Текст книги "Самое сильное (СИ)"

Автор книги: TolstyjRyzh

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– Это были мы с собакой! – Валентайн многозначительно поднял вверх указательный палец на правой руке.

Послушница слабо улыбнулась. Она, казалось, готова была не упоминать о его отвратительной попытке ей понравиться.

– Да, сударь, это были вы. Правда, осмелюсь заметить, что лаял все-таки Булка.

– Это верно, для меня такой способ беседы был бы затруднительным,. – обрадованно попытался пошутить мужчина.

– Он бы весьма вам подошёл, неуважаемый, – резко заметил храмовник.

– Прошу прощения, сэр рыцарь, давайте я все же расскажу, что произошло дальше,. – девушка изо всех сил старалась не допустить ссоры между мужчинами, понимая, что от нее никто не выиграет.

– Да, конечно,. – тамплиер с неохотой отдвинулся от окна, за которым уже начинало темнеть.

– Валентайн помог нам, они с Булкой привели нас в это убежище, где он укрывался до того. Он же уступил нам часть припасов, и ничего не попросил взамен. Об амулете мы ему рассказали, пытаясь объяснить, что произошло в замке и откуда взялись ожившие мертвецы.

– Он, как и наш старичок-разбойничек, появился подозрительно вовремя и уместен во всей этой истории примерно так же, как церковный хор в кустах, уж простите мне мою недоверчивость,. – молвил тамплиер.

Он выглядел очень уставшим, но упрямо стоял, опираясь руками на столик, как бы из удобства, а на самом деле для того, чтоб не упасть. Валентайн презрительно фыркнул в ответ на его слова. Он видел слабость рыцаря, но опасался, как бы ему не пришлось снова противостоять ему. Впечатления от “лодочек” были ещё свежи в его памяти.

Доминика уже открыла рот, собираясь что-то ответить, как вдруг снаружи послышался шум.

Они одновременно бросились к окну и успели увидеть, как отголосок пламени мелькнул около входа в башню.

– Сидите тихо! – живо шепнул Сен Клер, подходя к двери.

Снизу раздался грохот, потом жуткие ругательства и лай, а потом злобное рычание собаки. Слышно было, как отпирают первую дверь, причем лай и рычание усилились. Доминике показалось, что она воочию видит, как шерсть на собаке встаёт дыбом и в оскаленной пасти показываются острые зубы.

– Откройте! – раздался голос снаружи. По двери стучали то ли руками, то ли чем-то покрепче.

– Кто это? – зычно крикнул Сен Клер, хоть сил этот крик у него отнял порядочно.

– Амори! – раздался снаружи рев де Баже, которому мог позавидовать медведь в охоте. – Отопри дверь, старый сыч! Нас тут сейчас завалят и сожрут! Живо, друг мой!!!

Храмовник отбросил сомнения и открыл дверь, пропуская в комнату Этьена, Хамона, Джослина и счастливого Булку, немедленно подбежавшего знакомиться.

Все зашедшие с большим трудом втащили за собой объёмистые тюки с едой и водой, большую бадью и даже небольшой бочонок вина.

Они были жутко промокшими, грязными и уставшими, но вроде никто из вошедших не был ранен.

Джослин бурно приветствовал своего господина, который, поняв,что теперь есть кому проследить за Валентайном, вдруг ощутил, что ноги его не слишком держат и прямо-таки упал на скамью.

От взгляда оруженосца не укрылся сконфуженный вид мужчины, к которому сразу же подбежал пёс за порцией ласки. Джослин внимательно проследил за взглядом хозяина и понимающе кивнул.

Хамон первым делом бросился к обожаемой лютне, остававшейся в башне, и погладил струны.

Доминика подбросила дров в очаг, где они затрещали и с помощью оруженосца принялась выгребать из тюков припасы.

– Эк мы знатно сходили в лавку нынче ! – насмешливо сказал де Баже, вытирая мокрые волосы. Его примеру последовал Булка, ставший поближе к камину и отряхнувшийся так мощно, что брызги полетели на всех.

– Еда, питье, кое-какая одежда и утварь, даже одеяла и… бадья? – последнее обескуражило девушку.

– Должны же мы были принести все, а бадья удобная и вместительная – пояснил Джослин. – Впрочем, госпожа, я так понимаю, что вы здесь тоже времени не теряли?

