Текст книги "Человеческий фактор (СИ)"

Автор книги: troyachka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

========== Часть 1 ==========

Убивают не пушки. Убивают люди.

Американская народная поговорка

Первое.

Вероятность является фактором,

действующим в рамках законов природы.

Второе.

Мы видим, что фактор вероятности не действует.

Третье.

В данный момент мы подвержены действию

сверх-или противоестественных сил.

Возражай!

© Розенкранц и Гильденстерн мертвы

Вашингтон, округ Колумбия, 27 августа 2011 г.

Фильюцци ненавидел запах сигарет “Морли”. Тягучий, едкий, он плотно ассоциировался с неприятностями. Крупными неприятностями. А еще с головной болью, бессилием и собственной никчемушностью. Сейчас вражеские полчища этого отвратительного дыма взяли его кабинет в осаду, не давая вздохнуть. В воздухе висели сизые, тяжелые полотнища, и Фильюцци подавил желание помахать перед лицом рукой. Нельзя. Надо было терпеть. И неважно, что в здании ФБР давным-давно было запрещено курить. Человеку, который сидел перед ним, скрываясь в полумраке, было позволено все. И даже немного больше.

– Я собираюсь уйти на заслуженный отдых, – говорил Курильщик своим надтреснутым от старости голосом. – И Консорциум пришлет вместо меня нового человека. Вы, Чарльз, узнаете его по кодовой фразе и будете повиноваться ему, как до этого мне.

Фильюцци кивнул. Курильщик достался ему по наследству – от Пиккарда, а до этого – от Скиннера, и бог весть сколько заместителей директора ФБР было в этом списке. Говорили, что Курильщик был в силе еще при Маккарти. Сколько же лет этому старому пню? Сто? Сто пятьдесят? Официальная биография врала, как сивый мерин.

– Разумеется, сэр, – отозвался он. Как будто можно было ответить как-то иначе! Кодовая фраза… Фильюцци попытался вспомнить ее, но она ускользала из памяти, как рыбка из пригоршни. Что-то про истину, про вседозволенность… Кажется, из апостола Павла, или нет?

– Мне было приятно работать с вами, Чарльз, – продолжал Курильщик. – Вы ответственный человек, с головой. Консорциум признателен за неоценимую помощь, которую вы оказываете.

Благодарность Консорциума страшнее любого геноцида. Фильюцци зябко передернул плечами. Лучше бы ему совсем не знать о Консорциуме, оставаться в блаженном неведении. Все, кто о нем знал, гарантированно попадали в неприятности. Курильщик был тому самым что ни на есть наглядным подтверждением. Его уже раза три официально объявляли мертвым – не без причин, надо сказать, – но каждый раз Курильщик возвращался, не проходило и нескольких лет. Последний раз его, кажется, взорвали в 2002-м, но Фильюцци давно подозревал, что в том деле было слишком много белых пятен. Его закрыли быстрее свиста и тут же все засекретили, а попытки копнуть не давали ровным счетом ничего. Данные исчезли, будто их и не было.

Ходили слухи, что имя Курильщика на самом деле начинается на литеру “М”, и он возглавляет не теневое правительство, а всемирный преступный синдикат, но Фильюцци еще тогда решил, что это слишком уж отдает дешевой детективной пошлятиной, крайне непрофессиональной, с его точки зрения.

– Это взаимно, сэр, – соврал Фильюцци. Курильщик выпустил в воздух новую порцию вонючего дыма и засмеялся – скорее, закашлялся.

– Я вам до печенок надоел, Чарльз, не лукавьте. Но ничего не поделаешь. Тот, кто придет вместо меня, будет донимать вас не меньше. Уж я-то знаю.

Фильюцци до сих пор не мог поверить, что Курильщик всерьез собирается уходить. Человек-эпоха, твердой рукой контролировавший работу ФБР, да и не только, не мог так просто взять и исчезнуть, поддаться старости и отойти в сторону. Он должен был умереть – и никак иначе. На самом деле никто не знал даже, как Курильщика по-настоящему зовут. Сын русского шпиона? Ха! С.Дж.Б. Спендер? Ха-ха! Фильюцци уже пытался идти по этим следам, но обнаружил только мертвецов и очень жирное предупреждение, после которого решил не рисковать. На могильном камне С.Дж.Б. Спендера значился 1809 год, а сын русского шпиона умер от туберкулеза, не дожив до двадцати пяти. А потом старший сын Фильюцци вышел из кампуса за пиццей и обнаружился спустя несколько часов на Гавайях – целым, невредимым и очень довольным, но…

Сына потом проверяли лучшие онкологи страны. Ничего не нашли. Проверяли несколько раз. Ни следа рака. Но он мог быть.

