Текст книги "По следу невидимки (СИ)"
Автор книги: Ulla Lovisa
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
В сползшей на город темноте, в холодном свечении встречных фар и в поднимаемой колёсами влажной дымке он несколько раз с досадой стучал по рулю, когда не различал впереди знакомой линии стоп-огней. Но Дженис вела так же плавно и размеренно, как и утром, а потому в конечном итоге он всё равно её догонял. И она привела его к цели – к краснокирпичному старому дому, одному из тесно прижавшейся друг к другу череды на узкой тенистой улице.
Теперь же он знал значительно больше, чем адрес. Теперь он знал, что глаза у Дженис Уокер были удивительно ясного голубого цвета.
========== Глава 17. Когда стены рушатся. ==========
Такого запала в Эмори Дженис не наблюдала давно. Фрэнк оказался прав – большая компания его разновозрастных внуков стали для Эмори отличным развлечением. Она едва уговорила его поехать домой. Всю дорогу он увлеченно рассказывал ей об играх, в которые они играли, пока Дженис с федералом и лейтенантом работали внизу, как коверкали имена друг друга, пытаясь придумать самый смешной вариант, как ели тыквенный пирог и яблоки в крошащейся карамели. Эмори интересовало, когда он увидится со своими новыми друзьями снова, и Уокер приходилось изворачиваться: может быть, она не знала, на Рождество или позже.
– На Пасху? – выкрикивал догадки Эмори.
Дженис улыбалась ему через зеркало заднего вида и отвечала:
– Или позже.
– На четвелтое июля?
– Или после него.
– На мой день лоздения?
– Если ты захочешь их пригласить.
Загоревшись этой идеей, Эмори решил, не откладывая, вырезать из разноцветной бумаги и украсить недавно попавшимися ему в детском саду наклейками пригласительные. Он помчал впереди Дженис по ступеням к квартире, короткой автоматной очередью топота пробежал по коридору, будто в нетерпении попасть в туалет, переминался с ноги на ногу под дверью, пока Дженис искала в кармане ключи, а затем, не разуваясь, бросился в свою комнату.
Уокер ощутила неясный, но очень сильный укол тревоги, едва сама переступила порог, и крикнула в отдаляющуюся спину сына:
– Эмори, стой!
Голос её звенел от страха, природы которого она в тот момент ещё не поняла, и Эмори, уловив его, послушно замер на полушаге.
– Вернись ко мне, – тише проговорила Дженис, нащупывая торчащую из набедренной кобуры рукоять.
В квартире было холодно, очень холодно – так, как бывало, если Уокер уезжала на работу, забыв закрыть окно. Из распахнутой входной двери внутрь тянулся сильный сквозняк.
Когда Эмори подошёл к ней, в испуганном напряжении выпятив глаза, Дженис оттолкнула его себе за спину и выхватила пистолет. Она попыталась сделать шаг вперед, но вокруг её бедра крепко оплелись руки сына.
Была ли она уверенна, что не она сама оставила где-то окно нараспашку? Нет. Была ли она готова рискнуть и войти внутрь вместе с ребенком? Нет. Была ли это паранойя, червь, проедавший её сосредоточенный на одном деле последние три недели мозг? Возможно.
Она спешно набрала полицию.
– Это детектив Уокер. Нужен патруль по адресу Вторая Сауз-Стрит, дом 935, квартира 2. Возможное проникновение. Возможно, преступник в помещении.
Дженис не знала, как поступила бы, будь она в этот момент одна. Быть может, не отреагировала бы так остро, или была бы смелее, но она была с Эмори и повела себя наиболее осторожно – захлопнула дверь, достала из неё ключи и вернулась в машину. Там заблокировала все замки и завела двигатель на случай, если придется убегать.
– Мам, – дрожащим на грани слёз голосом позвал её Эмори. – Сто такое?
Она оглянулась на сына, сама не зная – что. Потянувшись к нему, она сжала его ручонку и постаралась как можно мягче и убедительнее пообещать:
– Всё будет в порядке, родной.
