Текст книги "По следу невидимки (СИ)"

Автор книги: Ulla Lovisa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Работа была кропотливая, её было много и она циклично повторялась: перелистать бумаги, разделить на возможно подходящие и ненужные, затем снова пересмотреть прошедшие первичный отбор, снова отсортировать, снова пересмотреть, выписать имена, адреса, номера телефонов, передать их Дженис Уокер или патрульным, дождаться от них обратной связи, начать заново.

Рею, приучившему себя к усидчивости и последовательности, а так – к концентрации, это давалось относительно просто, пусть и занимало дни. Для Дженис Уокер сидеть вместе с ним в кабинете и рыться в коробках было чем-то сродни наказания, и когда выдавалась возможность выехать поговорить с жертвой изнасилования годовалой давности или стоящим на учете у психиатра парнем, обвиненным в нарушении общественного порядка, она спохватывалась с места и бежала к машине. Фернандес наблюдал за ней и испытывал некоторое завистливое удивление её запасом энергии и рвением.

Всю среду, четверг и пятницу они провели в таком режиме, а когда официальная рабочая неделя подошла к концу, Уокер захлопнула папку, над которой сидела, и сказала:

– Я возьму часть домой. Поработаю на выходных.

– Лучше сделайте перерыв, проветрите голову, – ответил Фернандес, но Дженис упрямо качнула головой, подтягивая к себе коробку и складывая в неё бумаги. Рей вздохнул и повторил попытку: – Я понимаю Ваше усердие, и оно похвально, но…

– Нет, не понимаете! – Резко оборвала его Уокер. – Он убил уже троих!

– Я знаю…

– И я не могу проветрить голову, когда на очереди четвертая, а за ней ещё черт знает сколько!

– Детектив…

– Так что я обойдусь без Ваших ценных советов!

– Вы выгорите! – Твёрдо сообщил он, повышая голос. – Это сгрызет Вас изнутри, не оставив ничего способного трезво мыслить. Вы поймаете убийцу, только если будете работать эффективно, а не на износ.

Но в том, как она смотрела на него, как решительно опущенными были её плечи, Рей видел, что она не прислушается. И это тоже понимал. Сам был на её месте, рвущийся в бой и отметающий всякий горький опыт старших коллег. Как бы ни было жалко её мощно ревущего внутреннего огня и твердой веры в непобедимость справедливости, наверное, ей было необходимо самой обжечься, чтобы выучить урок.

Дженис Уокер промолчала, встала из-за стола, подхватила коробку и вместе с ней, порывисто шагая, вышла.

Когда-то он был таким же – решительным, готовым идти напролом и немного эгоистичным в своём представлении, что никто другой не сможет справиться так же. Возвращаемые этим ощущением дежавю воспоминания были неприятными, Рей попытался прогнать их, вернувшись к работе, но буквы перестали складываться в текст, лишая это всякого смысла. И потому он тоже собрался и поехал в «Дейз-Инн».

Там переоделся и вышел на позднюю пробежку. Но и это не помогло. На обратном пути в отель он купил несколько бутылок темного пива, просто во взмокшем спортивном костюме развалился на кровати, отыскав по телевизору старый вестерн, и опрокинул их в себя одну за другой. С опьянением в голову пришла долгожданная пустота, и только тогда Рей отправился в душ и спать.

Вот только обмануть или затопить подсознание было невозможно, а потому ночью Фернандес, едва удерживая вырывающееся сердце в груди, проснулся от воскрешённого подкоркой кошмара.

***

В субботу Дженис проснулась довольно рано, приготовила себе простой завтрак и вместе с ним и чашкой кофе уселась перед оставленной на столе коробкой с материалами. Но не стала её открывать.

Не то чтобы она прислушалась к федералу или чувствовала, что нуждалась в отдыхе. Скорее ей нужно было напоминание, что это расследование не являлось всей её жизнью, что там было место для неё самой и для Эмори. Кроме того, близился День благодарения, а потому Дженис решила начать выходные с поездки в супермаркет за продуктами, с любимой детской площадки Эмори у торгового центра, в который они обычно ездили, с поиска ему новой зимней куртки, со вкусного семейного обеда.

