Текст книги "Самое сильное (СИ)"

Автор книги: TolstyjRyzh

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– Ле Дюк, отпусти девушку. Или тебе мало твоей мнимой жены? – де Баже смачно харкнул в сторону трона.

– Мало, Этьен, ох, как мало. Хотя она сладенькая, не буду спорить. Что, де Баже, обидно тебе, нищий французик из обедневшего рода, что не тебе досталась девственность Мабель? Кстати, знаешь ее настоящее имя?

– Ты о чем, погань трусливая? – на лице норманна проступили презрение и лёгкое недоумение.

– Ну ты и болван, де Баже. Ты и вправду верил, что такой сакс до мозга костей, как покойный Томас Рокингемский назвал бы дочку столь милым и ласкающим твое лягушачье ухо именем, как Мабель? Она Радогунда или Гундабада, или вообще Брунгильда. Или ещё как-то, в общем, не имя, а звук камнепада.

– Гундреда – тихо сказала Доминика, на которую временно перестали обращать внимание.

– Как скажешь, сладчайшая. Но это неважно, ведь когда я получу то, что хочу, никого не будет интересовать ее имя. Она родит мне наследников, да и деньги ее отца, как и его имение будут приятным дополнением к моему добру. Взять их! – приказ он произнес, совершенно не меняя тембра голоса или интонации, буднично, словно слуге приказывал подать суп.

Упыри, явно заскучавшие, мгновенно рванулись вперёд.

На каждого пришлось штуки по три, даже на песика.

Храмовник едва успел отскочить, и две излишне целеустремлённые твари встретились головами, произведя много шума, но, к сожалению, почти не пострадав.

Этьен отмахивался от огромного чудища другим, поменьше, схватив того за ноги и действуя им, как дубиной. Снеся противника, рыцарь размозжил голову мелкого упыря о стену и поспешил на помощь остальным.

Отважный пёсик умудрялся держать на расстоянии тварей, громко лая и бросаясь то на одного, то на другого, чувствительно кусая их за ноги. Те пятились, слишком неповоротливые, чтоб быстро ему отвечать.

Валентайн пока спасался бегством, но бледнел с каждой минутой и зажимал левой рукой правый бок.

Хамон метнул последний кинжал, метко поразив соперника в глаз и вынул меч. Неизменная лютня на сей раз осталась у входа в башню, и он все сильнее уходил от образа шута. Сейчас это был именно оруженосец – ловкий, сосредоточенный, серьезный и молчаливый.

Сен Клер тоже не тратил зря слов. Он слышал захлебывающуюся скороговорку Осберта, который грубо обыскивал послушницу, одновременно тиская ее.

Та сопротивлялась, судя по его недовольству.

Перед храмовником появилась очередная тварь, крик Доминики на секунду вырвал его из битвы и мощная оплеуха сбила его с ног.

Превозмогая головокружение, он вскочил так быстро, как смог, и обнаружил себя над Валентайном, который уже лежал. Ноги тамплиера поехали по кровавой луже, он рубанул на звук – и отскочил, снова подскользнувшись.

Встал, весь в крови и понял, что шпиону он помочь уже не успеет – у того был разорван живот, лицо серело на глазах.

Валентайн поманил Сен Клера окровавленной рукой, тот склонился насколько позволял момент – вокруг кипел бой, нельзя было мешкать ни минуты, но храмовник в своей жизни видел достаточно умирающих и резонно сообразил, что мужчина не стал бы тратить попусту то время, которого у него практически не оставалось.

Впустую! Глаза шпиона остекленели, он успел лишь прошептать “Не противься…” и жизнь покинула его. Тамплиер рубанул бывшего соратника мечом по шее, дабы он не перешёл на другую сторону, и продолжил пробиваться к послушнице, от которой его отделяла добрая половина зала.

Совсем стемнело, бой приходилось вести почти вслепую – горел лишь один факел у входа, видимо остальные погасли или же их и вовсе не успели зажечь.

Сен Клер чувствовал каждый фунт веса собственного меча, а уж звенья кольчуги и вовсе казалось втрое тяжелее против положенного. Хотя в прошлом ему приходилось биться и подольше, и в гораздо менее удобных условиях, но личная заинтересованность мешала, отвлекала и выматывала.

