Текст книги "Репортаж перед смертью (СИ)"

Автор книги: Terra 33

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Единственное, чего Люси никак не ожидала, было то, что Грей решит вместе с романтическими прервать также любые другие виды отношений между ними. Значит, её предположения были хотя бы отчасти верны. Что теперь с этим делать, она не знала. Возможно, самым правильным будет пустить всё на самотёк в надежде, что ситуация со временем сама как-нибудь разрешится.

Из задумчивости её вывел звенящий от напряжения голос Ромео:

– Всё готово. Можно начинать.

Журналистка кивнула, выбрасывая из головы не нужные сейчас мысли, и нажала на чёрную кнопку, вызывая охранника. Следующие два часа пролетели незаметно: вопросы, ответы, снова вопросы… Когда интервью закончилось, девушка бросила взгляд на часы и попросила своего спутника поторопиться. Конбальт молча собрал аппаратуру, убрал её в машину и до города тоже не произнёс ни слова. Люси, не спрашивая его согласия, завезла их сначала в кафе и снова сама сделала заказ. Молодой человек без энтузиазма поковырялся в тарелке и, отодвинув её, спросил, не смотря на сидящую напротив журналистку:

– А смерть на электрическом стуле… это очень страшно?

– Даже не думай! – прикрикнула на него девушка. И уже тише добавила: – Тебе нечего там делать.

– Но вы ведь ходите, – с упрямством маленького ребёнка буркнул Ромео. – Зачем?

– Так нужно… – не поднимая глаз, уверенно ответила девушка, надеясь, что тон голоса даст понять её собеседнику, что дальнейшие расспросы на эту тему не нужны и бестактны. Но тот либо не смог уловить скрытый намёк, либо специально не обратил на него внимания.

– Кому? – с тем же вызовом продолжил он расспросы. – Им? Вам?

Люси вдруг вспомнила серые глаза, полные сочувствия и грусти, и тихий голос, объясняющий ей такие простые истины: «Вы не найдёте здесь ответы на свои вопросы. Потому что тот, кто мог их дать, умер много лет назад. Перестаньте винить себя и живите ради тех, кто вам дорог. Пока ещё есть время».

– Ромео, – как можно твёрже и спокойнее сказала она. – Запомни на будущее: ходить на казни или нет – моё личное дело, и я не хочу больше это обсуждать. Особенно в таком тоне. Но, повторюсь, тебе точно там делать нечего. Ты меня понял? – Конбальт кивнул, и журналистка продолжила: – Я понимаю твоё состояние. Находиться там, видеть и слушать подобные вещи крайне тяжело. Если ты не готов, я могу попросить Фернандеса, чтобы тебя заменили.

– Нет, – мотнул головой молодой человек. – Я справлюсь.

– Тогда доедай и пойдём работать. Нам ещё много чего нужно сделать.

Конбальт со скоростью метеора опустошил тарелку и поднялся, всем своим видом демонстрируя трудовой энтузиазм. Люси только улыбнулась ему, направляясь к выходу из кафе: «первый раз» прошёл даже лучше, чем она ожидала. Возможно, всё не так плохо, и Ромео действительно подходит для этого проекта.

Они успели просмотреть лишь половину материала, когда телефон журналистки мелодично зазвонил, сообщая, что за ней приехали. Пришлось отложить работу на следующее утро, извиниться и поспешить к выходу. Уже спустившись в холл студии и увидев сквозь стеклянную дверь стоящего у машины Локи, девушка на секунду остановилась, стараясь восстановить сбившееся от быстрой ходьбы и волнения дыхание. После прошлой ночи она чувствовала себя не очень уверенно, потому что не знала, какой реакции ей следует ожидать от Стейнлиза. К счастью, он был абсолютно спокоен (по крайней мере, внешне) и ни словом не обмолвился о том, что произошло накануне. Это помогло Люси взять себя в руки и с головой окунуться в их расследование. Адвокат любезно посвятил её в новые детали.