– Что ты имеешь в виду? – вскинулся Валентайн, наглядно изображая пословицу про вора и шапку.

– Он говорит о том, что мы лечили его господина! – быстро изобразила “прелесть, какую дурочку” послушница. У нее это не особо получилось, так что все вернувшиеся, включая пёсика, с интересом переглянулись.

Свежеизлеченный тамплиер отнюдь не чувствовал себя здоровым. При этом он понимал, что слишком много пропустил и жаждал узнать, что и как изменилось за последнее время. От него не укрылось то, какими взглядами обменялись рыцарь и оба оруженосца, а потом Хамон тихонько спел:

– Смело в бой, лишь вперёд.

Где враг ? Прочь страх... Ну, выходи, вот клинок! Кровь! Смерть! Пыль! Прах!

(Песня Сильвио, “Труффальдино из Бергамо”)

Сен Клер, несмотря на плохое самочувствие, насторожил уши, невольно уподобляясь Булке. Тот умильно просил еды, заигрывая перед девушкой.

– Это ты к чему поёшь, Хамон? – спросил храмовник.

Я смогу тебе ответить, – с готовностью сказал де Баже. – Нам повезло обнаружить логово этой гадюки Осберта.

====== Часть 15 Ночные беседы ======

Остался б равнодушен к таким словам лишь камень.

От ваших слов летаю я над облаками.

Лицо мое горит, ни снег, ни ветер не остудят.

Помехой счастью нам застенчивость не будет.

Дуэт Смеральдины и Труффальдино, “Труффальдино из Бергамо”

Храмовник почувствовал, как лицо его мгновенно запылало. Ощущение было такое, словно жар ненависти опалил его.

– Однако! – хрипло шепнул он, чувствуя как комната вращается вокруг. – И как вы поняли, что он там?

Этьен вдруг смешался, а лица оруженосцев стали одинаково виноватыми. Они как по команде стали смотреть куда угодно, только не на девушку.

– Там был очень заметный след. Видно было, короче…

– Где он шёл? – докончил за рыцаря тамплиер. – Послушай, Этьен, хватит вилять, точно хвост вот этого пса, – он указал на Булку, который получив свою порцию еды, радостно урчал в одном из углов.

– Да что тут вилять, Амори. – тускло сказал де Баже. – Осберт в своем репертуаре, который не слишком-то меняется годами. Одним словом, он перебил ноги служанке и оставил ее на поживу тварям.

– Как вы поняли, что это она? И про ноги?

– Мы его выследили, видишь ли. Это собаке надо сказать спасибо. Хамон нашел у себя какую-то тряпицу господина, даже не знаю, что это было, и знать не хочу. А на улице сильный дождь, и все тонет в грязи, зато и следы остаются.

– И что? – храмовник был сосредоточен и даже, кажется, забыл о своей болезни.

– Там везде были следы тварей и кровь. Служанку они разорвали на куски, восставать было некому. Но мы нашли ее одежду – то, что осталось от камизы, там оборки, не перепутать. И волосы… – де Баже передёрнуло. – А про ноги… понимаешь, Бланш могли ранить или укусить, но Мабель все равно потребовала бы тащить ее с собой. Мне так кажется.

– Ладно, упокой Господи душу этой несчастной женщины. И что дальше?

– Они заперлись в такой же угловой башне, возле конюшен, недалеко от входа. Думаю, что делали то же, что и мы – выходили за припасами. Джослин божится и клянётся, что видел Андрэ с арбалетом.

– Если Осберт, как он думает, знает, где амулет, то почему он ещё не использовал его? – Сен Клер устало потёр глаза, перед которыми некстати повисла какая-то муть.

– Погодите, господа,. – вмешался в общую беседу Валентайн, – а почему вы думаете, что он его не использовал?

– А что ты вообще знаешь об амулете, Валентайн? – с подозрением спросил де Баже. Он как раз нарезал ножом копчёный окорок, игнорируя пляшущего у его ног пёсика.

– То, что вы мне рассказали, господа, – развел руками мужчина.

– Не лги, подлец! – тамплиер стукнул кулаком по столу, что едва не лишило его равновесия. Остальные с удивлением посмотрели на него.