Она, эта заинтересованность, чтоб ей быть здоровой, молчала уже какое-то время, а уж когда храмовник мельком бросил взгляд на трон посреди залы, то увидел немыслимое – послушница и рыцарь слились в страстном поцелуе, причем не похоже было, что девушку к этому хоть кто-то принуждал!

Руки рыцаря все ещё держали Доминику самым грубым образом, но его хватка несколько ослабла – видимо, он все же частично увлекся процессом.

Сен Клер почувствовал горечь во рту – столь сильна была волна желчи, разлившаяся по телу. Он яростно рубанул очередного соперника, и всеми доступными ему способами попытался хоть на полшага приблизиться к паре.

Его теснили и толкали, под ногами противно хлюпало, дюжина мелких порезов и один крупный на руке немилосердно саднили, но самым худшим было то, что он отчётливо понимал – не успеет.

“Нет времени, нет времени”, – стучало, словно крохотными молоточками, в висках. Каждый шаг вяз, словно в болоте, каждое движение давалось мукой.

“Не успеваю, не успеваю”, – твердил он себе, будто заклятие. “Неуспеваюнеуспеваюнеуспеваюне… “. Рывок.

Он успел.

Рванул девушку и рыцаря в разные стороны, треск материи и скрежет кольчуги слились воедино.

По полу покатились баночки и скляночки, пучки трав – сумка Доминики лопнула, содержимое смешалось с кровью и грязью на полу, разбилось, раскрошилось.

Осберт вскочил моментально, Доминика отлетела к самой стене, ударилась спиной и свернулась в клубок, оглушенная.

– Что, храмовник, ревность замучила? – насмешливо молвил ле Дюк, запуская левую руку за пазуху. В правой он держал пучок, и несложно было догадаться,что это была за трава.

– Сэр Осберт, – в голосе тамплиера чувств было примерно столько же, сколько их могло быть в высохшем лесном пне. – Я вызываю вас на поединок.

– Ты успокоиться не можешь, падаль? Через минуту тебя и вовсе не будет, ибо на свете нет ничего, чего я хотел бы больше, чем избавиться от всех вас, ублюдки. Итак, у меня есть нужная травка, амулет, – он поднял повыше руку, – и крови вокруг хоть отбавляй! Приступим же!

– Сен Клер! – де Баже теснило целых три твари, причем на щеке у него виднелись четкие следы зубов. Храмовник мгновенно оценил ситуацию, и сделал последнее, что мог – метнул в ближайшего из упырей свой меч, оставшись безоружным.

– Ну и дурак же ты, Сен Клер! – усмехнулся ле Дюк, сжимая в ладони окропленный кровью амулет и посыпая его крошками сухой полыни. – Он все равно обречён, а ты использовал свой последний шанс остановить меня.

– Давай же, – сквозь зубы процедил тамплиер, – избавь нас от этого бренного мира со всеми его мерзостями!

– Не извольте беспокоиться. Итак, мое сокровенное желание – чтоб все находящиеся здесь люди, кроме меня, исчезли, словно их и не было.

Никто не двинулся и не произнес ни слова против. Взгляды всех, включая чудищ, были прикованы к Осберту.

Минуту ничего не происходило, а потом рыцарь, вскрикнув, словно ужаленный, отбросил мешочек в сторону. Но тот не долетел до земли, а взмыл под потолок и там завис, мерцая, словно одинокая звезда.

– Проклятье! – крикнул ле Дюк, потирая обожженную ладонь. – Что-то не то…

Он не успел продолжить.

Амулет засиял, точно греческий огонь, переливаясь всеми цветами радуги. Раздался звук, очень похожий на треск лопнувшей струны, вот только струна должна была быть исполинских размеров.

Осберта приподняло, перевернуло в воздухе и растянуло, как куклу, которую ребенок решил попробовать на прочность.

Он издал жуткий крик, потом ещё, а потом резко замолчал. Раздалось бульканье и на стоявших снизу пролился настоящий кровавый дождь. Доминика подняла глаза, тщетно пытаясь укрыться от красных струек, стекавших по лицу.

Упыри, оторопело таращившиеся на происходящее, один за другим издавали те же омерзительные звуки и исчезали в облачке кровавых капель.