Никогда Дженис не приходилось звонить в 911 и в страхе ждать. В её патрульном прошлом существовал норматив того, как быстро реагировать на разного рода вызовы. Подобный звонок был из категории высокого риска и в ответ на него Уокер должна была включать мигалку и сирену, имея от трёх до семи минут на прибытие. Тогда ей это казалось крошечным временным окном, уместиться в которое порой было предельно сложно. Сейчас эти от трёх до семи минут тянулись вечность.
Она наблюдала за тем, как медленно ползла стрелка на индикаторе прогрева мотора и старалась упорядочить мысли. Уговаривала себя, что шипучий яблочный сидр ударил ей в голову, что пропускала через себя расследование, что просто устала, но холодный голос, очень похожий на её собственный, возражал. Нет, это не усталость. Нет, она не была пьяна. Да, она знала, что в трёх случаях из четырёх убийца пробирался в квартиры своих жертв и ждал их внутри, что те не подозревали о его присутствии. Но мог ли он пробраться к ней? Рискнул бы попытаться убить разыскивающего его следователя? Была ли она из категории интересующих убийцу женщин?
В психологии преступников она не была сильна, но знала того, кто мог ответить на её вопросы.
Фернандес не поднимал трубку довольно долго, и когда наконец ответил, в первое мгновенье на нервах Уокер показалось, что это автоответчик.
– Может быть так, что следующим уровнем сложности для убийцы станет нападение на полицейскую?
– Дженис, что ты имеешь в виду? – встревожено уточнил федерал.
– Мне кажется, он был сегодня в моём доме.
– Где ты сейчас?
– У дома в своей машине.
– Ты вооружена?
– Да.
– Вызови полицию!
– Уже вызвала.
– Я сейчас приеду. Скажи адрес.
С прибывшими патрульными Дженис в квартиру не пошла. Она оставалась с Эмори в машине, пока через несколько минут не спустился один из офицеров и не отчитался, что в квартире пусто.
– Замок не взломан, – добавил он.
– Я знаю. Но открыто окно.
– Да, в спальне.
Сердце пропустило удар, провалившись вниз, тяжело ударившись о среагировавший тревожной тошнотой желудок, и снова заколотилось между ребрами.
– Поднимитесь со мной и посмотрите, ничего ли не пропало.
Дженис взяла напряженно нахмурившегося Эмори на руки и пошла следом за офицером, хотя знала, что – если это действительно был тот, кого они искали – в квартире всё останется на месте. Единственным следом присутствия, который после себя оставлял убийца, было тело.
Не выпуская сына, хотя он капризно захныкал, что хотел пить и спать, Уокер прошлась по комнатам. На кухне, в примыкающей гостиной и детской всё было именно так, как утром. В её спальне осталась не заправленной кровать, на которую в спешке сборов к Фрэнку у Дженис не осталось времени. Вся техника и немногие ценные вещи вроде старого маминого кольца из белого золота и с потускневшей жемчужиной остались не тронутыми.
Чувствуя на своей спине неодобрительные взгляды патрульных, Дженис и сама постепенно начинала верить в то, что это было плодом её воображения. Она вернулась в гостиную, чтобы поблагодарить офицеров и отпустить, но её взгляд зацепился за выстроившиеся на полке под телевизором фотографии. Там был совсем маленький Эмори и постарше, в своей первой школьной форме их ясельной группы; были фотографии молодой мамы и самой Дженис. Одна из рамок оказалась пустой. За стеклом, из-под которого последние восемь лет молодая Уокер улыбалась в своей парадной форме в день выпуска из полицейской академии, была только рыжеватая задняя стенка.
– Он взял мою фотографию, – холодея от звучания этих слов, сообщила Дженис приехавшему Фернандесу.
Строгое шерстяное пальто и отутюженные брюки сменились спортивным костюмом и кроссовками с влажными грязными каплями на носках. По тому, как Рей посмотрел на неё, Уокер поняла, что врала себе. С первого же мгновенья она поняла, что убийца был здесь, и это было правдой.
Квартира – самое уютное место для них двоих с Эмори, их убежище от всех невзгод, их храм любви друг к другу – вдруг помрачнела и показалась чужой.
– Я не хочу здесь оставаться, – призналась Дженис. Фернандес кивнул.