Слова Драгнила о том, что подвеска была на Лисанне в день убийства, подтвердились. Девушки в магазине хорошо это помнили, потому что мисс Штраус едва не потеряла украшение: замочек на цепочке расстегнулся, и подарок жениха соскользнул с шеи девушки, наклонившейся за товаром в этот самый момент. Если бы не одна из продавщиц, поднявшая кулон с пола несколькими минутами позже, он точно был бы потерян. Освежить девушкам память и развязать языки помогло мужское обаяние Локи, а так же специальное удостоверение, выданное городской Гильдией Адвокатов, подтверждающее его юридический статус*. Господин Мине, увидев сей документ, решил не препятствовать разговору, безмолвной тенью маяча за спинами своих сотрудниц.

По своим каналам Стейнлизу удалось узнать, что ни в ломбардах, ни у перекупщиков краденного подобное украшение не появлялось. Поэтому вопрос, как оно попало к Миражанне Штраус, всё ещё требовал ответа. Именно к ней они сейчас и направлялись.

Кафе «Синий пегас», как и в тот день, когда Люси в первый раз переступила его порог, было почти пустым. Платиновая блондинка, увидев журналистку, недовольно скривилась:

– Опять вы… – но всё же кивнула щуплому пареньку за кассой, прося её заменить, и снова привела своих нежданных посетителей в маленькую комнатку за баром. Плотно закрыв дверь, повернулась к ним, сложив на груди руки, и хмуро спросила: – Зачем вы пришли? Я же сказала, что не буду помогать ни вам, ни… – Мира запнулась, словно не зная, как назвать того, кто убил её сестру. – Ни тому человеку.

– Мисс Штраус, – вступил в разговор юрист. – Меня зовут Локи Стейнлиз, я адвокат и, как ни неприятно вам будет это слышать, представляю интересы Нацу Драгнила, обвинённого в убийстве вашей сестры. Поверьте, никто не собирается чего-то просить, а тем более требовать от вас. Я бы просто хотел задать пару вопросов. Вы можете уделить нам немного времени?

– Хорошо, – чуть расслабилась блондинка. – Но только наедине.

– Люси, – адвокат повернулся к журналистке, протягивая ей ключи. – Подожди меня в машине.

Локи присоединился к ней уже спустя пятнадцать минут. Вид у него был весьма недовольный. Сев на водительское место, мужчина снял очки, устало потёр переносицу и, не смотря на свою спутницу, сказал:

– К сожалению, ничего нового узнать не удалось. Мисс Штраус рассказала мне то же самое, что говорила следователю, едва ли не слово в слово. Но она явно что-то скрывает, слишком нервно себя ведёт: теребит одежду, отводит глаза. Боюсь, что большего мы от неё не добьёмся. По крайней мере, пока.

– Что она сказала по поводу подвески?

Стейнлиз раздражённо дёрнул плечом:

– Я не стал спрашивать в лоб – если кулон действительно у неё, Миражанна может испугаться, что её заподозрят либо в убийстве, либо в соучастии, и попытается избавиться от него. Здесь нужно действовать очень осторожно, через прокурора и судью. На общие вопросы об украшении сестры тоже ответила весьма расплывчато: что-то похожее было, но точно описать не могу, потому что виделись с сестрой редко.

– А алиби Драгнила? Он говорил, что заходил в ту ночь в кафе.

– Это мисс Штраус подтвердила, но точного времени, когда он пришёл, назвать не смогла.

– Значит, тупик? – девушка закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. – Что же делать?

– Пока придётся задействовать то, что есть. Честно скажу: всё, на что мы может сейчас рассчитывать – это отсрочка смертной казни, – слова повисли в воздухе, тяжёлые и горькие, словно кислотой разъедающие душу. И прикосновение Локи, который крепко сжал её руку, желая поддержать и поделиться своей уверенностью, тоже не принесло облегчения. – Люси, у нас есть ещё сутки. Я сделаю всё возможное, обещаю тебе, – она смогла только кивнуть и отвернуться к окну, пытаясь скрыть от него заблестевшие на ресницах слёзы.

______________________________________________

*здесь – что-то вроде удостоверения, которые имеют юристы (представители прокуратуры, суда и т.д.).