Может быть, что-то с ней было не в полном порядке, но Дженис искренне любила подобную рутину, она делала её счастливой, наполняла её энергией куда больше, чем путешествия или общение. Её лучшие воспоминания были частями самых обычных дней. Она почти не помнила романтического путешествия в Сан-Франциско с Блэнкеншипом, но отчетливо помнила, как доставала из стиральной машинки белье, когда впервые почувствовала в животе движения Эмори. Она знала, что такой факт в её жизни был – она вместе с матерью летала в Европу, но никаких ярких картинок оттуда не сохранила. Зато удивительно точно до мельчайших оттенков могла вспомнить запах прелой листвы в парке недалеко от дома, где впервые оттолкнулась и, не падая, прокатилась несколько метров по прямой на велосипеде.

Оглядываясь через несколько лет назад, – особенно, когда оглядываться будет Эмори – она не хотела видеть их нечастое время вместе заполненным работой над убийством. Когда-то это расследование подойдет к концу, она формулировала эту мысль в своей голове безо всяких сомнений, а вот жизни её и Эмори не закончатся. И сейчас она делала выбор, из чего та будет состоять. Из будничных счастливых моментов или из фотографий порезанных впивавшейся в кожу удавкой шей, разложенных на их обеденном столе.

Потому она убрала коробку в шкаф.

Пока Эмори спал, она убралась на кухне, в гостиной, своей комнате и ванной; достала и выбросила из холодильника то, что испортилось; открыла на проветривание окна.

В этой квартире на две спальни они жили последние два года. Дженис удалось снять её относительно свежей после ремонта. Квартира находилась в старом кирпичном доме, а оттого внутри было тихо и довольно тепло. Окна здесь были большими, наполнявшими комнаты светом. Это было приятным контрастом с теми тесными и темными кондоминиумами, в которых Уокер доводилось жить прежде. А главным плюсом были стиральная и сушильная машинки, установленные в самой квартире. Они стояли за платяными дверями в коридоре и рядом с ними было достаточно места чтобы заталкивать туда весь тот бардак, терпения созерцать который у Дженис не оставалось, но и сил разобраться с ним как следует, не хватало. А ещё порой она пряталась там от сына и в уютно ограждающем ее шуме вращающегося барабана горько плакала от усталости, обиды и страха.

Когда Блэнкеншип женился, – слишком быстро в понимании Уокер после их расставания – ей пришлось непросто. С одной стороны, у неё всегда было неясное ощущение, что он – не её, будто временный или подменный. С другой стороны, до его женитьбы они будто были на одинаковых исходных позициях, вот только Оуэн с поданным сигналом двинулся вперёд, а Дженис застряла на стартовой линии.

Она не была сторонницей поиска причин всех комплексов, трудностей и изъянов в детстве и отношениях с родителями, но в этом случае считала, что не умела строить что-то прочное с мужчинами именно потому что никогда не видела примера такого прочного у её матери. Впрочем, она не помнила и никаких временных интрижек. Так, будто мать или тщательно от Дженис их скрывала, или всегда была одинокой. И Уокер впитала это понимание, что одиночество не было смертельным, а так, легко выбирала его среди других возможных вариантов.

Вот только и приятного в одиночестве было мало. Особенно остро это ощущалось в безысходности вроде той, когда Дженис приходилось брать Эмори с собой на работу; или когда она заболевала и не имела никаких сил заботиться о себе; или когда в праздники оставалась совсем одна, потому что Блэнкеншип забирал Эмори к себе. Порой, утирая градом катящиеся слёзы и давясь своей неясно сформулированной обидой, Уокер уговаривала себя, что пока просто не встретила правильного человека. Но, если возвращалась к этой мысли без истерик, понимала, что за двадцать восемь лет успела выработать столько одиноких привычек, что едва ли была бы в состоянии ужиться с этим пресловутым правильным человеком, если он действительно где-то существовал.