– И тебе нельзя здесь оставаться, – добавил он. – Тебе есть где переночевать?
Она покачала головой. Единственный, кто – довольно относительно – был у неё в Филадельфии, Блэнкеншип, всё ещё не вернулся из командировки. Да и он мог дать кров только Эмори. У самой Дженис другого места, куда могла бы вернуться будто домой, не было.
Федерал, чертов психиатр – раз увидел и всё понял, не стал ждать от неё ответа и продолжил:
– В моём номере есть свободная кровать.
Эмори постепенно отключался на её онемевших от его тяжести руках. Сегодняшний день до предела вымотал и его, и саму Уокер. У неё не было сил строить из себя холодную недотрогу – в конечном счете, они постепенно сработались; как не было сил искать им свободную комнату в каком-нибудь отеле. Да и оставаться одной ей было очень боязно.
– Я только соберу нужные вещи, – ответила Дженис.
– А я пока вызову криминалистов. Пусть поищут какие-нибудь следы.
========== Глава 18. И от дома остается пепел. ==========
Рей проснулся от неразборчивого шепота у себя над головой. Он открыл глаза и увидел сидящего рядом с ним кучерявого мальчишку в ярко-желтой пижаме с пластмассовой фигуркой воина-самурая в руках. Ребенок вращал игрушку так, будто самурай делал сальто и взмахивал своей катаной, и тихо себе под нос что-то шептал. Почти насвистывал.
Фернандес посмотрел на соседнюю кровать. Из-под высоко натянутого одеяла виднелись только рассыпавшиеся по подушке русые волосы.
– Пливец, – сказал мальчишка, обернувшись, когда Рей зашевелился.
– Привет.
– Как тебя зовут?
– Рей, – сообщил Фернандес и вытянул из-под одеяла руку, предлагая открытую ладонь для пожатия. Мальчик деловито положил в неё свою ручонку и повторил:
– Лей. Меня зовут Эмоли. А это, – он указал зажатым в руке самураем на соседнюю кровать. – Моя мама – Дзенис.
Фернандес засмеялся. Лицо ребенка было удивительным соединением пухлых щек и острого подбородка, у него была копна контрастно темных по сравнению с Уокер вьющихся волос и пара каштановых глаз.
– Я знаю твою маму, – кивнул Рей. – И тебя уже пару раз встречал.
– Ты тут зивес? – оглянувшись, поинтересовался Эмори. А когда Рей снова утвердительно качнул головой, серьезно продолжил: – У тебя осень тесно. И нет кухни.
– Это ты точно подметил.
– А ты тепель вместо папы?
С соседней кровати раздалась вспышка хриплого смеха. Дженис Уокер столкнула с себя одеяло, подняла к потолку руки, а затем ладонями накрыла лицо. И в них простонала:
– О Боже, Эмори!
– Нет, – ответил Рей, потому что Эмори продолжал на него выжидательно смотреть. И мальчишка тряхнул головой.
– Это холосо. Потому сто мой папа самый луцсый.
– Ага, – невнятно подтвердила Дженис, свешивая к полу ноги. Длинные, по-спортивному подтянутые, Фернандес поймал свой взгляд на их светлой гладкой коже и спешно отвёл глаза.
– Ты мамин длуг? – не унимался Эмори.
– Нет, – повторил Фернандес.
– Тогда посему мы у тебя спим?
Дженис расхохоталась и встала.
– Ну всё, вы двое перешли к слишком личному, – заявила она и сгребла сына в охапку. Тот стал извиваться, болтая на весу босыми ногами, ударяя пятками в обнажившиеся из-под длинной футболки бедра Дженис. Она обвила Эмори одной рукой, а второй ущипнула его за бок.
– Так, успокой свои конечности! – Наигранно строгим тоном приказала она. А Эмори в ответ только оглушительно тонко взвизгнул и через смех закричал:
– Ой, лука-кесня!
Уокер унесла его в небольшой коридорчик, щелкнула включателем света и вошла в ванную. Из крана потекла вода, приглушая их голоса.
