Текст книги "Сердце Скал (СИ)"

Автор книги: Tesley

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– Писал, – коротко признал Спрут. – Но в этом нет ничего противоправного. Мой секретарь ходатайствовал об этом месте.

– О, – оживился Сильвестр, усмехаясь про себя, – ваш секретарь? Это не тот, у которого такая забавная фамилия… Кунштю́к, кажется?

– Кунште́ль, – сухо поправил Придд. – Он просил за кузена вашего постельничего, государь, за господина Куанси.

Фердинанд поднял голову, будто услышал звон, но не понял, откуда он, и недоуменно покрутил ею, переводя вопросительный взгляд с кардинала на супрема и обратно.

– Господин Куанси – верный слуга вашего величества, – спокойно подтвердил кардинал и, снова обратившись к Придду, поинтересовался: – он, разумеется, вознаградил вас за хлопоты перед герцогом Анри-Гийомом, ваша светлость?

– Как водится, – по-прежнему сухо отозвался Придд. – Став смотрителем Пти-Буа, он изредка посылает к моему столу форель и оленину. Что до господина Кунштеля, то, насколько я знаю, он получил в качестве вознаграждения сто таллов.

– Но мы отклонились от дела! – произнес военный министр, решительно прерывая разговор.

– Отнюдь! – ласково возразил фок Вейсдорн. – Мы говорим о заговоре графа Штанцлера, в котором замешаны эсператисты, и герцог Окделл в их числе… Государь, – первый секретарь в свою очередь повернулся к королю и в первый раз за Совет заговорил в полную силу, – речь идет о жизни вашего величества! Господа Куанси и Кунштель – мои агенты, которые верой и правдой служат вашему величеству. В преданности первого вы удостоверились сами. А две недели тому назад господин Ре́нке Кунште́ль, который, как только что подтвердил господин супрем, является его доверенным секретарем, прислал мне копию одного из писем его светлости. Оно адресовано некому Лудже́ру Си́льве, ювелиру. Я прочту его вам.

И, вытащив письмо прямо перед носом у побелевшего герцога Придда, фок Вейсдорн прочитал:

«Любезнейший мастер, —

Его милости благоугодно приобресть у вас ваши гранаты, поскольку почтенный и достойный доверия друг убедил его, что ваши камни самые лучшие. Потребны круглые зерна без изъянов одинакового цвета и формы, чтобы можно было сделать красивую низку. Его милость заверили, что ваше искусство и сноровка в этом деле выше всяких похвал. Податель сего сообщит вам подробности относительно вкусов той особы, для которой предназначается подарок. Ему также поручено сговориться с вами о цене. Не сомневайтесь, что ваша скромность будет щедро оплачена».

– Не вижу в этом ничего особенного, – после небольшой паузы осторожно произнес епископ Риссанский. – Его светлость герцог Придд, вероятно, намеревался сделать подарок своей герцогине.

– Увы, ваше преосвященство. Ваше предположение могло быть истинным, если бы не одно обстоятельство: никакого ювелира Луджеру Сильва не существует. Под этим именем в Эпинэ прячется известный алхимик и отравитель Эузе́био Э́кзили. Он весьма преуспел в изготовлении «эликсиров наследства», как их называют. Драгоценные камни после пребывания в его руках становятся опасными, как укус змеи.

Луи-Поль вздрогнул: он слышал имя Экзили, и кто его не слышал? Первый секретарь фок Вейсдорн продолжал, снова обернувшись к королю:

– Государь, несколько дней тому назад маркиза Фукиано, преданность которой известна вашему величеству, сообщила, что статс-дама королевы, герцогиня Придд, передала через баронессу Дрюс-Карлион записку, предлагающую ее величеству встретиться с неким гайифским купцом. Тот хотел предложить ее величеству превосходные гранаты, в том числе и снизанные в четки. Маркиза выразила удивление: королева находится в трауре по братьям, и ей не до камней. Однако ее величество изволили пояснить, что намерены сделать подарок августейшему супругу на день его именин, и упомянутые четки, вероятно, придутся королю по вкусу …

Фердинанд издал сдавленный стон и вскочил на ноги, тяжело дыша. Члены Тайного Совета поднялись следом за ним. Дрожа всем крупным телом, король уже поднял руку, намереваясь ткнуть пальцем в сторону герцога Придда.

