Текст книги "Сердце Скал (СИ)"

Автор книги: Tesley

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Два десятка бандитов разом вынырнули из потаенных нор, где они скрывались до этого. Их была целая стая – стая самых опасных на свете двуногих крыс, приготовивших засаду неосторожным путникам. Гальтарские разбойники! Воры, славящиеся на всю здешнюю область! Чем могли их привлечь нищие паломники, путешествующие без охраны?..

На сей раз звериное чутье подвело Гиллалуна, но реакция у телохранителя по-прежнему была молниеносной. Он рывком сдернул с ветки чахлой пинии, едва пробивающейся между камней, поводья Соны и своего мула, одновременно выхватывая из-под рясы нож. Ричард привычным движением стряхнул в ладонь кинжал, который по горскому обычаю носил под мышкой, и кинулся вниз по лестнице на помощь своему верному слуге. Ему припомнились Вараста и бириссцы, удар, которому учил его Алва, позволяющий одним движением перерезать горло здоровенному седуну, и Надор, и зимняя охота на волков, и суровое лицо эра Дэвида Сеттона, показывающего, как на лету вспороть брюхо бросившемуся на тебя хищнику. Все это промелькнуло у него перед глазами, пока юноша торопливо прыгал по ступенькам, готовясь к схватке.

Гиллалун выпустил Сону, и мориска галопом понеслась навстречу своему хозяину, однако у самого подножия лестницы почему-то шарахнулась в сторону. Этим попробовал воспользоваться один из бандитов, который выскочил прямо перед мордой кобылы, норовя схватить ее под уздцы. В этом и состояла его ошибка. Сона взвилась на дыбы и ударила разбойника копытами в голову и грудь. Тот свалился наземь, как подкошенный, а Сона понеслась вокруг площадки и скоро скрылась из глаз за пирамидой холма Абвениев.

Дик сбежал с последней ступеньки, все еще пряча кинжал в рукаве. Ближайший бандит, опередивший остальных на пару бье, с глумливой ухмылкой на плоском лице шагнул навстречу сирому монашку. Он был шире Дика раза в два и на голову выше. Такому детине ничего не стоило расправиться с Гонорием Зайцем голыми руками. Тело Дика среагировало машинально, словно он все еще бился в передовом отряде, штурмующем Барсовы врата. Юноша ужом проскользнул под ножом разбойника и, выпрямившись, как пружина, глубоко полоснул кинжалом по толстой шее. И тут же, вывернувшись, отскочил назад, чиркнув монашеской сандалией по ступеньке, с которой только что спрыгнул.

Бандит осел в гальтарскую пыль со странным булькающим хрипом. Его изумленные товарищи ненадолго замешкались, и Ричард успел окинуть взглядом арену схватки, ища Гиллалуна.

Его телохранитель уже успел вскочить на мула, но один из разбойников, с ловкостью акробата перекатившись прямо под ногами животного, перерезал испуганной скотине сухожилия. Мул жалобно завопил, и Дик успел тупо удивиться: зачем бандиты портят свою предполагаемую добычу? Пятеро или шестеро разбойников с радостным улюлюканьем кинулись на Гиллалуна, норовя стащить его на каменные плиты площади, и Дик ринулся вперед, чтобы защитить его.

На него накинулись сразу трое. Время замедлилось, а чувств в душе не осталось вовсе: и гнев и страх испарились, как пот с кожи. С целеустремленностью брошенного камня Дик прорывался к Гиллалуну, орудуя кинжалом и парируя ответные удары обнаженной левой рукой. Как жаль, что у него нет огнестрельного оружия! И какое счастье, что у бандитов его тоже нет! Один из его противников отступил, держась за живот, другой взвыл, получив локтем в глаз, третьему Ричард ловко поставил подножку. На смену раненым тут же пришли другие. Их было слишком много, но Дик уже не думал об этом. Он бешено ломился к цели, даже не задаваясь вопросом, удастся ли им выбраться отсюда живыми. И тут из-за угла ступенчатой пирамиды прямо на него выскочил Моро!