Короче, с Курильщиком было проще смириться, чем бороться.

– Не буду спорить с вами, сэр, – дипломатично ответил Фильюцци. Курильщик ткнул сигаретой в пепельницу, встал – слишком резво для такого дряхлого старика – и, почти не опираясь на трость, заковылял к выходу.

– Что ж, прощайте, – сказал он, остановившись на пороге. А потом выскользнул в коридор и плотно прикрыл за собой дверь. Фильюцци закашлялся, встал и распахнул окно настежь. Хотелось поскорее стряхнуть с себя этот омерзительный, перекисший табачный запах; им наверняка пропахли и волосы, и костюм, который придется сдавать в химчистку. Иначе никак не избавиться.

Фильюцци высунулся в окно и глубоко вздохнул, зажмурившись. Хоть бы всех их – и Курильщика, и того, кто придет за ним, и Консорциум – унесло ветром, как Дороти в страну Оз. Он расфокусированным взглядом смотрел вниз, на геометрический чертеж улиц, раскинувшийся вокруг. В лицо подуло влажной предвечерней прохладой, прогоняя остатки табачной вони и головокружения, но ожидаемое облегчение не приходило. От Консорциума избавиться не выйдет, бесполезно и пытаться. Оставалось только надеяться, что преемник Курильщика будет… некурящим.

***

Таксист не спешил. Он медленно вел свой длинный желтый “бьюик”, улицы плавно перетекали одна в другую, и вот суетливый, напыщенный центр мировой столицы остался позади. Мортимус улыбался, глядя в окно. Мимо проплывали здания, другие машины и люди, довольные и уверенные в завтрашнем дне. Прекрасно у него получилось, надо сказать, обустроить свою маленькую Утопию. Великолепный образец идеально организованного общества, где у каждого есть шанс, иногда даже и второй. И это он, Мортимус, дал им этот шанс! Никто другой бы не обеспокоился благосостоянием людей – разве что их судьбами. Но кого интересуют судьбы, в конце концов? Размениваться на всякую ерунду? Скучно и старомодно!

– Останови где-нибудь здесь, сынок, – попросил таксиста Мортимус, и тот послушно прижался к обочине. Сунув ему мятую купюру, Мортимус, кряхтя, вылез из такси. Такой чудесный летний вечер, и ничуть не жарко. Грех сидеть в машине и дышать кондиционированным воздухом, нужно бы прогуляться напоследок, пока это тело совсем не сдало. Оно долго ему послужило, хорошо и надежно: стоило побаловать его прогулкой перед тем, как сменить, а ведь осталось совсем недолго, буквально пара-другая часов.

Он усмехнулся, вспоминая разговор с этим мальчиком, Чарльзом. Тот был на взводе, его раздражение можно было на хлеб намазывать, как джем. Никому не нравится быть марионеткой, но некоторым ничего другого не остается. Так уж положено, чтобы одни руководили, а другие подчинялись, ради общего блага. Мортимус перешел дорогу, погрозив тростью слишком нервному водителю, который не хотел пропускать его, и ступил на мощеную серой и потрескавшейся от времени плиткой дорожку, ведущую через парк к дому, в котором он жил последние полторы сотни лет.

Возраст имел свои несомненные преимущества. С каким недоумением Мортимус вспоминал сейчас свои юношеские эскапады! Разбить флот норманнов, спровоцировав раннюю промышленную революцию? Помочь викингам, чтобы те раньше отправились в Винланд, бросив неподатливую Британию? Форсировать выборы, подсовывая нужных, перспективных кандидатов? Какая несусветная чушь! Мортимус с опытом понял, что вмешиваться в фиксированные точки – себе дороже, даже если все главные последствия кажутся кристально ясными. Потому что много веков спустя всплывали события, которые не произошли бы без того вмешательства, и которые портили планы куда гарантированнее всяких неприятных форс-мажоров. Гораздо удобнее, приятнее и, главное, изящнее было изменить какую-нибудь ничего не значащую мелочь и получить долгожданный, тщательно спланированный результат лет через пятьдесят. Или пятьсот. Времени у него оставалось много, можно было не скупиться.