Рей сел в постели и оглянулся. Его номер будто стал теснее. Стул и письменный стол, которые он держал пустыми, оказались занятыми вещами Дженис и её ребенка. Даже на полу между кроватей валялась пара маленьких полосатых носков. Подавшись первому инстинктивному позыву, Фернандес наклонился, чтобы их поднять, но одернул себя. Возможно, это всё же было обсессивным расстройством.
Он встал, вытянул в стороны руки и прогнул спину до побежавшего по суставам хруста, до приятного натяжения в мышцах живота.
Дверь ванны открылась и оттуда донеслось пронзительное:
– Нет, я сам. Сам!
Дженис вышла в коридор, поднимая в воздух руки и повторяя:
– Ой да ладно-ладно.
Эмори, с торчащей из угла рта рукоятью зубной щетки, толкнул за ней дверь. Та захлопнулась. Дженис Уокер сжала кулаки на краях своей растянутой футболки и потянула их вниз. Она подняла на Рея взгляд и открыла рот, готовясь что-то сказать, но в дверь номера с силой постучали.
Фернандес привычно потянулся к ручке – в двери стоял магнитный замок, легко открываемый изнутри, но не отпираемый без карточки-ключа снаружи. И заметил, что защелка, которой он не пользовался, оказалась закрытой. Он оглянулся на Дженис, заслонявшую своей спиной вход в ванную. Она встретила его взгляд.
– Всё хорошо, – проговорил Фернандес. – Спокойно.
И открыл дверь.
Из темного отельного коридора сначала донесся голос:
– Ты не смеешь бросать трубку, тебе понятно?!
И только затем Рей смог рассмотреть злобно наморщившую лоб Пилар. То, что надвигалась буря, он всегда мог понять по тому, что она переходила на испанский. Он был женат на ней без малого двадцать лет и успел изучить каждую интонацию слишком хорошо, чтобы не понимать, что сейчас разразится скандал. Он предполагал, что тот рано или поздно случится, – по телефону или при встрече – но не мог представить, что Пилар приедет для этого из Вашингтона. Прежде она крайне редко приезжала к нему в командировки.
– Ты не смеешь так себя вести! – Вскинув руку и направив в него заостренный красный ноготь, продолжила она, а затем её гневный взгляд заметил за спиной Фернандеса Дженис Уокер.
– Ах, ну всё ясно! – вскрикнула она. – Конечно же. И что это за проститутка?!
За двадцать лет он прошёл разные стадии реакции на подобные выпады. Были и слёзные мольбы о прощении, и открытая конфронтация, дарящая ему злорадное удовольствие, и доводящее Пилар до крайней границы безумия молчание. Сейчас была полнейшая усталость.
– Она не проститутка, – тихо возразил он, шире открывая двери. – Она – детектив полиции. Успокойся и войди в номер.
– Не буду я заходить! Я уже всё, что хотела, увидела. Теперь мне понятны все эти твои разъезды. И понятно, почему вчера ты не приехал. Вот поэтому, – и прицел её мелко подрагивающего пальца переместился на Уокер.
За её спиной, потревоженный громкими голосами, из ванной насторожено выглянул Эмори. Пилар, заметив его, фыркнула:
– Ах, как славно! И ребенок тут. Твой? Глаза у него твои.
– Ну что за чушь ты несешь?
– Иди ты к чёрту, понял?! – рявкнула Пилар, крутнулась на каблуках и зашагала прочь. Фернандес, ощущая с её отдалением всё больше облегчения, толкнул дверь и обернулся.
Дженис, приобнявшая прячущегося за её ногами Эмори, потупила взгляд и глухо выговорила:
– Так неловко получилось. Прости, пожалуйста.
Рей подумал, что у них с Пилар никогда и не получалось ловко, а вслух отмахнулся:
– Даже не думай об этом беспокоиться.
– Ты не пойдешь за ней?
– Сейчас? Нет! Иначе тебе придется расследовать ещё и моё убийство.
Лицо Уокер прояснилось, и она хохотнула. Это в ней приятно поражало Рея. Он не знал, дело было в возрасте Дженис или в том, каким человеком она была, но вот эта способность так легко переходить на юмор из самых заостренных моментов завораживала его. Пилар не умела так в возрасте Дженис. И, конечно, не умела так сейчас.
