Текст книги "Too expensive for you (СИ)"
Автор книги: ToBeContinued...
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
С какого хуя он, собственно говоря, вообще начал считать этих его клиентов?
За каким хером он думает сейчас об этой рыжей шлюхе?
Какое, блядь, ему дело до проблем этого еблана?
– Привет, Мик, – улыбнулась Мэнди брату, открывающему входную дверь.
– Привет, – кивнул Лип, сидевший рядом со своей девушкой.
– Ага, – ответил брюнет, пересекая гостиную и подходя к лестнице. – Я у себя, – добавил он, не обращая внимания на провожающие его взглядом две пары глаз, обладатели которых сильно удивились отсутствию привычных оскорблений в ответ на свое приветствие.
Пройдя мимо своей спальни, Микки направился дальше по коридору, намереваясь задать Галлагеру пару вопросов, но, взявшись за ручку двери бывшей комнаты отца, замер на месте, прислушиваясь к разговору, что слышался за ней.
– Они не знают, – шептал знакомый голос. – Нет, послезавтра я уеду, пока Лип не заподозрил ничего, – сказал рыжий кому-то. – Пока не знаю, сниму номер в каком-нибудь отеле, – через некоторое время продолжил Йен. – Нет, туда нельзя, они адрес знают, – Микки понял, что тот говорит по телефону. – Невозможно. Такой суммы у меня нет, а к этому мудаку я уж точно не вернусь, и ты прекрасно знаешь почему, – еле слышно проговорил он. – Давай завтра? В Центре? – спросил еще через минуту. – Договорились, в девять. Пока.
– Ничего не хочешь мне сказать? – открывая дверь, громко спросил Микки, заходя в комнату.
– Что? – широко раскрыв глаза, ответил Йен, пряча телефон в карман. – Это моя шапка, Мик, – проговорил он, кинув быстрый взгляд на головной убор, который валялся рядом с ним на кровати.
– Какая нахуй шапка? – нахмурившись, переспросил Милкович, не понимая, о чем говорит парень, но, заметив предмет разговора, тут же позабыл о причине, что привела его к дверям комнаты Йена, и начал закипать, потому что понял, где Галлагер ее взял.
В жизни Милковича было всего два места, куда было строго запрещено врываться посторонним без его согласия – его задница и его комната. И если за сохранность первой он был относительно спокоен, потому что весь день она была под его присмотром, то во вторую сегодня бесцеремонно вторгся рыжий мудак, лупивший сейчас на него свои блядские глаза с кровати.
Если Йен думал, что все, что он видел раньше, можно было назвать злостью, он очень сильно ошибался.
– Блять, ты с первого раза не понимаешь, что ли? – прорычал Милкович, подлетая к нему. – Ты опять трогаешь мои вещи без разрешения? – шипел он, хватая парня за предплечье, потянув на себя, заставляя подняться.
– Но это мои вещи, – вырывая руку, огрызнулся рыжий, смотря в голубые глаза, горевшие адским пламенем.
– Но они, блять, лежат в МОЕЙ комнате, – теряя контроль над собой, проорал Микки во все горло. – Какого хуя ты делал там? Ты читать не умеешь? Или ты слишком туп, чтобы понять, что означает «оставайтесь снаружи»?
– Я хотел положить полотенце, которое купил тебе, – также повышая интонацию своего голоса, ответил Йен, делая шаг вперед, подходя слишком близко к разъяренному парню.
– Да в жопу запихни ты себе свое ебаное полотенце! – надрывался Милкович. – У тебя там места много, столько народа там уже побывать успело! – выдал он следом, уже переставая следить за тем, что говорит.
– Заткнись, – прошипел Галлагер, чуть наклоняясь, приближая свое лицо к лицу брюнета.
– Чё, блять, не всем понравилось? – выплюнул Микки, приподнимаясь на носочки, чтобы сравняться с тем ростом.
– Пожаловались на Керти… – короткий, но весьма ощутимый удар в челюсть прервал Милковича.
Отступив от неожиданности на шаг назад, он крепко сжал кулаки и тут же налетел на Галлагера, нанося ответный удар, попадая аккурат в скулу стоявшего напротив парня, что уже занес руку для новой атаки.
