Текст книги "Сердце Скал (СИ)"

Автор книги: Tesley

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

– Что это? – спросил он, ничего не понимая. – Почему ты отдаешь это мне?

– Разве это не ваша фамильная драгоценность? – удивился Ричард, хотя пытливый взгляд, который он устремил Роберу в лицо, делал его удивление немного наигранным. – На нем ваш родовой знак.

– Ну, знаешь ли, не всякая вещь, на которой намалевана молния, принадлежит Эпинэ, – возразил Робер. – Тем более это кольцо. Посмотри сам: оно довольно старое – такие массивные кольца делали еще в начале круга – а гравировка совсем новая. В прежние времена в золото добавляли серебро, отчего оно слегка отдавало в зелень. Теперь не так. Видишь? Разница между старым и новым металлом просто бросается в глаза.

Дик, затаив дыхание, разглядывал перстень, который Робер повернул под наиболее удобным для осмотра углом: жирный желтый блеск гравировки был теперь хорошо заметен. Роберу почему-то показалось, что волосы на голове у Дикона зашевелились; но, разумеется, это был просто случайный порыв несильного ветра.

– Т-так эт-то… Т-так это… не перстень Эпинэ? – спросил мальчишка, почему-то заикаясь.

– Нет, конечно. Откуда это у тебя?

Ричард вздохнул и вдруг, решительно протянув руку вперед, нажал ногтем на золотую молнию. Повинуясь толчку его пальцев, оправа отошла в сторону, обнаружив прямо под главной шерлой крохотный тайничок. Теперь Роберу стало ясно, зачем понадобилось переделывать кольцо!

– Здесь был яд, – лаконично объяснил Дик.

Робер брезгливо сунул кольцо обратно Дикону. Он уже догадывался, что услышит дальше.

– Его дал мне эр Авг… граф Штанцлер, – упавшим голосом проговорил Окделл. – Он сказал, что получил его от вашего отца. Вместе с ядом.

– Он солгал, – спокойно ответил Робер. – Штанцлер хочет власти и готов любыми способами выгрызть ее у Дорака. Алва видит его насквозь, поэтому Штанцлер и одурачил тебя, чтобы устранить опасного врага твоими руками. Я же говорю тебе, Дикон: твой эр Август лжец и мерзавец! Ты мог бы сообразить и сам: мы, Эпинэ, иноходцы, а не гадюки. В нашем роду никогда не было отравителей.

Ричард побелел как мертвец, и Робер мысленно пнул себя за бестактность. Можно подумать, что маркиз Эр-При вел себя лучше юного герцога Окделла!

– Не мне тебя судить, Дикон, – продолжал Робер, стремясь как можно быстрее переменить тему. – Я тоже попался на удочку лжи, и куда это меня привело? Я пошел против Талига, против собственной страны – там, в Варасте. Я убивал тех, с кем рядом должен был сражаться!.. Что поделаешь, Дикон, – резюмировал он с философской покорностью. – Наши семьи оказались не на той стороне, а мы с тобой просто стали заложниками наших фамилий.

Ричард посмотрел на Иноходца потемневшими глазами.

– Не на той стороне? А какую сторону мы должны были выбрать, Робер? Может быть, мне стоило встать на сторону лигистов Авнира и пойти громить дома моих единоверцев? Или вы предпочитаете себе господ Колиньяров, которые грабят и насилуют Старую Эпинэ – между прочим, вашу родную провинцию?

Маркиз Эр-При отрицательно покачал головой, чтобы умерить закипающий гнев юноши, но ответил прежним рассудительным тоном:

– Мерзавцы есть на любой стороне, Дикон, но Алва хотя бы защищает Талиг.

Окделл с силой выдохнул, внезапно успокаиваясь. Он озабоченно нахмурил лоб, словно ему пришла в голову новая идея, но он не знал, как лучше выразить ее словами.

– Если вы так думаете, Робер, – начал он неуверенно, – если вы и правда думаете так, как говорите, то, может быть, вам стоит написать герцогу Алве и попросить его покровительства?

Робер изумленно уставился на Дика. Похоже, от всех потрясений мальчик сошел с ума.