Парк пустовал – в субботу здесь всегда было мало народа, даже вечером. Тихий, спокойный район, исключительно для своих, а те разъехались за город – урвать последние летние выходные. С утра прошел дождь, но влажная духота, которой так славился климат столицы Соединенных Штатов, ближе к вечеру развеялась, и теперь под сенью деревьев было прохладно, а сочная зелень листвы радовала глаз. Прекрасная планета! Особенно к месту оказались вовремя пролоббированные экологические законы и штрафы, иначе местные жители загадили бы ее до неузнаваемости, увлекшись промышленной революцией. По своей потерянной родине Мортимус не скучал. Конечно, иногда на него накатывали приступы ностальгии, хотелось прогуляться по холмам, поросшим алой травой, но это случалось все реже и реже. А по бывшим соотечественникам Мортимус не скучал тем более. Косные, замшелые ретрограды, стоящие на пути прогресса – все как один! Даже лучшие из них были или слишком осторожны и мешали работать, или наоборот, пускались во все тяжкие и портили все, наработанное тяжким трудом. Мортимус раздраженно поджал губы. Токлафаны, скажите пожалуйста! Нет уж, токлафанов он ни за что не простит. Конечно, все давно вернулось на свои места, обычные люди все забыли – нельзя помнить то, чего не произошло. Но Мортимус не был человеком и прекрасно помнил, как его убили – в собственном, между прочим, доме! Мерзость какая! Он мотнул головой, отгоняя неприятное воспоминание.

Сквозь деревья уже виднелся его дом, таунхаус прошлого… нет, уже позапрошлого века с высоким крыльцом, плотно стиснутый соседними домами. И замечательно, потому что уже начинало накатывать знакомое, но каждый раз новое ощущение приближающейся регенерации. Мортимус ускорил шаг. Дома уже все было давно готово. Можно будет расслабиться, прилечь и покурить. Еду он заказал заранее – конечно, большая часть отправится в мусорник, но что-то обязательно пригодится. В прошлый раз, например, очень в тему пришлись донатсы с корейской морковкой, а сейчас, может, в ход пойдут шоколадное мороженое и пицца. Кто знает?

Подобрав в холле газету, Мортимус сунул трость в подставку и поднялся на третий этаж, в спальню. Сейчас ему было почти не сложно изображать старческую немочь. Ничего, скоро это все закончится. Очень скоро. Он отпер массивный резной шкаф ключом, висевшим, по старой привычке, на шейной цепочке, и облегченно вздохнул. Наконец-то дома – по-настоящему! Его ТАРДИС, Марк IV, с которой они пережили не одно приключение, и которая уже давненько никуда не летала ни во времени, ни в пространстве, потому что Мортимус осторожничал. Меньше всего он хотел бы, чтобы кто-то обнаружил его присутствие. Он устроился в кресле, вытянув усталые ноги, и включил музыку. Все. Теперь точно очень скоро. Заиграла одна из любимых песен – “Тюремное танго” из мьюзикла “Чикаго”, автора которого он же и проспонсировал в свое время. Прекрасно! То, что надо. Мортимус развернул газету, надеясь, что успеет хотя бы мельком посмотреть новости.

И вдруг его дернуло – прямо в тот момент, когда музыка заиграла громче. По рукам и шее словно пустили ток, правое сердце заколотилось быстрее, а левое, наоборот, пропустило удар. Потому что где-то там, в давно и в далеко, кое-кто вмешался в ход событий. Заголовки замелькали перед глазами, изменяясь на все лады. Шрифты поплыли.

– О, нет, – простонал Мортимус, пытаясь подняться, но коленки подгибались, не давая встать. Как невовремя! Катастрофически невовремя!

Где-то в Германии, в тридцать восьмом, в эту самую минуту трещало поврежденное взрывом правительственное здание. Трещало все громче, осыпался с сухим, неприятным шорохом кирпич. В запертой на ключ гардеробной жуком в банке бился тогда еще не настолько знаменитый диктатор. О нем все забыли. Разбегались из падающего дома, как тараканы. А потом конструкция не выдержала нагрузки, и здание медленно, почти торжественно сложилось, словно карточный домик, погребая под собой несколько десятков человек, не успевших выбежать наружу.