Один за одним наносились беспорядочные удары, на лицах обоих парней появились кровоподтеки и небольшие ссадины – в маленькой комнате на втором этаже дома Милковичей завязалась драка.
Хватая Йена за волосы, Микки занес кулак для нового удара, но тут же получил смачный тычок под ребра, заставляющий согнуться пополам. Не разгибаясь, брюнет сделал несколько больших шагов вперед, хватая Йена за бока и толкая его к ближайшей стене.
– Никогда, сука, слышишь, никогда не смей заходить в мою комнату без разрешения, – рычал Милкович, выпрямляясь, крепко прижимая руки Галлагера к шершавым обоям, слыша его тяжелое дыхание, что шумело в ушах, заглушая все остальные звуки. – Никогда не трогай мои вещи, – выдохнул он, придвигаясь ближе, вдавливая парня в стену своим телом, чувствуя резкий запах ржавчины от крови, сочившейся из его рассеченной брови. – Не подходи ко мне, – прохрипел, наклоняясь к лицу парня, ощущая в своих штанах легкий толчок возбужденного ограна.
«Поцелуй меня», – подумал, впиваясь в приоткрытый рот рыжего своими губами.
– Эй, ребята, у вас все в порядке? Мы слышали шум.
Комментарий к Мысли
Привет, мои дорогие!
Очень надеюсь, что кому-то понравится…
Жду ваших отзывов, комментов и критики.
Не пожалейте пары слов для автора =)
========== Поцелуи и вопросы ==========
Всё в этом поцелуе было как-то слишком.
Слишком много зубов, что ударяясь друг о друга, кусали и царапали губы; языков, сильных, настойчивых, не прекращающих движения ни на секунду, каждый из которых хотел захватить лидерство, проникнуть глубже, ворваться, подчинить себе, не подчиняться; слюны, смешанной с кровью, горькой, соленой, с характерным металлическим привкусом, на который было сейчас всем наплевать; пальцев, что цеплялись за мягкую ткань рубашки или тянули рыжие волосы.
Слишком высоко поднялась в маленькой комнате температура воздуха, который втягивался разбитыми носами, обжигая легкие при каждом новом вдохе; двух тел, что неистово терлись друг о друга в попытке быть еще ближе, соприкоснуться каждой своей клеточкой, слиться воедино.
Слишком чувствительными были каждое прикосновение, движение навстречу, тут же находившие отклик в широких штанах брюнета, которые топорщились теперь слишком заметно и, можно было бы сказать «неприлично», если бы не ответная реакция возбужденного органа, стиснутого довольно-таки узкими джинсами рыжего совсем рядом.
Слишком громко прозвучал голос Мэнди, распахнувшей дверь:
– Ребята, у вас все в порядке? Мы слышали шум, – обеспокоено спросила девушка, делая шаг вглубь комнаты, но тут же замирая на месте, заметив двух молодых людей у стены напротив. – Хм, простите, – прошептала она, отступая. – Мы подумали… – но заканчивать фразу не решилась. – Эй, Лип, не хочешь пойти прогуляться? – крикнула она своему парню, поторопившись выйти, плотно закрывая за собой дверь, направляясь в сторону лестницы с легкой улыбкой на губах.
– Блять, – отлетая от Галлагера на приличное расстояние, прорычал Микки, услышав звук захлопнувшейся двери. – Сука, – сплевывая на пол розовую жижу, которой был полон рот, прошипел он, осознавая, ЧТО только что произошло.
Запуская пальцы в волосы, брюнет крепко сжал растрепанные пряди, пытаясь вернуть мозгу способность соображать, усмирить внезапно нахлынувшее возбуждение и вернуться к хорошо уже известному и привычному для себя гневу.
А рыжий все также стоял у стены, тяжело дыша, поднимая руку и прикасаясь к саднящим покрасневшим губам, широко распахнутыми глазами следя за каждым движением брюнета, начинающего метаться по комнате.
– Уйди, – еле слышно произнес Йен, делая шаг навстречу парню. – Выйди из моей спальни, – уже громче попросил он, но звучала эта просьба как-то уж совсем не уверенно.