– Хорошо, господин,. – покорно сказал Валентайн. Видимо, он побаивался грозного храмовника, или же понял, что его легенда не выдерживает никакой критики. – Больше никаких тайн. Меня на самом деле зовут Валентайн, и я имею определенное отношение к местным йоменам. Я и есть тот самый главарь шайки разбойников, оказавшийся не в то время и не в том месте.

– Это как это? – выпучил глаза Джослин.

Очень просто. Мы выследили отряд Томаса Рокингемского, – все присутствующие набожно перекрестилась при упоминании его имени, – и напали на него. Но тут вмешались эти два благородных рыцаря, со своими отрядами, – в голосе Валентайна мелькнула тщательно скрываемая ненависть, – и часть моих людей погибла, а остальным пришлось отступить.

– Это ты нам рассказывал и раньше, Валентайн,. – сэр Этьен зевнул и демонстративно начал чистить ногти кинжалом. – И как ты героически прятался в коридорах замка, и как от упырей бегал, и как Булку спас. Да, собака, я о тебе говорю, но окорок не дам. Так вот, шпион из тебя очень так себе.

– Я не шпион! – мужчина аж вскочил, изображая оскорбленное достоинство.

– Ага, а я – сушенные грибы,. – рыцарь покрутил рукоятку кинжала в руке. – Знаешь, кем я тебя считаю? Предателем, таким, чтоб ни нашим и ни вашим. У тебя есть в этой истории своя выгода. И кстати, Сен Клер, который неплохо разбирается в людях, косится на тебя, как воин на прости, Господи, вошь. Поэтому вот что… – он неожиданно сделал резкий выпад и ухватил не успевшего увернутся мужчину за ворот, – или ты сейчас же расскажешь нам все, или упыри снаружи получат деликатес. Предварительно нашинкованный дольками, чтоб самим за ним не гонятся.

– Отпусти! – полузадушенно прохрипел Валентайн, пытаясь сохранить остатки гордости.

– Ага, конечно. Сейчас, только к окну подтащу..

– Умоляю…

При виде трепыхающегося мужчины, Доминика почувствовала отвращение.

– Он скажет, сэр Этьен. Отпустите его, пожалуйста! – попросила она.

– Хорошо, сударыня. Не знаю, что тут было, пока нас не было, но сдается мне, этот слизняк не скучал. Говори, страдалец, – обратился рыцарь к своему пленнику, растирающему шею ладонью.

– Я – посланник принца Иоанна – обречённо прошептал тот.

– Кого? – удивился тамплиер. – Посланник самого Безземельного? Эк ты высоко взял, убогий. А чего не самого Целестина Третьего, понтифика?

– Клянусь честью, я на самом деле человек принца. Думайте, что хотите, это уже неважно. Да, я знал об амулете и его действии. К тому же, я должен был, при помощи лесного сброда, забрать амулет у сэра Осберта.

– Откуда же Безземельный знал об амулете? – поинтересовался Сен Клер.

– Оттуда же, откуда и другие, полагаю. Преданные люди есть везде. Или просто те, кого оскорбил своими необузданными выходками Ричард Плантагенет. Так или иначе, я втерся в доверие к местным лесным разбойникам (это было не слишком трудно, они наивны, как дети) и почти захватил амулет, когда он внезапно уплыл у меня из под самого носа! – Валентайн возмущённо втянул носом воздух.

– Это многое объясняет,. – задумчиво произнес Сен Клер.

Остальные напряжённо слушали, боясь пропустить хоть слово. Хамон перебирал струны, хоть так участвуя в беседе.

– Хорошо, допустим,что мы тебе поверим. Но тогда что ты знаешь об амулете? – молвил храмовник, тяжело опираясь на стол. Его глаза блестели, а лицо раскраснелось, и это заставило Доминику встревоженно наблюдать за ним.

– Полагаю, что вряд ли больше вас. Амулет сложен и непонятен, он исполняет лишь истинное желание владельца,. – Валентайн говорил, загибая пальцы,. – Кроме того, для того, чтоб использовать его по назначению….

– Я бы использовал бы его не по назначению, применительно к тому, кто его сюда притащил! – тихо буркнул де Баже, и Джослин не удержался от смешка.