– Я не знала, что ты женат, – сообщила Уокер. – Ты не носишь кольцо.
– В моей работе это небезопасно – показывать личную жизнь.
Она с пониманием – настоящим, пробудившим в её небесных глазах тень страха – кивнула.
Но это было не совсем правдой. На самом деле он просто давно не ощущал себя женатым – только загнанным в нещадные тиски. Его жизнь была перевернута вверх тормашками: относительно спокойно и уютно он чувствовал себя только в командировках, когда усиленно работал над расследованиями тяжких серийных преступлений; а по возвращению домой ощущал только усталость, злобу, отчаяние.
Там, где раньше он мог восполнить часть необходимого ему тепла общением с детьми, теперь была пустота. Его старшей дочери было семнадцать, его сыну – четырнадцать. Отец был им неинтересен и уже не нужен. Главными кумирами их жизни теперь были школьные друзья, звёзды сериалов и персонажи компьютерных игр. И когда всё стало так, будто лакмусом проявилась неутешительная истина, которую прежде Рей предпочитал избегать, – у них с Пилар не было ничего общего.
Эта перепалка оказалась лишним тому подтверждением. Пилар будто постоянно искала – утрировала или придумывала – причины его послать, а Фернандес ждал, когда она наконец найдёт достаточно вескую. Пора было принять разумное взрослое решение и поставить точку.
Не желая об этом думать сейчас, Рей тряхнул головой и сказал:
– В отеле есть бесплатный завтрак, но, честно говоря, он ужасный. Зато я знаю неплохое местечко неподалёку. Пойдём?
========== Глава 19. Необходимая помощь. ==========
После всего пережитого стресса Дженис не ощущала себя достаточно хорошо, чтобы садиться за руль, а потому к себе в отель Рей Фернандес отвёз их на своём массивном черном форде. Внутри пахло немного пластиком, немного отполированной кожей, немного древесно-мятным запахом его дезодоранта, аромат которого Дженис порой улавливала, когда Рей оказывался к ней очень близко. В отличие от её машины, где в подстаканнике собирался комок старых квитанций, а в бардачке – залежи вещей нескольколетней давности, форд Фернандеса был строго упорядоченным.
В бардачке лежал только его пистолет, который он снимал с пояса, садясь за руль, в подстаканнике стояла бутылка минеральной воды, в ящике подлокотника завивался провод зарядки для телефона. Ничего не свисало с зеркала, не торчало из кармашков в дверях, не валялось на заднем сидении.
Наверное, помимо помощи в следствии, Уокер требовался ещё мастер-класс по аккуратности от Фернандеса.
Утром пятницы, в которую лениво просыпался отъевшийся и расслабившийся город, Рей свозил Дженис и Эмори в кафе, где они позавтракали солеными вафлями с яичницей, а затем, следуя указаниям Уокер, отвёз их к школе Эмори.
Дженис отвела его в группу и ещё какое-то время простояла по другую сторону закрытых дверей, наблюдая за сыном сквозь узкое окошко. Ей вспомнились слова Рея о том, что небезопасно было в их работе показывать своё личное. И она вытянула телефон, позвонила Фрэнку и попросила выделить патрульную машину к школе Эмори – просто ради своего спокойствия. Но этого показалось мало, а потому следующим она набрала номер Блэнкеншипа.
– Когда ты возвращаешься?
– Сегодня, а что?
– Ты можешь взять отпуск?
– С какой это кстати?!
– Нужно, чтобы ты забрал Эмори и на какое-то время вместе с ним уехал из Филадельфии.
– Сейчас это невозможно, Дженис. Я…
– Послушай! – Резко оборвала она Оуэна. У него всегда было что-то невозможное: проект, командировка, ужин с партнёрами, новая пассия. У него никогда не было времени к ней прислушаться. – Это не вопрос твоей карьеры или твоих желаний. И не вопрос моих капризов. Это вопрос безопасности нашего с тобой сына!
– О чём ты вообще?
– Вернись в Филадельфию, – отчеканивая каждое слово стальным тоном, проговорила Дженис. – Забери Эмори со школы. Купи билеты куда-угодно. И не возвращайся оттуда, пока я не скажу.