========== Глава 15. Бессилие. ==========

Едва Дженис Уокер поднялась в отдел, ей позвонили снизу и сообщили, что пришла миссис Чейз, мать первой жертвы.

– Прошло две с лишним недели, – напомнила она. – Вы хоть что-то выяснили?

Было начало рабочего дня. В коридоре было людно: менялись смены патруля, отмечались у дежурного детективы и инспекторы. Дженис оглянулась в поисках пустого угла, но такого в понедельник утром в управлении не было.

– Боюсь, мэм, я не могу обсуждать с Вами расследование, – ответила она.

Миссис Чейз смерила её недовольным взглядом, кривя губы и презрительно поинтересовалась:

– А Вам в помощь не хотят назначить более опытного детектива?

Было что-то, к чему Уокер, наверное, привыкнуть не могла, сколько бы раз с этим ни сталкивалась. Будучи патрульным офицером, она всегда приходила в бешенство, когда ей вслед группки не доросших бездельников свистели и улюлюкали, выкрикивая, что любят девочек в формах. Едва сдерживалась, когда во время задержания разбушевавшихся пьяных быков, те швырялись в неё оскорбительным – не было ли её место на кухне. И замечания по поводу возраста тоже неизменно задевали.

Но если подросткам она могла пригрозить арестом за хранение марихуаны, а арестованным до острой боли заламывать руки, надевая на них наручники, то матери Сандры Чейз ничего едкого в ответ сказать не могла.

– Над этим делом также работает специалист из ФБР, – сообщила Дженис.

Миссис Чейз оживилась.

– Я хочу поговорить с ним!

– Слушайте, он тоже не станет говорить о ходе расследования. Если у Вас есть какие-то сведения, которые Вы считаете важным сообщить, можете передать их мне. Если же нет, простите, но меня ждет работа.

Голос Дженис звучал, вероятно, слишком колко. Потому что миссис Чейз вдруг переменилась в лице. Глаза застелила влага, она потянулась и ухватила Уокер за руки, её ладони оказались ледяными.

– Пожалуйста, – очень слабо проговорила она. – Это же моя девочка, моя доченька.

– Да, мэм…

– У вас есть дети?

– Есть, мэм.

– Вы ведь понимаете меня?

Дженис высвободила одну руку и накрыла ею судорожно вцепившиеся в неё пальцы женщины.

– Миссис Чейз, послушайте. Это дело в приоритете у меня, у всей полиции Филадельфии и даже у ФБР. Мы делаем всё, что можем.

Она кивнула, и от этого движения слеза сорвалась с века и побежала по щеке.

– Это правда, что он убил и ту… третью девочку?

Дженис лишь открыто заглянула в её потускневшее от горя лицо, не имея права отвечать.

– Вы хоть узнали, как её зовут?

Уокер кивнула.

Её имя сообщили родители после того, как три дня прокручивания фото по локальному телевиденью ни к чему не привело, и было принято решение выставить снимок в выпуск новостей общенационального канала. Третью жертву звали Реджина Стоун, через месяц ей должно было исполниться четырнадцать. Она сбежала из дома в Лексингтоне, штате Кентукки, почти год назад. Родители даже не знали, что она добралась так далеко.

Но ничего из этого произнести вслух Дженис не могла, а потому только крепче сжала пальцы миссис Чейз.

***

– Это надолго? – спросила Дайна и насторожено выглянула из окна на здание полицейского департамента.

– Нет, – коротко ответил он и, едва машина окончательно остановилась, спешно выскочил.

При ближнем знакомстве Дайна оказалась расшатанными эмоциональными качелями, которые не находились в состоянии покоя никогда, а любая незначительная мелочь могла вынести её в срыв.

Сегодня была его плановая встреча с инспектором, где он должен был только появиться, ответить на несколько со скукой заданных вопросов и убраться до следующей назначенной даты. И он планировал использовать эту необходимость для того, чтобы наконец узнать, где жила Дженис Уокер. Но Дайна настояла на том, что отвезет его сама. Ему были нужны её машина и благосклонность, а потому пришлось согласиться.

