Текст книги "Самое сильное (СИ)"

Автор книги: TolstyjRyzh

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Вы видели сэра Осберта? – вспыхнули щеки девушки.

– Да, видела, красавица, и слышала. Какой красивый мальчик, да, красивый, и умный. Славная будет тебе пара, милая, о да, старая женщина всё знает, всё понимает, всё слышит.

– Ему лучше? Он был так болен при нашей встрече, как он себя чувствует?

– Он здоров, милая, о да, здоров и силён, как никогда, и все только о тебе и говорит, все только о тебе и грезит. Когда, говорит, возьму ее в жены, то-то заживёт она у меня в парче и бархате, да, милая, заживёшь, как королева.

Девушка окончательно смутилась, а более практичная служанка начала расспрашивать Айлуфу, что ещё та видела и слышала. Но та почти не отвечала, а вскоре и вовсе ушла, загадочно ухмыляясь.

День незаметно подошёл к вечеру, слуга, принёс ужин, факелы и даже разжёг камин – к вечеру похолодало. Мабель забросала было его вопросами, но тот на все отвечал коротко и односложно, ссылаясь на запрет разговоров с кем бы то ни было, и быстро ушёл. Хозяева замка, судя по всему, предпочитали челядь, исполняющих только одну команду – “бегом”.

– Вот чурбан бесчувственный, – кипятилась ему в спину Бланш, до крайности доведённая тайнами и загадками вокруг. – Куда это годится, чтоб моя благородная хозяйка не могла даже помыться и переменить одежды после долгого дня! Того и гляди, заболеет от долгого сидения в духоте и грязи.

– Кажется, Бланш, мне это уже неважно. ,– к вечеру девушка совсем пала духом, и еле держалась, чтоб не разреветься самым постыдным образом.

– Мужайтесь, хозяйка, все будет хорошо, вот увидите. Ваш батюшка заплатит положенный в таких случаях выкуп, и мы снова будем свободны. Он-то уж не поскупится для своей голубки.

– А как же рыцарь, послушница и шут? Кто позаботится о них?

– Да господь с вами, леди, отец сэра Осберта – один из самых богатых лордов в Йорке! Осберт – его старшенький, вот увидите, барон де Макон и его приспешники получат целое состояние.

– Бланш, а что ты знаешь о том жестоком человеке, который взял нас в плен?

– О сэре де Сен Клере? Судя по слухам, он не так давно вернулся из Палестины. Вот ведь, всем в этой пустыне мёдом намазано!

– А что, может, и намазано. Недаром в библии написано, что это земля, текущая молоком и мёдом.

– Что-то терзают меня смутные сомнения, леди, – Бланш старательно расчесывала деревянным гребнем волосы госпожи на ночь. – Уж если бы там и вправду все было так расчудесно, не возвращались бы оттуда такими… странными,. – она помедлила, будто собираясь с мыслями и продолжала, – кто болен какой редкой и страшной болезнью, кто полный дом нехристей с собой приволочёт, кто оденется эдак вычурно, словно попугай, или вон, как тот оруженосец, дикие песни орёт. Помяните мое слово, леди, их там сам нечистый искушает, прости Господи. Да и тянет их обратно, все им туда надо, то ли славы ещё, то ли денег. Да, вот леди, перебили вы меня, так совсем не о том, говорю, о чем надо бы. Сен Клер, говорят, из знатного Аквитанского рода, как бы не родич самим Ибилинам, из французских аристократов. Рассказывали, вроде как храбрый он рыцарь и хороший командир, да только вот очень уж жестокий и рисковать любит. Якобы он в Акре и Иерусалиме сражался успешно, но о том, как обращался с пленными, говорят шёпотом. Гордый он вроде очень, о таких говорят – себя не жалеешь, так хоть других пожалей, но куда там. И вроде была там какая-то история, после которой он в тамплиеры ушёл, как всегда, густо замешано все на любви и крови….

Девушке очень хотелось узнать, что там была за история, но она слишком устала и уснула, так и не услышав, до чего досплетничала её служанка.

====== Часть 5 И так печальна мне судьба моя ======

Так помолитесь за душу мою,

Я мертв шестьсот с половиной лет.