Дик быстро смекнул, что означает встревоженный взгляд Иноходца.

– Дело в том, что я был в Агарисе, – торопливо объяснил он. – И встречался с кардиналом Левием – он магнус Ордена Милосердия, к которому принадлежал епископ Оноре. Так вот, его высокопреосвященство полагает, что монсеньор очень расположен к вам. Ведь как Проэмперадор Варасты он мог арестовать вас, несмотря на суд Бакры. Однако он вас отпустил и даже подарил вам коня Оскара. Кардинал Левий уверен, что монсеньор готов идти вам навстречу, если только вы выразите желание вернуться в Талиг. Его высокопреосвященство даже написал вам об этом.

И, к величайшему изумлению Робера, Дик извлек из внутреннего кармана своего колета немного помятую депешу угрожающе официального вида, украшенную сургучной печатью с летящим голубем.

– И еще, Робер… – колеблясь, продолжал Дик. – Курия полагает… То есть они получают известия из Эпинэ, что герцог Анри-Гийом, ваш дед… Он очень плох, Робер. Говорят, что его кончина неизбежна. Это только вопрос нескольких месяцев, может быть, даже недель. Курия желает, чтобы вы стали следующим герцогом, но без помощи Алвы это невозможно. Пожалуйста, – неожиданно взмолился Дик, – подумайте об этом серьёзно! Ведь там остались ваша матушка и ваши люди. Вы представляете, что будет с ними, если всю власть в Эпинэ приберут к рукам Колиньяры?

Робер рассеянно вертел в руках письмо магнуса Ордена Милосердия. Опять агарисские святоши суют нос в его дела! Оказывается, они пристально следят за здоровьем деда. Видно, старик совсем сдал… Стоило бы, однако, узнать, что за голубок этот Левий? От магнуса Климента Иноходца до сих пор временами пробирала нервная дрожь.

– С чего это курии вздумалось тянуть меня в Эпинэ? – спросил Робер самого себя, на мгновение забыв о Диконе – да и откуда мальчишке знать подоплеку агарисских дел! – Еще и двух месяцев не прошло, как они выгнали нас в Алат и лишили своей поддержки.

– Это из-за гоганов, – неожиданно растолковал Дикон, снова привлекая к себе внимание. – Ведь это гоганы оплатили нападение бириссцев на Варасту, не правда ли?

Эпинэ изумленно уставился на Окделла.

– Скажите мне правду, Робер, – спокойно попросил Ричард. – Как гоганы оказались замешаны в деле Раканов?

Робер перевел взгляд с лица Дика на письмо магнуса Ордена Милосердия, а потом с «голубиной» сургучной печати – обратно на взволнованное мальчишеское лицо.

– Это Левий надоумил тебя спросить об этом? – спросил он не без иронии.

– Нет, – прямо ответил Дик. – Он рассказал мне о гоганах, это правда, но я сам предложил ему расспросить о них у вас.

– Не стоит тебе лезть во все это, – пробормотал Робер.

– Поздно, эр Робер, вы не находите? Вы сами говорите, что мне довольно много лгали, а я не хочу больше быть одураченным. Не нужно заботиться обо мне как о несмышленом ребенке. Я герцог Окделл, Повелитель Скал. Я видел войну. Я видел резню. Я отравил своего эра, которому клялся в верности. Скажите мне правду, маркиз Эр-При. Какую роль во всем этом деле играют гоганы?

Лицо Дикона, как и давеча, вновь показалось Роберу постаревшим и возмужавшим. Иноходец вынужден был признать, что требование юноши хотя бы отчасти справедливо. Он нехотя ответил:

– Гоганы хотят первородства. У них есть легенда… Они верят, что их прародителем был брат-близнец старшего сына Лита.

– То есть как Лита? – поразился Ричард.

– Я так понял. Гоганы, правда, зовут Лита Рохом. Старший сын этого Роха стал Повелителем Скал, а его брат-близнец был лишен наследства. Поэтому его потомкам взбрело в голову выкупить первородство у Ракана. Если Альдо вернет себе трон Талига, гоганы должны будут получить Гальтару.