Такой контроль – полицейский инспектор и адаптационный центр Фелтонвиль-Хауз – назначили ему после освобождения, потому что он был рецидивистом. Его первый тюремный срок в сравнении со вторым был короткой приятной прогулкой, а освобождение после него было настоящим – едва он ступил за ворота колонии, он был абсолютно волен делать то, что хотел. Во второй раз приговор оказался жестче, и отбыв его, он всё ещё не был свободен.

Оба раза он попался на продаже краденного, и когда его задерживали во второй раз, хохотал от иронии собственной тупости. За первое проникновение и грабеж его посадили в ближайшую колонию со свободными камерами – всего в сотне километров от дома. Во второй раз отправили аж в Пенсильванию в тюрьму строгого режима, где из крохотного едва пропускающего свет окошка была видна глухая стена блока для смертников. Он понимал, что в следующий раз, если попадется, окажется именно там.

Он решил не идти к перекрестку на ближайший пешеходный переход, а потому обошёл джип и оглянулся по сторонам, чтобы перебежать дорогу, но Дайна коротко посигналила ему. Когда он оглянулся, она высунулась из окна и погрозила ему пальцем:

– Будь хорошим мальчиком.

Он усмехнулся нелепости этой фразы.

***

В комнате, показавшейся Фернандесу достаточно просторной в сравнении с уголком захламленного стола Дженис Уокер, в первые дни выделенного ему в качестве рабочего места, к началу новой недели стало довольно тесно. Тут поставили несколько столов, помимо самого Рея и детектива, работали ещё трое людей. Телефон постоянно звонил. Кому-то казалось, что к ним в дом пробирались, кому-то, что за ними следили, кому-то угрожали.

Фернандесу приходилось работать и над каждым таким обращением тоже. Во вторник вечером, вставая со стула и до хруста выгибая отекшую от усталости спину, Рей едва был способен держаться прямо. Он заставил себя выйти на обязательную вечернюю пробежку, но с трудом осилил один круг по кварталу и вернулся в номер. Когда он вышел из горячего расслабляющего душа, за окном валил густой мокрый снег. Рей позвонил в облюбованный за неделю китайский ресторанчик неподалеку и заказал доставку, но спустя десять минут, почти проваливаясь в сон, отменил заказ.

Как это обычно происходило, после переутомления ночь оказалась короткой. Он только закрыл глаза и в следующее же мгновение открыл, но снаружи наступило утро.

Рей лежал в кровати, рассматривая низкий, обклеенный бугристыми сероватыми обоями потолок, когда его телефон, оставшийся валяться на краю постели, зазвонил.

– Агент Фернандес, сэр? – раздалось из трубки. – Патрульная полиция Филадельфии. Мы пока не можем связаться с детективом Уокер. Но я так понимаю, Вы работаете над серией убийств вместе. Так?

– Да.

– Вы можете сейчас подъехать на Пелхам-Роуд, 308?

– Зачем?

– Тут задушенная девочка.

Навигатор проложил маршрут вокруг квартала, к реке Скулкилл и вдоль её извилистого течения в спальные районы где-то на севере. Рей ехал полчаса, вдвое дольше, чем прогнозировал навигатор, из-за скользкой мокрой дороги и низкой видимости – колеса машин поднимали нападавшую за ночь грязную снежную массу, откидывали её на лобовое стекло и боковые зеркала. Серыми комками были залеплены и дорожные знаки. Из-за этого Фернандес едва не пропустил съезд с шоссе на мост. Навигатор даже успел переделать маршрут, нарисовав объездной крюк длиною в три мили.

За мостом оказался довольно лесистый зажиточный район – большие дома с профессионально ухоженными газонами и клумбами. В таких местах жители не были привычными к скоплениям полицейских машин и желтым ограничительным лентам, натянутым поперек тротуаров. Когда Рей остановился перед номером 308, голубым домом с витиеватыми чердачными окнами, витражным центральным окном второго этажа и необычно округлой двухстворчатой входной дверью, открытой на распашку, из неё вышел лейтенант Фрэнк Линч.