Храмовник ошарашенно смотрел по сторонам. В зале было светло, как днём, амулет пылал, паря под потолком, и Сен Клеру даже почудился запах дыма. Он подбежал к послушнице, совершенно инстинктивно обнял ее, в тщетной попытке прикрыть от крови, но слишком уж много алого было вокруг.

Потом они почувствовали, что поток воздуха захлестнул их, словно подул теплый ветер, с тем же солоновато-кровавым привкусом.

Красные капли, плававшие повсюду, влекомые этим воздухом, втягивались в амулет, который мерцал все ярче.

Наконец, после долгих минут такого обдува, амулет вобрал в себя всю кровь. Лица и платье людей, шерсть недоумевающего Булки, гобелены и стены, даже пол – все приобрело свой первоначальный цвет.

Этьен и Хамон подошли поближе к тамплиеру и послушнице, вцепившейся в мужчину, едва ли отдающую себе в этом отчёт.

Сияние мало-помалу затухло.

Булка громко гавкнул и ухватил зубами с пола какой-то маленький мешочек, едва светящийся пурпурным.

Де Баже потрясённо провел рукой по лицу – следы от укуса исчезли.

– Ну вот и все. – тихо произнес Хамон. Он тут же взялся за горло, словно пораженный неожиданной болью. – Я… голос сорвался, и он скорее прохрипел – Могу… просто… говорить!

====== Часть 20 Польза ======

Опять впадаю я в контраст извечный,

В прореху между дьяволом и богом.

Ведь мой девиз всей жизни быстротечной:

Не шляться по проторенным дорогам,

Сеньорам ложных клятв не приносить,

Не льстить тому, кто заслужил презренье,

Не забывать полезное уменье:

Щадить врага и дурака простить

Канцлер Ги, “Романс Дезире”

Джослин во все глаза смотрел на Мабель. Красивая, несмотря на слезы, прочертившие дорожки по ее впалым щекам. Несмотря на бледность и дрожание рук. И на ее полную безучастность.

“Она не может быть моей”, – восторженно скакали мысли оруженосца, срываясь в галоп совсем уж невозможных сцен, – “но она может быть той мечтой, к которой я буду стремиться, пока дышу”.

Он со всей почтительностью подал ей чашу воды, которую девушка машинально взяла и так же машинально поставила на стол, не отпив ни глоточка.

– Добрый юноша! – подал голос старый священник, привязанный к колченогому стулу в дальнем углу комнаты. – Прошу вас, имейте же сострадание к немощному старику! И потом, ведь я же духовное лицо! Разве ж вы хотите навлечь на себя гнев нашей матери церкви? Кара Господня падет на того, кто осмелиться тронут хоть волосок на голове смиренного служителя Его!

– Так– то ж смиренного, старик,. – насмешливо откликнулся оруженосец,. – А в вас, святой отец, смирения меньше, чем алмазов в борозде.

– Юноша! – с непритворной скорбью сказал священник, безуспешно пытаясь развязать узлы., – Боюсь даже помыслить о том, какой вред вы наносите своей бессмертной душе!

– А я, святой отец, – последние слова оруженосец произнес с явной издёвкой, – страшусь подумать о том, как в вашем присутствии и с вашего же попущения, совершилось надругательство на этой невинной девушкой, которая не сделала вам никакого зла!

– Брак – это священный и благословенный Господом союз между любящими сердцами! – заблеял отец Варфоломей.

– Ага, так и веет от состояния этой молодой женщины любовью и уважением к супругу! Госпожа, прошу вас, не слушайте этого старого пройдоху!

– Но он прав… – ломким голосом почти что прошептала Мабель. – Я жена, и должна подчиняться мужу.

– Этому чудовищу? Который при живой жене домогался другой?!

– Он мужчина. Его право утолять свои нужды там и с кем он считает правильным. Моя же обязанность – ждать его, – казалось, она сама не вникает в смысл сказанного, говоря лишь для того, чтоб услышать свой же голос.

– Мабель, вы прекрасная девушка сами по себе. Вам нет никакой необходимости подчиняться тому, кто так унизил вас.

Я не девушка более, Джослин,. – она впервые повернулась к оруженосцу и он ужаснулся тому подобию улыбки, которое появилось на ее лице.

– Сударыня, вы не правы. Это не имеет значения! – пылко воскликнул он. – Тто есть, имеет, конечно, что я говорю, но знавал я блудниц, чище и возвышеннее многих дев, – он осознал, что несет чушь и умолк.