Я прошу, хоть в аду, хоть в раю

Не ищите тайны, которой нет.

Канцлер Ги, “Жак де Моле”

Сэр Амори де Сен Клэр поднялся с колен. “Какая всё-таки странная часовня у Жеро, куча статуй святых, что вроде бы идёт вразрез с “не сотвори себе кумира”, поломанная мебель, разбросанные предметы обихода. Она явно никогда не использовалась по назначению с момента постройки замка. Впрочем, он и сам не молиться сюда пришел, так что какая разница”.

Рыцарь потёр глаза. В эту ночь ему не пришлось вздремнуть, да и день выдался хлопотливым. В отличие от беспечно нализавшегося сэра Этьена, которого почти приволок на себе оруженосец, он все время был чем-то занят. Нанявший его барон только похохатывал и хлопал тамплиера по плечу – сам бы он не стал так возиться с пленниками, да и цель у него была совсем другая.

По дороге в главный зал храмовник вспоминал, как барон де Макон дружески попросил его о помощи. На его языке, “попросил” звучало как “Помнишь, как я спас тебе жизнь, честь и физиономию при Хаттине? Вот и пришло время возвращать долги”. Сэр Этьен, увидев дочку землевладельца на турнире, просто вбил в свою ветреную башку, что такая “цыпочка” во что бы то ни стало должна принадлежать ему. Он воспринял это как очередное приключение, до которых был большим охотником.

“Может, и вправду, остепенится и успокоится”, думал Сен Клер, привычно морщась от суеты вокруг. Ситуация в замке напоминала, по меткому выражению его оруженосца Джослина, “Прибытие магистра ордена в объятый чумой дом терпимости”.

“Старею”, вдруг пришло к нему понимание. “Мне всего каких– то тридцать пять лет, а брюзжу, как столетний старик”.

“Вот и хватит брюзжать”, не унимался внутренний голос, в прошлом гордо именовавшийся “совестью”, но за последние годы поистрепавшийся до ее огрызков.

“Думай, храбрый рыцарь храма, зачем твоему, совершенно необузданно жестокому другу, понадобился этот человек? Зачем он потребовал следить за ним на турнире и после него? Догадывался ли он о том, что на него нападут?”

От внезапной догадки Сен Клер едва не врезался в колонну, увернувшись в последний момент.

Неужели этот прохвост и интриган нанял и разбойников? Что в этом сэре Осберте так важно? Обычный пустоголовый капризный сыночек богатенького папаши. Прихвостень и лизоблюд Ричарда Да-и-Нет, как знать, не являются ли те слухи, которые о нём ходят, правдой?

С другой стороны, тамплиер был вынужден признать сэра Осберта хорошим воином, к тому же, не лишеным определённого благородства.

“Хорошо всё же, что на турнире победила партия сэра Ансельма”. Честно признаться, он был рад тому ,что проигрыш скрыл тех, кому положение не позволяло открыть свое лицо. Храмовникам строго-настрого запрещалось участвовать в “суетных забавах”, и если бы его узнали, не миновать бы ему сурового наказания.

Он рассчитывал доставить пленников в замок барона и распрощаться с ним, считая свой долг дружбы уплаченным, но Жеро рассудил иначе. Теперь он требовал от него присутствовать во время переговоров по поводу выкупа. Сен Клер поднимался по витой лестнице главной башни.

Замок давил на него, он был мрачен, а люди, прислуживающие жестокому барону были либо запуганы до полной безучастности, либо безумны, как старая Айлуфа.

В Палестине было проще, отрешенно думал он, ожидая, пока приведут пленников и рассматривая гобелены, висевшие на стенах – как для своеобразной красоты, так и для защиты от холода.

“Уж и не знаю, кто ткал это великолепие, но вместо роз тут кочаны капусты, а пастушка больше всего смахивает на злобного гнома. Видимо, вешали, что первым под руку подвернулось. Но вот и он, наконец-то, что ж, скоро многое прояснится”.

Первым появился барон Жеро де Макон, высокий и сильный светловолосый мужчина лет сорока. С лица его не сходило насмешливое выражение. Он мог бы показаться несведущему человеку добродушным гигантом, из тех, кто горазд вкусно есть, сладко пить и щипать за бока смазливых служанок, если бы не складки около рта, указывающие на жёсткость, и даже жестокость.