– Я живу недалеко отсюда, – пояснил он, когда Фернандес подошел к крыльцу и протянул ему для пожатия руку. – Приехал вместе с первыми патрульными. Жуткая история.

Он протяжно вздохнул, утер углы рта и показал рукой за спину Рею. Он оглянулся.

– Вон на подъездной дорожке дома напротив стоят мистер и миссис Мэннинг, родители жертвы. Они, как и их младший сын, всё время были дома. Девочку обнаружила мать, которая пришла будить её в школу. Пойдем.

Через просторную прихожую лейтенант повел Рея по резной лестнице темного дерева на второй этаж. Коридор там был узкий, с пятью ведущими из него дверями и лестницей выше.

– Там, – указывая на третий этаж, сказал Линч. – Спальня родителей. Эти две двери – комната и ванная комната брата. А тут – спальня, ванна и гардеробная жертвы. Её нашли в кровати.

Они прошли в обычную девчачью комнату: кровать с множеством декоративных, пушистых и расшитых блестками подушек, ряд рассаженных на комоде плюшевых медвежат, зеркало на стене с заткнутыми за раму фотографиями, повисший с дверной ручки мягкий банный халат.

– Британи Мэннинг, семнадцать лет.

Она лежала в своей оставшейся не расстеленной кровати немного наискосок. Серые лосины были стянуты с одной ноги полностью, а на второй столкнуты ниже колена, трусы порваны, на внутренних сторонах бедер потемневшие бурые подтеки крови. Пышные каштановые волосы растрепались из хвоста, бледное круглое лицо застыло в напряженной маске боли. На шее следы повторяющихся удушений.

Как в случае Сандры Чейз и Зои Хаббард, как Реджина Стоун – длинным обувным шнурком, так и Британи Мэннинг, похоже, была задушена первым попавшимся убийце под руку. Изголовье кровати и покрашенную в белый металлическую решетку, служащую своеобразной подставкой для прикрепленных к ней фотографий, оплетала длинная гирлянда. Часть её была оборвана и свисала в волосы Британи. На раздавленных крохотных лампочках остались следы крови там, где пластиковыми осколками они впивались в кожу девочки.

– Вчера семья в полном составе поужинала, и дети отправились по комнатам. Миссис Мэннинг заходила к дочери пожелать спокойной ночи около десяти часов – она была жива и одна.

Фернандес оглянулся на два окна в комнате, оба были зашторены и закрыты на опущенную щеколду. Он вышел из комнаты и шагнул в небольшую ванную рядом, там тоже было непрозрачное окно – также надежно закрытое. Рей вернулся в коридор и спустился на один пролет ступеней к многостворчатому витражному окну. То оказалось прикрытым, но не запертым. Фернандес толкнул его и выглянул наружу. За ним был не огражденный задний двор, покатая деревянная крыша заднего крыльца, а по стене по предусмотрительно прибитой к ней решетке плелся осыпавшийся к зиме виноград.

– Так он и вошёл, – заключил за спиной Рея лейтенант. – Пробрался просто в заполненный людьми дом, вошёл в комнату и, не боясь быть услышанным, несколько часов терзал бедного ребенка.

========== Глава 16. Шаг навстречу. ==========

Дженис нашла свой телефон утром в углу дивана, разряженным и отключившимся. Она отчетливо помнила, что ставила его на зарядку в своей комнате, но из розетки остался бесцельно свисать провод. Похоже, настало время вводить новые правила касательно мобильного: и для Эмори – ему нельзя было играть так много и без спроса, и для самой Дженис – Эмори давно доставал, умел и не стеснялся брать то, что ему требовалось, а так, политику физической доступности вещей в их квартире нужно было пересмотреть.

Когда Уокер вернула телефон к жизни, ей посыпались уведомления о множестве пропущенных звонков от диспетчера, от Фрэнка и даже от федерала. То, что они все пытались с ней связаться в среду до начала рабочего дня, не предвещало ничего хорошего. Набирая номер лейтенанта, Дженис готовилась услышать худшее, но почему-то, когда Фрэнк сообщил о четвертом теле, оказалась к этому не готовой.