– Кхм… – кашлянул шпион, желая продолжать, – да, так вот, для того, чтоб колдовать нам нужна свежая кровь, как я понимаю, человеческая, и полынь.

Брови тамплиера поползли вверх.

– А про полынь-то вы как узнали? – спросил он.

– Это Валентайн смог разговорить Хамона.

– Надо же ! – в голосе Сен Клера послышалось удивление и некий скептицизм, – То есть вот так прямо шут и сказал ему, человеческим голосом, мол, полынь нужна?!

– Не совсем так, и вы зря плохо обо мне думаете, сэр рыцарь, – напыжился Валентайн. – Хамон, а что, если нам с вами повторить наш вчерашний разговор?

Шут кивнул и призадумался. Наконец он сыграл замысловатое вступление и начал.

Все могут короли, все могут короли, и судьбы всей земли…(А. Пугачева, “Все могут короли”).

– Достаточно, сударь, не увлекайтесь чрезмерно. Начнем. Все? Могут? Короли? Ага, короли. Продолжим.

– Я не знаю, я совсем не знаю…

– Я? Не? Так, значит “Короли не..”. Ещё! – Валентайн пушил перья, точно павлин.

– Все могут короли…

– Что, опять?! Были вроде уже короли. Ах, это другое слово. Итак: все? Могут? Отлично, могут. Короли не могут… чего же они не могут, интересно? В песне вроде по другому…

– Не останавливайте его, дайте Хамону спеть, наконец! – Доминика прервала цветистые размышления шпиона.

Шут благодарно кивнул и продолжил:

– Сама себя легенда повествует,

Само себя предание хранит.

– Угу. Само? Да, само. Короли не могут само..

– Может, “сами”, а не “само”? – робко вмешался Джослин. Они так увлеклись решением головоломки, что даже не обращали внимания на грозу, шум снаружи и усталость.

– Может, и сами, – откликнулся Валентайн. – Продолжим же!

– И ты попала к настоящему колдуну!(КиШ, “Кукла колдуна”)– шут порядком устал, но сдаваться не собирался.

– И? Ты? Попала? К? Настоящему? Колдуну? Эге, интересно. Посмотрим-ка, что у нас получилось. “Короли не могут само...сами… колдуну”?

– Возможно, он имеет в виду “Короли не могут сами колдовать?” – предположила Доминика.

Шут радостно закивал.

– Звучит логично, – осторожно сказал Валентайн.

– Да, весьма,. – молвил тамплиер. Он помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил, – тогда понятно, почему сам Ричард не мог проверить работу амулета. И хранить при себе его бесполезно, только украсть могут и использовать против него.

– Поэтому он и хотел отправить амулет с Осбертом к королеве-матери. Какой же, получается, бесполезный подарок. – хмыкнул де Баже

– Да, но это ни на йоту не приближает нас к разгадке. – досадливо сказал Сен Клер.

– Как знать, господа. – Валентайн выглядел уставшим, но довольным. – Нам нужно узнать, кто же оживил этих тварей, где сейчас амулет и можно ли вернуть все обратно. Хамон, у меня к тебе есть ещё вопрос. Тебе достаточно просто кивнуть. – он промедлил и спросил: – Короли – это только коронованные особы, или же любой человек, в котором есть королевская кровь?

Шут задумался на миг, потом кивнул.

– Ага, так я и думал. Мне кажется, господа, что тут есть очень важный момент.

– Какой же? – с любопытством спросил Этьен. – Я потерял нить твоих размышлений.

– Зато я нашел ее, – усмехнулся тамплиер,. – получается, если я, к примеру, родня Ибилинам, то я не смогу использовать амулет?

Хамон кивнул.

– Ясно. Хотелось бы знать, откуда такой запрет?? Хамон, ты знаешь?

Шут беспомощно пожал плечами.

– Ну, допустим, короли не могут колодвать. И те, кто с ними в родстве, тоже. Вернёмся к нашим баранам, – подытожил Сен Клер. – А почему Осберт не может использовать амулет сейчас? Он же не помазанник Божий и не его родич.

– Он же говорил, – вмешалась Доминика, – он не знает, какую траву использовать.

– А и верно, совсем я запамятовал. Голова, как барабан – пустая и гулкая. Хорошо, но в таком случае, если он знает, где амулет, рано или поздно он попробует узнать, о какой траве речь. А сушеные травы есть только у нее, – он повернулся к послушнице.