– Не надо, я все понимаю,. – ох, он много отдал бы за то, чтоб не слышать этих жутких ноток в ее голосе. Внезапно его внимание привлекло что-то вдали.

– Госпожа! – она плавно повернулась к окну, прижала руки к лицу, замерла.

С той стороны, куда направились его господин, ровно как и Осберт, Доминика и остальные, поднималось алое зарево невиданных размеров.

“Если мы так хорошо видим это от сюда, какой же оно величины!” – невольно ужаснулся оруженосец. Мабель была в ступоре, и он поспешил положить свою ладонь на ее, как бы обещая, что в случае надобности сможет защитить её. Вот только знать бы от чего.

Даже священник примолк, видимо, пораженный увиденным до самых печенок.

Громкий звук, похожий на колокольный звон, донёсся до ушей всех присутствующих, мощный же порыв теплого воздуха принудил их покрепче ухватиться за мебель, чтоб устоять на ногах.

Яркий свет стал почти непереносимым, они зажмурилась, а когда открыли глаза, Джослина ожидал неприятный сюрприз. Веревки одиноко висели на стуле – священник сбежал.

Топот его ног ещё звучал на лестнице, когда оруженосец рванулся было за ним.

– Погодите минутку, госпожа, я мигом приволоку обратно этого старого пня!

– Да, конечно,. – тембр голоса девушки показался оруженосцу странным, и он оглянулся, уже от самой двери.

Мабель легко подтянулась и встала коленями на подоконник. Бум! Гулко бухнул снаружи скинутый ей кувшин.

“Следом за кувшином полетит она!” – запоздало сообразил ошарашенный оруженосец. Пока его разум крутил так и эдак эту неожиданную мысль, тело приняло единственное правильное решение – и прыгнуло вперёд.

Шаг, ещё шаг, прыжок – и они вместе, не удержавшись на подоконнике, вылетели в воздух, попутно выбив деревянные рамы.

Стараниями Джослина Мабель оказалась сверху, поэтому и осталась жива, несмотря на то, что падение оглушило ее и она надолго потеряла сознание.

Оруженосец ещё дышал, когда час спустя до них с девушкой доковылял сэр Этьен, опиравшийся на Хамона.

– Джослин? Мабель?! – он упал на колени рядом с девушкой, приподнял ее. Она пришла в себя, но плечо на которое, видимо, пришлось падение, было выбито с места – рука висела плетью, на лице девушки была гримаса боли.

– Сэр Этьен… вы не должны дотрагиваться до меня, – она едва слышно шептала. – Мой муж…

– Ах, сударыня,а я тут как раз думал, как бы сообщить вам это ммм… своеобразное известие. Видите ли, милая Мабель, вы – вдова! Ну что за девушки пошли, Хамон, ну за каким дьяволом она все время в обморок падает! Мне даже завидно немного, я там не бывал ни разу!

– Сэр де Баже… – шут все ещё шептал, с видимым усилием произнося слова, – что нам делать с оруженосцем сэра Сен Клера?

– Он жив? – изумился рыцарь. Ноги отказывались держать его и он сел рядом с Мабель, положив ее голову себе на колени.

– Он дышит, но боюсь… что ненадолго.. – Хамон глухо закашлялся.

– Вот ведь история… – рыцарь задумался, но из этого состояния его вывел подбежавший к нему пёсик, который радостно залаял и принялся весело скакать вокруг сидевших и лежавших.

Пользуясь тем, что у людей не было особых сил сопротивляться его ласкам, Булка облизал лицо Мабель, проделал ту же операцию с носом Этьена и нежно прихватил зубами пальцы Хамона, которые тот в последний момент отдернул. Бывший шут вообще выглядел каким-то потерянным. Однако ж его лютня была при нем, голос – тоже, единственное, что ему оставалось

К ним подошли Сен Клер и Доминика. Храмовник бросил один взгляд на своего оруженосца, чтоб понять – дело дрянь.

Джослин дышал неглубоко и редко, на губах его вздымались и лопались кровавые пузыри, под головой расплывалось алое пятно, а ноги – те и вовсе были выгнуты под неестественным углом.