– Это не твоя спальня, – ответил Милкович, не решаясь поднять глаза на Галлагера, прекрасно понимая, что одного единственного взгляда будет достаточно, чтобы сорваться снова.
– Выйди! – потребовал Йен, подходя ближе, толкая Микки в грудь, изо всех сил сдерживая себя от того, чтобы снова не вцепиться в хлопковую ткань клетчатой рубашки брюнета, что и так была уже изрядно помята. – Не смей больше никогда делать этого! – кричал он отступающему на пару шагов парню.
– Что, рыжик, нужно было сначала заплатить? – ухмыльнулся Милкович, рукой потянувшись к заднему карману своих штанов. – Не знаю твоих расценок, но этого должно вполне хватить, – мятая двадцатка полетела к ногам Йена, прежде чем Микки развернулся, чтобы выйти из комнаты, не забыв попутно громко хлопнуть дверью.
– Сука, – прозвучало одновременно по обе ее стороны.
Микки Милкович не любил целоваться. Нет, он просто ненавидел это «слюнявое дело».
Не понимая, что такого особенного все нашли в этих блядских поцелуях, он всегда старательно избегал их, не позволяя никому дотрагиваться до своих губ, отстраняясь при возможности или начиная угрожать, если партнер был слишком настойчив.
Возможно, эта неприязнь была вызвана какими-то детскими психологическими травмами, возможно, неудачным опытом в подростковом возрасте, Милкович и сам не смог бы вспомнить сейчас, откуда это взялось.
Но в одном он был уверен на сто процентов: никогда Микки не целовал никого по собственному желанию. Да и желания этого, собственно говоря, у него никогда не возникало.
До этого момента.
Возвращаясь в свою комнату, совсем уже позабыв о причине, которая повела его к Галлагеру, Милкович тер свои губы тыльной стороной ладони, размазывая по ним кровь, сочившуюся из рассеченных костяшек, пытаясь избавиться от привкуса, что чувствовался на них до сих пор, ощущения ебучего Галлагера, вгрызающегося в его рот так самоотверженно, настойчиво, мокро и, сука, так возбуждающе.
Падая на кровать, чувствуя каменный стояк в своих штанах, и даже не потрудившись очиститься от запекшихся уже бордовых разводов на своем лице, Микки уткнулся в подушку, настойчиво игнорируя мысли о том, что двадцать баксов за то, что произошло только что в комнате отца – чертовски малая плата.
Йен Галлагер очень любил целоваться. Нет, он просто обожал это дело.
Будь то легкое прикосновение к щекам своих сестер при встрече или прощании, нежный поцелуй в макушку маленького Лиама на ночь, невесомая ласка губ любовника, или страстный, глубокий поцелуй, сопровождаемый глухими стонами в приоткрытый рот, что исследовался быстрыми движениями языка, распаляя и возбуждая молодое тело.
Он любил поцелуи, все, без исключения, ведь каждый из них всегда был особенным, не похожим ни на один другой.
Но так уж случилось, что в последний раз Йен целовался больше полугода назад.
Конечно, возможностей, как, впрочем, и желающих, было предостаточно, ведь многочисленные посетители «Ласточки» всегда готовы были отвалить еще пару сотен зеленых за недоступные другим губы рыжего танцора, но в прейскуранте Кертиса данный пункт был четко оговорен. Не раз его клиенты проявляли настойчивость, принуждая молодого человека, но ни один из них никогда не добивался своего.
Слишком большое значение придавал Галлагер этой невинной на первый взгляд ласке, значительно уступающей всему тому, что он уже не раз делал за деньги.
Слишком большую роль для Йена в поцелуе играло слово «взаимность».
До этого момента.
Едва слышно ступая по холодному полу, он вышел из комнаты, направляясь в ванную, чтобы смыть с себя кровь, продолжающую стекать по его скулам, начисто вымыть руки с перебитыми костяшками, что постепенно начинали опухать, и как следует прополоскать рот, в который еще несколько минут назад без разрешения и так бесцеремонно вторгся Милкович, толкаясь вглубь языком, кусая губы зубами, вызывая ответную реакцию тела рыжего, возбуждая и заводя.
Зачерпнув пригоршню воды, Йен умыл лицо, стараясь не смотреть в зеркало, ведь, определенно, картинка там ему не понравится, небольшим куском мыла отчистил запекшуюся кровь на ладонях и закрутил кран обратно, так и не взяв с тумбочки пасту.