Много лет назад, отец нынешнего барона приказал выстроить Паэнгард, надеясь, что его дети унаследуют и преумножат отцовское добро. Что ж, и унаследовали, и преумножили. А потом старший брат убил младшего, по слухам, в мелкой и глупой ссоре, из-за молоденькой потаскушки-служанки.

Так оно было, или нет, но старый барон не пережил последствий ссоры своих детей. Молодой барон Жеро жил на широкую ногу, поддерживал того из претендентов на корону, кто был на данный момент ему более выгоден, ходил в крестовый поход, держал своих крестьян в ежовых рукавицах и всячески наслаждался жизнью. Он не гнушался тем, чтоб изредка “разворошить осиное гнездо” – то есть, ограбить лесных разбойников, при этом полагал, что делает достойное и доброе дело, ибо сказано же в святом писании (которого барон не смог бы прочитать даже ради спасения своей жизни), что “у вора укравший – избавлен от наказания”.

“Но сейчас этот гигант явно чем-то увлечён”, рассеянно подумал рыцарь, наблюдая за тем, как его соратник разваливается в удобном кресле, попивая подогретое вино – ночь обещала быть прохладной.

– Что, Сен Клер, отмолил свои грешки? – барон дурашливо захохотал, прекрасно зная о том, что его друг не верит ни в черта, ни в бога.

– Да уж, отмолил – позволил себе ухмыльнулся тамплиер. – Скажи мне, дружище, за каким дьяволом тебе понадобился этот выскочка?

– Кто, ле Дючёнок? Да он мне и через порог не нужен, но мне нужно кое-что из его барахла. Дело в том, что незадолго до отплытия в Англию довелось мне присутствовать при пытке одного сарацина, приближенного самого султана Саладина. Ну это он так говорил, возможно, набивая себе цену. Перемирие с этим проклятым нехристем было уже подписано, так что формально, мы должны были отпустить мерзавца, но ты же знаешь, не в моих правилах отказаться от развлечения, тем более что мы все равно отпустили его после. Правда, – де Макон подмигнул, – он несколько потерял в цене, лишившись языка и кончика носа, а так же кое-чего ещё, но я полагаю, что этим мы оказали ему услугу, ибо на востоке немые слуги ценятся больше, а уж для гаремов – самое то!

– Прямо, можно сказать, облагодетельствовали ! – иронически подхватил тамплиер, и оба рассмеялись.

– Но что с того, что ты кого-то там пытал? – спросил храмовник, когда смех поутих. – Я так понимаю, что эта нечестивая собака рассказала тебе кое-что интересное, касательно младшего ле Дюка?

– Да, весьма интересное. Но вот его уж и ведут, сейчас мы все выспросим. Кстати, и шута прихватили, послушаем, что он нам там нашутит.

Сэр Осберт держался с непринуждённым достоинством, и вообще, ощущение было такое, как будто храмовник присутствовал при отлично срежиссированном спектакле – каждый играл свою роль, и подавал реплики в нужное время.

– Здравствуйте, барон де Макон.

– И вам не хворать, благородный сын славного сэра Адальберта. Здоров ли ещё ваш батюшка?

– Вполне. А как поживаете вы, достопочтенный Жеро? Не подцепили ли вы эту новомодную болезнь, как бишь её? – Ле Дюк прищелкнул пальцами, как человек, пытающийся вспомнить заковыристое название.

Лицо барона побагровело, а слуги, явно знающие, чего нужно ожидать, попятились.

– Мальчишка! Дерзкий сопляк! – проревел владелец Паэнгарда, да так, что Сен Клер ощутил покалывание в ухе. – Ты что это себе позволяешь, королевское охвостье?!

– Я не знаю, что вы имели в виду, сэр де Макон, лично я говорил о… подскажи, Хамон, хроническое… Ах, да, хроническое спиннокинжальное расстройство.

– Что?! – образованность и тонкий юмор никогда не были присущи здоровяку.

Воткнули огненный клинок, туда, куда достали!(с) – пропел Хамон, аккомпанируя себе на лютне.

