сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
- Нет, Болдуин, в этом нет нужды. Он наверняка арестован в замке графа Эссекса, ожидает разбирательств, а возможно и казни. Остальные же, в особенности Монт Фитчет во всем подчиняются этому выжившему из ума скелету, Бомануару. Надеюсь, что ему недолго осталось коптить небо, dispardieux! Конечно, теперь, когда я, с точки зрения ордена, все равно что мёртв, Монт Фитчет уж своего не упустит!
- Господин, я тут придумал одну вещь. А что, если мне пустить слух о том, что вы умерли?
- Хммм… - глаза Буагильбера азартно блеснули, - думаешь, это может нам помочь?
- По крайней мере, вас не будут искать. А уж когда вы, слава богу, поправитесь, вам никто не помешает словом и делом опровергнуть эти слухи. Довольные собой, эти лицемерные и самодовольные рыцари не будут ожидать вашего удара! Да и Ричард Да-и-Нет не будет преследовать вас за то, что вы схлестнулись с его любимчиком, этим выскочкой Айвенго.
- Ты хотя и безмозглый малый, Болдуин, а придумал отличную штуку! - Болдуин низко наклонил голову, очень довольный похвалой.
- Да, - продолжал храмовник, - я пока и вправду предпочту "умереть", чтоб воскреснуть позже, во всемогуществе. И уж тогда-то - трепещите, неблагодарные псы, устроившие мне такую дьявольскую западню. Как говорил мой первый великий магистр, Жерар де Рейнгольд, "Я не злопамятен. Я просто зол, а память у меня хорошая".
- Хорошо, господин. Амет, позови Абдаллу, спустили мост и откроем ворота, я поеду на разведку.
- Болдуин! Переоденься и вообще, скрывай свое имя и деятельность! Ещё не хватает, чтоб тебя узнали!
- Слушаюсь, господин.
Болдуин не появлялся до вечера. Буагильбера в его комнату проводили, поддерживая со всей возможной осторожностью, сарацины. Ревекка внизу возилась с детьми, потом поила храмовника целебными отварами, потом читала, сидя у огня, пока дети слушали сказку о мальчике, которому мать придумала слишком длинное имя. Когда мальчик из сказки упал в колодец, Мик беспокойно заворочался и насмешливо сказал
- Абдалла, ну это же дичайшая глупость! Неужели друзья этого мальчика не могли закричать его родителям "Ваш сын упал в колодец!" вместо того, чтоб пытаться вспомнить его имя?
- Тихо, дурак, - прошипела Элия, пихая брата в бок локтем - дядя Абдалла сейчас обидится и ничего нам больше не расскажет!
Абдалла сверкнул зубами в улыбке.
- Уаляд (мальчик) прав. Но так мы можем понять, что хорошо делать, а что дурно. Вот, например, почему тот уаляд упал в колодец?
- Потому, что играл на срубе, это всем известно! - фыркнул Мик.
- А зачем он там играл? - не унимался сарацин.
- Потому, что дурак! - радостно ответила Элия. - А потом его из колодца вытащили?
- Терпение, хабибти (милая), терпение. Швай-швай (потихоньку) мы все узнаем… Итак, достойные родители услышали….
- А потом, если он из колодца вытащился дохлый, его оживить можно? - опять встряла девочка.
- Бинти! (дочка) - рассердился Абдалла, - ты не даёшь мне докончить сказку.
- Да я просто подумала, что тогда его можно было бы поцеловать, как госпожа Ревекка вчера дяденьку лыцаря, и он бы ожил! - девочка все никак не хотела отпускать полюбившуюся ей историю.
Абдалла серьезно посмотрел на еврейку. Та ответила ему возмущенный взглядом. Уж кто-кто, а он должен был знать, что такое "поцелуй жизни" . И понимать, что от этого и до утех плотской любви расстояние, как отсюда до столицы Палестины. Нет, как до луны!
Громкий крик со стороны входа в прецепторию возвестил о возвращении оруженосца.
Впустив Болдуина, Ревекка и сарацины с тревогой ожидали вестей, но он не удостоил их своим вниманием, пройдя сразу в комнату к храмовнику. Тот дремал, но сразу же проснулся, заслышав шаги на лестнице.
- Добрый вечер, господин.
- Какие новости, Болдуин?
Тот смешался и не знал, что ответить сперва.
- Начнем с хорошей новости, сэр. Вы мертвы.
- Так-так, - насмешливо ответил храмовник. - вот уж не думал, что это когда-нибудь станет для меня хорошей новостью. Но погоди. Если есть хорошая новость, то должна быть и плохая. И что же стряслось?