========== Часть 13 ==========

Люси уже почти сорок минут мерила шагами асфальт перед входом в кафе «Синий пегас». Заведение давно гостеприимно открыло свои двери для посетителей, но того, кто был нужен журналистке, на рабочем месте до сих пор не наблюдалось. По какой причина Миражанна Штраус ещё не приступила к своим обязанностям за стойкой, девушке так и не удалось узнать. Щупленький парнишка, меланхолично готовящий кофе для пары посетителей, на её вопрос о платиновой блондинке только пожал плечами и абсолютно равнодушно сказал: «Да придёт, наверное», после чего, уточнив у Люси, не будет ли она что-нибудь заказывать, и получив отрицательный ответ, потерял к ней интерес, переключившись на стоящий рядом с кофе-машиной маленький телевизор. Решив не мозолить ему глаза, журналистка вернулась в свою машину, но усидеть спокойно в ней не смогла, в скором времени начав беспокойно ходить туда-сюда по тротуару и высматривая среди спешащих по своим делам прохожих девушку с длинными серебристо-белыми волосами.

После вчерашнего разговора с мисс Штраус и слов Локи о том, что сестра убитой может скрывать какую-то информацию, относящуюся к преступлению, Люси просто не находила себе места. Подобные подозрения появились у неё ещё после первой встречи с Миражанной (собственно, именно поэтому журналистка и обратилась за помощью к Стейнлизу), сейчас же это была почти уверенность. Но как заставить девушку говорить? И, самое главное, почему она молчит? Если у Миры есть доказательства причастности Драгнила к убийству, утаивать это глупо – парня уже осудили. Значит, то, что скрывает Штраус, должно, наоборот, оправдать его. Умалчивать правду в таком случае можно либо из-за личной неприязни, либо потому что девушка чего-то или кого-то боится. Второе было более вероятно, и причины у этого страха могли быть разными: от предположения, что она знает настоящего убийцу, до версии, по которой Мира сама убила сестру.

Так или иначе, но блондинка имела какое-то отношение к этому делу – на это косвенно указывал кулон, пропавший с места преступления и неизвестным образом появившийся на шее барменши. Люси, конечно же, прекрасно понимала, что раскручивать этот запутанный клубок лучше всего доверить профессионалам, но и спокойно стоять в стороне она не могла. У них осталось чуть больше суток, чтобы повлиять на судьбу одного заключённого. Поэтому уже больше получаса девушка беспокойно ходила рядом со своей машиной, прокручивая в голове заготовленные для разговора фразы.

Однако, как бы с ней не ждали встречи, Миражанна появилась совершенно неожиданно. Люси на мгновение отвернулась, в задумчивости зацепившись взглядом за проезжающий мимо ярко-красный автомобиль, а когда снова повернулась к кафе, невольно вздрогнула, увидев прямо перед собой высокую стройную девушку в вишнёвом, подчёркивающем фигуру платье. Мисс Штраус, нахмурившись, смотрела на журналистку и, когда её заметили, раздражённо спросила:

– Может, вы оставите меня, наконец, в покое? Я уже рассказала всё, что знала. Больше мне добавить нечего. Перестаньте меня преследовать, иначе я обращусь в полицию, – блондинка развернулась и, цокая каблуками, пошла по направлению к кафе. Люси, в первый момент опешившая от столь внезапной встречи, пару секунд смотрела уходящей девушке в спину, а потом, очнувшись, догнала и схватила за руку:

– Мира, подождите! – Штраус вздрогнула и отшатнулась. Журналистка поспешила отпустить её, но встала так, чтобы преградить дорогу. – Я не буду ни о чём вас спрашивать.

– Тогда зачем вы приехали?

