Текст книги "Агротора. Дожить до зари (СИ)"
Автор книги: Тея
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
– Я должен был убедиться, что ты доберешься до дома в целости и сохранности, – усмехнулся он, положив руки на полированную крышу. Он вновь был спокоен и собран, словно не ему два часа назад вцепился в горло разъяренный вампир.
– Очень смешно. – Я фыркнула, откинув волосы назад, и сменила тему: – Ладно, я благодарна тебе за подарок. Еще ни один мужчина не додумался до такого.
Волков отвел взгляд в сторону и задумчиво протянул:
– Да, я уже понял, что вам, Стрельцовым, не по душе банальные украшения и шубы.
Это он Машу, что ли, пытался умаслить подобными подарками?..
– Не обобщай. Вот Агния была бы в восторге от шубы и бриллиантов. – Воспоминание о двоюродной сестре больно укололи, однако я не сожалела о сказанном и сделанном. Её и в детстве иногда нужно было ставить на место.
– Вот она-то, пожалуй, и является исключением. – Волков встрепенулся, повел плечами и сел в машину. Открыв окно с моей стороны, он чуть наклонился, дернул бровями и посмотрел в сторону, на что-то мне указывая взглядом. Не успела я повернуться, как Антон довольно громко заявил, тут же трогаясь с места: – Веселая ночь была, как-нибудь повторим!
И с ревом машина умчалась прочь.
Очень хотелось бросить вслед что-нибудь грубое, несмотря на то, что Волков явно не услышал бы. Вместо этого я сжала ручку бумажного пакета, в котором и был, собственно, подарок, и повернулась в сторону, на которую указывал Антон.
Метрах в тридцати стоял черный Мерседес с полностью тонированными стеклами, даже лобовым. Оставалось бы только гадать, кто скрывался внутри, если бы не опущенное стекло со стороны водителя, который облокотился о дверь, оставив руку висеть снаружи. Вторая рука, слегка дрожа, держала сигарету, огонек которой многозначительно мигал.
Уже было утро, часов семь или восемь. И возникал вопрос: неужели он просидел здесь всю ночь? И вообще, что он делает здесь, в Москве?
Поправив длинный мужской плащ, который Волков заботливо всучил мне, ибо больше нормальной женской одежды у него не было, я глубоко вдохнула и сказала как бы в пустоту:
– Зря ты приехал. Возвращайся в Питер и не лезь на рожон. Скоро в Москве будет жарко.
Благодаря вампирскому слуху, который именно сейчас почему-то обострился, до меня донесся пробравший до мурашек шепот:
– Какая забота. С чего бы это?
Я посмотрела прямо на него и бесстрастно ответила:
– Не хочу, чтобы Агния так рано стала вдовой.
Дальше вести эту содержательную беседу я не собиралась, несмотря на агонию внутри. Поднимаясь на лифте в свою квартиру, я буквально чувствовала, как все органы плавятся, словно выпила кислоты. И хотелось выплеснуть свою боль, заорать во все горло или хорошенько подраться. Однако я подавила все эмоции, хотя видит Бог, это стоило титанических усилий.
В пустой квартире я достала из бумажного пакета кинжал и осмотрела его со всех сторон. Странные витиеватые узоры на серебряной рукоятке привлекли мое внимание не меньше, чем идеально наточенное остриё. Великолепное оружие, сразу видно, что делали мастера. Как сказал Волков, этот кинжал может убить демона, и в Средние Века уже несколько раз проверен. То, что он оказался у Антона – чистая удача, он купил кинжал на аукционе, и спасибо Господу за страсть Волкова к редкому оружию!
Конечно, кинжал не достался мне бесплатно. Мы заключили перемирие с несколькими условиями. Волков забывает про мою семью и меня, я же в свою очередь в случае победы и возвращения на пост агроторы закрываю глаза на все его преступления и не пытаюсь вмешиваться в его дела, а еще при схватке с Богданом я должна достать его кровь. Зачем она нужна Волкову, он не стал рассказывать.