Епископ Риссанский остановил его.

– Сын мой! – произнес он своим глубоким голосом проповедника. Король замер, словно услышал дудочку крысолова, и медленно перевел взгляд на Феншо-Тримейна.

Кардинал Сильвестр едва не заскрежетал зубами от досады. Двадцатидвухлетний юнец сказал сорокалетнему мужчине «сын мой» и тот послушался безропотно, как ребенок!

– Сын мой! – повторил епископ. – Вспомните, что наихудший грех – осудить безвинного! Разве выбор королевы не может быть простым совпадением? И разве герцог Окделл встречался с этим алхимиком в Эпинэ, а не с курией кардиналов в Агарисе? Обвинение графа фок Вейсдорна серьезно, но оно строится на показаниях только одного человека, который уже предал своего господина. Предавший однажды может предать и вторично. В царствование вашего блаженной памяти отца был издан указ, по которому для обвинения в государственной измене требуются показания как минимум двух свидетелей. Вспомните об этом, ваше величество, и судите по справедливости!

Фердинанд затоптался на месте, не зная, что предпринять. Сильвестр бросил взгляд на супрема: тот стоял навытяжку с таким выражением лица, словно ему явился призрак. Герцог Колиньяр, заметив это, весь подобрался как для удара. Он начал говорить одновременно с Генеральным атторнеем Флермоном:

– Ваше величество, такой указ есть… – Флермон.

– Ваше величество, если герцог невиновен, пусть объяснится! – Колиньяр.

– Действительно, объяснитесь, герцог! – поддержал вице-кансильера военный министр. – Если ваша совесть чиста, вам нечего скрывать.

Спрут выдохнул так, будто воздух сам покинул его легкие. Он мазнул ненавидящим взглядом по Сильвестру и… промолчал. Не требовалось много ума, чтобы понять: пресловутые гранатовые четки действительно существовали, но предназначались не королю, а кардиналу. Интересно, каким образом неудачливый заговорщик намеревался всучить их Сильвестру?

К счастью, Фердинанд умом не отличался. Он не понял смысла тяжелого молчания, повисшего в Овальном кабинете. Для него интрига, раскрытая первым секретарем, так и осталась покушением на его драгоценную особу.

– В Багерлее, – слабо выговорил он, указав безвольным пальцем на Придда, и рухнул обратно в кресло.

Едва арестованный в сопровождении гвардии покинул кабинет, Сильвестр опустился на свое место с удовлетворенным вздохом. Сокрушенная мина на его лице скрывала внутреннее ликование. Отлично, просто превосходно! Луи-Поль так готовился к удару против Окделла, что просмотрел нападение на Придда. Теперь его святые отцы остались не у дел. Что же до надорского волчонка… Его уже можно сбрасывать со счетов.

– Государь, – дрожащим голосом выговорил епископ Риссанский, – я глубоко сожалею… Я не мог даже помыслить… Герцог сошел с ума.

Спрут действительно сошел бы с ума, если бы планировал убить короля. Но Фердинанда теперь не переубедить, что покушение готовилось на другого.

– Я посоветовал бы вашему величеству, – пробасил Генеральный прокурор, – арестовать заодно статс-даму герцогиню Придд и баронессу Дрюс-Карлион. Ее величество, возможно, не знала о ловушке, которую ей готовили…

– Да-да-да, – зачастил король, перебивая маркиза, – арестуйте этих интриганок как можно быстрее. Выясните, чего они хотели от королевы, – добавил Фердинанд, обращаясь к графу фок Вейсдорну.

– Я сам проведу расследование, государь, – уверил его первый секретарь. – Что же касается герцога Окделла…

– Вызовите его в Талиг! Вызовите его в Талиг! – истерично выкрикнул король. – Он изменник! Он, как и его отец, желает нам только зла!

– Я немедленно пошлю за ним, ваше величество, – ласково пообещал Сильвестр, переглянувшись с вице-кансильером Колиньяром. Военный министр недовольно закряхтел, но не стал противоречить. Голос неожиданно подал экстерриор Рафиано, сконфуженно промолчавший почти весь Совет.