– Я… – почему все заготовленные фразы имеют обыкновение исчезать из головы именно тогда, когда они так нужны? – Я не знаю… – действительно, зачем? Она не может, как Локи или тот же следователь Роуг Чени, задавать девушке вопросы, чтобы не лишить их, возможно, последних зацепок в этом деле. Не может ничего просить или требовать от Миражанны – Лисанна была её сестрой, и хоть в горе люди часто бывают жестоки, ей, Люси, придётся уважать чувства стоящей перед ней блондинки. Она сама прошла через подобное, и память о тех днях, когда боль была почти невыносима, до сих пор живёт в её сердце. И с годами она не становится меньше… – Мне жаль, правда, жаль. Вы лишились сестры и можете мне не верить, но я знаю, какое горе вам пришлось пережить. Потому что завтра будет десять лет, как я потеряла свою.

– Её тоже убили?

– Да. Мишель было всего девять, но я помню всё так, как будто это случилось вчера.

– Мне очень жаль, – Мира повторила её слова, выражая сочувствие, и Люси лишь кивнула головой, принимая соболезнования. – Вы ведь репортёр? Я помню, вы говорили о какой-то передаче про заключённых.

– «Репортаж перед смертью» на канале «True News».

– О чём она?

– Это интервью, – начала объяснять Люси. Она не понимала, почему вдруг Штраус заинтересовалась этим, но обрадовалась, что у них завязался хоть какой-никакой диалог. – Интервью с приговорёнными к смертной казне на электрическом стуле.

Мира чуть заметно вздрогнула и тихо, почти шёпотом спросила:

– Скажите… Это очень страшно?.. – она не договорила, но журналистка и так поняла, что имела в виду её собеседница. Недавно виденный сон вновь всплыл в памяти, заставляя холодеть ладони и учащённо биться сердце. Люси посмотрела в голубые, широко открытые глаза стоящей напротив девушки и так же тихо ответила:

– Да… – их зрительный контакт продолжался, кажется, целую вечность. И только залаявший неподалёку пёс заставил Штраус дёрнуться от неожиданности и отвести взгляд. Немного поколебавшись, она всё же спросила:

– Вы ведь виделись с… Нацу? Какой он?

– Какой? – Люси растерялась, не совсем понимая, что Мира имела в виду. – Ему трудно, но он… держится. Старается держаться. Хотя всё должно случиться завтра.

– Завтра? – Штраус резко вскинула голову. – Уже?!

Журналистка с нескрываемым удивлением посмотрела на неё:

– Разве вы не знали?

– Я… я забыла, – блондинка старательно прятала глаза, нервно теребя поясок платья. Теперь не увидеть, что она нервничает и всеми силами желает закончить разговор, мог только слепой. На её счастье, из дверей кафе выглянул давешний щуплый парнишка и, увидев Миражанну, окликнул девушку. Та буркнула извинения и поспешила уйти. Люси растерянно смотрела ей вслед. Забыла? Что вообще происходит с этой девушкой? То она впадает в истерику от одного имени убийцы своей сестры, то забывает дату казни. Сама журналистка до сих пор помнила не только число, но и почти всё, что происходило в тот день. Помнила, как стучал по стеклу дождь, как горчил на языке любимый грейпфрутовый сок, как хмурился отец, стоя у входной двери. Родители не сказали ей, но она прекрасно знала, куда и зачем они едут. С тех пор девушка ненавидела запах лаванды – именно так пахло от мамы в этот день, который она помнила лучше, чем тот, в который хоронили Мишель. А мисс Штраус…

Нет, Люси её не осуждала, она просто не понимала. Наверное, поэтому журналистка и не стала догонять Миражанну: что она могла ещё сказать ей, кроме того, что уже было сказано? Ни-че-го. Все слова внезапно закончились под тяжестью собственных воспоминаний и осознания того, что все её усилия были напрасны. Если Локи тоже ничего не сможет сделать… Нет, отдернула себя Люси, она не имеет права сдаваться, даже мысленно – ради того, кому так опрометчиво дала надежду.

Однако с каждым часом уверенность становилась всё меньше. Медленно таяла, как горка сливочного мороженого в стеклянной креманке, которое она заказала в первом подвернувшемся кафе. После разговора с Мирой Люси не смогла заставить себя поехать на работу, несмотря на то, что новый материал к её отъезду, как она планировала, не был готов. Сейчас все мысли занимал Нацу Драгнил, и девушке не хотелось ни видеть на экране чужое лицо, ни слушать другую историю. В конце концов, у неё ещё будет три дня. Хотя начальство и устроило ей небольшой «отпуск», она не собиралась задерживаться дома дольше обычного.