В одной из комнат в коробках хранились все мои вещи. Я была благодарна, что их не выкинули, потому что возможность переодеться в привычную, так сказать, рабочую одежду, радовала. Удобные черные штаны, того же цвета майка-борцовка и любимая кожаная куртка окончательно вернули боевой дух.
Так что из дома я вышла, уверенная в своей победе. По пути, невзирая на правила дорожного движения, говорила по телефону, надиктовывая автоответчикам свои последние распоряжения, извинения или просьбы. Впервые за долгое время в голове и в душе царил покой, я была целой, независимой от кого-либо, и на смерть шла легко.
Конечно, смерть. Одолеть полудемона и остаться в живых мне не удастся, да и причин для существования нет. Из-за импульсивных поступков и глупой самоуверенности я изломала свою судьбу, выбрала тернистый путь, отказалась от любви.
Вытерев единственную скатившуюся слезинку, я нажала на газ и буквально влетела в уже знакомый двор. Глубоко вдохнув, я сжала рукой кинжал и вышла из машины…
…чтобы тут же оказаться прижатой лицом к капоту. Кто-то очень сильный удерживал меня. Да еще и подобраться бесшумно сумел. Какой-то частью разума я восхитилась его профессионализмом.
Мои руки скрутили за спиной, надели зачарованные наручники и потащили в подъезд, где жил Богдан. Из-за неудобной позы я несколько раз запиналась о ступеньки и чуть не падала лицом вниз, но меня вовремя подхватывали. Я только хмыкала и размышляла, зачем Богдану потребовалось меня связывать.
Входная дверь была распахнута, и меня буквально втолкнули внутрь. В широком коридоре я успела разглядеть только широкую спину своего «провожатого», прежде чем он потянул меня в гостиную.
– Все черти здесь, – пораженно усмехнулась я, цитируя Шекспира.
Богдан стоял в центре на коленях, скованный странно светившимися цепями. Наверняка зачарованы, прямо как мои уже почти родные наручники. Его за волосы держал Дмитрий Корнеев, поднимая лицо вверх. В поношенном спортивном костюме и с растрепанными волосами я его почти не узнала, хотя часто видела его в Совете. Меня испугали его светящиеся золотом глаза и выступившие клыки настолько, что я сама рухнула на колени.
– А вот и приспешница господина Земцова, – послышался еще один голос, заставив меня отчаянно застонать.
Ко мне подошел Григорий Бобровский, опустился рядом на корточки и заглянул прямо в глаза. В глубине его зрачков поблескивало едва заметное серебро, словно он изо всех сил сдерживал себя.
– Игра окончена, демонята.
– Григорий, подождите, – горячо прошептала я, чуть наклоняясь вниз. Бобровский заинтересованно поднял бровь, позволяя высказаться: – Все должно быть не так, нет… Пожалуйста, позвольте мне убить его, я знаю способ…
– Самонадеянная девчонка, – резко рассмеялся Корнеев, откинув голову Богдана. – Неужели ты думаешь, что тебе по силам убить древнего полудемона, сильнейшего из живущих?
Богдан зарычал, свирепо глядя на меня. Вместо благоговения я испытывала ненависть, что не могло не радовать. И его преобразившееся лицо тоже говорило о самой лютой ненависти.
– Зная её, с уверенностью могу сказать, что да, она так и думает. – Бобровский грациозно поднялся на ноги и подошел к моему сопровождающему. Тот словно из ниоткуда протянул ему… ножны с мечом? – Вот что убьет любого демона, каким бы сильным он ни был. – Он взялся за рукоять меча и медленно, сантиметр за сантиметром, начал вытаскивать его. – Ценнейший артефакт, который Совет оберегает тщательнее любых тайн. И все, что есть у тебя, Соня, не сравнится с этим мечом.
Сомневаюсь. Скорее всего, наши оружия сделаны одними мастерами: и на моем кинжале, и на его мече были выгравированы одинаковые символы.
– Ублюдки! Ненавижу!!! – заорал Богдан, брыкаясь всем телом. Цепи, к счастью или сожалению, сдержали его.
Бобровский аккуратно передал меч Корнееву. Странно, но в его руках орудие выглядело органичнее, несмотря на неброский наряд.
