Текст книги "Самое сильное (СИ)"

Автор книги: TolstyjRyzh

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Отец Варфоломей выдвигал все более нелепые и дикие теории относительно причин неудачи, но ни одна из них не могла помочь, так же как не помогали молитвы и даже жертвы. Кровь несчастной служанки пролилась не напрасно, часть ее даже удалось собрать и использовать при очередной попытке, но тщетно – даже искорки магии не наблюдалось.

Ле Дюк лежал тихо, стараясь не менять позу – малейший поворот головы грозил обернуться потерей вчерашнего ужина – и вспоминал все что знал, стараясь не упустить какого-либо ключевого момента.

В тот день, когда ему пришлось (конечно же, пришлось) бросить занозу тамплиера и дурачка оруженосца, Осберт как раз и проснулся не от шума, который наделал бестолковый стражник, и не от того беспорядка , который развел вокруг себя Сен Клер, а от мысли, пронзившей его мозг, словно молния – ночное небо.

Он знал, где амулет. И ему было очень важно как можно скорее добраться до него, пока остальные, даром что дураки, не сообразили того же, что и он.

Рыцарь никогда не считал себя слишком сильным или ловким. Не было такого, чтоб он побеждал своих соперников лицом к лицу, являя особую стать или благородство. Его оружием всегда был и оставался его острый ум и изворотливость. Просчитывая на три хода вперёд, он опережал других настолько, что постепенно становился для них недосягаем.

Поэтому они с Андрэ захватили всю найденную еду и даже бочонок с вином, и перетащили ее в заранее высмотренную стражником башню, большой плюс которой был в ее относительной укрепленности и близости к воротам. По какой-то неизъяснимой причине ворота отпугивали тварей сильнее всего. Казалось бы, чудовища должны были пытаться сбежать из замка, но пока они довольствовались драками, рычанием и попыткой поймать уцелевших его обитателей.

Закончив с предполагаемым убежищем, рыцарь и стражник направились в подвал, надеясь застать его обитателей в добром здравии.

С трудом преодолев длинный путь, поминутно оглядываясь и отстреливаясь (а то и отбиваясь от чудовищ врукопашную), они добежали-таки до убежища. Дальше было проще – священник сам перешёл на сторону рыцаря, глупая девчонка только хныкала и требовала не разлучать ее со служанкой, а оруженосцу важнее было не дать Осберту добраться до послушницы, чем помочь де Баже. Лишив последнего сознания хорошо рассчитанным ударом по голове, Андрэ и Осберт выскользнули за дверь, надеясь, что твари хоть немного задержат погоню. Уже пробираясь по тоннелю, они услышали странные звуки, но не задерживались, рассчитывая добраться до башни поскорее.

Расчет оправдался частично – ещё в замковом дворе несчастная Бланш подвернула ногу, и быстро бежать ей было не под силу. Задыхаясь и обливаясь потом, служанка ковыляла за рыцарем, но несмотря на все мольбы – ее и ее госпожи – он не сбавлял хода.

Отчасти Осберт понимал, что лишаться верной служанки и как минимум, одного человека, который может сделать хоть что-то полезное, глупо. Но в то же время его подстегивал страх разоблачения и в особенности нежелание иметь лишних свидетелей. Всё-таки рыцарь надеялся, что рано или поздно он сумеет выбраться из замка, и не хотел бы, чтоб настоящая история о произошедшем всплыла.

Так или иначе, Бланш вконец замедлилась и поплатилась за это. Изголодавшиеся по свежатинке упыри сделали свое дело настолько быстро и качественно, что ле Дюк невольно подумал о том, насколько были бы эти твари полезны, если б нашелся способ ими управлять.

Он схватил повыше локтя Мабель, которая от ужаса и горя словно застыла, и потащил за собой в сторону конюшен, остановившись только перед первой дверью из тех, что охраняли их новое жилище.

Пока он возился с засовом, девушка плакала и причитала, не переставая, так что у него уже в ушах кололо.

– Хватит! – наконец рявкнул взбешённый Осберт, вталкивая девушку в комнату.