– Следовательно, нам есть смысл оберегать девушку, как зеницу ока,. – сказал Валентайн.

– Не меня, а знание о траве. – поправила его Доминика. – Полынь можно нарвать, если знать, как она выглядит. Или вообще в кладовой найти, не такая уж это редкость.

– Или нам надо отобрать амулет у этого мерзавца. Вместе с Мабель, которая, кстати сказать, является моей законной добычей! – возмутился де Баже.

– Интересно, а сам Осберт знает, что короли колдовать не могут? – подумал вслух Валентайн.

Шут отрицательно покрутил головой. Все задумались, пытаясь сообразить, что это даёт лично им.

– Господа! – громко сказала Доминика.

– В чем дело? – головы всех присутствующих повернулись к ней.

– Мне кажется, что сейчас уже очень поздно, – девушка указала на спящего Булку. – Нам всем неплохо было бы отдохнуть, особенно тому, кого лихорадит – не отпирайтесь, сэр рыцарь, я вижу это невооружённым глазом. Утро вечера мудренее, я думаю, что завтра мы ещё успеем обо всем наговориться.

Как не досадно было присутствующими прерывать интересный разговор чуть ли не на полуслове, они признали, что девушка была права. Шут даже тихонько напел

Спать пора, и не вздумай со мною ты спорить, и не вздумай глаза открывать до утра…

– Вот именно, а утро уже близко, кажется, хотя из-за туч не видно, насколько.

Амори, – обратился Этьен к тамплиеру, – помочь тебе дойти до кровати?

– Ты ещё до нужника меня проводи, – желчно усмехнулся тот. – А Джослин мне на что?

– Господин, пойдёмте, – оруженосец немного запоздало подставил Сен Клеру свое плечо.

– Иду, куда ж я денусь… – было совершенно очевидно, что храмовник держится из последних сил, но он хорохорился, не желая показывать своей слабости даже самому себе.

– Джослин, все хорошо. Я помогу господину, видно же, как ты устал. Я справлюсь,. – Доминика чуть-чуть улыбнулась и оруженосец поймал себя на идиотски-восторженной гримасе в ответ.

– Нечего его баловать! – запротестовал тамплиер. – Эдак он вовсе разленится. И потом, сударыня, вы и впрямь собрались сопровождать меня ээээ… на встречу с Папой Римским?

– Что вы имеете в виду?

Давясь от смеха, Джослин разъяснил покрасневшей послушнице, что этим выражением они заменяют более грубое определение для отправления естественных надобностей.

Доминика только хихикала, слушая многочисленные кённинги – пометить снег за стенами замка, порычать в кустах, встретить солнце, на аудиенцию к понтифику и прочее, и прочее.

Под шумок Сен Клер добрался до искомого места сам, правда, вернувшись из похода, он совсем выдохся. Из списка стражей его исключили, конечно, впрочем, храмовник и не настаивал.

Он добрался до кровати и почти что упал туда. Голова болела, в висках стучало, губы пересохли, его бросало то в жар, то в холод. Выпив предложенный послушницей отвар, он вытянулся на постели.

Остальные мало-помалу заснули, кроме Валентайна, сидевшего около двери и Булки, бессменного стража. Последний, правда, нагло дремал, иногда подергивая задней лапой, но при малейшем подозрительном звуке мигом вскакивал, находясь в полной боеготовности.

Доминике не спалось. То ли нехватка свежего воздуха, то ли просто беспокойство не давали ей провалиться, наконец,в глубокий сон.

Она уплывала и просыпалась от малейшего шороха. В грёзах ей виделся тот, о котором, как она думала, она уже давно не вспоминала, спрятав его в самый дальний угол своего сознания, заперев там и выбросив ключ. А вот, поди ж ты. Он звал ее, манил за собой, но она знала, что идти за ним нельзя ни в коем случае, и это делало ее дрёму ещё более беспокойной.

Наконец, она устала бороться с самой собой, встала и подошла к окну.

Дождь кончился, но небо все ещё было затянуто облаками, поэтому видно было очень плохо. Где-то внизу почти постоянно слышались вой, бормотание, иногда рычание и звуки стычки.