«Откуда здесь Моро?» – машинально подумал Ричард, однако наваждение исчезло, не успев сформироваться. В глаза юноше бросились размазанные рыжие подпалины, нарисованные Гёзой Пирошем. Сона обежала холм Абвениев и вернулась к своему хозяину. Дик рванулся к ней, и в это мгновение ему на плечи тяжело плюхнулся аркан, ловко брошенный кем-то из бандитов. Дик инстинктивно схватился левой рукой за петлю, спасаясь от удушения, и рухнул в пыль, проехавшись всем телом по базальтовым плитам площади до самого основания лестничной пирамиды.

Сона проскакала мимо. Ей вдогонку раздалось несколько выстрелов: как видно, у бандитов все же были пистолеты, хотя они не торопились пускать их в ход. Кто-то грубо дернул Ричарда за ноги, и, решив не дожидаться дальнейшего, он вслепую ударил кинжалом, который, падая, ухитрился не выпустить из судорожно сжатых пальцев. Это было ошибкой. Кинжал намертво застрял в петле кожаного ремня подошедшего бандита, и хотя тот, скверно выругавшись, сразу отпрыгнул, ему на помощь немедля пришли его товарищи. Ричарда резко вздернули на ноги, одновременно заломив ему руки за спину и приставив для верности нож к горлу. Последнее, впрочем, нисколько не озаботило Дика: петля аркана окончательно ослабла, и юноша зашелся кашлем, пытаясь отхаркать забившийся в рот и ноздри песок. Чьи-то ноги вальяжно прогулялись мимо него.

– Симоне! Эй, Симоне! – окликнул насмешливый глумливый голос. – Чего это ты разлегся в пыли, как свинья? Умаялся что ли?

– Дохлый он, наш Симоне, как распоследняя падаль, – ответствовал другой голос, хриплый и грубый, и прибавил короткое эпинское ругательство. – Ишь, раззявил горло, как, бывало, свою поганую пасть!

Дик наконец-то поднял глаза, нашарил среди двух десятков бандитских рож лицо Гиллалуна и вздохнул с облегчением. Правая скула телохранителя была разбита в кровь, но сам он твердо стоял на ногах и смотрел на скрутивших его разбойников с презрительным пренебрежением. Личина доброго брата Гильельмо окончательно сползла с него.

Один из разбойников, тощий и жилистый, одетый побогаче остальных, подошел ближе к подножию пирамиды и небрежно потыкал носком сапога тело давешнего здоровенного бандита.

– Бедняга! – проговорил он с фальшивым состраданием. – Помер как окаянец! Видите, что ожидает не боящихся Создателя нечестивцев, дети мои? Их отправит в Закат рука безусого монашка!

И вожак от души пнул труп Симоне сапогом под ребра.

– А что делать с этим? Пустить в расход? – лениво поинтересовался бандит, державший нож у горла Ричарда.

– Эсперы на тебе нет! – деланно возмутился вожак. – Пустить в расход божьего человека! К тому же этот монашек такой же бешеный, как его конек. Разве он не станет тебе славным товарищем, куда получше покойника Симоне? Подумай сам: вдруг резать глотки ему понравится больше, чем петь молитвы, а?

Бандиты загоготали. Похоже, погибший товарищ не пользовался у них большой симпатией. Впрочем, кто ею пользовался? Разбойник, раненный Соной, глухо стонал, лежа всего в паре шагов от главаря, но тот даже не повернул головы в его сторону.

– А что делать со вторым? – спросил один из бандитов, окружавших Гиллалуна.

Вожак не успел ответить.

– Не трогайте моего слугу, – сквозь зубы зло процедил Ричард, глядя исподлобья на главаря разбойников.

– Слугу? – удивился тот. – А разве у монахов бывают слуги? – И, пристально вглядевшись в лицо пленника, он распорядился неожиданно жестким тоном, резко оставив прежнее паясничанье: – Отведите-ка их обоих в пещеры. Да поймайте мне бешеного конька этого доброго… монаха.