Но там же Бланш, боже, моя бедная, они убили ее, убили, Господи, я не вынесу! – снова завела она, и рыцарь не выдержал – он схватил ее за плечи и грубо встряхнул.

– Девушка! Твоя служанка спасла нас всех. Она героически пожертвовала собой во имя нашего избавления от упырей! Мы будем чтить ее во веки веков! – дьявольщина, если эта ерунда ее успокоит, значит, она ещё глупее, чем он думал.

– Правда? – глаза девушки, и без того большие, казалось, сейчас вылезут из орбит.

– Ну конечно, милая,. – вмешался старый священник, который быстро понял, что, если бы не служанка, то это он остался бы там, во дворе. – Я буду денно и нощно молиться за упокой ее души, а когда вернусь в монастырь святого Кондратия, похлопочу о том, чтоб Бланш причислили к лику святых.

– Ллладно… – Мабель вышла, наконец, из ступора и села на скамью. Комната была большой, и вполне удобной, из мебели в ней были светильники, тюфяки, скамьи, и даже небольшой столик. Припасы Андрэ аккуратно сложил поодаль, от тварей их отдаляли две тяжёлые двери, и рыцарь тяжело сел на другую скамью.

– Мабель, я давно хотел сказать тебе – гораздо более спокойным голосом обратился он к девушке, – что ты красивейшая из всех женщин мира!

Она с тоской во взгляде обернулась к нему. Растрёпанная, лицо пересекали темные полосы. Глаза страшно опухшие, а волосы и вовсе напоминали древнегреческую легенду о женщине, взглядом обращающей в камень, что в детстве рассказывала ему старая нянька. Да ещё эта вечно скорбная гримаса, и уныло опущенные уголки рта…

Но что поделать, не отправлять же дуреху обратно.

– Спасибо, сэр рыцарь, – меж тем, тускло произнесла девушка.

– А теперь, сударыня, для нашего с вами общего блага, отдавайте-ка амулет.

– Какой амулет? Сэр Осберт, вы здоровы? У меня его нет и не было!

Рыцарь понял, что эта маленькая дурочка даже не знает, каким сокровищем обладала все это время. И вновь ему на помощь пришел отец Варфоломей.

– Ну же, милая девушка, давайте вместе подумаем. Как бы я мог отворить дверь в свое убежище без

вашего на то желания, и помощи амулета?

– Вы же сказали, что Господь вел вас! – пролепетала Мабель, ничего не понимая.

– Да что вы, сударыня, какой уж господь! – священник только рукой махнул, – Я имел в виду, что конечно, Господь заботиться о своих заблудших чадах – тут же поправил он себя,. – но дверь открыли вы!

– Я… я молилась Богу, и он спас нас, он услышал мое отчаяние.

Да, дитя, но Бог в милости своей дал тебе особый амулет, дабы спасти себя и остальных для служения ему.

– Короче, Мабель, – рыцарю явно наскучило упрямство девушки, – давайте нам амулет. Он где-то у вас.

– У меня его нет и не было, сэр рыцарь! – в ее голосе звенело отчаяние.

– Погодите, сэр Осберт, – старик взглядом остановил ле Дюка, у которого на лице отпечаталсь злость и недоумение. – – – Давайте пойдем иным путем. Девочка моя, – обратился он к девушке, вновь всхлипывавшей, – попробуем вспомнить те прискорбные обстоятельства, при которых вы поняли, что в замке что-то происходит.

Осберт недооценивал девушку. Из тихой и перепуганной овцы она мигом в

преобразилась в волчицу, готовуя порвать на клочки весь мир.

– Что-то происходит? Что-то, дьявол вас всех забери, происходит ?!! Да вы издеваетесь, что ли, святой отец? – последнее она словно выплюнула, а после набрала воздух и продолжала: – Ко мне в комнату ввалилась служанка барона! Вся в крови, черт возьми, она отдала мне свою дурацкую куклу и бросилась с окна! А после, уже мертвая, она встала и поползла!

Стражник зажал руками уши, опасаясь, что ещё немного – и он оглохнет окончательно. Но Мабель как с цепи сорвалась.