Растерянность, отразившаяся во всем облике Дикона, превратила его повзрослевшее лицо обратно в недоуменную детскую мордашку. Это было настолько неожиданное и забавное преображение, что Робер невольно хихикнул про себя.

– Гальтару? – переспросил Дикон, совершенно ошеломленный. – Но ведь это же развалины!

– Я там не бывал, – дипломатично ответил Робер. – Но говорят, что так.

Дик задумчиво потер лоб, явно не в силах разгадать эту шараду. Иноходец вполне ему сочувствовал: в свое время он так же недоумевал над смыслом сделки с достославным Енниолем.

– Робер, – медленно сказал Дик, – я тоже никогда не бывал в Гальтаре, но я знаю, что гоганы – ростовщики. Они никогда не станут платить золотом за химеры. Кампания в Варасте обошлась дорого. Не думаю, что вы или принц подписали договор с людьми этого племени, не зная, что на самом деле за ним стоит.

Робер засмеялся.

– Положительно, ты лучшего мнения о нас, чем мы того стоим, – пошутил он. – Все, что я могу тебе сказать: гоганы верят в магию. Они хотят Гальтару и сохранившиеся реликвии, чтобы вернуть себе власть, якобы завещанную Абвениями нам. Они называют нас первородными: Альдо, меня, тебя, поскольку ты потомок Лита… Рокэ Алву как Повелителя Ветра, Придда как Повелителя Волн. Принц принял их условия. Вот и вся сделка.

Робер не стал говорить, что Альдо уже решился на обман.

– Так магия существует? – неожиданно спросил Ричард.

– Я не знаю, Дикон, – честно ответил Робер. – Гоганы владеют… чем-то вроде магии крови. У них сохранились кое-какие тайные знания и реликвии, которые они ревностно оберегают… Не спрашивай меня больше! Я все равно не смогу тебе этого объяснить. Но я точно знаю, Дикон, что никакая магия не поможет нам выпутаться из лжи и подлости, в которой мы барахтаемся.

Дик явно пропустил последние слова мимо ушей.

– Вы не можете этого объяснить… – задумчиво протянул он, вероятно, придя к какому-то выводу. – Стало быть, вы сами видели гоганскую магию.

Робер досадливо выругался про себя.

– Так и знал, что мне не стоило говорить тебе об этом, – пробормотал он с сожалением, – Ты, как и Альдо, думаешь, что магия способна избавить тебя от всех трудностей!

Ричард поднял голову, насторожившись, словно дейта, почуявшая неосторожного зайца:

– Принц Альдо тоже верит в магию? – пытливо спросил он. – Он видел, как колдуют гоганы?.. Ну конечно! Ведь ростовщики покупали первородство напрямую у него самого!

Догадливость Дика не понравилась Роберу.

– Разумеется, он видел то же, что и я, – подтвердил Иноходец с видимым неудовольствием. – Только это не колдовство, Дикон. Это… сложнее. И гораздо опаснее! Мы растеряли свои старые знания, а без них я не советую тебе лезть в подобные дела.

– А что намерен предпринять его высочество? – жадно спросил Дик, снова пропуская мудрую реплику Робера мимо ушей.

– Спроси у него сам! – огрызнулся Иноходец. – Я начинаю думать, что вы два сапога пара! Уверен: вы славно поболтаете и о гоганах и о Гальтаре!

Дик смущенно улыбнулся – растерянно и немного неловко.

– Я не могу видеться с принцем, – произнес он тихо. – И очень прошу вас, Робер, не сообщать ему о моем приезде. Если Дорак получит возможность обвинить меня во встрече с его высочеством, мне не отвертеться от обвинения в государственной измене.

– Брось, Дикон! – отмахнулся Робер. – Зачем ты нужен Дораку, чтобы он стал следить за тобой? Я думаю, что он уже давно забыл о твоем существовании – так же, как и о моем.

В серых глазах Дика снова сверкнули искры, словно огненные сполохи над пеплом вулкана. Его лицо исказила неприятная усмешка.

– Ты так полагаешь? – вполголоса спросил он, неожиданно переходя на «ты».