Крепко сжимая челюсти, Галлагер вернулся в свою комнату и подошел к шкафу, намереваясь переодеться, чтобы свалить из этого чертового дома, в котором он впервые возбудился от того, что его взяли силой, настойчиво игнорируя мысли о том, что ему это слишком понравилось, что сам с удовольствием бы протянул Милковичу двадцатку, чтобы он это повторил.
– Далеко собрался? – услышал Йен за своей спиной, делая первый шаг по лестнице, ведущей на первый этаж, поудобней перехватывая сумку со своими вещами, спустя полчаса скоропостижных сборов.
– Какое тебе дело? – продолжая спускаться, ответил он, не оборачиваясь.
– Мне-то похуй, брату твоему что сказать? – следуя за рыжим, продолжил допрос Микки.
– Я сам ему позвоню, – бросил Галлагер, продолжая двигаться вперед.
– Тебе даже идти некуда, – догоняя рыжего у входной двери, проговорил Милкович, хватая того за плечо.
– Переночую в фургоне сегодня, – стряхивая руку Микки, ответил Йен, поворачивая ручку.
– Бля, не пори хуйню, – обходя молодого человека и преграждая ему путь, сказал брюнет. – Здесь будет безопаснее.
– О чем ты? – удивился Галлагер, остановившись, но так и не смотря на Микки.
– Ты прекрасно знаешь о чем, Кертис, – ответил тот, облокачиваясь на дверь. – Тебя ищут.
– Но откуда…
– Тони сказал, – понимая, что хочет спросить Йен, поспешил проговорить Милкович. – Пиздуй наверх и сиди в своей комнате, сюда никто не сунется, – протягивая руку и отбирая сумку у застывшего на месте парня, сказал Микки, пытаясь понять, что это за новое чувство скреблось у него где-то внутри.
Если бы он не был Милковичем, он мог бы сразу догадаться, что беспокоится о рыжем – слишком уж похоже было это чувство на то, что он испытывал каждый раз, когда Мэнди задерживалась после работы или заводила очередного ебыря, который не брезговал побоями и унижением. Если бы у него хватило смелости признаться самому себе в том, что ему небезразличен человек, стоявший рядом.
– Никуда ты не пойдешь, – настойчиво сказал Микки, пихая Йена в сторону гостиной. – Не хочу потом лупоглазому объяснять, что по моей вине его младшенького отхуярили, – добавил он, пытаясь казаться равнодушным.
– А как ты ему объяснишь то, что полчаса назад сам сделал это? – спросил Галлагер, подчинившись указаниям брюнета, проходя в комнату.
– О, Мэнди поможет мне, когда узнает, за что ты получил пизды, – откидывая сумку, что до сих пор держал в руках, в сторону, улыбнулся Микки.
– Только сначала устроит допрос с пристрастием по поводу того, что ты поцеловал меня, – выдал Йен, садясь на диван, наконец, поднимая взгляд на лицо парня, шедшего следом, пытаясь распознать в нем хоть какой-то намек на эмоции, вызванные его фразой, не понимая, зачем это ему, вообще, нужно.
Милкович больше не выглядел разозленным, нет, его движения были плавными и спокойными, и, если бы не яркие алые пятна на его коже, напоминающие о недавней драке, Йен мог бы с уверенностью сказать, что перед ним стоит все тот же парень, который каждый день ошивался рядом, в доме которого они с Липом жили уже почти неделю. Тот же Милкович, что так любил язвить и оскорблять Галлагеров, не упуская ни единой возможности поддеть парней, сдабривая каждую новую фразу обильным количеством матершины. Совершенно не тот человек, что еще некоторое время назад впивался в его рот своими губами.
– Зачем ты это сделал? – спросил Йен напрямую, так и не найдя ответов на перепачканном кровью лице Микки.
«Блять, как будто я сам знаю», – пронеслось в голове брюнета, но вслух он сказал совсем другое:
– Я на УДО, мне вышка светит за убийство, – пробубнил он, останавливаясь возле дивана. – А тебя, блять, и убить мало было за то, что роешься в моих вещах.