Дом… Увы, деревянное двухэтажное строение под черепичной крышей с вечными клумбами пряно пахнущих флоксов и баскетбольной площадкой на заднем дворе давно утратило этот статус, став не более чем пунктом назначения, к которому раз в год мчалась её машина, накручивая на спидометре серые километры дороги. Да, она помнила вкус черничного пирога, который пекла мама по выходным. И сильный с мороза аромат новогодней ёлки, что сердито колола пальцы тонкими жёсткими иголками, когда они с сестрой осторожно, едва дыша, развешивали по веткам прозрачные стеклянные шарики. Она могла услышать, стоило ей закрыть глаза, глухие, размеренные удары мяча по мягкому покрытию и папин голос, насмешливо подзадоривающий: «Ну, что, Лю? Дать тебе фору в пару очков?». Всё это было – яркое, живое, правдивое, настоящее. До смерти Мишель.

А потом осталась только ложь: в маминой улыбке при разговоре со знакомыми («Смерть дочери – тяжкое испытание, но вера поддерживает нас»), в уголках отцовских глаз («Я устал сегодня, Лю, сыграем в выходные»), в их чинных семейных ужинах, в походах в церковь по воскресеньям. В каждом движении, слове, взгляде. Люси задыхалась в этой атмосфере каждодневного обмана. Никто из них не говорил о произошедшем, не плакал, не смотрел рисунки Мишель, убранные вместе с остальными вещами на чердак. После первой годовщины отец снял со стены её фотографию: «Так надо, Лю. Маме очень больно смотреть на снимок. Ты же понимаешь?». Нет, она не понимала. Не хотела, не могла мириться с тем, что миссис Хартфилия просто вычеркнула из их жизни даже такую память о смешливой курносой девчонке с двумя соломенными косичками. Но выиграть эту войну в одиночку было невозможно.

Нет, отец не принимал сторону матери, он просто молчал. Собираясь на казнь человека, убившего его дочь, поднимаясь по лестнице на чердак с коробками в руках, отвозя соседскому мальчишке новенький велосипед Мишель, снимая фотографию… Господин Хартфилий не сказал ни слова даже тогда, когда Лейла, услышав крики Люси, вошла в гостиную и, недовольно пождав губы, дала дочери пощечину. И лишь гораздо позже, пожив вдалеке от ставших ненавистными стен, глотнув новых, «взрослых» проблем, она смогла понять отца.

Смерть Мишель не просто лишила её родителей дочери, но и разрушила то, что когда-то было крепкой и дружной семьёй. Вместо того, чтобы помочь друг другу, каждый из супругов переживал свалившееся на них горе в одиночку, спасаясь от боли так, как умел: мать – за внешней благопристойностью и строгостью, отец – в молчании и покорности судьбе. Холодность матери задевала, коверкала душу и заставляла Люси искать спасение и поддержку у того, кто всегда был ей ближе, но теперь не мог помочь. Внешне мужественный и уверенный в себе человек, перед лицом столь жестокого испытания Джудо Хартфилий оказался внутренне слаб и беспомощен. В отличие от своей жены, женщины властной и менее эмоциональной от природы, да к тому же обратившейся за поддержкой к религии, глава семейства не нашёл в себе силы (а, может, и желания) противостоять ударам судьбы. Он безропотно покорился воли супруги и поплыл по течению, отгородившись от столь жестокого к нему мира любимыми книгами. Тогда, отчаянно нуждающаяся в помощи, Люси не могла этого понять и простить. И только переступив порог дома и оказавшись от него за несколько десятков километров, девушка осознала всю тяжесть положения отца: она, в отличие от Джудо, имела возможность покинуть это полное скорби и отчаяния место, ему же придётся прожить здесь до конца своих дней.