– Потом ко мне в комнату ворвался мой, тысяча чертей, мертвый отец! Откуда мне знать, сэр Осберт, что это не вы его убили?! – она наставила на рыцаря грозно вытянутый указательный палец, и взяла на одну октаву выше – Я едва успела убежать, и если б не Айлуфа, которая нас предупредила, и де Баже, который вытащил нас с Бланш оттуда, я бы сейчас с вами не разговаривала! – Осберт с опаской взглянул вверх, уверенный, что потолок если и устоял, то уж точно потрескался.

+ Ээээ… – отец Варфоломей отнял руки от ушей и перекрестился. – Господь простит тебе, дитя моё, твое опрометчивое богохульство. А теперь подумайте, сударыня, не передала ли вам Айлуфа чего-то необычного.

– Кроме куклы, она ничего мне не передала, – уже спокойнее и медленнее произнесла Мабель, и вдруг замерла, понимая, о чем говорил Осберт.

– Как вы догадались,что амулет был на кукле? – спросила она его, вновь превращаясь в тихую, испуганную девочку.

– Ваша служанка, Бланш, да упокоится душа ее в свете, рассказала мне о том, как вы героически отбили несчастного оруженосца де Баже, запямятовал, как его звали, от мертвяков. Тогда же она и сказала, что у вас, мол, была с собой кукла старой безумицы, которая умерла. И тогда я сообразил, что амулет мог попасть к вам, если уж в покоях барона мы ничего не нашли.

– Да, я забрала куклу в память о несчастной, почти случайно. В дороге ворох тряпок развалился, и из него выпала деревянная голова куклы. – она вытащила из-за пазухи деревянный шар, размером примерно с ее кулак. На шар была намотана нить, к которой был призязан маленький свёрток.

Осберт взял его из ее рук, осторожно,как святыню.

Свёрток на ощупь казался тяжёлым и теплым. Крови на нем видно не было, и в самой его середине что-то поблескивало, тускло, как блуждающие огоньки на болотах.

– Там, возле тяжёлой двери внизу, я безотчетно вынула шар, и поскользнувшись, упала, рукой, прямо в кровь барона. Получается, я тогда открыла ту дверь?

– Да, милая. Ведь это было твоим заветным желанием? – мягко сказал священник.

– Наверное, мне очень хотелось попасть в безопасное место. Но как он сработал тогда, и почему бы нам сейчас не попробовать его использовать?

– Рискну предположить, что тогда на нем были ещё и травы.

– Я не помню, но возможно, когда я сжимала его в руке, я чувствовала, что-то хрупкое, может, это и была та трава.

– Я думаю, – Осберт с трудом оторвался от созерцания амулета, после чего спрятал его за пазуху, – что мы все ошибались изначально. Амулет был использован случайно, скорее всего Айлуфой. Видимо, она люто ненавидела своего господина, или вообще всех людей и прокляла замок, сама того не желая.

– Она же и стала жертвой собственного проклятия, – кивнул священник.

Мабель нахмурилась, пытаясь припомнить последние слова безумной служанки. Ей казалось, что она и сейчас слышит ее надтреснутый голос: “Я сделала то, чего хотела. Они придут за ним”.

– Она знала,. – девушка прервала беседу между Осбертом и стариком,. – Она говорила,что хочет отомстить.

– Глупости, – махнул рукой рыцарь, – ничего эта старая дура не знала. Просто вообразила, что ей с неба упало могущество, которое она якобы вымолила.

– Кто знает.. .– задумчиво произнес священник,. – может, она в безумии своем и впрямь смогла что-то сообразить? Нужную травку же она подобрала.

– Вряд ли она ее специально подбирала. Просто утащила у послушницы из сумки первое попавшееся.

Вот после того разговора рыцарь и стражник обыскали весь замок, проверили всё сухие и свежие травы, какие могли найти и испробовали все, что только можно было. За эти несколько дней не появилось ни одной достойной мысли. Они зашли в тупик, и это привело к тому, что Мабель целыми днями плакала, священник придумывал все новые способы обмануть амулет, стражник от всех шарахался, а сам рыцарь испытывал непреодолимое желание нализаться с горя.

Воспоминания немного успокоили Осберта. Он открыл глаза, пытаясь понять, какое сейчас время дня и что происходит.

