Текст книги "Человеческий фактор (СИ)"

Автор книги: troyachka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

ТАРДИС материализовалась безо всяких проблем. Монитор сканера показывал довольно идиллическую местность – яркие осенние цветы в палисадниках, невысокие заборы, аккуратные, чистые домики. Какой-то пригород, не иначе. Мортимус посмотрел на экран: дата нужная. Место – тоже.

Наконец-то.

– Кажется, мы попали куда надо, – сказал он. – Теперь нужно только приготовиться. Не думаю, что нас ждет здесь теплый прием. Тем более, что ТАРДИС до сих пор выглядит, как лондонская полицейская будка.

Мортимус вздохнул и в очередной раз полез под консоль. Надо было перенастроить “хамелеон” – хотя бы ради конспирации.

========== Часть 6 ==========

Берлин, 1938 г.

Сек медленно и почти благоговейно провел рукой вдоль лаково блестящего бока машины. Казалось, она не пройдет в двери ТАРДИС – слишком широкая и длинная, основательная, но это только казалось. Пройдет, конечно. Размер не имеет значения.

– Нравится? – спросил Мортимус.

Почему-то он и думал, что автомобиль произведет впечатление.

Сек непривычно пошевелил щупальцами – восхищенно, что ли? – и кивнул.

– Выглядит очень эргономично, – сказал он сдержанно. Мортимус широко улыбнулся.

– “Хорьх 853”, тридцать восьмого года, только с конвейера. После Второй мировой таких уже не будут выпускать. ТАРДИС может воспроизвести любой механизм, это очень удобно.

Сек отступил на шаг и окинул автомобиль оценивающим взглядом.

– Старомодно, конечно, но эргономично, – констатировал он. – Черный смотрелся бы лучше.

О, ну конечно, чего еще стоило ожидать? Мортимус фыркнул и сунул руки в карманы. Шоферская униформа казалась неудобно тесной, галстук мешал. Все-таки Сек странный, раз добровольно носит такую некомфортную вещь, как галстук.

– Мне нравится графитово-серый, – ответил Мортимус и поправил фуражку. – Садись и поехали… Эй, за рулем мое место! Куда?

Сек замер и обернулся к нему, как будто вспомнил что-то важное.

– Нам понадобится ингибитор восприятия, – полувопросительно, полуутвердительно произнес он.

Мортимус глубоко вздохнул и покачал головой. Упреждая вопросы, он сказал:

– Я не стал бы брать туда части ТАРДИС. Хватит и нас самих. И так много возмущений. Стекла тонированные, а люди отказываются верить в непонятное. Подумают, что показалось. Тем более, это “Хорьх”. Достаточная маскировка.

Он обошел машину и сел на водительское место. Руль под пальцами ощущался приятно шероховатым и прохладным, надежным, будто за него можно было удержаться и не упасть.

Может, не ехать? Может, ну ее, эту Землю? Пусть с ней Доктор разбирается. Ему всегда это удавалось лучше. Внутри, там, где обычно обитал внутренний голос, что-то шумело и билось, как волны о скалы. Серая вода и буруны скрывали все, что таилось под ними – а там наверняка и острые камни, и омуты, и предательские водовороты. Может, ну ее?

Хлопнула дверь. Сек уселся рядом и посмотрел на него.

– Мы едем?

– Пристегнись, – машинально ответил Мортимус. – Справа от твоего плеча ремень.

В этом периоде в машинах ремней, конечно, не было. Но не рисковать же из-за такой мелочи! Мотор заурчал на низких оборотах, руль под пальцами тонко завибрировал.

Прыгать так прыгать.

Мортимус глубоко вздохнул и тронулся с места. Дверь ТАРДИС послушно открылась, выпуская автомобиль наружу.

Маленькие аккуратные домики, невысокие заборы, за которыми алели георгины, начинающие желтеть деревья медленно проплывали мимо, сменялись другими домиками и фиолетовыми астрами. Мортимус давно не был в Берлине; судя по всему, это западный пригород. Солнце пряталось за низкими облаками. Конец утра, почти полдень. Люди провожали автомобиль удивленными взглядами, но никто не вздрагивал и не бежал – и это было хорошо. Правильно.