Она забросила Эмори в сад и отправилась в северные пригороды. Увиденное потрясло её до жути, которой она не испытывала ещё никогда прежде. Такая самоуверенная наглость этого больного ублюдка ударила её наотмашь, и Дженис спешно выбежала из комнаты, вниз по ступеням, через оккупированную полицейскими кухню наружу. Ей казалось, если она не вдохнет свежего воздуха, то грохнется в обморок. Широкое крыльцо заднего двора с комками налипшего на садовую мебель мокрого снега пошатнулось под её ногами, а вместе с ним и высокий горизонт. С голых мокрых ветвей подступивших к дому деревьев сорвались в низкое серое небо несколько ворон.

В руку Дженис кто-то сунул бутылку холодной воды, и она сначала сделала два жадных глотка, а потом оглянулась. Рядом оказался Рей Фернандес. В своём черном пальто и с особенно выразительными черными глазами на фоне, казалось, ещё больше утончившегося лица, он был похож на пришедшего за душой Британи Мэннинг темного ангела смерти.

– Он перешёл на девочек, – возвращая бутылку, слабо выговорила Уокер.

– Нет, не думаю. Дело не в возрасте, а в его азарте. Он повышает ставки, повышает сложность. Сначала первый этаж, потом – десятый. Неделю назад улица совсем рядом с проезжей частью, где его могли увидеть. Теперь… – он не договорил и только красноречиво покосился поверх плеча на открытую заднюю дверь.

– И что дальше?

Фернандес глубоко вдохнул, будто собираясь с силами, чтобы ответить:

– Не знаю.

Уокер ощутила в глазах неожиданное, несвоевременное жжение. Она дважды моргнула, пытаясь его прогнать, но вместо этого глаза затянуло влагой. Дженис отвернулась.

– Я никогда его не поймаю, – полушепотом озвучила она то, соглашаться с чем даже в мыслях себе запрещала. – И потеряю ещё много ни в чем не повинных девочек.

– Это не Ваша вина.

Она не хотела этого слышать, потому что это было, безусловно, ложью. И не хотела, чтобы он видел её слёзы, а потому, почти ничего перед собой не различая, шагнула вперёд, но Фернандес преградил ей дорогу.

– Это. Не. Ваша. Вина. – Повторил он твёрдо и строго. Уокер ощутила на своих плечах его крепкие руки, он сжал её и встряхнул. – Вы меня слышите, детектив?

Она попыталась высвободиться и отвернуться, потому что влага в глазах становилась тяжелее и грозилась вот-вот политься слезами, но он её не выпустил.

– Вы – не всесильная, – наклоняясь к ней, заглядывая прямо в лицо, сообщил Фернандес. – И он – тоже. Он обязательно совершит ошибку, и мы его найдём.

– Сколько ещё трупов потребуется, прежде чем это случится?

***

Всё было иначе. Не было в карьере Рея Фернандеса двух похожих убийц и двух похожих стилей, встречались те, кто совершенствовались в процессе и те, кто, наоборот, теряли бдительность. Но с этими убийствами в Филадельфии всё было совершенно по-другому – так, как он не представлял возможным. Убийца охотился часто, без какого-либо отслеживаемого ими графика, без четко обозначенных предпочтений. Оставленные ими тела отображались разрозненными точками на карте города, не формируя никакой определенной зоны. Это был вызов, от которого Рей – и он ощущал тревожно знакомые симптомы – медленно сползал с катушек. Как и Дженис Уокер.

Она была права: такими темпами им потребуются месяцы, если не годы, чтобы поймать этого сукиного сына. А с его голодом это означало десятки, сотни жертв.

Вечером среды Рей принял решение, к которому, по правде говоря, уже склонялся несколько вечеров кряду – не прерывать командировку, не возвращаться домой на праздник. Когда после непростого телефонного разговора он вернулся в их своеобразный штаб, там оставалась только детектив. Все остальные уже ушли. Было довольно пустынно и в остальном отделе. Одним из последних уходил лейтенант Линч.