Не так давно им удалось обнаружить следы пребывания остальных в замке, что, с одной стороны, добавило рыцарю забот, но с другой стороны, не особо и мешало. Он все ещё расчитывал в самом скором времени оказаться единственным, кто сможет использовать волшебную силу амулета.

Ле Дюк сел, стараясь удержать вместе обе половинки головы и не дать ей развалиться. Первым, что он увидел, был Андрэ, стоявший на страже. Мабель спала, по обыкновению, свернувшись клубком, и рыцарь вдруг ощутил желание взять ее за горло и держать, пока она не перестанет трепыхаться.

Он никогда не считал себя жестоким, но последние дни знатно изменили его отношение к Мабель. “Девушка может быть опасна”, мрачно твердил он себе, “вспомни ее всплеск ярости”. Когда мы выберемся отсюда, уж и не знаю, с помощью Бога или дьявола, ее придется долго учить, что и кому можно говорить. Впрочем, тогда у меня будут неограниченные возможности, и она будет об этом знать. Можно будет вообще сделать эту капризную дуру безголосой, чтоб ничего сказать не могла”. Помечтав немного о том, как он распорядится неограниченной силой в самом скором времени, ле Дюк сполз с кровати и привел себя в более-менее достойный вид.

Сколько же он вчера выпил? И не понадобится ли сегодня вновь выйти за припасами?

От размышлений его отвлек тихий стон со скамьи девушки. “О дьявольщина”, – подумал Осберт, – “она опять принялась за своё.”

Он умылся, отпустил стражника на отдых и даже попробовал что-то съесть, пока девушка всхлипывала под тонким одеялом.

Амулет Осберт надел на шею, и сейчас бездумно играл с ними, вытаскивая и засовывая свёрток за пазуху. Мысли его текли лениво. Перед его глазами внезапно пронеслось лицо Доминики, и на губах рыцаря заиграла улыбка ,которую можно было бы назвать мечтательной, не будь она столь жестокой.

Тогда, в лесу, страдая от похмелья, он притворился, что ему совсем плохо, и пока послушница беседовала с папашей Мабель, ловко спрятал в сумке Доминики амулет. Знать бы, что так все обернется, он действовал бы по-другому. Эх, надо было ковать железо, пока было горячо. Ведь он же видел, как Доминика смотрит на него, ещё там, на турнире, когда он пришел в лекарскую палатку с каким-то пустяковым ранением, просто чтоб придумать, как бы ему передать амулет старому священнику. Перевязывая ему кисть, девушка трогательно покраснела. Да уж, с женщинами ему, как правило, везло, тут папенька подсобил, да и внешностью господь не обидел. Даже в Палестине, где разыскать чистую и сговорчивую девицу было сложнее, он не страдал от одиночества. Впрочем, тамошние женщины ему всё равно меньше нравились. Вначале новизна ощущений пересиливала некоторую брезгливость, а потом пресыщенность заставляла его испытывать отвращение.

Он мысленно вернулся ранее, в тот страшный день, когда король Ричард продемонстрировал ему свою власть и силу. Бедняга шут не знал, что его хозяин тогда был унижен намного сильнее. А самым страшным была беспомощность.

“Какая-то странная власть есть у этой, в сущности, бесполезной вещи”, – думал рыцарь, поглаживая свёрток пальцем, почти лаская его. – “Ведь он исполняет далеко не все, да и условий для его работы слишком много. Зачем вообще Саладин отдал его королю? Султан никогда не считался дураком, да и обстоятельства были странными. И главное, почему Ричард не колдовал сам? Зачем сделал то, что сделал со мной и Хамоном? Нет ли у амулета дополнительных требований, которые мы, в скудности ума, не видим?”.

Перед глазами рыцаря снова встала послушница. “Вот вроде она и не такая молодая, как Мабель, и не яркая, но по всему даст той сто очков вперёд. Одно плохо – слишком уж неприступная, да и излишне самостоятельная. Недаром сказано в писании – “жена да убоится мужа своего”. А так как мужа у нее нет и быть не может, ей и бояться некого. Хотя… Если бывает божья невеста, почему бы не быть божьей жене?”