Он включил радиоприемник – в эти времена радио в машине было редкостью, но не лишать же себя удовольствия? Из динамиков полилась бравурная мелодия, нервно заметалась по салону, будто пыталась выбраться из замкнутого пространства, но, покорившись, сменилась тихим, приятным свингом.

– Ты знаешь, куда ехать? – спросил Сек.

– Да, – не задумываясь, отозвался Мортимус и повернул направо, на оживленную улицу. Дома стали выше и внушительнее, людей и машин больше. – На Вильгельмштрассе, куда еще.

– Мне это название ни о чем не говорит.

Они снова свернули. Чистый и прекрасный город, мировая столица, величественные здания, на совесть сделанные дороги, счастливые и хорошо одетые люди, идущие по тротуарам. Все наносное, внешнее, как водная гладь – лужа с радужной пленкой бензина. Все это изнутри выглядит совсем иначе, но пока что этого никто не видит, не замечает. Темно-синий “Опель Капитэн” уступил Мортимусу дорогу, и тот едва не мигнул по привычке аварийкой – нет, не стоило, шоферы важных шишек, да и сами важные шишки не делают такого. Не здесь, не сейчас.

– Это центр Берлина. Не слишком далеко, но мы не можем разгоняться, – ответил Мортимус. На них пока обращали внимания не больше, чем на любую другую представительскую машину – на что он и рассчитывал. И вести ее было приятно. Тяжелая габаритная модель – то, что ему и нравилось. Жаль, что в том времени, которое Мортимус облюбовал, мода на большие автомобили прошла. Унификация, стандартизация, европейские миниатюрные штучки.

Он вел машину, не задумываясь, словно дорога сама несла его, куда надо. Сек молча сидел рядом, сложив руки на коленях. Оживленные улицы сменялись еще более оживленными и широкими, а цветы и деревья – фонарными столбами и вывесками. Небо затянула черная паутина проводов. Кажется, еще немного – и они выберутся на ту самую длинную улицу, которая идет через весь город… Как же она называлась?

– А-а-а, Кайзердамм, Бисмаркштрассе, а потом Унтер-ден-линден, – пробормотал Мортимус и повернул. Вот она, эта длинная улица. Весь город как на ладони.

– Что ты сказал?

Взвизгнули тормоза, машину швырнуло влево, вправо и снова влево. Сзади кто-то резко просигналил – звук казался глухим, доносился как сквозь толщу воды. Серой, пенистой и глубокой.

Над Берлином висело зарево. Нет, не зарево – обыкновенный барьерный разряд, кирлиан-эффект, острая, зубчатая, как часовые колесики, радуга. Обыкновенный разряд из-за разницы временных потенциалов, только его размеры… Потрясали. Он закрывал весь центр Берлина. Весь центр.

Реальность сдвинулась и поплыла, Мортимус мотнул головой, пытаясь сосредоточиться.

– Что с тобой? – громко и, кажется, уже не впервые спросил Сек.

Автомобиль мчался вперед, прямо в самую глубину… Мортимус засмеялся, закашлялся и снова засмеялся.

– Фиксированная точка. Вот как она создается, – сказал он. – Потрясающе! Обыкновенный момент становится важным, нерушимым… Господи всемогущий! Это потрясающе.

– Я ничего не вижу, – сухо ответил Сек. Его щупальца, которые дергались, как кошачьи хвосты, вдруг замерли, словно он приложил усилие и взял себя в руки. – Объясни!

Радуга переливалась ядовитыми цветами. Не дуга – купол, и этот купол рос и раздувался, как чудовищный гриб. Опухоль. Рак. Черт возьми, это даже символично.

Неожиданно нахлынул страх. Нет, даже ужас – в пальцах закололо, во рту пересохло. Господи Боже. Это не остановить. Поздно! Слишком далеко все зашло. Нужно поворачивать обратно, и поскорее!

Мортимус надавил на педаль газа, “хорьх” набрал скорость и понесся вперед, как тяжелый снаряд. Машины послушно уступали дорогу. Объяснить? Как тут объяснишь?

– Это был обычный, ничего не значащий день, – сказал он. – Один из тысяч самых обычных дней. Но кое-что… кое-кто вмешался, и вот этот день вдруг начал превращаться в фиксированную точку во времени, реперную. Еще немного, и ничего нельзя будет изменить. История перезапишется и станет такой, как есть. Видишь? Это барьерный разряд. Такое разноцветное зарево. Там, внутри, история уже меняется, но здесь еще все как и было. Разница временных потенциалов. Искрит.