– Хватит! – рявкнул барон, делая знак страже, и Хамона схватили. Тут возникла неожиданная заминка. При попытке отобрать у шута лютню, она выскальзывала у стражей из рук, как намыленная. Сен Клер махнул рукой и что-то шепнул барону, и оруженосца отпустили.

– Сэр Осберт, – продолжил владелец замка, когда суматоха несколько улеглась. – ты понимаешь, что сейчас ты – мой пленник. Твой король и покровитель сейчас далеко, в плену, твой отец тебе тут не поможет. Я могу обвинить тебя в том,что ты вместе с разбойниками напал на группу монахов, направлявшихся в монастырь святого Как-его-там. И у меня найдутся свидетели этого. Так что давай не будем ходить вокруг да около, и сразу перейдем к вопросу твоего выкупа.

– Какой же ты наглец, де Макон. Ты отлично знаешь,что я был слишком слаб, чтоб сопротивляться тебе… Заткнись, болван, твоих сентенций не хватало (это уже оруженосцу). Ты словно петух, встал на кучу мусора и кукарекает, чтоб похвалиться собой перед остальным курятником. – рыцарь перевел глаза на Сен Клера и по лицу его скользнула ненависть пополам с презрением .

– А это твой верный пёсик, собачка с крестом на спинке? Часто ли он лижет тебе зад, по проклятым обычаям его ордена? А, сэр Амори? Нравится ли вам такое времяпровождение?

– Довольно – барон уже взял себя в руки и говорил спокойно, хотя огонёк ярости и тлел в его маленьких голубых глазках.

Ты знаешь, сэр Осберт, для чего я взял тебя в плен, нет никакого смысла притворяться дураком, котом, при всех твоих недостатках, не являешься. Где оно? Только без глупостей, ты мог и не заметить, конечно, но поверь мне, стоящий слева от тебя слуга держит заряженный арбалет.

– Что “оно”? О чем ты говоришь, де Макон? – актером, увы, ле Дюк был плохим. Уж слишком нарочито он таращил глаза, словно хотел так доказать свое полное непонимание происходящего.

– Стивен! – барон повернулся к слуге, и в его голосе послышалась сталь. – Разряди-ка ему арбалет в бок. Только аккуратно, чтоб не слишком высоко. С болтом в брюхе эта падаль проживет ещё пару часов и успеет поведать мне много интересного.

– Нет, постой. – зал был освещен скудновато, но даже сейчас тамплиер увидел, как заблестел пот на лбу пленника. – Не знаю, о чем ты говоришь, черти бы тебя взяли, но ты понимаешь, что за меня могут дать более чем хороший выкуп. Не лучше ли тебе взять реальные, твердые и звенящие монеты, вместо того, чтоб мечтать о чём-то непонятном?

– Ещё скажи, недостижимом. Вот ты и выдал себя, трусливый хорёк. – голос владельца замка был убийственно спокоен.

– И так печальна мне судьба моя(Канцлер Ги, “Блюз ленивца”)…– тихонько пропел Хамон.

– Заткнись, убогий. Твой господин и так уже вывернулся наизнанку, с потрохами. Давай, сэр Осберт, говори, где оно. Кстати, шут, ты подал мне отличную идею. Слышишь, рыцарь, я передумал насчёт арбалета. Ты не заслуживаешь такой быстрой смерти. Я вначале разрежу на куски твоего шута. Или переломаю ему пальцы и вырву язык, а ты будешь смотреть. – идеи явно переполняли де Макона. – Потом я повешу его на стену замка, на поживу стервятникам и остальным падальщикам. А уж потом, когда вдосталь натешусь его песнями, займусь тобой, а смотреть на это будет та самая девчонка, дочка этого жирного борова-сакса. Кстати, она вполне недурна собой, но ее придется иногда уступать этому повесе, Этьену де Баже. А от многократного употребления дамуазели, как известно, быстро портятся. Тьфу, я столько болтал, что в горле пересохло – осушив кубок подогретого вина, здоровяк продолжал – Да, так вот, девчонки, как я уже поведал вам, господа – он издевательски склонил голову в сторону пленника, – от большой любви обтрепываются, словно старый ковёр. Вот лишнее тому доказательство. Поди ко мне, моя цепная крыса. – лицо его исказилось подобием саркастической улыбки.