– Ваше величество, если мне будет позволено сказать слово…

Фердинанд равнодушно махнул рукой, позволяя графу говорить.

– Мне хотелось бы рассказать всем присутствующим притчу, которая, как мне кажется, удивительно подходит к сегодняшнему дню… Некогда в Золотых Землях жил один молодой, но очень одаренный адвокат. Не было ни одного дела, которое он проиграл бы. Он был способен обелить вора, пойманного с поличным, и оправдать убийцу, застигнутого в момент преступления. Совесть не тревожила его: ведь он считал, что только исполняет свой долг. Что с того, что это было для него выгодно? И вот однажды к нему обратился сам Леворукий и попросил выиграть один небольшой процесс. Молодой адвокат с радостью согласился: ведь Леворукий такой завидный клиент! Он не знал только одного: Леворукий судился с Создателем за его душу… Он выиграл дело, но выиграв, проиграл всё. И ему некого было винить в своей погибели: ведь это он сам горячо защищал корыстные интересы и совершенно не думал об интересах истинных.

Сильвестр задумчиво посмотрел на экстерриора: уж не его ли граф Рафиано укусил только что?

– Истинные интересы требуют справедливости, – тяжело проговорил епископ Риссанский.

– Ваше преосвященство верно вывели мораль, – подтвердил граф Рафиано. – И я умоляю ваше величество не судить сгоряча. Пусть проведут дознание… Что касается герцога Окделла, то за него отвечает Первый маршал, как сказал господин Генеральный атторней. Значит, следует написать Первому маршалу. Пока его оруженосец не сделал ничего, за что его стоило бы осудить. Возможно, он слишком много клялся, но хотя бы делал это от своего имени.

– Я нисколько не возражаю, любезный граф, – непринужденно солгал Сильвестр, – и готов прямо сегодня написать герцогу Алве. Однако я полагаю, что будет разумнее вернуть юного герцога в Талиг.

– Он вернется, – тяжело проговорил король, – это решено. И герцог Алва должен будет дать нам свои объяснения.

Сановники встали и склонили головы, провожая короля. Партия королевы была разбита. Но нужно было поторопиться и принять одну важную меру предосторожности. Сильвестр задумчиво перебирал четки, покидая Новый дворец. Алве ни в коем случае не следовало знать о том, что происходило сегодня на Совете. Все донесения требовалось перехватить.

___________________

[1] В данном тексте – министр двора.

Глава 5. Лабиринт. 2

2

Окрестности Гальтары изобиловали заброшенными каменоломнями, оставшимися в наследство от Золотой Анаксии. В давно прошедшие времена империя вела непрерывные строительные работы: великолепные дороги, мощеные на века, военные сооружения и храмы, роскошные дворцы эориев требовали несметного количества камня. Уже в паре хорн от столицы начинались древние выработки: усердные руки давно умерших рабов вскрывали здесь лоно земли, чтобы добыть из ее недр известняк и базальт, песчаник и бутовый камень, туф и пуццолану. Некогда широкие, а теперь полузасыпанные ходы глубоко вгрызались в склоны Мон-Нуара, создавая искусственные пещеры.

Разбойники устроили себе логово в одной из них. Большой аренарий, вероятно, когда-то был выработкой пуццоланы: стены пещеры дугообразно уходили в породу, из-за чего казалось, что люди забрались внутрь огромного приплюснутого горшка. В стене, противоположной выходу, имелся довольно широкий закуток, который разбойники выделили пленникам. Костер разложили недалеко от выхода, чтобы дым мог выветриваться наружу. Бандиты расположились вокруг огня, рассматривая свою добычу: полотняный мешок Гиллалуна выпотрошили под шумные крики одобрения. Дик от души позлорадствовал бы над нищенским уловом гальтарских воров, не будь среди их поживы отцовского кинжала и фамильного перстня Повелителей Скал. Золотые таллы, заботливо вшитые Гиллом в складки дорожного плаща, вызвали у бандитов настоящее ликование, когда вожаку удалось нащупать их своими тощими длинными пальцами.