Они переехали через мост – узкая, полувысохшая речка блеснула внизу.

– Покажи, – отрывисто попросил Сек.

– Как? Ты невосприимчив к телепатии, – фыркнул Мортимус. Дома сменились деревьями, еще зелеными здесь: приближался Тиргартен, зоосад. До цели оставалось совсем немного – но и времени тоже. Мортимус не знал, сколько, не мог точно сказать, но был уверен, что слишком мало.

Сек раздвинул тонкие губы в улыбке, блеснул зубами.

– Ты нас недооцениваешь. Ты меня недооцениваешь! Думаешь, мы не знали, что делаем? Защита от телепатического влияния – первый уровень безопасности, почти базовый! Я разрешу, и ты сможешь. Покажи!

– Мы? Кто это – “мы”? – подозрительно спросил Мортимус. Он уже почти знал ответ – наверняка какая-то группа далеков-ренегатов, или…

– Культ Скаро, – процедил сквозь зубы Сек.

А, какой-то культ. У далеков? Еще интереснее. Хотелось выспросить подробнее, но реальность снова вздрогнула, машины впереди раздвоились, и Мортимус зажмурился, пытаясь вернуть все как было. Он притормозил и остановился у тротуара. Приемник противно зашипел, щелкнул и снова заиграл – на этот раз “Нью-Йорк” Синатры.

Мортимус повернулся к Секу, положив локоть на спинку сиденья. Прохожие останавливались, пытаясь заглянуть в машину, но тут же отвлекались и шли мимо. Разница временных потенциалов влияла на восприятие окружающего, заставляла забывать об увиденном. Мортимусу и самому приходилось все время сосредотачиваться, чтобы не терять нить нужной, правильной реальности – а ведь они даже не въехали под купол! Разряд северным сиянием переливался впереди. Если они въедут туда, назад пути не будет.

Рассогласованная реальность размажет его, как червя между пальцами!

– Покажешь? – спросил Сек.

Мортимус поднял руку и кивнул.

О Господи, это же безумие – пытаться коснуться разума далека! Это же…

Прикосновение обожгло разрядом, острым, сухим и болезненным. Его несло по черному, лакированному, словно облитому нефтью, нефтью и жидким полихлорвинилом лабиринту. Стоп. Стоп!

Страх и любопытство, текучие, как ртуть, блестящие, глубокие и вязкие. Нет! Только то, что надо – ничего чужого, лишнего! Страх отхлынул, любопытство отдернуло поблескивающие щупальца. Временной кирлиан-эффект, пульсирующая мертвая радуга с острыми зубцами заставила чужие эмоции отойти в сторону. Картина, которую видел он сам – с его, Мортимуса, ощущениями, его пониманием и принятием, полетела вперед. Страх усилился, любопытство хлестнуло длинными, извивающимися тентаклями…

Хотелось посмотреть, что там дальше – бесконечные неисследованные пространства чужого разума, непонятные и безумно интересные, лабиринт незнакомых доселе чудес и ужасов, одно не отличить от другого. Вечность открытий! Любопытство осторожно, почти ласково коснулось его. Нет, нельзя! Нельзя показывать ему…

Мортимус резко выдохнул и опустил руку. Посмотрел на ладонь, словно там мог остаться ожог. Сек ощупал лицо, покачал головой.

– Ты тоже боишься, таймлорд, – хрипло сказал он.

– Только идиоты ничего не боятся, – прошептал Мортимус, едва разжимая губы.

Он тронулся, “хорьх” покатился вперед по неожиданно опустевшей, широкой, как река, улице. Барьер приближался, окрашивая мир в странные, неестественные цвета.

– Говори о чем угодно, – попросил Мортимус. Руки крепко сжимали руль. – Просто говори. Спрашивай. Мне надо. Ехать. Вперед.

– Почему ты стал ренегатом? – спросил Сек. Его щупальца все так же не шевелились, застыли, и это слегка напрягало. Хотя куда уж сильнее!