Айлуфа, к которой относились и эти слова и гримаса на лице её господина, подошла, подобострастно кланяясь. Свёрток она по прежнему держала в левой руке и сэр Осберт, не успевший ещё встретиться со служанкой, поражённо прищурился, пытаясь разглядеть, что она там держит.

– Что, усердная моя Айлуфа, слышала ли ты, о чем там беседовали вон тот храбрый воин со своим оруженосцем в своих покоях? Ах, вот оно что!

Айлуфа улыбнулась, показав пару зубов и что-то зашептала своему господину на ухо.

– Фу, мерзкая ты ведьма, отойди – сморщился барон, отталкивая излишне ревностную служанку. – У тебя из рта несёт мертвечиной. Может, ты уже сдохла и сама этого не заметила, а, Айлуфа? – слуги барона захохотали, сама женщина сморщилась и отошла.

Барон осклабился и повернулся к храмовнику, который смотрел на это представление с привычной брезгливостью. Его одновременно и раздражала вся эта пустая болтовня, и привлекало предчувствие тайны. Он давно понял, что эта история отличается от обычного бандитского рейда, которыми де Макон не брезговал и в которых раньше доводилось тамплиеру участвовать.

Послышались шаги и на входе в залу появились двое наёмников из отряда де Баже, волокущие за собой несчастного Томаса из Рокингема.

– Ага, вот и саксонская свинья, дочку которого обхаживает этот манерный рыцарь – “приветствовал” вновь прибывших хозяин.

На лице и руках почтенного землевладельца видны были свежие синяки и ссадины. Видимо, он отчаянно бился против своих пленителей и лишь веревки помешали ему довершить начатое и попробовать сбежать. “Впрочем, далеко бы он без дочки не убежал”, подумалось рыцарю.

Томас мрачно смотрел в лицо своему пленителю. Он прекрасно понимал, что без выкупа ему в любом случае не выбраться, но его гордая и буйная натура яростно противилась навязанному ему унизительному положению.

– Ба, какие люди! Наш доблестный капитан наемных стрелков изволил проспаться! – дурашливо заорал барон.

С другой стороны зала появился сэр Этьен, бледный и опухший, но умытый и вполне трезвый. Он кивнул тамплиеру и стал рядом с ним, с интересом наблюдая за происходящим.

– Что тут наш боевой товарищ за судейство устраивает ? – тихо спросил он у Сен Клера.

– Пытается извлечь из Ле Дюка сведения о какой-то очень дорогой вещице, как я понимаю. Он и раньше вскользь упоминал о “талисмане из Палестины”, но я думал, что это обычная дорогая игрушка. Сейчас у меня создалось впечатление, что не все так просто. Ле Дюк, конечно, известный храбрец – это слово храмовник произнес с лёгкой иронией,– однако сопротивляется изо всех сил. Не пойму я, почему столько шума из-за безделушки, пусть она хоть десять раз драгоценная и красивая. Так что есть у меня подозрение, что сейчас господин барон устроит тут небольшую “пыточных дел мастерскую”. – тон его был небрежен, несмотря на зловещий смысл этих слов.

– Думаешь? – с сомнением ответил капитан наёмников. – Он, конечно, не воплощает собой христианское всепрощение, но страшно не любит пачкать стены и пол. Впрочем, лишь бы он натешился, наконец, и позволил мне увезти свою добычу с собой. По сути, мы сделали то, ради чего нас позвали, нам здесь совершенно незачем оставаться.

– Нет уж, дорогой друг, хоть я, в отличии от тебя, связан некоторыми своими обязательствами, я с большим интересом останусь и досмотрю это представление. Есть у меня подозрение, что здесь можно ухватить куш пожирнее смазливой девицы.

– Но-но, – с дурашливой укоризной произнес де Баже, – ты говоришь о будущей госпоже де Баже, владелице нашего родового гнезда, правда, боюсь, что без ее денег это гнездо будет шататься на веточке!

Он, видимо, произнес эти слова громче, чем требовалось. Томас, и без того донельзя рассерженный пленом, судьбою дочери и собственным положением, вспыхнул, как греческий огонь.

– Ах ты мерзавец! – громко вскричал он, пытаясь броситься на сэра Этьена, и лишь цепи помешали ему сделать это. Стражники, ожидавшие чего– то подобного, повисли на них, и почтенного землевладельца дёрнуло назад.

