прошлый вечер. Нет, она не знала наверняка, уехала ли та одна. Нет, она не была с ней близкой. Нет, у Чейз крайне редко случались размолвки с клиентами, и те никогда не доходили до настоящих конфликтов. Да, это совершенно ужасно, сейчас никто не в безопасности даже у себя дома.

========== Глава 4. Тот, кто попадает в сети первым. ==========

Каждый раз, когда Блэнкеншип забирал Эмори к себе на выходные, Дженис обещала себе, что воспользуется этой свободой, чтобы сделать что-угодно: убраться в квартире, съездить в спортзал, закупить продуктов, откиснуть в ванной и приготовить себе вкусный ужин, встретиться с друзьями. Но вместо выполнять планы просто зависала, будто в отсутствие сына лишалась всякой энергии и желаний. Ей не спалось, она не ощущала голода, просто валялась на диване, бесцельно щелкая пультом от телевизора, порой ленясь даже выбраться из пижамы и принять душ.

Суббота оказалась занятой расследованием, но воскресенье получилось у Дженис Уокер именно таким.

Блэнкеншип, отменивший свои планы на выходные, позвонил ей в субботу в обед и сказал, что оставит Эмори до середины недели, если она не против. В среду Оуэн должен был улететь в длительную командировку и перед этим хотел вдоволь побыть с сыном. Дженис не была против.

Ей потребовалось больше года, чтобы приучить себя к относительно мирному взаимодействию с Блэнкеншипом. И получилось это, когда она сместила акценты. Значения не имели ни её обида, ни желания Оуэна – важным было только счастье сына. А Эмори любил отца. И с тем, что он вносил в их жизнь не только практическую пользу почти всегда доступной бесплатной няни, но ещё и важный вклад в развитие их мальчика, нужно было считаться.

Только это не отменяло того, как погано Дженис было наедине с собой.

– Иди домой, Уокер! – раздалось сзади, и она обернулась на стуле. Большинство столов опустели, снаружи давно стемнело, погасли экраны компьютеров и в коридоре замолчал весь день надрывно гудевший кофейный автомат. Лейтенант Линч, натягивая пальто, выходил из своего кабинета.

– Да, Фрэнк, хорошо, – отмахнулась Дженис, и он с пониманием растянул губы. Его редкие седые волосы были взъерошены, на бледной коже лица расползались пигментные пятна, создавая белесые круги вокруг небольших глаз, устало прикрытых тяжело нависшими веками.

– Работаешь над делом этой девушки? – спросил Линч, подходя ближе.

– Да, – повторила Уокер, оборачиваясь обратно к столу и заглядывая в открытую папку.

– Что нового?

– Пришел предварительный отчет патологоанатома. Её придушивали, она теряла сознание, её насиловали, она приходила в себя – и так по кругу. Несколько раз. Сандру Чейз долго и чудовищно мучали прежде, чем убить.

Лейтенант остановился напротив Дженис. Усталый деревянный пол старых перекрытий, спрятанный под протертым серым линолеумом протяжно вздохнул под его тучной фигурой.

– Сперма?

– Нет, никаких следов. Убийца пользовался презервативами, и это, похоже, единственное, что он принёс, а потом забрал с собой. Орудие убийства он нашел в спальне и там же и бросил.

Линч прищелкнул языком и пожал покатыми плечами. Состоянием на поздний вечер понедельника достоверно было известно только то, что Дженис ничего не было известно об убийце. Согласно отчетам криминалистов тот не оставил после себя никаких следов: ни отпечатков, ни волос, ни любых других образцов ДНК. Как не попался на глаза свидетелям или в объективы нескольких камер наблюдения, установленных на соседних домах.