- Кто-то отравил колодец в одном из сел. Притом, в одной деревне появилась бешеная лиса - загрызла трёх человек и перебила кучу живности. И потом… ходят слухи, господин, что пропадают дети….
- Болдуин! - зарычал рыцарь, и без того не отличавшийся особым терпением, - Ты что, намерен пересказывать мне все деревенские сплетни?
- Нет, господин, но…
- Что но? Дурья твоя башка, дойди, наконец, до своей цели. Что плохого в том, что пару кур передушили?!
- Да не в этом дело, господин, а в том, что люди боятся колдовства. Суд над еврейкой всколыхнул волны народного гнева. Вы же знаете не хуже меня, как ненавидит простой народ этих ростовщиков. Как презирают евреев равно за их веру и за их богатство, втайне завидуя? Люди чураются еврейских обычаев, равно как и их познаний в медицине или в денежных делах. Возвращение законного короля Англии направило меч карающий против тех, кто помогал брату короля. А как вам должно быть известно, еврей Исаак из Йорка, отец Ревекки, известен как человек, ссудивший Джону Безземельному крупную сумму денег. Для не слишком законных целей, увы.
- Одним словом, сочетание различных знамений - воскрешение Ательстана Конинсбургского - помните, я вам рассказывал, - Буагильбер согласно кивнул. - ваша мнимая смерть от колдовства. И тут ещё и цепь мелких событий - все это тлеет пока тихо, но может вспыхнуть.
- Я понимаю, к чему ты клонишь, мой верный Болдуин, - сказал храмовник после недолгого раздумья. - Ты говоришь о еврейских погромах?
- Именно так, господин.
- Что ж…. Подождем пока, надеюсь, что у нас есть ещё хотя бы несколько дней…
- На что, господин? - поразился оруженосец
- На то, чтоб успеть предупредить евреев, Болдуин. И нет никакой нужды говорить мне, что это рискованно - я и сам это знаю. Но для нас слишком опасно просто ждать и ничего не делать - покончив с евреями, они возьмутся за нас.
Болдуин был поражен. Никогда надменный храмовник не выказывал особого расположения к евреям. Ревекка, конечно, была достойна особого отношения, но жалеть евреев? Принц Джон, которому Исаак ссудил немало денег, издевался над ним на турнире. Реджинальд Фрон де Беф, ныне покойный, не далее, как неделю назад обещал поджарить того же еврея на решетке, с попущения Буагильбера. Да и в Палестине отношение храмовника к евреям было простым и жёстким. Хотя и более терпимым - все же орден довольно часто вел с ними дела, а сам Бриан был прецептором в одной из резиденций ордена на святой земле.
В общем, как справедливо заявил когда-то шут Вамба, "храмовники любили еврейские денежки, но не любили евреев".
- Господин, - осторожно начал он, - вы уверены, что нам нужно ввязываться в это?
- Что, Болдуин, ты хочешь мне сказать, что я совсем раскис? - усмехнулся рыцарь. - ты прав, мой верный слуга. Эта девушка что-то делает со мной - мне хочется, чтоб она была спокойна и довольна, я не в силах просто оставить и забыть ее, как многих других в своё время. Может, я и вправду околдован этой Эндорской волшебницей?
- Знаете, господин, осмелюсь сказать, что она конечно, и неверная, и наглая и слово ей поперек не скажи - однако я молиться на нее готов, за то, что спасла вам жизнь!
Храмовник задумчиво посмотрел в окно и ничего не ответил.
Комментарий к Глава восьмая
Элия поет песню "Дорога в рай или ад" Канцлер Ги. Эта же песня является эпиграфом.
========== Глава девятая ==========
Срезал дорогой высокий стебель
Смотрел себе под ноги и видел небо
Холмы кострами объял золотыми
И глядя в пламя, шептал ее имя (с)
Мельница, «Ночная Кобыла»
Ревекка, меж тем, ничего не знала о грозящей ее семье и друзьям опасности. Она, конечно, весьма беспокоилась о своем отце, чей возраст вкупе с потрясениями последних дней не могли прибавить ему здоровья. Про себя Ревекка решила, что, как добрый врач, доведет до конца выздоровление храмовника, после чего попробует бежать вместе с детьми. Не было никакой возможности передать весточку отцу, поэтому она не могла рассчитывать на помощь. Про себя Ревекка немного удивлялась тому, что за прошедшее время никто из родичей или слуг не нашёл их - Болдуин при похищении не скрывал того, откуда он приехал и куда направлялся.
Она решила попробовать ещё раз поговорить с Буагильбером.
Удивительно, но когда он прошлой ночью держал ее за руку, ей больше ничего не снилось. Впрочем, учитывая общую усталость, это и неудивительно.