– Я не ренегат. Я диссидент! – не задумываясь, ответил Мортимус. Сердца на секунду пронзило острой иглой боли – и тут же все прошло. – А! Разве трудно понять? Ничего нельзя. Сиди и смотри. Даже на агентство работать – тоже сиди и смотри, а вмешивайся только тогда, когда иначе никак. Никаких, упаси Господи, экспериментов. Никакой настоящей науки! Это чудовищное болото! Один мой товарищ писал диссертацию – изучал историю войн и агрессивное поведение высших гуманоидов. Думаешь, много материалов он сумел собрать? Ха! Эксперименты запрещены! Голая теория и ничего больше!

Он замолчал. Сек спокойно кивнул, словно соглашаясь.

– А как смог скрыться от войны? – спросил он.

Красное море барьера осталось позади, он расступился перед ними и захлопнулся за спиной, прямо по библейским канонам. Приемник быстро забормотал, зашипел, голоса бились в динамиках, голоса из другого времени, голоса тех, кого, может, и не будет. Никого не будет.

– Сменил генетический код… отчасти, – ответил Мортимус и прикусил губу. Это было… больно, унизительно и страшно, это отобрало столько сил и возможностей, но зато спасло жизнь, и память удалось сохранить, к счастью, арка-хамелеон сдалась и позволила это сделать. – Прожил так до регенерации. Состарился за каких-то жалких пятьдесят лет! Мелочь!

Он вильнул в сторону, уворачиваясь от неожиданно возникшего на дороге красного маленького автомобильчика – но тот тут же растаял. Временная аномалия – ее островки здесь повсюду. Надо быть внимательнее. Надо держать направление – а машину теперь почти несло вперед, туда, где их ждали, где они были нужны.

Сек снова кивнул. В нем таились те самые неизведанные глубины, черный лабиринт, возможности и силы, которые он отдал… за что?

– Ты не жалеешь, что стал таким? – спросил Мортимус. – Наверное, раньше тебе не нужно было читать что-то, тратя время, есть, спать… Не трудно?

Сек дернул плечами, покачал головой и улыбнулся – искренне, совсем по-детски.

– Сначала было трудно, – сказал он. – Никак не мог привыкнуть. Я ожидал синергетического эффекта, и он превзошел все ожидания. Он все искупает с лихвой, любые потери. Огромные преимущества и возможности. Понимание. Сотрудничество. Эмпатия и альтруизм действительно эволюционно значимы.

– Сколько тебе лет?

Сек замер.

– Каких? Скаро? Земных? – растерянно спросил он. – Галлифрейских? Я не знаю. Никогда не считал. Много. Очень много, наверное. Продолжительность жизни не имеет значения. Имеют только опыт и знания.

Мортимус поджал губы. Далеки бессмертны – по крайней мере, никто не знал, сколько именно они живут. Они сами, оказывается, не знали.

– Но сейчас-то тебе придется считать.

– Наверное, – ответил Сек. – Хотя продолжительность жизни мы планировали сделать сравнимой с вашей. Но жизнь кажется длиннее. Время течет иначе… Я не могу объяснить, это слишком трудно.

– А ты, значит, отдал голос за ножки, – пробормотал Мортимус. Впереди показалась Парижская площадь – Бранденбургские ворота – значит, они уже совсем близко. Приемник бесился и шипел, а потом вдруг щелкнул и запел низким женским голосом про сладкие сны. – И за бессмертную душу впридачу.

– Не понимаю, о чем ты, – отрезал Сек и сделал радио громче.

– О том же, о чем и ты, – сказал Мортимус. Машина сбавила скорость, подъезжая к повороту. – Видишь? Это Бранденбургские ворота. Когда-нибудь через них будет проходить бетонная стена, которая разделит город пополам, но сейчас еще нет.

И будет ли когда-нибудь? Сейчас Мортимус сомневался в этом. Несостоявшаяся реальность накладывала на все свой отпечаток. Никакой Берлинской стены, никакого ее падения. И в то же время он помнил об этом, и действительность поддавалась его воспоминаниям.

Это было очень трудно – удерживать в памяти правильное будущее.

Автомобиль медленно свернул вправо, улица ощетинилась серыми зданиями, тяжелыми и монументальными, словно эпос о Нибелунгах. Воздух над ними дрожал, как от сильного жара, будто и не осень была, а разгар лета где-нибудь в Калифорнии.

– Хочешь когда-нибудь вернуться домой? – спросил вдруг Сек.