Телефонный звонок выдернул девушку из воспоминаний прошлого. Едва увидев высветившийся на табло номер, она дрожащей рукой нажала на зеленую кнопку и поднесла аппарат к уху.

– Люси, – голос Стейнлиза был тихий и надтреснутый, словно он говорил через силу. – Мне очень жаль. Прокурор отказался заново открывать дело Драгнила. Придётся действовать через судью, который вёл процесс, но его сейчас нет в городе, а телефон недоступен. Я буду пытаться дозвониться до него в течение оставшегося времени, но…

– Я поняла… – она не маленькая и вполне способна понять столь очевидные вещи. Они проиграли. – Спасибо, Локи. За всё спасибо… – девушка судорожно выдохнула и сбросила звонок. Посидела пару минут, закрыв лицо руками, и снова потянулась к телефону, чувствуя, как дрожат пальцы, пока она набирала номер. Её ждал ещё один неприятный разговор.

***

Она медленно шла по коридору, вздрагивая от малейшего шороха и пряча от попадающихся навстречу людей глаза. Приехать сюда было чистым безумием, но её словно кто-то толкал в спину. Впрочем, как и всегда, когда дело касалось Его. И судьба, словно смеясь над её жалкими попытками вырваться из того сладкого кошмара, в котором она жила уже несколько лет, делала всё, чтобы связывающие девушку путы лишь сильнее затягивались вокруг неё. Как и сегодня… Она надеялась, что встреча по какой-то причине не состоится, но уже меньше, чем через час сидела перед тем, кого, думала, уже никогда больше не увидит.

Он молчал и, чуть склонив голову на бок, смотрел на неё. Прямо в глаза. Так, как только Он это умеет: пристально, спокойно, с чувством осознанного и неоспоримого превосходства – как хозяин смотрит на свою собственность. Она и была Его собственностью, всегда, с первого мгновения их встречи. Так решил Он, и у неё не нашлось сил, чтобы противостоять Ему. И уже не будет.

– Я… – голос сорвался, руки затряслись, и она со всей силы вцепилась холодеющими пальцами в сумочку. Воздуха стало катастрофически не хватать, но под Его взглядом невозможно было вздохнуть полной грудью. Оставалось только дышать быстро и коротко, как собака, чувствуя резь в глазах от закипавших слёз.

– Ты ведь знаешь, что нужно делать, детка? – сидевший напротив нарушил, наконец, молчание, и от этого вопроса, и слова, которым Он назвал её, и Его голоса всё сжалось внутри, словно кто-то завязал внутренности в горячий, тугой узел.

– Да… Да, я сделаю… – выдохнула почти не слышно. Но Он услышал. По губам пробежала улыбка:

– Не разочаруй меня, – медленно поднялся и пошёл к двери, сильный и грациозный, как дикий зверь. И такой же опасный, даже здесь, даже сейчас. Она не осмелится ослушаться Его. Он слишком глубоко запустил в её душу свои когти. Если бы она не приехала, у неё ещё оставался бы шанс вырваться на свободу. Теперь это уже невозможно…

========== Часть 14 ==========

Комментарий к

Фух, я это сделала. Глава писалась очень тяжело. Прошу прощения, если есть косяки – чуть позже обязательно поправлю.

Приятного чтения)

Длинные гудки в трубке начинали действовать на нервы. Пять, шесть, семь… Она знала, что дальше заставлять звонить телефон было невежливо, но понимала: если не поговорить сейчас, потом у неё просто не хватит духа набрать этот номер. И поэтому продолжала считать. На десятом раздался щелчок, и высокий женский голос отчётливо и немного торжественно произнёс:

– Дом Джудо и Лейлы Хартфилиев. Слушаю вас.

Люси невольно сжалась, но всё же заставила себя сказать:

– Здравствуй, мама.

– Люсьена? – странно, мать всегда называла её только полным именем, в отличие от Мишель или того же отца. Последний обращался к ней так лишь в случае, когда у них назревал какой-то серьёзный разговор, но даже тогда не мог долго быть официальным и строгим, довольно быстро переходя на столь привычное краткое «Лю». – Здравствуй.