– Да ты рехнулась!
– Нет, это ты рехнулся, Блэнкеншип! Если думаешь, что я рискну жизнью сына ради твоего удобства.
В трубке повисла пауза. Сначала та была заполнена полной тишиной, затем Оуэн протяжно вздохнул, а потом оборвал её, заговорив. В его голосе заметно поубавилось раздражения:
– Объясни мне, пожалуйста, что происходит.
– Я не могу.
– Это из-за твоей работы?
– Да.
– Тебе угрожают?
– Да.
– Поехали с нами. Хочешь на Карибы или…
– Забери Эмори, – сухо повторила Дженис и положила трубку.
Что-то в груди жалостливо стиснулось. Оуэн Блэнкеншип никогда, на самом деле, не был плохим человеком. Как и она сама. Просто они повели себя спешно и неосторожно, потом попробовали поступить так, как правильно, но поскольку совсем не подходили друг другу, вместо слаженной совместной работы постоянно добывали в стычках друг с другом искру. И в какой-то момент та воспламенила всё вокруг них. Но теперь пожар потух. И в моменты вроде этого, когда им удавалось договориться, когда Блэнкеншип проявлял о ней заботу, она была рада, что всё сложилось именно так.
Утром, когда в номер Рея ворвалась его жена, Дженис не разобрала ничего из того, что они друг другу говорили, только выхватывала созвучные с английским слова вроде «полиция» и «телефон». В том, на каких тонах и с какими выражениями лиц происходила эта ссора, Уокер поняла без перевода и пояснений – перед ней измотанная супружеская пара. И наблюдая за ними, осознала, что у них с Блэнкеншипом всё получилось наилучшим образом.
***
Центр Филадельфии был сосредоточием пересекающихся узких улочек исторического центра с музеями, колоколом свободы и залом независимости, тесно обступленными, будто охраняющими их великанами, остроугольными высотками. Красный кирпич и белые лепные розетки контрастировали с темным стеклом и серым бетоном, витиеватость архитектуры с сухой функциональностью.
Значительную часть пятницы Рей Фернандес и детектив Уокер провели там.
– Знакома с ней? – показывая фото Реджины Стоун очередной уличной бродяге, продолжающей порывисто шагать в своих неотложных делах, спросила Дженис.
– Не-а.
– Посмотри внимательнее, дорогуша.
– Чё вам надо-то? – скалясь, огрызнулась бездомная.
– Нам нужны ответы на всего несколько вопросов. Тебе нужно, чтобы мы отстали. Мы можем сделать это по-быстрому: я спрашиваю, ты говоришь. Или долго и по-плохому: я посажу тебя в машину, отвезу в участок, перешманаю твои пожитки на предмет наркоты и краденного и ещё на сутки оставлю в обезьяннике. Как поступим?
Уокер вела себя с уличными твёрдо, но открыто. Некоторые из них её узнавали и были сговорчивее, других она урезонивала всего парой слов. Фернандесу подобное было в новинку. Ему нечасто выпадало работать непосредственно в паре с полицейским детективом, и никогда расследования не приводили его к бродягам. В нём смешивались брезгливость и жалость, но в Дженис не было ни того, ни другого. Поэтому каждый остановленный ими уличный только насторожено косился на Рея, а на Дженис смотрел прямо. Она не ставила себя выше, и они это чувствовали.
– Ладно, – со вздохом сдалась девчонка.
– Так знаешь её?
– Ага. Это Реджи.
– Как давно она в Филадельфии?
– Не знаю. Несколько месяцев, наверное…
– Ты с ней водилась?
– Не-а. Но на глаза она мне попадалась часто.
– Где?
– Да везде. У бювета на площади Франклина, в кормушке у церкви на Рейс-Стрит.
– У неё были друзья?
– Та не. Она отдельно как-то держалась.
– Ты не замечала, были ли у неё неприятности? Может, кто-то приставал к ней? Расспрашивал о ней?
– Та кому мы нужны-то, – шмыгнув носом и утерев его тыльной стороной ладони, ответила бродяга. – До нас дела никому нет, а если кто-то и заговорит, то непременно какой-то долбанный урод.