Мортимус сжал пальцы на руле и на мгновение зажмурился.

– О да, очень, – тихо ответил он. Честность, такая непривычная, жгла под языком.

– Я тоже, – прошептал Сек. – Только не могу. И не смогу.

– Думаешь, у меня получится? – фыркнул Мортимус и осекся. Воздух над дорогой заколебался сильнее, заволновался, как вода. Из-за поворота вырвался мотоциклист и пронесся мимо, обдав его информацией, чувствами, безумием и жаждой убийства. Пострегенерационной горячкой. За его, вернее, ее спиной лоскутами расползалась реальность. Как ножом по ткани. И прямо по разрыву, не давая ему срастись, пронесся следующий – рыжие, яркие волосы полоскались на ветру. Приемник заорал и выключился, улица задрожала, дома зашатались – нет, просто заколебались от ветра, как волосы, как листья деревьев. Люди исчезали и появлялись на тех же местах. Машины выезжали из дыр, тормозили и растворялись в воздухе. Пели клаксоны.

О, Боже всемогущий! Нет! Их трое? Мимо промчался еще один мотоцикл, рвущий реальность в клочья. Что на нем ехало? Андроид? Теперь понятно, почему тут такое творится! Доктор? Даже если он здесь, то не сможет заткнуть все дыры. Просто не успеет, даже если бы очень хотел. У него своя цель. Не менее, кажется, трудная.

– Нет ничего страшнее, чем маленькая девочка с томиком ядерной физики в темном переулке, – пробормотал Мортимус. – Даже если эта девочка такая большая и взрослая. И на улице день.

Он бросил машину вправо, в узкую улицу. Вильгельмштрассе. Прохожих здесь не было. Автоматчики, патрулировавшие ее, провели “хорьх” взглядами и отвернулись. Реальность уже не плыла – металась, и стоило огромного труда держать ее в узде, вспоминая, как все должно здесь быть, стабилизируя и останавливая хаос. Голова раскалывалась.

– Святой Рассилон и все его причиндалы! Далась мне в свое время эта Сол Три, – сказал Мортимус, едва разжимая губы. – Зачем мы такие фагоциты? Я… не хочу!

Но время само тащило его на коротком поводке, не давая даже упираться. Никакой свободы. Надеялся сбежать? Ха! Три раза ха! Время взяло его в оборот, дало в руки все, чтобы он мог снова завязать нужный узел. Там, где одного таймлорда бы не хватило и понадобился второй – вот он, пожалуйста. Вынем, как кролика из шляпы.

Нет, никакой свободы не существует. Это фикция.

Рейхсканцелярия возвышалась над ними тяжелой, внушительной громадой. Воздух трещал от напряжения. Здесь было еще больше охраны, но сейчас им будет не до этого. Автоматчики не стали задерживать мотоциклистов – они забыли о них тут же, временные колебания играли с памятью людей злую шутку, рассеивали внимание. Их тоже не задержат, забудут, стоит только закрыть за собой дверь.

Мортимус остановил машину почти у самого парадного входа и сосредоточился, вспоминая, пытаясь собрать воедино фрагменты неслучившейся и случившейся здесь реальности, понять, что надо делать, как, и сколько у них времени.

Его, по сути, не оставалось.

Треснувшая от сильного удара стена кабинета, треснувшая где-то в стене газовая труба, удушливый запах, закрытые высокие окна, маленькая искра, тяжелый удар.

Прошла еще секунда.

– Мы выходим, – сказал он, – прямо сейчас, идем в парадную дверь. Быстро. Чем быстрее, тем лучше! Ты… – Мортимус поморщился – говорить было слишком долго. – Ты смотри.

Он, почти не глядя, потянулся рукой, бросил воспоминание и выдохнул.

Черное, блестящее. Дружественное.

– Понял, куда? Пойдешь и вытащишь его, – сказал Мортимус и вышел из машины. Автоматчики как по команде развернулись к нему и подняли оружие, но тут из машины вышел Сек, и они отшатнулись. Воздух снова заискрился, лестница под ногами вздрогнула.