Главарь разбойников, которого товарищи величали капитаном, сначала не удостаивал пленников вниманием. Пересчитав добычу, он распорядился выставить дозоры и заняться приготовлением ужина. Бандиты, оставшиеся не у дел, разбрелись по пещере, устраиваясь на ночлег. Один из них, навесив на себя знахарскую суму, пытался кое-как облегчить страдания своего раненного Соной товарища, которого вожак все же распорядился забрать с места схватки. Тот глухо стонал, не приходя в себя, в одном из углов пещеры. Ричард и Гиллалун сидели, связанные веревкой спина к спине, тщетно пытаясь ослабить узы. Преданный телохранитель порою бросал Дику несколько ободряющих слов, хотя обоим было ясно: они влипли в очень скверную историю.

Наконец самозваный капитан, прихватив что-то из распотрошенного мешка Гиллалуна, подошел к пленникам, сопровождаемый парой разбойников. Дик поднял глаза: в руках у бандита был его шейный платок, подаренный отцом Канио для защиты от солнца. Разбойник встряхнул тряпку, и на землю с металлическим лязгом и звоном свалилось несколько обломков. Юноша вздрогнул: от недоверия и ужаса он не сразу узнал остатки собственной шпаги вместе с ножнами.

– Мы нашли ее уже такой, – пояснил «капитан», легонько переворачивая обломки носком сапога. – Должно быть, сломалась при падении вашего мула.

Дик не слышал его: остановившимся взглядом он смотрел на разбитый клинок. В голове юноши, механически повторяясь, закружились слова, произносимые его собственным голосом: «Да будет моя шпага сломана, а имя предано позору, если я предам своего господина»… «Да будет моя шпага сломана, а имя предано позору»…

– Довольно странное оружие для монаха, – продолжал разбойник, неприятно осклабившись. – Такое по руке только дворянину, мой добрый… э-э… сеньор.

Дик не отреагировал. Гиллалун почувствовал, что пора прийти на выручку хозяину.

– Видать, каналья, ты уже смекаешь, в какие неприятности влез, – прошипел он, глядя прямо в глаза разбойнику. – У моего господина найдутся влиятельные друзья, и тебе с твоими негодяями несдобровать, попомни мое слово!

Тощее лицо вожака расплылось в насмешливой улыбке: ему явно было не впервой слышать подобные угрозы.

– Бросьте, сударь, я человек мирный, – отозвался он как нельзя более любезно. – Всякий скажет, что на свете нет никого сговорчивей добряка Пагана́ччо! (Сопровождавшие его разбойники тут же заржали во всю глотку). Эти дуралеи, – ткнул главарь в них пальцем, – все равно что малые дети! Бедняги зарабатывают себе на хлеб, как умеют, и разве жизнь вашего сеньора не стоит больше какой-то жалкой сотни таллов? Уверен, что влиятельные друзья его милости, о которых вы говорите, согласятся со мной. Убедите вашего господина черкнуть им пару строк об этом, и вот увидите: мы разойдемся через пару недель как самые лучшие друзья.

Гиллалун дернулся, словно намереваясь боднуть разбойника головой в зубы, и Дика, привязанного к нему спина-к-спине, основательно тряхнуло. Юноша рывком пришел в себя, словно очнувшись от кошмара. Нужно было вмешаться в разговор и отвлечь внимание бандита, иначе разъяренный Гилл ухудшит их и без того бедственное положение.

– Я всего лишь бедный монах, – бросил Дик главарю, с трудом разжимая сведенные челюсти, – брат-послушник монастыря святого Гермия. Деньги и ценности принадлежат не мне, а нашему аббату.

– Эта шпага тоже принадлежала ему? – весело осведомился разбойник, очередной раз пнув ногой обломки.

Дик вздрогнул всем телом, словно удар пришелся по нему самому, и прорычал, поднимая злобный взгляд на «капитана»:

– Я подавал прошение в Миссионерскую палату! Хочу нести слово Создателево язычникам и дикарям Багряных земель.

– Достойное дело! – одобрил разбойник, согласно кивая. – Из вашей милости выйдет лихой проповедник!

Бандиты снова заржали, но Дику было все равно: врать правдоподобно он никогда не умел, а теперь-то точно не считал нужным учиться.