Ричарда грубо толкнули в спину и потащили по направлению к воротам города, как жертвенного теленка на заклание. Гиллалун, окруженный бандитами, прихрамывая, двинулся следом за ним: видимо, при падении с мула он все же повредил ногу. Дик не осмеливался повернуть голову, боясь встретиться взглядом с верным телохранителем. Он предал его. Он притащил их обоих в засаду, поддавшись глупому, гибельному капризу.

Холм Абвениев и Северная башня остались за спиной. Ричард даже не оглянулся на них, покидая мертвую столицу мертвой империи. Древняя Гальтара, святилище его предков, так же, как и Рокэ Алва, отреклась от него.

___________________

[1] Hic situs est – здесь покоится (лат).

[2] Vale, vale, vale – прощай, прощай, прощай (лат).

[3] Filius patri dulcissimo, matri piissimae – сын отцу дражайшему и матери благочестивейшей (лат).

[4] Тверд и незыблем в вере [верности] (лат).

[5] Благословен ожидающий (лат).

[6] «Благословен день, лето, месяц, час», начальные строки 61 сонета Петрарки на жизнь мадонны Лауры (пер. Вяч. Иванова).

Глава 5. Лабиринт. 1

1-14 дни Летних Ветров, 399 год Круга Скал. Оллария, Гальтара

1

Кардинал Сильвестр был неукротимо зол. Он знал, что выиграет эту битву, но какими средствами, помилуй Леворукий! До сих пор при взгляде на короля у него сводило зубы. Ему пришлось добрых полчаса простоять на коленях перед этим коронованным ничтожеством. Благо Талига требует жертв, но это слишком! Фердинанд заплатит ему за пережитое унижение. Счастье еще, что Люди Чести не знают всех подробностей той весенней ночи, при воспоминании о которой кардинала до сих пор мутило от гнева.

Закатная кошка Катарина и эта молодая эпинская гадюка, епископ Риссанский, успешно держали короля в изоляции почти полторы недели после Нохской дуэли. Однако двор не мог все время находиться в старом особняке баронов Феншо; в середине месяца король вернулся в Новый дворец. В ночь на двадцать первое Весенних Молний маркиз Фарнэби через задние двери, предназначенные для истопников, горничных, прачек и прочей челяди, провел кардинала прямо в Малую опочивальню. У господина мажордома были свои связи среди дворцовой прислуги. Один из его протеже выносил ночной горшок его величества и поэтому имел ключи от ретирадной комнаты короля, примыкающей к спальне. Сильвестр до конца жизни запомнит узкие, крутые лестницы, темные, холодные коридоры и испуг Фердинанда, поднятого с постели появлением неожиданных гостей.

Сильвестр тут же рухнул на колени перед кроватью, закрыв руками лицо, не позволяя первоначальному королевскому страху превратиться в ярость. За прошедшие дни Фердинанда изрядно настроили против него. Маркиз Фарнэби с ловкостью опытного придворного быстро направил события в нужное русло. Рухнув на колени рядом с Сильвестром, он воззвал:

– Государь, вашему величеству известна моя преданность! Умоляю ваше величество выслушать его высокопреосвященство. Речь о деле государственной важности!

Растерянный Фердинанд трясся мелкой дрожью в расшитой золотом ночной сорочке и явно не знал, на что решиться. Его камердинер хотел было юркнуть в двери за стражей, но маркиз задержал ушлого слугу, ловко ухватив того за полу.

Сильвестр с трудом оторвал руки от лица – он боялся, что не сумеет скрыть гримасы гадливости при виде его величества. К счастью, мимические мышцы не подвели. Нужно было воспользоваться случаем и вбить клин между партией кансильера и Феншо-Тримейнами.

– Ваше величество, дело не терпит отлагательств… Господин Куанси́, родственник вашего постельничего, только что сообщил мне, что капитан гарнизона, стоящего в Эр-Эпинэ, получил приказ, требующий от него немедленно сложить с себя командование и перебазироваться в Сэ… На приказе был оттиск вашей Большой королевской печати.

Потрясенный король подпрыгнул на постели и уставился на кардинала расширившимися от ужаса глазами. Новость отчетливо пахла мятежом.

– Разве Большая печать не в сокровищнице? – дрожащим голосом спросил он.