Он заглянул к ним, чтобы спросить:

– Какие результаты?

И Дженис Уокер глухо отозвалась:

– Никаких.

– Моя жена ничего не хочет слышать о работе в День благодарения, – сообщил Линч. – И, клянусь, она подаст на развод, если я выйду завтра из дома. А потому давайте-ка так: вы оба приедете к нам на обед, а потом мы вместе всё это обмозгуем. И, Уокер, привози с собой Эмори. Будут мои внуки, ему будет с ними весело.

И прежде, чем кто-то из них успел дать какой-то ответ, лейтенант махнул рукой и скрылся за дверью.

Для Фернандеса это было простое решение: во-первых, он собирался продолжать работать, а делать это в управлении, у себя в номере или в гостях у лейтенанта – не имело значения; во-вторых, он успел порядком устать от острых супов и рисовой лапши с экзотическим набором говяжьих вырезок, он не отказался бы от запеченной индейки; в-третьих, пусть домой он не возвращался, оставаться в праздник совсем одному тоже не хотелось.

А потому в четверг Рей перезвонил Линчу, спросил, не нужно ли что-то привезти с собой и уточнил адрес. У дома, действительно оказавшегося неприятно близко к Пелхам-Роуд, стояло довольно много машин, и среди них знакомый серый крайслер детектива.

Когда Фернандес постучался в дверь, ему открыла невысокая полненькая женщина с румяными щеками и в перепачканном мукой переднике.

– Здравствуйте, мэм, – сказал он, протягивая ей последний найденный в супермаркете по дороге захудалый букет традиционных хризантем. – Я Рей Фернандес, агент ФБР. И Ваш муж…

– Проходите, – подхватив букет вместе с его рукой, она втянула его внутрь, в густой карамельно-тыквенный запах и гул голосов.

За тридцать девять лет жизни Рей впервые оказался в настолько хрестоматийном праздновании, которые прежде видел только в кино и рекламных роликах супермаркетов. Вопреки тому, что он ответил Дженис Уокер в первые минуты их знакомства, он всё же происходил из семьи мексиканских эмигрантов, и День благодарения для них был лишь возможностью купить не распроданную вовремя индейку со значительной скидкой. Тушек брали сразу несколько, замораживали и потом постепенно скармливали Рею в течение следующих месяцев. Позже, с основанием собственной семьи Фернандес пытался привнести какие-то общенациональные традиции в свой дом, но они не очень приживались и точно не включали в себя большого семейного собрания.

Вокруг стола, составленного из нескольких, накрытого двумя большими скатертями, заставленного едой до отказа, сидели несколько поколений семьи Линч. Рей передавал клюквенный соус в хрустальной вазе, когда его просили до него дотянуться, уплетал картофельное пюре прежде, чем то успевало остыть и с любопытством наблюдал за детьми, их мужьями и женами, за внуками лейтенанта, за ним самим и за его женой. Дженис Уокер, сидевшая с Эмори на коленях рядом с Реем, тоже казалась притихшей и растворившейся в атмосфере. Она отдала сыну вилку, которой тот уверенно орудовал, доставая себе еду из их тарелки и изо всех соседних, а Дженис только изредка тянулась поверх его головы и двумя пальцами выхватывала из салата кубики овощей.

– Детектив, Вам что-нибудь передать? – предложил ей Фернандес, и к собственному удивлению – он был уверен, что останется едва услышанным в перекрестно ведущемся поверх стола многоголосом разговоре – оказался окликнутым миссис Линч.

– Ну что это такое! Вы не на работе, а на семейном обеде. Не хочу слышать никаких «детектив», «лейтенант» и «агент», ясно? Просто Фрэнк, Дженис и… – она замешкалась, и Фернандес подсказал:

– Рей.

– Рей, – обворожительно улыбнувшись, повторила она. – Точно. Простите. До пенсии я работала учителем в младшей школе и каждый год была способна выучить не меньше сотни имен новых учеников, впрочем это осталось в прошлом. Но Вы меня поняли?