– Из-за своего происхождения, – указал острием на полудемона, пафосно начал Корнеев, – ты не будешь судим и наказан публично. Все останется в тайне и не выйдет дальше этих стен. За многочисленные убийства, воровство, терорристические атаки, похищения людей, шантаж представителя власти и за многие другие преступления ты приговорен к смертной казни, которую проведет сам Совет. Права на помилование и последнее слово у тебя нет.
И легко, словно играючи, Корнеев ввел кончик меча в грудь Богдана. Белая рубашка вмиг окрасилась в красный, причем с двух сторон, потому что палач не остановился, пока эфес меча не прикоснулся к уже мертвому телу.
Я смотрела, не моргая. Что-то зачаровало меня в этой смерти, и окровавленный меч, который вытащил Корнеев, приковывал к себе взгляд.
И все? Вот так… просто?..
Корнеев брезгливо вытер кровь с клинка брошенным пиджаком Богдана и протянул меч Бобровскому. Он взял его, задумчивым взглядом изучил со всех сторон и повернул острием в мою сторону.
Я похолодела.
– Из-за преступной связи с демоном ты будешь приговорена тайно, – начал Бобровский, прикоснувшись острым кончиком к коже, под которой билось сердце. – София Стрельцова, за содействие Богдану Земцову, сокрытие демона от закона, шантаж представителя власти и прочие преступления Совет приговаривает тебя к смертной казни.
Острие чуть надавило, и я зажмурилась, пряча слезы. Оказалось, я не хотела умирать… Забавно, потому что еще час назад готова была жизнь отдать в этой борьбе.
Боль пронзила грудь, и капелька крови сбежала вниз… В голове мелькнула мысль о самом дорогом мне человеке и…
Стоп. Капелька?
Я распахнула глаза и встретилась взглядом с ухмыляющимся Бобровским.
– Но благодаря спасению теперь уже супруги вновь действующего делегата ты заслуживаешь помилования, – удовлетворенно закончил он.
Вот же… сука! Самое место ему в Совете, чтоб его!
И вновь я поблагодарила свою силу воли, благодаря которой смогла намекнуть Бобровскому в последнюю нашу встречу. Не зря он столько провел у власти, ума у него хватает. Бобровский понял мой намек, и наверняка обратил свою невесту. Фактически она умерла и воскресла, что сняло с неё проклятье Богдана. И Бобровский смог рассказать правду Совету, не рискуя своей возлюбленной.
– Мы также приняли во внимание наложенное на тебя проклятье, – обыденным тоном продолжил Корнеев, запихивая меч в ножны. – Скажи спасибо своей сестре, Мария вовремя догадалась все рассказать отцу.
Бобровский лично снял с меня наручники и помог подняться.
– Как ваша невеста? – тихо спросила я.
– Супруга, – мягко поправил он и едва заметно улыбнулся: – Проявляет удивительную сдержанность для голодного новообращенного вампира.
Я улыбнулась в ответ и часто заморгала, стараясь сдержать слезы. Не от радости за его любимую, конечно. А от облегчения. Я почувствовала себя свободной впервые за долгое время и… не знала, что делать. Как жить дальше? Я не убила Богдана, не стала героем, не отомстила за разрушенную жизнь. И, тем не менее, он мертв. Моя жажда мести не утолена. Но зато я осталась в живых, верно?
Хотя какая теперь разница…
***
Оказалось, помилование было с некоторыми особенностями. То есть меня не убили, конечно, но и не отпустили. Принудительное лечение в частной психиатрической клинике – звучало ужасно. Хотя слово «частная» не зря здесь стояло. Вместо обшарпанных стен и врачей-садистов из дешевых ужастиков я жила в загородном доме с вежливыми врачами. Да и психи не были уж такими неадекватными – богатенькие мажоры, перебравшие с запрещенными препаратами, да не менее богатые алкоголики, поймавшие «белочку».
Но место было замечательное. Искусственный пруд, чудесный парк, огромная коллекция книг и главное – тишина. Я редко кого видела из местных, а гостей сюда не пускали. Хотя каждый раз, когда кто-то через главного врача пытался добиться встречи, меня оповещали. В основном это была моя семья: мама, папа, Олег. Чаще всего Маша. Даже один из моих «хороших друзей», в число которых причислил себя Волков. Вот тут я порадовалась, что никого сюда не пускали.