– Позвольте мне, добрый сеньор, называть вас «милостью», – продолжал главарь еще любезнее, чем прежде. – Мне это ничего не стоит, а вам будет приятно осознавать, что вы попали в плен к человеку, не чуждому учтивости.

У Ричарда зачесались кулаки. Сейчас он отлично понимал Гиллалуна: нет ничего хуже беспомощности, которая вынуждает сносить издевательства безродного мерзавца. Дик всей спиной ощущал, что его телохранитель напряжен, как туго натянутая тетива на луке. Если Гилл сорвется… этого нельзя допустить!

Ричард выдохнул и попытался успокоиться. Сейчас и он сам, и его верный слуга были в полной власти у бандитов, однако те не убили пленников, а пришли договариваться. Это давало слабую надежду. «Капитану»-самозванцу что-то нужно от него, и он обязан воспользоваться шансом, пусть самым ничтожным, чтобы выручить и себя, и Гилла из беды, в которую они угодили по его милости.

– Чего вы хотите? – хмуро бросил Дик, отводя взгляд от гнусной физиономии главаря, чтобы опять не обозлиться.

– Пустяка, ваша милость, сущего пустяка! – оживился тот, многозначительно переглянувшись со своими товарищами. – Я хочу выкупа. Ведь это справедливо. Поскольку вы, ваша милость, честь по чести попали ко мне в плен, вам следует выкупить себя, не так ли?

– Вы забрали мою лошадь и мое имущество! – яростно выкрикнул Дик, которому кровь снова ударила в голову. – Разве этого мало?

– О, ваша милость, это же совсем другое дело, – масляным голосом проговорил вожак. – Прежде всего, вашу лошадь мы так и не поймали. Что же касается всего остального, то это, сами понимаете, законная добыча победителя.

Значит, Сона ушла! На Дика внезапно навалилась бесконечная усталость. Он равнодушно отвернулся от бандитов, чувствуя, что его душу затопляют безразличие и покой.

– Больше у меня ничего нет, – произнес он.

– Ошибаетесь, ваша милость, – убежденным тоном проговорил вожак, – у вас есть друзья. Капитан Паганаччо добряк, капитан Паганаччо готов принять на веру все, что вы сказали о монастыре святого Гермия. Но разве достойный отец-настоятель позволит, чтобы его юный послушник сгинул в плену у проклятых безбожников? Напишите вашему аббату, добрый сеньор, и клянусь вам, что мои люди доставят ваше письмо по назначению. Конечно, – продолжал бандит, явно наслаждаясь своими словами, – я понимаю, что славный аббат может оказаться лихим проповедником вроде вас, но я беру этот риск на себя. Капитан Паганаччо доверчив и сговорчив. И он настолько не желает зла вашей милости, что в знак добрых намерений даже готов отказаться от выкупа за вашего слугу. Разве это не свидетельствует о желании быть полезным?

Ричард с удивлением воззрился на бандита. Впрочем, эта маленькая речь удивила не только его, но и Гиллалуна, который снова замер, как видно, пытаясь понять, в чем тут подвох.

– Чего же ты хочешь? – снова спросил Ричард у главаря.

– Безделицы, мой добрый сеньор. Попросите вашего аббата уплатить за ваше освобождение, скажем, пятьсот золотых таллов… Это такая скромная сумма за вашу драгоценную жизнь, что я боюсь, как бы ваша милость не оскорбились! Но дело в том, что я вовсе не стяжатель. Капитан Паганаччо услужлив, и он не любит злоупотреблять своей властью над людьми, попавшими в беду.

На сей раз бандиты, стоявшие справа и слева от «капитана», сделали над собой усилие и не заржали. Ричард, не мигая, рассматривал гнусную физиономию разбойника: вытянутое костистое лицо, тонкий нос, глаза неопределенного цвета, горящие алчностью. Всего-то пятьсот таллов! Не сумма для богатого монастыря, к тому же герцог Окделл оставил отцу Канио на хранение все свои ценности, в том числе и пресловутое кольцо графа Штанцлера…

– Так тебя зовут Паганаччо? – рассеянно спросил Дик, пытаясь поймать какую-то ускользающую от него мысль.