– За изнасилование не меньше дают, – улыбнулся Галлагер, поражаясь тому, что сам не испытывал больше злости на стоявшего рядом молодого человека за то, что тот поцеловал его.
– Какое нахуй изнасилование? – возмутился брюнет. – Как будто ты сам не пихал свой блядский язык в мой рот, – проговорил он, чувствуя, что снова начинает заводиться от воспоминаний о произошедшем в комнате отца.
– Я пытался оттолкнуть тебя, – ответил рыжий, но интонация голоса не смогла убедить бы даже его самого в правдивости произнесенных слов.
– Нихуя, – Милкович не повелся. – Ты хотел этого.
– Нет, – замотал головой Галлагер.
– Да, блять, – не сдавался брюнет. – Я просто хотел прекратить эту ебаную драку, чтобы не убить тебя, а ты вцепился в меня.
– Ну-ну, – кивнул Йен, отводя взгляд, прекрасно понимая, насколько нелепо звучала отмазка Милковича. – В следующий раз лучше просто выйди из комнаты, – добавил он, потянувшись за пультом от телевизора.
– В следующий раз? – вздернул брови его собеседник, отгоняя от себя мысли о том, что рыжий говорит о следующем поцелуе, а не о новой драке.
– У тебя трава осталась? – игнорируя вопрос Микки и свои размышления на тему неосторожно брошенной и достаточно двусмысленной фразы, проговорил Йен, снова повернувшись к нему.
– Наверху, – через некоторое время ответил Милкович, размышляя над тем, что не понимает этого рыжего мудака, который всего полчаса назад накинулся на него с кулаками, а теперь хочет вместе накуриться.
– Тащи, – улыбнулся Галлагер, наконец, найдя в телевизоре нужный канал. – Только умойся сначала, смотреть противно.
– Иди в пизду, – огрызнулся брюнет, направляясь к лестнице. – Ты… – оглянувшись через плечо, хотел спросить.
– Не уйду, – перебил его Йен, не оборачиваясь.
– Эм, Галлагер? – остановившись на последней ступеньке, позвал Микки.
– Что? – услышал он с первого этажа.
– Вернешь мне бабки? Мне сигарет не на что завтра будет купить, – понимая, насколько абсурдно звучит его вопрос, прокричал Милкович.
– В комнате забери, – ответил рыжий. – Приятно знать, что ты выложил последнюю двадцатку за то, чтобы поцеловать меня, – не сумев сдержать улыбки, добавил Йен, откидываясь на спинку дивана.
– Ой, иди нахуй, – услышал он сверху.
«Странный ты, Милкович», – подумал он, поражаясь переменчивости настроения брюнета, который некоторое время назад был готов убить его за то, что тот без разрешения вошел в его комнату, затем поцеловал, а теперь продолжал общаться с ним, как ни в чем не бывало.
– Так ты расскажешь, что произошло? – добивая косяк, спросил Микки, потянувшись к пепельнице. – Почему ты прячешься?
– Не думаю, что тебе это нужно, – мотнул головой рыжий.
– Бля, ты вообще-то в моем доме хоронишься, наверное, я должен знать, на случай, если тебя начнут искать здесь, – настаивал Милкович.
– Не начнут, – продолжал сопротивляться Йен. – Я уеду в воскресенье.
– Что такого сделал этот мажор, что ты съебался? – пытаясь намекнуть Галлагеру, что часть истории ему была уже известна, продолжал допрос Микки.
– Я узнал его, – ответил Йен, отводя взгляд в сторону, ничуть не удивившись осведомленности молодого человека, сидевшего рядом, прекрасно понимая, что белобрысый бармен уже успел разболтать ему все.
– И чё?
– Мы с ним однажды уже встречались, – продолжил он, едва заметно коснувшись своего правого запястья, привлекая к нему внимание брюнета.
Тонкий белый шрам виднелся на бледной коже Галлагера чуть выше ладони, аккурат на выпирающей косточке, охватывая его руку кольцом.