– Он сам нарвался, он сам нарвался, он сам во всем и виноват! – пел магнитофон.

Вторая мировая не началась, но в сорок втором Советский Союз пошел в наступление. Союзники передрались еще раньше. “Коммунистическая Франция рапортует!” – гласила передовица. Газета начала расползаться в руках, превратилась в желтую пыль, опилки.

– Что же делать, что, что? – бормотал Мортимус. – Ах, он сволочь! Опять! Опять изменил походя реперную точку, да что ж ты будешь делать!

Он все-таки сумел встать. Голова кружилась. Сердца колотились как бешеные. Пол под ногами затрясся, качнулся… Потому что объединенные силы коммунистического Китая и алой, как кумач, Европы в пятьдесят восьмом нанесли массированный ядерный удар по своему главному врагу – Соединенным Штатам, и реальность трещала по швам, пытаясь вместить то, что было, и то, что… было еще раз.

– Невовремя! Не успею! – выкрикнул Мортимус. Шаг за шагом он приближался к консоли. Пол начал опасно крениться влево: дом исчезал из реальности, и ТАРДИС уже ничего не удерживало, кроме его, Мортимуса, собственных воспоминаний. Но на них долго не выстоять…

– Это было убийство, но не преступление, – пел магнитофон.

Мортимус вцепился в консоль, и тогда его тряхнуло по-настоящему. В лицо ударила горячая волна, переплавляя его в кого-то нового, совершенно другого, нужного именно в данный момент. Нужного сейчас и немедленно!

Последним, что запомнил Мортимус, были сияющие огнем руки, переключающие тумблеры, и яркий свет, бьющий в глаза.

А потом все исчезло, растворилось в темноте.

***

Нью-Йорк, 02 ноября 1930 г.

Специальный агент ФБР Адам Доннеган никогда не считал свою работу непыльной, особенно сейчас, когда кризис приложил вотчину дядюшки Сэма своим многофунтовым кулачищем. От удара наверх всплыла всякая помойная дрянь. Мафия, вооруженные до зубов банды, психи-убийцы, слетевшие с катушек – все это он видел. Не привыкать было. Только вот сегодняшнее дело, несмотря на всю прибавку к жалованию, казалось ему… слишком. Слишком даже для него.

Прибавку ему предложили недавно – шеф вызвал Доннегана с напарником к себе всего пару дней назад. В его кабинете, в самом темном углу дымил вонючими, как портянки бомжа, папиросами какой-то моложавый хлыщ. Кажется, именно он и заказывал эту музыку – хоть и не сказал ни слова за то время, пока они говорили, просто молчал и пялился на них своими хитрыми глазенками, поблескивавшими в темноте. Доннегану предложили заниматься… необычными делами. Странными. Которые не должны были попасть в газеты. Секретными делами, короче говоря. Доннеган согласился, конечно, и Джим Рэндалл, его напарник, тоже. Разве баксы бывают лишними? И жена, кажется, была довольна. Дополнительную подписку они дали, и жалование им повысили тут же, еще и премию выписали.

А теперь на них повесили расследование массового убийства в театре Лорензи – из неизвестного оружия, стрелявшего не пулями, с трупами не только людей, но и странных свиноподобных уродцев, и не только свиноподобных, надо бы сказать… Одному из убитых как будто осьминога на голову натянули. Не успели затихнуть последние выстрелы, как театр тщательно оцепили, обтянули тревожными лентами и теперь ждали коронеров, тоже каких-то особенных, давших допподписку о неразглашении материалов по этому делу. Хорошо, что все случилось ночью, и обычные для таких случаев зеваки давным-давно дрыхли под теплыми одеялами. Доннеган поднял воротник и надвинул шляпу на глаза – на улице было ощутимо холодно, моросил неприятный дождь. Рэндалл молча курил рядом, и говорить не хотелось. До этого они обошли весь театр – от чердака до подвала – и обнаружили ход, ведущий в канализацию. Убийцы, кажется, ушли этим путем, а может, и пришли тоже. Дело казалось не просто довольно крутым даже для таких опытных детективов, как они, а еще и чудовищно запутанным. Доннеган сказал бы, что это верный “висяк” безо всякой надежды, но… Его хотелось распутать. Азарт кружил голову. Улик убийцы оставили много, а коронеры и патологоанатомы проверят остальное. И неважно, что трупы со свиными рылами и щупальцами. Люди там тоже были, и немало. Для начала их нужно было опознать.