Раз в день я беседовала с врачом. Это был немолодой косматый шатен с густыми усами прямиком из СССР. Они меня дико забавляли, и я постоянно переводила разговор с моих личных проблем на них.
– Вы похожи на таракана.
– Вы принципиально не сбриваете их?
– Они похожи на щетку.
– У вас есть специальная расческа для них?
Врач терпеливо сносил мои насмешки. Еще бы, при такой зарплате, как у него, я бы и не такое стерпела. К тому же богатые психи народ капризный, и я один из самых покладистых экземпляров.
Если говорить о деньгах, то я не знала, кто оплачивал мое заточение. Может, родители, может, все было за счет государства. Кто знает, может сам Бобровский в качестве благодарности. Я пыталась расспросить об этом усатого, но он уходил от ответа. Тогда я начинала его изводить. Прикольно было, и он ни разу не добился от меня правды насчет истинных чувств.
В какой-то момент он сдался. Дня три меня не вызывали в его кабинет, и я наслаждалась одиночеством. За это время в голове не появилось ни одной серьезной мысли о будущем и прошлом. Я жила настоящим. Дышала свежим воздухом, читала художественную литературу и спала по двенадцать часов в день.
Поэтому я чуть не заплакала, когда услышала «Вы можете быть свободны».
– Может, я вам доплачу, а? – умоляюще протянула я.
Главврач скептично посмотрел на меня и медленно поправил очки.
– Милая Софья, за вами уже приехали, – мягко намекнул он.
Драматично вздохнув, я развернулась и вышла из его кабинета. Вещей было немного, поэтому уже через четверть часа я была за воротами моего личного рая. Разочарованный вздох вырвался сам собой.
У ворот стоял черный «бентли», и к его полированному капоту прислонился тот, кого я ожидала увидеть меньше всего.
– Еще немного, и создастся впечатление, что я вам небезразлична. Жена не заревнует? – предельно вежливо осведомилась я.
Бобровский усмехнулся, сверкнув белоснежными зубами. Он скрестил руки на груди, отчего ткань на белоснежной рубашке натянулась, демонстрируя великолепную мускулатуру. О да, определенно интересный персонаж. Не будь он слишком опасным и женатым, я бы подумала над развитием наших отношений.
– Я вызвался подвезти тебя, – заметил он.
Улыбка сама полезла на губы.
– Отлично, – я невозмутимо пожала плечами, – заодно расскажете мне последние события.
Ага, как же. Первые полчаса мы ехали молча, и лишь когда попали в пробку, Григорий соизволил начать рассказ:
– Мир не знает о происхождении Земцова, но как-то пришлось объяснять его исчезновение. В итоге мы использовали полуправду. Богдан Земцов – опасный преступник, обманом проникший в Совет. Основной проблемой была твоя связь с ним. Может, ты не знаешь, но журналы вовсю смаковали твою личную жизнь, припоминая и неудачную помолвку с Матвеем Вишневецким, и его нынешний брак с твоей двоюродной сестрой.
Я лишь дернула плечом, не поворачивая головы в сторону Бобровского. Он-то наверняка глядел на меня, пока автомобиль стоял в пробке.
– Ты довольно спокойно на это реагируешь, – хмыкнул он. – Останешься ли ты такой же невозмутимой, если я скажу, в какой экстаз пришли журналисты при новости о разводе Матвея и Агнии?
Я широко распахнула глаза от удивления и посмотрела на Бобровского. Он пригладил волосы и насмешливо ухмыльнулся.
– О да, ты меня не разочаровала.
Сейчас мне было плевать на его мнение, потому что новость была очень неожиданной. И как на это реагировать? Почему они разводятся? Из-за меня?
Стоит ли мне надеяться?..
– Мы долго думали, как очистить твою репутацию, – продолжил Бобровский как ни в чем не бывало. – Твой отец предложил неплохой вариант. Используем прошлое агроторы. В официальной версии ты была так называемым двойным агентом. Шпионила для нас за Богданом. Этому никто из журналистов особо не удивился. В общем, версия прижилась. Считай, стала героиней.