– Чудовище, нелюдь, грязный демон, фальшивый рыцарь, выродок обезьяны! – орал что было сил саксонец, не оставляя попыток добраться-таки до объекта своей ненависти. – Да чтоб тебя разорвало, чтоб кишки вытекли у тебя из чрева, чтоб твоими костями подавился дракон! О, дайте мне только волю и я оторву тебе парные органы, а в дыры засуну колокольчик,чтоб слышно было издалека, что идёт ублюдок и подлец!

Де Макон с интересом следил за происходящим.

– Однако, какие изощренные проклятия! Право, мне стоит позвать своего писаря. Ах, да, он уж год, как помер от срамной болезни. Друг Амори, не сослужишь ли мне службу, записывая то, что вопит этот неотесанный чурбан? Я буду требовать зачитывать мне это на ночь, вместо Библии!

– Право же, – подхватил храмовник, – я и сам услышал парочку новых выражений. – – Охотно запишу тебе все, что он скажет далее.

– Исказилось понятие прекрасного,

притупилась чувствительность зрителя!(“Не покидай”, “Песня бродячих актеров”)– внезапно заорал Хамон.

Барон нахмурился.

– Заткните-ка рот этому болвану! – приказал он слугам.

Те поспешили выполнить приказание господина, несмотря на то, что оруженосец вертелся, как угорь, не переставая орать:

– Оборвали все струны и морду набили.

Ну и пусть – все равно вам меня не сломить!(Тэм Гринхилл, “Пленный менестрель”).

– Да держите же вы этого сбрендившего! – сердился здоровяк, в то время как Хамон, отбегая подальше, пел:

– Трепещите враги: я уже начинаю,

буду песни орать я всю ночь напролет.

Краем глаза чего-то не то замечаю...

Отойди от меня с этим кляпом, урод!!!(с) – наконец, и его успокоили, засунув ему в рот грязную тряпку, хотя некоторое время после шут ещё мычал, страшно вращая глазами.

– Так, вот и разобрались с ненормальным оруженосцем. Явно в Палестине твоего слугу, Осберт, покусал бешеный шакал. Или на него его величество так повлиял! – барон громко рассмеялся своей же шутке.

Его слуги разошлись по углам, потирая синяки и ссадины, а один явно вывихнул челюсть.

Пока челядь гонялась за Хамоном, Томас Рокингемский ещё некоторое время вдохновенно бранился, причем в ход пошёл уже и арабский (“И откуда только выучил, смотри-ка, цветистее некуда” мелькнуло в мозгу у Сен Клера), и латынь – словом, пока почтенный землевладелец не охрип, он не замолчал.

Сообразив, что пленник выдохся, барон снова обратился к нему.

– Что дружок, раз уж ты связан, то дал волю своему языку? Смотри-ка, экую проповедь ты мне прочитал! Напоминаю, однако, что сегодня не воскресенье, а здесь – не церковь. Так вот, Томас Рокингемский, да будет тебе известно, что, хотя ты знатно позабавил меня, я не буду столь снисходительным и милым, как прежде. Ты, твоя перезрелая дочка и ваши тупые свинопасы, по недосмотру именуемые вами “слугами”, теперь принадлежите мне, со всеми потрохами. И я не уступлю ни пяди своего законного выкупа. Сколько ты сможешь отвалить за себя звонких золотых монет? Слуг мы посчитаем отдельно.

– Шестьсот золотых – прошипел землевладелец, сообразив, что переговоры уже начались.

– Низковато ты себя ценишь, ну да ладно, я не столь щепетилен. Но где же твоя набожность, сакс?! Надо бы добавить, дабы славный рыцарь Храма Сионского мог употребить твои деньги на богоугодные дела! – с этими словами де Макон обернулся к сэру Амори, который изобразил самое елейное выражение лица.

Саксонец побагровел ещё больше, хотя уж и казалось, что дальше некуда.

– Чтоб вас всех…– опять начал он, но тут же взял себя в руки и обречённо согласился ещё на триста золотых.

– Отлично. Теперь, что касается твоей челяди, мы не станем обижать их слишком низкой ценой. Скажем, по пятьдесят золотых на человека; идёт?