“Как странно”, подумала она, “мы почти привыкли к этим мерзким звукам. Человек ко всему привыкает, это я знаю со времён Палестины, но все, что тут происходит – немыслимо, невозможно, нереально. И тем не менее, оно уже стало мне, в некоей степени, знакомым и понятным. Видимо, главное принять те законы, по которым тебе приходится жить и подстроиться под них”.

Ее насторожил шорох, послышавшийся девушке от входной двери и она оглянулась. Валентайн смотрел на нее, и в скудном освещении (один факел они на всякий случай оставляли гореть, и именно возле входа) ей показалось,что она снова видит в его глазах похотливые огоньки.

– Что вам нужно, сударь? – тихо спросила она, стараясь никому не помешать.

С таким же успехом она могла бы орать во все горло – громкий храп Этьена, присвистывание Джослина и ритмичное дыхание Хамона указывали на то, что сон их был крепок и здоров. Девушка вдруг поймала себя на мысли о том, что она не понимает, спит ли храмовник, но тут ее внимание отвлек ответ Валентайна.

– Милая девушка, я прошу простить меня. Я был излишне настойчив, груб и несдержан. Обещаю, что этого больше не повторится.

– Прощаю вас, сударь,. – сухо ответила послушница – Я прощаю вас, как христианка.

– Это значит, что она и не думает тебя прощать, ничтожество, – раздался с кровати голос тамплиера.

– Да... смею лишь надеяться, что в дальнейшем госпожа будет более благосклонна к опозоренному разведчику, – совсем скис Валентайн и повернулся лицом к стене, наглаживая Булку.

– Размечтался, – совсем уж тихо произнес Сен Клер. – Не беспокойтесь, Доминика, он вам больше ничего не сделает, обещаю.

– Я и не боюсь, – а сердце ее стучало так, что казалось, трепыхалось уже где-то в районе горла.

– Верю, что не боитесь,. – он усмехнулся и приподнялся на локте. – Вы не составите мне компанию?

– Вам тяжело уснуть, сэр рыцарь? – она присела на краешек его кровати, но та была столь неудобна для подобных действий, что девушка с тихим писком съехала в самый центр ящика, частично упав в объятия лежащему, да так, что он охнул от неожиданности, но поймал ее.

– Спасибо, так гораздо приятнее! – сказал он, как только восстановил дыхание.

– Извините! – девушка предприняла попытку встать, но Сен Клер легко удержал ее.

Как-то это получилось у него так, что Доминика поняла – как только ей захочется высвободиться, ей тут же это позволят. В этом не было ничего от принуждения – просто он каким-то образом прочитал ее желание простого человеческого тепла.

Так они и лежали какое-то время, и дыхание тамплиера, поначалу быстрое, стало выравниваться. От него пахло потом, немного вином и травами, но удивительным образом, ей эти запахи напомнили о доме. Он был теплым и живым, нуждался в ее помощи и уж точно не желал ей зла. Послушница поняла, что сейчас она может ни о чем не думать, и наслаждалась его объятиями. Давно ей не было так хорошо и спокойно.

Видимо, она задремала и тело ее, расслабляясь, дернулось. Сен Клер моментально проснулся, словно и не спал.

– Простите, сэр рыцарь, – тревожно шепнула она, – я разбудила вас.

– Просить прощения должен я, любезная. Я практически похитил вас, и лишил даже возможности к бегству. К тому же, я наверное, ужасно храпел, да и помыться бы не мешало. А уж как мы тут все заросли, – он погладил рукой короткую, но жёсткую бороду, отросшую за последнюю неделю.

Девушка тихо рассмеялась. Почему-то рядом с ним было легко.

– Это пустяки. И вы не храпите даже вполовину так ужасно, как ваш друг.

– Это да, – охотно согласился тамплиер – Этьен чемпион Англии и Франции по храпу. В Испании боятся его грозного рыка. Львы из Палестины бежали после того, как он случайно уснул рядом с логовом одного из них. Да что тут говорить, сам Саладин договорился с Ричардом о перемирии исключительно под давлением сарацин, смертельно испуганных кошмарными звуками, доносившийся из его шатра…

Доминика вытерла выступившие от сдерживаемого смеха слезинки.