Послушница бросилась на колени возле бедняги, однако ж и ей было совершенно нечего противопоставить смерти.

– Как это случилось? – глухо спросил тамплиер, всматриваясь в лица сидевших.

Это я виновата. – Мабель сидела в объятиях де Баже, обхватив правой рукой выбитое плечо. – Я хотела покончить со всем этим…. Мне очень жаль, честно.

– Жаль, не жаль… какая разница? Этьен, держи ее крепче,. – Сен Клер одним ударом вернул ее плечо на место, отчего не ожидавшая подобного девушка протяжно вскрикнула. Де Баже обнял ее, а Доминика поспешила оторванной от платья полосой ткани плотно прибинтовать руку Мабель к телу.

– Его может спасти только чудо, господин, – негромко сказал Хамон.

– Я боюсь, что сегодня с нами уже произошли все возможные и невозможные чудеса,. – мрачно хмыкнул храмовник.

– Нет, ещё не все,. – это был голос священника, который, как оказалось, не слишком далеко убежал.

– Отец Варфоломей? – удивилась Мабель, пытаясь привстать, что в ее положении было куда как непросто.

Булка злобно зарычал, обернувшись к новоприбывшему.

– Друзья мои! – торжественно начал священник.

– Нет, сэр, мы вам враги, – закончил за него де Баже, стремительно вскакивая на ноги.

– Погодите, милостивые господа, – отец Варфоломей попятился назад от не слишком-то дружелюбно настроенных людей и собаки.

– Назад, Булка! – резко скомандовал Хамон, закашлявшись. Он подошёл к священнику почти вплотную, словно собирался его обнюхать.

– Расскажи нам, что здесь произошло, мигом! – рыцарь направил на святого отца свой меч. Зашедший священнику в тыл Булка не делал даже попытки вильнуть хвостом, а слегка прикусил Варфоломею ногу, точно барану, коего он желал направить к знакомому дому.

– Да выслушайте же меня! – с досадой воскликнул священник. – Ваш оруженосец, сэр храмовник, умирает. Неужели вы не хотите спасти его?

– Как, черт возьми? – вырвалось у Сен Клера. – С помощью этого богом проклятого артефакта? Никто из нас не хочет повторить веселенькую судьбу сэра Осберта!

– Я правильно понимаю, он погиб, пытаясь использовать амулет? – осведомился священник.

– Именно. И так как он уже делал это ранее, я не могу понять, почему так случилось?

– Боюсь, я тоже не могу этого понять. Неужели никто из вас не готов помочь этому храброму юноше?

Воцарившееся молчание, прерываемое лишь хриплым дыханием и бульканьем лёгких раненого, было ему ответом.

Наконец, Мабель вышла вперёд. Этьен попытался было ее удержать, но случайно схватил девушку за раненное плечо, что вызвало у нее вскрик боли. Рыцарь страшно смутился и отступил.

– Отец Варфоломей, я виновна в беде этого юноши. Говорите, что нужно сделать, я согласна рискинуть своей жизнью. Она и так мне не слишком дорога, но самоубийство – страшный грех, а Джослин, судя по всему, не дал мне отправиться прямиком в ад.

– Отлично, сударыня. Но несмотря на ваш благородный порыв, я вынужден отказать вам.

– Отчего же, святой отец?

– Вы сама говорили не далее, как несколько дней тому назад, что принадлежите к королевскому роду. В случае с вами амулет просто-напросто не сработает. Господа, у нас очень мало времени. Молчите? Экие тут все храбрецы, право слово. Хорошо же, дайте мне амулет, я сам попробую спасти этого несчастного.

– Нет уж, святой отец, – усмехнулась Доминика.

Она вытащила из-за пазухи маленький мешочек, и небольшой лоскут ткани. Посыпала амулет тем, что оказалось в лоскуте – темный порошок с запахом полыни. И обмазала его загустевший кровью из лужи, что натекла из-под головы бедняги оруженосца.

– Я желаю всем сердцем, чтоб этот достойный юноша, Джослин де – как его полное имя? – спросила она у храмовника, оцепеневшего на месте.

– Де Иври – ответил тот – Но Доминика, не надо, а что, если…

Он не успел договорить, девушка прервала его. Глядя на амулет, она продолжала неожиданно сильным голосом:

– Де Иври, немедленно излечился от своей хвори и предстал перед нами живой и здоровый, без всяческих последствий и недомоганий!