– Да. Иное дело, если бы Алва обвинил тебя в попытке отравить его. Но, насколько я понял, твой эр выгородил тебя и скрыл твою глупость.

– Он распорядился, чтобы я ехал сюда, в Граши, – по-прежнему неприятно усмехаясь, сообщил Дик. – И позаботился о том, чтобы я обязательно пересек границу с Алатом.

– Вот видишь! – подхватил Иноходец. – Ведь это он вернул тебе это проклятое кошкино кольцо?.. Все очевидно: он тебя спасал. Нет тебя – нет улики.

Дик уставился на Робера с видом человека, неожиданно осознавшего: он уже час разговаривает с сумасшедшим.

– О каких уликах вы говорите, Робер? – осторожно спросил он. – Мы с монсеньором были наедине. Все происходило только между нами. Дораку неоткуда было бы узнать о кольце или о яде, если бы монсеньор сам не рассказал бы ему об этом.

– А слуги? – резонно спросил Робер.

– Слуг не было. Да и какой слуга пошел бы против воли своего соберано, если бы тот запретил говорить об этом?

– То есть ты хочешь сказать, что Ворон, – промолвил Робер, холодея от неприятного предчувствия, – все-таки обвинил тебя в покушении?

– Официально – нет, – признался Дикон, – насколько мне известно, во всяком случае. Но он наверняка дал понять Дораку, что отступается от меня. Иначе зачем вся эта поездка в Алат? Знаете, по дороге я много думал. У монсеньора было множество способов наказать меня: сослать в Надор, заточить в каком-нибудь замке в Кэналлоа, даже взять с собой в Фельп и отправить прямо под пули. Но он выбрал Граши. При нашей встрече, Робер, вы сказали, что я изгнанник, как и вы, – продолжал Ричард с горечью, не дав Роберу вставить ни слова. – Но если бы вы знали, как я завидую вам! Вы изгнанник, потому что вас считают врагом – и опасным врагом! А я… Я изгой. Я не враг и не друг – я надоевшая игрушка, прикормленный щенок, который обделался на дорогом ковре и которого вышвырнули на улицу!

– Хватит, Дикон, – сказал Робер успокаивающим тоном, кладя руку юноше на плечо. – Уверен, твой эр так не думал. Может быть, Дорак хотел допросить тебя по другому делу, а если бы при этом всплыла история с покушением…

– Оставьте, Робер, – прервал его Ричард, поморщившись, как от головной боли. – Без согласия моего эра Дорак не мог бы допросить меня ни по какому делу. Ну разве что он обвинил бы меня в покушении на самого короля. Только, получается, что я спасал Оллара.

– Как так: ты спасал Оллара? – удивился Робер. – Какое отношение король имеет ко всему этому?

– Если бы покушение удалось, это помешало бы планам Дорака развести Катари… ну Ариго с королем, – смущенно объяснил Дик, почему-то запнувшись на имени королевы. – Робер, вы представляете себе, что будет, если Дорак добьется этого?

Робер внимательно посмотрел в лицо юноше, который под его взглядом покраснел до самых ушей. Что ж, теперь все стало ясно, ясно до самого конца! Страдалица-королева выбрала себе верного защитника. Только вот вместо ристалища, на котором юный рыцарь мог бы совершить подвиг во славу своей дамы, влюбленного глупца вытолкали на позорище – вероломное убийство и клятвопреступление. Леворукий бы побрал Катарину Ариго: ни сердца, ни души, так, разукрашенная марионетка в руках подлеца-кансильера!

– Успокойся, Дикон, – сказал Робер, подавляя в себе желание немедленно отыскать Штанцлера и свернуть ему шею. – Я сказал тебе и повторяю: мнимый список Дорака такая же ложь, как и вранье про кольцо, которое тебе вручил этот старый мерзавец. С королевой ничего не случится. В конце концов, у нее есть братья. Их голыми руками не возьмешь. Вся эта семейка до того пронырлива, что пролезет в игольное ушко без мыла. В отличие от нас с тобой.