– Пага́но-Паганаччо к услугам дорогих гостей, – раболепно поклонился разбойник. – О, мы еще найдем общий язык с вашей милостью: ведь я, как и сиятельный сеньор, тоже в некотором смысле военный.

Гиллалун смачно сплюнул на землю.

– Ты получишь деньги, – презрительно бросил Дик. – Я напишу отцу-настоятелю. Но помни, что монастырь находится в Алати.

– Это совершенно неважно, ваша милость, – заверил его бандит. – Мы такие люди, для которых нет границ.

– Это твое дело. Но пеняй на себя, Паганаччо, если все это закончится для тебя веревкой на ближайшей осине, – пригрозил Дик.

Алчные глаза разбойника недобро блеснули.

– Сиятельный сеньор, конечно, понимает, что его жизнь и жизнь его слуги зависит от нашей сделки, – вкрадчиво произнес он. – В интересах его милости предупредить об этом своего друга, чтобы никому не пришлось потом сожалеть. Вас отпустят только после того, как я получу свой выкуп… и уберусь отсюда на безопасное расстояние.

Дик пожал плечами:

– Ты вор и трус, Паганаччо, раз готов бегать даже от монахов. Но будь по-твоему. Ты получишь свой выкуп и уберешься отсюда. Однако, раз мы с тобой обо всем договорились, я хочу, чтобы нас развязали и обращались со мною и моим слугой достойным образом.

– Я заранее предчувствовал, что мы столкуемся с вашей милостью! – воскликнул довольный Паганаччо. – Заверяю вас, добрый сеньор, что у вас не будет причин жаловаться. Сейчас вас развяжут, но я хотел бы почтительнейше просить вас держать в узде вашего слугу. Я не настолько глуп, чтобы брать с вас слово, что вы не попытаетесь сбежать, – ухмыльнулся он, – но прошу вас помнить: мои люди грубы, а их пистолеты заряжены. Если вы или ваш слуга попробуете напасть на моих парней или подойти к выходу, церемониться никто не будет. Так что послушайте моего совета: поужинайте с нами, выпейте вина, а после вашей милости подадут перо, чернила и бумагу и все, что вашей милости будет угодно!

Двое бандитов, повинуясь кивку главаря, перерезали веревки на ногах и руках пленников. Ричард тут же принялся разминать запястья, разглядывая порезы на левой руке, которую использовал в схватке как щит. Гиллалун, исподлобья косясь на отошедших разбойников, стал осторожно ощупывать ногу, пострадавшую при падении.

Капитан Паганаччо, цепко следивший за ними, решил снова проявить любезность.

– Эй, Жан-коновал! – позвал он бандита с сумкой знахаря. – Подойди-ка сюда и помоги нашим гостям… Брось Микеле, он свое получил и уже вряд ли прочухается. Сеньору нужно забинтовать руку, а этому малому – подлечить колено. Да возьми воды и полотенца получше! Конечности этих господ намного чище твоего грязного рыла.

Разбойник, исполняющий в банде обязанности лекаря, нехотя поднялся с корточек у лежанки несчастного Микеле и, кряхтя, пошел за водой и чистыми тряпками. Когда он вернулся, гремя сумой, набитой глиняными баночками со снадобьями, Ричард и Гиллалун уже успели расположиться поудобнее на охапке соломы.

Бандит поставил суму на землю, пристроил на выступ стены одну из масляных плошек, заменявших разбойникам лампы, и зажег огонь. Затем он принялся старательно полоскать в воде тряпицу сомнительной чистоты. Встав спиной к пещере и лицом к пленникам, он монотонно пробормотал, не поднимая глаз:

– Сделайте вид, что не слышите меня, сударь.

Дик с трудом понял, что глухой голос исходит именно от знахаря: его заросшая бородой физиономия ничего не выражала, а губы почти не шевелились. Гиллалун слегка вздрогнул и напрягся. Бандит между тем продолжал так же глухо и монотонно:

– Я должен сказать вам кое-что по секрету от капитана. – И тут же прибавил гораздо громче. – Подайте мне вашу руку, сударь. Я обмою раны.