– И я бы очень хотел, чтобы это не произошло снова, – прошептал он, прикрывая веки, вспоминая лихорадочный блеск в темных глазах, сокрытых черной маской, и низкий голос, что, кажется, навсегда записался где-то на задворках его памяти и сейчас снова гудел в ушах, возвращая воспоминания той ночи, о которой так хотелось забыть. – Я пойду спать, – резко поднявшись с дивана, проговорил Йен, бросая быстрый взгляд на Микки, что не скрывая своего интереса, рассматривал его.
– Но… – хотел было возразить Милкович, наблюдая за изменениями в лице рыжего, за вмиг потухшими зелеными глазами, что продолжали смотреть куда угодно, только не на него.
– Не стоит, – засовывая руку со шрамом поглубже в карман, перебил его Галлагер. – Поверь, тебе лучше этого не знать, – обходя диван, добавил он, направляясь к лестнице, прекрасно понимая, что уснуть сегодня ему вряд ли удастся.
«Да что ж, блядь, там произошло такого, что ты не хочешь говорить?»
Комментарий к Поцелуи и вопросы
как всегда =)
очень надеюсь, что эта часть кому-то понравится.
жду ваших отзывов, критики и просто пары слов для меня.
Спасибо всем, кто все еще здесь, со мной и моими Галлавичами!
========== БОНУС. Одна очень длинная ночь (NC!!!) ==========
Выражаю свою благодарность Angry Fapper за создание этого Бонуса, полностью взваленного на ее хрупкие плечи, голову и пальцы=)
Очень сложная для меня в эмоциональном плане глава, которую я написать, наверное, никогда и не смогла бы…
ВНИМАНИЕ!!!
Данная глава содержит подробное описание сцен насилия и не рекомендована к просмотру лицам, не достигшим совершеннолетия.
Раньше, что бы ни происходило с этой чёртовой жизнью, Йен никогда не жаловался, не просил о помощи, не унижался.
До одного дня…
Восемь месяцев назад.
POV Ian
Полутьма. Кратковременные вспышки яркого света.
В миг, когда свет озаряет огромное помещение, глазу предстают роскошные интерьеры, мелькают фраки, платья, смокинги; а через секунду всё это снова погружается во мрак. Люди в масках двигаются не в такт музыке, да и какая разница, какая музыка, её давно никто не слышит. Без сомнения они все уже поддались наркотическому дурману, скорее всего присутствующему даже в воздухе.
Столько различных запахов: дорогие духи, пот, алкоголь – подобно людям сливаются в танце, образуя гремучую смесь, так легко раскрывающую сладостные пороки и низкие желания дам и господ, скрывающих лица за масками, чтобы бессовестно потонуть в грехе.
Я смотрю на это безумие по-детски заворожённо. Я, кажется, единственный пришёл сюда без маски. Я ловлю на себе изучающие взгляды. Я, очевидно, выделяюсь, но кто сказал, что это плохо?
Меня охватывает трепет, то самое чувство приближения чего-то неотвратимого. И я делаю шаг за шагом сквозь бесчинствующую толпу, сам не замечая, что приближаюсь к бездне, откуда нет выхода. Но сейчас всё, что я чувствую – это нетерпение, отдающее лёгким покалыванием в груди.
Частное мероприятие, только для избранных. Что же тогда здесь делает рыжий мальчишка из бедного района? Ответ прост и понятен – пытается заработать. Аренда за съёмную квартиру, которую с недавних пор я вынужден тянуть один, давно закончилась, а денег нет совсем.
Нужно было срочно что-то делать, ведь риск оказаться на улице был слишком велик.
И когда прошёл слушок об этом действе, я заинтересовался – говорили, тут можно неплохо подзаработать. Весь вопрос как? Да, так же как и всегда: подцеплю какого-нибудь богатого мужика, дам ему трахнуть себя разок-другой и немного побуду содержанкой, пока не придумаю что-нибудь получше.
Схема достаточно проста, но очень действенна, и уже не раз приносила свои плоды в виде хрустящих купюр, что грели сквозь плотную ткань кармана джинсов в особенно холодные дни.
Обвожу глазами помещение в поисках возможной жертвы, ловя на себе множество взглядов, и с лёгкостью читаю в них всю палитру уже давно знакомых красок, настоящий градиент: интерес, желание, похоть…
Неожиданно, прямо над ухом раздаётся приятный мужской баритон:
– Ищешь кого-то?