Казалось, ничего не произошло, разве что лёгкий ветерок повеял, распушив шерсть недоуменно заворчавшего песика, взъерошив волосы девушек и края одежды всех присутствующих.

Священник во все глаза смотрел на мешочек, который чуть мерцал в наступивших сумерках.

Джослин слегка шевельнулся и задышал ровнее.

– Всё? – удивлённо спросила Мабель.

– Думаю, да. Кажется, фанфар в этот раз не предусмотрено,. – усмехнулся тамплиер, обнимая оцепеневшую послушницу. – Девушка, я очень ценю то, что ты сделала для моего балбеса-оруженосца, но в следующий раз, клянусь, я сам лично убью его, чтоб лишний раз не подвергать себя тому чувству, которое было мне незнакомо первые тридцать пять лет моей жизни. Честно признаться, я бы без него обошелся ещё лет пятьдесят!

– Однако ж, Амори, ты крайне оптимистично относишься к своей старости!

– У меня прабабка ещё в свои восемьдесят гоняла слуг, как молодая и дралась табуретками, – шутливо заметил Сен Клер.

– Ладно с ней, с твоей бабкой! Кто-нибудь может мне сказать, как именно сейчас послушница не разлетелась столь же эффектно, как это сделал сегодня сэр Осберт, чтоб ему в аду подобрали самую неудобную сковороду? – возмутился де Баже. – Не то, чтоб мне этого хотелось! – поспешно прибавил де Баже, увидев мгновенно вспыхнувшее лицо храмовника.

– Этьен, у тебя язык длиннее, чем змей, который соблазнил в райском саду праматерь нашу, Еву,. – устало сказал тамплиер, вместе с Хамоном поднимая Джослина.

Тот выглядел скорее спящим, чем умирающим. Насколько послушница видела, жуткая рана на его голове затянулась, обе ноги двигались под правильным углом, и дышал он тихо, разве что слегка похрапывая.

Они двинулись в сторону башни, де Баже с трудом и чертыхаясь, зажёг-таки факел.

Лай Булки напомнил им о священнике. Тот, словно зачарованный, смотрел на амулет, который девушка держала в руках.

Выбрав момент, когда все, казалось, были заняты, Варфоломей с прытью, не слишком свойственной его преклонным годам, бросился вперёд, с целью выхватить из слабых женских рук волшебный мешочек.

Впоследствии Сен Клер крестился, только вспоминая этот эпизод. Ибо маленький, но очень умный пёсик первым сообразил, чем это чревато и прыгнул, в несколько раз выше собственного роста. Короткие, но мощные лапки бросили крепкое тельце вверх и вперед, острые зубы сомкнулись на горле священника и тот замер, упав на землю – ибо понял, что сейчас он полностью зависим от собачьей милости.

Доминика тоже упала, но в отличии от остальных, вскочила почти моментально. Она выхватила факел у опешившего де Баже, опустила его на землю и ткнула им в амулет.

– Нет!!! – вопль отца Варфоломея и Этьена слился воедино.

– Да! – торжествующе воскликнула послушница, окинув остальных взором, в котором радость от собственного поступка мешалась с бесконечной усталостью.

– Что ты натворила, глупая девчонка? – спросил отец Варфоломей, все ещё лёжа на земле.

Хамон свистнул, и Булка с видимой неохотой отпустил своего пленника.

– Все она правильно сделала,. – спокойно возразил Сен Клер. – Эта волшебная дрянь едва не угробила нас. Кто знает, что сделал бы с ней ты, старый мерзавец?

– Как что? Отправился бы прямиком в ближайший бор….эээ, то есть , трактир. – ухмыльнулся де Баже. – Я бы точно так поступил.

– Не сомневаюсь,. – хмыкнул храмовник, – однако же, боюсь, что наш священник меньше бы нас порадовал. Что смотрите, неуважаемый? – обратился он к отцу Варфоломею, все ещё сидящему на траве. – Вон отсюда, пока мы слишком глупы от счастья, чтоб прихлопнуть тебя, словно муху. Я не собираюсь тратить ни секунды своего драгоценного времени на то, чтоб тебя преследовать, ублюдок, но если ты ещё раз попадешься мне на дорогое, клянусь Босеаном, символом моего ордена, что я найду за что вздернуть тебя на ближайшей ёлке. Или просто проткну тебя, как бешенную лисицу, прихваченную в курятнике. Ты понял меня? И даже не надейся вернуться в ваш монастырь святого Кондратия. Я наведаюсь туда при первой же возможности.