Когда в ночной тишине послышался странный звук – не то слишком хриплая сирена, не то слишком музыкальный насос, – Доннеган вскинулся. На звук едущего автомобиля не похоже, но, может, секретные коронеры ездили тоже на чем-то секретном? Рэндалл щелчком отбросил папиросу, та коротко и безнадежно зашипела, упав в лужу.

– Висяк, – уныло сказал он.

– Прорвемся, – ответил Доннеган, и тут за спиной послышались торопливые, сбивчивые шаги. Коронер, что ли, приехал? Один?

Они обернулись.

– Эй, ниггер, ты чего здесь забыл? – недружелюбно буркнул Рэндалл. – Проваливай, давай-давай, быстро.

Но чернокожий тип, подошедший к ним из темноты, не двинулся с места. Он улыбался во все тридцать два, на его курчавых бакенбардах поблескивали капли дождя.

– Ничто не истинно, все дозволено! – громко и нараспев произнес он.

Ну вот, псих пожаловал. Гнать его теперь. Мало их, что ли…

Стоп. Доннеган замер. Это же пароль. Свои. Он – свой. Рэндалл, казалось, тоже догадался, сплюнул под ноги.

– Давай, проходи, только быстро там, – сказал он.

Чернокожий улыбнулся еще шире, и Доннеган едва не шарахнулся от него. У этого негра светились глаза, едва заметно, желтым, недобрым отблеском. Как у черной кошки, когда посветишь на нее фонариком.

Когда он ушел, Доннеган перекрестился и трижды плюнул через левое плечо. На всякий случай.

Еще ему показалось, что взгляд у ниггера точь-в-точь такой, как у хитрого хлыща из верхушки бюро. Но это, конечно, только показалось.

***

Сознание возвращалось болезненными толчками – как икота. Ужасно неприятная регенерация на этот раз! Мортимус потер глаза и заморгал. Темно. Неужели ТАРДИС снова сломалась? Или отказало зрение? Нет, только не это! Не сейчас! Но, шагнув вперед, он натолкнулся на что-то твердое, вроде очень высокого порога, обитого шершавой и грубой тканью. Он не в ТАРДИС. Он вообще неизвестно где!

И тут Мортимус понял, что с ним кто-то говорит. Как будто включили звук.

– … спрашивать, как ты это сделал. Я догадываюсь: ты таймлорд, и у тебя произошла регенерация, – произнес кто-то из темноты немного взволнованным хрипловатым голосом. – Побочное умение. Я спрошу, зачем ты это сделал? Объясни!

Где-то в кармане ставшего неприятно тесным костюма хранился фонарик. Должен был лежать. Мортимус точно брал его с собой какой-то десяток лет назад… Он зашарил по карманам, с раздражением отбрасывая попадающий в руки ненужный хлам.

– Зачем я это сделал, зачем я это сделал, – бормотал Мортимус. Фонарик наконец попался, потрепыхался недолго, пытаясь вывернуться из пальцев, но, конечно же, сдался. – Сделал что?

Он клацнул кнопкой, и луч фонаря выхватил из темноты…

– Вернул меня к жизни, – сказал тот же голос. – Ведь я был мертв.

… того, кто с ним говорил. Мортимус вскрикнул и выронил фонарик, и тот погас. Снова стало темно, но к этому моменту зрение восстановилось полностью.

– Зачем я это сделал?! – заорал он и отступил на шаг. – Зачем?

Мысли заметались в голове, как автомобили на оживленной автостраде, туда-сюда. Что же произошло? Воспоминания возвращались неприятно медленно, нехотя, сопротивляясь изо всех сил. Рвущаяся реальность. Гитлер, запертый в гардеробе. Свергнутый с престола восставшими рабочими Георг VI. Горящее Эмпайр-стейт-билдинг сгибается под ударной волной ядерного взрыва. И на фоне всего этого смутно вспоминался нормальный ход событий. Но сейчас казалось, что все можно исправить, и реальность не повреждена так безнадежно. Значит, Мортимус сделал что-то правильно. И наверняка это прошлое. Лишь бы Земля, а не какое-нибудь другое, малознакомое место!