Девушка потянулась, вставая. Кроме нее и Амета, нёсшего первую стражу, замок, казалось, спал. Потихоньку прогорели угли в очаге, делая невозможным чтение. По приказу рыцаря верный Болдуин сегодня ночевал в одной из комнат внизу - храмовник заявил о своей готовности делить комнату только с прекрасной еврейкой. Уж она с радостью отказалась бы от такой чести, но, с другой стороны, как ещё она сможет приглядывать за больным?
Ревекка вошла в спальню, чувствуя, как ее немного пошатывает от усталости. Это хорошо, может, ей удастся опять провалиться в сон и немного отдохнуть?
Она подошла к кровати спящего рыцаря, лёгким жестом трогая его лоб, аккуратно, чтоб не разбудить. Большого жара не было.
Лицо его, сейчас спокойное, в колеблющемся свете очага, показалось ей привычным и даже…красивым?! Несмотря на страшный шрам и щетину, храмовник и вправду был недурён собой, особенно, когда с его чела пропадало надменное выражение, говорящее о привычке к неограниченной власти. Правда, сейчас болезнь наложила на него свой отпечаток.
Темные волосы за время долгого лежания потускнели и свалялись, резко обозначились скулы, лицо похудело. Загар - и тот побледнел за время, проведенное им взаперти.
И все же это лицо дышало смелостью, силой и властью. Есть такие люди, хоть надень на них рубище прокаженного и увенчай их ведром вместо шлема - всё равно будет видно их происхождение.
«Если б он употреблял свои возможности на добрые и богоугодные дела, сколько хорошего мог бы он сделать» - невольно подумала Ревекка. – «Впрочем» - тут же одернула себя девушка, - «ещё неизвестно, какие дела у назареян считаются добрыми. История учит нас, что в иные времена и гонения на евреев считались у них мужественными и достойными уважения.»
Еврейка со вздохом отошла к окну, глотнуть ночной прохлады. Болдуин усердно прогревал покои господина, забывая о том, что больному не помешал бы свежий воздух.
Ночь была лунная, звезды казалось большими и совсем близкими. Где-то всхрапывала лошадь.
Ревекка попыталась пригладить свои волосы и обнаружила, что они сбились в жуткий колтун, расчесать который можно было бы только при помощи горячей воды и мыла. Или просто срезать волосы, как после тифа, невесело усмехнулась она.
О тамплиерах и мытье ходили разные слухи, ибо ввиду запретов на содомию устав ордена строго ограничивал купания. Но, с другой стороны, она-то не тамплиер. Да и детей помыть бы не мешало. А гордого рыцаря можно уговорить помыться, ссылаясь на пользу его же здоровью. Остальные же пускай делают все, что захотят, она не может им приказывать.
- Не стой у окна, простудишься. - послышалось с кровати хриплое. - или ты с тоской вспоминаешь, как остановила меня в Торкилстоне?
- Я с тоской думаю о доме и своем отце, - призналась Ревекка, не оборачиваясь. А вам, сэр рыцарь, надо бы безо всякой тоски подумать о мытье, свежем белье и бритьё, если вы не хотите пугать своим видом ворон над прецепторией.
- Почему именно ворон? - развеселился храмовник, садясь поудобнее.
- Потому, что люди сюда не забредают , а мы давно ко всему привыкли.
Она наконец перестала делать вид, что что-то внимательно разглядывает в окне. Но при этом не могла заставить себя посмотреть на Буагильбера, и просто опустила голову.
Ревекка с раннего детства заметила за собой такую особенность - если она гневалась на близкого ей человека, она не могла заставить себя посмотреть ему в глаза. Но до сих пор у нее не было сложности в том, чтоб встретить взгляд храмовника, не отведя глаз.
«Значит ли это, что я стала воспринимать его по-другому? И почему так произошло?»
- Кроме этого, я собираюсь помыть детей, - продолжала она, - и постирать всю одежду. И примите мой ценный совет - заставьте помыться вашего верного оруженосца. Я уже издалека могу его учуять, и это оставляет не самое приятное впечатление. Боюсь, что если так будет продолжаться, прецепторию сожгут, как источник заразы.
Шутка получилась мрачноватой, но Буагильбер все равно улыбнулся. И вновь, Ревекку поразило то, как изменилось его лицо в этот момент.
- Улыбайтесь почаще, сэр рыцарь - почти против своей воли проговорила она, - вам идёт.
- Это просто я тебе начинаю нравиться, - самодовольно произнес он. Пользуясь тем, что она подошла поближе, он накрыл ее руку своей. - Милая девушка, ну дай же себе наконец волю! Просто прими от меня то поклонение, которого ты достойна.