Мортимус, не глядя на них, поднялся по ступеням. Сек, который шел рядом, не отставая ни на шаг, протянул руку и отобрал у одного из охранников автомат – тот судорожно вздохнул, отступил. Остальные взяли их на мушки – несмело, но… Быстрее! Слишком много впечатлений, слишком! Реальность снова терялась, земля уходила из-под ног. Надо торопиться! Мортимус взялся за ручку, но та рассыпалась в порошок, испачкав ладонь черным. Слишком сильное напряжение. Следующим может рассыпаться он сам.

– Ах ты ж, – выдохнул Мортимус, достал отвертку и наотмашь полоснул по двери.

Потом толкнул ее ногой и вошел.

Автоматчики остались снаружи.

Здание словно вымерло. Глаз тайфуна, где ничего не волнуется и все стабильно. Почти все. Шаги гулким эхом отдавались от стен огромного холла. Парадная лестница вела наверх, но им была нужна другая, рабочая, в северном крыле, там, где треснула стена, где газ до сих пор заполнял комнату. Там, где находился кабинет Гитлера – один из его кабинетов.

Мортимус закрыл глаза, сосредоточился и свернул влево. Внутренний компас безошибочно вел его туда, куда надо. Сек молчаливой тенью шел за ним. Белые коридоры, устланные алыми ковровыми дорожками, пустовали. Люди очень чувствительны, хоть и сами этого не знают, люди чаще всего волнуются непонятно отчего и уезжают домой, или уходят на обед, или еще куда – лишь бы не оставаться там, где происходят такие катаклизмы.

Коридор сменился лестницей, а лестница – коридором. Здесь. Это здесь, рядом.

Когда одна из дверей бесшумно открылась, и из-за нее шагнул человек в форме, Сек выстрелил. Эхо гулко подхватило выстрел. Человек отшатнулся и упал, раскинув руки.

– Стой! – выкрикнул Мортимус. – Ну что же ты! Нельзя!

Но Сек уже ссутулился, брезгливо – нет, раздосадовано, – скривил рот, его щупальца снова бешено заметались.

– Я не хотел. Случайно. Я его убил случайно, – напряженным голосом проговорил он. Мортимус подошел к убитому, наклонился. Лицо показалось смутно знакомым – будто бы он знал его. Может, и знал.

– Не беспокойся. – Мортимус пошарил по его карманам и нашел корочки пропуска. – Штандартенфюрер Ганс Ланда. Хм…

Реальность сплавилась воедино и снова расплылась, труп стал полупрозрачным и опять уплотнился. Тут не поймешь, что настоящее, а что нет, даже Мортимус не смог бы точно этого сказать. Существовал ли этот человек в действительности или появился здесь, как фантом, из-за временных колебаний? А, неважно!

– Не беспокойся, – повторил он и бросил корочки на труп. – Так даже лучше. Я смогу расписаться на Толстом Малыше, люблю эту версию победы. Больше прогресса для моей страны.

Но времени оставалось все меньше, оно буквально утекало сквозь пальцы. Еще немного, и версия станет настоящей реальностью, сменит то, что должно быть. Запечатается намертво. Гесс станет рейхсфюрером, да, именно он. Ненадолго.

– Иди наверх и вытащи этого усатого болвана, – сказал Мортимус. – Даже если взорвется – все равно вытащи и сделай что угодно, чтобы он забыл. Так может и получиться. Может пойти по правильному пути. Да, кстати!

Он вытащил из кармана запасной ключ от ТАРДИС и бросил Секу.

– На всякий случай.

Он развернулся и побежал по белому, украшенному лепниной коридору. Здесь уже ощутимо пахло газом – тяжелый, неприятный запах примесей, которые люди добавляют в метан, и запах самого метана, напоминавший о некоторых планетах, на которых Мортимус когда-то побывал. Двери, двери, двери… вот!

Мортимус распахнул дверь и, зажав рот, вбежал внутрь. Маленькая кухня буфета. Труба шипела. Раз. Два. Он схватил стул и швырнул. Три. Четыре. Окно разлетелось вдребезги. Пять. Ветер ударил в лицо. Шесть. Вентиль. Где-то внизу был вентиль. Вот он! Семь. Плохо работающая розетка.

Искра.

Но газа уже было недостаточно для взрыва.

Мортимус сел на пол и рассмеялся. Ветер трепал волосы, играл обрывком занавески. Напряжение отпустило, словно оборвались веревочки. Кажется, одной проблемой стало меньше. Кажется.