Размышления о Доминике привели ле Дюка совсем не туда, куда он метил изначально.

Он внезапно понял, что может и, главное, хочет установить свою власть над Мабель иным способом.

Осберт подошёл к постели девушки и присел рядом. Та уже не всхлипывала, а просто лежала, уставившись в потолок.

“Тупая курица!” – с неудовольствием подумал он, ощутив нарастающее возбуждение.

– Мабель! – позвал он, выдернув девушку из сна наяву.

– Что, сударь? – она сделала над собой усилие и села.

– Вы знаете, любовь моя, что в этом замке вы остались последней из женщин?

– Нет…– ее губы вновь задрожали. – А как же Доминика?

– Она послушница, а вскорости и монашка, да и жива ли она? Очень вряд ли, мы уже какое-то время не видели никого из тех…

– Тех, кого вы бросили в подвале? – колко спросила девушка.

– Тех, кого мы принуждены были оставить, ради того, чтоб спасти вас, милая! – он ласково провел пальцем по ее щеке, но девушка отшатнулась.

– И так как вы, как я сказал, истинная Ева, то должны, так сказать, воодушевлять на подвиги того, кто неустанно печется о вашей безопасности, и охраняет остальных от чудовищ!

– И… и что я должна делать, чтоб вас воодушевить ? – в ее глазах мелькнул страх.

– Сударыня, я и не знаю, как сказать вам, чтоб не оскорбить ваши нежные ушки тем, что ханжи и невежды называют… ммм, “любовью ради любви”.

– Простите, сударь, – девушка встала и рыцарю пришлось последовать ее примеру, – я надеюсь, что я васм не правильно поняла.. вы предлагаете мне стать вашей любовницей?!

– Почему же любовницей, – он изобразил оскорбленное достоинство, – я предлагая вам стать моей женой. Впоследствии, после того, как мы выберемся отсюда.

Голубые глаза девушки удивлённо расширились.

– Простите, сэр Осберт, я, видимо, плохо расслышала. Вы предлагаете мне руку и сердце здесь?

– И даже сейчас. Не все ли равно, дорогая, когда будет заключён брак? – он обнял ее, невзирая на то, что она стояла, как безвольная кукла и никак не отвечала на его прикосновения.

– Но погодите... – осознав, что ее самым бессовестным образом лапают, девушка сделала слабую попытку оттолкнуть мужчину.

– Что, душа моя? – невнятно промычал ле Дюк, рот которого был занят ее шеей, а потом и мочкой уха, дальше – щекой и наконец губами.

– Не надо.. сэр рыцарь, я же невинная девица, я же…

Со своей лежанки священник услышал сперва треск разрываемого ворота платья, а после – звук пощёчины.

– Да-да, все прекрасные леди делятся на дам, не дам, и дам, но не вам…– эту сентенцию Осберт тоже частично проглотил, ибо язык его находился где-то в районе груди девушки.

На его щеке заалел отпечаток ее ладони, что его совершенно не остановило.

Понимая, что вот-вот падёт последний бастион, Мабель в отчаянии воскликнула:

– Я поклялась оберегать свое девичество до свадьбы! Вы не можете заставить меня нарушить клятву!!! – она саданула коленом рыцарю в очень чувствительное место, откуда и прыть взялась.

– Святой отец! – что было силы заорал Осберт, скорчившись, но девушку не отпустив.

Священник попытался сделать вид, что он не слышит, но с разъяренным ле Дюком номер не прошел.

– Да, сын мой, – наконец сказал он, вставая.

– Обвенчайте нас! Немедленно! – Осберт повернул девушку к себе спиной и удерживал ее за шею, завернув ее правую руку за спину. В такой позиции она не могла пинаться и кричать, хотя все ещё пыталась вырваться.

– Но, сэр рыцарь… у вас нет колец, да и мой сан не достаточно высок, чтоб…

– Чепуха! – громко сопя от возбуждения и натуги прервал его разозленный мужчина. – Отец Варфоломей, сию же секунду прекратите делать из себя идиота! Вы прекрасно понимаете, что нас необходимо обвенчать сейчас же, если женщина просит. Сами же знаете, – он прервался на то, чтоб половчее схватить упирающуюся Мабель, – что желание дамы – закон. Ай, дрянь! – он отвесил укусившей его девушке полновесную пощечину, на секунду лишившую ее чувств.