– Какой сейчас год? – выкрикнул он. Голос стал непривычно низким, со странными обертонами, но так всегда бывало после регенерации. Дело привычки.

– Тысяча девятьсот тридцатый по местному исчислению.

Тут Мортимус догадался.

– И это Нью-Йорк! Господь всемогущий, это же Нью-Йорк! Ноябрь, готов биться об заклад, сейчас начало ноября!

Массовое убийство далеками людей в каком-то заштатном театре. Трупы в канализации. Свинолюди на Эмпайр-стейт. Два убитых далека. Кошмар! Все кончилось мирно, ему даже вмешиваться не пришлось, слава Богу! Даже кое-что удалось приватизировать: отличное лабораторное оборудование, например. И оружие. Мортимус быстро подчистил все следы, заранее учредив специальное подразделение ФБР – еще в прошлой регенерации. Он помнил, что там было найдено тело…

– А ты – далек, – продолжил он упавшим голосом, подобрал с пола фонарь и сунул обратно в карман. – Гибрид.

Тело, которое пропало при невыясненных обстоятельствах, услужливо подсказала изменившаяся память. А остатки прошлой подсказывали, что этот странный гибрид попал под дружеский огонь. Попросту говоря, убит своими же.

– Да, – ответил далек.

Он сидел на краю сцены, свесив ноги, и в упор смотрел на Мортимуса своим единственным глазом. Далек был обмотан ржавыми и какими-то рваными цепями, и это придавало ему еще более сюрреалистический вид.

– Так зачем ты вернул меня к жизни?

Мортимус сглотнул. Пальцы неприятно вспотели. Ему как никогда раньше хотелось развернуться и убежать, а ведь он часто это делал. Часто убегал. Просто желание оказалось настолько сильным, что ноги отказались идти. Словно приросли к полу.

– Конечно, я тебе благодарен, – продолжил далек, – но это любопытно.

– Благодарен? – изумился Мортимус. – Ты?! Ты умеешь?

– Умею, – ответил далек и спрыгнул со сцены. Цепи глухо звякнули. Теперь он стоял совсем рядом, и Мортимус машинально отступил на шаг назад. Оружия у того вроде бы не было, но кто знает? – Я гибрид человека и далека. Умею чувствовать благодарность. Спасибо.

Это не укладывалось ни в какие рамки, вот честно.

– Может, у тебя и имя есть? – с сарказмом спросил Мортимус.

– Есть. Меня зовут Сек. А ты – Вмешивающийся во время. Монах. Ты не можешь быть вторым, ты – третий.

– О, Господь вседержитель! Боже милостивый! – выдохнул Мортимус. Он-то надеялся, что о нем все забыли. Но далеки ничего не забывают. Действительно… зачем он оживил его? Зачем?!

Идея возникла тут же. Возможно, он просто вспомнил.

– Мне нужен компаньон. Есть одно дело, в котором мне понадобится помощь, а к людям я не могу обратиться, – сказал Мортимус то, что пришло в голову. То, что подсказала интуиция – неожиданно для него самого.

– Хорошо. Что я получу взамен? – спросил далек.

– Мировое господство? Нет, нет, забудь, я пошутил… Вообще ты мог бы сделать это из благодарности! Я же тебя оживил!

Далек растянул тонкогубый рот в неприятном подобии улыбки.

– Ладно, чего ты хочешь? – спросил Мортимус, смирившись.

Лишь бы он действительно не запросил мирового господства, в самом деле. И надо держать ухо востро. Соглашения с далеками не стоят даже сотрясения воздуха, и не важно, что перед ним не совсем настоящий далек, а только наполовину. Люди бывают даже опаснее в своем вероломстве и непредсказуемости.

– У тебя есть ТАРДИС. Ты отвезешь меня в то место и время, которые я укажу.

Вроде бы ничего страшного, но Мортимус напрягся. Мало ли, какой подвох в этом всем таился. Но, судя по всему, далек действительно нуждается в нем. Ведь вряд ли вопрос касается загородной поездки. А значит, пока им обоим выгодно… Но все равно нужно держать ухо востро.