– Имеешь в виду кого-то конкретного?
– Та не…
Большинство Реджину Стоун не знали вовсе, а те, кто был с ней знаком, вторили друг другу. Уокер и Фернандес так и не выяснили, заходила ли Реджина в «Мейсиз», но нередко она бывала неподалёку. А потому могла попасться убийце на глаза просто на улице.
Концы протянутых от четырёх убийств нитей сводили в единственную точку пересечения, и потому они продолжили работать над универмагом. Предоставленные видеозаписи с 4 по 11 ноября были просмотрены несколькими приставленными к ним офицерами, но ничего, зацепившего их внимания, не вмещали. Вернувшись в управление, Уокер запросила из «Мейсиз» записи за неделю до 4 ноября и после 11 ноября до сегодня. Остаток пятницы они провели за просмотром постепенно приходящих на почту видеороликов.
Стрелки часов перебежали за девять вечера, когда Рей потянулся на своём стуле, растирая пальцами уставшие глаза.
– На сегодня с нас хватит, – решил он и встал. – Выключай и пойдём.
Дженис подняла на него взгляд, какой-то странно отрешённый, остекленевший, и покачала головой.
– Нет, хватит! – Фернандес шагнул к её столу, намереваясь перехватить из её руки компьютерную мышку, но Уокер дернулась от него в сторону.
– Я ещё посижу, – упрямо сказала она.
– Дженис! – строго позвал он, и она снова помотала головой.
– Я не пойду домой.
Конечно, ей было страшно. Рей отчетливо это видел и думал, что так, наверное, было даже правильно. Страх был защитной реакцией, устанавливаемым человеческим разумом барьером, призванным оградить от угрозы. Порой та была надуманной, порой незначительной, порой на неё осознанно шли, но в этом случае Фернандес считал, что Дженис следовало бояться. А значит, быть осторожной. Так, домой ей возвращаться действительно не следовало.
– Ты оставила свои вещи в моём номере, – напомнил он. – Почему бы тебе не переночевать у меня сегодня снова? А завтра, в выходной, подумаешь над тем, где тебе жить дальше.
– Я не хочу создавать тебе проблемы, – сделала она невнятный выпад вежливости, но поехала с ним.
Они поужинали в китайском ресторанчике, Рей оставил Дженис говорить по телефону с Эмори и его отцом, а сам отправился на пробежку. Когда он вернулся, в номере был выключен свет. Уокер, казалось, спала.
Фернандес спешно принял душ, выстирал в раковине свою беговую форму, развесил на перекладине душевой шторки и вернулся в комнату. Едва он лег на кровать и подбил под головой подушку, из темноты раздалось почти шепотом:
– Рей?
– Да, Дженис?
– Как думаешь, может, хорошо, что он взялся за меня? Может, мне стоит вернуться в квартиру и подпустить его к себе? Так мы его и поймаем?
– Нет, ты не будешь этого делать.
– Почему?
Простым ответом было: потому что убийца не полагается на случай, он умный, сильный и тщательно подготовленный. В засаду он не сунется. Более сложным, гложущим Фернандеса изнутри, ответом был его печальный опыт. В прошлый раз поднятые из глубин памяти мысли о том случае выбили его из колеи на выходные – он напился и сутки с непривычки отходил от похмелья. В этот раз он рисковал провалиться в трясину поопаснее. Но ощущал, что Дженис было это нужно – понимание и поддержка кого-то, кто проходил через подобное. И наверное, ему самому давно пора было облегчить душу.
– Семь лет назад я работал над делом чикагского мясника, – глухо заговорил он, направив взгляд в темный потолок и ощущая, что проваливается в него, будто в холодную черную дыру, бездонную и неумолимую. – У него был типаж – спортивные, коротко стриженные шатенки. Мы знали, как он на них выходит и когда охотится, и решили поймать его на живца. Это было исключительно федеральным делом. Одну молодую девчонку из чикагского управления мы выставили приманкой и стали ждать.
Всё это можно было пересказать короче, но он старательно отдалял итог – произнести его вслух он был не в силах. Голос становился сиплым, в горле начинало саднить, будто от быстрого бега.