Разумеется нет. Ее там и быть не могло, его величество это прекрасно знает. Хранение Большой королевской печати с незапамятных времен – прерогатива и обязанность кансильеров Талига!

Что делать? О, обвинить кансильера почти не в чем. Его величеству хорошо известно, что передача Большой королевской печати осуществляется по письменному распоряжению короля и непременно в присутствии господина геренция… А поскольку кансильер покинул Олларию слишком поспешно и не поставив в известность его величество, у него не было времени на соблюдение протокола. Он сохранил печать при себе, а государю Талига лучше всех известно, как ловко в случае надобности граф Штанцлер подделывает королевскую подпись…

– Это измена, государь! – расставил точки над «и» маркиз Фарнэби, – Бегство Штанцлера – свидетельство о заговоре и нечистой совести.

– Граф боялся покушения со стороны господина кардинала, – нервно залепетал Фердинанд. – Октавианская ночь… – король повернулся к Сильвестру, – граф полагает ее делом ваших рук…

– Я готов хоть завтра предстать перед судом вашего величества, – твердо заявил Сильвестр. – Я слишком долго и слишком преданно служил вам и вашему августейшему родителю, чтобы бояться ложных наветов. Я не сбегу, как граф Штанцлер.

– Вы убедили меня отменить эдикты против дуэлей… – мямлил король.

– И всем сердцем скорблю об этом, – заверил Сильвестр. – Я молю ваше величество наказать меня по всей строгости. Но господин Куанси сообщает, что кансильер, по слухам, прячется у господина Депре́, одного из арендаторов покойного графа Ариго. Полагаю, что герцог Алва, чья преданность вам известна, почуял заговор и попытался обезглавить его, как умел.

– Государь, – решительно вставил Маркус Фарнэби, – изменник не мог бы поселиться у Депре без ведома Ариго… а после его смерти – без ведома ее величества королевы.

Король снова задрожал и непроизвольно начал нащупывать руками халат, лежавший в изножье кровати.

– Это еще не все, государь, – безжалостно добил его кардинал. – Мне доложили, что герцог Окделл покинул своего эра и выехал из Талига в Агарис. Таможенники вашего величества сообщают, что герцог пересек границу у заставы Саттэк.

Король затрясся так, что халат вывалился у него из рук. Маркус Фарнэби услужливо подскочил и помог его величеству облачиться.

– А это правда? – наконец сообразил спросить Фердинанд.

Сильвестр почтительно передал королю донесения. Бумаги запрыгали перед королевским носом: бедняга попробовал читать их и почти тут же отбросил от себя. Неловко выкарабкавшись из постели, он наконец-то подал знак кардиналу подняться с колен. Тот выпрямился, подавляя невольный вздох облегчения.

– Государь, ее величество стала заложницей любви к братьям, – мягко проговорил он, – а также к графу Штанцлеру, к которому питает поистине дочерние чувства. Увы, кансильер воспользовался ими так же беззастенчиво, как и вашим доверием… Королеву следует оградить от всего этого. Тем более, что герцог Алва сейчас не в Талиге, чем ваши враги явно торопятся воспользоваться.

За несколько минут Сильвестру удалось основательно запугать Фердинанда призраком мятежа в Эпинэ. Король все еще отлично помнил Надор и Ренкваху. Катарину заперли в ее покоях, а кардинал отправился к себе, надеясь урвать хотя бы два часа передышки. Какова же была его ярость, когда выяснилось, что еще до рассвета Фердинанд послал за епископом Риссанским!

К счастью, исчезновение Большой государственной печати испугало Луи-Поля, хотя он сумел-таки убедить короля подождать официальных подтверждений. Разве господина Куанси не могли ввести в заблуждение?

В Эпинэ полетели приказы, но партия кардинала уже начала оттеснять партию королевы. В десятый день Летних Скал Тайный Совет получил подложное распоряжение, выгнавшее королевский гарнизон из Эр-Эпинэ. Это была победа. Король немедленно издал указ об отстранении кансильера от должности. Его обязанности были временно возложены на герцога Колиньяра, однако сам Штанцлер опять как в воду канул. Дом господина Депре перевернули снизу доверху, но ничего не добились ни от слуг, ни от хозяина.