– Как ваши дела? Папа уже забрал машину из ремонта? Что нового обсуждали на заседании церковного клуба? – она задавала эти и множество других ничего не значащих вопросов, почти не вслушиваясь в ответы. Зачем ей знать, сколько денег собрали на последней благотворительной ярмарке и где проведут летние каникулы соседские ребятишки? Или почему закрыли маленький магазинчик на углу, в котором Люси любила покупать кофейные тянучки. Ей было совсем не интересно слушать описание новой формы, которую школьники станут носить в следующем учебном году по распоряжению мэра, и полный список книг, переданных их семьёй в городскую библиотеку. Но так было нужно. Этого требовали правила приличия. Ведь она была дома год назад, да и звонила не чаще одного раза в месяц, но как послушная и хорошо воспитанная дочь должна интересоваться тем, чем живёт её семья и город, в котором выросла.

А ещё надо рассказать о себе – кратко, не вдаваясь в подробности и не жалуясь: зачем кому-то знать о твоих проблемах? Это невежливо по отношению к другим. Всего несколько фраз, на которые собеседник даже не сочтёт нужным ответить. Но которые нельзя не произнести.

«Люси врушка! Люси трусишка!»

Нет, она так и не смогла избавиться от удушающих оков прошлого. Сколько раз она давала себе слово, что в этот раз обойдётся без лишних, ничего не значащих разговоров? Сколько раз мысленно проговаривала всё то, что собиралась сказать матери, желая раз и навсегда покончить с бесконечной ложью? Но стоило Люси только услышать в трубке хорошо поставленный, размеренный голос миссис Хартфилии, и вся её решимость бесследно исчезала, оставляя в душе противное чувство беспомощности и стыда. Сегодня будет так же?..

– Люсьена, ты помнишь, какой завтра день?

– Да, мама, конечно.

– Хорошо. Твоя комната уже готова. Постарайся приехать пораньше. Тёти Мэри не будет, поэтому мне потребуется твоя помощь. Эти её близнецы…

– Я не приеду, – пауза, длинная, звенящая, тянущая нервы. И резкое, как удар, слово:

– Что?

– Я не приеду, мама, – повторить чуть громче, отчетливее и твёрже. Словно прыгнуть с вышки в бассейн: глубокий вдох, отчаянный прыжок в пустоту, трёхсекундный полет, дарящий удивительную, головокружительную лёгкость и заставляющий всё внутри сжиматься от ужаса перед надвигающейся бездной, холодная упругость принявшей тебя водной стихии, пришедшее с запозданием осознание безумия совершённого шага…

Она сделала это. Теперь главное – выстоять под напором холодного недовольства миссис Хартфилии. Как жаль, что трубку не взял отец. Именно сейчас Люси так было необходимо его молчание. Как в тот день, когда через неделю после окончания школы она в спешке собирала вещи, намереваясь уехать дневным поездом. Джудо зашёл в её комнату, молча понаблюдал за тем, как заполняется старенький дерматиновый чемодан, и так же молча вышел, оставив на покрывале конверт. В нём оказались деньги – вполне приличная сумма, которой хватило на несколько месяцев. Это единственное, чем отец смог помочь ей тогда, но Люси была ему за это очень благодарна. Как и за короткие телефонные разговоры, если он успевал раньше матери взять трубку: «У нас всё хорошо, Лю. Я передам маме, что ты звонила. Береги себя». Три фразы, оберегающие её от необходимости лгать и притворяться, щелчок разъединения и быстрые гудки, как отпущение грехов. Сегодня этого не будет.

– Потрудись объясниться, – голос Лейлы был жёстким и не просто холодным – пробирающим до костей. А ведь когда-то она умела смеяться…

– Прости, у меня есть неотложные дела, – не важно, что это было лишь наполовину правдой. Мать не будет её слушать в любом случае.

– Что же такое важное могло заставить тебя забыть свои обязанности по отношению к семье? Ты подумала о том, что скажут люди и как мы будем выглядеть в глазах родственников, если моя старшая дочь завтра будет отсутствовать? Это недопустимо, Люсьена. Ты должна всё перенести на другой день и приехать.