– Вот, святой отец, полюбуйтесь на то, что вы натворили! Из-за вашего промедления и нерешительности я был вынужден ударить собственную невесту! Извольте немедленно исправиться, иначе сразу после укрощения этой строптивой девицы я возьмусь за вас . Да стой же ты, ддд..дама! – Мабель почувствовала, что его хватка чуть ослабла, пока он говорил и попыталась взбрыкнуть, но не тут-то было.

– Хорошо, сын мой, – с видимой неохотой сказал старик.

Он встал и начал медленно, нараспев произносить подобающие случаю слова.

Мабель, видимо не смирившись с ситуацией, громко кричала, зовя на помощь хоть кого-нибудь. Она была уверена, что стражник не спит, но тот молчал, отвернувшись к стене. Снаружи доносились не менее истошные вопли упырей, в нижнюю дверь кто-то бился.

Когда она, в ответ на торопливый вопрос лица Варфоломея, “Согласна ли девица Мабель, дочь Томаса из Рокингема, взять в мужья сэра Осберта ле Дюка, благородного рыцаря из Йорка” замотала головой и попыталась ответить отрицательно, “благородный рыцарь ” зажал ей рот так, что едва не выдавил зубы, и ответил вместо нее.

“Объявляю вас мужем и женой его” лишило девушку всякой надежды, но самое страшное было впереди. Ошалев от похоти и вседозволенности, Осберт пожелал взять свою невесту тут же, невзирая на присутствие священника и стражника. Да и чудища, вопящие снаружи, были плохой заменой голосам гостей на свадьбе, по обычаю подбадривающим жениха и невесту в их первую брачную ночь.

– Ничего, – жестоко усмехаясь, пробормотал новоиспеченный муж, – зато наш с вами брак, радость моя, будет иметь свидетелей, подобно бракам венценосных особ. Кстати, Мабель, а ведь ты же из рода королей, разве не так? Ваших, саксонских? – говоря это, он целовал девушку, не слишком обращая внимание на ее вялое сопротивление. –

– Да, жена? – глумился Осберт, раздеваясь и раздевая девушку, тщетно пытавшуюся закрыться руками. – Отвечай мне, ибо теперь я твой муж перед богом и людьми, и не годится жене проявлятьясь свое неповиновение. Ну? – он больно сжал ее сосок двумя пальцами.

– Да,. – очень тихо сказала она, понимая, что ей и терять-то уже нечего, никто не придет и не защитит ее. – Наш род восходит к сестре Этгара Этелинга, Маргарите.

– Ты что-то темнишь, милая, – рыцарь грозно положил свою ладонь на ее горло и немного придавил, как бы желая показать серьезность своих намерений. – Как же при таком родстве, тебя могли назвать норманнским именем Мабель?

– Это не мое имя,. – она выдавливала слова тихо и хрипло, и священник, помимо воли, настрожил слух,. – Это прозвище. Мое настоящее имя – Гундреда.

– Фу, какое некрасивое имя! – он, наконец, отпустил ее горло, но теперь придавил ее всем своим весом, и девушка поняла, что недолго ей таковой оставаться. – Словно камни жуешь. Нет, Мабель тебе больше подходит. А теперь, моя законная жена, лежи спокойно и дай мне совершить это таинство, ибо сказано в писании,что жена должна ублажать мужа и служить сосудом для его нужд, а тут я вынужден ублажать тебя, так как ты ещё не слишком искушена в таких делах.

Она закрыла глаза и постаралась сделать себя твёрже камня, крепче стали и легче пуха, чтоб не чувствовать, не видеть и не понимать, что он с ней делает.

Было больно и горячо, страшно и противно, и в тот момент, когда он издал торжествующий рык, она молчала, чувствуя, как внутри нее копится ненависть, как она кружится в груди, плотным черным шаром, и как становится все больше, желая выплеснуться и уничтожить его.

Брак был подтверждён.