Было очевидно, что Эпинэ бурлит, но бурлит под сурдинку. Мараны громко блеяли о неблагонадежности старого герцога Анри-Гийома. Главный секретарь Талига граф фок Ве́йсдорн, ведавший тайной полицией, изловил кое-каких слуг покойного графа Ариго, и в его руках они начали выводить любопытные трели. Однако преосвященный Луи-Поль тоже не сидел без дела. Молодой епископ наладил переписку с Агарисом, а двадцатого числа Летних Скал сам Сильвестр удостоился очередного послания от Эсперадора Юнния. Новости были такие, что кардинал едва не решил сказаться больным, но было поздно: король назначил заседание Тайного Совета на первое Летних Ветров. Епископ Риссанский настойчиво требовал рассмотрения обвинений против герцога Надорского.

Сидя в Овальном кабинете, кардинал ярился на всех по очереди: на идиота-Фердинанда, которому давно было не место на троне, на пройдоху Луи-Поля, гадюкой проползшего в политику, на самого себя, благодушно позволившего когда-то третьему сыну графа Феншо-Тримейна занять епископскую кафедру, и на отсутствующего Рокэ Алву. Особенно на Алву! В конечном счете, весь сегодняшний балаган творился именно по его милости.

Злость, однако, не мешала Сильвестру прикидывать свои шансы. Тессорий Леопольд Манрик и экстерриор Гектор Рафиано будут на его стороне, равно как и первый секретарь Франц фок Вейсдорн и маркиз Руй де Аленго́р, министр флота. Можно также уверено положиться на вице-кансильера Колиньяра, жмурившегося сейчас на свечи, как довольный кот, и на сурово поджимающего губы Генерального прокурора маркиза Алеха́ндро Орилья́на. Но вот Генеральный атторней… Жосле́н Флермо́н, который с деловым видом листал бумаги, будто показывая, что заинтересован только в самом деле, повернется в ту сторону, которую примет король. Это не человек – флюгер, готовый угодить и вашим, и нашим… но отменный законник, этого не отнять. Итого: шестеро. Что же касается сенескаля[1], то на его поддержку можно даже не рассчитывать: граф Гислен-Грегуар де Миосса́н сам не прочь приобрести на короля то же влияние, что и Сильвестр.

Верховный судья – супрем Вальтер Придд – сидел неподвижно, как ледяная статуя, и сверлил противников холодным ненавидящим взглядом: он не забыл и не простил Сильвестру и Алве смерти брата. Его зять, геренций Гогенлоэ-цур-Адлерберг, пойдет за ним, тем более, что в отсутствие Большой королевской печати он хранит Малую. Но это не все. Преосвященный Луи-Поль притащил на заседание Блюстителя королевской опеки, графа Эктора-Марию-Максимиллиана Ауэрберга, под тем предлогом, что Алвы нет в Талиге. О, какой шанс для обиженного графа! Должность Блюстителя может дать куда больше того, что дает сейчас, если Ауэрберг сумеет воспользоваться ситуацией.

Итого: четверо, не считая самого епископа. А ведь есть еще военный министр барон Но́ртвин Йо́неберге, возвышавшийся возле де Миоссана как дикий валун. Он, конечно, ставленник Ноймаринена, но прям и честен, как покойный Эгмонт Окделл. Они, кажется, когда-то даже служили вместе в Торке… Леворукий побери этих простодушных рубак! Их место на поле боя, а не в зале Совета. Кто же еще? Ах да, двое святых отцов… Молодой епископ под видом секретарей протащил в Овальный кабинет парочку аббатов: права голоса они не имеют, но повлиять на Фердинанда могут. Одна из благостных физиономий даже показалась Сильвестру смутно знакомой.

В час дня двери Овального кабинета распахнулись, и король предстал перед своим Тайным Советом. Государственные мужи поднялись и тут же низко склонили головы. Его величество рухнул в свое кресло под балдахином и махнул рукой, приглашая сановников садиться. Его жест вышел каким-то отчаянно-безнадежным.