Ричард Окделл неожиданно встал с валуна, на котором сидел, выпрямившись перед Иноходцем во весь рост. Робер с удивлением посмотрел на него: мальчишески-мягкое лицо Дикона сейчас искажала с трудом сдерживаемая ярость.

– Простите меня, любезный маркиз, – не слишком внятно выговорил Окделл сквозь сжатые зубы. – Я так торопился рассказать о себе, что забыл выразить вам свои соболезнования. Ведь, если я не ошибаюсь, Ариго приходятся вам кузенами? С материнской стороны? Впрочем, так как вы отзываетесь о них не самым лестным образом, надеюсь, сильной боли я вам не причиню. Ваши… м-м… пронырливые родичи… в прошлом месяце… пролезли в лучший мир.

– Что ты говоришь? – воскликнул Робер, тоже поднимаясь на ноги.

– Я говорю, – ответил Дикон с откровенной злостью, – что граф Ариго и граф Энтраг были заколоты Вороном на дуэли!

– Ты знаешь это наверное? – спросил Робер, потрясенный.

– Да. Я узнал в Агарисе. Кардинал Левий позволил мне взять с собой донесение, где об этом рассказывается. Его высокопреосвященство согласился с тем, что его следует показать вам.

И Дикон извлек из кармана мятое письмо: вероятно, его неоднократно читали и перечитывали. Робер жадно схватил его и быстро пробежал глазами.

– Ужасно. Ужасно! – повторял он. – Килеан… Гирке… Ариго… и бедняга Энтраг. Артур Феншо-Тримейн!

Дикон, чей приступ гнева миновал, без сил опустился обратно на валун и обхватил руками голову. Казалось, он забыл о том, где и с кем находится.

Дочитав агарисское донесение, Робер перевел взгляд на юношу. В позе Дикона было столько отчаянной безнадежности, что Иноходцу стало жаль бедного оруженосца Ворона едва ли не больше, чем его жертв. Он сел обратно на тот же валун и ласково обнял Дикона за плечи.

– Ты не виноват, – сказал он негромко. – В донесении сказано, что Люди Чести сами вызвали Ворона. Чудо, что Алва вообще остался в живых. Ни один человек, даже он, не выдержит четырех поединков сряду, которые завершаются линией. Конечно, он великолепный фехтовальщик, никто не спорит, но и Ариго, и Гирке, и Феншо-Тримейн тоже не вчера взяли в руки шпагу. Они хотели убить твоего эра, и не их вина, что им этого не удалось. Может быть, Алву защищает сам Леворукий. Но, если так, это значит, что Леворукий на стороне Талига. Если бы Ворона убили, ни у Надора, ни у Эпинэ этой зимой не было бы хлеба. Алва в Фельпе воюет за разоренную Варасту, и это главное, о чем нам следует думать.

– Я уже не знаю, что и думать, Робер, – тихо отозвался Дик. – Мне, как и вам, очень хотелось бы верить монсеньору. Но верить Дораку я не могу, а Алва на его стороне.

– Да почему ты решил, что Дораку есть до тебя дело? – воскликнул Робер в досадливом недоумении. – Мне кажется, Дикон, что Штанцлер просто сделал из него какое-то огородное пугало для тебя!

– Спросите Гиллалуна, – холодно ответил Дик, высвобождаясь из объятий Эпинэ, и делая знак телохранителю подойти.

– При чем здесь он?

Ричард не ответил. Дождавшись, когда надорец подойдет вплотную и поклонится господам, юноша повернулся обратно к Роберу.

– Моя мать, герцогиня, отправила его ко мне после того, как узнала все подробности об Октавианской ночи. Гилл смог догнать меня только по ту сторону талигской границы. Пока он шел по моим следам, он заметил погоню – только не за кэналлийцами Алвы, которые везли меня к границе, а за мною.

– Это правда? – спросил Робер у невозмутимого телохранителя Эгмонта.

– Сущая правда, ваше лордство. За каретой их милости тайно следили, и на уме у этих людей было дурное. Они как-то вызнали, что их милость везут в Граши.

– Что это были за люди?