Томас только рукой махнул, мол, “пропадай моя телега, все четыре колеса”. Но тут же беспокойство отразилось на его лице, и он обратился к хозяину замка, негодующие шипя:

– А что же насчёт моей дочери? За какую цену я смогу вернуть её?

– Дочери? – притворно удивился здоровяк, – О чем ты, Томас? Я был уверен, что тебе отлично известно, что твоя дочь – больше не твоя забота. Она выйдет за Этьена де Баже, храброго и удачливого капитана наёмников, и будет жить с ним, как оно, а, да “В радости и в горести, в болезни и здравии”, чего-то там траляля-ля-ля, ммм… “Пока смерть не разлучит вас”... То есть, их. Ты сможешь попрощаться с ней, когда за тебя внесут выкуп. Кстати, кого из слуг ты собираешься отправить за ним? Мы дадим ему хорошую охрану, чтоб никакие разбойники не отняли у бедняги нашу законную добычу!

Будничность, с которой барон решил судьбу его дочери, так легкомысленно относясь к чужим предпочтениям, на миг лишила Томаса дара речи. Он не был слишком уж знаком с де Маконом, да, признаться, и не стремился к тому, справедливо полагая его жестоким, жадным и бессердечным человеком.

Но то, что произошло сейчас, не укладывалось ни в какие рамки. Законы были полностью на стороне землевладельца, поэтому он, нимало не колеблясь, пообещал, что будет жаловаться принцу Иоанну.

Барон, кстати, отлично сознавал, что пленник прав – такое поведение со его, де Макона, стороны и впрямь сурово каралось законом. Если, конечно, возможно было доказать преступление. Тем не менее он гнул свою линию.

– Ты можешь жаловаться на меня хоть папе Римскому, хоть господу Богу, хоть всем святым в моей часовне, имён которых я уж и не упомню. И вообще, я не понимаю, чего ты упрямишься? Взгляни на этого доблестного рыцаря, он молод, дамы считают его привлекательным, знатен. Уж о большем твоя дочь, которая, кстати, скоро выйдет из брачного возраста, и мечтать не может. – он повернулся к сэру Этьену, с усмешкой наблюдавшему за происходящим.

В самом деле, для вас честью должен быть тот факт, что я вообще изволил обратить внимание на вашу девицу – смею надеяться, она ещё девица? И она весьма хороша собой, а уж за приданным для единственного дитя вы, я надеюсь, не поскупитесь. Конечно, у нее есть некоторые недостатки, и все благодаря вашему воспитанию. Скажите мне, сударь, – он обратился к несчастному отцу, который даже не находил слов, чтоб ответить, – За каким дьяволом ваши попы научили ее читать? Вы хоть понимаете,что слабый разум женщины не в силах вынести этой ноши?! Кроме того, какой мужчина потерпит рядом с собой супругу, которая может написать письмо сама, следовательно, за ней и проследить-то нельзя?!

Окружающие аж притихли в ответ на столь неожиданную сентенцию. Для тех времён была нормой всеобщая безграмотность, даже среди аристократов. Сэр Осберт сморщился, как будто раскусил гнилой фрукт. Однако, он быстро овладел собой и с неподдельным удивлением воскликнул:

– Но сударь, и вправду, зачем вам это понадобилось?

– На этот вопрос могу ответить я, – спокойно сказал тамплиер, слушавший беседу со скучающим видом.

– Дело в том, что, судя по слухам, наш герой собирается выдать дочь за непосредственного потомка святого Эдуарда Исповедника.

Веселье, охватившее окружающих при этих словах, не поддавалось описанию. Казалось, потолок зала сейчас рухнет, так громко и продолжительно звучат дикий и неудержимый хохот. Не смеялись только Айлуфа, печально качавшая головой, и Хамон, стоявший рядом с саксонцем, почти что спиной к спине. Оруженосец вообще подозрительно притих, высвободившись из рук стражников и под шумок придвинувшийся почти вплотную к пленникам. Слуги, державшие его до тех пор, сочли Хамона не слишком опасным, тем более, что он держался подальше от своего господина, и даже не пытался вытащить кляп.

Барон хохотал так, что глаза его слезились.