Но оставалась вторая. Мортимус выглянул в окно: разряд радужно переливался над головой, прижимал сверху. Напоминал, что еще не все сделано. Не все.

– Надо стереть ему память, – пробормотал Мортимус. – Не знаю, что такого он успел увидеть, но это однозначно повлияет на историю.

Он поднялся на ноги, отряхнул стеклянные крошки с брюк и вышел в коридор. Действительность стабилизировалась, это чувствовалось все сильнее, но рейхсканцелярия все еще продолжала напоминать отель “Оверлук”. Казалось, вот-вот времена снова начнут сливаться воедино, и из кабинетов потянутся в коридор, белый и чистый, мертвые и умирающие – от яда, от пуль, от собственной бесконечной глупости.

Настоящие лица. Совершенно настоящие. Их стоило сделать такими – хотя бы в назидание, что ли. Мортимус дернул уголками губ. Улыбка не хотела появляться на лице, превращалась в неприятную судорогу.

Перила лестницы были чистыми, гладкими и прохладными, скользили под пальцами. Навстречу ему спускался человек, его лицо медленно и смешно исказилось от изумления, негодования и ненависти одновременно. Мортимус расхохотался.

– Гитлер капут! – выкрикнул он, оттолкнул человека и побежал наверх, перепрыгивая ступеньки. Внутренний компас безошибочно вел его вперед, сквозь еще более помпезные и разукрашенные гербами двери, в еще более величественный коридор. Охранники с автоматами по обоим сторонам кабинета застыли, глядя перед собой, как зомби. Как куклы. На них лежал отпечаток чужого влияния.

Что ж, это удобно.

Мортимус потянул тяжелую дверь на себя, и та бесшумно открылась.

Сек держал Гитлера на мушке. Из разбитого окна тянуло сквозняком, стены, обшитые деревянными панелями, вели вокруг них нескончаемый хоровод. Время остановилось. Глаз тайфуна, самый настоящий, вот-вот подмигнет.

Мортимус плотно прикрыл за собой дверь.

– Ты что? – спросил он, подходя ближе, но Сек поднял автомат.

– Я все видел, – произнес он четким, почти металлическим тоном. – Видел, что будет, если он останется жив. Ты не успел спрятать, таймлорд, я был быстрее.

– Ты и раньше это знал.

Сек оскалился, не отводя глаза от Гитлера. Тот стоял, подняв руки, белый, как потолок – вот-вот грохнется в обморок.

– Знал. Но не понимал. Не мешай мне.

Несбывшееся слишком хотело сбыться. В этом его проблема – и сила тоже. Оно хотело сбыться невзирая ни на что. Хваталось за любую соломинку.

Мортимус глубоко вздохнул и шагнул вперед, встал прямо перед дулом автомата. Как это надоело. Кто бы знал, насколько.

– Идиот! Уйди! – выкрикнул Сек и шагнул в сторону, но и Мортимус тоже, загораживая Гитлера. – Мне казалось, что ты слишком глуп для таймлорда, и это действительно так!

Чего?!

– А ты ведешь себя как человек, – негромко сказал Мортимус, едва сдерживая злость. – Поддаешься эмоциям. Господи, Сек! Где твоя логика? Подумай! Просто подумай, прежде чем делать!

Раздражение неожиданно прошло и сменилось безразличием. Он покачал головой и отошел в сторону. Сил почти не осталось. Если сейчас надо будет стирать этому не совсем состоявшемуся пока еще диктатору память, то может и не выйти. А может, этого и не понадобится. Пусть будет как будет.

– Стреляй, если хочешь, – сказал Мортимус, глядя в сторону. – Решай сам.

За окном истошно чирикал воробей. Птицам, в общем, тоже все равно. Даже если планета не переживет этих изменений, им все равно. Они живут сегодняшним днем.

Выстрела не последовало.

Сек молча опустил автомат, потом решительно подошел к Мортимусу и сунул оружие ему в руки.

– Подержи, – не терпящим возражений тоном приказал он и вытащил из кармана что-то, напоминавшее авторучку с тремя кнопками, и синюю круглую стекляшку на резинке. Сек надел ее на голову, как плавательную маску, прикрыв глаз. Выглядело еще страннее, чем респиратор.