– Южане, ваше лордство. Я так смекаю, их мог нанять навозник-Колиньяр. Небось, они и посейчас сидят где-нибудь в Граши, затаясь по тайным норам. Поджидают их милость милорда герцога и уж, поверьте мне, не с добрыми намерениями!

Взмахом руки Ричард отпустил слугу. Телохранитель опять поклонился и отошел к оставленным на его попечение лошадям.

– Колиньяры – это еще не Дорак, – негромко проговорил Робер после паузы. Впрочем, защищать эту семейку у него не было никакой охоты.

– Его цепные псы, – ответил Дик, презрительно скривив губы. – Я еще хорошо помню Эстебана. Он был любимчиком Свина… Надеюсь, теперь вы понимаете, Робер, в каком положении я нахожусь. Я один, а за мною все, кого оставил мне отец. Должен ли я продолжать считать себя оруженосцем герцога Алвы? Могу ли я верить, что это не он отдал меня на растерзание прислужникам Дорака? Как мне понимать поручение ехать в Граши: как наказание за покушение на моего эра или как простую расправу Ворона и Дорака надо мною?

Робер вздохнул. Вряд ли он смог бы прямо сейчас найти ответы на эти вопросы.

– А почему ты не хочешь присоединиться к Альдо Ракану и ко мне? – спросил он.

– Робер, у меня в Надоре семья, – страдальческим голосом ответил Дик. – Там мои люди! Останься я с вами, Дорак тут же объявит меня изменником, и все они пострадают. Пока монсеньор не выдвинул против меня официального обвинения. Глупо самому губить себя, попавшись в явную ловушку!

Робер сокрушенно опустил голову. Дик говорил так, как следовало когда-то говорить ему самому… им всем, если уж на то пошло!

– А как же твоя встреча со мной? – тихо спросил он. – Ведь она тоже может стать поводом…

– Нет, не то же, – решительно оборвал Иноходца Окделл. – Я доставил вам официальное послание, в котором магнус Ордена Милосердия и вся курия просит вас примириться с короной Талига. Я… я могу сделать вид, что понял указание монсеньора ехать в Граши как поручение провести переговоры с вами. Ведь в Сагранне он пощадил вас. Вообще-то это план кардинала Левия, – продолжал Дик, вздыхая. – Его высокопреосвященство обещал заступиться за меня перед монсеньором, если мне удастся повлиять на вас. Я понимаю, Робер, да и сам Левий сказал мне откровенно: для курии я просто пешка в их руках. Если их надежды на вас и Ворона не оправдаются, они бросят меня Дораку так же, как бросил монсеньор. Я прошу вас, Робер, я прошу тебя, – Дикон снова перешел на «ты», – написать герцогу Алве. Это важно и для твоих людей, и для твоей матушки! Но я прошу не только за них. Я прошу за себя. Если монсеньор действительно заинтересован в вас, как думают в Агарисе, если он не посмеется… Если не заявит, что не давал мне инструкций встречаться с вами, если ответит вам… Тогда у меня появится надежда.

Бедный Дикон! Ему, гордому, как все Окделлы, приходилось умолять, и он делал это так открыто и искренне! Робер был тронут, но сердце его сжималось от множества этих «если». Когда-то герцог Эгмонт признался ему, что чувствует себя как муха, угодившая в паутину: чем больше она трепыхается, тем сильнее запутывается и тем быстрее дает знать голодному пауку, где увязла его добыча. Теперь и Дикон оказался в том же положении.

– Я все понимаю, – мягко сказал Иноходец. – И я обещаю тебе, что напишу твоему эру. Но… просить его о покровительстве я не могу. Он и так слишком много сделал для меня, Дикон. Он избавил меня от Адгемара, он отпустил меня на свободу, он подарил мне Дракко. Я должен ему так много, что просто неприлично просить еще. Да и кроме того… Как я могу оставить Альдо? Он мой друг. Если я и впрямь примирюсь с Олларами, это будет предательством по отношению к моему сюзерену. Прости, Дикон, но я не могу обещать тебе сделать то, о чем ты меня просишь.

Ричард молча кивнул в знак того, что все слышит и понимает, и, словно подавленный неудачей, низко опустил темно-русую голову.