– Ладно. Но сначала ты поможешь мне, – сказал он. Далек медленно кивнул в ответ. Мортимус выдохнул, шагнул в сторону и споткнулся о что-то твердое. Посмотрев под ноги, он увидел бледную, синеватую в неверном свете руку, и поморщился. Да, тут же полным-полно человеческих трупов. Ничего, скоро уберут. Надо успеть уйти до прихода коронеров.

– Идем отсюда, – сказал он далеку. – Надо будет придумать что-нибудь, чтобы на тебя не обращали внимания.

Светя под ноги фонариком, Мортимус пошагал к выходу из зрительного зала. Потом остановился и резко развернулся на каблуках. Не стоило оставлять далека за спиной, что бы там ни говорила интуиция.

– Иди впереди меня, – приказал он.

Далек пожал плечами, подобрал болтавшуюся цепь и ускорил шаг.

– Ты мне не доверяешь. Это нормально, – прокомментировал он удивительно спокойным голосом. Коротко кольнуло раздражение. Мортимус фыркнул.

– Ты мне тоже.

Они вышли на улицу с черного хода. Мортимус, кажется, попал в театр именно через эту дверь. Снаружи сеялся дождь, скорее даже, водная взвесь – слишком мелкий для зонтика, но достаточно сильный, чтобы вымокнуть. Пара капель тут же неприятно скатилась за шиворот. Мортимус поежился и втянул голову в плечи. Где-то здесь должны стоять его люди. А, вот они где.

– Ни с места, это ФБР! – выкрикнул один и потянулся за пистолетом. Второй выплюнул папиросу и тоже полез в карман. Молодцы, он правильно их выбрал. Не испугались. Мортимус театрально вскинул руку, собираясь с силами. Хорошо, что после регенерации их так много. Даже близко подходить не надо. Восстановить контроль – пустяки.

– Это не те дроиды, которых вы ищете, – сказал он, и люди опустили оружие, послушно отступили назад.

– Всегда завидовал этому умению таймлордов, – пробормотал далек. – Дроиды?

– Я помогал Лукасу писать сценарий. Тогда я еще увлекался политической сатирой, – усмехнулся Мортимус. – А! Что с тебя взять, ты совершенно не разбираешься в человеческой культуре. Идем, ТАРДИС там, за углом. И давай снимем с тебя эти цепи. Бренчание меня бесит!

***

– Ты когда-нибудь раньше бывал в ТАРДИС? – спросил Мортимус. Далек, осматриваясь, подошел к стене, провел по ней рукой. Мортимус проглотил фразу про “больше внутри, чем снаружи” – далека этим не удивить, даже если он наполовину человек. А удивить почему-то хотелось.

– Нет, – ответил тот, оставил в покое стену и подошел к консоли. Он так по-особенному посмотрел на нее, что Мортимус напрягся и спросил:

– Ты что, знаешь, как ей управлять?

Далек поднял голову.

– Конечно, нет, – ответил он. – А ты?

Что за дурацкие вопросы?!

– Разумеется! У меня даже есть права, я сдавал специальный экзамен – не то, что некоторые! – возмутился Мортимус. – Правда, я ее несколько раз серьезно чинил, и детали пришлось покупать на черном рынке. Вот когда у меня свистнули стабилизатор измерений, пришлось немного помучиться…

– Стабилизатор измерений в твоей ТАРДИС куплен на черном рынке? – уточнил далек.

– Ну… да, – признался Мортимус и тут вспомнил, что еще не видел себя после регенерации. Он посмотрел на руки. Они были… Он ощупал лицо и голову – точно! Жесткие курчавые волосы, плотная кожа… Где же зеркало? Где-то здесь лежало, возле кресла…

– Я черный? – спросил Мортимус, роясь в куче хлама на журнальном столике.

– Да. Поздравляю с повышением социального статуса, – ответил далек. Он все еще разглядывал консоль и, кажется, улыбался.

– Ты издеваешься? – Тут Мортимус понял, что это такой далеко-юмор, и фыркнул. – Хорошо, что я вовремя занялся расовой терпимостью! Иначе мне было бы сложно работать в этой стране!