– Не знала, что храмовники умеют так занятно рассказывать.

– Это вы, сударыня, ещё не встречали моего приятеля, Александра Хаскиля. Вот тот и правда мог насмешить. Он вечно рассказывал небылицы.

– А… где он сейчас? Он в порядке? – обеспокоилась девушка.

– Он? Да, конечно, в полном. Скорее всего, выкинув арфу и использовав нимб как оружие, он сбежал из рая в ад, потому, что обожал приключения и терпеть не мог скуки.

– Я не хотела напоминать вам о грустном, извините.

– Да что вы все извиняетесь, девушка? Хаскиль был хорошим человеком, хоть и крысячил помаленьку, да и у всех нас были потери. Ведь и вы стали послушницей не от хорошей жизни, верно?

– Я? Да, пожалуй.

– А вы расскажите, Доминика. Я ведь не враг вам, да и время располагает. Когда ещё можно делиться сокровенным, как не ночью, когда и собеседник-то почти не виден, и чувство такое, словно говоришь сам с собой. Считайте, что я – это ваша тень, которая лежит себе на полу, есть и пить не просит, а смиренно слушает.

– Да уж, тень,. – она горько усмехнулась, но не отодвинулась, лежа в его объятиях. – Сэр Сен Клер, а вы как относитесь к женским слезам? Я давно никому эту историю не рассказывала, а когда вспоминаю о том, что привело меня в монастырь, невольно могу заплакать.

– Сударыня, я был женат на самой темпераментной женщине из всех, кого я знал, включая капризную супругу Ричарда Львиное Сердце. Поверьте мне, я не боюсь женских слез.

– Ох, прошу прощения, вы были женаты? Я и не знала. – девушка решила не выдавать болтливого сэра Этьена, догадываясь, что друг его за это не похвалит.

– Девушка! – с мнимым укором сказал тамплиер, – мы же вроде бы договорились, чтоб без лишних извинений. И кроме того, сейчас я ваша тень, и вы рассказываете мне о себе, а не наоборот.

– Да, вы правы,. – она задумчиво потерла подбородок и устроилась поудобнее. – Я из довольно знатного, но обедневшего рода Мондидье. Мне повезло, в детстве мы жили очень неплохо, а когда моего старшего брата учили читать и писать, я сидела рядом, со своими куклами, и все запоминала. Потом брат женился, отец умер, и наши дела пошли совсем плохо. Мы с матерью и несколькими слугами едва сводили концы с концами. Брат не мог помогать нам – у него самого была семья. Поэтому, когда за меня посватался старый знакомый моего отца, я не слишком сопротивлялась. Он был милым и обходительным вдовцом, правда, раза в три меня старше. И он был весьма богат, правда, его дети не были особо рады мне – могу их понять, кому хочется делить наследство с пигалицей младше их?

Храмовник сочувственно вздохнул, но промолчал.

– И тогда мне просто не повезло. Он умер, прямо во время первой брачной ночи. Можно сказать, на мне, от волнения. Я вначале не поняла, что случилось. Мне было всего шестнадцать. Он охнул и побледнел, и пока я пыталась понять, кликнуть ли мне служанку или сначала хоть прикрыться, он испустил дух. Брак не был осуществлён, и я не могла считаться его женой.

– Однако! Ох, я же тень. Молчу, сударыня.

– Да уж, молчите. Вот и я молчала. Молчала, пока дети моего несостоявшегося мужа обвиняли меня во всех грехах, а особенно в смерти их отца. Молчала, пока его старший сын делал вид, что жалеет меня. Молчала, пока он взял меня силой и заделал мне ребенка. Молчала… – она поняла, что ей не хватает воздуха и порывисто вздохнула.

Валентайн сменился на страже, разбудив Хамона. Тот с любопытством поглядел на лежащих в одной кровати девушку и тамплиера, но не издал ни звука.

Доминика, меж тем, продолжала свой рассказ тихим шёпотом.