Я не вздрагиваю и не отшатываюсь (в таких местах так не принято), только непринужденно поворачиваю голову в сторону говорящего – им оказывается зрелый мужчина чуть выше меня ростом, с копной угольно-черных, наверняка крашеных, волос и такой же черной маской, скрывающей глаза моего новоиспеченного собеседника. Мой выбор не заставил себя долго ждать, и на моём лице невольно появляется улыбка.
– Нет, просто осматриваюсь, – спокойно отвечаю я, музыка не заглушает мой голос, мы стоим достаточно близко, чтобы он мог меня расслышать, возможно, он стоит даже слишком близко для незнакомца, но я не отхожу, чтобы не выдать своей нерешительности, неопытности, непринадлежности к этому обществу. Сейчас я – актёр, и я могу сыграть всё, что угодно.
– Как тебя зовут? – спрашивает он.
– Джейк, – не моргнув и глазом, лгу я.
– Почему ты без маски, Джейк? Ты нарушаешь правила маскарада.
– Кто сказал, что я без маски?– заглядывая в глаза своего собеседника, загадочно ухмыльнулся я.
Мужчина тоже заулыбался и направился к барной стойке, жестом предлагая последовать за ним.
– Ты мне нравишься. Я Алан. Могу я предложить тебе выпить?
– Можешь, – нагло отвечаю я, и Алан снова скалится. Я раскусил его с первой минуты: таких как он нужно заинтриговать, чтобы получить контроль над ситуацией.
Он платит, я пью. Выпивка тут, к слову, недурная и, определённо, очень дорогая, но сейчас меня это мало волнует. Мы разговариваем, шутим, хотя уже оба знаем, что это просто-напросто формальность, и в каждом слове, которым мы обмениваемся, сквозит ложь. В этом смысл маскарада – на одну ночь ты можешь быть кем угодно.
Рассказываю об учёбе в университете и жизни в общежитии, о которой не имею никакого представления, о том, что родители и младший брат живут в другом городе. Он рассказывает что-то о политике, пока я медленно напиваюсь в хлам, а в другом конце зала начинается оргия.
Вечеринка превращается в содом, люди, наконец, теряют всю свою напускную красоту и опускаются до уровня инстинктов, избавляясь от одежды и лишних мыслей, они без разбора ласкают друг друга – мужчины, женщины, это уже не важно, все слились в одно целое и, может быть, они даже счастливы сейчас.
– Мир так забавно устроен. Чтобы показать своё истинное лицо, нужно надеть маску… – окончательно опьянев, смеюсь я, облокачиваясь всем весом на барную стойку.
Всё вокруг начинает расплываться, я едва стою на ногах.
– Потому что только избавившись от оков личности, люди могут быть честны перед самими собой. Не важно ни твоё положение, ни возраст, ни имя, всё это становится неважным. К чему вся эта ложь? Почему хоть раз не побыть честным хотя бы перед самим собой?
– Поэтому ты соврал насчёт своего имени? “Алан” это же ненастоящее имя?
– Так же как и “Джейк”, не так ли, Йен?
– Откуда…? – начал я, как вдруг ноги подкосились, и я чуть не упал.
“Алан” вовремя подхватил меня под локоть, а я взглянул на свой стакан, который продолжал держать в руке, и заметил белый осадок на самом дне. Только тогда я понял, какую непоправимую ошибку допустил.
– Мне кажется, нам следует уйти отсюда, – прозвучал совсем недавно казавшийся мне таким приятным голос “Алана” над самым ухом опаляя жарким дыханием.
Я понял, что меня тащат к выходу, потому что всё ещё отчаянно цеплялся за своё сознание, не позволяя себе отключиться. Тело не слушалось, ноги безвольно волочились по полу, глаза смыкались против моего желания, но я из последних сил заставлял себя сохранять рассудок, оглядываясь по сторонам в поисках помощи, однако ждать её было неоткуда – люди вокруг окончательно обезумели, они не услышали бы, даже если бы я закричал. Но кричать было поздно, да и уже невозможно, я не мог выдавить ни слова в протест.
А тем временем, меня уже почти выволокли из клуба.