Зеркало наконец нашлось, и Мортимус стал жадно рассматривать свое новое обличье. Ничего. Могло быть гораздо хуже. С другой стороны, это немного усложняло то, что он задумал. Тем более хорошо, что он взял с собой далека… как там его зовут? Сек? Нацисты, какими Мортимус их помнил, были до ужаса суеверны, верили во всякую муть о Шамбале, так что поверят и в высших существ с тентаклями.

– Так что я должен буду сделать? – спросил далек.

Мортимус попытался рассмотреть свои уши, скосил глаза, но ничего не вышло. Он бросил зеркальце обратно в кучу хлама. Есть, кстати, совсем не хотелось. Хорошо, что он не успел принести сюда еду.

– Ерунду, мелочь, – сказал Мортимус, прикусив нижнюю губу. Бог ты мой, до чего непривычное лицо! Он снова подобрал зеркало и скорчил ему рожу. – Нужно спасти от смерти одного человека, ты его не знаешь.

– Какого человека? – спросил Сек. Он подошел ближе и скрестил руки на груди. Вот ведь… въедливая зараза! Не видит, что ли, что мешает? Мортимус оторвался от зеркала и нахмурился.

– Все тебе расскажи! Это немец. Его зовут Адольф. Тебе бы он понравился. Наверное.

Далек все смотрел на него, и Мортимус раздраженно продолжил:

– Один мой знакомый… и твой, кажется, тоже, забыл отпереть гардероб, где тот был заперт. А дом рухнул. Теперь вся история изменится, если мы не вытащим Гитлера из шкафа!

– Гитлера. Я догадался, – ответил Сек. – Я изучал историю человечества. А если я откажусь?

Мортимус в изумлении открыл рот. Такого поворота событий он не ожидал даже в самых пессимистических прогнозах. Казалось очевидным, что уж далек-то точно захочет спасти фюрера Германии.

– Почему?

– Он занимался планомерным уничтожением собственного вида. Мне больше не кажется, что массовое уничтожение людей людьми – это хорошая идея, – сказал Сек и пожал плечами. – Хотя бы с точки зрения генетического разнообразия, если отставить в сторону моральный аспект.

Мортимус не нашелся, что ответить – едва ли не впервые в жизни. Он спрятал зеркальце в карман и глубоко вздохнул. Это был самый непохожий на далека далек во всей вселенной, и его нужно было убедить в правильности того, что Мортимус задумал.

С ума сойти можно!

А еще очень хотелось переодеться. Костюм был чертовски мал. Но это могло подождать.

– Спустя… двадцать восемь лет здесь ничего не будет. Ни города, ни людей. Спекшийся в стекло грунт, многокилометровая яма, которая будет светиться по ночам.

Мортимус закрыл глаза, пытаясь поярче представить грядущий Армагеддон. На самом деле сейчас та, вторая реальность ощущалась гораздо слабее, и подробностей рассмотреть было нельзя. Только в общих чертах. Но яма обязательно должна быть – для драматизма – и обязательно на месте разрушенного города.

– Погибнут миллионы. Наступит ядерная зима. Новый ледниковый период…

Он сделал паузу. Градус пафоса нарастал как-то совсем катастрофически, нужно было его сгладить. Далек и так уже смотрел на него довольно недоверчиво.

– И Гагарин не полетит в космос, а значит, и Армстронг не прогуляется по Луне. Не будет ничего того, что я бы хотел здесь увидеть, – наконец искренне признался Мортимус. – А я столько сделал для этой планеты, как никто из таймлордов!

Заметив во взгляде Сека неприкрытый сарказм, он поспешно добавил:

– Я не имел в виду форс-мажоры со спасением и прочую дурацкую беготню! Упорная, кропотливая работа тоже должна достойно оцениваться! Ее, конечно, никто не замечает – откуда бы! Все видят только подвиги!

Далек молча ждал, и эта привычка молчать после реплик начинала чудовищно бесить Мортимуса. Он ничего не мог с собой поделать – хотелось говорить еще и еще, выбалтывать всю подноготную. Черт бы его побрал, этого Сека! После людей с ним было очень, очень трудно. Мортимус давно отвык иметь с кем-то дело на равных. И ведь сам виноват! Вот, получай теперь, расплачивайся за минутную слабость! Как неприятно было признавать это!