Священник исчез столь быстро, что, если б не топот его ног, можно было бы подумать, что сатана лично унес его для близкого знакомства. Во всяком случае, именно это предположение высказал шут.

На земле догорал загадочный амулет, так и не раскрывший никому своей природы. От него осталась бесформенная лужица неизвестного вещества.

Хамон на минуту встретился глазами с храмовником, кивнул ему, отпустил ноги Джослина и затоптал остатки амулета землёй. На его худом лице отразилось нечто вроде улыбки, слабой, как затухающий день.

====== Часть 21 Сэр Лондерик ======

Плакать некогда, не в чем каяться:

Что получено, то оплачено,

Не сыграть эту жизнь иначе нам —

Ведь иначе не жить, а маяться

На дорогах судьбы распутица,

Грязь да холод – куда направиться?

Вправо, влево, вперёд – что нравится,

Лишь назад, увы, не получится

Ольга Громыко, “Год Крысы”

К моменту, когда они дотащили Джослина до комнаты, которую они с Мабель так поспешно покинули, и с возможными удобствами расположились там, уже совсем стемнело.

Оруженосца положили на единственную кровать. Сэр Этьен, правда, пытался отвоевать ее для Мабель, но та перекрестилась, заявив, что никогда не могла бы снова лечь на это “ложе скверны”, как она его назвала.

Остальные расположились кто где, на стульях, скамьях и тюфяке. В очаге уютно горел огонь, Доминика и Хамон даже нашли и собрали нехитрый ужин, в основном, состоящий из остатков сухарей, вина и сыра.

Откровенно говоря, никому из присутствующих не хотелось есть, хоть голод и покусывал их нутро. Уж слишком омерзительное зрелище предстало их взору днём. А Мабель, которая не видела страшной кончины своего постылого, но всё-таки мужа, не горела желанием узнать, что именно с ним случилось.

Внимание к себе де Баже она принимала без особой радости, но и без недовольства. Ему больше и не надо было – теперь, когда главный конкурент был мертв, рыцарь прекрасно осознавал, что гораздо проще будет склонить девушку на свою сторону, а там уж и до замужества недалеко.

Храмовник с улыбкой следил за послушницей, предпочитая не думать пока о каком-либо совместном будущем.

Он чесал за ушами песика, который сонно щурился на огонь.

– Зря ты не прикончил старого пройдоху, – задумчиво обратился к тамплиеру де Баже.

– Ты прав, – не поворачивая головы, ответил тот. – Но я слишком устал от смерти. Сегодня Мрачный Жнец собрал достойный урожай.

– Да что ты говоришь! – притворно изумился рыцарь. – Он прямо-таки обогатился за наш счёт!

– Ну, положим, не за наш, а за счёт Осберта и его армии упырей… – поправил приятеля Сен Клер.

Хамон слушал их зубоскальство, машинально перебирая струны лютни. Он почти все время молчал, словно опять онемев. Привычка разговаривать лишь цитатами из песен и баллад не могла забыться так быстро, став в определенной степени его натурой.

Храмовник внимательно вгляделся в шута, потом кивнул второму рыцарю, дождался ответного кивка.

– Хамон! Иди-ка сюда. Не бойся, мы не причиним тебе вреда. Этьен, подними свою здравницу и подай мне меч. На колени! – скомандовал он, и как только оруженосец исполнил приказ, Сен Клер легонько ударил его мечом по обоим плечам.

– Встань, Хамон, ээээ… Стой, Хамон ведь не твое настоящее имя?

– Лондерик де Монсо. – тихо сказал шут. Шут ли? Нет, уже не шут и даже не оруженосец.

– Встань, сэр Лондерик де Монсо, рыцарь, и верно служи своему вассалу.

Доминика захлопала в ладоши от радости и даже Мабель улыбнулась.

Хамон, то есть, Лондерик, встал. Поклонился окружающим, взял в руки лютню и запел. Негромко, явно остерегаясь излишне напрягать голос. Но видимо, выразить свою признательность по-другому свежеиспеченный рыцарь Ле Монсо просто не мог.