Нет, это точно не оружие. Интересно! Губы сами раздвинулись в улыбке. Автомат неприятно оттягивал руки, и Мортимус положил его на кресло. Гитлер перепугано заозирался и начал пятиться назад. Его было даже немного жаль. Столько впечатлений за день…

– Стой! – приказал Сек, и тот послушно остановился. – Сколько точно памяти ему надо стереть?

А, вот что это! Ментальный корректор! Какая интересная идея! Мортимус шагнул вперед.

– Час, не больше, – сказал он. – Что ты раньше молчал? Такая вещь! Когда ты его сделал? Покажи!

Сек быстро потыкал пальцем в клавиши и поднял руку. Белая, пронзительная вспышка обожгла сетчатку, Мортимус зажмурился, из глаз потекли слезы.

– Предупреждать надо!

– Тебе не повредит, – бросил Сек и, брезгливо глядя на Гитлера, проговорил: – Это не покушение. Это был взрыв…

– Газа, – вставил Мортимус, усмехаясь все шире. О, поверхностная вербальная кодировка, как элегантно и просто. Объект сам додумает детали, не надо даже их упоминать. – Труба в кухне треснула. Короткое замыкание. Опасности больше нет.

– Но эвакуироваться из здания нужно, и немедленно, – продолжил Сек. Он тоже раздвинул губы в улыбке – неприятной, надо сказать, но очень довольной.

Да, и им тоже стоило бы… эвакуироваться. Мортимус представил себе обратный путь к ТАРДИС через Берлин, с которого слетело наваждение. Никакие тонированные стекла не помогут. Их прямо здесь пристрелят, обоих. Даже из кабинета не выпустят. Останется только правильный ход истории, для пущего утешения. Ну уж нет!

– И выделить почетный эскорт для послов из Шамбалы, – добавил он поспешно, пока действие корректора не закончилось. – Для Гаутамы Сека, служителя культа Скаро…

Чем бы прикрыть его слишком, мягко говоря, необычное для человеческого взгляда лицо? Да хоть бы и занавеской! Мортимус быстро шагнул к окну и оторвал длинное полотнище ткани. Что-то типа арафатки сойдет.

– И его смиренного слуги Телониуса, – добавил он, набросил лоскут Секу на голову и прошептал: – Тише, так задумано. Не дергайся!

Гитлер вздрогнул и окинул их осмысленным взглядом. При виде Мортимуса он презрительно скривился, и тот, поклонившись, отступил.

Все, кажется, шло как надо.

Радужные отблески на потолке и стенах сменились обычными солнечными зайчиками.

========== Часть 7 ==========

Комментарий к Часть 7

http://img-fotki.yandex.ru/get/6743/165614176.7d/0_ff51b_27783343_orig иллюстрация от tikota

Вашингтон, округ Колумбия, 21 сентября 1961 г.

Звезды висели над головой тяжелыми белыми шарами. Джеймс Рэндалл расстегнул ворот рубашки, закурил и сдвинул шляпу на затылок – даже сейчас, ночью, было слишком жарко. Окна здания Гувера светились – оно никогда не прекращало работу. Всегда кто-нибудь задерживался на службе: преступники не станут ждать, пока агенты выспятся. Хотя сам Рэндалл давно уже не был специальным агентом, десять лет как повысили до начальника секции, но по давней привычке уходил с работы почти заполночь.

Заодно и прохладнее становилось.

Машину он припарковал на стоянке неподалеку – отличный повод немного прогуляться. День выдался спокойным: никаких новых дел, и это было особенно хорошо. Иногда дела были слишком уж странными, хотя за тридцать-то лет он привык ко всему.

Через неделю ему выходить на пенсию, и вся его работа в эти дни – передать дела преемнику. Это по-настоящему грело душу. Больше не придется работать буфером между агентами и замдиректора, не придется делать вид, что занимаешься обычными, честными преступлениями. Можно будет уехать из этого душного города обратно в Арлингтон, на западное побережье, где летом всегда прохладно и ветрено, где осень длится полгода, мягкая дождливая осень.

– Мистер Рэндалл?

Он остановился и медленно обернулся. Голос был незнакомый. Человек, кажется, тоже. Он вынырнул из темноты – высокий, широкоплечий, в сером бесформенном плаще-робе, черный, как сапог, – и медленно подошел ближе, пряча руки в широких рукавах.