– А потом, когда оказалось, что я непраздна, меня прогнали, заплатив за мое молчание. Соседи судачили и поливали нас грязью. Мать жалела меня, слуги смеялись а брат ненавидел меня и открыто желал мне сдохнуть и перестать, наконец, быть “позором семьи”. Ребенок родился в срок и был премилым. Я была ему хорошей матерью, мне было плевать на позор и смешки соседей, но видно, я ещё мало вынесла – Господь прибрал моего Артура, когда ему не минуло и двух лет. Как сладки были его невинные детские поцелуи! Какие у него были мягкие темные кудряшки! И эти нежные пальчики на руках и ногах! Но самое страшное, сэр рыцарь, это то, что когда он умер,все вдруг стали вести себя так, словно он был шелудивой собакой, издохшей наконец и избавившей хозяина от необходимости кормить ее. Мне начали подыскивать нового мужа, даже брат как будто успокоился. А я… я так и не смогла оттаять с тех пор. Я оставила все матери и ушла в монастырь святой Ирменгильды. Бралась за самую тяжёлую и страшную работу, даже в Палестине побывала. А вот все равно не могу ничего забыть. Какая уж мне разница, если я никак не могу замолить этот свой грех, если мало что не каждую ночь он приходит ко мне, мой Артур, и зовёт за собой. Когда-нибудь я все же пойду за ним и спасусь, но пока мое малодушие держит меня на этом свете.

Она не ощущала своих, слез, пока внезапно не почувствовала его руку, смахивающую влагу с ее щек. И тут послушница позволила себе то, что не могла позволить годами – она уткнулась головой в бок лежавшего рядом тамплиера и разразилась тихим, но сладостным плачем. Она плакала, выплескивая из себя ту боль, что копилась в ней годами, все то, что девушка – нет, молодая женщина – так старалась похоронить в себе.

Он лежал тихо, был, как и обещал, тенью и молчал, пытаясь разобраться в себе. Наконец, слезы иссякли и Сен Клер неловко погладил девушку по голове.

– Все будет хорошо, Доминика. Я обещаю тебе, все будет хорошо.

– Простите меня, сэр. – она совсем по детски шмыгнула носом и встала. – Я морочила вам голову своими глупыми россказнями, а потом и вовсе повела себя недостойно.

– Отчего же ты извиняется, милая девушка? Я же твоя тень, помнишь? Тень слушает и ничего не говорит. Тени можно жаловаться без страха выслушать упрёки.

– Да… благодарю вас… тебя, сэр Амори.

От двери послышалось тихое пение. Улегшаяся на свое место девушка разобрала только начало колыбельной шута, уснув уже на второй строфе. Храмовник продержался чуть дольше, но вскоре сон сморил и его. Ему снилась девушка, лежащая рядом и ее тихий шёпот, что казался для него таким родным.

А Хамон все мурлыкал себе под нос.

Ночь решает проблемы любые:

Простые и сложные.

Все что день натворил, наломал,

Исправляет подряд.

Обо всем остальном людям знать не положено...

Почему ты не спишь? Спи, тебе говорят!(с)

(Л. Дербенёв, Р. Крылатов, “Спать пора”)

====== Часть 16 Супружеский долг ======

Ненависть – в почках набухших томится,

Ненависть – в нас затаенно бурлит,

Ненависть – потом сквозь кожу сочится,

Головы наши палит!

В. Высоцкий, “Баллада о ненависти”.

Сэр Осберт проснулся в состоянии изумительного похмелья.

Голова раскалывалась, и даже бегущий мимо постели жучок– короед явственно топал , словно боевой конь подковами. Во рту была пустыня Негев во время восточного ветра.

Не то, чтоб ему никогда не было так паршиво, но тут звёзды, видно, так сошлись, и все располагало к тому, чтоб допиться до летающих свиней – капризы и хныканье Мабель, которая, видите ли, скучала по служанке и не могла сама зашнуровать платье (а расшнуровать – так просто не хотела), идиотские разглагольствования старого священника, у которого прорезалась очередная гениальная идея примерно раз в десять минут и наконец, угрюмое молчание Андрэ, которому новый господин нравился ещё меньше старого.

Кроме этого, как оказалось, в башне жили полчища крыс и мышей, покушавшихся на еду и одежду, и приводивших девушку в состояние панического ужаса.

Вчерашняя вылазка не увенчалась успехом – несмотря на то, что бывший стражник прошерстил все места, где хранились сушеные травы, несмотря на то, что Осберт изрезал руки себе, священнику, Андрэ и даже едва не подошёл с ножом к девушке, амулет не желал работать.