– За что такая щедрость? – Я не смогла не съязвить.
– А то сама не понимаешь, – слегка раздраженно выдохнул Бобровский. – Корнееву мозг вынесла его племянница, твоя дражайшая подруга, мою любимую ты помогла спасти, Стрельцов вообще твой отец. Три из пяти делегатов на твоей стороне, что вообще редко бывает. Удача на твоей стороне.
Ого, а ведь и правда. У меня теперь связи в Совете. Забавно. Правда, уже не нужны эти связи.
Бобровский довез меня, и еще долго я его не видела. Только в газетах и по телевизору. Вернулся на свое место в Совете, но все равно готовил Ростислава Вишневецкого и не делал из этого секрета.
Приехала мама. Долго плакала, все не могла успокоиться. Всхлипывала, обнимала, заливая мое домашнее платье слезами, но и намеком не обвинила. Её немое прощение растопило мое сердце. Она провела рядом три дня, хотя давно жила уже в Москве. После неё появился отец. Долго мялся в дверях, не зная, как начать разговор, в итоге молча обнял и стоял вот так, глубоко вдыхая аромат моих влажных после душа волос. Один раз в гости зашли Олег с Лизой, но ненадолго, лишь убедились в моей безопасности.
И начался после этого великий запой.
Да, я топила мрачные мысли в алкоголе. Начала с самого дорогого и постепенно перешла к самогонке. Если бы у меня спросили, где я её беру, я бы загадочно усмехнулась и ответила «Это ведь Москва». Оказалось, очень легко найти подпольные алкомаркеты. Не знаю, может, я была в поисках той самой «белочки», чтобы вернуться в единственное место, где чувствовала себя спокойно.
Через две недели о моем творческом кризисе узнала Маша. Кричала, отбирала полупустые бутылки, чуть ли не била. Вот только это было бесполезно. И сестренка сдалась, но не опустила руки. Каждый день приезжала, покупала продукты, что-то готовила. Заставляла меня питаться, принимать душ, говорила со мной. Правда, у неё выходил монолог.
В жизни больше не было смысла. А еще цели, интереса и желания помогать. Теперь было много времени, чтобы обдумать ошибки прошлого. Молодость – время, когда мы совершаем роковые оплошности. Уверенные в собственной силе, мы взлетаем ввысь, не замечая того, что ниже, ведь главное – поскорее оказаться на поверхности Солнца. Вот оно-то нас и сжигает, возвращая вниз только обгоревшие угольки. Чертовы Икары!
Именно с такими мыслями я стояла у памятника с фотографией Миши. В руке была полупустая бутылка шампанского – знаю, что не особо подходит для посещения кладбища, но что-то иное в два часа ночи я не смогла найти.
На фото мой друг улыбался. Тепло так, мягко, как никогда не улыбался рядом со мной. Всегда в уголках его губ была хитринка, некая таинственность, присущая каждому агротору.
– Ты знал, на что шел, – бросила я памятнику. – Я тысячу раз предупреждала, и тысячу раз ты пропускал это мимо ушей. Глупец. – Замутненному сознанию показалось, что изображение Миши насмешливо выгнуло брови. – В твоей смерти я не виновата. Слышишь меня? – Я подняла глаза вверх, глядя на мерцающие звезды. Они ведь уже мертвы давно, а до нас только дошел их свет через огромное расстояние. А те звезды, которые пока живы, в ночном небе незаметны. – Все, на что я надеюсь… Миш, я надеюсь, что ты не верил тем слухам про меня. Наверное, это выглядело бы как предательство. Я бы не сбежала, не сообщив тебе… Клянусь.
– А мне такое можешь сказать?
Я резко развернулась, уронив бутылку. Остатки шампанского противно зашипели, растекаясь лужицей под ногами.
Матвей выглядел изумительно в длинном черном пальто. Его волосы чуть отросли с того момента, как я его внимательно разглядывала в прошлый раз. Девять ужасных лет. Те две случайные встречи, когда я видела его в Питере и во мраке автомобиля, можно не считать.