Дженис, прислушиваясь, села в кровати.
Он боялся посмотреть на неё, потому что чувствовал, будто подводит её, будто она лишится всякого призрачного ощущения безопасности рядом с ним, будто она останется один на один с нацелившимся на неё хищником.
– Он убил её, – на одном дыхании выпалил Фернандес и до скрежета сжал зубы.
И в номере запала мёртвая тишина, а потом очень тихо, будто издалека Уокер проговорила:
– Это не твоя вина, Рей.
Её лицо, когда он решился повернуть голову, казалось обледеневшей синеватой маской в слабом свечении, проникающем через окно. В широко открытых от страха глазах крохотными огоньками отражался уличный фонарь.
Фернандес тоже сел в кровати, свесив ноги в проход. Они оказались очень близко друг к другу. Настолько, что, стоило ему наклониться немного вперёд, он различил бы её дыхание, что, стоило ему немного подвинуть вперёд руку, он прикоснулся бы к её острой коленке.
– Моя, – возразил он. – Я выучил этот страшный урок. А потому тобой мы рисковать не будем.
Дженис резко встала, и на мгновенье он испугался, что она сейчас уйдет, но она переступила проход и села рядом с ним. Её высокое поджарое тело мелко дрожало будто от холода. Она прислонилась к нему, опустила голову ему на плечо. Наверное, она хотела, чтобы он обнял её, и Рей сам отчетливо ощутил такой порыв, но запретил себе это делать. Всё и так было предельно непросто. Не стоило усложнять.
========== ЧАСТЬ 4. Глава 20. Финишная прямая. ==========
Сначала Дженис казалось, она сможет вернуться домой. Собиралась позвонить домовладельцу и попросить установить на окна решетки, но едва переступила порог квартиры утром субботы, ощутила тот же холод, что и в День благодарения. На этот раз окна были закрыты, морозом несло от выветрившегося из комнат уюта. Внутри не стало света и пространства, всё будто скукожилось и потускнело.
– Ты как? – спросил Фернандес, и она обернулась. Он привёз её на Вторую Сауз-Стрит и поднялся вместе с ней в квартиру, чтобы удостовериться, что там пусто. Дженис была рада его присутствию.
– Я больше сюда не вернусь, – честно ответила она.
И в субботу же начала поиски новой квартиры, а параллельно с этим поискала недорогой отель со свободными номерами – тесниться у Рея ей больше не позволяла совесть.
Удивительно, но с ним она постепенно стала чувствовать себя очень комфортно.
Всё воскресенье она провела, просматривая свободные квартиры. Ни одна из них не была готова к заселению, ни одна из них не была и близко столь же просторной и отвечающей всем её запросам, что предыдущая. Но решительности переехать у Дженис не поубавилось.
Не находя себе места, она постоянно звонила Блэнкеншипу. Он увёз Эмори в Техас к своим родителям, но Уокер всё равно не отпускало ощущение, что это было не достаточно далеко. С собой в отельный номер Дженис увезла из квартиры несколько его вещей, оставленные в спешке его любимые игрушки и, разговаривая с сыном по видео-связи показывала их и говорила, что все они вместе очень по нему скучают. А вечером сгребала их под собой и, пытаясь отыскать на них запах Эмори, засыпала.
В понедельник пришёл декабрь. Он принёс в Филадельфию остро метущий снег и сильный ветер. И в этой погоде Уокер и Фернандес продолжили кататься по городу. В их списке оставалось несколько наименее вероятных подозреваемых из числа бывших преступников, отработать которых всё же требовалось. С первого убийства прошёл почти месяц, а они так и не продвинулись вперёд. Дженис тревожно вздрагивала каждый раз, когда звонил её мобильный – боялась, что сообщат о новой жертве. Это был бы удар, снести который она не могла, в ответ на который у неё ничего не было.
Справившись с последним именем – поговорив с едва выглядывающим в дверную щель бывшим домушником – Дженис и Рей возвращались в управление. От низко нависших снежных туч рано наползали сумерки. От мечущихся по лобовому стеклу дворников рябило в глазах. Уокер зевнула.