Дик протянул руку, плохо понимая, что происходит. Жан-коновал принялся смывать полузасохшую кровь с такой трепетной осторожностью, что юноша внезапно понял: бандит боится его до дрожи в коленях. Густая поросль скрывала нижнюю часть его лица, а глаза были опущены, но мелко трясущиеся пальцы выдавали коновала с головой.

Ричард равнодушно отвернулся, сгорая от любопытства. Слева от него Гиллалун принялся деловито чистить полы своей потрепанной в схватке рясы, тихонько посвистывая себе под нос, однако Дик не сомневался, что рысий слух телохранителя прикован к бандиту, пусть вид у слуги был самый рассеянный.

Жан-коновал, продолжая елозить тряпкой по руке Дика, пробубнил, едва шевеля губами:

– Я помогу вам сбежать отсюда, сударь. Капитан хочет убить вас сегодня же ночью.

От этого заявления Дик непроизвольно дернулся. Гиллалун немедленно пришел ему на помощь:

– Гляди, что творишь, каналья! – рявкнул он на знахаря. – Чай не скотину пользуешь!

Тот остановился на минуту, окончательно оробев. Воспользовавшись тем, что эхо от Гиллова рыка надежно перекрывало любой голос, Дик быстро спросил:

– С чего бы тебе о нас тревожиться?

Бандит немного отстранился, чтобы взять бинт и наложить на него какую-то не внушающую доверия мазь, а затем, снова склонившись над рукой, произнес нечто совершенно немыслимое:

– Я узнал вас, сударь.

Дик задохнулся от неожиданности. Невозможно, невероятно, но объяснение было только одно!

– Так ты сторонник герцога Эпинэ? – выдохнул потрясенный юноша. – Ты скрываешься здесь в интересах принца Ракана?

Жан-коновал впервые поднял на Дика глаза, в которых отразились испуг, недоумение и искреннее замешательство.

– Герцог Эпинэ? – переспросил он. – Он вздернет меня, если поймает. Я говорю о вас. – И он продолжал, понизив голос: – Я родом из этих мест. Капитан не здешний, он из Агарии. Но я – другое дело. Я сразу понял, что вы из этих… которые древней крови. – Знахарь поежился. – Я-то знаю, что никто не может подняться на холм Абвениев – ни человек, ни зверь. Ни одна птица не садится там на камни. Как-то по молодости я хотел залезть по ступенькам… Думал, там и сдохну. А вы стояли на самом верху, а потом дрались, как взбесившийся вепрь… Я великий грешник, сударь, – робко проговорил коновал, – но я чту богов. Я не знаю, кто вы: может, и вправду монах, а, может, и большой человек. Но вы один из них, из этих… из Ушедших.

Ричард, не веря собственным ушам, слушал бормотание бандита. Не думал он, что гальтарские суеверия могут так близко коснуться его самого! Должно быть, бедняга Жан был родом из местных крестьян, которые до сих пор ставят крынки с молоком и медом у древних развалин. Дик бросил взгляд на Гиллалуна: тот слушал с живейшим, хотя и затаенным интересом, словно принимал весь бред невежественного разбойника за здравые суждения.

– Так ты говоришь, никто не подымется на Холм? – спросил он. – То есть, ежели б мой господин остался наверху…

– Капитан бы до него не добрался, – убежденным тоном прошептал бандит. – Разве что сбил пулей… Да и то: пуля пролетела бы мимо.

На лице у Гилла отразилось сожаление: он явно сокрушался про себя, что позволил хозяину броситься ему на помощь. Дик решил, что нужно поскорее отвлечь телохранителя от этих мыслей: он все равно поступил бы так, как поступил, даже будь сказки невежественного знахаря правдой.

– Зачем Паганаччо нас убивать, приятель? Мы же договорились о выкупе!

Жан-коновал украдкой оглянулся на главаря банды, который, стоя недалеко от костра, отдавал какие-то приказы, глядя попеременно то на пленников, то на выход из пещеры.

– Это у него в заводе. Он всегда кормится с двух столов. Если повезет, берет выкуп. А деньги за ваше убийство уже уплачены.

– Кем? – резко спросил Гиллалун.