– Ты что здесь делаешь? – возмутилась я, независимо засунув руки в задние карманы джинсов.
Матвей насмешливо хмыкнул и спокойно признался:
– Слежу за тобой.
Я недоуменно моргнула. Ответ был достаточно неожиданным, и я растерялась.
– Зачем?
Он задумчиво посмотрел мне в глаза и медленно пожал плечами:
– Сам не знаю. – Матвей вздохнул, сделал шаг вперед и растерянно протянул: – После того, как увидел тебя в то утро с оборотнем, не могу нормально жить. Постоянно возвращаюсь мыслями к тебе. Хреново, правда?
Ругательства с его губ звучали забавно. Я скривила губы в подобие улыбки и опустила глаза.
– Сонь, ты сука, – вдруг сказал он. – Если бы ты лично бросила меня, то я бы смирился. Было бы тяжело, конечно. Если бы, если бы… Условное наклонение – бессмысленная ерунда. Ты сбежала от меня, предпочла работу, Земцова, да кого угодно! Просто глупая ветреная девка. Но ты ударила по моему самолюбию, – его равнодушный тон постепенно становился более злым, – заставила сомневаться в себе. За это я должен тебя ненавидеть.
С трудом сглотнув и проигнорировав болезненную тяжесть в груди, я высокомерно фыркнула:
– Это только слова. Ты ведь не просто так развелся с Агнией, а? Поэтому ты не превращал её в вампира, поэтому не боялся оставлять её одну ночью на набережной. – Матвей дернулся, очевидно, осознав, кто напал тогда на Агнию. – А что, сестренка не говорила о нашей недавней встрече? – Я сделала шаг вперед, максимально приблизившись к нему так, что наши дыхания сливались. – Я знаю, что ты чувствуешь, Вишневецкий. Знаю, что вот здесь, – я мягко указала пальцем туда, где часто стучало его сердце, – я все еще царствую.
На щеках Матвея играли желваки, дыхание от злости участилось и от со всей ненавистью смотрел на меня. Странная пьяная уверенность улетучилась, и теперь я хотела забиться головой в песок и никогда оттуда не вылезать.
– Я, наверное, пойду… – робко протянула я и повернулась.
Матвей схватил меня за предплечье и грубо развернул. Не успела я возмутиться, как он впился в мои губы, жадно снимая их, кусая, проникая внутрь рта. Словно обезвоженный странник в пустыне, наткнувшийся на оазис, он не мог утолить свою жажду. И я была ничуть не лучше. Прижалась всем телом, чувствуя страстные руки на спине и талии. Человек бы давно не выдержал сверхъестественно сильных объятий.
Едва дело зашло дальше поцелуя, и мужские руки оказались под моим растянутым свитером, я не выдержала и оттолкнула его. Матвей, сделав шаг назад, удивился:
– Я сделал что-то не так?
– Нет! Нет… Просто… – Ноги ослабли, и я опустилась на колени, сильно сгорбившись. Тело непроизвольно задрожало. Ночи в июле были теплыми, но внутренний холод никуда не делся.
– Сонь…
– Нет! – вскрикнула я, оттолкнув его руку. – Не прикасайся ко мне! Я такая… грязная…
И вот так, сидя на холодной земле, я впервые поведала всю правду. Без утаивания. Начала с Галины, с демонической сущности, с интриг Волкова, и закончила годами заточения, проклятьем и убийством Богдана. Только сейчас, слыша тихие ругательства Матвея, я почувствовала облегчение. Словно гора с плеч свалилась. Банально, но это так.
– Даже не знаю, что сказать, – вздохнул Матвей. Его рука осторожно опустилась на мое плечо и слегка сжала. – Я был просто идиотом, раз не замечал всех странностей. До меня только теперь дошло, какой катастрофой был мой брак с Агнией. – Я поднялась на ноги и провела рукой по волосам. Матвей вновь вздохнул и вложил свою ладонь в мою. – И каково тебе после заточения увидеть меня с ней.
– Не буду скрывать, это было больно, – невесело рассмеялась я. – И поэтому я постаралась причинить физическую боль ей.