Золотой песок струйкой побежал из верхней чаши часов в нижнюю. Фердинанд сосредоточенно смотрел на него, будто собираясь с мужеством.

– Господа, – начал он, когда упала последняя крупинка, – мы собрали вас здесь, чтобы выслушать ваше мнение и принять важное решение… оно касается герцога Окделла… А также переговоров с Эсперадором Агарисским. Его преосвященство епископ Риссанский сообщит вам последние новости.

Луи-Поль поднялся – он сидел справа от короля. Один из его секретарей сунул ему в руку какую-то бумагу.

– Ваше величество… господа, – поклонился молодой епископ, – я уполномочен ознакомить вас с содержанием письма, присланного мне курией. Да будет вам известно, что почти месяц тому назад герцог Ричард Надорский посетил Агарис и был принят кардиналами. Он уверил их, что его величество король Талига не имеет ни малейшего отношения к прискорбным событиям Октавианской ночи.

Будь это известие действительно новостью, оно вызвало бы удивление у всех присутствующих, но письма пришли четыре дня назад, и обе партии уже вовсю шептались об этом.

Экстерриор граф Рафиано деликатно кашлянул.

– Простите, что перебиваю, ваше преосвященство, – негромко произнес он, – но мне хотелось бы уточнить: его светлость был уполномочен сделать подобное заявление?

Епископ оглянулся на короля. Тот, словно целиком уйдя в свои мысли, внимательно разглядывал мозаику наборного стола.

– Полагаю, его светлость руководствовался личными побуждениями, – ответил епископ. – Вероятно также, что он выражал точку зрения своего эра. Как вы помните, герцог Алва спас епископа Оноре и пресек беспорядки в столице.

– И Первый маршал послал своего оруженосца в Агарис? – недоверчиво спросил барон Йонеберге, покачивая головой. – Если так, то вы, ваше высокопреосвященство, наверняка знаете об этом: ведь вы были у маршала перед его отъездом в Фельп.

Король внезапно поднял голову и ответил раньше Сильвестра, причем с явным неудовольствием:

– Господин кардинал уверил нас, что герцог Окделл покинул своего эра и оставил Талиг, хотя мы не давали ему своего соизволения на это.

– Вероятно, он получил разрешение от Алвы, государь, – негромко бросил Придд. – Для оруженосца этого достаточно.

– Господин кардинал? – тем же сварливым тоном осведомился Фердинанд у Сильвестра.

– Насколько мне известно, ваше величество, – осторожно проговорил тот, кинув взгляд на Вейсдорна, – Первый маршал действительно выдал своему оруженосцу пропуск… и повеление ехать в Граши.

– Вы умолчали об этом! – в сердцах бросил король.

– В Граши! – со значением повторил епископ Риссанский. – Уж не в окрестности ли этого города Эсперадор Агарисский отослал так называемого принца Ракана?

Сенескаль де Миоссан посчитал нужным издать изумленное восклицание. Пожилой геренций пошел еще дальше: он почти подпрыгнул на месте от деланного негодования.

– В Граши! – визгливо повторил он тоном человека, не верящего собственным ушам. – Государь, если это правда, то герцогу Алве следует разъяснить Тайному Совету свои намерения!

– Герцог Алва в Фельпе, – любезно пояснил кардинал так, словно присутствующие не знали об этом. – И он, несомненно, даст исчерпывающие объяснения, если его величеству будет угодно их получить… Но речь не о нем, а о его оруженосце.

– Одно неотделимо от другого, достопочтенный брат, – возразил Луи-Поль, намеренно опуская кардинальский титул. – Из ваших слов ясно, что герцог Окделл оставил Талиг не по своей воле и поехал выполнять довольно странное поручение.

– О нет, позвольте, ваше преосвященство, – деликатно вмешался первый секретарь фок Вейсдорн. – Герцог Окделл, напротив, не выполнил распоряжений своего эра, ибо отправился отнюдь не в Граши, а в Агарис… И даже осмелился выступить перед курией, на что его никто не уполномочивал.

Луи-Поль проигнорировал это замечание, словно не услышал его.