– Да, мэм, конечно.

– И чего же Вы ждете, молодой человек? – она вскинула брови.

Фернандес хохотнул тому, что ничего учительского, на самом деле, в прошлом не осталось, и повернулся к Уокер. Та широко улыбалась и с интересом на него смотрела. Он исправился:

– Дженис, тебе что-нибудь передать?

– Нет, спасибо, – со смешком ответила она.

– Рей! – подсказала со своего края стола миссис Линч, и Дженис послушно проговорила следом:

– Рей.

Когда детям надоело сидеть смирно, от индейки остался только скелет, а в графинах не осталось яблочного сидра, Фрэнк Линч провел их с Уокер в подвал – светлое помещение с низким потолком и едва уловимым запахом влаги, где стоял большой затертый диван, старый пожелтевший холодильник и что-то похожее на барную стойку, сбитую из грубых досок. В этом мужском убежище у лейтенанта оказались запасы холодного пива.

– Ладно. Давайте резюмируем, что у нас есть, – сказал Линч.

– На самом деле, у нас даже нет надежно установленной связи между жертвами, – ответила Дженис. – Сандра Чейз работала в «Мейсиз», Зои Хаббард была частой покупательницей, Британи Мэннинг иногда заглядывала туда с подружками. Но бывала ли в универмаге Реджина Стоун, неизвестно.

– Может быть такое, что связи нет вообще никакой? – спросил лейтенант, переводя взгляд на Рея. Тот пожал плечами. В этом деле он ощущал, что терял всякую экспертность, превращался в такого же слепого котёнка, как и детектив.

– Может, – нехотя признал он. – Но обычно она всё же есть. Думаю, – со вздохом он обернулся к Дженис, – стоит ещё раз наведаться в «Мейсиз» и поспрашивать у охранников. Обычных покупателей они могут не помнить, но как выпроваживали бродягу, точно запомнили бы.

***

Дайны начинало становиться слишком много, и, увидев, что она заметила и направляется к нему, он поймал себя на порыве развернуться и уйти.

– Где ты был? Почти ничего не осталось!

– О чём ты?

– Ты что?! О Дне благодарения! Несколько волонтёров передали нам фаршированную индейку и салаты, но ребята, конечно, почти всё размели. Так где ты был?

– У друзей.

Дайна округлила глаза и сплела на груди руки, тон её приобрел ту холодную подозрительность, которой она встречала всех новеньких в Фелтонвиль-Хауз.

– Я не знала, что у тебя в Филадельфии есть друзья.

– С недавних пор есть. Я отпраздновал у них и не голоден.

И прежде, чем она задала бы очередной вопрос, он развернулся и через несколько ступенек за шаг взбежал наверх. Ему было не до еды – хотя желудок жалостливо сжался в тяжелый комок спазма от доносящегося из столовой запаха – и не до Дайны. У него теперь был важный трофей, с которым ему очень хотелось побыть наедине.

Ради этого пришлось немного потрудиться. В среду по новой сложившейся у него привычке он вернулся на Пелхам-Роуд к утру и провёл в некотором отдалении от 308-го дома несколько часов, то проваливаясь в усталую дрёму, то спохватываясь. Он дожидался, когда Дженис Уокер закончит. И как только её машина выехала из хаоса полицейских мигалок и фургонов экспертов, он поехал следом. Он понимал, что детектив, вероятнее всего, отправится в управление, но не отставал – он приспосабливался к её стилю езды, к средней скорости, к поведению на светофорах, мигающих желтым. Это было важно – не терять её из виду, но и не попадаться ей самой на глаза.

Днём он вернулся на свою койку и в блаженном опустении проспал несколько крайне необходимых ему часов, а затем снова уселся в джип Дайны и отправился к полицейскому департаменту. Крайслер Дженис Уокер, вопреки его ожиданию, не выехал со служебной парковки, а прокатился с перекрестка ко главному входу, из машины вышел латинос, и детектив поехала дальше.