Я сделала шаг вперед, всматриваясь в фотографию Миши. Если бы я не совершила ошибок, то он, вполне возможно, был бы жив.
– Послушай, я не знаю, что между нами творится. – Матвей оказался за моей спиной, очень близко, но все же не касался. Его дыхание шевелило волосы на затылке. – Сложно, конечно… Но я знаю, чего хочу.
Его слова заставили тело затрепетать. Неужели… Неужели он правда готов?..
– Того же, что и в нашу последнюю встречу перед твоим исчезновением, – не дождавшись от меня ответа, сказал Матвей. – Мой бизнес в Москве и Питере прогорел, да и люди… осточертели. Я решил переехать на время на Дальний Восток, деньги, вырученные с продажи остатков бизнеса, уже вложил в несколько проектов. Но одному там будет скучно. А во Владивостоке, как я слышал, открыта вакансия агроторы. Что скажешь?
Меж губ вырвался удивленный вздох. Исстрадавшееся сердце вновь затрепетало, застучало с новой силой, чего не смогли сделать зажравшиеся врачи в частной психушке.
Я развернулась и всмотрелась в любимые болотно-зеленые глаза, найдя там именно то, что искала.
========== Эпилог ==========
Вместо самолета Матвей предложил взять билеты на поезд. Сначала я подумала, что смогу умереть со скуки, а потом представила эту картину: спокойствие, тишина, прерываемая лишь мерным стуком колес, и шесть день отдыха… Так что идею я одобрила.
Собирались мы спешно, торопясь уехать из Москвы до того, как об этом разнюхают журналисты. Также спешно прощались с родственниками, преимущественно с моими: кроме Анастасии, Матвей не пожелал никого видеть.
Анастасии я была рада, тем более что пришла она вместе с Даром. Оказывается, пока они на протяжении нескольких лет искали меня, то умудрились сблизиться. Матвей, когда понял это, долго не мог отойти, а вот лично я была довольна. Они оба мне нравились и заслуживали счастья.
С моей семьей все прошло как по единому сценарию: слезы, причитания, потом счастливые улыбки и долгие обнимания. Так было с мамой, с Лизой и Олегом, с отцом, который очень винил себя в том, что не заметил моего проклятья; так было с Машей. Она очень не хотела меня отпускать… да и она, пожалуй, единственная, кого я не хотела бы покидать: её жизнь испорчена, ей нужна помощь. Из-за меня. Даже Лиза нашла место в жизни и счастье в своих детях, а Маша… Но, по крайней мере, она пообещала, что вернется к медицинской практике.
Тем не менее, тяжелее всех далось прощание с Агнией. Я упорно отказывалась с ней встречаться, отчасти чувствуя себя виноватой за тот укус, отчасти обижаясь на её эгоистичный поступок. Но она сама пришла ко мне в квартиру. Минут пятнадцать мы молчали, сидя рядом на диване в гостиной, а потом она дрожащими пальцами достала сигарету и, воспользовавшись зажигалкой, закурила. Я упрямо смотрела на дым, не желая поворачиваться на кузину, которую когда-то считала ближе всех остальных в своей семье.
– Сначала я тоже отказывалась от брака, навязанного Советом, – заговорила она чуть дрожащим голосом. За последние годы в нем появилась легкая хрипотца от частого курения. – И еще год после регистрации… Но в какой-то момент Матвей и я… ну, ты понимаешь… Надежды найти тебя не было ни у него, ни у меня, мы смирились с тем, что кто-то из притаившихся врагов тихонько убил тебя и закопал. После первой ночи я начала влюбляться в него. Он, конечно, нет, но мы ведь с тобой так похожи внешне, и нам обоим этого было достаточно… – Агния рассмеялась горьким каркающим смехом. – Сразу после того, как я поняла, что полюбила Матвея… мой дар начал упорно указывать мне на тебя, на то, что ты жива. А я… я не хотела… Я не знала, как начать жить без… без него, без Матвея, ставшего моим. Поэтому уничтожала все рисунки, связанные с тобой. Я решила, ты просто сбежала, поэтому не стала бить тревогу.