Дик чувствительно ткнул телохранителя кулаком в бок, чтобы тот не забывал об осторожности.

– К капитану приходили какие-то два господина из Приморской Эпинэ. То есть мне показалось, что они родом оттуда. Покажите-ка ваше колено, – громко добавил знахарь, закончив перевязку и со вздохом облегчения отодвигаясь от Ричарда.

Гиллалун с высокомерным видом принялся закатывать полы рясы. Когда бандит склонился над его ногой, чтобы ощупать повреждения, телохранитель незаметно шепнул ему в самое ухо:

– Один из заказчиков был маленький, кругленький и елейный до приторности?

– Так вы их знаете? – Жан-коновал на мгновение вскинул глаза на Гиллалуна, но тут же вернулся к своему делу. Гилл с мрачным видом посмотрел на Ричарда, словно желая сказать: говорил же я вам!

– Как нас убьют? – спросил Дик, едва шевеля языком.

– При попытке к бегству, – чуть слышно отозвался знахарь. – Капитан же не взял с вас слова? Нет?.. Он всегда так делает и всегда заранее предупреждает, что в случае чего…

– Какой честный человек! – усмехнулся Гиллалун.

– Ночью, когда вы напишете письмо и ляжете спать, случится тревога. Капитан выйдет наружу и многие выбегут следом за ним… Это ловушка. Вы захотите воспользоваться случаем, и вас пристрелят из засады.

Ричард перевел взгляд на Паганаччо. Тот выглядел таким довольным, словно уже подсчитывал пятьсот таллов выкупа. В самом деле, отстраненно сказал себе Дик, как я не подумал, что две недели кормить и сторожить пленников очень накладно? К тому же Паганаччо выторговал себе время, чтобы уйти с деньгами. А люди отца Канио найдут в пещере два трупа.

– Как же нам бежать? – бесстрастно спросил Дик, следя за суетящимися у костра разбойниками: оттуда уже вовсю пахло жареным кроликом. Аппетитный дым стлался по полу пещеры, и в животе у герцога Окделла, всю прошедшую неделю питавшегося с истинно монашеской умеренностью, предательски заурчало.

Жан-коновал снова загремел своими баночками, отыскивая нужный бальзам.

– Отсюда есть только один безопасный выход, – ответил он и еле заметно кивнул головой вправо. – В пяти шагах от вас есть колодец, ведущий в старые катакомбы. Он закрыт камнем, но ваш слуга без труда отвалит его. Когда поднимется суматоха и все бросятся к выходу, прыгайте вниз. У вас будет добрых полчаса, прежде чем капитан догадается, куда вы делись.

Гиллалун поморщился, словно мазь знахаря щипала ему кожу.

– Ты, должно быть, рехнулся, малый! Лезть под землю, не ведая, есть ли там выход наружу!

– Выход есть, – ответил знахарь, нисколько не смутившись. – Когда я был мальчишкой, сказывали, что один гробокопатель как-то забрался туда за сокровищами… Там ведь одни могилы, – пояснил бандит, выразительно глянув в пол, – и эсператистские, и абвениатские. Болтали, если зайти подальше, можно найти ценные вещи… Тот человек пропал на три недели. Все уж думали: помер. А он вылез у моста в Мо́лло, весь седой и сильно не в себе, но живой.

Гиллалун едва не зарычал от негодования:

– То есть ты хочешь, чтоб мы свихнулись?

Жан-коновал бросил скользящий взгляд на Ричарда и ответил твердо:

– Вы не свихнетесь. С вами ваш господин. Молло в девяти хорнах отсюда по прямой на север. Это все, чем я могу помочь.

И, словно приноровившись к чему-то, бандит сильно дернул Гиллалуна за лодыжку.

Тот взвыл благим матом. Все разбойники разом повернулись к пленникам и разразились громким хохотом. Капитан Паганаччо счел нужным осведомиться о самочувствии своих гостей и неспешно приблизился к ним.

– Как вам мой лекарь, ваша милость? – глумливо осведомился он.

– Не советую подпускать его к скотине, – пренебрежительно отозвался Дик, успокаивающе хлопая Гилла по плечу, – а так рука у него легкая.

Паганаччо ухмыльнулся, блеснув зубами.