– Ваше величество, – обратился он к королю, – я не отрицаю, что герцог Окделл молод и порывист. К тому же он эсператист, а значит более всех заинтересован в мире между нашими церквями. Думаю, он отправился в Агарис с одной целью: не допустить, чтобы доброе имя его эра и слава его короля были запятнаны позором Октавианской ночи, которую так неосторожно допустил господин кардинал… Молодой герцог, возможно, вел себя неосмотрительно, но его намерения были самыми благими. Мы могли бы воспользоваться шансом…

– Его намерения? – грубо перебил епископа тессорий Манрик. – Откуда вы знаете, что его намерением не было встретиться в Агарисе с изгнанным Раканом? Не забывайте: именно курия покрыла измену его отца, когда тот присягнул узурпатору! Государь, – заявил тессорий, тоже оборачиваясь к королю, – за этой непрошеной любезностью может скрываться эсператистский заговор. Герцога Окделла следует немедленно отозвать в Талиг и допросить.

– Какой вздор, граф! – пискнул сенескаль: у него был старчески-тонкий надтреснутый голос, из-за чего он казался старше своих пятидесяти четырех лет. – Порою мне кажется, что вы готовы усмотреть измену даже в самой добродетели!

– Ваше величество, я согласен с тессорием, – заглушил писк Миоссана бас Генерального прокурора. – Поступки герцога Надорского необъяснимы и вполне могут свидетельствовать о государственной измене!

– Шестнадцать дохлых кошек! – с досадой выругался военный министр. – Может, мальчишка и горяч, но он встретился с курией открыто и говорил по делу. Я даже слышал, что днями его высокопреосвященство получил послание от Эсперадора с предложением возобновить переговоры о примирении церквей. Если это измена, то я не знаю, что вы называете верностью!

Однако, как хорошо нынче военные осведомлены о церковных делах!

– Мы также получили послание Эсперадора, – вскользь подтвердил Фердинанд и добавил сквозь зубы: – В отличие от многих, Агарис еще не забыл, что главой олларианской церкви является король… и только король.

Сильвестр прикинулся глухим.

– Вы видите, маркиз, – обратился барон Йонеберге к Генеральному прокурору, – только завзятый интриган способен заподозрить в этом измену.

Король исподтишка покосился на кардинала.

– Позвольте, господин барон, не согласиться с вами, – елейным тоном произнес первый секретарь фок Вейсдорн. – Вы военный и вам свойственна прямота; вы и вообразить не можете, что из доброй сотни заговорщиков девяносто девять имеют вид честных людей.

Военный министр с усмешкой оглядел графа Вейсдорна и не думая скрывать иронию: очевидно, последний никогда не казался барону Йонеберге честным человеком, несмотря ни на какую военную прямоту.

– В любом случае, – поспешил вмешаться вице-кансильер Колиньяр, – молодого герцога следует вернуть домой как можно скорее. Его показания, несомненно, прояснят дело.

Граф Рафиано слегка заерзал на сиденье: очевидно, ему стало неудобно от такой грубой прямолинейности.

Генеральный атторней Жослен Флермон, до сих пор почти не отрывавший головы от бумаг, поднял глаза и с интересом воззрился на Колиньяра.

– Вы намерены отозвать из Фельпа герцога Алву? – любезно осведомился он. Супрем Придд усмехнулся уголком рта, словно предвкушая знатное развлечение.

– Да кто здесь говорит об Алве? – раздраженно поинтересовался морской министр де Аленгор, явно не понимая, почему Генеральный прокурор замер, будто с размаху налетел на стену.

– О, герцога Алву неизбежно придется вызвать, – все так же любезно пояснил Флермон. – Герцогу Надорскому семнадцать лет и, следовательно, он является несовершеннолетним. Стало быть, пока он пребывает под властью своего отца, а в отсутствие такового – опекуна, то есть в данном случае эра. Если бы его светлость Окделл в своем нынешнем положении изменил королю и Талигу, вина за это ложится на монсеньора Первого маршала, который в день святого Фабиана взял на себя ответственность за лояльность своего оруженосца перед короной.