Агния замолчала, давая мне время переварить услышанное. Но я не хотела этого, не хотела понимать и прощать её. Она забрала у меня Матвея, пусть и временно, и сейчас… не самое лучшее время для прощения.
– Как шея? – перевела тему я.
Агния криво усмехнулась.
– Останутся шрамы, но я их заслужила. Мне предложили операцию по их удалению, но я отказалась. Хочу, чтобы у меня было напоминание, что нельзя брать чужое.
Мы с Матвеем решили не устраивать слезных прощаний на перроне, так что никому не сказали, когда именно уезжаем. Просто в какой-то момент он заехал за мной, и я, взяв заранее собранный чемодан, поехала с ним на вокзал.
Конечно же, привыкший к роскоши Матвей купил купе класса люкс, в котором мы ехали только вдвоем. Меня это устроило, и несколько дней мы находились в тишине. Ни единого слова не произнес ни он, ни я: Матвей постоянно сидел в ноутбуке, что-то печатая. Если ему кто-то звонил, то Матвей выходил. Я тоже прихватила ноутбук, но часто отвлекалась, косясь на него. Так стало понятно, что он постоянно работает: на лбу его все не разглаживалась задумчивая морщинка, а губы были сильно искусаны. В какой-то момент я поймала его взгляд и, покраснев, поняла: не только я его изучала украдкой.
Близости между нами не было. Мы даже не касались друг друга. Внутри меня образовался какой-то барьер: если во время своих откровений на кладбище я с удовольствием отвечала на касания и поцелуи Матвея, то сейчас, в спокойной обстановке, каждый раз вспоминала Богдана. Это явно какая-то травма: чистым изнасилованием наш секс назвать нельзя было, но он не спрашивал моего мнения, так что… так что чувствовала я себя очень паршиво.
Не знаю, как, но Матвей это чувствовал. Он ни словом, ни взглядом не показал, что знает, насколько мне хреново, но очень деликатно избегал любого соприкосновения, даже самого легкого. И от понимания этого на глазах у меня наворачивались слезы, которые я поспешно стирала.
На третий день нашего путешествия, пока поезд стоял на вокзале какого-то города, мне пришло электронное письмо интересного содержания. Прочитав его, я громко захлопнула ноутбук и, закрыв лицо ладонями, расплакалась. Такой меня и застал Матвей, вернувшись из туалета.
– Э-э-эй, что случилось? – взволнованно спросил он, опускаясь передо мной на колени.
Я оторвала ладони от лица и посмотрела на него. Глаза такого любимого болотно-зеленого цвета обеспокоенно блестят, брови нахмурены… От понимания, что Матвей Вишневецкий, такой сдержанный, такой холодный, перестал играть со мной в льдину, я разрыдалась еще сильнее. Он сел рядом, притянул меня к себе и укрыл в своих объятьях. Под его руками стало легче успокоиться, и я рассказала ему о письме.
Многие, кто работал в полиции Москвы, все еще помнили мои заслуги, и поэтому мне без труда предоставили последние дела, над которыми работал Миша. Он выяснил о Волкове очень многое: контрабанда оружия, наркотиков, куча шантажей, убийств и даже изнасилований. Не только его, но и его стаи. Миша пытался его остановить, но Волков опередил его и убил. Было и еще кое-что, в чем был виновен Антон Волков: он убил Алину Кравчек, жену Дариуша и свою любовницу. Волков просто её трахал, не стремясь увести у мужа и сделать своей женой. И когда она забеременела, велел ей идти на аборт. Алина не послушалась и шантажировала его, поэтому он ранил её, а василиск волею судьбы добил беременную агротору. Все эти доказательства, с припиской о нелегкой судьбе Маши в роли жены Волкова, я отослала Дмитрию Корнееву, делегату оборотней в Совете.
У нас с Волковым был взаимовыгодный договор, я поклялась не вставать на его пути. Но я не обещала не выдавать доказательства его преступной деятельности Корнееву.
И вот сейчас Дмитрий Корнеев мне сообщил, очень кратко и сухо, что проблема устранена, Антон Волков казнен за свои преступления, и он лично присутствовал при его убийстве. Опека над его несовершеннолетним сыном перешла к бабушке Ильи по материнской линии.