– Нет, ну это надо же! – он только рукой махнул, не в силах продолжать. – Сэр Амори, вы вгоните меня в гроб задолго раньше времени. Честное слово, друг мой, вам стоило бы попробовать себя на поприще лицедейства. Да шучу я, шучу– заметил он, как нахмурились лицо храмовника. – Но такое сказануть! Даже я, человек далёкий от какой бы то ни было науки, имею понятие о сплетнях касаемо здешних монархов. Болван же ты стоеросовый, Томас, если не знаешь, что король Эдуард Исповедник был настолько же отличным духовным лицом, насколько был паршивым королем, что даже не приобщился утех плотской любви. Так за кого ты собирался выдать дочь, за ризницу или за алтарь? – он вновь захохотал, ещё громче прежнего, и его слуги вторили ему.

Нельзя сказать, что все присутствующие совсем потеряли бдительность и расслабились от внезапного приступа смеха, сразившего хозяина замка. Дружина Де Макона славилась своим послушанием, сосредоточенностью и преданностью господину, да и остальные его союзники отнюдь не были новичками в ратном деле. Однако и пленники не были совсем уж беспомощны.

Все увёртки и шутовство Хамона, пока он с помощью песен и ужимок усыплял бдительность барона и охраны, выдавая себя за безобидного дурачка с лютней, ополоумевшего от страха перед пытками, вознаградились украденным у одного из них короткого кинжала, именуемого так же “мизерикордией”. В полумраке зала оруженосец ловко ввинтил его в рукав, а пока Томас перетягивал внимание окружающих на себя, шут решал, как ему поступить. Лишенный возможности говорить даже стихами, он не мог подать знак ни одному из своих союзников. Но в то же время он заметил, что державшая землевладельца прислуга вовсю смеется над шутками своего господина. Поняв, что другой возможности может и не представиться, Хамон резким движением метнул нож в голову барона – кольчуги тот не снимал, даже будучи дома.

Оруженосец прекрасно понимал,что, даже если ему удастся его самоубийственная затея, проживет он после этого, самое большее, несколько минут, поэтому изначально не собирался спасаться бегством. Он и кинжал-то бросил больше наудачу, надеясь, что господин сумеет воспользоваться моментом и хотя бы попытаться сбежать. Впрочем, была ещё одна причина такого безрассудства, которую уместно будет прояснить позднее.

Де Макон был опытным воином, но и он был застигнут врасплох. Если б не сэр Амори, который единственный из присутствующих внимательно следил за пленниками, жестокий барон был бы уже мертв, или, по крайней мере, тяжело ранен.

Храмовник с силой толкнул своего друга, так,что кинжал глубоко вонзился в спинку кресла.

Но вот чего Сен Клер не мог предугадать,так это поведения Томаса, на несколько мгновений оказавшегося без присмотра. Доведенный до отчаяния и презрев веревки, коими были связаны его руки, пожилой мужчина всем телом рванулся вперёд, как бы с целью добраться до ненавистного ему пленителя.

Внезапно раздался щелчок и несчастный сакс оказался на полу, с болтом в шее. Тело его сотрясла судорога, он всхлипнул и затих. Вокруг его головы медленно начало расползаться тёмное пятно.

У Стивена, о заряженном арбалете которого де Макон ещё в начале беседы предупредил сэра Осберта, не выдержали нервы.

====== Часть 6 Тайна ======

И пока ничего,

ничего не случилось.

Я вчера еще помнил,

что жизнь мне приснилась.

Этой осенью стала она.

ДДТ, “Люби всех нас, Господи, тихо”

Доминика не слишком долго предавалась отчаянию. “Слезами горю не поможешь” резонно решила она, съела свой нехитрый обед и решила проверить, может ли она передвигаться по замку. Первая попытка отдалиться от комнаты на чуть дальше, чем до ближайшего отхожего места, провалилась – ее заметил один из слуг и вежливо, но непреклонно проводил в комнату. Потом она едва не столкнулась с Айлуфой, спешившей к своему господину. Та только цыкнула на пленницу, и девушке пришлось ретироваться. Потом она едва не заплутала, перепутав коридор. В общем, послушница немного изучила окружающие покои, но дальше этого не продвинулась.