– Законы Талига таковы, – сухо обронил супрем Придд, явно наслаждаясь вытянувшимися физиономиями противников.

– Тем более в данных обстоятельствах, – подхватил Флермон. – Поелику установлено, что герцог Окделл покинул Талиг по разрешению своего монсеньора, и поелику все, им сделанное, не противоречит интересам названного монсеньора, то, – Флермон еле заметно пожал плечами, – обвинить его светлость в измене крайне затруднительно. Но даже если у господина первого секретаря, – и Генеральный атторней слегка поклонился в сторону графа фок Вейсдорна, – найдутся для этого основания, подозрения против герцога Окделла неизбежно повлекут за собой подозрения против господина Первого маршала… что чревато последствиями для всего Талига.

Король испытующим взглядом уставился на Генерального прокурора, но тот молчал, переваривая сказанное. Сильвестр слегка покусывал губу, обдумывая ответ. Маркиз Орильян, разумеется, был не в курсе, но кардинал прекрасно помнил предпоследний разговор с Алвой. Что, если Рокэ опять встанет на защиту своего оруженосца? Сбрасывать это со счетов нельзя… Мальчишка ни в коем случае не должен стать камнем преткновения!

Блюститель опеки граф Ауэрберг, видимо, почувствовал, что настал его час, и проворно воспользовался паузой.

– Государь, герцог Окделл уже много лет должен был находиться на попечении короны, – громко заявил он, – раз его отец умер, когда наследник еще не достиг совершеннолетия. Я предлагал вашему величеству вызвать его светлость в Олларию, где он получил бы достойное воспитание в моем доме. Почему господин кардинал воспрепятствовал этому? Но теперь, государь, я настаиваю: если герцог Алва не способен справиться с собственным оруженосцем, опека должна быть перепоручена мне! Правда, я не вижу в действиях герцога никакого преступления…

– Зато вы видите выгоду в управлении его поместьями! – брезгливо выкрикнул Манрик. – Неужели нищий Надор так для вас привлекателен?

– Он нищий только покуда вы его обираете, любезный тессорий! – взвился Ауэрберг. – Не сомневайтесь: едва я верну свои законные права, я положу конец вашему безудержному грабежу!

Манрик побагровел, подыскивая ответ похлестче. Сильвестр поспешил вмешаться, пока спор между сановниками не перешел в грызню двух псов из-за аппетитной кости:

– Любезный граф Ауэрберг, в вас говорит горячая преданность вашему делу… Но вынужден напомнить вам, что Надор обложен налогами по решению короля.

– Герцог Алва мог быть обманут, – задумчиво проговорил граф фок Вейсдорн, словно прикидывая возможности. – Не следует забывать, что они с герцогом Окделлом кровные враги. Первый маршал дал своему оруженосцу поручение. Оруженосец не выполнил его…

– Почему же не выполнил? – возразил епископ Риссанский. – Ваши шпионы, несомненно, доложили вам, сударь, что из Агариса герцог Окделл немедленно отправился в Граши. Но меня беспокоит поручение, с которым Первый маршал послал его туда. Не может быть, чтобы ваши доносчики не сообщили вам о нем.

– О, это связано с волнениями в Эпинэ, – вмешался кардинал, стремясь не дать обсуждению свернуть в другую сторону. – Герцог Алва рассчитывал выведать намерения изгнанников через молодого герцога Надорского, к которому они отнеслись бы с доверием… Разумеется, есть риск, что Окделл изменил присяге, так же, как и его отец. Но если предательство возможно, лучше узнать о нем раньше, чем позже. Бегство графа Штанцлера для всех нас служит серьезным уроком, – многозначительно добавил Сильвестр, глядя на герцога Придда.

– Здесь нет людей, которые оправдывали бы графа Штанцлера! – холодно отрезал супрем.

– А я слыхал, что вы поддерживаете с ним отношения через ваших людей в Эр-Эпинэ, – возразил граф фок Вейсдорн самым нежным голосом. – Разве не вы в прошлом году писали герцогу Анри-Гийому, прося у него место смотрителя Пти-Буа для одного из ваших слуг?