- Ага, а потом вы умчитесь дальше, сэр рыцарь, завоёвывать новые города и новых дам, а я останусь с ребенком на руках - опозоренная, оболганная. Даже и не знаю, как мне отказаться от такого поклонения?
- Гордая девица! - укоризненно воскликнул храмовник, - клянусь всеми ангелами (которым, разумеется, далеко до твоей красоты), если б наши рыцари так же отважно защищали Гроб Господень, как ты - свою честь, Саладин и по сей день стоял бы под его стенами!
- Если ваши рыцари, сэр Бриан де Буагильбер, так же трусливо сражаются, как нападают на беззащитных женщин - большим отрядом - могу только позавидовать Саладину!
Больной закашлялся вперемешку со смехом.
- Прекрасная Ревекка! Вы уморите меня своим упрямством, едва успев спасти.
- Тут уж ничего нельзя поделать, гордый храмовник. Не ваш ли орден представляет целомудрие высшей добродетелью?
- Это лишь потому, что ни одна дама не согласится даже приложиться губами к этим сбрендившим с ума "святым мощам", которые от долгого воздержания и аскезы окончательно лишились разума.
- Ах, сэр Бриан, неужели вы так мало поддерживаете ваших гроссмейстеров, христианнейших и наисвятейших?
- Лицемернейших и наиподлейших, хотела ты сказать. Из тех, кто подавая милостыню босоногому монаху, после разорят долгами его обитель, - мрачно проворчал Буагильбер.
- Вам лучше знать своих братьев. Но отчего же тогда вы привезли меня в это гадючье гнездо?
- Это, как ты изволила выразиться, "гнездо", много лет было мне верным пристанищем. По крайней мере, на время моих возвращений из Палестины. Не моя вина в том, что мои идеалы и взгляды на жизнь так резко изменились под твоим влиянием. Но так и есть, я менялся, а другие - нет, слишком уж закоснели они в своих убеждениях.
- Отчего же тогда ты принял мою перчатку? Отчего же не помог мне бежать?
- Видит бог, Ревекка, я хотел этого. Хотел всем сердцем, с того самого момента, как понял, что мне не дадут защитить тебя под видом странствующего рыцаря. Но негодяй Мальвуазен убедил меня в том, что меня не выпустят даже за пределы процептории. Больше того, я собирался бросить твою перчатку в лицо старого изувера Бомануара, вместе с отречением от ордена. Ничего из этого мне не дали бы сделать. Они обвинили бы тебя в том, что ты заколдовала меня, и теперь уж точно сожгли бы, без всякого суда. А меня бы лишили сознания удавкой или ударом камня по голове, и я сам не заметил бы, как оказался в подвале. Там из меня усердно изгоняли бы бесов ударами бича и молитвами, а на закуску поливали бы солёной и святой водой.
- Тогда я не понимаю. Как ты предлагал мне бежать, если знал, что это невозможно?
- В прецептории есть тайный ход. Он начинается в одном из подвалов. Беда в том, что он мал, завален всяким хламом, и взрослому мужчине там не пройти. Только ребенок или девушка, достаточно худая, смогут пролезть там. Я привел бы тебя туда и прикрывал бы твой отход, сколько смог бы.
- А сам что бы ты сделал после?
- Понятия не имею, - он слегка пожал плечами. - Действовал бы по ситуации, скорее всего.
- Ну хорошо, - Ревекка вдруг заметила, что уже давно говорит храмовнику "ты", - но ты же согласился биться против Айвенго. Значит, твоя честь для тебя значила в тот момент больше, чем моя жизнь.
- Нет, Ревекка, ты ошибаешься. Я согласился, это так, но битвы бы не было. И не моя вина, что я выжил.
- Что ты имеешь в виду, сэр рыцарь? - Еврейка вдруг ощутила дрожь. Она не была уверена, что готова услышать ответ.
Горькая усмешка тронула лицо храмовника.
- Да, моя прекрасная врач, ты все правильно поняла. Я собирался ему поддаться и пасть от его руки. Только так я мог бы сохранить свою честь и твою жизнь. Сохранить же собственную жизнь у меня не было никакой возможности, да и не нужна она мне, жизнь без тебя, уж прости за громкие слова. Поэтому я направил копьё в его щит. Он упал, а я собирался соскочить с коня и предложить ему поединок на мечах. Он не отказался бы, я знал точно. Я с радостью проиграл бы этому выскочке-рыцарёнку и тебя бы освободили. Но мое тело предало меня...
- Не говори о нем так! - с негодованием воскликнула Ревекка.
- Прости, радость моя, но он мой соперник на ристалище. Видимо, не только на нем. Неужели ты влюбилась в назареянина?!
- Сэр рыцарь!!! Вы забываетесь!!! - она зашипела рассерженной кошкой.