– Я не могу, мама. Прости. Мне нужно быть здесь. Я позвоню вам… потом… До свидания, – Люси быстро сбросила звонок и, подумав несколько секунд, совсем отключила телефон. У неё не было ни сил, ни желания больше ни с кем разговаривать, особенно с матерью, а то, что та непременно попробует позвонить дочери ещё раз (и, скорее всего, не один), чтобы наставить её на путь истинный, можно было даже не сомневаться. Девушка понимала, что рано или поздно, но ей всё же придётся поговорить с миссис Хартфилией и выслушать все обидные и нелицеприятные слова в свой адрес. Не важно, сколько пройдёт времени – месяц или год, мать ничего не забудет и при случае обязательно напомнит о произошедшем.

Однако сейчас Люси была не готова к тому, чтобы слушать нотации и объясняться по поводу своего поведения. Более того, ни на то, ни на другое у неё просто нет времени. Наручные часы показывали уже половину четвёртого, и ей придётся поторопиться, чтобы успеть получить разрешение на последнее свидание. Как бы не было трудно, она должна найти в себе силы посмотреть в глаза тому, кто стал жертвой её самоуверенности и не сбывшейся надежды. Нацу Драгнил имеет право хотя бы на извинения.

И всё же ехать в тюрьму в одиночестве девушка не решилась. Ей хотелось, чтобы рядом был хоть кто-то, кто смог бы, пусть не надолго, отвлечь от страшных мыслей, при этом не задавая лишних вопросов и не устраивая сцен ревности. Пожалуй, лучшей, если не единственной, кандидатурой на эту роль был Ромео Конбальт. Наверное, это было немного эгоистично с её стороны – заставлять парнишку снова ехать туда, но Люси не собиралась вести его внутрь: ей будет достаточно и его присутствия в машине.

Оставив автомобиль на стоянке перед телестудией, журналистка быстро поднялась по ступенькам крыльца и уже в холле, занятая своими мыслями, не заметила идущего навстречу человека и столкнулась с ним. Жертва её задумчивости недовольно цокнула языком, но уходить с дороги не собиралась. Более того, даже загородила ей проход, когда девушка, буркнув: «Извините!», хотела обойти неожиданное препятствие. Пришлось поднять голову. Перед ней стоял Грей Фуллбастер.

Пожалуй, он был последним, с кем Люси хотела бы сейчас общаться. Их недавняя ссора и странное поведение чернявого оператора, которое больше подходило брошенному возлюбленному, чем давнему другу, больно ранили и смущали, а неподтверждённые догадки о чувствах Фуллбастера лишь увеличивали сумятицу, царящую в голове девушки. Было совершенно не понятно ни что испытывал к ней Грей, ни чего он в итоге добивался. То, что им двигала ревность, ясно читалось в его чёрных, гневно следящих за ней глазах. Но чем это чувство было вызвано? Искренней симпатией или желанием вернуть привычные отношения? Кажется, её не устраивал ни один из вариантов. Вновь становиться тихой гаванью между очередными любовными приключениями Фуллбастера и довольствоваться несколькими неделями жаркого и ни к чему не обязывающего секса? Нет, увольте. Четырёх лет вполне хватило на то, чтобы понять, что подобное положение вещей её не устраивает.

Что же касается более глубоких чувств со стороны Грея… Такой поворот не был бы для Люси полной неожиданностью, однако события последних дней совершенно затмили собой даже такую (пусть пока лишь и предполагаемую) новость. В любое другое время девушка постаралась бы разобраться в собственных чувствах, чтобы в случае необходимости дать другу ответ. Но сейчас черноглазый оператор со своими невысказанными проблемами доставлял лишь дополнительные неприятности. И, судя по его нахмуренным бровям и поджатым губам, он готов прямо сию минуту добавить к уже имеющимся новую порцию.

– Если ты торопишься на третий этаж, хочу тебя расстроить – Эвклиф уехал час назад, – сказал молодой человек.