====== Часть 17 О королях и амулетах ======

Упадут сто замков и спадут сто оков,

И сойдут сто потов с целой груды веков,-

И польются легенды из сотен стихов

Про турниры, осады, про вольных стрелков.

В. Высоцкий, “Баллада о времени”

Наутро храмовник выглядел гораздо лучше – видимо, приступ лихорадки и впрямь оставил его. “До следующего раза”, – мрачно напомнил он себе.

Ещё вечером Доминика заставила Хамона и Джослина выставить на стену принесенную ими бадью, для того, чтоб собрать немного дождевой воды. Так как лило почти всю ночь и утро, воды и впрямь собралось много. Нагрев некоторое ее количество, девушка заставила остальных вымыться, хотя оруженосец и ворчал, что воду можно было бы употребить на более полезные нужды. С одной стороны, Сен Клер признавал его правоту, а с другой, ему, как и остальным, внезапно захотелось порадовать послушницу. Да и положа руку на сердце, грязь и копоть мешали им самим.

Джослин даже слегка побрил господина, как и сэра Этьена, и поскреб свой собственный подбородок, после чего он, по словам Валентайна, выглядел так, словно его “запихали в мешок с дюжиной злых кошек”.

Девушка внимательно осмотрела принесенные вчера одеяла и одежду, огорчённо цокая языком .

– Нет, ну я понимаю, что в замке был и остался недостаток женщин. Но пока моя одежда высохнет, я совершенно не понимаю, что же мне надеть? Тут же только мужское платье!

– Вот так и развязывались в древние времена войны, – шепнул де Баже своему другу. – Все из-за дамского платья.

– Женские наряды, рюши, кружева, кофточки, оборочки, платьица.

Женщина не хочет знать, и она права, сколько денег за наряды платится!(“Не покидай”, “Песня о нарядах”)– радостно запел Хамон, а Булка весело залаял и запрыгал вокруг шута, стараясь подпрыгнуть повыше.

– Откуда вообще у де Макона взялся этот пёсик? – запоздало поинтересовалась Доминика, покраснев от песни шута.

– Он его купил, за хорошие деньги. В качестве игрушки, вот только игрушка ему быстро наскучила. А поди ж ты, – Сен Клер лениво чесал Булку за ушами, а тот свесил язык и улыбался по-собачьи, – остальных собак, судя по тому, что я видел, сразу, поймали и прикончили эти твари, а такой вот уродец на коротких лапках – жив и здоров.

– Он очень умный, – вступился за пёсика Валентайн, и остальные с ним согласились.

Послушница все– таки решилась, и вымывшись в бадье, переоделась в мужское платье. Надо сказать, что несмотря на некоторое несоответствие в размерах, шло оно ей изумительно. Как правило, девушки в мужской одежде выглядят нелепо, именно потому, что некоторые выпуклости излишне натягивают платье, не всегда удобны самим девушкам и придают облику общую неловкость.

Однако за время, проведенное в замке, послушница немного похудела, и мужская камиза не открывала ничего ненужного. Тамплиер смотрел на нее во все глаза, тщательно скрывая глуповатую улыбку,в которую так и норовили разъехаться губы.

Доминика старательно делала вид, что ничего не замечает.

После обеда как-то получилось так,что продолжилось то обсуждение, которое было начато вчера.

– Я просто хочу понять, – Этьен жестикулировал колбаской, вызывая у песика бурный восторг и обожание,– что нам делать сейчас?

– У нас есть два варианта, – Сен Клер, не спеша, прихлебывал отвар, который ему сделала послушница, временами морщась от горечи. – во– первых, мы можем просто сидеть и ждать, пока твари не перемрут естественным путём, иногда совершая вылазки. Не знаю, сколько времени это может занять, к тому же мы сильно рискуем, думается мне.

– Почему? – спросил де Баже, и остальные уставились на храмовника с интересом.

Потому, что твари сами не исчезнут. Да, они могут пожирать более слабых, и возможно, пока что боятся ворот, но как знать, не попытаются ли они выйти за пределы замка? Кроме того, нам все тяжелее будет находить еду, да и неясно, сколько мы здесь продержится.

– Есть и ещё один момент,. – тяжело произнес Валентайн. – Я боюсь, что этот ваш Осберт мог найти амулет и попытаться им воспользоваться.