Я понял, что всё было продумано заранее – снаружи уже ждёт машина, охраняемая парой человек в строгих, застёгнутых наглухо костюмах, на помощь которых уж точно рассчитывать не стоит. Понял, что мне придётся смириться с неизбежным, что меня уже никто не спасёт, когда дверь чёрного Седана захлопнулась, запирая меня внутри кожаного салона, но я старался не думать об этом, потому что сейчас невыполнимую задачу составляло даже просто оставаться в сознании… Но и с этим я больше не мог справляться.
Проваливаясь в неизвестность, я подумал о том, что, возможно, больше никогда не увижу своих родных – Фиону, Липа, Дебс, Карла и Лиама, и даже ненавистного Фрэнка, которого по необъяснимым причинам считал своим отцом гораздо в большей степени, чем проклятого Клейтона, с которым прожил последние несколько лет.
После этого мыслительный процесс прервался, и я потерял сознание.
***
Холодно. Сижу на чём-то жёстком, прислонившись спиной к стене. Пытаюсь открыть глаза, выходит с трудом, однако, когда мне всё же удаётся это сделать, моему помутнённому взору предстаёт мрачное помещение с приглушённым холодным светом лишь одной люминесцентной лампы. Опускаю глаза, чтобы оценить ситуацию: я обнажён. Неудивительно, что мне так холодно, ещё и сижу на голом кафеле.
Хочу подняться, но даже голову повернуть не получается. Тело не двигается, не подчиняется владельцу, оно словно и вовсе не принадлежит мне: ноги и руки выглядят неживыми, похожие на части сломанной марионетки, сложенные в одну кучу. На меня просто жалко смотреть.
Однако, не только тело не реагирует на импульсы, что посылает головной мозг, но и само сознание просыпается медленно и неохотно. Наверно, по-настоящему я прихожу в себя только после того, как ощущаю слюну, вытекающую из правого уголка рта. Знатно же меня накачали.
Пытаюсь вспомнить, как глотать, потому что эта проблема сейчас имеет первоочередную важность. Ну же. Это просто: для начало нужно плотно закрыть рот, чтобы слюна копилась внутри, потом должен сработать рефлекс. Когда с третьей попытки задуманное удаётся, и я сглатываю, я испытываю облегчение и даже немного удовлетворения. Но моя радость длится не долго, сменяясь отвращением к своему унизительному состоянию, а затем я слышу, как кто-то спускается по лестнице.
В этот момент мозг получает толчок к работе, и я вспоминаю, как оказался в этом месте. Страх внезапно сковывает грудную клетку, заставляя дышать глубже. Нечеловеческим усилием воли, заставив себя повернуть голову, я сразу вспоминаю, кем является мужчина, чьи лакированные ботинки появляются перед моими глазами.
– Ты уже очнулся? – прозвучал в полной тишине риторический вопрос. – Потрясающе. После стольких препаратов смог так быстро прийти в себя. Я был уверен, что ты ещё пару дней в отключке пробудешь, – сообщает похититель, присаживаясь на одно колено, чтобы заглянуть мне в лицо. Он так и не снял маску с глаз, поэтому рассмотреть его лицо полностью мне по-прежнему не представляется возможным.
Не свожу пустого взгляда со злополучной маски, в голове какой-то шум, перед глазами всё кружится, но я отчаянно стараюсь уловить смысл произносимых им слов. Открываю рот, чтобы что-то сказать, но вскоре понимаю, что совсем недавно не мог вспомнить, как правильно глотать, поэтому изо рта вырывается только невнятный хрип. Чувствую жгучую злость от того, что не могу совладать со своим собственным телом. Пробую ещё раз… должно быть, со стороны я похож на умирающую рыбу.
– …что… со… мной? – вымучиваю я, спустя несколько минут немых стараний, мой голос звучит тихо и безжизненно, я его не узнаю.
– Что такое? Не можешь двигаться? – псевдо-обеспокоенно переспрашивает “маска”.
В ответ я лишь молча буравлю его ненавидящим взглядом.
– От действия анальгетиков не так просто отойти. Давай-ка, проверим твою чувствительность.
Его руки облачены в белоснежные хирургические перчатки, мне становится не по себе. Он достаёт из нагрудного кармана маленькую иголку. Что он собирается с ней делать?