– Тошно душе среди равнодушных стен,

Холод-клише, сумерки перемен.

Они за столом поют что-то про свой уют

В сытую ночь к черному дню…

Они слушали, затаив дыхание. Казалось, будто сейчас творится какая-то магия, в разы мощнее той, которую излучал амулет.

– Серая ночь, в окнах дымит рассвет,

Солнце взойдет, а может быть больше нет.

Ночь без любви, пусты между людьми мосты,

Нет ничего, есть только ты...

Свобода, свобода, так много, так мало,

Ты нам рассказала какого мы рода.

Ни жизни, ни смерти, ни лжи, не сдаешься,

Как небо под сердцем в тоске моей бьешься…

(ДДТ, “Песня о свободе”)

Его пальцы так и летали по струнам, по щекам скользнула пара капель, голос то и дело надламывался, но он не умолкал.

Мабель подалась вперед.

Даже Джослин приоткрыл глаза, с недоумением оглядев остальных.

– Темный проход, еще одного ко дну,

Боль на полу, капля за каплей в нас

В этой ночи она – рваная та страна

Сгребает золу остывающих глаз…

Он почти кричал, выдавливая из себя по капле всю боль, всю тоску и ненависть последних дней.

– Серая речь в темном больном окне,

Сдаться и лечь, в серую ночь во мне,

Нет не могу, прости, в мертвую жизнь врости,

Нет, не она в этой горсти…

Долгий проигрыш, вой песика, всхлипы Мабель.

Храмовник обнял послушницу, наплевав на то, что это видят другие. Та даже не заметила, всем своим существом, кажется, впитывая каждую ноту, пропуская ее сквозь себя, раскрываясь навстречу волне музыки, что захватила их и повлекла.

– Свобода, свобода, так много, так мало,

Ты нам рассказала какого мы рода.

Ни жизни, ни смерти, ни лжи, не сдаешься,

Как небо под сердцем в тоске моей бьешься…

Лондерик умолк, голова его сама собой склонилась, лютню он держал одной рукой, а другую положил на грудь.

– Теперь я могу говорить, – серьезно сказал он, и окружающие перевели дыхание.

– Мой бывший господин, известный вам сэр Осберт, не сказал вам всей правды.

Де Баже нервно хихикнул, но промолчал.

– Он и вправду получил амулет от короля Ричарда. За определенные услуги. Простите, дамы, что позволяю себе упоминать о таких низменных вещах при вас, но как говорится, “из песни слова не выкинешь”. Ричард Плантагенет, король Англии, отличается весьма извращённым наклонностями. Он соблазнил, или, правильнее будет сказать, совратил молодого Осберта ещё давно. Теперь же, в Палестине, их отношения зашли столь далеко, что находились те, кто высказал свое мнение на этот счёт. Сам Ричард, кстати, не считал свои наклонности чем-то грешным. Это все баловство, говорил он, полудетские забавы.

– Я знал! – не вытерпел Этьен, на лице которого была гримаса такой брезгливости, какой Сен Клеру у него видывать не доводилось.

– Да только ленивый не знал! – не выдержал храмовник, нетерпеливо махнув рукой. – Продолжайте, сэр … Лондерик.

– Можете продолжать звать меня Хамоном, – улыбнулся тот, – я не обижаюсь. Так вот, наш король как раз получил в подарок этот проклятый амулет, якобы от самого Саладина. Лично я думаю, что это мог бы с таким же успехом быть и от самого дьявола, уж очень страшной вещью оказалось действие амулета. Между прочим, прежде чем использовать его лично, Ричард проверил амулет на одном из своих вельмож, как выяснилось, своем родственнике. Тот погиб так же, как впоследствии сам Осберт. Никто этого не знал, кроме меня.

– Так вот почему тебя лишили дара речи! – хлопнул себя по лбу Сен Клер.

– Именно,. – кивнул рассказчик. – Его величество поймал меня, и приказал Осберту, которому доверял, наложить на меня заклятие. Кстати, сейчас мне пришло в голову, что таким образом он мог проверить и самого Осберта – вдруг бы амулет посчитал их греховную связь неким извращённым подобием брака? Но нет, все сработало как должно.