– Ну, это как раз не так уж и плохо,. – отмахнулся де Баже, – мы ведь с ним в одной лодке. Он наверняка пожелает, чтоб чудовища исчезли, и мы сможем выйти из замка, разве нет?

– Друг мой, я бы не сомневался ни секунды, доверяя тебе свою жизнь на поле битвы и на турнире, но проницательность – не твоя сильная сторона,. – тамплиер чуть-чуть улыбнулся. – Видишь ли, само наше существование мешает ему. Во-первых, Осберт хочет убраться отсюда, унеся собой амулет, как и тайну его использования. Во-вторых, он, как не крути, бросил нас с Хамоном, а это бесчестье, да и орден мой его за это по головке не погладит. Я не так уж богат и знатен, как думают, но все же храмовники держатся друг за друга. Если поступок ле Дюка всплывёт, он покроет свое имя позором. Да и кроме того, очень интересно, что сделает король Ричард, когда поймет, что его рыцарь не передал амулет тому, кому нужно.

– Королеве-матери ? – спросил Валентайн.

Да, судя по всему. Мне кажется, что и священник с ним в сговоре, что заставляет нас поторопиться.

– Почему вы так думаете, сэр рыцарь ? – возмущённо спросила послушница, которая за отца Варфоломея была готова вступиться со всей горячностью.

– Мне жаль огорчать вас, сударыня, но священник, судя по вашим же словам, добровольно присоединился к Осберту. Да и потом, он страшно много знал про амулет. Барон зачем-то запер его в то убежище, явно рассчитывая на его мудрость, а зачем? Не проще ли было пытками выбить из старика все нужные сведения? – Сен Клер взглянул на расстроеную его словами девушку и более мягко продолжал, – Опять же, для того, чтоб представить себе всю полноту картины, давайте попробуем собрать воедино эту головоломку.

– Осмелюсь доложить, мой господин, – вставил Джослин, – что нам бы не помешало хоть ненадолго выйти с Булкой и поразмять лапы, а иначе здесь в скором времени будет до невозможности грязно.

Песик понуро сидели около двери, всем видом намекая на правильность сказанного оруженосцем.

Мне только интересно, – усмехнулся де Баже, – кому из вас необходимо поразмять лапы? Ладно, попробуйте выйти ненадолго. Возьми с собой Хамона и Валентайна.

– Слушаюсь, господин.

Они остались втроём, впрочем Этьен добровольно взял на себя охрану двери, под предлогом того, что тамплиер пока не слишком здоров, а послушница вообще занята стиркой на крепостной стене.

Сам храмовник грелся на солнышке, присев на торчащий камень, и глядя на то, как Доминика стирает.

После ночного разговора он чувствовал себя не в своей тарелке – от природы закрытый и ненавидящий публичность, он, тем не менее, в последние годы был вынужден считаться с уставом ордена. А уж это включало в себя и частые исповеди, и настырное присутствие в его жизни огромного количества людей, каждому из которых, казалось, было дело до его личных мыслей и чувств. Да и жизнь в послушниках, а потом в младших рыцарях таила в себе массу вмешательств в то немногое, что оставалось его.

Девушка смахнула с лица пот рукавом и вновь углубилась в свое занятие, тихо мурлыкая что-то про себя. Вот ей-то общество мужчины, более того, храмовника почему-то совершенно не мешало.

“Наверное, после того, что она видела в Палестинских госпиталях, шокировать Доминику сложно” – подумал Сен Клер, невольно представляя себе то, что там творилось. Ему самому Палестина была глубоко чужда – адская жара и суховеи летом, весной и осенью, вечная нехватка воды, местные змеи и скорпионы, от яда которых если и не умрешь сразу, то будешь долго мучиться потом. Дикие обычаи сарацин, безликие гурии, на поверку могущие оказаться женщиной в возрасте твоей бабушки, да ещё и с усами. Он вдруг представил себе миловидную послушницу, отбивающуюся от настырных “поклонников” и просто любителей молоденьких девушек разных религий. Картина получилась печальная, тем хуже, что он догадывался, что реальность может оказаться ещё непригляднее.